Текст книги "Опыт воображения. Разумная жизнь (сборник)"

Автор книги: Мэри Уэсли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 40 страниц)

ГЛАВА 33

Управляющий войсками охраны аэропорта остановил пони рядом с Денисом.

– Как Вита?

Кобыла Дениса оттянула уши назад.

– Намного лучше. – Денис вздернул голову кобылы, она славилась тем, что кусалась. – Еще один укол, и все. Замечательный закат. – Он не хотел обсуждать состояние Виты. Это – вторжение в его личную жизнь.

– Но пыльно. А как Вита отнесется, если ее навестить? Она может принять? – Алек наблюдал за голубой полоской, пересекшей совершенно невероятный солнечный закат.

– Да, конечно, – Денис надвинул на нос тропический шлем, словно желая убрать из поля зрения собеседника. – А почему бы не зайти и не навестить ее? Она скучает. – Своим тоном он давал понять, что почти любой явится избавлением от скуки.

– Я пришлю посыльного с запиской узнать, когда удобнее. У меня есть несколько книг, которые ее могут заинтересовать, из списка, посланного Хатчардом. – Этого человека не так легко отпугнуть, он готов выйти на сцену.

– Можно так и сделать, – Денис повернул лошадь к своему бунгало.

Алек подумал: „Ну и сердитый тип. Если бы Вита умерла, Денис наверняка бы слетел с катушек“.

Денис слез с лошади и кинул поводья слуге, и ему вдруг стало грустно, что Тара не бежит навстречу с приветственным лаем. Ну почему именно его собака должна была заболеть бешенством?

В бунгало было тихо и спокойно, он вспомнил про управляющего войсками охраны. Разве не пора парню жениться?

Денис хлебнул виски. И, может, тогда он перестанет боготворить Виту? Он уже привык к ее поклонникам и обожателям, можно сказать, они ему даже нравились, но некоторые, особенно привязчивые, надоели. Он долил в бокал содовой и пошел в спальню.

Вита спала на спине. Денис сел в кресло у кровати и стал смотреть на нее. Без косметики она казалась моложе. Можно было сосчитать лучики морщинок в уголках глаз и совсем тоненькие – от носа ко рту. Он любил эти едва заметные несовершенства, нажитые за совместные годы. Но зная, как она возмущается из-за любого изъяна внешности, он воображал, что тоже возмущается. Она никак не могла понять, почему он так по-разному относился к морщинкам у глаз и на животе. Потягивая маленькими глотками виски, Денис вспомнил с некоторым стыдом, как он зеленым мелом обвел эти предательские линии на животе. Тогда он был пьян. Он сказал:

– Я ревную к тому, кто виноват в этом, – и, сосчитав, сколько их, сильно нажал мелом. Она тогда испугалась. Она пыталась смеяться и говорила, что он со странностями.

С тех пор как Тара укусила ее, линии между носом и ртом стали резче. „Она страдает, – подумал Денис с нежностью, – от ужаса лечения не меньше, чем от самой боли“. Как-то после лекарства ночью у нее начались галлюцинации, она резко села на постели, уставилась на него и сказала:

– Я даже не знаю, как тебя зовут, – и, закрыв лицо руками, отвернулась, подтвердив тем самым, подумал он недовольно, то, что он сам давно подозревал. Короче говоря, все точки над „i“ расставлены.

Интересно бы узнать, думал Денис, кто тот парень, столько времени прошло, и интерес был чисто умозрительным. В этой стране, в замкнутом обществе, вполне возможно, что они с ним знакомы. Эта мысль позабавила Дениса, пока он допивал висни и смотрел на спящую жену, и отвлекла немного от тоски по собаке, которая обычно сидела рядом, положив морду ему на колени и ловя его взгляд. Тара ревновала его к Вите, она укусила одного солдата, прежде чем он поймал ее и застрелил, но первым делом Тара нанесла свой зловещий визит Вите. Денис вздохнул и загрустил о собаке.

