Текст книги "Кольцо"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
– Если хочешь, можешь надеть. Вот, есть цепочка.
Ник обрадовался, что догадался еще с утра заказать эту самую цепочку и настоять, чтобы привезли сегодня же – и вдруг загадал: если она сейчас наденет украшение, то все будет хорошо. Не задумался, что будет хорошо, просто – будет хорошо – и все...
Нэнси аккуратно продела цепочку в ушко подвески, поднесла к шее, закинув руки назад. Сегодня на ней был бледно-голубой пушистый свитер – должно подойти...
Внезапно он опомнился – а что, собственно, может быть хорошо? Увидел, что она так и не надела цепочку, а снова поднесла к глазам, разглядывая застежку, и сказал:
– Тут замок немного сложный. Давай покажу... Вот – тут нажать надо...
Нэнси присела на корточки, совсем близко, внимательно глядя, как он открывает и закрывает крохотный замочек.
– Давай я тебе сам застегну... для первого раза.
Ни слова не говоря, она повернулась, наклонив голову и одной рукой отводя с шеи волосы.
На шее, чуть справа, у нее оказалась небольшая родинка и волосы росли вниз мыском, завиваясь пушистыми прядками. Ник не торопясь застегнул цепочку – и все-таки не удержался, погладил ее по шее кончиками пальцев.
– Вот так.
Нэнси, все еще сидя на корточках, подняла голову и встретилась с ним глазами. И он не выдержал:
– Нэнси, что с тобой случилось?
Она резко замотала головой, одним движением выпрямилась и оказалась в двух шагах от него. Но не стала удивляться вопросу или говорить «Все в порядке».
Взглянула вниз, на висящий на груди кулон.
– Красиво получилось... Спасибо.
Ник кивнул, продолжая в упор глядеть на нее. Медленно, словно через силу, она сказала:
– Наверное, это была не лучшая идея – напрашиваться сегодня к тебе в гости. Только настроение под праздник порчу.
Значит, он не ошибся...
– Ты не напрашивалась... Я очень хотел, чтобы ты пришла.
Если бы он мог сейчас подойти... обнять ее, прижать к себе – а не смотреть снизу вверх, не в силах вырваться из этого кресла!
– Что случилось? Может, я могу чем-то тебе помочь?
Нэнси зажмурилась и почти судорожно затрясла головой.
– Нет, нет... Давай лучше праздновать... и поговорим о чем-нибудь хорошем... и... не надо. У тебя всегда так хорошо... тепло и празднично – а теперь вот...
– Давай пойдем в гостиную...
Черт возьми, в этой мастерской ей даже сесть некуда! Глупо как!
В гостиной оказалось не лучше. Модное кожаное кресло с высокой спинкой и широкими загибающимися подлокотниками отгородило от него Нэнси так же надежно, как если бы она сидела в клетке. Если бы не эти подлокотники, можно было бы обнять ее за плечи.
Впрочем, обставляя когда-то гостиную, он об этом не думал...
– Так что у тебя случилось? Может, я все-таки могу как-то помочь?
Спереди и чуть сбоку – это был единственное положение, при котором коляска не наезжала ей на ноги, а дурацкие подлокотники не мешали Нику держать ее за руку. Ладно, хотя бы за руку...
– Ник... я хотела тебе сказать... возможно, мы больше не увидимся вот так. – Нэнси повела свободной рукой, словно заключая их обоих в круг. – Я, наверное, скоро уеду.
– Куда? – Внутри словно что-то оборвалось. – Ты же собиралась только летом?
– Нет... – Она прикусила губу и помотала головой. – Нет, с учебой я... пролетела, все. Ничего не выйдет. Это... другое. Мне просто... просто нужно уехать отсюда.
– Почему, что случилось?! У тебя какие-то неприятности? На работе? Или... – Нику вдруг показалось, что он понял, в чем дело. – Ты... беременна?
Нэнси вздрогнула и посмотрела на него дикими глазами.
– Ты что? Этого только не хватало!
– Ну...
Она невесело рассмеялась.
– Ну почему вы, мужчины, всегда только об одном способны думать?! – Смех оборвался так же резко, как начался.
«"Вы, мужчины"... Ну хоть на этом спасибо!» – мельком подумал он.
– Нет, все значительно проще... Или сложнее?.. Я хочу уехать куда-нибудь подальше, где меня не сможет найти моя мать.
– А что не так с твоей матерью? Она что... – Ник запнулся, не зная, как помягче спросить, чтобы не обидеть: «наркоманка?», «преступница?», «сумасшедшая?».
– Нет, – слабо усмехнулась Нэнси, догадавшись, о чем он думает. – С ней все в порядке. И... она очень красивая...
Глава 7
Она была очень красивой – вот в чем дело.
Очаровательная малышка... очаровательная девочка – победительница конкурса «Маленькая мисс Америка», спонсированного фирмой «Нестле». Очаровательная девочка-подросток... правда, к тому времени ей было уже не до конкурсов.
В одиннадцать лет она начала сниматься в сентиментальном телесериале в роли маленькой девочки, которая отчаянно борется за то, чтобы находящиеся на грани развода папа и мама снова полюбили друг друга. Эта роль сразу принесла ей головокружительный успех. Потом были еще фильмы, еще сериалы...
Обаяние девочки, а потом юной девушки, которое она щедро изливала с экрана, сделало ее любимицей публики – и каково же было всеобщее удивление, когда, снявшись в очередном фильме, который еще до выхода на экран заранее был объявлен шедевром, Алисия Хэнсфорд вдруг заявила, что отныне она хочет целиком посвятить себя семье и ее единственной ролью будет роль жены и матери.
