Текст книги "Кольцо"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
– Ты представляешь – сегодня к нам в студию приносили говорящую кошку! – услышав такое, Ник скептически ухмыльнулся – благо голос Нэнси несся из динамика, ухмылки его она не видела и не могла туг же возмутиться: «Да ну, чего ты – я правду говорю!» – Только она чужих боялась и целых два часа ничего говорить не хотела, сидела в клетке, от всех отвернувшись, а хозяйка ее уговаривала: «Ну Ми-кочка, ну лапочка, ну скажи „мама", ну пожалуйста!»
– Ну и как, сказала она в конце концов что-нибудь?
Вот-вот Нэнси должна была выйти из здания, обогнуть его и появиться у входа на стоянку.
– Да, под конец, когда Артур уже заявил: «Все, хватит! Ничего не выйдет!» и хозяйка чуть не плакала, – вот тут кошка вдруг так чисто-чисто произнесла: «Мама!» Ну, мы услышали, сбежались...
Ему показалось, что вдалеке между рядами машин мелькнула знакомая фигура. Да, точно, она!
– ...И эта Мики все сказала – так смешно, представляешь! И «мама», и «мясо», и «мне»!..
Он успел еще подумать, что можно по дороге заехать в пиццерию и купить большую пиццу-пепперони, бросил короткий взгляд на панель, собираясь завести мотор и двинуться навстречу, – и, когда голос Нэнси вдруг прервался, даже не сразу сообразил, что произошло... Еще секунду назад на фоне огней здания виднелся один силуэт – а сейчас их было уже два!
Только услышав несущийся из динамика крик, Ник понял, что Нэнси отбивается от какого-то мужчины, который рвет у нее из рук сумку, и они, раскачиваясь, кружатся на месте, точно в странном гротескном танце.
Прежде чем он до конца осознал происходящее, рука уже сама нажала на газ, и машина рванулась с места – туда, к ней!
Нападавший обернулся – в свете фар на миг мелькнуло бледное молодое лицо – и, увидев несущуюся на него машину, инстинктивно дернулся в сторону. Внезапно раздался страшный, раздирающий уши пронзительный вой, мужчина бешено замолотил руками, отшвырнул от себя Нэнси и метнулся в темный проем между машинами, оставив ее лежать на истоптанном снегу.
Ник видел, что летит прямо на нее, что затормозить уже не удастся, и отчаянным движением вывернул руль, одновременно нажимая на тормоз. Перед глазами мелькнуло что-то блестящее, раздался грохот, он почувствовал удар – и машину понесло юзом, раскручивая по мокрому асфальту.
Еще удар, скрежет... и вдруг все замерло – лишь в ушах продолжал звучать все тот же жуткий вой...
Прошло несколько секунд, прежде чем Ник отпустил судорожно зажатый в руках руль и медленно обернулся. По его лицу струился холодный пот.
Машина стояла неподвижно, развернувшись на сто восемьдесят градусов – так, что огни здания теперь оказались сзади, справа истошно заливался механическим тявканьем какой-то джип. Вокруг не было видно ни души...
До предела открыв окно, он высунул голову и попытался разглядеть хоть что-нибудь там, сзади, где лежала Нэнси. Из-за капота виднелось что-то маленькое, темное и неподвижное. Краешек сумки? Нога?
– Нэнси! – позвал Ник, еще больше высунув голову в окно. Это, маленькое и темное, не шелохнулось, и он закричал – громко, отчаянно, во весь голос: – Нэнси!!!
До нее – если это действительно Нэнси – было всего ярдов пять. С тем же успехом могло быть и пять миль...
Что бы с ней ни было, помочь ей он ничем не может... Ничем...
А может, она сейчас умирает?! Умирает под колесами, сбитая и раздавленная им, в этой нелепой и беспомощной попытке защитить!
Мелькнула мысль – отстегнуть ремень, выкинуться в открытую дверь и подползти к ней. Потом – еще более нелепая: позвонить Бену...
Вспомнив про телефон, Ник лихорадочно набрал «911», крикнул:
– На мою жену напали! Скорее! Нужен врач! – и тут увидел в зеркальце приближающиеся синие огни...
Полицейская машина подъехала вплотную и резко затормозила. Из нее выскочили двое полицейских и бросились туда, назад, где виднелось маленькое и темное.
