Текст книги "Девятьсот семнадцатый"

Автор книги: Михаил Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Кроме того, грузинская и армянская горе-республики тоже помогают, шлют нам офицеров и материальные

средства.

– А как с восстанием?

– Все готово.

– Ваши силы?

– Около тысячи человек, отборное юнкерство и офицеры.

– Оружие?

– С лишком хватает.

– Средства?

– В деньгах не нуждаемся. Хлеботорговцы пошли навстречу.

– А как противник?

– Он ничего не подозревает и совершенно не опасен.

– Как связаны с населением?

– Все близлежащие станицы в наших руках. Решено на сегодня в ночь устроить восстание. Вернее,

устранить советскую помеху. Я уже отдал нужные распоряжения.

– Господин полковник, а какая директива от его высочества?

– Пощады не давать. В плен не брать. Эти же настроения у всех нас.

– Ну, с богом, мой крестный. Перед нами великое будущее.

Полковник перекрестился.

– Да, будущее великое, особенно перед вами, поручик. Я тогда не ошибся в вас. Сегодня я представлю

вас великому князю.

… Ну с, Ирочка, начинается, – сказал Сергеев, когда они остались вдвоем.

– Восстание?

– Да, сегодня мы посчитаемся с красной сволочью.

Баратова подбежала к нему. Обняла его.

– Витя, я бы хотела видеть, как убивают.

– Увидишь.

– Но я хочу сама истреблять и мучить этих хамов.

– И это удовольствие ты получишь. Но погоди, Ира, сегодня я буду с тобой на приеме у великого князя.

Нужно стараться, я должен наконец, стать полковником.

*

– Ваше высочество, позвольте представить поручика Сергеева, – говорил полковник Филимонов,

вытянувшись во фронт и делая орлиный взгляд.

Поручик, одетый в полную офицерскую форму, стоял на вытяжку, побледневший, и пожирал глазами.

развалившегося перед ним в кресле высокого худого человека, в седой бородке и генеральских погонах.

– Знаю, знаю, полковник, – сипло ответил великий князь. – Хвалю, поручик, вас. Вы много сделали

для спасения родины и престола. Благодарное потомство и династия вас не забудут. Завтра утром, в одиннадцать

с половиной, прошу ко мне на прием. Адъютант, запишите.

– Слушаю-с, ваше величество, – умышленно прибавил титул Сергеев.

– Я великий князь, но не император, – сурово поправил его Николай Николаевич.

– Ваше величество, – со страстными нотками в голосе возразил Сергеев. – Ваше величество, после

того, как демоны большевизма совершили гнусное цареубийство, кому, кроме вас, ваше величество,

принадлежит по праву Россия и престол.

– Погодите, поручик, – уже мягче и сердечнее сказал великий князь. – Рано говорить о престоле. Есть

более славные кандидаты. Нужно узнать волю народа. Но мне нравится ваша беззаветная преданность престолу

и отчизне, поздравляю вас, подполковник, с производством.

Сергеев с восторженным, благоговейным лицом опустился перед князем на одно колено и, поднимая, как

для клятвы, правую руку с двумя вытянутыми пальцами, воскликнул:

– Ваше величество, если бы я имел тысячу жизней, я с восторгом отдал бы их за вас, за престол и веру.

– Ну, служите, служите, подполковник. Да встаньте на ноги. Нам нужны русские патриоты.

Поцеловав руку князя, Сергеев, счастливый, с сияющим лицом, отошел в сторону, где в толпе княжеской

свиты, в обществе финансиста Бахрушина, тучного человека во фраке, сидела Ирина Львовна. Рассеянно

поздоровавшись с окружающими, он сказал Баратовой:

– Ира, я уже подполковник.

– Поздравляю, но ты достоин быть полковником.

– Не все сразу, Ирина Львовна, – басом прохрипел Бахрушин. – Их высокое благородие, бессомненно,

скоро станут его превосходительством.

Польщенный этими словами, Сергеев поклонился.

– А вы что здесь, дорогой господин Бахрушин?

– Как и все, спасаюсь от большевиков-изуверов. Кроме того здесь, в Екатеринодаре, у меня две конторы.

Я заблаговременно перевез золотой запас и драгоценности.

– Ну, как живете?

– Ничего. Прошу вас ко мне в гости с очаровательной супругой. Ведь мы с ней друзья. Ха-ха!

