Текст книги "Последний экипаж "Белого кролика" (СИ)"

Автор книги: Михаил Цыганков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

Глава 10 О умном негре. шоколадных зайцах, философском выборе. драконьем гашише и капитане Бармалеусе.

В старом, когда-то роскошном кресле, сидел здоровенный негр, черный как его кожаное пальто. Перед ним, на железном, местами ржавом, столе стояли два завернутых в фольгу шоколадных зайца. Один был зеленый с красными пятнышками, а другой красный с зелеными. Негр безуспешно пытался сделать себе маникюр с помощью зубов и большого сильно зазубренного кинжала. Выполнить эту процедуру, не снимая черных очков, было непросто. Иногда он больно кусал себя за палец, начиная после этого тихо рычать и стучать кулаком по столу. От этого грохота я и проснулся, попытался встать, но не смог. Ноги и руки были крепко связаны, рядом, точно так же спеленатая, лежала Кейси. Все-таки, мы оказались с ней в одной кровати.

Негр увидев, что мы открыли глаза, перестал грызть ногти и радостно улыбнулся.

– Ты проснулся! – сказал он глухим басом. – Хочешь узнать настоящую правду?

– Хочу, – сказал я, уже ничему не удивляясь. Не превратили в земноводное и на том спасибо.

– Ты должен сделать выбор,– не слушая меня, продолжал вещать негр, – если хочешь узнать истину. Для этого надо принять решение и узнать смысл и тогда до тебя дойдет…

– Что надо узнать? Правду? Или истину? Или обе сразу? – спросил я.

Негр остановил поток философской мысли и задумался. За стеной комнаты, что-то гудело и вибрировало.

– Если ты все-таки хочешь узнать правду, то ты должен сделать выбор

«Его видно заклинило»– подумал я, а негр продолжил:

– …ты должен сделать выбор, какого шоколадного зайца съесть: зеленого с красными крапинками, или красного с зелеными.

– А у меня есть выбор? – я попытался пошевелить связанными руками.

– Выбор всегда есть, даже когда его нет, потому что это выбор, – для подтверждения своих мыслей он угрожающе махнул кинжалом.

– А что изменится от того, какого зайца я съем?

– Да ничего, – негр с сожалением посмотрел на недогрызанный ноготь. – Ты просто поймешь, что все на самом деле не так, как видится, да видится все не то.

«Господи! – подумал я, – как же угораздило сюда попасть? И где я вообще? На базе? Может, капитан получил указание связать меня и использовать как пешку в политической игре двух сверхдержав? Но при чем здесь Кейси?

– Ты избранный! – продолжал гнуть свою линию негр.

– Избранный для чего? – спросил я.

– Как для чего? – негр поправил ненаманикюренным пальцем очки. – Избранный съесть моего шоколадного зайца.

– Избранный кем?

– Мной, мной! – негр начал терять терпение, – Съешь зайца и поймешь, что все не так как кажется, и все не то, что мерещится, а мерещится не то, что хочется. И вообще все нереальное – реально, а все реальное – нереально.

«Какой умный негр», – подумал я.

А высокообразованный обладатель кожаного пальто рубанул кинжалом по столу и заорал:

– Ну, ты будешь, есть зайца, или нет?

Очнувшаяся от этого грохота Кейси с изумлением наблюдала за происходящим, одновременно делая сложные манипуляции связанными руками.

– Ты опять, Марафетус? – внезапно появившийся неизвестно откуда невысокий мужик неуловимо похожий на Бельмондо, грозно сдвинул брови. – Как ты всех достал своими зайцами!

– Это не зайцы, – стал оправдываться Марафетус, – это символы несовершенства нашего мира и его призрачной иллюзорности. Как говорил великий Конфуций…

Ствол маузера, упертый в черный плащ на животе, оборвал поток философской мысли не в меру просвещенного философа.

– Сколько раз я тебе говорил, – процедил сквозь зубы бородач, – не кури траву на вахте!

– Я не курю, – сказал Марафетус, заметно бледнея, – и, капитан, я не на вахте.