Прошло несколько секунд – самых страшных секунд в жизни Ника, – потом один из полицейских протиснулся к завывающему джипу. И стало тихо – так тихо, что зазвенело в ушах...
Полицейский шагнул в его сторону.
– Сэр, пожалуйста, выйдите из машины.
– Что... что с ней?!
– Пожалуйста, выйдите из машины, сэр!
Но Ник не слышал его – он неотрывно смотрел в зеркальце, где отражался второй полицейский. Тот медленно выпрямлялся, поддерживая Нэнси... Жива... На миг Ник закрыл глаза от облегчения, потом резко обернулся, чтобы удостовериться. Да, она уже стояла, одной рукой опирясь на капот, полицейский продолжал поддерживать ее под локоть.
– Выйдите из машины, сэр! – пробился в сознание громкий голос первого полицейского.
Ник наконец взглянул на него, хотел ответить, но горло перехватило, и сказать: «Я не могу!» оказалось невозможно. Они молча смотрели друг на друга, потом полицейский, молодой белобрысый парень, снова повторил, почему-то неуверенно:
– Сэр, выйдите из машины...
– Офицер!.. – Голос Нэнси был еле различим, но оба они услышали его.
Она попыталась сделать шаг вперед, пошатнулась и снова ухватилась за второго полицейского, но голос ее зазвучал четче:
– Офицер, вы что, не видите, что это машина с ручным управлением?! Мой муж... он не может ходить, оставьте его! Преступник убежал в ту сторону! – Нэнси повернулась, попыталась махнуть рукой – и снова пошатнулась.
Ник никогда не видел, чтобы человек так стремительно краснел, как это произошло с молодым полицейским. Бросив быстрый растерянный взгляд на руль и на ремень, плотно пристегивающий Ника к сиденью, он пробормотал:
– П-простите... простите, сэр...
На самого Ника, особенно ему в лицо, он старался не смотреть. Так часто делали нормальные здоровые люди, словно опасаясь, что прикосновение или даже простая встреча глазами с калекой может заразить их и сделать такими же жалкими и беспомощными.
Второй полицейский открыл заднюю дверь и помог Нэнси сесть на сиденье. Наклонился к ней и спросил:
– Как вы себя чувствуете, мэм? Может, стоит вызвать врача?
– Нет... он просто ударил меня... Ударил – и я упала.
– Вы можете рассказать, что произошло? Как он выглядел?
Короткие обрывки фраз: «Выскочил из-за машин... схватил сумку... молодой, высокий...» – едва проникали в сознание Ника. Все заглушали другие слова, никем не произнесенные, но, казалось, висевшие в воздухе: «Калека! Жалкий беспомощный калека!»
Розовый туман, в котором он пребывал в последнее время, наконец рассеялся, с беспощадной жестокостью обнажив простую истину: он – калека, не состоявшийся как муж и как мужчина, беспомощный и неспособный защитить любимую женщину.
Даже если бы ее насиловали или убивали в нескольких шагах от него, он бы мог только кричать и размахивать руками – больше ничего...
В зеркальце Ник видел, что Нэнси то и дело поглядывает на него – наверное, удивляется, почему он молчит, – и сжимал зубы, боясь, что вот-вот сорвется, закричит, завоет от дикой, животной ненависти к самому себе, и к ней и ко всему миру.
– ...Мой муж... он спас меня, – все-таки пробились в сознание слова Нэнси.
Спас? Он – спас? Он никого не может спасти и защитить – это она вынуждена была защищать его от полицейских...
– Засигналил, поехал в нашу сторону, этот мужчина обернулся, и я успела выхватить баллончик и нажать...
Вот, значит, что это выло – баллончик с перцем, снабженный сиреной. Ник видел их в рекламе – «лучшее средство самообороны для женщин!» – но не знал, что и у Нэнси есть такой...
– Вы попали в него, мэм?
– Да... Он закричал, ударил меня и побежал. Я упала и... и все.
В зеркальце Ник увидел, как она поднесла к затылку, а потом, растерянно, к глазам руку, измазанную чем-то темным.
– У вас кровь, мэм... – сразу среагировал полицейский. – Наверное, лучше будет все-таки вызвать врача!
