Текст книги "Перековка. Перевернутое Небо (СИ)"

Автор книги: Михаил Игнатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

– Ясно, – недовольно ответил Тола. – Может, довольно речей? У меня есть приказ магистра, и этого достаточно. Раз здесь нет Дизир, то мне плевать на этих людей, времена, когда я охотился вокруг Академии на сектантов, уже почти стёрлись из моей памяти.

Я кивнул, принимая ответ, и отвернулся. Что же, поглядим, так ли это.

Ворота. Всё те же, как я и помнил. Высокие, хлипкие, не способные остановить сильного Воина. Открытые, пустые, пропустившие нас без всяких…

– Эй, путники, киньте монетку на пропитание младшим братцам.

Я застыл, не веря своим ушам.

Я же осматривал ворота и улица за ними с помощью восприятия. Ровно перед тем, как толкнуть речь-предупреждение для спутников.

Их же не было здесь десять вдохов назад!

Я, наконец, повернулся.

Зато сейчас были.

Всё те же жалкие и грязные оборванцы. Трое.

И за их спинами всё те же чудовищно грязные Марионетки, покрытые мухами.

Только одно в них было отличие от прошлых: ни над кем из трёх Марионеток в Указах не вспыхивали символы, ничто в них не хотело сопротивляться.

– Слышь, поделись монеткой с младшими братцами, говорю.

На моих глазах из щели между домами выползла, подгоняемая пинками, ещё одна Марионетка. Именно выползла, потому что ничего человеческого в ней уже не оставалось. Это было когда-то человеком. До того, как попало в лапы этим ничтожествам.

Я процедил:

– Мне казалось, в прошлый раз я ясно выразил вам своё недовольство, ничтожества.

– Чё? – скривился этот ублюдок передо мной. – Какое ещё недовольство? Чё ты мелешь?

– Похоже, вы из тех, кто не понимает с первого раза, – покачал я головой. – Ничтожества должны знать своё место.

Шаг вперёд, и я впечатываю ладонь в грудь оборванца. Его сносит с ног, отшвыривает в стену дома, вбивает в неё, заставляя идти трещинами кладку.

На нём не было Покрова, я ощутил, как хрустнули под ладонью рёбра. Мёртв, даже если ещё хлопает глазами и разевает рот, пытаясь вдохнуть.

– Это чё? Ты чё⁈ – вскочили остальные двое.

Ничтожества. Их самих можно принять за тупых марионеток.

Два шага вперёд, и моя ладонь смыкается на шее ближайшего.

– Рождённые Пылью, да? – он лишь хрипит в моей хватке.

Зато у второго просыпается что-то от разума.

– Убить его!

Марионетки, словно единая тварь, вскакивают, прыгают вперёд, чтобы через миг рухнуть на землю, буквально нашпигованные техниками.

Амма спокойно замечает за спиной:

– Здесь только мой господин решает, кто должен умереть.

Я снова встряхиваю ублюдка в своей руке:

– Рождённые Пылью? Не слышу ответа, ничтожество.

Тот хрипит, вопит что-то неразборчивое, колотит меня руками и ногами, пачкая мне халат, и моё терпение заканчивается – его шея хрустит, и я отшвыриваю в сторону тело. Впиваясь взглядом в ближайшего из двух оставшихся.

Тот оборванец, который только что пинал Марионетку, с трудом сглатывает вставший в горле комок, а затем окутывается какой-то техникой и прыгает в сторону, пытаясь спрятаться в щели, откуда выполз. Ничтожество, не способное делать выводы – он так и умирает в этой щели, разрезанный надвое вместе со своей защитной техникой – Пересмешник гораздо быстрей.

Я же смыкаю пальцы на шее последнего. Спрашиваю вновь, уже даже не рассчитывая на ответ:

– Рождённые Пылью?

– Д-да, господин, – неожиданно отвечает тот, не пытаясь ударить меня, а лишь пытаясь то ли разжать мои пальцы, то ли подтянуться на них, чтобы ухватить дополнительный глоток воздуха.

Я довольно скалюсь:

– Ничтожества, которые ничего не уяснили из первого урока, – встряхиваю ублюдка. – Зови!

– Кого, г-господин?

– Всю свою шайку. Зови! Ну! Что там у тебя есть на такой случай? Амулет?

– Замерли! – Раздаётся новый, сильный и уверенный голос. – Ты, отпусти его! Приказ стражи!