Вита пошевелилась и перевернулась на бок, перед сном она читала „Вог“ и сейчас все еще пальцем держала ту страницу, на которой заснула.

Он взял ее руку в свою так, чтобы, проснувшись, она убедилась еще раз, как он ее любит и готов отдать любовь и все, что у него есть, чтобы сделать ее счастливой.

В самый пик волнений, когда ее укусила Тара, он написал девочке. Он отослал деньги и список вещей, нужных Вите, чтобы прийти в себя после того ужасного случая. Денис думал: „Интересно, как она сейчас выглядит“. Отчаянно скучные группы школьниц не давали ответа на этот вопрос. Может быть, он заметит сходство, или все это плод его воображения?

Вита открыла глаза.

– Я спала. Ты давно вернулся? – Она улыбнулась, когда он пожал ей руку.

– Недавно. – Он наклонился и поцеловал ее. – Хочешь выпить?

– Нельзя.

– А…

– Нельзя.

– Ну выпей тогда сон или чай.

– Сок.

– Я встретил твоего поклонника из войск охраны, – сказал он, передавая сон. – Я подумал, что он мог бы жениться на твоей дочери.

Он всегда говорил „твоей дочери”.

Вита улыбнулась.

– Какая мысль.

Денис зажег сигарету.

– Многие мужчины женятся на дочерях матерей, к которым вожделеют. Могу назвать тебе дюжину примеров.

– Серьезно?

– А почему нет? У парня есть перспективы.

Вита села в кровати, подоткнула подушки под спину.

– Эта идея меня не волнует.

– Ну, если ты собираешься извести всех мужчин, которые хотели бы переспать с тобой, моя дорогая, ты сузишь поле деятельности своей девочки.

Вита уже давно перестала ему напоминать, что у Флоры есть имя.

– А ты, – сказала она, – как ты? – Она пила сок, глядя ему в глаза поверх стакана.

– А что я? – Денис шутил. – Ревность?

– Конечно. И ты захочешь с ней спать, если они захотят. Логично, – уколола она его.

Денис осушил стакан. Мысль переспать с Флорой ему не приходила в голову.

– Не подсказывай мне такое, – попросил он и пристально поглядел на нее. Они всегда говорили вслух обо всем – о страхах, мыслях, слухах, и это было одно из качеств, которые они обожали друг в друге. – А не получится ли кровосмешение? – забавлялся он. – Я с нетерпением жду с ней встречи.

– Это будет очень жестоко по отношению ко мне, дорогой, – сказала она серьезно.

– Да, конечно, будет. Может, я и не захочу, но если я вдруг соблазнюсь, пожалуйста, не забывай, что именно ты подсказала мне эту мысль.

ГЛАВА 34

Завернув за угол, Таши увидела, что кто-то стоит на крыльце ее дома. Кто-то нажимает на звонок и ждет, когда откроют дверь. Таши, мечтавшая поскорее оказаться дома, скинуть туфли, которые ужасно жали, забраться на диван и выпить чаю, пошла медленнее. Если она останется незамеченной, горничная откроет и скажет, что дома никого, и посетитель уйдет.

Чтобы ее не увидели, Таши пошла по правой пешеходной дорожке, оставив между собой и домом квадрат сада: она сможет наблюдать сквозь забор.

Как она и думала, горничная открыла дверь, покачала в ответ головой и снова закрыла. Приходила девушка, она уже спустилась по ступенькам и быстро уходила под удовлетворенным взглядом Таши. Но вдруг Таши закричала и побежала за ней.

– Стой, погоди, я здесь! Да подожди же, черт бы тебя побрал!

Девушка не слышала Таши из-за уличного шума, шла и шла. Еще секунда – она скроется за углом и ее проглотит людная улица. Таши скинула туфли на высоких каблуках, ринулась вперед и догнала, когда та уже готова была встать на подножку автобуса.

– Флора!

– О Таши, что это у тебя с ногами, – спокойно сказала Флора.

– Ты приходила ко мне?

– Да.