– Не надо! – бросил Ник полицейскому, нажал кнопку телефона и сказал отозвавшемуся почти сразу Бену: – Вызови доктора Данвуда. Пусть приедет немедленно. Нэнси... попала в аварию. Ушибы и, возможно, сотрясение мозга. – Не дожидаясь вопросов, отключился и спросил: – Мы можем ехать домой?
– Вы можете подтвердить слова вашей жены, сэр?
– Да... все так и было. Я не успевал затормозить, поэтому свернул, – кивнул Ник на видневшуюся впереди «тойоту» с разбитым багажником. Естественно, если будут претензии, я все оплачу. – Он достал из бумажника несколько визитных карточек и протянул полицейскому. – Ну все? Теперь мы можем ехать домой?
– Но вы должны проехать в участок и дать показания!
– Офицер! – медленно и спокойно начал Ник, хотя внутри у него все кипело. – Моя жена нуждается в немедленной помощи врача, а я... вы думаете, что, подъехав к участку, я так резко выздоровею, что смогу пройти внутрь и дать показания?!
– Да, сэр... – промямлил только сейчас сообразивший это полицейский.
– Мы с женой сейчас поедем домой. Мой телефон у вас есть. Если хотите – пришлите к нам кого-нибудь снять показания – я полагаю, человек в моем положении имеет право на некоторое... снисхождение. Или мы можем подъехать в участок завтра – когда у меня будет с собой инвалидная коляска.
– Хорошо, сэр. Вы можете ехать.
– Закрой дверь! – это были первые слова, с которыми он обратился к Нэнси. Услышал сзади хлопок и тронулся с места, заставив джип снова затявкать вслед.
Глава 17
В зеркальце то и дело мелькало бледное лицо Нэнси. Она наверняка не понимала, что с ним, но разговаривать с ней у Ника сейчас сил не было. Он гнал машину, торопясь как можно быстрее оказаться дома, чтобы закрыть за собой дверь и остаться одному. Внутри у него все дрожало от унижения и бешенства, а слова «беспомощный калека» продолжали звенеть в ушах.
Притормозив у светофора, он вдруг почувствовал легкое прикосновение к плечу.
– Ник, ты... – начала Нэнси неуверенно.
Ник не знал, что она собирается сказать – да это был и не важно. Резким движением плеча стряхнув ее руку, о поймал в зеркальце растерянный взгляд и рявкнул – даже не ей, все равно куда, в пространство, лишь бы выплеснуть накопившуюся злость:
– Да замолчи ты, наконец! Если ты такая беспомощная, что сама со своими делами справиться не можешь и из-за денег за калеку вышла, так изволь теперь молча терпеть! И нечего меня утешать, слышишь?!
Нэнси замолчала на полуслове, застыв с приоткрытым ртом. Глаза ее расширились, на лице проступила странная гримаса ужаса – словно она не верила, что это было сказано... что это сказал он. Ник испытал мгновенное злорадное удовлетворение – вот, получай! – и тут светофор переключился.
Когда он в следующий раз взглянул в зеркальце, там уже не было видно ни распахнутых испуганных глаз, ни вообще лица – только заляпанную грязью согнутую спину.
Дальше они ехали молча. Нэнси сидела на заднем сиденье, скрючившись и уткнувшись лицом в колени. Оттуда не доносилось ни звука.
Ник понимал, что должен, обязан сейчас остановить машину и обернуться. И дотронуться, и сказать хоть что-то – только что? Проявить заботу и спросить, как она себя чувствует после его воплей?!
На душе было невыносимо мерзко.
Стоило ему затормозить, как Нэнси выскочила из машины и, опустив голову и согнувшись, словно у нее болел живот, побежала к дому. На дорожке она чуть не столкнулась с вышедшим навстречу с коляской Беном. Тот удивленно обернулся ей вслед, перевел взгляд на Ника...
– Данвуд уже приехал? – спросил Ник, не желая сейчас никаких вопросов – никаких, ни от кого.
– С минуты на минуту будет. А...
– Не стой столбом! Мне что, самому надо... в эту чертову коляску лезть?!
Вместо ответа Бен молча подогнал коляску, подхватил его под мышки, пересадил на сиденье и нагнулся, чтобы пристегнуть ноги. Ремень на поясе Ник мог застегнуть и сам.