Хотя последние слова Бахрушина и покоробили Сергеева, но он пообещал зайти к нему.

Вдруг Бахрушин, порывшись в карманах, достал аккуратно сложенную бумажку и протянул ее Сергееву

со словами:

– Прочитайте, может быть, подпишите.

На четвертке листа, мелко исписанном конторским почерком, стояло следующее:

ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЫСОЧЕСТВУ, ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ НИКОЛАЮ НИКОЛАЕВИЧУ.

с п р и с о в о к у п л е н и е м в е р н о п о д д а н и ч е с к и х ч у в с т в .

Как спасти Кубань.

Ваше высочество.

1. Движение большевиков и большевизма – явление, поддерживаемое внутри России Германией, врагами

России, поэтому все большевики должны быть официально объявлены предателями и вне закона.

2. Смертная жестокая казнь обязательно немедленно должна быть объявлена изменникам и шпионам.

Суровыми беспощадными мерами можно лишь положить конец мятежникам.

Как ликвидировал Муравьев польское восстание?

Все средства испробованы, других нет. Пример Дона и Кубани спасет всю Россию. Преступно с

преступниками обращаться гуманно. Это их и питает.

3. Разогнать екатеринодарский совет. Арестовать большевиков. Казнить их.

4. Назначить людей из коренных кубанских жителей в местное самоуправление – интеллигентов и

промышленников.

5. Забастовщики – предатели, помогающие немцам.

Смертная казнь забастовщикам.

Только эти меры, и никакие другие, спасут Кубань от развала и анархии.

С преданностью России и престолу, как истиннорусские люди, на сем подписуемся.

– Ну как? – спросил Бахрушин.

– Великолепно! Подписываюсь обеими руками.

– И я, как патриотка, даю свою подпись, – добавила Баратова.

– Отлично.

Подошел Филимонов.

– Виктор Терентьевич! Его высочество благоволит познакомиться с вашей супругой.

– О, пожалуйста.

Сергеев посмотрел в глаза зардевшейся румянцем женщине.

– Ирочка, иди.

– Иду, милый.

… Целых три часа ждал Сергеев возвращения Ирины Львовны. Наконец, когда явилась она, опьяненная,

в примятом платье, с красными пятнами на щеках, он передернул плечами.

– Ну что, Ира?

– Ты, – полковник, мой милый… Ах, какой он страстный.

– Ирка, ты пьяна. Что ты говоришь?

– “Если женщина захочет”… – пропела в ответ Баратова.

– Ирка, ты отдалась ему? Ну, говори же.

– Я хочу, чтобы ты получил генерала.

– Га… Генерала… Смотри, как бы ты не получила это, – Сергеев схватился за револьвер.

Глаза женщины загорелись.

– Не смеешь, Виктор! Ведь ты в моих руках. Не забывай о Преображенской.

Сергеев сжался и, с трудом переводя дыхание, ответил:

– Ну, это ж пустяки. Значит, обещал мне полковника?

– Подожди, вот на. Он был так добр, что приказал адъютанту сейчас же заготовить выписку из приказа.

Поэтому я так долго была у него.

Сергеев дрожащими руками взял из ее рук бумагу и прочитал напечатанное и скрепленное подписями и

печатью:

Приказ армии и флоту о военных чинах

ПРОИЗВОДЯТСЯ

На основании приказа по военному ведомству со старшинством 1915 г. № 681, ст. 1.

Из поручиков в полковники кубанских казачьих полков Сергеев (Виктор) с 1918 г.

Радости Сергеева не было границ. Он даже подпрыгнул на стуле.

– Молодец, Ирусенька. Ради этого можно все простить.

– То-то же, глупый мальчик. На этом свете бесплатно ничего не делается. Но я пить и ласк хочу. Его

императорское высочество устарел уже. Пойдем.

– Идем, Ирунька. Кутнем. А ночью будут другие удовольствия.

– Как хорошо жить на свете! Кстати, мой Витенька, дай мне тыщенки две-три фунтов. Мне нужны

туалеты.

– Возьми хоть десять. Теперь-то деньги у нас будут.

Восстание началось просто. С крыш больших домов из общественных зданий в условленный час

затарахтели пулеметы. Ничего не подозревавшая уличная толпа представляла собою хорошо видную близкую

мишень. В этой толпе преобладали солдаты и бедные горожане. Все остальные слои города были

предупреждены и сидели, попрятавшись в своих квартирах.

