Текст книги "Перековка. Перевернутое Небо (СИ)"

Автор книги: Михаил Игнатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

До меня вдруг дошло. Глядя на то, как причудливо смешиваются чёрное и алое в фиале, я облизнул губы и спросил:

– Получается, что именно поэтому сектанты так жестоки и грубы? Именно поэтому выглядят сущими безумцами без жалости? Чтобы как можно сильнее отличаться от тех, кого собираются поглотить?

– Да, – одобрительно кивнул Тизиор. – Хотя бывают и те, кто тщательно взращивает в себе желчь усмешки над всем миром. А бывают те, кто взращивают в себе бесстрастность или рассудительность. Как твой знакомец Райгвар и вообще все Тигры после того, как их секту потрепали. Неважно, – осадил сам себя Тизиор. – Если поглощённая душа достаточно сильна, чтобы начать менять бога секты, то он тут же замечает это и борется в себе с наносным, лишним, чужим. День за днём, поступок за поступком. Случается, что, пытаясь победить в такой схватке, бог секты вырезает половину своих подчинённых или схватывается с соседями, или начинает скупать девушек на аукционах, подпитывая стержень своей личности. Леград…

Требовательный голос Тизиора заставил меня поднять взгляд от фиала.

– Если злость и ярость, если презрение и желание уничтожить ничтожеств – это основа того духа, то что основа тебя? Имперец, какая твоя любимая добродетель?

– Справедливость, – не замедлил я с ответом.

– Что же, тогда ты должен тщательно следовать ей. И должен устроить как можно больше ситуаций, в которых дух внутри тебя будет кричать «ничтожества» и желать убить всех вокруг, но ты будешь поступать по справедливости и не давать воли чужому гневу.

Я криво усмехнулся:

– С этим есть некая сложность. В прошлый раз, войдя в Лунный Свет, я убил попрошаек, которые использовали Марионеток. И это было справедливо. В этот раз, войдя в город, я снова их убил, потому что эти ничтожества посмели вновь встретить меня. Как же я должен был поступить на самом деле, чтобы отделить свой гнев от чужого?

– Здесь я тебе не помощник, – развёл руками Тизиор.

Затем махнул ладонью над фиалом, одним махом с помощью духовной силы удалив из него почти весь чёрный состав. Почти, но не весь. Оставшееся тут же смешалось, из красного став скорее цвета крови – тёмной, густой, застывающей.

– Но, поглощая душу, всё равно невозможно остаться полностью прежним. Это всегда меняет идущего. Всегда. И только от тебя зависит, насколько ты сумеешь остаться собой, смешивая две разных души в одну целую.

Кривая усмешка так и не сошла с моих губ:

– Особенно если моя душа одна и всего лишь душа Властелина, а поглотил я семь душ Повелителя Стихии. От меня точно что-то останется в конце?

– Поверь мне, боги, или Повелители Стихии, как тебе привычней, поглощают простых Властелинов, даже не заметив. Поверь мне, старому, опытному сектанту. Ты ещё ты? Значит какой ты простой Властелин? Что с остальным… Ты сам рассказывал мне, что твоего духа поглощали другие духи, в которых ты пробудил жажду мести. Затем сверху добавилось подобие Небесных Испытаний. Вот в них я уже не понимаю, но не думаю, что от того духа многое уцелело к их концу. Ты думаешь, что в твоём теле семь восьмых черноты? Нет, нет и нет. Скорее в нём семь восьмых алого. Очисти алое до предела, выпарив лишнее.

Я поморщился. Выпари. Советник Бахар бы наказал за такие кривые образы и примеры, заставив придумать более правильное объяснение. Ведь Тизиор сам в начале сказал, что ничего из меня уже не денется, нет возможности удалить лишнее. Поглотил душу для усиления? Чужая душа в тебе и останется. Не выпарить, а… переработать? Или, как там верно выражаются алхимики? Трансформировать?

Вот только алхимик из меня так себе.

Я сжал зубы, давя в себе сомнения. Я сомневался, убегая из города безумного духа и отрезая себе путь возвращения. Но теперь я там, где получил помощь и совет, как и надеялся. Теперь всё зависит от меня.

Неожиданно вспомнилась кричалка моего Скрытого Ордена.