Глядя сверху на склоненнную голову Бена с намечающейся плешкой. Ник ощутил вдруг острый приступ раскаяния. На душе стало еще противнее. При чем тут Бен, и при чем тут Нэнси, и при чем тут все, если он сам – психованный обрубок, который не в состоянии ужиться с людьми... И все делают ему скидку, и никто до сих пор не врезал... что стоило той же Нэнси в ответ на его хамство влепить ему пощечину?! А она смолчала, вытерпела... потому что он калека!
– Когда Данвуд приедет, пусть осмотрит ее. Я не в состоянии сейчас выдерживать его болтовню, так что выслушай все сам. Если приедут из полиции – проведи их ко мне, к Нэнси не пускай. Я буду в кабинете.
Данвуда и правда не пришлось долго ждать. Вскоре Ник увидел в окно, как подъехала его машина, как он прошел к двери – услышал в коридоре его веселый говорок, – и наступила тишина.
Хотя доктор Данвуд был специалистом по травмам позвоночника, он прекрасно разбирался и в других болезнях, так что Ник последние лет пять считал его своим «семейным врачом» и вызывал даже в случае простуды. Впрочем, тот не возражал – он вообще был человеком мягким и отличался каким-то щенячьим дружелюбием. Только болтал много – добродушно и весело, так, что собеседнику ничего не оставалось делать, как слушать его рассказы о внуках, поздравления с прошедшими праздниками – и так даже. Сейчас Ник не был в состоянии общаться с ним – при одной мысли о том, что Данвуд примется поздравлять его с женитьбой и желать счастья, становилось не по себе.
Ник тупо смотрел в окно, прислушиваясь к еле слышным голосам. Наконец негромко хлопнула входная дверь, Ник увидел спешащего к машине Данвуда – и через минуту в кабинет без стука вошел Бен.
Выглядел он каким-то непривычно напряженным. Подойдя почти вплотную, остановился и, вместо того чтобы доложить результаты визита врача, угрюмо спросил:
– Это ты ей присадил?
– Что? – Ник даже не сразу понял, о чем он спрашивает...
– Ты ей фонарь под глаз поставил?
– Да ты что?! – ошеломленно вскинулся Ник. – Ты что?!
Метнулся к Бену, сжав кулаки, – как этот идиот посмел такое подумать? Промахнулся, ударился о стол – и сник. В горле стоял комок, как в детстве, когда хотелось зареветь, и говорить было невыносимо трудно:
– На нее напали на стоянке... мужик какой-то напал, а я... Все у меня на глазах, она кричит – а я в машине сижу Он бил ее у меня на глазах, понимаешь?! А я не мог... не мог ничего сделать... Жалкий... к-калека... Ничего не мог, ничего... – Ник ударил кулаком по столу. – Ничего не мог, понимаешь?! – И, пытаясь взять себя в руки, спросил, не глядя на Бена: – Что с ней?
– Ушибы... глаз подбит, запястье растянуто, на затылке ссадина – но в целом такого серьезного ничего нет. Данвуд просил завтра утром подъехать – он хочет ее на томографе насчет сотрясения мозга проверить. И если начнется тошнота или рвота... или там сознание потеряет – сразу звонить велел.
– Свозишь ее завтра... И надо «мерседес» в ремонт отогнать.
– Она там плачет... – Слова упали тяжело, как камень.
Ник поднял голову. Бен смотрел на него в упор, словно спрашивая: «Почему ты не с ней?!»
– Я... накричал на нее... ну, не по делу... просто...
– Я-ясно, – протянул Бен и неприятно усмехнулся. – А когда ты по делу орешь-то?.. Она Данвуду сказала, что ты ее спас, – чуть помедлив, добавил он.
– Да уж... спас. Я ее чуть не задавил. Сам не знал, что делаю, – рванул в их сторону, а потом тормозить некогда было – еле успел свернуть и пару чужих машин стукнул. Ну вот... а потом сидел в машине, а она лежала там где-то, под колесами – и я даже не знал, живая ли... А потом еще полиция... чтоб их...
– Что им от тебя надо было?
– А чтоб я из машины вышел, – усмехнулся Ник.
– Весело...