Эффект неожиданной стрельбы был поразительный. В первую же минуту сотни трупов и раненых

запрудили собой панели, мостовые, скверы, сады, парадные подъезды. Кровь потекла ручьями, обагрив

пыльные камни.

Стрельба продолжалась до тех пор, пока на улице все живое не было истреблено.

Сергеев и Баратова сидели у раскрытого большого окна в квартире Филимонова. Перед ними на полу

стояли две циновки с патронами, коробки с револьверными пулями. Точно забавляясь, они стреляли наружу.

Мишеней было много.

Обезумевшие от страха люди, старики и подростки, женщины, солдаты, с выражением ужаса и

растерянности на лицах пробегали мимо, и многие здесь, у окна, находили свою смерть.

– Вон солдат. Стой, Ирка, – я.

– Нет я, подожди, Витя, ну, видишь, попала в голову. Так человек совсем не мучится.

– Смотри, вон какая-то проститутка бежит. Попаду или нет?

Бах…

– Попала. Видишь, она разорвала кофту.

– А вон еще целый десяток бежит. Ну-ка, давай.

– Бери револьвер. Погоди, дай я брошу бомбу. Приляг.

Ух… – загремел за окном взрыв, взметнулись дикие вопли смерти и боли.

– Один, видишь, бежит, – стреляй.

– Не попал.

– Мне надоело, Витя. Так неинтересно. Я хочу видеть их мучения вблизи. Да, кажется, уже все.

– Хорошо, я велю, чтобы к нам привели пленных.

Ночью они долго не спали, вспоминая переживания дня.

*

Части дивизии и местные революционные отряды, пользуясь покровом ночи, подошли к городу на

близкое расстояние.

Когда цепи уже повели наступление, в штаб отряда, которым командовал Нефедов, привели одного

совершенно нагого человека.

– Я член ревкома, – заявил он Васяткину. – Кажется, один уцелел из всего состава.

Его одели, накормили. Между едою рассказал:

– Нас около шестидесяти человек вывели за город, раздели и стали расстреливать из пулемета. Я первый

упал, как только пошла стрельба, и остался жив.

– Убиты только члены ревкома?

– Нет, много видных работников города и просто рабочие.

– Так.

Брови Васяткина нахмурились, чего с ним почти никогда не бывало.

– Все няньчились с офицерами. Вот и доняньчились, – зло сказал матрос Друй.

– Что же, будем ждать?

– Начнем наступление, – заявил не менее хмурый и злой Нефедов. – Не дадим им лишней минуты

поцарствовать

– И щадить не станем, – добавил Друй. – Какие там разговоры о контрами.

… После напряженных боев город был взят и очищен от противника. Преследуемый по пятам,

неприятель в беспорядке отступил к морю. На другой день похоронили павших в боях, и жизнь города потекла

по бурному революционному руслу.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Вечным шагом маршировали за днями дни. Пробежал над миром месяц жизни, отсчитал себе взвод в

тридцать дней и увел их в прошлое.

Умирала южная тучная осень, в убранстве из переспелых пшеничных колосьев, арбузов, дынь,

винограда. Из труб домов уже заклубились дымки, а по утрам топкие туманы заволакивали сизой кисеей

станицы, поля, леса и горы.

Этим днем под вечер разразилась гроза.

Стало темно, как в океане чернил. Грубые грязные тучи рокотали громами, сверкали грозными блестками

синие молнии. Точно разорванное, небо истекало проливным дождем.

Грррр-г-аа-а… грохотали злые раскаты. Глухо шумел ливень. Все поля затопили буйные воды. В них

купались яркие зигзаги буревых стрел.

Гневная природа точно бесповоротно решила оглушить взрывами, ослепить блестками, затопить в

пучинах вод все живое.

Но в эту бурную пору бодрствовал человек.

Вокруг станицы – залитые водой окопы. В них люди. Сверкание молнии играет на мокрой стали

оружия. Здесь расположились цепи корниловских ударников. Промокшим до костей людям холодно и тяжело в

мокрых одеждах. Они злы и раздражены.

– Если бы мне сейчас попался большевик, я бы разрезал его на части, – говорил один темный другому.