Сломанный Клинок будет перекован.

Что же. Сейчас я и сам себе немного сломанный клинок. Мне тоже нужно перековать себя, выбив лишний шлак, заставив его сгореть в огне, выковав в пламени из двух разных частей единое. Что это будет за огонь? Тот же самый, что и всегда в моей жизни. Огонь схваток. Безумному духу не нравилось, когда ничтожества смели ему сопротивляться и шли против него? Что же, я знаю, как буду выбивать из себя грязь безумного духа.

Я встал и поклонился:

– Спасибо, старший Тизиор, за помощь и совет.

Он встал и ответно склонился передо мной в приветствии идущих:

– Пожалуйста, старший Леград. И… – Тизиор странно пошевелил бровями, а затем словно через силу спросил: – Могу ли я попросить об одолжении?

– Одолжении? – удивился я.

– Кристалл Древнего, – осторожно выдохнул Тизиор. – Пока он не отправился к Тиграм, я прошу выдать его Пизиту. Для тренировок, на время, – поспешил объясниться Тизиор. – Упустить такой шанс… – он покачал головой. – Я, как отец, не могу не попросить за сына.

– Понимаю, – кивнул я, а через миг просто бросил ему кристалл.

Тизиор поймал его, сжал в кулаке, снова поклонился:

– Спасибо, старший Леград, – вздохнул. – Как понимаю, у тебя осталось последнее дело?

У меня зачесалась бровь, но я счёл это хорошим признаком и даже с удовольствием – странным, но удовольствием – потёр её, стараясь прочувствовать это удовольствие полностью, ведь это точно было моё и только моё. То моё, что я намереваюсь сохранить при перековке.

– Да, последнее дело.

Можно много раз представлять себе этот момент в голове, но действительность всё равно отличается от того, к чему я готовился. А уж что я сейчас услышу от старшего Тизиора…

– Сейчас протрёшь дыру.

– Это вряд ли, – вернул я усмешку и решительно поднял левую руку.

Через миг в ней развернулась картина.

– Вот.

Мне не пришлось ничего объяснять.

Тизиор миг вглядывался в неё, а затем зло прищурился и рявкнул:

– Ну конечно, как я мог не узнать его⁈ – впился в меня тяжёлым взглядом. – Ты что, хочешь из моей внучки создать ему замену?

– Нет, старший, – мотнул я головой.

– Что нет? К чему тогда из всех своих подчинённых ты привёл сюда именно его?

– Старший…

– Да засунь себе это «старший»! – рыкнул Тизиор.

– Не слишком ли ты забываешься? – из пустоты раздался голос Пересмешника.

Как никогда не вовремя. Я скрипнул зубами, рыкнул не хуже Тизиора:

– Ты куда влезаешь⁈

Тизиор исподлобья огляделся, буркнул:

– Дожил. В средоточии моей силы мне указывают, как себя вести.

Он повёл рукой, и я вдруг ощутил скользнувшую по плечу… волну? Да, волну силы. Затем ещё и ещё одну.

– Бесполезно, – раздался полный насмешки голос Пересмешника.

– Уверен, невидимка? – мрачно спросил у пустоты Тизиор, и волны силы как-то изменились.

– Отец? – донеслась до меня полная тревоги мыслеречь Пизита. – Я атакую?

Я выругался. Сначала про себя, затем вслух:

– Какого дарса, Пересмешник? Ладно, когда я нанимал Мечей, ты горел желанием вырваться и хоть как-то, пусть и своей смертью втравить меня в неприятности. Но сейчас какого дарса ты распускаешь язык?

– Он…

– Да мне плевать, что он. Я спрашиваю, что ты, ничтожество…

Тизиор обернулся, вновь впился в меня взглядом, правда, уже другим:

– Вот оно, да? Помни, что это не ты и не твои слова, не твоё желание, Леград.

– Да неужели? – огрызнулся я, но всё же зубы сцепил и медленно сквозь них выдохнул.

– Отец! Не молчи! – с яростью прокричал где-то Пизит.

Я поморщился и, расцепив зубы, приказал:

– Да ответь ты ему, пока он не рванул сюда. Или ты тоже хочешь всё мне испортить, пусть даже и ценой жизни родных?