– Тогда пошли. Как здорово. А что случилось? – Флора выглядела так, будто у нее что-то стряслось.

– Помнишь, ты желала, чтобы с моей матерью случилось что-нибудь отвратительное?

– Конечно, помню.

– Ну так оно и случилось.

– Как хорошо-то, а что?

– Ее укусила бешеная собака.

– Прекрасно.

– Девушки, если вы не едете, может, позволите сесть другим, – проговорил мужчина из очереди.

– О, пожалуйста, пожалуйста, входите. – Таши оттащила Флору в сторону.

– Твои ноги, Таши.

– Да я бросила туфли на тротуаре.

– Остроумно, – оценил мужчина, забираясь в автобус. – Я бы сказал, весьма остроумно.

– Очень, – кивнула Таши. – Сплошной юмор. – Она взяла Флору за руку. – Они так мне жали, что хоть караул кричи. Ой, Флора, сколько я тебя не видела. Все чулки поехали. Пошли. Попросим Молли приготовить нам чай. – Она повела Флору обратно на площадь. – Помнишь Молли? Она была в Коппермолте помощницей горничной.

– А твои туфли? Да, я помню.

– Дорогая, то была просто фатальная покупка, размер такой маленький, я купила их из чистого тщеславия. Вон они. – Она вставила ключ в замок. – Наконец-то дома. Привет, Молли.

– Посмотрите на свои ноги: что случилось?

– Да я туфли там оставила. Они на тротуаре, с той стороны площади. Помнишь Флору, Молли?

– О, да. Я вспомнила, что у моей сестры такой размер, я бы… я сейчас… – И Молли скатилась с лестницы.

– А ты сделаешь нам чай, когда вернешься? – крикнула ей вслед Таши.

– Да, конечно.

– Ну хоть не совсем бесполезная покупка, в конце концов. Она очень любит мои вещи, эта Молли. Пошли наверх, в гостиную, и все расскажешь. Одно из искусств держать при себе слуг – это носить одежду их размера.

– Не знаю, с чего и начать.

– С собаки, конечно.

– А, собака. Это была сука, эрдельтерьер отца, и мне кажется, он ее очень любил.

– Но у собаки есть вкус и она проницательна, даже когда у нее мозги не в порядке, – Таши села на диван и принялась массировать ноги.

– Моя мать может даже умереть.

– Так она не умерла? О, Бог ты мой! Какое разочарование. А я-то решила из того, что ты сказала…

– Нет.

– Собака?

– Да.

– Ах.

Молли принесла чай и поставила на низкий столик перед Таши.

– Ну как раз размер моей сестры, – сообщила она. – Вот будет рада. Я подумала, может, захотите сдобные лепешки?

– Спасибо, Молли. Вкусно. В следующий раз, когда я буду покупать туфли, напомни мне, пожалуйста, какой размер я ношу на самом деле.

– Это было бы неестественно, мэм. – И Молли вышла.

– Ну разве она не убийственна? – Таши наливала чай. – Она влюблена в Джима. Помнишь дворецкого из Коппермолта? Он теперь работает в Лондоне, таскает ее на коммунистические митинги на Кинг-Кросс. Он вступил в партию. Сахару?

– Один, пожалуйста.

Флора сидела на краешке стула и смотрела на Таши. Таши похорошела, стала утонченнее, взрослее, чем в последний раз. Было глупо отдаться порыву и заявиться к ней. Она пила чай маленькими глотками.

– У тебя ребенок, – сказала Флора.

– Да, наверху, с няней. Я его тебе покажу попозже. А откуда ты знаешь?

– Я прочитала в „Таймс“. Я читаю ее в школе.

– А, Нигел?

– Да.

– Смешной старин, Нигел. А знаешь, они счастливы.

– Хорошо. – Флора поставила чашку, и она звякнула о блюдце.

Таши подумала: это не шутка, я в замешательстве. Сколько же времени прошло с тех пор, как мы ее видели? Что произошло за это время? Она очень хорошенькая. И почему пришла ко мне? А вслух она сказала:

– Флора, в чем дело? Говори.