– Этого мало, – отвечал другой. – Я бы разрубил его на мелкие кусочки и заставил бы его есть

собственное мясо.

– Но мы окружены.

– Да, окружены. Пойманы, как мыши в мышеловке.

– Но им не сдобровать.

– Воевать не умеют, а берутся. Они… Но какой гром! Я в жизни не слыхал ничего подобного.

– А молния? Она зажигает полнеба.

– Если бы бог захотел, он мог бы в мгновенье испепелить наших врагов.

– Пустяки, я не верю.

– Наш генерал убит.

– У нас нет снарядов и одна исправная пушка.

– Мы думали, что поражение временное. Собирались занять Екатеринодар. Там все есть, и оружие нам

припасено.

– Не вышло.

– Чу… тише. Кто-то едет.

– Не большевик ли на наше счастье?

– Тише, капитан. Внимание.

Из рокочущей дождливой мглы послышался торопливый лошадиный топот. Он приближался. Вот уже в

нескольких шагах от заставы замаячили большие темные пятна.

– Стой! Кто едет?

– Руки вверх!

– Слезайте с лошадей!

Фигуры остановились. Из темноты прозвучал недовольный голос.

– Не задерживайте, господа. Мы, свои.

– Кто такой?

– Полковник Сергеев с женой и вестовым. Есть документы.

– Куда следуете?

– В штаб его превосходительства генерала Корнилова.

– Идите вперед, мы вас проконвоируем к штабу.

– Но здесь грязь по колено. Разрешите на лошадях.

– Не полковнику бы говорить это. Нельзя.

Пять темных фигур, хлюпая в грязи, пошли по направлению к еле заметным строениям.

– Витя, это невозможно. Я по пояс в грязи, – говорил женский голос.

– Ничего не поделаешь, Ира. Сейчас конец пути. Дума, не лезь на ноги.

Они подошли к одноэтажному каменному дому. Над дверьми навис темный, мокрый флаг.

– Заходите, господа.

В комнате светло. На полу, на лавках расположилось много военных с офицерскими погонами на плечах.

Неожиданное появление новых люден всех переполошило.

– Кто? Кого поймали?

– Говорят, полковник с женой и вестовым.

– Ваши документы, господа.

Один из прибывших предъявил две бумажки.

– Все в порядке. Вы к кому, господин полковник?

– К генералу Корнилову с поручением секретного свойства.

– Но генерала нет в живых.

– Как нет, разве убит?

– Да. Несколько дней назад во время штурма Екатеринодара.

– Значит, большевистские сообщения не лгут?

– Не знаю. Дело было так: снаряд попал в помещение штаба. Генералу оторвало руку, и он скоро

скончался. Но есть его заместитель.

– Можно к нему?

– Сейчас штаб заседает.

– Но у меня срочное донесение.

– Присядьте, я доложу.

Обитатели комнаты с любопытством разглядывали гостей. Все прибывшие были мокры настолько, что

под каждым из них тут же образовались лужи воды.

– Господа… Вы нас затопите, – с усмешкой заявил один из офицеров, тощий человек с тараканьими

усами.

– Простите, господа. Но в этом мы меньше всего виноваты. Мы думали, что нас так горячо встретят, что

наша одежда быстро обсохнет.

– На всех, разумеется, огня не найдется. Но на вас, мадам, хватит моего огонька.

– Сомневаюсь. Вы не производите впечатления геркулеса.

– Хе-хе-хе, – засмеялись все присутствовавшие.

Офицер смутился, а один из вновь прибывших, повернувшись к женщине, строго сказал:

– Ира, оставь неуместные шутки.

В комнату вошел офицер, ходивший докладывать. Он сказал:

– Генерал просит вас, полковник Сергеев, к себе. Но одного.

– А жена и денщик?

– Мы их устроим здесь поблизости, на квартире. Ведь вам нужно где-нибудь остановиться.

– Дума, займись лошадьми, – произнес полковник Сергеев недовольному на вид человеку, на лице

которого смешно топорщились толстые губы.

– Слушаю-с, – ответил тот.

– Ира, а ты займись собой.

Полковник скрылся в дверях соседней комнаты.

Там. за небольшим столом, покрытым белой скатертью, заседало пятеро военных в погонах не ниже

подполковника.

Сухой, небольшого роста офицер поднялся и подошел к вошедшему.

