Текст книги "Опыт воображения. Разумная жизнь (сборник)"

Автор книги: Мэри Уэсли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 40 страниц)

Мэри Уэсли
Опыт воображения

Посвящается Тессе Сейл

ГЛАВА 1

Посреди поля лежала вверх копытами овца.

Когда огибавший это поле поезд дальнего следования со скрежетом остановился, пассажиры первого класса почувствовали едкий запах подгоревших тормозных колодок. Кто-то чихнул.

Сильвестр Уайкс отчетливо слышал скрип и стоны металла, жалующегося на вызванные резким торможением перегрузки. С его места в углу ему был хорошо виден длинный хвост вагонов, стоявших по периметру ярко-зеленого поля, в центре которого лежало на спине несчастное животное. Вокруг раздались удивленные голоса: „Почему остановились?“ Один из пассажиров выразил беспокойство, что в результате задержки он опоздает на пересадку; другой желчно заметил, как разительно отличаются порядки на английских железных дорогах, обслуживаемых компанией „Бритиш рейл“, от просто не сравнимых с ними условий на железных дорогах Франции, Германии, Швейцарии и Италии. Громко лязгнула вагонная дверь, и в поле зрения Сильвестра Уайкса появилась бегущая фигура.

Стянув с носа очки для чтения, он потянулся за очками с бифокальными стеклами. Фигура была в брюках, но имела несомненно женские очертания. Женщина подбежала к овце, нагнулась, ухватила ее за шерсть, подняла на ноги и теперь стояла, придерживая покачивающееся на ногах животное.

– Что там происходит? – спросил проходивший мимо Сильвестра пассажир и бесцеремонно перегнулся через него, чтобы поглядеть в окно. От него несло табаком и алкоголем. Сильвестр отшатнулся.

– Минуточку! – раздраженно проворчал мужчина, хотя Сильвестр не сказал ему ни слова. – Дайте-ка я взгляну на это в свой старенький бинокль! Я любитель-орнитолог, – сообщил он Сильвестру. – На днях я с этим биноклем наблюдал жизнь птиц на островах Силли. Таких, как я, называют чудаками. – Он покрутил окуляры бинокля. – Ага! Вот она! Там овца лежала на спине. Хотите посмотреть?

– Спасибо, нет! – Сильвестр еще сильнее вжался в спинку своего кресла.

– Я заметил ее, когда остановился поезд, – сказал мужчина, облокотившись на столик и выпятив зад в проход между креслами. – А ничего девочка! Хотите взглянуть? – опять спросил он, протягивая бинокль.

Сильвестр снова отказался.

– Интересно, чего это она там лежала на спине?

– Они иногда застревают, – сухо ответил Сильвестр.

– Да ну!

– И умирают.

– От прилива крови к голове что ли?

– Это, между прочим, вагон для некурящих, – заметил Сильвестр.

– Я знаю, – невозмутимо сказал мужчина. – Я еду в следующем вагоне. Шел из буфета. Ага! – воскликнул он. – А вон появился наш проводник. Не правда ли, злюка? Противный тип. Азиат – вы это наверняка заметили, когда он проверял билеты. Все они такие казуисты! Просто упиваются своей властью! О! Он ей что-то кричит, а она кричит ему в ответ. Видимо, это она остановила поезд. Она, кажется, немного не в себе. Как вы думаете, а она не сумасшедшая?

Сильвестр не ответил.

– Пахнет скандалом, – сказал мужчина. – Ее будут судить. Эта остановка поезда может стоить ей кучу денег. Ага, она отпустила овцу, и та запрыгала прочь. Проводник повел девицу обратно к поезду. Вы в самом деле не хотите взглянуть?

– Пошел вон! – не сдержался Сильвестр.

– Ладно! Ладно! Остыньте! – буркнул мужчина. Он выпрямился, и бинокль плюхнулся прямо на складку жира над его животом. Сильвестр услышал, как за ним с характерным шумом захлопнулись двери тамбура.

Сильвестр с наслаждением вытянул ноги, которые он подобрал, чтобы их не отдавил надоедливый пассажир, и горестно посмотрел на треснувшие в его руке очки с бифокальными стеклами.