Ну конечно, как встреча с одними ничтожествами может обойтись без встречи с другими?

– Господин, мне…

– Заткни его, – отдаю короткий приказ, даже не поворачиваясь на голос Аммы.

– Хм, – короткий хмык и через миг хрип стражника.

Восприятие показывает мне, как Амма стремительным росчерком сблизилась с ним и повторила мой недавний прием – впечатала ему в грудь ладонь. Отшвырнуло его до самой крепостной стены. Только броня и Покров позволили ему сохранить жизнь. Через миг и Тола сорвался с места, встречая мечом ещё двоих стражников.

Но мне было плевать на те ничтожества, сейчас меня занимало то, которое трепыхалось в моей хватке.

– Вы-зы-вай, – приказал я, медленно сжимая ладонь.

Вот теперь до ничтожества дошло. Захрипел, затрепыхался, ухватился за одну из побрякушек на груди.

– Тревога! Трево…

Ещё один стражник заткнулся, пятясь под градом ударов Толы.

– А-а-а! А-а-а! – а вот потеря руки заставила его вновь начать вопить.

Я поморщился. Что Тола возится с этим ничтожеством?

– Безумный господин, я, конечно, не устаю раз за разом восхищаться этой вашей чертой, но сейчас вы превзошли сами себя, – хмыкнул Пересмешник, который так и не сдвинулся с места. – Никого не трогайте, ни на что не обращайте внимания, вы сектанты из далёкой секты, вы всё это видели. Нам нет никакого дела до того, как они живут и кого убивают. Сейчас я покажу вам, как себя нужно вести. Моё почтение, безумный господин.

Этот яд подействовал на меня, словно это были не слова, а поток ледяной воды.

Я сглотнул и ослабил хватку на горле попрошайки.

Какого дарса?

Я ведь и правда собирался просто пройти город насквозь. Ни на кого не обращая внимания и никому не давая повода себя хоть в чём-то заподозрить.

Восприятие же продолжало показывать мне ворота и окрестности во всех подробностях.

Пять мёртвых Марионеток. Трое мёртвых попрошаек. Лужи крови. Зажимающий отрубленный обрубок руки стражник.

Ничтожества.

Всё снова началось, продолжалось и держалось на этом слове.

И это снова был не я.

Только пробирающее до дрожи понимание этого позволило мне справиться с новой порцией гнева и презрения.

Торопливо толкнул мыслеречь:

– Не убивайте стражу.

Ответила только Амма:

– Да, господин.

Но мне было этого довольно.

– Братья! Наших поубивали!

Вдох я глядел на выскочивших оборванцев. Кто они было понятно и так по сопровождающим их Марионеткам.

Ещё вдох я боролся с собой, пытаясь заставить себя решить дело миром и на этом закончить.

Я пытался, честно пытался задавить в себе раздражение, ненависть, холодную ярость на этих ничтожеств, а затем сдался.

Не могу.

Не получается.

Оставить их в живых выше моих сил.

Я убил их в прошлый раз. Я буду убивать их и в этот.

Шея ничтожества в моей руке хрустнула, обрывая его никчёмную сектантскую жизнь, а затем я швырнул его тело, используя словно огромный камень.

Попал. Марионетку снесло с ног, подняться я ей уже не дал.

Сейчас я подарю вам всем смерть.

Над толпой Рождённых Пылью уже очертился круг печати, когда я осадил себя.

Слишком быстро. Они этого не заслуживают. Так я внушу им страх, и они попрячутся от меня в самых тёмных норах этого жалкого городишки.

Нужно внушить им надежду.

Печать, не получившая ни единого символа, потухла.

Шаг вперёд, одёрнуть рукав халата, обнажая наруч, на который я принимаю удар ржавого меча. Встретить ладонью левой руки удар Марионетки, закружить среди них в ложной схватке.

Следующие сотню вдохов на улочке перед воротами творилось дарс знает что. Тола и Амма рубились со стражей, взяв с меня пример и развлекаясь. Им, двум Предводителям, схватка даже с сотней Мастеров ничем не грозила. Ну, за исключением составных техник, но стоило Толе один раз попасть под неё, как он всё понял и не давал стражникам даже начать новую.

Я же через сотню вдохов решил, что достаточно – уже давно перестали выбегать новые ничтожества из Рождённых Пылью, а значит, им пора умирать.

Десять вдохов понадобилось мне, чтобы сделать это.

Я обошёлся без Пронзателя. Без змеев и без Указов.