Флора вспыхнула.

– Я не хочу надоедать тебе.

– С твоей матерью случилось несчастье, и значит ли это, что Индия для тебя отменяется?

– Нет.

– Ох.

– Я отплываю из Тилбури во вторник.

„Вторник, вторник. А мы еще не вернемся из Норфолка после охоты на куропаток“, – подумала Таши.

– Всю дорогу на „Пи & Оу“?

Флора кивнула.

– Я уже приготовила с собой всю одежду, которую велела привезти мать. Ее шила мадам Тарасова.

– Это хорошо. Ты должна была позвать нас с Мэбс помочь тебе с магазинами. (Почему она должна?) Но, похоже, тебе все это не очень нравится?

– Никогда не нравилось.

– Да, конечно, не нравилось.

– Но теперь ты должна ехать?

– Да. – Флора открыла свою сумку. – Может, вот оно тебе лучше объяснит, чем я. – И она протянула отцовское письмо Таши. – Оно пришло с той же почтой, что и письмо к директрисе про мою мать.

Таши начала читать. „Двенадцать пар шелковых чулок, посоветуйся насчет цвета, две пары перчаток для верховой езды (свиная ножа), размер седьмой, шесть комплектов трусиков и лифчиков, атлас или белый крепдешин, из Уайт-Хаус, бюст тридцать шесть, четыре тонкие ночные рубашки, белые, коробку сандалового мыла „Флорис“, две пары коричневых туфель, размер четыре и большую бутылку „Мицуко“ из „Фортнума“ и ее обычный заказ от „Элизабет Арден“. Боже, и это письмо? А что насчет платьев, норкового манто? Ты удивлена? – И она прочитала дальше.

– Как я понимаю, предполагается, что все это ты повезешь с собой. Хочешь, чтобы я помогла тебе купить?

– Нет, я уже все купила. – Как объяснить, что она просто хотела встретиться, взглянуть и, может, узнать новости, перед тем, как уехать. – Отец все устроил с оплатой, вон, смотри, наверху страницы.

Таши взглянула.

– Да, – сказала она. – Вижу. – Она вернула письмо. – Я помню твоих родителей, – вздохнула она мрачно.

– Он ее обожает. – Флора сложила письмо и кинула в сумку. – А сейчас мне надо идти. Поезд в…

– Но ты должна посмотреть моего ребенка, и подожди Генри. Он с удовольствием бы с тобой встретился.

– И я бы с удовольствием посмотрела на ребенка, как его зовут?

– Джон. Мы чуть не назвали его Хьюбертом, но сейчас так много Хьюбертов и Космо, кстати, он крестный отец мальчика, и Генри не нравится имя Космо, поэтому у нас Джон, и ты не можешь так обойтись с Джоном. Пошли со мной в детскую, посмотришь. – Таши повела.

Флора разрешила Джону схватить ее за палец, на руках у Таши он казался совершенно обычным ребенком. Его няня пожала Флоре руку, когда Таши познакомила их, и сказала:

– Нам бы лучше потеплее одеться на уик-энд, не так ли, мамочка?

А Таши ответила:

– Да, дом очень холодный.

Флора почувствовала, что няня Джона совсем не обращает на нее внимание. Она дала это понять совершенно ясно, спросив:

– А в какое время хочет завтра ехать мистер Марч? Я надеюсь, режим питания ребенка не будет нарушен?

Таши отдала ребенка няне.

– Настоящий дракон, но няня прекрасная. А меня она считает совершенно безнадежной мамашей, – сказала Таши, когда они возвращались в гостиную. – Она нервничает, что Джон расплачется, если не поест вовремя.

– Мне правда надо идти, – сказала Флора, чувствуя себя неловко.

– Ты не подождешь Генри?

– Мой поезд…

– Ох.

– Можно, я схожу в туалет?

– Конечно.