Капитан, не убирая в сторону руку с маузером, обнюхал негра и вынес свой вердикт.

– Действительно не курил, – он втянув носом воздух, и с такой силой ткнул стволом в обтянутый плащем живот, что Марафетус выронил свой кинжал, – опять жрал драконий гашиш! – капитан так треснул своего собеседника рукоятью, что с бедного негра свалились его стильные очки. Мужичек с садистским выражением на лице старательно на них наступил и взвел курок маузера. Негр не стал дожидаться продолжения и пулей выскочил из комнаты.

– Вот видите с кем приходиться работать, – вздохнул капитан, пряча маузер в громадную деревянную кобуру. – Марафетус отличный солдат, превосходный стрелок, первоклассный ремонтник, словом – специалист широкого профиля, пристрастился к этой гадости. Намазывает ее на хлеб и жрет! Мерещится потом ему бог весть что. Рассказывает всем, что весь наш мир не реальный, а мы все в плену у машин, лежим обмотанные кабелями с рождения до смерти и гадим в трубочку. Себе требует называть Морфеусом и говорит, что он главный борец с тиранией машин. Все время ищет, какого-то избранного и говорит, что ему нужен телефон, чтоб на свой корабль вернуться. – Капитан вздохнул – И хлеб от него прятали и просто били, ничего не помогает, пристрелить бы его, да жалко очень ценный член команды. – Тут он увидел стоящих на столе зеленых зайцев. – А еще пленных заставляет эту гадость жрать, – Два выстрела разнесли бедных животных на куски, причем маузера капитан не доставал. Кейси сразу перестала возиться и тихо залегла у стенки. – А какой толк от пленного, когда он эту гадость съест? – продолжал капитан, как ни в чем не бывало, – Абсолютно никакого. Марафетус вбил себе в голову, что кто съест отравленного зайца и выживет, тот и избранный. А что с покойником делать, хоть и пленным? Только за борт, выкуп за него не взять и не продать никому.

– А если кто-то выберет не отравленного зайца, – спросил я, – что тогда?

– Такого не бывает, он ведь обоих зайцев ядом накачивает, для верности – сказал капитан.

Я с ужасом посмотрел на обрывки зеленой фольги.

– Подлец, конечно, – продолжал капитан, – но любит его команда, так все и называют – «Ласковый мерзавец».

Я подумал, что при случае поквитаюсь с этим любителем шоколада. А капитан, резко наклонившись ко мне, перерезал веревки на руках, потом тоже самое сделал и с Кейси.

– Хорошо, что я вовремя успел, – сказал он, – команда могла лишиться своего любимца. Вашей смерти я бы ему точно не простил. Да и мне бы ее вряд ли бы простили.

– Что же в нас такого выдающегося? – спросила моя невеста, растирая затекшие руки.

– В тебе, девушка, точно ничего, с такими внешними данными, даже в гарем младшей наложницей-стажером для участия в полуночных оргиях слепых ходоков к султану, никто не возьмет! – нехорошо сверкнув глазами, сказал мужик, – А вот на нем, – он ткнул в меня пальцем, – можно хорошо заработать.

– На мне? Да за кого ты меня принимаешь! – Мне было очень обидно за Кейси, но с другой стороны я понимал, что он прав. – Я в гарем не пойду!

– На тебе, на тебе, дружок, – сказал капитан, – тебя ищут все кому не лень. Даже те, кому и не надо, все равно ищут. Но повезло только мне. – Он самодовольно улыбнулся.

– Вы его с кем-то путаете, – сказала Кейси. – У него ориентация не та.

– Я никогда никого ни с кем не путаю, потому что я – Бармалеус! Не знающий ошибок, капитан «Черной амальгаммы», – капитан гордо выпятил подбородок.

Показалось, что по лицу Кейси пробежала какая-то тень, но я еще не научился настолько хорошо разбираться в ее мимике.

– А ты, – капитан опять ткнул в меня пальцем, – русский военный с корабля «Неспешный» по кличке «Годзилла».