Эти ничтожества не заслужили подобного.

– ПРЕКРАТИТЬ!

Крик был хорош. Громкий, гулкий, отдающийся в груди.

А вот затопившая улицу духовная сила подкачала.

Она должна была сковать нарушителей порядка, вбить их в камень, в пыль, сделать беспомощными, бьющимися за каждый глоток воздуха, отдать нарушителей в руки стражи города, но…

Я поднял взгляд к парящему над домами седому мужчине с короткой и редкой бородёнкой. Глава города Лунного Света. Давно не виделись. Как там его? Кавий? Ещё одно ничтожество, не сумевшее толком сковать и придавить своей силой даже Толу.

Ухмыльнувшись, я спросил:

– А если не хочу?

– Я СКАЗАЛ…

Не давая этому ничтожеству договорить, я выплеснул из себя уже свою духовную силу, медленно, но неотвратимо вытесняя ей чужую, освобождая от её давления Толу, отталкивая её прочь и выше, наслаждаясь каждым мигом доказательства того, насколько противник ничтожен. Старик Кавий тут же заткнулся, натужился, покраснел, пытаясь остановить мой навал. Но разве это было по силам подобному ничтожеству?

Я вновь поймал себя на произнесении этого слова. Чужого мне слова. Слова, которое принадлежало не мне. Как не принадлежала мне злость и презрение, что я сейчас испытывал.

Стиснув зубы, я напомнил себе – это не моё, это не я. Мне понадобилось три вдоха на то, чтобы хоть немного притушить холодную ярость презрения. Затем я остановил духовную силу, думаю, сделанного будет достаточно.

Медленно повторил:

– И всё же я не хочу прекращать, Кавий.

Тот, всё так же вися над домами на своём летающем мече, хрипло проревел:

– Ты-ы-ы!

И всё моё с таким трудом выстроенное спокойствие рухнуло, словно его и не было.

Что я, ничтожество? Что тебе непонятно в моём намёке? Что тебе непонятно в моей уступке?

Воздух свистнул, расступаясь с моего пути, и ничтожество Кавий оказался на расстоянии вытянутой руки. Он бы отшатнулся, ринулся прочь, да только куда?

Мы оба стояли на его летающем мече, только он ближе к рукояти, а я ближе к острию. Точь-в-точь, как мы стояли когда-то на мече со старшим Тизиором. Вот только была и большая разница. Это ничтожество… Я вырву ему сердце.

Кавия спас страх. Тот страх, что плескался в его глазах, пролился на лицо серостью, отразился дрожью голоса и пальцев.

– С-с-старший, п-простите, ме-ме-ме-м-меня.

Я ухмыльнулся. Жалкое ничтож… Но страх в глазах Кавия был так велик, что заставил меня до крови прикусить губу. Ощущая, как рот наполняется кровью, я задавил в себе эту чужую мысль, это чужое слово, эту чужую ярость, это жуткое желание вырвать сердце врага. Старикашка. Жалкий старикашка, что трясётся за свою жизнь. Он старикашка и ничего больше, никаких больше других слов.

Процедил:

– Простить? Того, кто ещё давит духовной силой?

Кавий выпучил глаза, и я тут же ощутил, что исчезло малейшее сопротивление уже моей духовной силе. Понимая, что этого мало, он завопил, подкрепляя голос мыслеречью:

– Сложить оружие! Сложить оружие!

Я обернулся. Возможно, со стороны выглядело как желание оценить происходящее внизу своими глазами, но мне, скорее, нужно было убрать с глаз этого жалкого старикашку, задавить в себе окончательно не свою злость и понять, как, дарс меня побери, я преодолел это расстояние от ворот до меча Кавия?

Больше всего это походило на Рывок. Причём Рывок непрерывный, потому как для одиночной техники расстояние было чрезмерным. Вот только я не заметил, чтобы использовал обращение и созвездие. Можно было бы списать это на использование Рывка по-властелински, если бы не одна большая проблема: переставленные средоточия в моём теле никуда не делись. И я точно знал, что Рывок в том виде, в котором я его знал, изучил и познал – не действует. Для меня сегодняшнего Рывок не более чем бессмысленный набор узлов: проверено не один раз за время пути к Истоку и Роднику.

Но я за миг преодолел более чем две сотни шагов. Как?

– С-старший, – Кавий тем временем почти справился с испугом и заиканием. – Позвольте этому ничтожному…

А вот тут мне вновь пришлось стиснуть зубы, давя новую вспышку злости. Дарсов Кавий, сам ведь ищет на свою голову и своё сердце проблем.