Подняв глаза, он снова увидел перед собой своего мучителя.

– Думаю попробовать перекинуться с ней словечком, – сказал тот. – Не хотите пойти со мной? За этим может скрываться какая-нибудь история. Она в вагоне второго класса. Что вы думаете?

– Ах, оставьте ее в покое! – воскликнул Сильвестр и тут же пожалел, что сказал это.

– А вы не защищайте! Она вам что, приятельница или кто-нибудь еще? Не оставила овцу в беде, да? Но не очень-то беспокоилась о тех, кто едет вместе с ней в одном поезде! А ведь некоторых из нас ждут дела. „Оставьте ее в покое!“ Во дает!

Мужчина был явно нетрезв. Сильвестр прикрыл глаза, надеясь услышать, как за ним снова закрываются двери вагона.

– Вы порезали ладонь. – Пассажир все еще топтался рядом с ним. – Сломали очки. Каким это образом?

Не дождавшись ответа, мужчина ушел, и двери наконец за ним закрылись.

Поезд тронулся и стал постепенно набирать скорость. Сильвестр положил сломанные очки в карман и вытер кровь на порезанной ладони. От гнева он вспотел. Ему хотелось чего-нибудь выпить, но он не решился пойти в буфет, чтобы не столкнуться там опять с этим чудаком. Он не разглядел как следует девушку, а когда попытался вспомнить, как она выглядит, то в его памяти всплыли белое лицо, черные глаза, широко открытый в крике почти прямоугольный рот и вскинутые порывом ветра каштановые волосы. Она выглядела более ранимой, чем спасенная ею овца. Кроме того, она была похожа на человека, охваченного отчаянием.

Будет ли проводник груб с ней? Когда он зашел в купе, чтобы проверить билеты, то произвел впечатление скромного, вежливого человека. Его голову украшал тюрбан, напоминающий красивую экзотическую ракушку. Нет, проводник будет с ней вежлив и поступит в строгом соответствии с правилами. И уж конечно, не станет ее запугивать. Совсем другое дело – этот любитель подглядывать за птичками. А может быть, он журналист? „За этим может скрываться какая-нибудь история“ – эти слова не могут не настораживать. Если он журналист, то именно такие типы работают на бульварные издания. Сочтет ли нужным проводник защитить девушку? Может быть, в поисках убежища она запрется в туалете? Сильвестр представил себе скорчившуюся фигурку девушки, которой придется провести весь остаток путешествия в тесном и, возможно, дурно пахнущем закутке. Может быть, следует пойти за этим чудаком и помешать ему воспользоваться состоянием девушки, ее уступчивостью и доверчивостью. В противном случае он наверняка, игнорируя ее рассказ, сфабрикует собственную версию. И появится статья под броским заголовком типа „Пути взаимопонимания. Драма в поезде дальнего следования“, или „Пастушка бросается спасать овцу“, или что-нибудь авангардное, например, „Попытка игры в прятки в драме бараньей отбивной“. Возмущенный Сильвестр вскочил на ноги, но тут же снова сел, подумав, что излишняя спешка может только испортить дело.

Когда поезд остановился в Ридинге, он принялся внимательно рассматривать выходящих пассажиров. Не сошла ли она с поезда? Поезд тронулся опять, и Сильвестр подумал, что если не сошла, а он был почти уверен, что нет, то скорее всего она возьмет свою сумку и пройдет по вагонам вперед, с тем чтобы оказаться в Паддингтоне среди первых в очереди за такси или у входа в метро. Если она будет проходить через этот вагон и тот тип станет ее преследовать, решил Сильвестр, то он преградит ему дорогу и задержит, дав ей возможность отделаться от него.

Девушка не появилась.

Скрипя и подергиваясь, поезд вползал под своды Паддингтона. „А как же я ее узнаю, – подумал Сильвестр, – у меня сломаны очки, я не знаю точно, как она выглядит, и могу судить о ней лишь по тому впечатлению, которое она на меня произвела!“ Он поднялся, снял с полки свою дорожную сумку и присоединился к очереди на выход.

