Текст книги "Последний экипаж "Белого кролика" (СИ)"

Автор книги: Михаил Цыганков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Глава 41 О родовом замке Генриха Свирепого, применении бензопил у викингов и средневековой музыке

Замок у герцога был солидный. Лучи выползающего из-за горизонта заспанного утреннего солнца живописно играли на стволах, угнездившихся на всех трех замковых башнях, многочисленных зениток. А ранняя утренняя роса обильно покрыла бетон орудийных фортов, держащих под прицелом все подступы к родовому гнезду.

Короче говоря, мощный получился домик в деревне. Только архитектура немного подкачала. То ли денег на строительство в бюджете было выделено мало, то ли заказчик хотел выпендриться перед соседями, то ли архитектор был убежденным сторонником конструктивизма. Сейчас, конечно, уже выяснять бесполезно. Но результат налицо – герцог жил в треугольном замке.

Скажите, вы часто видели треугольные замки? Не часто? Вообще не видели? Я за время службы, каких только замков не повидал, и четырехугольных, и пятиугольных, и … многоугольных тоже много видел. Но треугольных – не приходилось.

Шедевр конструктивизма гордо озирал окрестности с небольшого холма, и был похож на нос гигантского дредноута, заброшенного сюда неизвестно каким катаклизмом. Холм плотно обступило стадо могучих каменных казематов сложенных из огромных, я бы даже сказал мегалитических, валунов. Они столпились вокруг, как гигантские плотоядные мохнатые муравьи вокруг своей десятикрылой королевы перед атакой на логово тираннозавров, чем очень портилиживописный пейзаж.

С одной стороны, между прочим, очень удобно. Пока неприятель на пути к замку все эти форты и сараи циклопические разнесет по камешку, раскатает по бревнышку, сожжет и развеет по ветру, у него или боевой пыл остынет, или личный состав от дыма угорит, или помощь осажденным подоспеет. А с другой стороны – загубленная красота живописного ландшафта, полное отсутствие романтического настроения, а вместо пасторальной идиллии, нагромождение безвкусных каменных чудищ с колючей проволокой и пулеметными вышками по краям.

Генрих Свирепый перехватив мой взгляд, расценил его по-своему. Тормознул джип у ближайшего каменного сарая и, чуть звякнув ключами, без скрипа, распахнул огромные дубовые ворота.

– Все готово, господа! – с гордость сказал он. – В идеальном порядке, проверено, заправлено и заряжено. Готовность номер один! Воины рвутся в бой! Все ждут приказа. – герцог склонился к самому моему уху.– Может, намекнете, скоро ли?

От нетерпения он начал опять бесконтрольно играть мечом, наполовину вынимая его из ножен и тут же с силой загоняя его обратно. Стоявшие вокруг рыцари на всякий случай попятились.

Я оставил его вопрос без ответа. Слова куда-то пропали, идух перехватило. У Кейси чуть глаза из орбит не вылезли. Столько танков в одном месте я никогда не видел, Кейси, думаю тоже.

Бронированные чудовища застыли идеально ровными рядами – гусеница к гусенице, в своей неподвижности похожие на стада впавших в анибиоз гигантских броненосных носорогов. Машины были от люка до катка укутаны в брезентовые чехлы. Поэтому, я впервые в жизни не смог, понять, что это за танки. Не «шерманы», не «чифтены», не «крусейдеры», и не «Т-34», что-то очень знакомое и незнакомое одновременно. Я хотел спросить об этом герцога, но не решился расписаться в собственном невежестве. Что я за рыцарь такой, если под брезентом танк не смог опознать?

Впрочем, я не смог разобрать и марки зачехленных бронетранспортеров замерших в соседнем боксе. Герцог оказался очень богатым человеком, я бы сказал сказочно богатым. Танки стоят больших бабок, и каждый уважающий себя феодал из кожи вон лезет, чтобы купить хотя бы парочку. Вы не поверите, но эти средневековые идиоты, закладываю замки, дают столетние концессии на разработку месторождений, идут на подлог и грабят ночью на дорогах одиноких купцов, чтобы добыть денежки на еще одну железную игрушку. Но купить целую танковую армию? Я мысленно перебрал всех известных зазеркальских олигархов и не нашел ни одного, способного хапнуть столько бронетехники разом.