Тизиор на миг потемнел взглядом, но уже через миг толкнул мыслеречь:

– Не делай глупостей.

– Глупостей? – изумился Пизит. – Да ты же…

– Иногда в споре приходится прибегнуть к чему-то весомей слов. Не делай глупостей, сын. Мы лишь обсуждаем один личный вопрос.

Я кивнул и очертил печать.

Такую, что не затронула ни меня, ни Тизиора.

«Слабость».

Впившись взглядом в пустоту чуть ниже упавшей малой копии печати, я требовательно спросил:

– Мне казалось, ты отдал мне свою верность.

Невидимость спала, открыв стоящего на колене, опустившего голову и поднявшего перед собой вжатую в ладонь кулак Пересмешника.

– Это так, господин. Я виноват.

Не обращая внимания на это, я спросил снова:

– Мне казалось, у тебя есть только один враг, и ради уничтожения Эрзум ты пойдёшь на всё.

– Это не изменилось, господин.

Меня вновь обдало изнутри волной злости. Моей и не моей одновременно. Моей, – в которой я помнил, сколько крови Пересмешник попортил мне в гостях у Мечей и после. Не моей – в которой я был взбешён тем, что слуга посмел открыть рот и решать за меня.

Сцепив зубы, я повторил про себя: «Я Леград. Глава праведной фракции Сломанного Клинка, что ценит справедливость превыше всего, но вместе с тем ценит верность, преданность и честность».

Приказал:

– Извинись перед старшим Тизиором.

Пересмешник поднял голову и встретился со мной взглядом:

– Для вас, возможно, он и старший, господин. Но я его так называть не буду. Не заслужил. Я прикрою ему спину в битве с Эрзум, но старшим называть не буду.

Я напомнил себе – справедливость, – а затем с усмешкой спросил:

– Неужели один из моих слуг стал чуть менее безумным, чем был?

Пересмешник хмыкнул, поднялся с колен и развернулся к Тизиору, чуть сгибая спину:

– Уважаемый Тизиор, приношу извинения за свои грубые слова.

– Небо собирается упасть на землю? Имперец извиняется перед сектантом?

Пересмешник выпрямился, пожал плечами:

– Иногда Небо переворачивает всё в жизни так, что и сектанты извиняются перед имперцами.

Тизиор только хмыкнул, я же подвёл итог:

– С этим разобрались? Разобрались, старший Тизиор?

– Разобрались, – буркнул тот и потребовал: – Мы же договорились – разговор равных.

Я кивнул, повёл рукой, приказывая Пересмешнику:

– Отойди ко входу. И не используй невидимость.

– Слушаюсь, господин, ценящий уступки.

– И как? – вдруг спросил Тизиор. – Ты осознал, как нужно подавлять чужое, создавая себя нового?

Я криво усмехнулся:

– Если бы только чужое, – резко повёл рукой, словно отрубая одну часть разговора и переходя к другой. – Довольно об этом, – вновь тряхнул, но уже другой рукой и позабытой в спорах и противостоянии картиной.

– Когда-то эта картина и схожесть лиц сохранили жизнь Фатии. Удивительная, невозможная схожесть. Ты ничего не хочешь мне сказать об этом?

Тизиор буркнул:

– Иногда такое случается. Люди бывают похожи друг на друга.

– Может быть, но я знаю лишь один такой случай, и это Фатия. Не раз и не два я думал, что это не может быть просто так.

Тизиор поджал губы, насупился, глаза стали почти не видны под сердито сведёнными бровями, но смолчал.

– По сути, всё это, – я обвёл рукой зал, – её спасение, тройное спасение, напомню, наша с тобой встреча, наш союз против Жуков, моё сегодняшнее предложение по союзу против Алмазных Пауков – всё это состоялось только потому, что Фатия была одно лицо с той, кто умерла у меня на руках, впервые показав, насколько мои силы лекаря ограничены. Сама эта встреча была нам уготована Небом.

И снова Тизиор ничего не сказал мне. Пусть.

Я снова тряхнул картиной.

– Файвара умерла у меня на руках, Тола долгие годы считался погибшим. Что я должен был решить, когда увидел его живым? Что такое тоже иногда случается?

– Фатия не твоя Файвара, – наконец возразил Тизиор. – Нельзя заменить одного человека другим.