Когда он увидел девушку, пробиравшуюся сквозь толпу пассажиров, ему вспомнилась Грета Гарбо в кинофильме „Ниночка“, который он видел в черно-белом варианте несколько лет назад. На ней были длинное черное пальто до пят и надвинутая низко на глаза большая черная шляпа. Он не был твердо уверен, что это она, пока не заметил шнырявшего в толпе знакомого чудака, который ловко, как игрок в регби, избегая столкновений, быстро скользил среди пассажиров, стараясь опередить девушку и оказаться прямо перед ней. Как только рядом с ним промелькнуло черное пальто, Сильвестр сделал резкий шаг в сторону и перерезал чудаку дорогу. Отпрянув, тот столкнулся с электрокаром, на котором высилась целая гора почтовых мешков, и упал, ударившись задом об асфальт, а девушка исчезла.

Сделав вид, что он ничего не заметил, Сильвестр пошел не спеша дальше и занял очередь за такси.

„В данном случае не было необходимости подставлять подножку, – подумал Сильвестр, – но если бы это потребовалось, я не раздумывая сбил бы его с ног“.

ГЛАВА 2

Примерно в то же самое время, когда Джулия Пайпер остановила поезд, чтобы спасти овцу, ее мать, Клода Мей, собиралась с духом, намереваясь приступить к уборке. Ее дом только что покинули те, кто пришел после похорон ее зятя Жиля и внука Кристи, чтобы выразить ей свое соболезнование и вместе поскорбеть.

– Я почерпнула в их доброте утешение, – сказала она своей приятельнице и кумушке Мадж Браунлоу, вызвавшейся помочь ей прибраться. – Я все сделала так, как ему бы понравилось, – сказала она. – Если бы он был на моем месте, он поступил бы так же.

– Да, конечно, – сказала Мадж, подумав при этом, что лично она больше привыкла видеть на похоронах черри и виски, а не семгу и шампанское. – Я могла бы загрузить посудомоечную машину, – предложила она. Скинув жакет от черного костюма, который в шутку называла смокингом, она закатала рукава своей белой шелковой блузки.

– Она сломана, – сказала Клода.

– Водопроводчик еще не приходил? – удивилась Мадж. – Ну, в таком состоянии от нее никакого толку. – И она захлопнула дверцу машины.

– Водопроводчик, – сказала Клода, тщательно взвешивая каждое слово, – в эти дни в отпуске.

– Но у него же есть помощник, – заметила Мадж.

– Отправился на футбольный матч.

– Тогда, может быть, оставим пока как есть? – смалодушничала Мадж и начала раскатывать обратно рукава блузки.

Ее приятельница с отвращением посмотрела на сломавшуюся машину.

– Ах, если бы только Жиль… – прошептала она. – Он был такой… – Ей сдавило горло.

Поискав подходящее слово, Мадж продолжила:

– Мастер на все руки? – Заметив, как глаза подруги начинают наливаться слезами, она добавила: – И не только это.

– Далеко не только это, далеко не только. – Клода вытерла глаза. – Он был… Ах! Он был…

– Да! – быстро сказала Мадж. – Конечно, не только. Ну, тогда давай навалимся! – И она снова закатала рукава. „Помощи от мастера на все руки все равно не дождешься, – подумала она про себя с иронией. – Он и при жизни-то всегда заставлял себя ждать“. Подвязав передник, Мадж сказала: – Я буду мыть, а ты – вытирать. – С этими словами она открыла кран с горячей водой и пустила в раковину струю моющей жидкости. – Ты себя почувствуешь гораздо лучше, – успокаивающе сказала она, – когда в доме будет опять полный порядок. Может быть, начать со столовой?

Клода Мей не ответила. Взяв тазик, она пошла собирать тарелки и бокалы. „Хотелось бы, чтобы Мадж не называла мою гостиную столовой“, – подумала она. Жиль никогда не говорил так, зато иногда он называл ее будуаром. В шутку, конечно. Как он мило шутил! „Не перейти ли нам в твой будуар?“ Ей показалось, что она слышит его голос.