«Как быстро распространяются здесь новости, и это без радио и телефона», – подумал я, развязывая ноги.

По вибрации пола и корпуса было ясно, что мы на дирижабле. Самолет гудит по-другому. Но как нас сюда занесло? Последнее, что я помню, это яблоки, на кухне у Кейси, куда пошли, чтобы оценить масштабы разрушений. Эх, говорила мне мама: «Не ешь не мытые фрукты!». Ах, мама, мама, как же ты была права! Здесь вообще ничего незнакомого есть нельзя! С другой стороны, если яблоки незнакомые, то, что тогда вообще есть? Армейским сухпаем давиться? Яблоки были сочные, красные, хрустящие, а пахли как! А потом сразу – негр с отравленными зайцами…

– Так ты знал, что я русский, и рискнул похитить? – я посмотрел на капитана, подумав, что он очень легкомысленно остался с нами один на один.

Об этом мне кажется, пришло в голову и Кейси, плавно начавшей движение за спину капитана.

– Не советую меня убивать, – предупредил Бармалеус. – На мне заговор Быстрой руки, я очень быстро стреляю и также быстро бью.

Кейси тихо вернулась на прежнюю позицию

– Знаю, знаю, что русский, но если бы ты знал, сколько за тебя дают! – продолжал капитан, сев на край стола – Объединенная коалиция Темных Магов обещает отгрузить два килограмма философского камня, конгресс шаманов Крайнего Севера «Увезу тебя я в тундру» – трех белых медведей натасканных на поиск говорящих мамонтов, организация «Джинны Ближнего Востока за запрет стеклянной посуды» просто обещает выполнить три любых моих желания не противоречащих их тридцати трем законам джинотехники, а про всех остальных даже говорить не буду. Поэтому не удержался и рискнул. Как говорится, кто не рискует, тот не пьет…

– Обычно пьют на поминках того, кто много рискует. – перебила его Кейси.

– Я догадываюсь, чьи это могут быть поминки, – сказал Барм, выразительно посмотрев на нее. – А пока я хочу, чтобы вы подумали над одной вещью. Через час, мне придется выбирать, того, кто даст за вас большую цену. Не думаю, что они будут сторонниками гуманного отношения к пленникам, скорее даже наоборот. Поэтому я настоятельно советую рассказать мне то, что знаете вы, и чего не знаю я. И из-за чего вас хотят заполучить все мои, не отличающиеся высокими моральными принципами, знакомые. Может, тогда я передумаю, и решу воспользоваться этим сам. И так господа, у вас есть час. – капитан вышел зловеще клацнув замком двери.

– Ну, это вообще невозможные условия, – сказал я, – как я могу рассказать, то чего не знаю? И самое главное – у нас нет часов!

Глава 11 О трех основных нацинальных вопросах, медицинских способностях Кейси и древнерусских магических заклинаниях.

Трудно рассказывать правду, особенно ту, о которой не имеешь ни малейшего представления. А если и имеешь, то непонятно о чем. Я не тот за кого меня принимают, или я сам не представляю, кто я такой на самом деле? Сколько в российском ограниченном контингенте людей с моей фамилией, а главное с экзотической кличкой, полученной мною только вчера? У Кейси, какие либо идеи по этому поводу, отсутствовали напрочь.

Она сказала, что не собирается разбираться в хитросплетениях загадочной русской души. А то задумаешься, уйдешь в себя, побродишь там, такого понасмотришься, что сразу под ближайший паровоз, или ласточкой с обрыва, чтобы понять, почему люди не летают как птицы. Кейси добавила, что это по ее мнению третий извечный русский вопрос после «Кто виноват?» и «Что делать?». В этом тяжелом состоянии глубокой задумчивости и застал нас Бармалеус. Короткая черная борода, густые брови и дорогой камзол делали его очень похожим на классического пирата из детских книжек. Ног у него правда был полный комплект, на плече не сидела ни какая живность, но на поясе, по другую сторону от маузера висела украшенная драгоценными камнями, шикарнаяабордажная сабля.