– Я и не собирался. Я лишь хочу продолжить то, к чему меня толкает Небо.

– Небо… – Тизиор покачал головой, спросил: – В прошлый раз ты ушёл от ответа. Ответь сейчас. Тола из Ордена, так?

– И да, и нет. Он из Ордена Небесного Меча, но не того, с кем сражался Альянс, а из того Ордена, что во Втором поясе.

Я сказал это и прикусил язык. Неверный ответ, неправильный. Это сейчас Ордена разделены, а во времена молодости Тизиора таланты Малого Ордена вполне себе переходили в Большой Орден. Да и сейчас Эрзум заставляют биться обращённых в долговые слуги орденцев не только против собратьев из Большого Ордена, но и на Полях Битвы против сектантов. Ведь именно об этом рассказывали Самум и Лир.

Тизиор медленно кивнул:

– После дела с Жуками я сумел убедить Фатию в том, что ей не нужно уходить на Поля Битв. В этом скудном году Фатия сейчас как раз в их бывшем городе, наводит порядок в новой лавке нашей секты. Вернётся через неделю. Удивительно вовремя, – скривился Тизиор. – Возможно, именно Небо хотело этой встречи, но устраивать её будешь ты, всего лишь человек. Не ошибись. Этого тебе ни я, ни сын, ни невестка не простим.

Не став дожидаться моего ответа, Тизиор быстрым шагом ушёл, рявкнув где-то за дверью:

– Вина мне! Атрия – проводить в покои!

Я вздохнул, вновь потёр бровь, старательно не замечая взгляда Пересмешника, над которым всё ещё висела моя «Слабость».

Вот интересно: есть моё старое отвращение к вину, идущее от Орикола и деревни в Нулевом. Есть безразличие духа к вину. Во всяком случае я не помню, чтобы Каори или Изард вообще пили, даже воду.

Есть мои, появившиеся не так давно, попытки запить вином какие-то потрясения в жизни.

Вероятно, мне бы стоило и сейчас поддаться этому желанию и, возможно, даже присоединиться к Тизиору, но что, если безумный дух, занимая тела людей, как раз пробовал недоступные ранее наслаждения?

Какая часть моего желания глотнуть вина – это моё, а какая – не моё? Что нужно сохранить, а от чего отказаться? К чему в итоге прийти?

Взгляд Пересмешника мне уже надоел, поэтому я буркнул:

– Что? Или ты забыл, что твоя встреча с детьми – тоже стечение невозможных обстоятельств?

Пересмешник переменился в лице:

– Не забыл, господин.

Я, всё ещё недовольный – как собой, так и ответом Пересмешника – буркнул, увидев слугу в коридоре:

– Идём.

К дарсу вино. Выпью его только когда сумею перековать себя, и формации Истока не поднимут тревогу, едва я шагну за стены города. С Седым, старейшинами, советником и Виликор. Вина из Снежных Ягод.

Глава 8

Нам выделили целое поместье. Впрочем, я в этом теперь понимал больше, сам недавно торопил старейшин, чтобы они оградили защитой резиденцию от гостевого квартала. Всё ради того, чтобы никто не получил доступа к Сердцу Истока. Ну, или изрядно помучался, подбираясь к нему.

В прошлый раз я так легко попал к Тизиору лишь потому, что меня вела Фатия, его внучка. В этот раз он сам отдал приказ пропустить меня и моих спутников через внешние барьеры. Да и, будем честными, никакого Сердца города у Тритонов не было. Как и не было у них горечи предательства в прошлом. Или было, если вспомнить поведение Тизиора и его странные обмолвки? Неважно.

Что в прошлом, что сейчас – меня, внезапно вернувшегося Атрия и его таких странных спутников из далёкой-далёкой секты, поселили подальше от главы секты и его старейшины.

Зато я снова мог любоваться морем. Видеть его, слышать, вдыхать: в одном из залов поместья вся стена состояла из складывающихся панелей – один приказ слугам, и теперь передо мной в любое время море, плещущееся сразу за обрывом.

Можно днями сидеть посреди зала, погрузившись в медитацию и слыша шум моря.

Ну или не днями, но строго дважды в день. Медитации, в которых я пытался познать себя, то, во что я превратился, и то, что носил в себе.