Кейси подавленно молчала. Ошеломленно осматриваясь по сторонам, она сосредоточенно высчитывала, как эта армада может угрожать интересам Соединенных Штатов.

Удовлетворившись произведенным впечатлением, герцог потащил нас хвастаться замком. Честно скажу, я мало что рассмотрел и запомнил. Из последних сил, таская ноги по этажам, лестницам и многочисленным залам, я уже не мог по достоинству оценить батальные полотна неизвестных мне художников и бюсты незнакомых мне полководцев. Больше всего хотелось увидеть и, главное, посетить только одну замковую достопримечательность. Не в силах больше терпеть, я решил немного подкорректировать экскурсионную программу и намекнул на это Генриху…

Говорят, что средневековые феодалы малокультурные, едят ножами, упорно игнорируя вилки, моются один раз в жизни. (Вы думаете перед свадьбой? Ошибаетесь, перед первым преставлением под светлейшие императорские очи) За всех ручаться не могу, но Генрих, если судить по его санузлу, феодал очень цивилизованный. Единственное неудобство – в замке нет мужских и женских мест, куда все предпочитают ходить пешком. Поэтому мы с Кейси просто вынуждены были зайти туда вместе (никто ведь не знал, что Кейси – женщина), а за нами завалил следом герцог и вся его компания. А что тут такого? Разве боевым товарищам и вассалам есть, что скрывать от своего сюзерена?

Я думаю, моя невеста в первый раз выглядела такой беспомощной. Что вы хотите – женщина, есть женщина, создание, однозначно, слабое.

– Милорд, – как можно тише сказал я, – если вы думаете, что мы хотели зайти сюда, чтобы… – я выразительно глянул на сверкающий белизной писсуар, – то слегка заблуждаетесь. Воины, прошедшие курс специальной подготовки, могут обходиться без этого, – я снова глянул на писсуар, на этот раз с презрением,– неделю. Это минимум. Просто мой товарищ, – я указал рукой на Кейси, – должен выполнить один обряд, вместе со мной, без свидетелей. – Я перехватил недоуменный взгляд герцога, и добавил, – Так требует его вера. А если что то ему в этом деле помешает, – я сделал длительную паузу, а Кейси сузив глаза, пристальным взглядом обвела собравшихся, – то ему придется… Вы слышали о техасской резне бензопилой?

Они явно никогда о ней не слышали, как и о самом Техасе тоже, но хорошо знали, что такое бензопила – любимое оружие суровых скандинавских берсерков.

(Не известно, кому пришла в голову замечательная идея показать психически неуравновешенным викингам широкие возможности бензопилы. Бедняги впали в состояние дикого восторга. Их любимые двуручные секиры и рядом не валялись. Вся тонкость состояла в том, что получить эту замечательную штуку, как и бензин для нее они могли только в обмен на уж и не помню, сколько кубов древесины ценных пород, причем напиленной собственноручно. Пилы ломались часто, бензин жрали в огромных количествах. В результате самые свирепые воины современности не вылезали с лесоповала. А если и вылезали, то в эти редкие моменты, ни о каких войнах даже и не помышляли. Некоторые, правда, вошли во вкус, быстро разобрались, что к чему и сменили нервную и опасную профессию берсерка, на более спокойную работенку хозяина лесопилки, поняв, что гораздо выгоднее торговать бревнами, чем бегать с ревущей пилой по фьордам.)

Герцог с товарищами этих тонкостей не знали и выскочили за дверь со скоростью раненного белого медведя. Как мы, оставшись вдвоем в одном туалете, выкручивались из создавшейся щекотливой ситуации рассказывать не буду. Не интересно это. Скажу только одно, на этом экскурсия закончилась. С опаской, поглядывая на нас, Педро повел всех в тронный герцогский зал и усадил за свой любимый каменный стол.