В туалете Флора разорвала список отца и бросила кусочки в унитаз. Она спустила воду, но многие кусочки не утонули, она хотела было вынуть обратно часть конверта с маркой, чтобы отдать школьному садовнику для его мальчика, он собирал их, но подумала, что останутся следы от воды.

Таши, которая до сих пор ходила босиком, прошлепала с ней к двери и поцеловала. Флора торопливо ушла. Она не спросила о Мэбс, Космо или Хьюберте, она даже не обмолвилась, что помнит Феликса, она могла бы дождаться Генри, у нее полно времени…

– Ну и зачем я приходила? – пробормотала она, удаляясь от дома. – Мне там нечего было делать, нечего.

Генри вечером пожаловался Таши, что какой-то дурак бросил письмо в туалет, а Таши расплакалась. Генри обнял ее.

– Что, дорогая, что случилось?

И Таши ответила:

– Это Флора. Был момент, и я думала, что она что-то расскажет. Я хотела ей помочь, но она замкнулась. О Генри, мы должны были что-то для нее сделать. Или уговорить погостить, или еще что. А мы и не подумали. Мы ни разу не побеспокоились.

– Или Мэбс могла бы.

– Но мы никогда не сделали даже попытки. Я была ужасно непочтительна к ее отвратительной матери, я пожалела, что она не умерла и все в этом роде. Я шутила. Но должна же я была что-то сделать. О Господи, я бестактная, эгоистичная дура.

– Но я не знаю, что бы ты могла сделать, – пожал плечами Генри. – Мы на неделю уезжаем. – Помолчав, добавил: – Дорогая, ты не вправе вмешиваться в чужую жизнь.

– А почему нет? Это было бы не вмешательство, а помощь. Мы могли…

– Она еще не в том возрасте, – разумно рассудил Генри. – Ей только семнадцать. И у нее есть родители. Перестань плакать, если не перестанешь, будешь ужасно выглядеть. А ты забыла, что сегодня к нам на обед приходят Мидсы?

Таши проворчала:

– Черт бы побрал этих Мидсов, – но плакать перестала.

В поезде Флора думала про все, что купила матери. Она не сделала, как просил отец, – ни с нем не посоветовалась насчет цвета шелковых чулок, а положилась на свой вкус. Ей пришлось купить еще один чемодан для покупок. Ей нравилось покупать, призналась себе Флора. Она воображала, что все это покупает для себя, что в одном из магазинов встретит Мэбс или Таши, и они ей обрадуются. Вот почему она и решила зайти к Таши. Пока поезд громыхал по пригороду, Флора думала, что, конечно, Таши могла бы ей помочь, если это было бы легко и радостно, ну как тогда, в Коппермолте, дать ей свои платья, тогда для них с Мэбс это была игра. Они получали удовольствие от этого, особенно в последний вечер, когда игра вышла из-под контроля. Сейчас Таши стала старше, замужем, она – мать, но не утратила ни щедрости, ни великодушия, она отдала туфли горничной Молли. Флора возмущенно подумала, злясь на себя, – ну почему она молчала в гостиной Таши? И даже не съела такую вкусную лепешку, а в Индии их не будет.

В Лондоне Таши позвонила Мэбс.

– Я подумала, что тебе надо рассказать.

– А про что она рассказала, кроме как про бешенство и про список покупок? Слушай, Таши, я в ванной. Ты не могла бы мне перезвонить?

– Нет, к нам на ужин приходят гости.

– Ну давай, говори скорее, с меня течет. Или позвони завтра.

– Не могу. Мы рано уезжаем в Норфолк, в Моберли, к друзьям Генри. Стрелять куропаток.

– Привези мне парочку. Ну что она сказала?

– Да почти ничего, это меня и беспокоит. Все ясно, как день, она несчастна и не хочет в Индию…

– Так она никогда не хотела. Ты разве не помнишь ее забавных родителей? Не помнишь их в Динаре? Но, Боже мой, она придет в восторг, когда туда приедет. Моя кузина Рейчел чертовски здорово провела время в Дели.