Закрыв глаза, слыша море и вдыхая его солёный, свежий аромат, я, сосредоточившись на духовном взгляде, обратился внутрь себя: повис в средоточии, первом, основном и теперь главнейшем. Средоточии эссенции, моего понимания силы Неба и её трансформации.

Ну, и ещё теперь это средоточие не только эссенции, но и моего странного существования. Если я заглядывал сюда лишь для того, чтобы окинуть всё взглядом, то Молот Монстров находился здесь постоянно.

Я показал его Тизиору, всё же я хотел получить от него не только совет по своему состоянию, но и оценку, как лучшего из известных мне мастеров-артефакторов, мастеров-сектантов.

Хотя я старался не возлагать на это больших надежд, но не смог обмануть самого себя – Тизиор не сумел мне помочь в его познании, и это… разочаровывало.

По сути, он лишь повторил слова Келлера: «Сложная работа, очень много вложено знаний Альянса, но также много и работы Древних». Разобраться в тайнах этого артефакта? Тизиор честно сказал, что, потратив лет десять-пятнадцать, может быть, и сумеет разгадать его загадки.

А может быть, и нет. Тизиор был честен.

К тому же его талант позволял ему видеть знаки формаций, что были отпечатаны в Молоте, но не позволял видеть печати Указов, которые окружали его.

Вот и занимался печатями тот, кто в них понимал.

Я.

Чуть прищурившись, я вглядывался в печати и символы, разделившие моё средоточие надвое, разбирал их знак за знаком, пытаясь понять суть.

Не сказать, что успехов в их познании не было, они были, но вот скорость, с которой я двигался вперёд… На то, чтобы дойти до конца, познать все печати, у меня тоже уйдут годы.

Слишком долго.

И это не говоря уже о том, что я то и дело упирался в знаки Древних, сути, смысла, значения которых просто не понимал. Мне не хватало знаний.

Одно дело – контракт, который записан обычными символами: просто длинный текст условий, понятный обеим сторонам и превращённый каким-то образом в короткий набор символов Древних при заключении контракта. С ним мне достаточно влить силу в контракт, сосредоточиться, сделать его своим, и короткая запись рассыпается десятками строчек, таящихся в ней.

С изначальными, неразложимыми символами языка Древних для Указов это не действовало.

Я, несколько раз получавший в свои руки записи других мастеров Указов и долгие дни проведший в библиотеках, знал много символов Древних. Но, разумеется, знал их не все.

Пожалуй, эти годы уйдут не только на расшифровку Указов, которые я ношу в себе, но и на поиски наследия Древних мастеров Указов.

Я предполагал, где могут найтись такие учебники, но туда я точно не вернусь. Не в ближайшие годы. Только тогда, когда буду уверен, что сохранил себя и не рискую в один совсем не прекрасный день исчезнуть, уступив место безумному духу.

Моргнув, я перевёл взгляд на сам Пронзатель.

Была у меня ещё одна мысль, одно подозрение.

В конце концов, я один из немногих имперцев, который использовал Призрака Флага Сотни Убийств. У меня не могло не возникнуть этой мысли, даже если бы безумный дух не сказал мне прямо о своей задумке.

Он не просто так поместил в меня Молот Монстров. Он создал из него якорь.

Я, выходец из пустошей Нулевого, бесконечно далёк от всего подобного, но слово «якорь» узнал ещё в Первом поясе, а здесь, на берегах моря Итреи, воочию видел, как рыбаки его используют, а затем и вовсе стал главой фракции, что славится своими уникальными формациями.

Что бы там ни говорил Тизиор про изменение себя, я очень боюсь, что всё сложнее, чем он говорит, и что он ошибается в том, что самое важное в моём состоянии.

Якорь. Дарсов якорь, которым стал Пронзатель в моём средоточии, – вот что самое важное.

Прочная, надёжная основа, которая позволила безумному духу надёжно связать свою душу и моё тело, обойти ограничения духов и покинуть место, к которому он был привязан с момента своего создания.

Молот Монстров, который в результате нашей с духом необычной схватки под молниями уцелел. Не просто уцелел, но, как и было задумано, исчез из моей груди, полностью убрав рану, и оказался внутри средоточия. Оказался со всеми своими формациями и Указами, которые я не могу ни разрушить, ни присвоить, ни понять.