Зал был действительно большой. Наш клуб в Новом Кронштадте рядом с ним выглядел бы как собачья конура по сравнению с Генеральным штабом. Один камин чего стоил. Размером он напоминал небольшую доменную печь на консервации. Думаю, в случае войны герцог прямо здесь, сможет наладить производство броневой стали, и отливать танковые башни для своей армады. Обычно в таких залах вывешивают трофеи, добытые хозяином и его доблестными предками в многочисленных сражениях. Но у герцога трофеев было немного, пара – тройка знамен, какие-то сваленные в кучу у камина ржавые доспехи и старый, местами дырявый ковер два на три метра, по углам прикованный к стене толстенной якорной цепью. Видно гости здесь бывают разные, могут стащить то, что лежит плохо инадежно не прикручено. На стенах, правда сверкало остро заточенными лезвиями большое количество колющего и режущего оружия, но к трофеям я его относить бы не стал. Уж очень новым оно выглядело. Ни одного зазубренного лезвия, ни одних потертых ножен, ни одной замотанной скотчем треснувшей рукояти. Наверно, Генрих между делом ограбил какой-нибудь оружейный супермаркет.

Закончив интересоваться трофеями, я под заунывное пение придворного оркестра принялся любоваться портретами педриных родственников в изобилии развешанных вокруг. Честно говоря, я стал это делать для того, чтобы не заснуть. Глаза слипались невыносимо. Ну, еще бы – бессонная ночь, гибель «Белого Кролика», потом кролики живые, а теперь еще и бесплатный концерт местной самодеятельности, загонят в сон кого угодно. Невыносимо хотелось положить голову на руки и закрыть глаза, но вдруг сон вассала в присутствии синьора считается здесь тяжким оскорблением, смываемым только кровью? Эх, зря я, дурак, не купил себе правила придворного этикета, зря.

Это только в кино бывает. Попадает герой в мрачное средневековье, не важно наше или импортное. Слышит, какую тягомотину местные таланты исполняют и понимает, что долго в таких условиях ему не протянуть. Тут же дает местным трубадурам бесплатный мастер класс современной игры на арфах, лютнях, пастушьих рожках и других музейных экспонатах и дальше, как говорится: «Танцуют все!». Музыканты понимают, что у них началась новая жизнь, больше не хотят играть нудную муру, уходят от своего феодала в длительный гастрольный тур и под шквал бешеных аплодисментов побеждают на «Евровидении». Вранье все это, полное вранье. Никогда они нашу музыку как следует, играть не научатся, за исключением матерных частушек, конечно. Потому, что косные они до невозможности. Приверженцы традиционного (в их понимании) искусства. Это Черные маги от хард, треш рока тащатся, а эти за ламбаду могут на кол посадить. Что смеетесь, прецеденты были.

Поминая недобрым словом местную культуру, я пытался понять, кому же из портретов, Педро приходится ближайшим родственником. Выглядел он, как случайно перепутавший миры и континенты конкистадор: черноволосый, с глазами цвета и размера мелкой картечи, носатый, усатый, с сумрачно сдвинутыми бровями и расчерченным глубокими шрамами лицом крепко пьющего человека. А на портретах красовались сплошь светловолосые голубоглазые безусые аристократы с прямыми носами и выдвинутыми вперед подбородками. Фоном им служили сверкающие на солнце горные вершины или жуткого вида нагромождения ледяных торосов. Поразмыслив немного над этой проблемой, я пришел к выводу, что или мама герцога, слегка подгуляла с заезжим амиго, или родственники на портретах были очень далекие.

А Кейси, похоже, спать не собиралась и даже не хотела. Она так стреляла по сторонам глазами, и если бы каждый взгляд был пулей, все в зале были бы давно похожи на решето. Как жаль, что таким магическим приемом она не владеет.

Глава 42 О неудачном стечении обстоятельств, балладе о бедном худом рыцаре, медали за форсирование реки Иордан и песне о Куликовом поле

Во всем, что случилось дальше, виноват только я и, неудачное стечение обстоятельств. Сначала в зал приперся перепачканный в крови и грязи гонец и скорбным голосом сообщил, что найдены тела коварно зарезанных ночью диплодокских охранников. Мы с Кейси чуть вином не захлебнулись, от удивления. А потом, когда вскочили вместе со всеми, чтобы молча выпить за павших товарищей, у меня из кармана вывалилась бутылка с временно недоступным джинном и с предательским звоном покатилась по каменному полу. Заключенный в стекло старикан тут же стал возмущенно орать о злостном нарушении правил джиновладения (Откуда он взял, что такие правила вообще есть?) и громко ругаться на всех мертвых восточных языках. Поэтому моя идея, выдать его за бутылку древнего ритуального самогона провалилась, так и не воплотившись в жизнь.