– Фу! Какая вонь! Зачем только люди курят! Отвратительная привычка. – Мадж широко распахнула окна. – Давай устроим сквозняк и проветрим как следует комнаты, – сказала она, открывая дверь в сад и впуская в дом холодную волну осеннего воздуха.

„Она забыла, что он курил“, – подумала Клода и улыбнулась, вспомнив, как Жиль как-то сказал: „Милая старушка Мадж не совсем в ладах с чувством такта“. Она последовала за приятельницей и тихонько закрыла дверь в сад.

Снова открыв эту дверь, Мадж вышла на террасу.

– Ну и ну! – воскликнула она. – Пустые бутылки! А вот и бокалы. Кто же это бражничал здесь? – Потом она вспомнила, что совершавший богослужение приходский священник и доктор разговаривали здесь с Джулией, пока она ждала такси, которое отвезло ее затем на станцию. Мужчины тихо говорили, потягивали из бокалов шампанское и тактично, не спеша жевали бутерброды. Джулия ничего не пила и не ела; она просто безмолвно стояла и ждала.

Мужчины остались там и после того, как такси уехало. А что потом? Подходили ли они перед уходом к Клоде, чтобы сказать ей „спасибо“ и „до свидания“? В наше время у людей, даже у докторов и священников, такие небрежные манеры! Она посмотрела на бутылки. Поговаривают, что врачи могут легко пристраститься к бутылке – у них такая напряженная жизнь, – но священники?

– Как ты думаешь, – сказала она, погружая бокалы в мыльную пену в раковине, – не стоило ли Джулии остаться, чтобы тебе помочь? Она проявила бы тогда заботливость по отношению к тебе.

– Джулия заботится только о себе, – сказала Клода. – Смотри не разбей бокалы. Ах! – вздохнула она. – Ну почему это должно было случиться со мной? Я все надеялась на Жиля и до вчерашнего дня не звонила водопроводчику. Жиль сказал… Конечно же…

– Да, да… – сказала Мадж, прополаскивая бокал под краном.

– Она даже не потрудилась одеться в черное! – с горечью воскликнула Клода.

– Не будь несправедливой, она была в черном. На ней были черные пальто и шляпа.

– Да, но под пальто ничего черного не было. На ней были джинсы и свитер. Ты только подумай – в джинсах и свитере на похоронах Жиля и Кристи! – „Хотелось бы, – подумала она, – чтобы Мадж не была такой въедливой. Это раздражает“.

– Да, это так, – согласилась Мадж. – Он же был ее мужем, – задумчиво сказала она, споласкивая второй бокал. – Она его вдова. А ты сама была уже разведена, когда умер твой бывший муж?

– Не занудствуй, чего ковыряешься в мелочах? Малыш Кристи был ее ребенком – вот что действительно важно.

– Да, это был ее ребенок.

– Но он еще был и моим драгоценным внуком!

– Возможно, там, где ее застало сообщение о похоронах, у нее не было с собой черной одежды, – предположила Мадж. – И потом, хотя она и не была в черном, но выглядела так, как если бы на ней было все черное. Никто и не заметил эти джинсы.

– А я заметила, – возразила Клода.

– Ты такая придира!

– Не понимаю, ты на чьей, собственно, стороне? – Голос Клоды возвысился до крика. – Именно она виновата в том, что произошел этот несчастный случай. Все знают, что Жиль был ужасным водителем. Когда они были вместе, она всегда вела машину сама. Она не должна была разводиться с ним.

– Она когда-нибудь говорила тебе о причине развода? – спросила Мадж. Заметив, что приятельница стоит ничего не делая, Мадж взяла у нее полотенце и принялась протирать бокалы. – Ты так и не рассказала мне о настоящей причине. Конечно, все мы слышали в суде официальную версию, но… Куда это поставить? – спросила она, протягивая вытертый бокал.

– На ту полку. Нет, не на эту, а на ту, что слева. Те причины, на которые сослалась Джулия, просто возмутительны.