– Полковник Сергеев?

– Так точно, ваше превосходительство.

– Что имеете сообщить штабу?

– После захвата красными Екатеринодара, по поручению его высочества, я выехал с объездом по краю.

В задачу входило выяснить наши силы и их боевую готовность.

– Выяснили?

– Так точно. В тылу у врага мы имеем пятьдесят восемь организаций, по приблизительным подсчетам

три тысячи триста семьдесят человек.

– Что они из себя представляют?

– Офицерство и старое казачество. Все опытные в боях.

– Хорошо, что же вы рекомендуете?

– Одновременно устроить повсеместные восстания. Наши горят жаждой боя и только ждут сигнала,

– Присаживайтесь к столу, полковник. Видите ли, восстание с такой разбросанной и немногочисленной

силой нужного эффекта не даст. Мы надеемся на другое. Дело в том, что большевистские войска в двадцать раз

численно сильнее. Восстание будет подавлено, и мы надолго лишимся наших опорных пунктов. Это не годится.

– Но это был план его высочества. Что же вы предлагаете, ваше превосходительство?

– На заседании штаба мы только что решили попытаться взорвать врага изнутри. Купить кое-кого из их

полководцев, в частности Воронина. Он офицер, честолюбив, далеко не большевик, а просто авантюрист. Им

сейчас большевики недовольны. Он также недоволен советской властью. Нужно думать, что он продастся за

деньги и чины. Вот тогда, когда основная часть армии красных будет деморализована, мы повсеместно устроим

восстание, а основными своими частями постараемся добить их. Что скажете вы?

– Целиком разделяю этот план, и даже больше – беру на себя переговоры с Ворониным.

– Отлично. Давайте тогда обсудим подробности этого предприятия и за дело. Время не терпит. При

успехе за вами, полковник, обеспечен пост бригадного командира. Я буду ходатайствовать перед его

высочеством.

– Ваше превосходительство, во всех моих поступках руководит мной не тщеславие, а преданность

родине и престолу.

– В этом я не сомневаюсь. Но одно другого не исключает. России нужны храбрые, способные генералы.

Однако мы приступаем.

*

А утром заседал екатеринодарский ревком.

Докладывал Полноянов.

– Разнобой и автономность начальников в военном деле приводят к неизбежному поражению. Этому

учит история. Командующий армией товарищ Воронин обставил себя, как старый генерал. Возит всюду за

собой состав мягких вагонов, в них полно женщин. В штабе непрерывные кутежи. Штабисты грабят и

транжирят народные средства. В армии отсутствует дисциплина. Не армия, а какая-то вольница. А враг не

разгромлен. Так дальше продолжаться не может. Нам нужен другой командующий.

В комнате, наполненной дымом и людьми, было душно, как в дымоходной трубе. Члены ревкома и

других революционных краевых организаций сидели вокруг стола с утомленными лицами. Здесь же находились

Васяткин, Нефедов и Гончаренко.

– Смотрите сами, товарищи. Я вам зачитаю две сводки, – продолжал Полноянов. – Вот первая.

Ог полевого штаба о противнике к 8 часам утра. За истекшие сутки на фронте ничего существенного не

произошло. Противник с каждым часом все более и более сжимается железным кольцом советских войск.

Перебежчиком из отряда Покровского, офицером, сообщено, что в отряде противника начинаете брожение.

Отряд Улагаева откололся от Покровского и действует самостоятельно. Общая сила противника, бежавшего из

Екатеринодара, насчитывается до трех тысяч человек, включая сюда и обозы. В отряде боевых припасов и продовольствия

почти нет. Последние отбираются у жителей, с выдачей расписок. Отряд Корнилова ныне занимает станицу Некрасовскую,

окружен со всех сторон. Там находятся: бывший великий князь Николай Николаевич Романов, Милюков, Гучков, одна из

дочерей бывшего государя и другая кадетская свора. Перебежчиком из отряда противника доказано, что противник

занимается поголовным грабежом, забирая все у мирных жителей, с оказывающими сопротивление расправляются

расстрелами.

– Кажется, судя по сводке, все обстоит благополучно. Но вот послушайте другую:

Командующий армией Воронин окружил себя старыми контрреволюционными офицерами. Идут непрерывно оргии.