Что они сейчас делают? Якорем чего служат? Что хранят в себе?

Нет ответов.

Что бы там ни показывал Тизиор с алым и чёрным, боюсь, ничего не закончится, пока я либо не уничтожу Пронзатель, либо не уничтожу хотя бы Указы на нём. Потому что Указы неразрывно связаны с душами.

Поджав губы, я ещё несколько вдохов пялился на Пронзатель, затем, спохватившись, потёр бровь.

Я не знаю, якорем чего сейчас служит Молот Монстров в средоточии, что несут в себе его формации и Указы, но я знаю, что тоже могу создать несколько якорей. Опору того себя, который вышел из Истока, чтобы выполнить договор с Кунг.

Привычка тереть бровь – первый из таких якорей.

Второй…

Тут я не удержался от ухмылки. Какая насмешка. Второй якорь – это Пронзатель. Молот Монстров, который висит в моём средоточии.

Молоты меняются, а имена у них остаются прежними.

Спустя миг я открыл глаза уже в настоящем мире, а мой духовный образ в средоточии в то же мгновение исчез. Вернее, он исчез ровно через миг после того, как оттуда исчез Молот Монстров.

Исчез, чтобы оказаться в моей правой руке, той, на которой не было кольца Путника.

Пронзатель.

Оружие, которое уже много лет со мной, сотни раз спасало мою жизнь и прошло тысячи схваток, оружие, которое настолько стало частью меня, что я теперь ношу его в себе. Всегда.

Слева что-то шевельнулось. В зале, где я был один и только один.

Я резко повернулся, вскидывая Пронзатель, и упёрся взглядом в себя.

Зеркало. Всего лишь зеркало, послушно отразившее меня-Атрия.

Пожалуй, достаточно на сегодня медитаций. Пора заняться другим. Книги? Я отвёл взгляд от зеркала и перевёл его на стол, что стоял у противоположной стены, и стопки книг и свитков на нём. Тизиор не ограничился пересказом, а дал мне то, где были основы всех тех ритуалов, что были ему известны.

Нет. Не хочу. Устал и от них.

Есть ведь ещё и третий якорь.

Я не пошёл к дверям, воспользовался тем, что у меня тут стены нет – шагнул из зала прямо за пределы поместья, на узкую мощённую дорожку, что вела вдоль обрыва. Поместье выстроено привычным мне образом – квадратом, где в центре большая тренировочная площадка – дойти до неё, сто шагов, один поворот и три двери.

В центре площадки я замер, отвёл в сторону левую руку и достал Флаг, тут же коротким движением вбил его в каменную плиту под собой.

Не понадобилось призыва, Безымянный и так отлично понимал меня.

Полотнище Флага шевельнулось, окуталось тьмой, которая сгустилась в фигуру моего необычного… наверное, можно сказать, товарища на пути Возвышения.

Я разжал руку, отпуская Флаг и позволяя ему исчезнуть, став призрачным, сделал шаг вправо, перехватывая Пронзатель двумя руками. Коротко предложил:

– Схватка.

Безымянный так же коротко, отрывисто кивнул.

Я в который раз предложил:

– Оружие?

И в который раз получил усмешку в ответ и рывок.

Тот самый приём, основу всех Призраков, который был доступен Безымянному с нашей первой схватки. Ещё той, где он не был Безымянным, той, где он принадлежал сектанту и той, в которой он пытался по-честному меня убить. Рывок – в котором призраки словно исчезали и возникали уже в другом месте.

Я ушёл в сторону за миг до его появления из пустоты, ушёл, разрывая воздух скоростью движения, и ударил подтоком.

Ударил не просто так, а вывесив перед собой обращение и выплёскивая через Пронзатель силу.

Я разобрал не только десяток символов в печатях Молота, но и сумел нащупать путь возвращения своих возможностей.

Крушитель. Старая техника, полученная мной ещё от стражников семьи Саул. Всего восемнадцать узлов.

Или – целых восемнадцать узлов, для которых мне пришлось заново создавать созвездие, подходящее для моих меридианов.

Самая сложная на сегодня техника из доступных мне. Мой самый большой успех – восемнадцать узлов.