– В самом деле? – Мадж поставила бокал на указанную полку. „Ах, черт, кажется, треснул“, – подумала она. Лучше промолчать об этом, а то старушка Клода опять разволнуется из-за пустяка. И она повернула бокал трещиной к стене.

– Одна из указанных ею причин состоит в том, что Жиль… Нет, я не могу тебе это сказать, это слишком…

– Продолжай, – сказала Мадж, – меня ничто не сможет шокировать.

– То, что было действительно шокирующим, – сказала мать Джулии, – так это абсолютная фривольность ее утверждений. Эй, Мадж, ты разбила бокал.

– Он всего лишь немного треснул. Что ты подразумеваешь под фривольностью? Приведи хоть один пример.

Проигнорировав просьбу Мадж, Клода сказала:

– Эти бокалы подарил мне Жиль. Ты испортила набор.

– Прости, дорогая!

– Их развод еще не был окончательно оформлен, – вернулась Клода к предыдущей теме, – так что она будет считаться его вдовой. Что касается Кристи, то для него этот развод вообще не имел никакого смысла.

– Джулии присудили право на опеку, – заметила Мадж.

– Да.

– Если бы мой ребенок погиб в автокатастрофе, я была бы убита горем, буквально убита горем. Джулия, видимо, в таком же состоянии, – сказала Мадж.

– Глядя на нее, этого не скажешь, не правда ли? – фыркнула Клода. – Нет, Джулия не убита горем. Скажу тебе, что умственные способности того судьи, который решил вопрос об опеке в пользу Джулии, явно нуждаются в проверке. Жуткий старик.

– Ты что, хотела, чтобы опеку присудили Жилю? – Мадж изумленно подняла брови. – Ведь всем… – Всем, конечно, было известно, что, как бы он ни был хорош, он, тем не менее, был явным алкоголиком. Очаровательным, разумеется, но алкоголиком.

– Да, хотела бы, – сказала Клода. – Тогда Кристи жил бы со мной. Именно этого хотел и Жиль.

– Господи, Клода! – воскликнула Мадж.

ГЛАВА 3

Наклонившись, чтобы посмотреть на счетчик, Сильвестр Уайкс заметил возле своего дома еще одно такси и рядом с ним свою жену Цилию.

– Чуть подальше, пожалуйста, – попросил он водителя. – Остановитесь на следующем углу возле почтового ящика.

Машина проехала мимо дома. На углу Сильвестр вышел, расплатился и подождал, пока такси отъедет. Затем он спрятался за почтовым ящиком, откуда ему было все хорошо видно.

Шофер стоял возле машины и наблюдал, как Цилия загружала в нее чемоданы и узлы.

– Могли бы мне помочь. – Ее пронзительный, капризный голос разнесся далеко по тихой ночной улице.

– Спина болит, – сказал шофер.

– Не притворяйся. – С этими словами она швырнула в такси большую картонную коробку.

– Теперь все? – спросил шофер.

– Нет, еще не все.

Сильвестр ухмыльнулся.

Цилия сходила в дом и вернулась с двумя здоровенными сумками, которые бросила на сиденье. Потом сходила еще и принесла фанерный ящик.

Шофер вынул из кармана газету и погрузился в чтение.

Сильвестр ждал.

„Лет шесть тому назад, – подумалось ему, – я увидел ее на какой-то вечеринке. Она была в противоположном конце комнаты. Я перехватил ее взгляд. Мы кивнули друг другу, я продрался сквозь толпу и взял ее за руку. Когда мы уходили с вечеринки, я сказал ей свое имя, а она мне свое. Я пригласил ее поужинать. За ужином она поведала мне о своих проблемах. Этот вечер закончился для нас в постели, а шестью неделями позже мы поженились. Я любил ее, – подумал он. – Я думал, что был ею страстно увлечен“.

Его жена снова вошла в дом. Сильвестр переступил с ноги на ногу.

На этот раз Цилия появилась на улице, согнувшись под тяжестью телевизора. Она осторожно спускалась с одной ступеньки на другую, прикусив от напряжения и сосредоточенности язык. Шофер начал было складывать газету, но передумал и, прикрываясь ею, наблюдал в зеркало заднего вида, как его пассажирка заталкивала телевизор в машину.