Прозрение у него действовало хорошо – заткнулся в тот же миг и продолжил только тогда, когда я сумел вытеснить из головы мысли о его сердце. Да и выводы сделал на удивление правильные.

– К-как я могу загладить свою вину?

И нет, выводы это не то, что он завёл разговор о вине, а то, что перестал называть себя ничтожным. Глядя на то, как медленно, глазея по сторонам, сходятся внизу мои люди, я насмешливо спросил:

– И что же мне может предложить глава ни… небольшого вольного города? Неужели за эти годы ты разбогател?

– Годы, старший? Простите меня за мою память, но разве мы уже встречались?

Я отвернулся от происходящего внизу и вновь обернулся на Кавия. Разве не ради подобной встречи я восстановил это лицо?

– Года два назад или даже три. Тот год, когда Фатия выиграла на Взвешивании Трав, тот год, когда исчезли Жуки.

Кавий изменился в лице.

– Атрий, – через миг изменился вновь, побледнев и торопливо согнув спину в приветствии. – Старший Атрий, простите, не признал. Да, вы правы, Лунный Свет не стал богаче, но его девушки за это время тоже не стали уродливей. А может быть, вы соскучились по родной еде, старший Атрий?

Я хмыкнул:

– Еда, девушки. Ты бы ещё предложил ваших так называемых монет, жалких осколков духовных камней, – согнав с губ улыбку, я преодолел разделявший нас на мече шаг, оказавшись вплотную к Кавию. – Рождённые Пылью и их… – пришлось на миг стиснуть зубы, давя в себе злость и ненависть, давя в себе чужое слово, – ублюдочные Марионетки. Чтобы и следа от всего этого не осталось в твоём городе, ты понял меня?

Кавий, не смея отвести или опустить взгляд, кивнул:

– П-понял, старший. Два дня и я сложу их головы перед вашим домом.

– Я не собираюсь торчать здесь даже два дня.

– Эм, – растерялся Кавий. – Старший, простите за мою возможную грубость, но, если вы забыли, то сейчас сезон Молниевых Бурь. Он не закончился и не…

Я вскинул брови и спросил:

– Ты считаешь, что они могут мне навредить?

– Простите, старший! – Кавий снова согнулся бы сейчас в поклоне, если бы не боялся врезаться в меня головой. – Простите, что позволил себе усомниться в вас!

– Но ты молодец, что не стал о них молчать.

На самом деле, мне почему-то помнилось, что эти бури, напротив, стихают перед открытием Хребта, и в это время как раз стекаются в вольные города добытчики. Не думаю, что сейчас что-то изменится. Уходя из владений безумного духа, я ничего не менял и отдал приказ продолжать всё по-прежнему. Да и отсветы молний на горизонте я уже видел.

Вспомнив, потребовал:

– Карту.

– Карту, старший? – не понял меня Кавий.

Я изумился:

– Что непонятного? Карту всех окрестных земель мне. За эти годы я подзабыл окрестности.

– Да, старший, сейчас принесут.

Он в тот же миг толкнул от себя мыслеречь, выкликивая какого-то подчинённого.

По большому счёту мне всё уже было неинтересно. Я совершил немало глупостей, которые привели к гибели моих людей, но то, что сейчас произошло за воротами, глупостью не считал. Да, сорвался, да, да, поступил так, как не должен был, но… Лучше всего было бы не заявлять о себе до начала всего задуманного, но и так вышло неплохо.

Я проверил силу местных и узнал, что она осталась ровно такой, какой я её помнил.

Я дал почву слухам: Атрий вернулся, у Тритонов что-то сейчас будет.

Ну а то, что будет совсем не то, что все ожидают, кто виноват в том, что все ждут глупостей?

Раз уж всё случилось, то можно только ещё немного позабавиться и ещё немного запутать этого старикашку Кавия.

С этой мыслью я махнул рукой и шагнул в сторону, где повис в воздухе уже мой меч.

Гадайте теперь, какой звезды я Предводитель и ошибайтесь.

Лететь над городом я не стал, спустился вниз тут же, в ста шагах от схватки у ворот, там, где не было тел, крови и обломков. Внизу меня уже ждали мои спутники.

И если насчёт Пересмешника у меня не было никаких вопросов, то остальных двух я смерил взглядом с ухмылкой.

