Текст книги "Последний экипаж "Белого кролика" (СИ)"

Автор книги: Михаил Цыганков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Глава 34 О призывном свете ночного костра, вкопанных по башню танках и целебном звоне граненых стаканов.

Свет в ночном лесу бывает разный. Теплый, ласковый огонек в окне лесника, навевает мысли о прохладной водке, жаркой баньке и теплой лесниковой внучке, случайно заглянувшей проведать престарелого дедушку. Веселое пламякостра на опушке леса и нестройный хор пьяных голосов под бренчание гитары безошибочно обозначает лагерь туристов упивающихся первозданной природой. Крупные разноцветные огоньки в ночном лесу расслабляют и настраивают на романтический лад любого, даже самого закоренелого скептика. А зря! Избушка лесника оказывается домиком оголодавшего людоеда, веселые туристы при ближайшем рассмотрении превращаются в воющих на Луну орков, а огоньки между деревьев не светляки, а пылающие огнем глаза вышедших на охоту саблезубых тигров.

Поэтому, бывалые мужики и много повидавшие девчонки (а какие еще попрутся ночью в дикий лес?), увидев в лесу огонек, не мчитесь к нему с радостными воплями. Лучше схоронитесь неподалеку в кустиках и внимательно все рассмотрите в прибор ночного виденья, совмещенный с оптическим прицелом, а потом уже вскакивайте и молча бегите подальше, пока вас никакой супостат не заметил.

Увы, господа, последовать собственному совету я не мог. Не было под рукой оптического прицела, а приборы ночного виденья в Зазеркалье просто не хотят работать. Желание бодро бегать по сильно пересеченной местности тоже отсутствовало напрочь. А непреодолимое стремление упасть на землю и заснуть, (пусть даже эта земля в три ряда будет усыпана трупами людоедов вперемешку с орками) мучительно пыталось побороть стойкий инстинкт самосохранения. Да и забрезжившая неподалеку надежда не походила ни на логово одинокого людоеда, ни на засаду коварной нежити. И тем более на Надьку-буфетчицу с базы летучих кораблей. На что она походила? На открытый люк! Вернее сказать на торчащую из земли крышку открытого люка! Чего? Да кто ж его знает чего! Мало ли чего у нас в землю закапывают…

Для чего танки закапывают по башню в землю, я знаю. Когда врагов много, танков мало, бензина вообще осталась последняя бочка, а остальные войска или разбежались куда глаза глядят, или смотрят, куда разбежаться, берет какой-нибудь Сигизмунд Пятнадцатый эти малочисленные танки и приказывает закопать в землю по самые башни. Танкистов (если, они не из дворян) срочно, тут же на рубеже обороны производит в рыцари, обещает дать, но только после боя, замки, поместья, дочек царственных особ в жены и оставляет одних против орд злых кочевников, закованных в железо вражеских легионов или направляемых кровожадными колдунами полчищ зомби. Сам же благородный король отправляется в самый неприступный замок, откуда гордо и хладнокровно наблюдает за героическим ратным подвигом своих подданных.

А дальше уже как повезет. (Я танкистов имею в виду, а не зомби). В еле заметную над землей танковую башню попасть трудно. Особенно, если придворные маги зелье не подворовывали и магическую защиту поставили как надо. Заряженные картечью танковые пушки очень быстро прививают кочевникам тягу к земле, а если снаряды заговаривали опытные колдуны, то и к оседлому образу жизни. Так что с точки зрения военной стратегии тут все понятно. Но куда вел найденный мной ход, надо было еще выяснить. Внезапно мне очень захотелось, чтобы это была летающая тарелка. Вроде той, что я случайно сбил. (Очень уж люк похож) Забытая, но исправная. Сесть бы на неё и полететь и полететь…

Здесь у нас много чего летает по небу. Вы и сами это уже заметили. Разные драконы, ведьмы в ступах или на метлах, самолеты, дирижабли, воздушные шары, индусские виманы (не к ночи будут помянуты), пернатые индейские камазотцы. Но я, до недавнего времени, никогда не слышал, чтобы кто-нибудь видел самую обыкновенную летающую тарелку! Не водятся они тут и все! Это и не удивительно, ведь здесь не работают устройства сложнее детекторного радиоприемника образца 1914-го года, да и те без конца ломаются. Что тогда говорить о таких высокотехнологических штуках, как летающие тарелки? Они и метра пролететь не смогут, рухнут и зароются в землю…

Пораженный внезапной догадкой я застыл на месте, чуть-чуть не наступив на прикинувшегося дохлым полутораметрового шерстистого игуанодона. Кейси, идущая сзади и не знакомая с моими умозаключениями, не успела затормозить и со всего размаха врезалась мне в спину. Я не удержался и рухнул на ящера. Игуанодон мгновенно передумал умирать, злобно зашипел и, блеснув жесткой шерстью с зеленоватым отливом, скрылся в буреломе. Кейси тихо выругалась.