Поносится советская власть. Смеются над приказами командующего фронтом и не выполняют их. Говорят, и сам Воронин

неоднократно заявлял бойцам, что в ревкоме сидят немецкие агенты и ждут только приезда кайзеровских войск, чтобы

предать революцию. Создается настроение в пользу единоличной диктатуры Воронина. Положений становится

нетерпимым”.

– Вот две сводки, товарищи. Кажется, ясно. Я предлагаю Воронина снять с поста.

– Нужно было бы заслушать его объяснение и проверить донесение, – сказал кто-то.

– Он здесь в городе, только что приехал. Его можно вызвать.

– Необходимо вызвать. Он все же авторитетен в армии.

– Товарищ Крышкин, вызовите немедленно Воронина. А нам тем временем доложит товарищ Васяткин

о состоянии N-ской дивизии.

Васяткин поднялся, снял очки улыбаясь и щуря близорукие глаза, сказал:

– Плохие настроения, товарищи. Солдаты рвутся домой в Россию. Революционное сознание заставило

их помочь советизации края. Но постоянно быть здесь они не намерены. Солдаты за четыре года не виделись с

семьями.

– Нужно удержать дивизию, пока контрреволюция окончательно не будет уничтожена, – заявил

Полноянов.

– Удержать почти невозможно. Но дивизионный комитет приложит все силы.

– Это нужно сделать… Но вот, кажется, и сам Воронин.

В комнату вошел стройный казак, одетый в белую черкеску и папаху. Поверх одежды красовалось

золотое оружие.

– Здравствуйте, товарищи, – промолвил он. Смело подошел к свободному креслу и сел в него.

– Мы всегда привыкли действовать в открытую, – заявил Полноянов. – Товарищ Воронин, вот на,

прочти.

Казак с улыбкой на губах взял предложенную ему бумажку и начал читать ее. По мере чтения лицо его то

бледнело, то краснело. Наконец он смял бумажку в кулаге и крикнул:

– Все это ложь! Подлое подсиживание.

– Ты отрицаешь?

– Да, отрицаю. И больше. Я требую комиссию, чтобы расследовала на месте. Я, который не щадил

жизни… Если забыли, почитайте газету. Я – герой революции, гроза угнетателям… И вдруг такую ложь на

меня! И вы верите?

– Нет, зачем же. Мы на слово не верим. Мы проверим и там решим, что с тобой делать, если ты виноват,

и как наказать ябедника, если сводка ложна.

– Да, да. Необходимо проверить, я подчинюсь всякому решению ревкома. Но я требую проверки.

– Хорошо. Так и решим, товарищи. Нет возражений? Итак, выделяем комиссию. От ревкома и ЧК

товарища Грабуля, от дивизионного комитета товарища Нефедова. Не возражаете?

– Нет.

– Итак, комиссия должна приступить к обследованию немедленно.

– Мой штаб стоит в ста верстах отсюда. Только завтра мы сможем быть там, – сказал Воронин.

– Хорошо, мы договорились. Переходим к следующим делам. Слово имеет товарищ Грабуль от

чрезвычайной комиссии.

Светлоглазый чахоточного вида человек, откашлявшись, начал говорить:

– Товарищи, в крае напряженное состояние. Казачество, подстрекаемое духовенством и агентами белых,

волнуется. Происходят недоразумения на почве передела земли. Вы все знаете, что казаки раньше были в

привилегированном положении по сравнению с иногородними. Они имели много земли. Но иногородних в крае

не меньше, чем казаков. При наделе малоземельных иногородних приходятся отрезать землю у богатых казаков.

На этой почве станицы расслаиваются, и казачество в ряде мест определенно идет на удочку белых.

Тревожные вести ползут отовсюду. Немцы занимают Дон. Украину и хотят итти на Северный Кавказ. Они

помогают корниловцам. У Каспия орудуют банды Дутова и Семенова. В Сибири мятеж чехословаков. Они идут

на Москву. Революция в опасности. Нужно стальное единение. Нужна централизованная армия, подчиненная

единому руководству.

– Это хорошо. А кто же за главнокомандующего будет? – спросил Воронин.

– Обещают прислать из центра старого большевика, некоего товарища Драгина.

Гончаренко и Васяткин переглянулись.

– Можно было бы из своих выделить, – недовольно заявил Воронин.