– Ну как, готовы проверить своё понимание стихии?

Амма не изменила себе:

– Если таков приказ господина.

А вот Тола был на удивление осторожен:

– И как будет проходить проверка?

– Узнаешь, – не стал я открывать правды.

Он хмыкнул, огляделся и словно невзначай заметил:

– Это даже близко не похоже на того младшего, которого мне поручили проверить в Академии. Зато понятно, почему глава Шандри обратил на него внимание. Он не раз и не два повторял мне: магистр должен быть твёрдым, даже жёстким в решениях.

У меня дёрнулась щека, а через вдох я сказал:

– Шандри погиб в Истоке во время битвы за город. На нас напал Повелитель Стихии. Ни Шандри, ни других павших не вернуть, но я убил Повелителя, а из нападавших мало кто успел сдаться.

– Повелитель Стихии, – покачал головой Тола. – Мог ли я когда-то даже подумать о том, что увижу идущих подобной силы? Или о том, что окажусь в Шестом? Что до Шандри… Я понимаю, о чём вы, магистр, хотите мне сказать, но моё сердце давно очерствело. Я сожалею о гибели наставника, но не более. Это хорошо, магистр, потому что у других собратьев вот это, – повёл рукой Тола, обводя место наказания Рождённых Пылью, – могло бы вызвать вопросы, у меня же, убивавшего Дизир, вопросов нет.

Пересмешник возразил:

– Нет у меня никаких вопросов.

– У меча и не должно их быть. Он разит, не задавая вопросов, — твёрдо ответил ему Тола. – Какое ты отношение имеешь к моим собратьям, наёмный меч?

– Я вольный меч, — ухмыльнулся Пересмешник. – Я просто следую за господином вольных, верных и безумных.

Вздохнув, я повёл рукой и предложил, всем:

– Давайте не будем ссориться и забудем о том, что случилось у ворот.

Пересмешник хмыкнул:

– Если господину будет угодно, то самые верные станут и самыми беспамятными.

– Угодно, – немедленно ответил я.

Тола пожал плечами и больше ничего мне не сказал.

Позади осталось уже три улицы, и даже стражники отстали, поэтому люди вокруг совсем не выглядели встревоженными. Они не видели сцены на летающем мече и тем более не слышали криков у ворот. Не так уж и громко там все вопили. Ничего больше во мне не ярилось, да и вокруг не было ничего такого, что казалось бы мне ничтожным. Но не у одного меня могут быть проблемы с сектантами, что бы там мне ни говорил Тола про Дизир и чёрствое сердце.

У меня не так много времени и ничего лучше этого города впереди не будет. Не считая полей и крестьян на них. Поэтому я повёл рукой и спросил Толу:

– Представь, что я ничего не сказал тебе о месте, куда привёл. Ты не знаешь, кто эти люди. Сильно ли они отличаются от соседей Ордена?

Тот поднял бровь:

– А ворота забываем, магистр?

Я скривился, потёр бровь и процедил:

– Забываем.

Тола покачал головой, замолчал на какое-то время, крутя по сторонам головой. Наконец, сказал:

– Не вижу пленных на продажу, не висят отрубленные головы и руки, но вон на том лотке, на соседней улице, лежат на продажу пилюли. Видимо, мой магистр хочет услышать от меня мысль, что внешне у нас никаких отличий и мы никак не выделяемся. Ни внешне, ни по одежде, ни по оружию.

– Хорошо, – кивнул я. – Ещё лучше было бы, если бы больше не пытался говорить обо мне в третьем лице.

Тола на миг заледенел лицом, коротко кивнул:

– Виноват, магистр.

– И не называй меня так в этих землях даже мыслеречью. Ей тоже нужно уметь пользоваться и учиться отмерять ровно столько силы, сколько нужно.

– Я понял, — Теперь кивнул Тола, затем криво усмехнулся. – Господин?

– Главы будет достаточно. Так называют меня все твои собратья перед лицом внешнего мира.

На короткий миг нырнул в кольцо и раздавил там один из самых простых духовных камней, что нашёл. Всучил это крошево Толе:

– Отыщи нам проводника до ворот.

– Я? – изумился Тола вслух. – Зачем? Как?

– Что как? – настала уже моя очередь удивляться. – Ни разу не нанимал в проводники оборванцев?

– В Ордене нет оборванцев.

– Орден большой и чего, и кого в нём только нет. Проводника, Тола, ищи проводника. Пусть ведёт нас к выходу.