– Ну, мон шер ами, какую простую и поучительную историю вы хотите мне рассказать? – спросил он, присаживаясь на край стола. Это и не удивительно, стульев в каюте просто не было.

– Мы знаем много историй, – мрачно буркнула Кейси, но капитан грубо ее оборвал.

– Молчи, ночной кошмар багдадского публичного дома для социально не защищенных слоев местного населения. Второй Шахерезады из тебя все равно не получится – сказал он с плохо скрытой иронией.

Я прыгнул вперед, на капитана. А что еще оставалось делать? Во-первых, я все равно не знал, что ему рассказывать, а во-вторых, с детства не люблю, когда при мне оскорбляют женщин, особенно моих невест. Рука у Барма оказалась действительно быстрая. Я еще в полете так получил от него ножнами в живот, что сверкание искр в моих глазах слилось с блеском бриллиантов на эфесе сабли. Посадка получилась очень жесткой, с мощными шумовыми эффектами. На грохот заглянул обеспокоенный Марафетус и удовлетворенно улыбнулся.

– Я же говорил тебе, освободи свой разум, – сказал он и, наклонившись к капитану, стал что-то шептать ему на ухо.

И хотя меня в первую очередь занимала боль в животе, я увидел, как изменилась его наглая пиратская морда. Глаза Барма беспокойно забегали, и напряженная работа капитанской мысли стала заметна невооруженным глазом. Впрочем, думал он недолго. Окинув взглядом почти полную копию картины «Иван Грозный убивает своего сына», где роль безвременно почившего отпрыска монарха играл я, а царя Ивана Васильевича изображал Кейси, нежно прижимавшая мою голову к своей груди, он спросил:

– Жить хотите? – и, не дожидаясь нашего ответа, продолжил, – Значит так, ты, – он ткнул в меня пальцем (ну, сколько можно в меня тыкать, чем попало), будешь изображать моего страдающего тяжелым приступом аппендицита матроса. А ты, – он показал на Кейси, – его жена, сиделка и корабельный лекарь по совместительству. Лечить умеешь, раны и зубы заговаривать, кровь останавливать?

– Умею, умею, – быстро ответила Кейси. Мне показалось, что капитан впервые посмотрел на нее с интересом.

– Так и оказывай, – скомандовал он, и приказал Марафетусу быстрее принести в каюту кровать и еще что-нибудь, чтобы она стала хоть чуть-чуть похожа на лазарет.

Представления о лазарете у образованного борца с машинами были очень странные. Он притащил узкую, неудобную походную раскладушку с подозрительными пятнами бурого цвета, замызганную белую простыню, десяток банок, залитых сургучом, и кучу хирургических инструментов, часть из которых была явно позаимствована из камеры пыток. Затем подошел ко мне, протянул руку к шее и… затолкал поглубже за пазуху японский медальон. Потом сунул в руки Кейси большого шоколадного зайца в розовой фольге, и сказав: «Освободите свой разум!» вышел, аккуратно прикрыв дверь. Изображать тяжелобольного было нетрудно. Боль не проходила, я очень натурально корчился на раскладушке и пытался сообразить, каким внутренним органам пришел конец, в очередной раз, проклиная опрометчивое решение пойти на службу по контракту. Моя будущая вдова внимательно осмотрела все банки, а потом начала что-то быстро нашептывать надо мной, делая загадочные пасы руками. Боль внезапно прошла, тихо отступив на задворки сознания, а потом исчезла совсем. Ощущение было странным. Сразу захотелось продолжить коптить это небо, но я решил, что Кейси просто облегчила последние минуты моей нечастной жизни и заговорила боль.

– Сколько мне осталось, милая? – спросил я, еле слышно. Я первый раз назвал ее милой, а чего стесняться, все равно помирать. Но Кейси расслышала слабый шепот умирающего и впилась мне в губы таким страстным поцелуем, что я чуть не задохнулся.