От ужина Нэнси отказалась. Продолжая отсиживаться в кабинете, Ник то и дело посылал Бена послушать под дверью, предложить поесть и так даже. Ответы повторялись с унылой неизбежностью: «плачет», «ничего не хочет»... Потом: «Свет погасила...»
Он знал, что должен – давно должен был! – отправиться к ней и сказать что-нибудь вроде «не бери в голову...», или «не сердись», или хотя бы просто «извини...». Но в голове было пусто, как с перепою, и только мелькали обрывки каких-то странных воображаемых воспоминаний – не о том, что было, а о том, как могло бы быть:
Вот Нэнси кладет руку ему на плечо и говорит: «Ник, ты...», а он, вместо того чтобы наброситься на нее, прижимает ее ладонь щекой и отвечает: «Потерпи, скоро уже будем дома!» Или еще раньше, увидев кровь у нее на руке, он достает платок... салфетку... (ведь даже этого не сделал!) и спрашивает: «Тебе очень больно?..»
Господи, ну пусть бы на самом деле все так и было! Чтобы она не плакала сейчас одна в темной комнате...
– Ты спать вообще собираешься? – спросил, в очередной раз появившись в кабинете, Бен. – Второй час уже...
Говорил он угрюмо, глядя в сторону, – похоже, ему не по себе было от того, что находится в гуще семейного конфликта. А может, просто боялся нарваться на очередное хамство?
Ник молча развернулся и направился к двери. Услышал вслед: «Ужинать не будешь?» – и так же молча замотал головой.
И снова «гигиенические процедуры», ванна... и так даже. В середине массажа Бен по собственной инициативе выдал новую информацию:
– Там свет опять горит...
– Может, ее тошнит? – вскинулся Ник.
– Нет... в ванной света нет. Я специально зашел на кухню посмотреть.
В первый момент Ник не сообразил, при чем тут кухня, и лишь через несколько секунд вспомнил, что окно ванной Нэнси выходит на лужайку.
– Плачет?
– Нет... не слышно.
Ему хотелось, чтобы Бен поскорее убрался – почему-то казалось, что тогда она придет... как приходила каждую ночь, в последнее время даже без его звонка. Придет – и все снова станет на свои места.
Бен наконец ушел, и потянулись минуты – одна за другой. В доме все было тихо. Ник и сам понимал, что ждать чуда бессмысленно – один раз оно произошло, но теперь... – и все-таки не гасил свет.
Часы в гостиной пробили два... Наверное, Нэнси давно спит, и он зря лежит тут, прислушиваясь к каждому шороху...
Если бы он только мог вылезти сейчас из-под одеяла и сам пойти к ней! Сесть рядом, погладить по голове... Даже и разбудить, черт с ним! – лишь бы она не засыпала с этой обидой.
А может, она вовсе и не спит? Может, плачет?
Медленно и неуверенно Ник потянулся к телефону и нажал кнопку. Из трубки послышались тягучие гудки – один... другой... третий... Наверняка Нэнси понимает, кто это звонит, и не хочет брать трубку. Четвертый... а может, ей плохо? Может, она потеряла сознание?! Пятый...
Сердце болезненно сжалось. Если она не ответит на десять гудков – надо позвонить Бену, пусть сходит проверит! Шестой...
Щелчок в трубке раздался после восьмого гудка, когда Ник уже потерял всякую надежду. Щелчок – и тишина – ни звука, ни дыхания.
И в эту ждущую тревожную тишину он сказал:
– Нэнси... ты приходи. Приходи, а?..
И снова – ни звука, ни дыхания. Пауза – щелчок – и короткие гудки.
Если она не придет, второй раз он звонить не будет. Значит – не хочет... И снова потянулись бесконечные минуты ожидания.
Шагов он не услышал. Просто бесшумно приоткрылась дверь, и Нэнси появилась на пороге. Сделала несколько шагов и молча остановилась.
Выглядела она жутко: заплывшее, распухшее от слез лицо с покрасневшими глазами-щелочками, отчетливо различимый синяк на левой скуле и болезненно сморщенный лоб. Туго подпоясанный халат с нелепо завернувшимся воротником... похоже, она этого даже не заметила.
Только сейчас Ник понял, почему не слышал ее шагов – она была босиком.