С восхищением отметив, что Цилия умудрилась не забыть и не поленилась прихватить из спальни этот маленький телевизор, Сильвестр мысленно сказал ей „браво!“ и выставил высшую отметку за аккуратность. Но вот наконец Цилия вошла в дом всего лишь затем, чтобы взять свою сумочку. Она захлопнула за собой дверь, села в машину и скомандовала: „Поехали!“

„Не ошибся ли я тогда, приняв вожделение за любовь? – спросил себя Сильвестр. – Было же время, когда я помчался бы за этим такси, остановил бы его, вытащил ее из машины и не позволил уехать“.

– Да, это было вожделение, – громко сказал он почтовому ящику.

Такси доехало до конца улицы и повернуло на Кингз-роуд. Сильвестр подошел к дому и отпер входную дверь. Оказавшись внутри, он втянул носом воздух, отпустил ручку своей дорожной сумки, которая плюхнулась на пол, и бросился бежать, открывая на ходу окна во всех комнатах. Потони холодного воздуха устремились в гостиную, заполнив ее, рванулись вверх – в спальню и ванную комнату. Спускаясь по лестнице вниз, в цокольный этаж, он услышал звонок в дверь. Раскрыв последнее, кухонное, окно, Сильвестр высунулся, чтобы посмотреть на визитера.

Увидев знакомые толстые икры ног над тонкими щиколотками и туфли с высоченными каблуками, он крикнул:

– Ребекка! Сейчас открою!

– Что здесь происходит? – спросила Ребекка с любопытством. У нее были огромные черные глаза, красивый нос и чувственные губы, за которыми виднелись крупные крепкие зубы.

– Сейчас я тебя впущу, – сказал Сильвестр и поспешил к входной двери.

– Ты что, хочешь схватить воспаление легких? – спросила, входя в дом, Ребекка. – На улице жуткий холод.

– Здесь была Цилия, – сказал, закрывая за ней дверь, Сильвестр.

– Да?..

– Забирала свои пожитки.

– Понятно. – Ребекка прошла в гостиную. – Но почему во всех комнатах ветер завывает?

– Разве ты не чувствуешь, какой здесь запах?

Ребекка принюхалась.

– Хм… Сколько же она тут пробыла?

– Не знаю точно, но довольно долго.

– Этот запах долго не продержится, – уверенно сказала Ребекка. – Духи „Возбуждение“ нестойкие. А я думала, что ты все еще в отъезде. Хотела оставить записку, чтобы ты позвонил мне, когда вернешься. Я подумала, что ты, может быть, почувствуешь себя голодным, одиноким…

– Так оно и есть, – подтвердил Сильвестр. – Прекрасно. Ты – молодец.

Ребекка засмеялась.

– Но если ты намереваешься держать окна открытыми, то я бы позаимствовала какое-нибудь пальто.

– Еще несколько минут, – сказал Сильвестр. – Подожди, я сейчас поставлю чайник и угощу тебя чаем.

– Кофе, если можно, – попросила Ребекка. – А я все-таки закрою окна. Запаха уже нет, это тебе только кажется.

– Я наблюдал за ней издали, – сказал Сильвестр. – Когда я подъезжал к дому, она как раз укладывала свои вещи в такси.

– Ты с ней разговаривал?

– Мне удалось увильнуть.

– Трус! Интересно, что она взяла?

– Она уже забрала отсюда все, что можно продать. Может быть, уже и продала, чтобы заплатить за новые наряды.

– Неужели тебе это совершенно безразлично? Дом выглядит каким-то ужасно голым.

– Мне все равно.

Ребекка позакрывала все окна и пошла за Сильвестром на кухню.

– Ну хотя бы чайник-то она тебе оставила?

– А я купил новый. О, черт бы ее побрал! – Она и его увезла!

– Ладно, – засмеялась Ребекка, – поедем ко мне. Я угощу тебя чаем.

– А почему бы мне не приготовить чай в кастрюльке? – предложил Сильвестр.