Как загорелись глаза Генриха, как оживился этот потомок заблудившегося конкистадора! На всякий случай я, сказал, что это мой домашний ручной джинн, который по наложенному пятьсот лет назад заклятию, обязан меня всегда сопровождать в боевых походах и засунул бутылку обратно в карман. Но герцога это не остановило, он стал упорно уговаривать меня продать фамильную реликвию, постоянно повышая цену. Подонок-джин начал громко говорить о своей давней любви к рыцарству и перечислять номера крестовых походов, в которых он лично принимал участие, не уточняя, правда, на чьей стороне. Герцога это раззадорило на столько, что он назвал такую сумму…

В общем, скрепя сердце, я решил расстаться с бесценным семейным артефактом, обеспечив себе, будущим детям, внукам и правнукам безбедную старость, а Кейси лечение в лучших клиниках пластической хирургии. Но, между мной и очень обеспеченной старостью вдруг возникло непреодолимое препятствие – как только я собирался достать бутылку, руки отказывались меня слушаться.

Есть, пить, шевелить пальцами, ковыряться в носу – это, пожалуйста, сколько хочешь. А вот достать бутылку из кармана – нет, сразу становятся как не свои. Объяснив недоумевающему Генриху, что заклятие очень сильное, так просто, с наскока, его не преодолеть, я пошел на хитрость. Взяв со стола бутыль с надписью «Настоящий древнегерманский шнапс», ( кстати вопрос: откуда здесь шнапс?) засунул ее в карман к джину. Джин на это событие отреагировал бурно, стал шумно и жадно облизываться, громко чмокать губами и орать похабные застольные древнегерманские песни – что поделаешь, бурное алкогольное прошлое давало о себе знать. Я медленно вытащил руку из кармана, а потом резким движением засунул обратно и схватил за бутылку джинна горлышко, но вытащил под протестующие вопли ифрита все равно бутылку со шнапсом! Повторив этот фокус, раз пять и, поняв, что карьера Коперфильда мне не грозит, я опустил руки (в прямом смысле этого слова). Генрих еще потоптался около меня немного, а потом, сказав, что глубоко уважает мою верность фамильным традициям, злобно сверкнул черными глазами, отстал.

– Теперь он должен тебя отравить. – заговорщическимтоном шепнула Кейси внимательно наблюдавшая за моими потугами.

– От – равить? – я снова поперхнулся вином.

– Да, милый,– кивнула она, внимательно рассматривая внутренность серебряного бокала.– Ты при всех отказался продать своему синьору джина, причем за бешенные деньги. Такое оскорбление при подданных нельзя оставить безнаказанным – это раз, ему действительно очень нужна эта бутыль – это два и, в-третьих – мы с тобой единственные, кто может рассказать о том, как действительно развивались события на диплодокском поле.

– Это я не захотел? – моему возмущению не было предела, – Да пускай забирает бутылку к чертовой матери и идет дальше воевать со своими чокнутыми кроликами. Кстати, отличная мысль – сейчас позову герцога, и пусть сам достанет бутыль из моего кармана.

Ошеломленный таким простым решением проблемы я открыл рот, но вместо слов: «Ваше сиятельство, соблаговолите достать бутылку сами!» вдруг ляпнул: «А что-то давно, благородные сэры, мы не пели песен?».

Это была моя вторая ошибка.

Все одобрительно загудели, выпили за высокое искусство военных музыкантов и полезли под стол искать свои лютни.

– Хотя, может и не отравят. – продолжала не обращая внимания на шум и всеобщее оживление, развивать свою мысль Кейси.

Я облегченно вздохнул. Слава Богу, не все так плохо.