– Ты чего без тапок? Простудишься! – вырвалась у него, пожалуй, не лучшая фраза для начала разговора.
– Вы над этими тапками смеетесь. И ты... и Бен тоже ухмыляется. Я не люблю, когда надо мной смеются. – Голос Нэнси прозвучал хрипловато, тускло и безразлично.
Ничего он не смеялся! Ну, может, действительно улыбался порой... уж очень эти тапки, с ушками и пуговичными глазками, забавно выглядели! Впрочем, сейчас было неподходящее время для споров.
– Я тебя разбудил?
– Нет, я не спала.
– Голова болит?
– Да... Глаза болят, а голова будто вообще не своя.
В лицо ему она не смотрела – куда-то мимо.
– Сядь ко мне! Не стой на холодном полу, – спохватился Ник.
Молча, без возражений, Нэнси подошла и села – лишь напряглась, когда он потянулся, чтобы взять ее за руку. Лучше бы она отказалась... вспылила, с самого начала заявила: «Не приду!», или пришла бы и с порога наговорила ему резкостей. Все лучше, чем эта безразличная угрюмая покорность...
Даже рука была какая-то неживая и безразличная. Не холодная, не теплая, не пытающаяся отодвинуться – просто... рука. Ник подержался за нее – Нэнси по-прежнему смотрела в сторону:
– Ляг ко мне... пожалуйста.
До сих пор об этом не приходилось просить – все, что Нэнси давала ему, она давала сама – и, если бы она сейчас отказалась, он, наверное, не посмел бы попросить снова.
Но она не отказалась – спросила только:
– Мне раздеться?
– Как хочешь...
Она сняла халат – под ним оказалась ночная рубашка. Не та, розовая, с соблазнительными кружавчиками, в которой Нэнси приходила в первую ночь, а простая, фланелевая. Ник и не знал, что у нее есть такая...
Не снимая рубашки, она легла рядом – не прильнула, просто легла на спину. Ник ухватился за поручень и повернулся на бок, чтобы быть к ней лицом, рука его, ища опору, скользнула случайно по ее груди.
– Не надо этого! – отчаянно вскрикнула Нэнси. – Пожалуйста, ну не надо!
В голосе Нэнси звучали слезы, она взглянула на него воспаленными, лихорадочными, полными боли глазами. Потом вздохнула и снова покорно вытянулась рядом, закрыв глаза.
– Не буду, не буду! – испугался Ник – Ты только послушай меня... – Осторожно дотронулся кончиками пальцев до ее виска. – Я сегодня сказал... ну, то, что не должен был говорить. Ты... прости меня за это. Я тебе когда-то говорил, да ты и сама видела – у меня ужасный характер, я часто на людей не по делу кидаюсь... просто от нервов. Я постараюсь этого больше не делать – но... если снова что-то не то будет, ты постарайся это просто пропустить мимо ушей. И помни только то, что я скажу тебе сейчас: ближе, чем ты, у меня никого нет. Ты только это помни, а все остальное забудь...
Нэнси смотрела на него не отрываясь, больше не отгораживаясь безразличием – смотрела, будто ожидала еще чего-то. Но что еще можно было сказать?
Он повторил:
– Прости... – и замолк, глядя на нее.
За что он просил сейчас прощения? За свою сегодняшнюю выходку – или за то, что он вообще... такой? Этого Ник не знал и сам...
Прошло несколько секунд молчания, и он физически почувствовал, что, не сделав ни одного движения, Нэнси снова отгородилась от него. Глаза медленно прикрылись, как шторка, заслоняющая от него ее душу, и она слегка кивнула.
– Давай спать... – Осторожно, помня болезненное «не надо!», Ник погладил ее по щеке, по плечу. – Завтра проснемся – и будет новый день... и все будет хорошо.
Нэнси пожала плечами и снова чуть заметно кивнула. Отвернулась, легла на бок и больше не шевелилась – но, когда Ник прижался к ее спине и обнял сверху, не стала отстраняться, только вздохнула.
– Я думал, что сшиб тебя машиной, – сказал он ей в затылок. – И страшно испугался...
– Я тоже... И телефон потеряла – он где-то там в снегу остался.
– Это ничего...