Следующим я возьмусь за Коготь Роака с двадцатью одним узлом, шаг за шагом расширяя свои возможности. Или возвращая их?

Безымянный ушёл от укола, пнул древко, пытаясь заставить меня опустить Пронзатель ниже. Не сумел, всей его силы не хватило. Через миг он ударил ногой ещё раз, на этот раз используя Пронзатель как опору, взвился в воздух, исчез, появившись уже за моей спиной.

Самое неприятное для того, у кого древковое оружие – когда противник, использующий кулаки, оказывается вплотную.

Я даже не стал пытаться крутнуться и отбиться: ушёл Рывком раз, другой, третий, ускользая от преследующего Безымянного.

Несколько вдохов мы метались по тренировочной площадке, пока я, наконец, не переиграл Безымянного: из очередного Рывка я вышел лицом ровно туда, куда через полмига вышел он.

Выпад он принял на скрещённые руки, пропустив лезвие над запястьями, зажал Пронзатель у основания крюка. Но выплеск силы Крушителя он так остановить не мог.

Техника ударила Безымянного в грудь, расплескалась по нему, выедая крошечные язвы в его тёмном теле. Но он лишь оскалился: что ему оружейная техника в восемнадцать узлов? Смешно.

Через миг мы рухнули вниз. Это не была тренировка полёта.

По сложившимся традициям, после первого прошедшего удара мы переходили к простой и незамысловатой битве лицом к лицу.

Три шага вперёд Поступью, выпад.

Безымянный на миг словно становится дымом, просачиваясь под ударом. Закручивает руку вокруг древка, пытаясь связать моё оружие и меня.

В ответ я выплёскиваю в Пронзатель чистую стихию, заставляя оружие гореть синим.

Стихия жжёт Безымянного, но он лишь ухмыляется, снова распадается дымом, оказываясь по ту сторону древка.

Первый удар я пропускаю над головой, чуть приседая. Второй принимаю на плечо, заставляя его скользнуть по Покрову и потерять силу, но вот третий проходит в полную мощь и отшвыривает меня через полплощадки.

Хватит. Опора.

Вновь я переиграл Безымянного – он потерял самое важное – близость, а я вновь получил возможность использовать Пронзатель.

– Ого! – раздаётся довольный голос Толы. – Я сегодня пришёл рано? Тогда присоединюсь, с позволения старшего.

Дожидаться моего ответа он не стал: сорвался с места, не успев договорить, и теперь я сражался против двоих.

Ну, как сражался… тренировался. Это было полезно для меня, позволяя мне быстро продвигаться в применении техник. Их ведь вновь нужно повторить сотни раз, чтобы познать. Хотел бы я сказать, что схватка против двоих позволяла мне ещё и перековывать себя, но разве могла перековка быть таким простым делом?

Или таким сложным?

Доволен ли я был бы, если бы даже такая простая тренировка заставляла просыпаться во мне частицу безумного духа? Доволен ли я был бы, если бы при виде Толы с обнажённым мечом в голове бы вспыхивало презрение: «Ничтожество!»?

Уверен – не был бы. Если бы всё было настолько плохо, то впору было бы задуматься о чём-то гораздо безрассудней, чем союз с Тизиором. О чём-то таком, где можно было сгинуть, но сгинуть с пользой для Ордена.

Мысли не мешали схватке: мы с Безымянным и так с самого начала не бились в полную силу, а с появлением Толы и вовсе перешли к уже давно установленным правилам: из этой тренировки пользу должен выносить не только я.

Но сейчас моя очередь.

Меч Толы ужалил над плечом Безымянного, разя меня в шею. Схватка замерла. Я не пострадал, но вдумчиво прислушивался к холоду давящей на горло стали и к самому себе. Ничего. Ни следа гнева, презрения или ненависти.

Я кивнул:

– Проиграл.

Просиявший Тола опустил меч, склонился:

– Старший, спасибо за урок. Я понаблюдаю за твоей схваткой с Пересмешником?

Хотел кивнуть ему, но замер, глянул левее, на стену. Тола заметил мой взгляд, понимающе спросил:

– Гости, старший?

Я всё же сумел приучить его к тому, чтобы он даже в мыслеречи не совершал ошибок, которые могут меня выдать.