– Ты будешь жить долго, милый, – нежно сказала она, дав мне, возможность всплыть на поверхность и глотнуть воздуха, – Очень долго, потому, что любого кто захочет тебя убить, я сама просто разорву на части голыми руками.

– А как же это? – я показал руками на живот.

– Не волнуйся! Все залечено. – спокойно сказала она, – Там и дел было немного: разрыв селезенки, отрыв печени, обширное внутреннее кровотечение и глисты, целая колония.

– А глисты, откуда? – я вскочил с кровати, – Откуда глисты могли взяться? Да еще целая колония?

– Ничего удивительного. – пожала плечами Кейси, – Милый, ты что забыл где находишься? Ножны у Бармалеуса не простые, а заговоренные. Зацепит кого-нибудь ими случайно, извиниться, конечно, сразу, а через пару неделек глисты и сделают черное дело. Человек, которого он зацепил, раз и окочурился, а виноватых конечно никто искать не будет. Скажут, что покойник сам виноват, нечего было плохо просоленное сало молодого бронтозавра жрать, или недожаренной пещерной медвежатиной закусывать. Но успокойся, ты теперь практически здоров, не считая кариеса в нижнем правом глазном зубе, так что лежи спокойно, изображай смертельно больного.

Я лег на раскладушку и начал громко стонать, потом, поняв, что стон получается немного не тот, добавил в него трагизма. Удовлетворенный полученным результатом спросил:

– А где ты так лечить научилась? Тоже наверно Оксфорд с Кембриджем закончила?

– Откуда у бедной девушки такие деньги? – фыркнула Кейси, внимательно разглядывая банки на столе, – Я в Экспедиционный Корпус пошла, чтобы как раз денег на учебу заработать. А заговору, которым я тебя вылечила, меня научила бабка-повитуха из замка Пепина Короткого. Он для помощи роженицам применяется, ну и общий оздоровительный эффект тоже, конечно, налицо.

Я внимательно прислушался к своим ощущениям, схваток не наблюдалось, и на том спасибо.

– Тут мы с тобой похожи. – сказал я. – Я тоже в Ограниченный Контингент пошел, чтобы бабок побольше срубить.

– Порубить старушек? – удивилась Кейси, – За что?

– Это образное русское выражение. Срубить бабок – значит накосить капусты, то есть заработать денег. Понятно?

– Понятно. Какой у вас русских бесподобный язык! Там есть еще такие интересные выражения. Я их в Нью-Йорке, на Брайтон Бич слышала. – и Кейси открыв рот приготовившись их повторить.

– Не надо, не надо, – попросил я, – это древние русские магические заклинания. Мои предки использовали их против набегов кочевников. У врагов от этих слов кони дохли на бегу. Увидят дозорные в степи очередную орду, позовут дежурного волхва, выйдет он на крепостную стену, гаркнет «Волхвы не боятся могучих владык!» да как обложит всех по матери и всей орде крышка. Не то, что кони, кочевники с ног валились. Тут, конечно, ворота открывались, выбегали славные былинные богатыри разные Ильи Муромцы, да Алеши Поповичи и давай всех супостатов мечами шинковать. Так на этих словах Русь и держалась.

– Кони дохли? – Кейси была потрясена.

– Дохли, дохли, пока не привыкли, потом в каждой орде при табуне находился специальный толмач, который с детства жеребят потихоньку матом и откладывал, иммунитет прививал. Некоторые, слабенькие, конечно не выдерживали, дохли. Но естественный отбор свое взял, все стали матоустойчивые.

– Да, велик и могуч русский язык. А у нас никто не знает об этом эпизоде вашей богатой истории.

– Я думаю, знают, но молчат.– сказал я – У вас же пол Америки русских. Ты лучше скажи мне, что это за «Черная амальгама»? Я о ней вообще никогда не слышал.

Розовый шоколадный заяц одиноко стоял на столе среди банок и ржавых хирургических инструментов.