– Скорее всего зарежут, по-тихому. Все-таки почетные гости, вновь приобретенные вассалы и просто так взять и отравить их за рыцарским круглым столом? – она пожала плечами, – Не захотят осквернять святыню. Чтобы лишний шум не поднимать, пырнут ножиком в темном углу и все. Злодея потом обязательно найдут, казнят публично, перед смертью он, конечно, во всем признается, расскажет на кого работал и по чьему заданию смертоубийство совершил. Так что с точки зрения закона – носорог рога не подточит.

Я шумно сглотнул и посмотрел по сторонам. Как много вокруг колющего и режущего…

– Так что милый постарайся ничего больше не есть и не пить и внимательней смотри по сторонам и особенно за спину.

Я с ужасом посмотрел на полупустой бокал в своей руке. Не зря говорят врачи, чрезмерное потребление алкоголя хорошо помогает от депрессии, но значительно укорачивает путь к могиле. Выбравшие эту дорогу, умирают веселыми и жизнерадостными, жаль живут не долго.

В животе вдруг сразу стало горячо, потом запекло как от изжоги. А в грудь слегка долбануло током. Все правильно – японский медальон предупреждает, хватит пить (Вообще, с каких это пор он взял на себя функцию заботы о моем здоровье? Страшно подумать, что он еще может мне запретить). Но было поздно. Медальон еще раз жахнул током в грудь (воспитывать меня решил, гад), а вино, наконец, долбануло в голову. Я взял бокал и, осушив его залпом, с громким стуком поставил на стол.

Возникший рядом герцог, положил мне руку на плечо ипо-отечески заглянул в глаза.

– Тебе не плохо, друг мой? – тревожно спросил он.

Я слегка приобнял его (не подумайте ничего плохого, просто, чтоб не упасть), качнулся и сказал:

– Мне очень хорошо! Почему никто не поет?

Оказалось, что вечер патриотической песни решил открыть сам хозяин замка. Он заявил, что споет отходную обрядовую балладу, которой рыцарей, на его родине, всегда провожают в путь, последний.

Генрих взял в руки помесь гитары с мандолиной и нудным голосом (а они здесь другим просто петь не умеют) запел. Уж, простите меня, ребята, слова я не запомнил. Содержание помню, а слова нет. Надо было, конечно, потом записать, но не успел.

В балладе пелось о худом, но очень благородномрыцаре, у которого всю еду сжирал толстый наглый оруженосец. Убить подонка за несоответствие занимаемой должности и неуважение к работодателю рыцарь не мог, потому, что был беден, часто задерживал зарплату, и больше никто работать к идальго идти не хотел.

Все свою сознательную жизнь он любил одну единственную девицу – Дуль Синюю, единственную дочь барона Родриго Синего Тобосского. И каждого кто называл его даму сердца просто Дулей, рыцарь колотил нещадно мечом по голове. Меч был старый и тупой и особого вреда никому причинить не мог.

Дуле рыцарь вообще не нравился. Девушка она была видная, у нее и других поклонников, побогаче, хватало, и издевалась она над бедным, но благородным рыцарем, как могла. Наконец, ему это надоело, и завербовался он в ближайший крестовый поход, где и погиб героически в неравном бою с блуждающими ветряными мельницами. (Блуждающие ветряные мельницы -дьявольское изобретение восточных магов. Строится обитая железом башня на колесах с лопастями, утыканными острыми клинками. После совершения тайных обрядов в нее вселяется какой-нибудь маломощный дух – эта штуковина оживает и отправляется искать неверных, чтобы рубить их в мелкую капусту. Были очень эффективным видом боевой магической техники до появления противотанковых пушек. Сейчас, почти не применяются.)

И остались от благородного идальго только помятый шлем, нагрудный знак «Участник крестовых походов» и медаль «За форсирование реки Иордан».

Но черстводушая Дуль Синяя со смехом выбросила скромные награды благородного рыцаря в море. И сия пучина поглотила их в один момент. Громко хохотали многочисленные дулины ухажеры в свое время сумевшие откосить от крестовых походов.