– В такую минуту наше дело не рассуждать, а подчиниться центру.

Воронин промолчал.

– ЧК предлагает следующее… – продолжал Грабуль.

Пока шло обсуждение практических мероприятий, Воронин сидел в раздумьи, глубоко уткнувшись в

кресло. Мысли носились в голове его, как клочья табачного дыма в комнате.

“Не хотят меня за главнокомандующего. Не я ли им дал победу? Не доверяют. Как офицеру. А что

хорошего у них? Бестолковье и развал. Со всех сторон наступают белые. Наверное, победят. Они хотят

обкарнать меня. Нет, не удастся. За Воронина вся армия. Воронин сам сделает себя главнокомандующим. Только

надо действовать, как некогда Наполеон. Армия – все. За кем она идет, тот царь и бог”.

Мелькнула яркой лентой вся жизнь его, наполненная приключениями, как ночное ясное небо звездами. И

всюду риск, отвага, и все во имя того, чтобы достичь высшей славы, первого места в жизни. Ради славы

брошена карьера, оставлено офицерство, предпринята поездка на фронт, сотни подвигов, чтобы писали о нем

газеты, чтобы повысили в чинах. Во имя славы, могущества, власти – он с красными. И его окружают почетом,

и о нем пишут. Но нет безграничной власти. Он целиком зависит от воли ревкома, который он в душе глубоко

презирает. Опять пропасть под ногами. Вновь необходим прыжок за счастьем.

Когда заседание закрылось, он, договорившие, с комиссией, хмурый, поехал на станцию. Мысли его

принимали все более мрачный оттенок.

“В сводке есть много правды. Да, я ненавижу ревком, укрепляю власть свою против них. Хорошо же, вы

начала со мной ссору. Посмотрим, кто победит… Посмотрим”.

У своего вагона он столкнулся лицом к лицу со странным, топорного вида человеком, в кепке и голубой

тужурке, на тупом лице которого выделялись толстые, оттопыренные губы.

– Посторонись, балда, видишь, на кого прешь! Я – Воронин.

– Знаю. Вот вам письмо.

– Мне? От кого же?

– Там написано.

– Хорошо, давай. А ты что, тут ждать ответа будешь?

– Да, велено ждать.

– Хорошо, подожди.

Воронин быстро вбежал в вагон, зашел в свое купе, заперся на ключ, сел на мягкое сиденье, сбросил

папаху, распечатал конверт и углубился в чтение письма.

Содержание письма было краткое и излагалось в нем следующее:

УВАЖАЕМЫЙ ГОСПОДИН ВОРОНИН

По поручению его императорского высочества, великого князя Николая Николаевича, а также в согласии со

штабом Добрармии, обращаюсь к вам по следующему поводу:

Небезызвестно вам, господин офицер, чго красные накануне своего падения. Объединенные силы русской

армии, не желая братского кровопролития, употребляют все меры для безболезненного разрешения кризиса.

Считаясь с вашими талантами и военным гением, Е. И. В. предлагает вам оставить службу у красных и

вместе со штабом своим и армией перейти на сторону русских войск. Никаких репрессий, разумеется, ибо мы

хорошо знаем трудности бытия русских офицеров в зоне красных. Напротив, Е. И. В. обещает вам – первое: на

данное предприятие сто тысяч рублей в твердой в валюте; второе: учитывая ваше крупное военное дарование,

обещает вам чин полковника Добрармии.

У вас, как у русского и к тому же офицера, не должно быть колебаний. Бог да поможет вам стать на верный

путь.

В случае вашего согласия, в чем ни Е. И. В., ни штаб не сомневаются, зная вашу русскую душу и неприязнь

советской власти к вам, надеясь на вашу честность, приглашаю вас к себе для личных переговоров. Остаюсь глубоко

уважающий и преданный вам

Полковник С е р г е е в ”

Перечитав еще раз письмо, он подошел к окну. У вагона стоял, как ни в чем не бывало, принесший

письмо толстогубый человек.

“Не боится, – подумал Воронин. – И прав, чего бояться. Дело красных проиграно. У них мне делать

нечего. Нужно спешно уйти. Штаб пойдет за мной – но пойдут ли бойцы? Надо поговорить с полковником

Сергеевым. Не зевай, Воронин, здесь есть чем поживиться. Счастье снова дается в твои руки”.