– Ты и не мог слышать, милый, – ответила Кейси, – этот корабль, как и его капитан известны совсем под другими именами. Ты знаешь его под названи…

Дверь открылась. Я дико и трагично застонал, вцепившись в руку своей невесты скрюченными пальцами человека, умирающего от бубонной чумы, в холерном отделении больницы, зараженной секретным штаммом сибирской язвы, вырвавшейся на свободу после незапланированного радиоактивного выброса с атомной электростанции, вызванного поворотом сибирских рек на Юг, при глобальном потеплении после падения второго Тунгусского метеорита.

Глава 12 О султане Каш-Каше Втором, чрезмерном увлечении стволовыми клетками, курсах лечебной реабилитации и пользе пустой стеклотары

– Как мучается этот несчастный, – сказал, качая головой, невысокий старичок в тюрбане и расшитом звездами восточном халате, вошедший в каюту вместе с капитаном и Марафтусом – Может высокочтимый капитан даст ему немного живой воды? Прошу меня простить, о летучие ковры моей души, но я думаю, что она, несомненно, есть у вас где-то в бутылях, а?

– О нет. высокочтимый Хаттаб, ибн Махмуд сын Саддама, – в один голос возразили капитан и Марафетус, – мы давно уже в пути. Испытали множество лишений, матросы моего экипажа были ранены неисчислимое количество раз, поэтому вода закончилась.

– А бутыли, бутыли где? Может, в них осталась хоть капля живительной влаги, о, амфоры моего сердца, – не унимался старичок, энергично тряся длинной белой бородой.

–Все разбились, был тяжелый бой. Прямое попадание шаровой молнии увеличенного радиуса действия. – с тяжелым вздохом сказал Марафетус.

– Что-то я не видел у вас больших разрушений, о, изумруды моих сомнений, – прищурился Хаттаб и характерным жестом взял себя за обшлага халата, в этих местах прилично затертого.

– Она была специально на живую воду натаскана, направленного действия, – пояснил капитан

Старичок, похоже, ответом не удовлетворился и закружил по каюте в поисках неизвестно чего. Я дико стонал, капитан, что-то тихо говорил Марафетусу, причем я отчетливо услышал слово «гад». А высокочтимый Хаттаб остановился перед Кейси, стоявшей с горестным лицом у моего изголовья, и впился беззастенчиво впился в нее взглядом.

– А это что за женщина с непокрытой головой, и почему в мужской солдатской одежде? – спросил он.

Тут конечно мы прокололись конкретно. Ну, кто мог подумать, что вид грустящей Кейси вызовет у дедули такое негодование, и кто он такой вообще?

– Это, без пяти минут безутешная вдова несчастного умирающего матроса, наш судовой лекарь по совместительству, – пояснил капитан. – а одежда у нее вся износилась до такой степени, что стало просто нечего одеть, и чтобы не смущать команду и соблюсти нравственность, ей пришлось одеть одежду мужа, тем более ему она больше не понадобится.

Я страшно и трагично завыл, а у старичка загорелись глаза.

– У нашего высокочтимого солнцеподобного султана Каш Каша Второго, да продлятся его дни до следующей геологической эпохи, недавно трагически скончалась любимая младшая помощница седьмой ночной подтиральщицы, поэтому во дворце катастрофический некомплект прислуги. И это в такое тревожное время, когда вокруг дворца рыщут банды Алладина, а на наши цветущие прибрежные города совершают дерзкие набеги морские разбойники Синдбада Морехода. – сказал он. – Пользуясь правом чрезвычайного и полномочного визиря по контролю границы, и руководствуясь законами военного времени, я конфискую у вас эту девицу.

«Чем это ему Кейси приглянулась?», – подумал я и дико застонал.

– О, господин, – бухнулась в ноги старику моя невеста, – Я с радостью пойду в услужение к слепящему глаза своей красотой Каш Кашу Второму, но моя религия запрещает сделать это, пока жив мой несчастный муж. У нас, в церкви колотунов-вельяминистов двенадцатой ночи, это считается самым страшным грехом.

– Ну, это дело поправимое, – ласково сказал похотливый старый козел.