Целых полчаса она уже не строила планов нашей счастливой семейной жизни, не интересовалась зарплатой российских суперагентов, не составляла многостраничный список гостей приглашенных на нашу свадьбу. Она была занята работой по специальности. Нет, моя будущая невеста не собиралась ничего состряпать на скорую руку. Бесшумно перепрыгивая через поваленные стволы и ямы, она держала на мушке все вокруг, пронзая пространство хищным воинственным взглядом и держа под контролем все потенциальные цели в округе, но странный свет из приоткрытого люка не видела, или видеть не хотела. Вставая с меня, она нервным шепотом ласково сказала мне, что в такой критической ситуации не стоит изображать из себя пень. А если уж ее будущему мужу и взбрело в голову что-то из себя изображать, то пусть это будет молодой джейран, грациозно скачущий через бревна.

На ее язвительные замечания, я отвечать не стал. Ведь все учебники по выживанию рекомендуют не спорить с женщиной в экстремальных ситуациях. Вместо нудных разговоров и убеждений, они советуют влепить даме пощечину (русские издания твердят, что надо просто заехать кулаком в ухо). А что делать мне? Если я – русский, а дама – иностранка? И как поступить в данной ситуации: ладонью по уху, или кулаком в челюсть? Не говоря уже о том, что бить Кейси не этично, а главное – совсем небезопасно. Поэтому я решил не вступать с ней в дискуссию и молча двинулся на манящий огонек.

Нет, вы не подумайте, что я психически нездоровый идиот из фильмов ужасов категории «В», спешащий при первой подвернувшейся возможности проверить, что скрывается за Той Страшной Дверью в Той Зловещей Пещере заваленной обглоданными человеческими костями. Я совершенно нормальный человек не склонный к самоубийствам и не верящий в патологическое миролюбие пришельцев. Но было в этом свете что-то такое родное и близкое. В ночном лесу мне слышалось задушевное бренчание балалайки, добродушное пыхтенье двухведерного самовара, вечерние переливы гармошки на завалинке (никогда не видел завалинки и не знаю даже, что это такое), тихий перезвон звон наполненных водкой стаканов, кудахтанье кур, мычанье коров, легкую задорную ругань трактористов и веселый смех доярок, спешащих на вечернюю дойку. (По поводу стаканного звона рекомендую прочесть научную статью проф. Забулдыжного, опубликованную в журнале «Трезвость, как наука» за прошлый год. В ней профессор, основываясь на результатах многолетних исследований, утверждает, что граненые стаканы, наполненные теплой водкой, звучат гораздо тише и глуше свих собратьев наполненных водкой из холодильника. Стаканы с ледяной водкой звенят весело, заливисто и внушают человеку оптимизм и веру в будущее. Профессор записал этот звук на диск и несколько лет давал прослушивать его больным, страдающим самыми различными формами тяжелых депрессивных психозов. Результаты были самые обнадеживающие. Больные с радостными и счастливыми улыбками весело шли на поправку и выписку. Широкому внедрению прогрессивного метода в массы помешал один побочный эффект, все больные вылеченные таким образом от депрессии очень быстро становились пациентами другого врача – нарколога.)

Вы думаете, что это мог быть Зов Русалок? Нет, русалочий зов другой, с глубоким эротическим подтекстом, мучительно-приятный и животно-притягательный. Говорят, людям, услышавшим его мерещатся сцены из Камасутры и кадры немецких порнофильмов. Против такого коктейля мало кто может устоять. Поговаривают что как-то раз, не совладав с собой, под воду ушла целая бригада отборных агитаторов секты ленинцев седьмого дня. А ведь какие идейно закаленные были мужики! В жизни ничего кроме «Шаг вперед, два шага назад» не читали. Так и ушли на дно вместе с тридцатью шестью томами сочинений своего идейного вождя – великого дядюшки Зю.

Тут же неудержимо стремясь вперед, ничего кроме спокойствия, ласкового тепла и жуткой тоски по Родине я не ощущал. Сзади что-то возмущенно бормотала Кейси, хватала меня за руки и автомат и, кажется, подумывала, не прострелить ли мне обе ноги. А что? Против русалочьего зова это, между прочим, самый действенный метод. Но и она оставила эти бесполезные попытки, увидев, наконец, открытый люк собственными глазами.