Болели глаза и все вокруг – словно на них положили горячую повязку и она невыносимо пекла и давила. Хотелось встать и промыть их холодной водой, но Нэнси знала, что это не поможет. На самом деле ничего не поможет – так бывало всегда, когда она долго плакала.
Она чувствовала себя такой разбитой, что должна была вроде бы сразу заснуть – но сон не шел. Вместо этого к глазам то и дело снова подкатывали близкие слезы, и она изо всех сил сдерживалась, чтобы не всхлипнуть.
Ник заснул почти сразу – она почувствовала, как все его тело расслабилось и дыхание стало ровным и глубоким. И от звука этого привычного дыхания на душе становилось еще горше и еще сильнее хотелось плакать.
Он сказал, что не должен был так говорить... даже извинился. Извинился – за то, что сказал это вслух. И не сказал самого главного – что на самом деле все это неправда, и она с ним не из-за денег, и он сам это знает.
И так и не сказал – вообще, ни разу в жизни не сказал, что любит ее. Или хотя бы начинает любить, хоть немножечко... Или хотя бы – что она ему просто нравится...
Глава 18
Утром, когда, как обычно, зазвонил будильник, Ник прихлопнул его и снова вытянулся рядом с Нэнси, погружаясь в сон. Ему не хотелось сейчас отсылать ее от себя – один раз работа может и потерпеть!
Второй раз он проснулся от негромкого звонка телефона и быстро, пока тот не успел зазвонить снова, схватил трубку:
– Уже почти восемь... – доложил Бен, явно обеспокоенный, что Ник не подает признаков жизни. – Ты чего, заболел?
За окном и вправду было уже светло.
– Я Нэнси не хочу будить, – шепотом объяснил Ник.
– А, так она у тебя?! – обрадовался Бен.
– Да... спит еще.
– Точно спит?!
Обеспокоенность, прозвучавшая в голосе Бена, несколько удивила Ника. Он что, полагает, что здесь лежит задушенный в семейной стычке труп?!
– Спит...
– А то Данвуд вчера сказал, что после сотрясения бывает, что человек вроде как спит, а на самом деле без сознания...
Ник бросил на жену короткий взгляд и увидел, что глаза ее открыты.
– Нет, она смотрит!
– Как смотрит? – не понял Бен.
– Глазами... потом позвоню! – объяснил Ник и бросил трубку.
– Кто... смотрит глазами? – морща лоб, сонно поинтересовалась Нэнси.
– Ты...
Вокруг глаз у нее были темные круги – под левым больше. Смотрела она с болезненным прищуром.
– Голова болит? – Ник положил ладонь на припухшую щеку.
– Да... – начала Нэнси – и вдруг он почувствовал, как что-то в ней изменилось. Она не шевельнулась, не вздрогнула – только лицо неожиданно застыло. Вспомнила...
– Нэнси, пожалуйста... – быстро сказал он. – Мы вчера помирились – ладно?!
Еще несколько секунд лицо ее оставалось застывшим и отчужденным. Потом Нэнси расслабилась, кивнула и легонько дотронулась губами до щеки.
– Ладно...
Все было как прежде. Нэнси посидела дома три дня, а потом снова вышла на работу – со все еще заметным синяком под глазом. Рассказывала со смехом, что кто-то спросил, сочувствуя, – не муж ли ее побил?! Ник тоже смеялся, хотя в глубине души ему стало почему-то неуютно.
Полицейский – детектив в штатском – приехал на следующий день с утра и взял показания. На этом дело и кончилось. Поймать, естественно, никого не удалось.
Все было как прежде, но Нику казалось, что все-таки что-то изменилось. Что-то, что трудно даже объяснить словами. Казалось, в глазах Нэнси порой мелькает какое-то странное выражение, словно бы вопрос... или недоверие, и меньше в них стало радости – простой, может быть, немного наивной радости, которая раньше вспыхивала в ее глазах так часто.
Он больше не ездил встречать Нэнси – она или брала микроавтобус, или добиралась домой на такси.
Впрочем, вот-вот этот вопрос должен был стать неактуальным – подарок ей на день рождения, темно-зеленый «вольво», был уже заказан. Кроме того, Ник готовил еще один подарок – ожерелье в старинном стиле, где центральным камнем будет топаз, подаренный ей на свадьбу.