– Поменяй замки, – сказала Ребенка, – не то в один прекрасный день ты придешь домой и обнаружишь, что в нем нет ничего, кроме пола, потолка да совершенно голых стен.

Сильвестр пропустил эти слова мимо ушей, так как не любил непрошеных советов. Вскипятив воду в кастрюле, он приготовил кофе для Ребекки и чашку крепкого индийского чая для себя.

– Цилия права: ты себе испортишь этим месивом кишки, – сказала Ребенка.

– Между прочим, когда я ехал сюда на поезде, мне довелось увидеть кое-что экстраординарное, – сказал Сильвестр. Поставив чашки на поднос, он направился в гостиную.

– Что именно? – спросила Ребекка, устраиваясь на диване. Сев, она широко, по-мужски расставила ноги. Сильвестр, собиравшийся сесть в стоявшее напротив кресло, отказался от этого намерения и сел рядом с ней на диван. Юбка Ребекки была такой короткой, что он невольно занервничал.

– Ты знаешь, – сказал он, – меня легко расстроить.

– Тебя слишком легко расстроить, – сказала Ребенка и потянулась за своей чашкой. – Так что там было экстраординарного?

– Овца.

– Овца?

– На спине. – И Сильвестр рассказал про все – про овцу, девушку-спасительницу, проводника, чудака, сломанные очки.

– Поезд, видимо, шел очень медленно, – сказала Ребекка.

– Почему? Поезда дальнего следования идут очень быстро, со скоростью не менее ста миль[1]1
  1 миля – 1,609 км. – Здесь и далее прим. перев.


[Закрыть] в час. – Сильвестр прихлебнул чай. Он был горячий и крепкий – как раз такой, какой он любил.

– Да, но не по воскресеньям. По воскресеньям на дорогах проводят ремонтные работы, и поэтому движение поездов замедляется. Что касается твоего поезда, то он наверняка шел с очень маленькой скоростью, иначе он не мог бы остановиться так близко от овцы. Если бы поезд шел с большой скоростью, то этой девушке пришлось бы бежать назад к овце несколько миль. – Дав понять, что она лучше разбирается в поездах, Ребекка принялась за свой кофе. – Думаю, что ты спал, когда она остановила поезд, – добавила она.

– Но я же почувствовал запах тормозов, – возразил Сильвестр.

– Это с твоими-то способностями различать запахи! Ты говорил с ней?

– Я же сказал тебе, что нет.

– Ты, конечно, хотел поговорить, но не решился, – заявила Ребекка. – Ты ужасно нерешительный.

„Как-то однажды был такой момент, – подумал Сильвестр, – когда мне вдруг захотелось заняться с тобой любовью, но я не решился“. И он засмеялся.

– Что смешного? – спросила Ребекка. – Судя по тому, что ты рассказал, это печальная история. Так ты говоришь, что девушка была похожа на сумасшедшую?

– Нет, это тот придурковатый любитель поглядеть на птичек высказал мнение, что она сумасшедшая. Правда, она выглядела ужасно печальной, но никакая она не сумасшедшая. Я бы сказал, что она абсолютно здорова и в своем уме.

– Каким образом ты все это разглядел без очков? Ты же сказал, что сломал их. Дай-ка я взгляну на твою ладонь! – Ребекка схватила его руку, всмотрелась. – Господи, Сильвестр, какой ужасный порез! Может быть, следует наложить швы? Давай, я прилеплю на него пластырь.

– Нет, – решительно возразил Сильвестр и отдернул руку. – Не надо. Пустяки, заживет и так.

– И потом, тебе нужны новые бифокальные очки. Я договорюсь о приеме с твоим окулистом?

– Ты уже не работаешь у меня секретаршей!

– Так я позвоню ему завтра?

– Спасибо, не надо.

– Как хочешь, я всего лишь хочу помочь тебе. – Ребекка сжала губы. – Как бы то ни было, – сказала она задумчиво, – а ты рассказал мне печальную историю. Бедная овечка!

– Это была довольно крупная овца, скорее всего тексельской породы. Овцы этой породы самые крупные.

– Какое это имеет значение? – Ребекке начал уже надоедать разговор об овце.