– О Бог мой, Мэбс. Я чувствую, я должна была дать ей крышу. Я чувствую себя нехорошо. Я вела себя не так.

– Но за нее же отвечает школа, ты уезжаешь. Сама же сказала.

– Ты прямо, как Генри.

– Она еще маленькая. И ты не вправе вмешиваться.

– Вот-вот, прямо как Генри. Ты меня еще слушаешь?

– Да, слушаю. Но, Таши, я совсем мокрая. Мне надо успеть переодеться. Мы идем на спектакль.

– А на что?

– Ноэль Ковард.

– Тебе понравится. Мы с Генри видели на прошлой неделе.

– Что ты можешь предложить насчет Флоры кроме того, что ты себя отвратительно чувствуешь из-за нее?

– Да не знаю, что я могу. Не надо было так вести себя с ней в Коппермолте, а уж если вели, то должны были сохранить такие же отношения. Получается, как будто купили щенка на Рождество, а потом выкинули. Вот отчего мне противно. Вот что меня пугает, Мэбс.

– Все это заварила мать Феликса, она заставила мою мать пригласить ее… – сказала Мэбс.

– Твоя мать боялась, что она спутается с Космо, ты разве не помнишь?

– А я думала с Хьюбертом.

– Или с обоими. О Мэбс, ты думаешь, она действительно…

– Нет, она не могла, ей было только пятнадцать. Во всяком случае, не с обоими. А у мамы просто был очередной климактерический припадок.

– Ну так что нам делать! – воскликнула Таши.

– Зная себя, Таши дорогая, мы сделаем то, что легче всего. Я не говорю, что мы ничего не должны делать. Прости, любовь моя, к сожалению, мне надо идти. – Мэбс положила трубку, вернулась в ванную и обнаружила, что вода совсем остыла.

– Ты выглядишь очень самодовольным, – Хьюберт подсел к Космо в баре местного клуба.

– Я? Что будешь пить? Как обычно? Может, мы сядем вон там?

– Не говори мне, дай отгадаю, – Хьюберт наблюдал, как Космо пил свое пиво. – Ага, замужняя дама, – заявил он. – Ты не влюблен в нее, а она не влюблена в тебя. Ты развлекаешься в постели, когда ее мужа нет дома. Это очень легкомысленно и очень забавно, и никому не во вред.

Космо засмеялся.

– Не говори глупостей. Как жизнь? И наново работать в коммерческом банке?

– Поскольку мы люди благоразумные, мы это не обсуждаем. Ты спрашиваешь о моем коммерческом банке. Господи, Космо, и как только Нигел и Генри могут упиваться своей работой? Невероятно. Я ненавижу его. Долго я там не продержусь, вокруг столько интересного, и все это просто взывает к себе.

– Ну, например, что?

– Пока еще не знаю, но намерен выяснить. А ты? Все еще видишь себя удачливым адвокатом?

– Возможно, – Космо отпил пива.

– Я говорил тебе, что после всего этого безденежья немного привалило из Пенгапаха?

– Нет! Сколько – немного?

– Я должен выяснить. Ты знаешь, какие нерасторопные эти поверенные, но, очевидно, кузен Тип почувствовал что-то вроде раскаяния, и оставил вполне достаточно, чтобы крыша не протекала.

– А ты ездил смотреть?

– Нет.

– А почему нет?

– Так долго все это было мифом, что теперь, став владельцем, я заколебался. Честно говоря, мне не хочется разочароваться.

– Если бы это было мое, я бы помчался…

– Да, прихватив с собой замужнюю даму, – в голосе Хьюберта сквозила презрительная усмешка.

– Ну…

– Она бы не подошла, только подумай, какой риск – взять с собой Джойс. Она будет прыгать, веселиться, но она разрушит атмосферу.

– А как ты догадался, что это Джойс? – спросил Космо в некотором замешательстве.