Кивнул:

– Гости.

– Тогда… – Тола покосился на Безымянного. – Сражусь с ним?

Разве я мог отказать ему в таком? Чем сильнее он свыкнется со странностями своего магистра, тем лучше, потому что это странность сект.

Оставив их, я устроился в ожидании Тизиора в беседке. Слуга, который до этого наблюдал за нами с террасы, тут же принёс чайный набор, фрукты и прочее.

И настолько удобно устроился, что поленился даже встать, когда Тизиор появился. Шевельнулся, отставил чашку, сложил руки и так, сидя склонил голову.

Он вернул мне приветствие, откинул полы халата, устроился напротив, придвинул чашку ко мне, без слов требуя чая. И только когда чашка опустела, наконец, перешёл к делу.

– Мы с сыном обсудили всё, взвесили. Отказаться от пилюль, использования осуждённых в работах и прочего будет сложно, но возможно.

Я кивнул:

– Отличная новость. Я рад.

Тизиор насупился, сказал:

– Но мы… я лично прошу на это три года, за один год…

Я жестом прервал его:

– Неважно. Главное, что согласились.

Тот насупился ещё сильнее:

– А если я попрошу десять лет?

– Неважно, – усмехнулся я. – Я всё равно не собирался заставить тебя делать это.

– Что⁈ – рыкнул Тизиор, не обходясь на этот раз одной только мыслеречью.

Тола отвлёкся, обернулся на нас, тут же получил пинка от Безымянного, который не мог не воспользоваться таким промахом.

– Как это понимать? – процедил Тизиор, буравя меня тяжёлым взглядом из-под бровей.

Я вздохнул, напомнил себе – якорь – потёр бровь и признался:

– Я сразу сознавал, что это очень сложно. Даже для того, чтобы поставить своих людей во главе всех городов, тебе нужны десятки верных людей. Чтобы назначить верных тебе людей на главные дела, ну там – стража, глава артефакторов, глава алхимиков и прочее, нужны уже сотни. Можно… – оборвал сам себя. – Если коротко, то для меня главным была твоя решимость идти в нашем договоре до конца, отказаться от того, что неприемлемо для меня. Ты показал её, этого хватит.

– Ты издеваешься над стариком?

Я внимательно его оглядел. Моё зелье он принял, я это знал точно. Не скажу, что он, как Седой после Небесных Слёз, на глазах начал молодеть, но точно стал выглядеть внушительней, крепче, свежее. О глубине силы, которую он набирал буквально на глазах, и говорить нечего. Поэтому я ухмыльнулся:

– Не таким уж и стариком, – заметив, как он вспыхнул, я поднял руку. – Тише, тише… – подавившись воздухом от вспыхнувшего воспоминания, замолчал, перевёл дух, отрывисто закончил мысль. – Главное, чтобы ты, твой сын и основная часть вашей фракции следовала тем ограничениям, которые я требую. Я сам – глава фракции притворщиков. Для всех мы – предатели, неудачники, Сломанный Клинок, но внутри мы – Скрытый Орден, который однажды будет перекован.

– Ты ведёшь к тому, что мы тоже должны притворяться?

– Да. Для всех вы будете большой сектой, что захватили эти земли, подчинили себе. Сапфировые Тритоны, если ты считаешь, что Властелин во главе не делает вас Тритонами.

– Не делает, — буркнул Тизиор. – Да и Тритоны уже есть, они не оценят такой наглости.

– Значит, не будете её совершать.

– И как же ты будешь называть тех чистюль, что будут торговать с тобой? Чистые Тритоны? Тайные Артефакторы? На кого будешь у казначея выписывать духовные камни?

Я, который собирался предложить как раз что-то такое простое, обиделся. Почему старики такие жёлчные? Что с Безымянным, что сейчас. Я не умею давать имена?

– Бровь сотрёшь.

Я ожёг Тизиора злым взглядом:

– Скрытым Морем.

– Ничего себе, — явно напоказ изумился Тизиор. – Если Сломанное будет перековано, то Скрытое показано?

– Перевёрнуто, – огрызнулся я.

– Как ты себе представляешь переворот моря? Себе на голову? Чтобы помыться? Не маловато будет водички?