Но веселились они не долго. Этой же ночью на дворец дона Родриго напал летающий индейский рейдер. Никто из дулиных ухажеров владеть мечем не был, как следует, обучен. К тому же, все были в стельку пьяны, и в темноте с перепугу не могли человека от кактуса отличить. Кровожадные инки, а может и ацтеки, всех тепленькими и повязали, побросали в своего летучего камазотца и вернулись через океан на историческую родину.

Прекрасная Дуль Синяя окончила жизнь на жертвенном камне одной из индейских пирамид. Перед смертью она так громко орала и звала на помощь своего благородного идальго, что из рук главных жрецов выпало и в дребезги разбилось три обсидиановых ножа, а впоследствии им пришлось пройти особый курс реабилитации в специальной клинике на солнечном берегу озера Титикака.

Но благородный рыцарь таки не пришел на помощь своей возлюбленной. Да и как он мог это сделать, если разметало его мельничными крыльями по горячим камням сектора Газа…

Ударив последний раз по струнам, Генрих закончил свою трагическую балладу. Что и говорить, хорошая песенка для отправляющих в дальний путь паладинов. Внушает уверенность в завтрашнем дне, надежду на скорое и, главное, благополучное возвращение домой, а если еще строевой ее сделать, переработать в марш…

Кстати о строевой песне… Кто-то сунул мне в руки штуковину со струнами, название которой я не знаю, и настал мой черед потрясти почтеннейшую публику непревзойденным вокалом. Я посмотрел на зрителей. Герцог знал, что делал. Сумел зацепить тонкие струны грубой средневековой души. Глаза практически у всех присутствующих предательски блестели, а Кейси, вообще, тихо рыдала, собирая текущие ручьем слезы в серебряный кубок.

Я начал лихорадочно перебирать слова знакомых песен, надеясь найти, что-нибудь подходящее. Песню о Робин Гуде и его вольных стрелках пришлось отмести сразу. В здешних краях Робин со своей бандой был не легендарной личностью, а вполне реальным полевым командиром целой разбойничьей армии, попортившей немало крови местному бизнесу. Даже мой «Неспешный» много раз барражировал над лесными просторами, безуспешно пытаясь найти его тайные тренировочные лагеря.

Песню о том, как среди оплывших свечей и вечерних молитв вырастают настоящие благородные герои потому, что в детстве читали правильные книги, тоже петь не захотел. Не умеют они здесь читать и не любят. Кино – пожалуйста, а читать – не рыцарское дело с буквами возиться.

И пока я перебирал кружившие в голове обрывки строчек и куплетов, Педро решил заполнить паузу и предложил почтить память всех рыцарей не вернувшихся домой из военных походов. Тост, безусловно, благородный, да и как можно за такое не выпить? Я ведь и сам, по большому счету находящийся в военном походе рыцарь (если внимательно посмотреть). Желудок снова обожгло, медальон жахнул током (и когда только у него батарейки сядут?) и тут меня осенило.

Я попытался изобразить тремя пальцами уж и не помню, какой блатной аккорд и, ударив по струнам, протяжно запел:

Как на поле Куликово выходили мужики,

И дышали перегаром наши русские полки.

В слове «русские» я вложил в первую букву столько звериного рыка, что несколько бродивших про залу собак поджали хвосты, завыли и забились под стол, а я продолжил:

И налево, наша рать, и на право, наша рать,

Хорошо с перепою мечом помахать!

Припевом я решил не ограничиваться и гаркнул следующий куплет:

За любимым атаманом, мы хоть в воду, хоть в огонь,

Ни буранов, ни барханов не боится верный конь.

И налево наша рать, и на право наша рать,

Нам с братвой не впервой в чистом поле воевать!

Песня произвела просто неизгладимое впечатление. Никто, правда, не плакал, но кубки из рук у многих попадали, вино разлилось, и его стали лакать перепуганные собаки, чтобы снять стресс. Генрих вообще вытаращив глаза, смотрел на меня как на ожившего мертвеца. Кейси перестала рыдать и как рыба хватала ртом воздух.

Дальше пересказывать слова не буду, вы их все прекрасно знаете, во всех воинских частях это любимая строевая песня, во всех правительственных концертах ее исполняют, да и на мобильниках это самый популярный рингтон.

И тут я увидел призрака. Это была моя третья и самая роковая ошибка.