Увы, это не была летающая тарелка! Не бывает у летающей тарелки квадратного бетонного лаза с огромным колючим кустом на крышке? Это, господа, явный перебор. Но, не смотря на эту, мягко говоря, странную особенность, не раздумывая ни минуту, я смело рванул вовнутрь, Медом там было, что ли намазано?

Жизнь солдата, как известно, принадлежит не только ему, но еще и той стране, чью форму бедолаге выпало носить. Для чего его, спрашивается, одевают, обувают, кормят, наконец. И еще платят за это деньги. Довольно приличные. Особенно с учетом всех дополнительных выплат, премий и льгот. Как любит говорить наш командир – капитан первого ранга Ржевский: «Ничто так не стимулирует воина к добросовестной службе, как высокое признание Родины и командования выраженное в денежном эквиваленте». Очень мудрые слова, и я полностью с ними согласен.

Поэтому, поняв, что падаю, я не стал бестолково размахивать своими дорогостоящими (для государства) руками, материться и пытаться преодолеть неумолимую силу земного притяжения а, сгруппировавшись, лихо приземлился на ноги, хотя пролетел несколько больше, чем рассчитывал. Метра на два. Под ногами, что-то оглушительно треснуло и развалилось. Свет внутри погас. Стало темно, как в африканской алмазной шахте после отключения электричества за неуплату. Лишь наверху, в потолке, был отчетливо виден подсвеченный луной квадрат со взъерошенным профилем Кейси. Она изо всех сил пыталась рассмотреть, что же происходит внизу…

Но испугаться темноты я не успел. В дальнем углу раздался сухой электрический треск, пахнуло озоном и, под бревенчатым потолком замерцал зловещим оранжевым огнем тусклый шар сантиметров тридцать в диаметре. Лучше бы я сидел в темноте…

Глава 35 Об отличии шаровой молнии от фаербола и не полученной Нобелевской премии

Некоторые, не просвещенные в вопросах магии люди, думают, что файербол и шаровая молния – одно и то же. Что не удивительно. Журналисты, добывающие свой нелегкий хлеб на ниве желтой прессы, не видят в этих уникальных явлениях никакого различия. А зря! Чего стоит фраза в газетной статье: «Косяк молодых файерболов разом поднялся в небо и взял курс на север», или «На месте преступления был брошен многозарядный амулет работы Порфирия Сиракузского с двумя неизрасходованными шаровыми молниями в обойме». Так мог написать человек совершенно ничего в магии не соображающий.

Файерболы – штуки неодушевленные, мозгов у них – как у бронебойного снаряда. Просто сгустки энергии, которую используют маги, задумавшие кого-то ухлопать. Именно ими отбивался доктор Ливси от злобных марксистов-антиглобалистов. На цель файербол наводится с помощью специальных излучаемых магом силовых линий и вездесущих торсионных полей. По существу – это местный вариант противотанковой управляемой ракеты.

Шаровая молния – совсем другое дело. Она – умная! В смысле мыслящая. Что это такое и о чем она думает до сих пор никто не знает. Сколько кандидатов и докторов наук полегло, пытаясь найти ответ на этот злободневный вопрос, и посчитать трудно. В академгородках скоро улиц не хватит, чтобы называть именами героев павших во имя науки.

Почему злободневный? А как же он может быть не злободневным, когда эти светящиеся штуки суют свой нос (если он у них есть) куда попало и норовят взорваться при первом удобном случае. Ни амулеты, ни заговоры против них не помогают. Спасают только громоотводы и заземленные металлические сетки ограждения. А какую энергию они вырабатывают в момент контакта! Как у маленькой бомбы, не атомной, конечно, но если рванет, мало не покажется. Спецы по ядерной энергетике от зависти лопаются (в переносном смысле). Но приспособить к чему-нибудь полезному эти бродячие электростанции никто не может. Хотя пытаются регулярно.

Пару лет назад кандидат на Нобелевскую премию, известный кембриджский профессор Айс Чубофф, (вы может о нем слышали, он из эмигрантов четвертой волны) всеми правдами и неправдами получил разрешение вывезти на Большую землю в специальном контейнере три шаровые молнии. Как он их поймал непонятно, но не просто вывез их через портал, а еще и выбил у прилично обнищавшего в последнее время американского правительства деньги на строительство первой в мире экспериментальной электростанции на шаровых молниях. Деньги и место под строительство ему выделили – на Аляске. Там еще рядом была секретная американская станция по изменению погоды. Решили, что ей как раз много энергии и надо. Зря решили. Накрылась их секретность медным тазом. Теперь это место из космоса хорошо видно. Большое выжженное пятно. То ли молнии начали неконтролируемо размножаться, то ли Чубофф в расчетах ошибся. Короче говоря, не видать ему больше Нобелевской премии, потому, что посмертно ее не никому выдают.