Все было как прежде...
Однажды в субботу вечером он заехал к Нэнси в спальню и увидел, что она разговаривает по телефону. Едва заметив его, она сказала: «Ладно, я тебе потом перезвоню» – и положила трубку.
– Что, Робби? – кивнул Ник на телефон.
– Нет, один друг. Что, уже ужинать пора?
Ни о каких своих друзьях, кроме Робби, Нэнси никогда раньше не упоминала, и Ник удивился – слегка.
Весь вечер она была какой-то задумчиво-радостной, даже не сразу отреагировала на брошенную ей реплику, и лишь потом спохватилась и переспросила.
Через несколько дней телефон зазвонил во время ужина. Ник, сняв трубку, услышал мужской голос, который попросил позвать Нэнси.
Она схватила трубку так, словно давно ждала этого звонка. Закричала:
– Ну что, Стини, что?! Подожди, я сейчас переведу разговор к себе, а то мы тут ужинаем! – и бросила Нику на ходу: – Пожалуйста, положи трубку, когда я там возьму! – и сорвалась с места.
Вернулась она лишь минут через двадцать, страшно довольная – это было видно сразу.
– Что, хорошие новости? – решил поинтересоваться Ник.
– Да, это один мой друг. Он подписал выгодный контракт и хотел похвастаться, – с этими словами Нэнси сунула в рот кусок остывшего бифштекса.
Нику показалось, что таким образом ему дают понять, что дальнейшие вопросы неуместны. Да и Бен заговорил о чем-то другом, возвращаться к вроде бы исчерпанной теме стало уже совсем неудобно.
«Я не буду допытываться!» – когда-то сказал он Нэнси.
«Я не буду допытываться...» – сказал он ей. И не мог, хотя знал, что, если спросит напрямую, она ответит... Наверное, ответит.
На следующее утро, он решил проверить по компьютеру звонки с их телефона за последний месяц. Чтобы успокоить совесть, несколько раз повторил самому себе, что смотрит просто так, «для порядка» – и вообще...
Что именно «вообще», Ник додумать не успел. В списке дат и номеров телефонов мелькнул незнакомый номер... номер с кодом Калифорнии. Еще один разговор – с тем же абонентом. И еще... Всего четыре разговора. Продолжительность каждого – от пятнадцати минут до получаса. Первый разговор состоялся на следующий вечер после инцидента на автомобильной стоянке, последний – позавчера...
Наверное, были и «входящие» разговоры – он не стал проверять. Выключил компьютер и уставился на темный неподвижный экран.
Он не знал, что это на него так подействует. Подумаешь – ну позвонила Нэнси пару раз в Калифорнию этому своему бывшему приятелю (бывшему любовнику) – ну и что?! Наверное, и тот тоже звонил – ну и что?! Они же «остались друзьями», Нэнси когда-то сама говорила об этом – и сейчас человек захотел похвастаться контрактом – ну и что?! Что это – криминал? Супружеская измена?
А думалось совсем о другом – и от этих мыслей внутри рождалась тупая и не находящая себе выхода боль. О здоровом загорелом блондинистом красавчике (почем-то он представлялся именно блондином), звонкам которого Нэнси радуется, с которым она разговаривает, смеется, шутит – и выходит потом из комнаты веселая и разрумянившаяся.
И о том, что, возможно, она уже пожалела о своем опрометчивом решении выйти замуж за человека, который, конечно, может справиться с ее денежными проблемами, но не может дать ей того, что необходимо каждой женщине: уверенность в том, что ее поддержат и защитят, возможность поехать куда-то вместе – хоть на пляж, хоть на вечеринку, – да и, наконец, просто нормальный полноценный секс.
И что, наверное, именно случай на автомобильной стоянке заставил ее снова задуматься об этом...
Через неделю Ник проверил: больше звонков в Калифорнию не было. И оттуда – тоже. К Нэнси он продолжал приглядываться – то она казалась ему все-таки какой-то задумчивой, а то – вполне нормальной. А может, у нее и раньше бывало такое задумчивое настроение – просто он не обращал внимания?
И еще одно – мелочь, конечно, но она купила себе новые тапки. Обычные, кожаные. Ник больше никогда не видел у нее на ногах тапочек-«собачек»...