– Я видел вас вместе, – сказал Хьюберт, что было неправдой. Любя своего друга, он не собирался признаваться, что он почувствовал запах Джойс: она вышла замуж за богатого человека, у нее были духи, которые специально для нее делали в Париже. Этим запахом пропиталась вся квартира Космо, точно так же, как и его собственные комнаты в последний год в Оксфорде. Он чувствовал его и в комнатах других мужчин, своих знакомых: Джойс была девушкой, которая ходила по рукам. – Джойс умеет превращать жизнь в радость, – сказал Хьюберт.

– О да, она умеет, – кивнул Космо, – гораздо больше, чем моя сестра Мэбс и ее подружка Таши.

– А что эти две? Они всегда строили из себя добропорядочных дам и очень скоро представят ко двору своих дочерей.

– О, ну давай, – засмеялся Космо, – у них же мальчики.

– А следующие будут девочки. Только подожди. А что их беспокоит?

– Они видели, вернее, Таши видела Флору. Версия, которую я слышал от Мэбс, такая, что ее мать заразилась бешенством, а отец заставил Флору купить чуть ли не все содержимое „Фортнума“ для утешения, и это барахло Флора должна сопровождать в Индию, куда она отплывет на „Пи & Оу“.

– Когда? – Хьюберт, отхлебнув пиво, поставил стакан.

– Думаю, скоро. Мэбс и Таши чувствуют, что должны были бы удержать ее, уговорить остаться и так далее. Они пребывают в мрачном настроении из-за вторжения Флоры в их размеренную жизнь. Другими словами, гложет чувство вины.

– Которую и мы с тобой должны бы чувствовать, – проговорил Хьюберт.

– Что?

– Ты забыл то время, когда мы оба хотели Флору? И даже решили поделиться.

– Было дело. Глупейшая идея. Девочку поделить нельзя, так ведь? Сам я не могу такое представить, – добавил Космо. – Конечно, я ее первый увидел.

Хьюберт поднял бровь.

– А я выловил ее в море.

– Мы посылали ей открытки. Ну, помнишь, из…

– Открытки!

– Кого она любила, так это Феликса. Бог мой, Бланко, помнишь Феликса в Динаре, и как все девчонки толпами…

– И сладкая Джойс в их числе с выпирающими зубами. – Хьюберт улыбнулся, вспоминая головокружительные месяцы в Оксфорде. Что касается Джойс, он получил ее первый. – Феликс умел ни во что не впутываться, и все обожали его.

– Ну теперь-то он впутался, – усмехнулся Космо. – Шутки кончились.

– А кто-нибудь видел его после свадьбы?

– Хороший был вечер, отцу очень понравился, воспоминания и тому подобное, ты его знаешь. А почему тебя там не было?

– Приглашали, но у меня не вышло. Интересно, а Флора знает? А Джойс была на этой свадьбе?

– Да. А где я… да… гм… где мы…

– А, ну ясно. Не осторожничай. Но вернемся к Флоре. Я думаю, один из нас должен проводить ее. – Хьюберт почувствовал, что это могло вызвать у Космо раздражение, состояние сенсуального удовлетворения нервировало его.

– Ну что ж, хорошо. Давайте, все проводим ее. Я приведу Джойс, попрошу ее узнать, когда отплывает „Пи & Оу“, посмотреть список пассажиров. Она с этим прекрасно справится, ну ты сам знаешь. – Космо, наслаждавшийся своей связью с Джойс, нисколько не был раздражен. – У Джойс хорошие мозги, – заявил он самодовольно.

– Но не настолько, насколько влагалище, – отчеканил Хьюберт. – И не бей меня, – добавил он, – однажды ты так уже поступил, и было больно.

– Да, было, – кивнул Космо. – Из-за Флоры. У тебя из носа текла кровь, а я содрал кожу на костяшках.

Хьюберта возмутил смех Космо, легкость, с которой он предложил поехать всем вместе провожать Флору. Он сам себе удивился, ощутив приступ горячего гнева; раньше он уже испытывал такое чувство. „Это не может быть ревность, – подумал он. – Не из-за Флоры и уж, само собой, не из-за Джойс“.