Он, молниеносно выхватив кинжал, сорвал с меня простыню, которую я натянул по самое горло и со всей силы ударил своим ножичком из дамасской стали в мою незащищенную грудь. Кинжал уперся острием клинка в самурайский медальон и с легким звоном,разлетелся на тысячу мелких осколков, как закаленное автомобильное стекло, а самого коварного старикана словно долбануло током. По халату побежали мелкие молнии, борода встала дыбом, а тюрбан задымился. Но кровожадный пенсионер, качаясь, все еще стоял на ногах. И тут Кейси, до сих под сидевшая на полу, одним прыжком опустилась коленями на длинные носки расшитых золотом туфель, и толкнула похотливого козла в слабую старческую грудь. Из туфель он, естественно вылетел, и с грохотом врезался в переборку. Дирижабль вздрогнул. На лицах Барма и Марафетуса застыло выражение ничем не прикрытого ужаса. А ужаснуться было чему. Старичок стал стремительно увеличиваться в размерах. Халат просто разлезся по швам, чалма, вспыхнув, осыпалась пеплом, а борода отвалилась. Вместо этого у старичка разгладились все морщины, выросли клыки, рога, когти и кожа приобрела устойчивый синеватый оттенок. Да и не старичок это уже был, а самый настоящий джинн в боевой трансформации и очень раздраженном состоянии. Глаза его горели, как две ксеноновые фары в тумане, в их свете на когтях играли очень неприятные блики, а на голом торсе вспыхивали и переливались огнями, как гирлянды на елке, сотни татуировок довольно фривольного содержания.

– Не надо было так увлекаться процедурами омоложения стволовыми клетками. – сказал я джинну.

– Молчи, смертный! – проревел он.

Разум Марафетуса резко освободился, и негр грохнулся в обморок.

– Ты, мне нужен, – продолжал реветь джинн, – протягивая ко мне лапы.

– В каком смысле? – спросил я, быстро огибая стол. – Отвали, старый извращенец!

Оружия под рукой никакого не было, и я начал швырять в него запечатанные банки и псевдо хирургические инструменты. Но они не причинили Хаттабу никакого вреда.

– Зря стараешься, я бессмертный. Ты, помет облезлого шакала, сын бешенной ослицы. – сказал он, и дальше грязно выругался. – Я Хаттаб сын Саддама, разнесу в клочья этот презренный корабль, но сначала заберу тебя с собой.

В этом даже не приходилось сомневаться, я стал популярной личностью в этом мире. Бросать больше было нечего, да и чем можно убить бессмертного джинна? Кстати, бродят упорные слухи, что Кощей Бессмертный тоже джинн, только перешедший в другую веру. Оставалась слабая надежда на самурайский амулет, я схватился за грудь, и нащупал во внутреннем кармане, что-то твердое. Это была пустая бутылка без пробки, из под коньяка подаренного мною капитану Ленгдону. Мы ее с капитаном на брудершафт и выпили. Как давно это было! Я размахнулся бесполезной пустой посудой, а джинн, хохоча, проревел:

– Напрасно стараешься, смертный, меня этим не возьмешь. Я прошел курс лечебной реабилитации и теперь могу совершенно спокойно смотреть на… – он близоруко прищурился:– «Коньяк Южнорусский. Пять звездочек…»

Дальше он читать не стал, как-то, странно крякнув, бросился вперед, и юркнул в пустую бутылку.

Пробка, внезапно нашлась в кармане брюк. Джин, занимавшийся обнюхиванием стеклотары, сначала этого не заметил, а когда обратил внимание, было уже поздно. Он очень грязно ругался на всех языках мира, включая, мертвые, угрожал, пугая меня самыми страшными пытками, а потом стал обещать все мировые блага и богатства, любовь красивейших топ моделей планеты и пожизненное освобождение от налогов. Я даже призадумался, но странную щедрость заключенного легко объяснила Кейси.

– Посмотри внимательнее на бутылку, милый, – сказала она.

Я присмотрелся, действительно внизу, над самым донышком бутылки бежала едва различимая надпись: «Все обещания действительны, если они не противоречат тридцати трем законам джинотехники»

Дирижабль сильно тряхнуло. Заскрежетала обшивка.