– Никакого.

– Так что еще взяла в этот раз Цилия? – Ее взгляд обежал комнату. – Книги?

– Да она еле читает!

– Я вижу, она взяла те фигурки мопсов из мейсенского фарфора и кубок Челси. Ого! Табакерки Капо ди Монте тоже исчезли!

– Это был ее подарок мне. Она увезла все, что когда-либо мне подарила. Ну и конечно, мебель.

– О Боже!

– Она никогда не дарила мне ничего такого, что было бы не нужно ей самой. – Сильвестр вытянул ноги и оглядел комнату. Он наслаждался тишиной и покоем в доме.

– Я сама феминистка, – сказала Ребекка, – и тем не менее считаю, что Цилия вела себя просто ужасно. Оставила она тебе хотя бы простыни? Я помню, что именно она купила постельное белье, когда вы поженились. Если она и их утащила, то я могу одолжить тебе парочку. А еще банные полотенца. Возможно, она их тоже увезла. Пойду посмотрю. – Ребекка встала, вонзив при этом в паркет острый каблук. Сильвестр удивился тому проворству, с которым она подняла с дивана свое массивное тело.

– Нет, нет, Ребекка! Не надо! – остановил ее Сильвестр. – Не беспокойся, пожалуйста, все нормально. Я провожу тебя.

Он поспешил воспользоваться тем, что Ребекка встала, полагая, что если она останется еще и начнет шарить в комнатах, то наверняка увидит те новые вещи, которые он купил в магазине „Все для дома“, и тогда разговору не будет конца.

– Я только вымою наши чашки, – сказала Ребекка, хватая поднос. – Эти чашки я подарила вам на свадьбу. Я рада, что Цилия оставила их тебе.

– Да, это твой подарок. Оставь, Ребекка, не надо! Я в состоянии сам вымыть чашки. – И Сильвестр сделал шаг по направлению к двери.

– Пообещай, что дашь мне знать, как только тебе понадобится моя помощь, – потребовала Ребекка. Она выпустила из рук поднос, но не двинулась с места. – Я рада, что она оставила тебе диван, – сказала она, оглядывая комнату. – А кровать она тебе оставила?

Сильвестр сказал „да“.

– Хм… Это хорошо. Нужно, чтобы кто-нибудь приходил к тебе прибраться. Я позвоню в агентство, в которое я всегда обращаюсь в этих случаях, и договорюсь об уборщице.

– Не беспокойся, пожалуйста, – сказал Сильвестр. – Я обойдусь.

– Ты можешь с этим не справиться. Я…

– Я не хочу никакой уборщицы. Я не выношу шума электрополотеров и пылесосов. А с ней еще придется разговаривать!

– Да, это как бы часть того, что они получают за свой труд. Без разговоров никак не обойдешься. Но при этом ты много узнаешь. Это даже интересно.

– Нет, спасибо! Я обойдусь.

– Не пройдет и недели, как у тебя в доме будет жуткий кавардак. Повсюду немытые тарелки, на полу – мокрые полотенца, и к тому же наверняка кончится туалетная бумага. Женитьба совершенно не изменила тебя.

– Ребекка, кончай распоряжаться мной. Ты уже не моя…

– Секретарша. Я это знаю. Но я найду тебе уборщицу, которая будет приходить в твое отсутствие, и я, конечно же, прослежу, чтобы поменяли замки. Ты еще поблагодаришь меня за это!

Сильвестр засмеялся.

– В своем стремлении распоряжаться ты совершенно неисправима.

– Не отрицаю. Мне не стоило, наверное, тебе это говорить, – проворчала она, двинувшись наконец к двери, – но Цилия однажды сказала мне, что ты – зануда и здорово ей надоел.

– Я надоел ей потому, что она надоела мне, – невозмутимо сказал Сильвестр и чмокнул Ребекку в щеку. – До свидания!

Захлопывая дверь, Сильвестр Уайкс чуть было не ударил ею Ребекку по заду. Он потянул носом воздух своего пустого дома, убедился, что из него исчезли какие-либо следы „Возбуждения“ и издал радостный вопль.