Мне Нобелевская премия тоже не светила. Зато светил висящий под потолком зловещий оранжевый шар. Света от него было немного, как от лампочки в сорок ватт, после аварии на подстанции. И гудел он как старый трансформатор, страдающий тяжелой формой хронического старческого замыкания. Неровно гудел, я бы даже сказал – нервно. Словно что-то пытался сказать. Или спросить? Я максимально напряг мозги и слух, и вдруг разобрал слова (или я свихнулся, или он говорить научился). Набор слов был небогатый, лексикон бедный, в основном «Ахтунг!», «Аусвайс!» и иногда «Пароль!». Причем чем громче он говорил, тем все больше психовал. Мигал, как при работающей рядом сварке, трещал, разбрасывая во все стороны искры, по поверхности шара беспорядочно пробегали какие-то знаки. А он все бубнил и бубнил «аусвайс», «ахтунг», «пароль»…

Вы думаете, я не нервничал? Я еще как нервничал! Я уже привык не удивляться говорящим рыбам, птицам, но требующая непонятно чего говорящая шаровая молния! Это перебор!

«Пароль, пароль» – не унималась злобная тварь, явно собираясь самоликвидироваться. Чтобы понять это, не надо быть специалистом по термодинамике шаровых молний…

– На горшке сидел король! – с чувством сказал я, думая только об одном, зацепит Кейси взрывная волна или нет. И чего она как дура, торчит в люке… Что я буду потом делать с безголовой невестой?

Ничего не взорвалось. Молния прогудев, что-то вроде «орднунг», успокоилась, молча зависла под потолком, умело прикинувшись лампой дневного света. Только теперь я заметил, что сижу на корточках, глубок втянув голову в плечи.

Медленно выпрямившись, я сделал глубокий вдох. Так долго не дышать вредно для здоровья. От этого умирают. Я ведь не какой-нибудь «упырь кладбищенский обыкновенный», в кислороде не нуждающийся, а прапорщик Российской армии нуждающийся не только в кислороде, но и в воинской славе. А тут, представляете некролог: «… от страха забыл дышать». Позор Вооруженным Силам! Хорошо, что никто не видел. Кроме Кейси… Видела она или нет? Вот в чем вопрос! Выяснить это я решил позже. Пока моей невесте надо было как можно скорее убираться с поверхности. Вдруг диплодоки передавили не всех саблезубых медведей? Сухой треск под ногами заставил, наконец, посмотреть вниз.

Под ногами оказался стол. Хороший, дорогой, предназначенный для того, чтобы на нем играли в разные аристократичные карточные игры. В случае выигрыша счастливчик поил всех присутствующих, включая лакеев, кучеров, собак и ручных медведей, французским марочным шампанским. А, проигравшись в пыль, с достоинством шел топиться в ближайшем пруду, или пускал пулю в лоб на зеленой лужайке у фонтана.

В тяжелую годину, когда у аристократов заканчивались деньги, лакеев, кучеров и дрессированных медведей забирали в ополчение, а коварные враги вероломно перейдя границу, распугивали кур и вешали без суда и следствия, партизанящих по лесамхолопов, на таком столе разворачивали карту боевых действий и, водя по ней кончиком дорогой, хорошо обкуренной, трубкимудро и хладнокровно определяли направление Главного Удара по супостатам.

Увы, на этом столе никто никогда не будет больше ничего определять и тем более играть. Потому что именно он самортизировал мое падение с высоты двух с половиной метров, в результате, которого антикварная мебель была навсегда утрачена для мировой культуры.

Красное полированное дерево разломанной пополам крышки украшали два четких отпечатка армейских ботинок, выпущенных на секретной фабрике министерства обороны где-то в лесах под Кундрюпинском. Тонкая филигранная резьба со следами былой позолоты не выдержала удара и отвалилась, украсив пол золотыми блестками. Каким ветром сюда занесло этот музейный экземпляр представить трудно. Но сейчас он банально мешал мне поймать, собирающуюся прыгнуть невесту. Я отпихнул ногой изувеченную крышку, в тот самый момент, когда Кейси без предупреждения сиганула вниз. Прямо в мои объятия.

Отправлю ее мыться при первой же возможности! В ближайшем болоте, ручейке, реке, водопаде, бобровой плотине, или гнездовом омуте плезиозавров. Чистота – залог здоровья! А потом подарю ей духи, все равно, какие лишь бы запах был посильнее.