– Ифриты! Блин! – крикнул Барм и выскочил из каюты.

– Команда – «Газы», – заорал я, но противогаз от этого не появился.

– Успокойся, дорогой, это не газы, – сказала Кейси, вставая с пола и прижимаясь ко мне, – «иприт» и «ифрит», это, как говорят у вас – две большие разницы.

Я непонимающе уставился на нее. О джиннах я читал в арабских сказках и журнале «Магия и жизнь», а вот о ифритах – имел самое расплывчатое впечатление.

– Ифриты, – заполнила этот пробел моя невеста, – это разновидность джиннов, только более тупая, злобная и безбашенная. Они используются в основном для охраны и диверсионных действий в глубоком вражеском тылу.

– Еще они способны за пару секунд угробить любую посудину, хоть воздушную, хоть плавающую, если конечно не увидят, пустую бутылку, – сказал пришедший, наконец, в себя, Марафетус.

– Тогда нам хана, – загрустил я. – Ну почему мы с Ленгдоном так мало выпили?

– А кто сказал, что у нас на корабле нет пустой посуды? – спросил негр.

Дверь открылась, и в каюту вошел перемазанный пыльюБармалеус, держа в руках две старинные бутыли с длинным горлом, в каждой из которых, кто-то возмущенно барахтался. Мой Хаттаб, выглянув из-за этикетки, начал громко возмущаться несправедливостью и требовать, чтобы его пересадили в посуду соответствующую высокому рангу. Пол резко накренился, а дирижабль рванул вперед с такой силой, что я удержался на ногах, только схватившись за стол.

– Марафетус, на мостик! – скомандовал капитан, – Боевая тревога, запасы бутылок к бою.

Не знаю, как экипаж его услышал, но сразу же завыла сирена, а за стеной раздалось звонкое бренчание пустой стеклотары.

– Молодец! – похлопал он меня по плечу, – Не просто поймать джинна такого ранга, очень уж они устойчивые, гады. – Он протянул руку к бутылке. – Вещь очень опасная, правил обращения с плененными джиннами ты не знаешь. Давай-ка ее сюда, пока не случилось чего. Они в таком состоянии очень нестабильны.

– Не давай, – быстро сказала Кейси. Я сразу прижал бутылку к груди. – Это единственная гарантия нашего освобождения. Она мило улыбнулась капитану. – Как только ты попытаешься сделать какую-нибудь пакость, он вынет пробку!

Капитан побледнел, и кисло улыбнулся:

– Как можно думать, что я смогу… После всего, что вместе пережили. Я благородный джентльмен удачи, а не грязный работорговец.

По натуре я человек доверчивый и капитана начал уже воспринимать почти как боевого товарища.Мои сомненья заметила Кейси.

– Милый, – спросила она, – как ты думаешь,называется этот дирижабль?

– «Черная амальгама», – простодушно ответил я.

– Ошибаешься, – сказала Кейси, – в нашем Северном, да и Южном полушарии он больше известен как «Белый Кролик»!

Захотелось вынуть пробку сразу, но я передумал.

– Обе бутылки с ифритами – сюда! – скомандовал я, взявшись рукой за горлышко. – Быстро!

На лбу капитана выступил пот, он шумно сглотнул и очень аккуратно поставив на пол перед нами обе бутылки, быстро отошел к стене. Больше всего на свете я хотел выпустить джиннов сейчас, но при чем здесь Кейси? Ей умирать незачем. От злобы меня трясло изнутри. Рука все сильнее сжимала горлышко, я смотрел в глаза капитану и пытался представить, как он отдает команду уничтожить «Неспешный».

– А теперь вывешивай белый флаг и гони корабль на север, к первому военному российскому кораблю, который попадется на пути.

Сирена завыла особенно мерзко. В ее немузыкальный рев добавились глухие удары гонга.

– На Север не получится, – сказал капитан, – С Севера нас атакуют ифриты.