Он быстро уничтожил письмо, вышел из вагона и, подойдя к посланцу, спросил.

– Где я найду писавшего письмо?

– Идемте со мной, – ответил толстогубый.

– Хорошо.

Миновав несколько улиц, они остановились у ресторана “Лебедь”.

– Заходите и садитесь за стол. Они вас найдут, – сказал проводник.

– Хорошо, – ответил Воронин, в то же время думая: “А нет ли здесь какого-либо подвоха?” Но тут же

он уверил себя в том, что опасности быть не может.

Сел за стол и заказал себе чай. Тут же подошел к нему высокий стройный человек в сюртуке.

Поклонившись, он присел к его столу.

– Господин Воронин? – полушопотом сказал он, протягивая собеседнику пакет. – Я доверяю вам. Вот

обещанные сто тысяч рублей в долларах.

– Об этом после, – сухо ответил Воронин. – Нужно поговорить.

– Тогда пойдемте ко мне в номер.

Когда они вошли в небольшую комнату с кроватью, умывальником, креслом, с картинами на стенах,

незнакомец закрыл дверь на ключ и отрекомендовался.

– Я полковник Сергеев.

– Приятно, – ответил Воронин. – То, что предлагаете мне вы, – мой идеал. С этой целью я стал

командующим армией красных.

– В этом мы не сомневались, – ответил Сергеев.

– Но дело в том, господин полковник, что вряд ли армия пойдет со мной.

– Можно под другим соусом обезвредить красных.

– Именно?

– Объявите ревком агентурой немцев.

– А дальше?

– Арестуйте ревком.

– Это можно.

– Двиньте армию по нашим указаниям.

– Куда?

– К Пятигорску.

– Что этим достигается?

– Многое. Во-первых, обнажается фронт, второе – деморализуется крупная воинская часть, третье —

мы имеем время и возможность под Пятигорском устроить засады и там истребить непокорных.

– Это будет необходимо.

– Вы, стало быть, согласны?

– Вполне.

– Тогда по рукам.

– Дело в том, что ко мне в армию выезжает комиссия, которая, возможно, захочет меня арестовать.

– Нужно арестовать комиссию.

– Значит, я с завтрашнего дня начинаю действовать.

– Действуйте, господин полковник. Вот деньги. Вот приказ о вашем производстве.

– Благодарю, полковник.

– Не стоит благодарности. Только действуйте энергичней. Я сейчас же отправляюсь в ставку и с

инструкциями буду на днях у вас. Прощайте, желаю полного успеха.

*

Утром Василий Гончаренко зашел в ревком.

Дивизия таяла, как снег на солнце. Нужно было принимать решительные меры к предотвращению

полного развала. Нефедов и Васяткин направились туда же за полчаса раньше и подождали его в кабинете

Полноянова.

– Враг, как смертельно раненый зверь, особенно опасен в эту минуту, – говорил знакомый голос, когда

Василий вошел в помещение. – Нужно немедленно повести самое широкое наступление и уничтожить кадетов.

Наступление, кроме того, поможет удержать на высоте боевой дух нашей дивизии.

Говоривший эти слова повернул к Гончаренко свое лицо Сомнений не было. Перед Василием сидел

Драгин, бледный, весь в седине. Завидев старого знакомого, он воскликнул:

– А вот и Гончаренко! Замечательно. Здравствуй, Василий. А я думал, что тебя давно в живых нет.

– Жив еще, товарищ Драгин.

– Вот это хорошо.

– Как дела, Алексей Алексеевич?

– Погоди, после заседания поговорим. Товарищ Полноянов, можно мне еще?

– Пожалуйста.

– Итак, мы разбиваемся на группы. Нефедов, Ляхин, – в воронинскую группу. Гончаренко и Кузуев – в

ратамоновскую. Васяткин – во Владикавказ. Ревком от себя выделит еще товарищей. Создадим мощные

трибуналы. В случае измены – немедленные расстрелы. Закрепим связь. Тем временем подоспеет посланный с

донесением в центр комиссар Друй. Прибудут регулярные части Красной армии, и мы навсегда отобьем у белых

охоту выступать против советской власти.

– На этом и порешили, – подтвердил Полноянов. – Итак, товарищи, будем действовать.

Когда заседание закрылось, Драгин и Василий, уединившись в коридоре, разговорились.