– Это зачем? — Продолжил возмущаться Тола. Поднял руку и ткнул ей: – Там. Вон там выход, ворота и выжженные солнцем поля.

– Проводника, Тола.

– Это и есть испытание на понимание стихии? – пробурчал Тола под нос.

– Это испытание на то, будешь ли ты убивать проводника или нет, — сжалилась над ним Амма.

Я удивлённый её вмешательством, скосил на неё взгляд. Тола же хмыкнул, завертел головой и только спустя полсотни вдохов и ещё одну улицу выкрикнул:

– Эй, ты, мелкий, а ну, иди сюда!

На его окрик из подворотни показал нос мальчишка лет десяти.

Тола без затей швырнул ему самый крупный осколок духовного камня и приказал:

– Веди к воротам, что выходят из города в сторону моря.

Но тот прищурился, подкинул обломок и тут же потребовал:

– И ещё один у ворот.

– Идёт, – не стал Тола спорить, да ещё и добавил сверху. – И ещё один обломок, если проведёшь по городу и по пути покажешь интересные места. В которых я, конечно же, не буду никого убивать и вести себя так, как не вёл себя глава у ворот.

Я покосился на Толу. Пожалуй, всё идёт даже лучше, чем я надеялся. И даже мой срыв у ворот ничего не испортил: вон как Тола ожил, даже язвит.

В этот миг из-за угла выскочил стражник, обвёл нас всех испуганным взглядом и согнулся, протягивая на вытянутых руках свиток:

– Старшие! Вот то, что вы просили.

Малец, при виде этого вместо того, чтобы испугаться, лишь снова прищурился и ещё раз поднял цену:

– Две монеты у ворот и две монеты за город, старшие.

– Слышь, – изумился Тола, – оборванец, а ты не обнаглел?

Я убрал карту в кольцо и предложил:

– Получишь камень целиком, если приведёшь к месту, где самая вкусная еда в городе, – нужно использовать город полностью. И проверить, не маска ли сейчас на Толе. Точно ли он сейчас равнодушен к тому, что вокруг сектанты?

– Хозяин! – едва переступив порог харчевни, крикнул Тола.

Просто продолжал убеждать меня в том, что мои подозрения пусты.

– Я путешественник из далёкой секты…

Но вот услышав это, я невольно поднял бровь. Как забавно Тола ввернул мои слова. Впору думать, что любой из Ордена, путешествуя по этим землям, использует одну и ту же маску.

– … давай, удиви меня необычными блюдами!

– Простите, уважаемый, – согнулся в поклоне хозяин харчевни, – а что лучшее в ваших землях?

– Ха! – хохотнул Тола, сам на себя непохожий сейчас, заставляя меня подозрительно щуриться и приглядывать за ним. – Это было бы слишком легко для тебя. Рассказывай, что у тебя есть, из чего и как оно готовится, а я уже выберу.

Хотя вот эту его предосторожность вполне понимаю. Вокруг всё же земли сект, мало ли из чего тут готовят и что сыпят вместо приправ.

Пользуясь его увлечённостью, я использовал печати над Толой, а затем ещё и несколько вопросов, заданных словно невзначай и по делу. И нет, совесть меня ничуть не мучила. Слишком многое я собирался бросить на весы, чтобы иметь право на ошибку.

Когда мы закончили с едой, снаружи нас уже ждали.

Полтора десятка стражников, старикашка на коленях и целая гора мешков, будто набитых тыквами. Но конечно же, не ими. Даже то, что солнце давно село, не мешало мне видеть лужи крови под мешками. Никому из тех, кто глазел сейчас в щели и окна, не мешало.

Кавий вскинул на миг голову, затем вновь спрятал взгляд и доложил:

– Старший, ваше желание выполнено: Рождённые Пылью полностью уничтожены.

Я кивнул:

– Молодец. Больше не позволяй никакому отребью рождаться в пыли твоего города.

– Да, старший, – кивнул Кавий.

– Господин, вы решили прибрать к рукам ещё один город? – не скрывая усмешки, спросил Пересмешник.

Я не ответил, коротко приказал:

– Уходим.

Развернулся первым, оставляя за спиной и гору голов, и не посмевшего встать с колен Кавия.

Толкнул к нему мыслеречь напоследок:

– Я буду очень разочарован, если слухи обо мне разойдутся и достигнут моего бывшего старейшины. Ты же не хочешь разочаровать меня?

– Нет! Нет, старший, не хочу.