Не дав внучке знаменитого америкосовского кока насладиться объятиями простого русского солдата, я аккуратно поставил ее на пол.

Но Кейси этого не заметила. Как зачарованная, она уставилась на шаровую молнию, безразлично изображающую из себя люстру. Я, лично, не понимаю, что в этом такого особенного. Висит под потолком сгусток разумной плазмы, прикинувшийся лампой дневного света, хорошо светит, немного греет. Главное, не говорит, не требует пароль и не пытается взорваться! Кейси, же от этой мирной картины впала в глубокую прострацию. Она не спускала глаз с потолка, все время, вспоминая вслух свою маму и мать президента Шварценеггера – младшего.

Угадайте, чем я занимался, пока девушка любовалась редким природным явлением? Напрасно мучаетесь и перегружаете кору головного мозга. Все равно не угадаете. Я просто стоял на коленях. Нет, конечно, не перед Кейси – перед изувеченным столиком.

Вот скажите, когда у вас дома внезапно ломается старый стул, который давно пора было выбросить, но было жалко расстаться с фамильной реликвией, рушится буфет из бабушкиного приданного или разваливается шкаф, купленный на премию прадедушки за победу в социалистическом соревновании посвященном Двадцать Четвертому съезду КПСС, что вы обычно делаете с дорогой сердцу рухлядью? Ползаете по полу и, рискуя загнать себе занозу в палец, любовно перебираете обломки? Нет? Просто выбрасываете? Очень, очень странная модель поведения.

От стола тянуло чем-то родным и близким. Водкой, березками, одеколоном «Шипр» и хромовой кожей сапог роты почетного караула. Я не просто перебирал обломки, в приступе нахлынувшей ностальгии пытаясь обильно оросить их слезами, я разбирал стол, как автомат Калашникова, раз и навсегда отработанными движениями, аккуратно раскладывая на деревяшки на полу. Хоть убейте, до сих пор не могу понять – зачем я это делал?

Первой в руках оказалась шкатулка из красного дерева. Именно оказалась! Сама! Вывалилась из какого то потайного отделения. Солидная штукенция была закрыта на обычный крючок. Бросив быстрый взгляд на Кейси, я убедился, что она по-прежнему таращится молнию, строя планы чудесного спасения Америки от энергетического кризиса. Про Чубоффа она видно не слышала.

Выбора и времени на раздумья у меня не было. Шкатулку надо было открывать. Хотя внутренний голос настойчиво советовал не делать резких движений и, вообще, хорошо подумать. Мало ли что внутри. Как бабахнет! И все, хана – домой не вернулся моряк молодой… Но пальцы, не посоветовавшись с мозгом и внутренним голосом, сами откинули крючок и сделали свое черное (я давно не мыл руки) дело.

Опять ничего не рвануло, только тихонько скрипнули петли. Увы, внутри не было взрывчатки, золота, бриллиантов и тайных протоколов сионских мудрецов переснятых на микропленку шесткинского комбината «Свема». Там лежал пожелтевший от времени небольшой листок гербовой бумаги. «Этим столом мастер Гамбс начинает новую партию мебели для гостиной генерала Попова. Санкт-Петербург. 1896 год». Ценная информация была написана витиеватыми буквами с ятями и другими выкрутасами задолго до наступления времен исторического материализма.

Ну что ж,– подумал я, – в старину тоже любили шутить. Или тайник в столе был частью рекламной компании «Двенадцати стульев»? Осмыслить это потрясающее литературоведческое открытие я не успел. Пальцы сами продолжали жадно ощупывать бархатные внутренности шкатулки, что-то дернули, что-то нажали, и в руках оказался невзрачный замшевый цилиндр на длинной цепочке. Амулет – не амулет, оберег – не оберег, так невзрачная серая штучка, но какая родная и близкая! Я, не раздумывая, (Вы представляете? НЕ РАЗДУМЫВАЯ!) быстро надел ее себе на шею. Японский амулет отреагировал на это спокойно. Ему вообще все было глубоко по барабану.

И тут меня отпустило. Я вдруг перестал испытывать трепетные чувства к дряхлому гамбсовскому творению и слышать треньканье балалайки под перезвон водочных стаканов. Ностальгия испарилась. Я снова взял в руки шкатулку и еще раз внимательно ее рассмотрел. Никакого золота и бриллиантов за подкладкой действительно не было. Очень жаль. Мастер Гамбс мог бы засунуть в шкатулку парочку золотых монет, чисто для смеха, просто приколоться. Но с чувством юмора у него было плохо. А может, просто жадноватый был мужик?