Публика была в шоке: в глазах всех Алисия до сих пор оставалась девочкой-подростком. На самом деле к тому времени, как закончились съемки, ей исполнилось девятнадцать лет, хотя играла она пятнадцатилетнюю девочку, и она была беременна от популярного писателя Алекса Тревера – автора того самого бестселлера, но которому и был поставлен фильм.
Состоялась настоящая голливудская свадьба – с огромным количеством гостей, цветов, прессы и шампанского.
Все восхищались молодой актрисой, которая ради любви пожертвовала популярностью и головокружительной карьерой. Правда, нашлись злые языки, утверждавшие, что это был самый лучший ход, на который хватило ее соображения – для ролей подростков Алисия стала уже старовата, а «взрослые» роли, для которых требовалась хоть какая-то искра таланта и умение играть не только саму себя, были ей не по зубам. Но что поделать – злопыхателей везде хватает...
Молодая чета поселилась в Хьюстоне, где Алисия очень быстро стала душой общества. Роль очаровательной юной жены – а потом и молодой матери с милой крошкой дочуркой – подходила ей как нельзя лучше.
В Техасе до сих пор держатся за старые традиции: богатым мужьям положено баловать своих жен и покровительствовать им, а женам – с благодарностью принимать это покровительство и... не обременять себя карьерой или какой-то серьезной работой.
Алисия с удовольствием участвовала во всех светских и благотворительных мероприятиях, занималась шейпингом и аэробикой, писала в местную газету небольшие статейки о том, как ухаживать за волосами или улучшить цвет лица, и со вкусом и фантазией устраивала чаепития, ужины и приемы – от небольших, для узкого круга друзей, до весьма помпезных и торжественных – например, по поводу выхода в свет очередного бестселлера мужа или получения им очередной литературной премии.
Ее любили, ею восхищались, перед нею преклонялись – все, начиная от мужа, друзей, соседей, поклонников и кончая мальчиками с бензозаправки, заправлявшими ее машину. Да и как можно было не любить такую милую, очаровательную и обаятельную женщину?! Этому способствовал и ее легкий, веселый и незлобивый нрав, и искрометное чувство юмора, и искреннее внимание ко всем, кто окружал ее.
К сожалению, дочь не унаследовала очарования матери – худенькая и высокая, она была скорее похожа на отца. Ни фиалковых глаз, ни золотистых волос, ни природной грации в каждом движении – обычная девочка, и только. Да и материнское чувство юмора ей было чуждо.
Стоило Алисии начать беззлобно и добродушно подтрунивать над еще совсем маленькой дочкой, как девочка принималась кричать и плакать – даже колотила от злости кулачками по полу. Став постарше, она, конечно, научилась сдерживать себя, но недовольство явственно проступало у нее на лице.
Но мать не обижалась – на то она и мать! Лишь говорила:
– Опять наду-улась! У, ты, мой хомячок! Ну когда ты наконец повзросжешь и поймешь, что я тебя безумно люблю! – и смеялась своим обаятельным серебристым смехом...
С раннего детства Нэнси знала, что больше всех на свете папа любит маму. Но это было естественно – как же иначе?! Она и сама любила маму не меньше. А то, что мама иногда шутила так, что хотелось плакать, и называла ее при людях «моя маленькая глупышка»...
Нэнси попыталась поговорить с ней об этом – но стало только хуже. Теперь говорилось так:
– Моя маленькая глупышечка... ах, простите, я забыла, что наша Нэнси серьезная девочка и не любит, когда ее так называют. Ну, может, хоть один, последний разочек... – И все окружающие смотрели на нее и смеялись, и Нэнси хотелось провалиться сквозь землю от ощущения собственной ущербности, от того, что она, наверное, не такая, как все, – раз не может посмеяться вместе с ними.
Когда ее детская восторженная любовь к матери постепенно умерла? Может быть, лет в шестнадцать – когда Нэнси постепенно начала понимать, что ее мама, такая красивая и обаятельная, неосознанно и не желая никому зла, отбирает у дочери все, что той хоть немножко дорого?..
Когда Нэнси было двенадцать лет, отец подарил ей щенка – очаровательную двухмесячную колли. Нэнси назвала ее Рози.
Она мечтала о собаке всю жизнь, но ей обычно говорили, что, может быть, потом... когда она станет старше. И вот теперь у нее была собака!
Они с Рози не расставались – ходили вместе гулять, играли, Нэнси даже выпросила, чтобы щенок ночевал в ее комнате – разумеется, на подстилке. Но ночью, когда все засыпали, она тихонько втаскивала пушистое теплое тельце под одеяло и шепотом разговаривала с собачкой – Рассказывала, что было сегодня в школе, и о своих мечтах. и о том, как «он» посмотрел на нее... Счастье длилось всего два месяца. Однажды, придя домой из школы, Нэнси увидела, что Рози нигде нет. Она бросилась к маме – та ответила, что собачка убежала: выскочила за дверь и понеслась неизвестно куда.
Нэнси бегала по улицам до вечера, кричала, звала, спрашивала прохожих, показывала фотографии – и на следующий день... и на следующий... Заходила в полицейский участок – может, кто-нибудь нашел? А может, Рози сломала лапку и сейчас умирает, одна, в каком-нибудь подвале или колодце?!
Мама даже слегка рассердилась: ну как можно так переживать из-за какой-то собачонки?! Отец молчал и хмурился, а Нэнси все продолжала плакать по ночам и цепенеть при виде колли – а вдруг это Рози?!
Лишь когда ей было шестнадцать лет, она узнала, что собаку увез отец – обратно в питомник, по просьбе матери, которую раздражало, что Нэнси уделяет Рози слишком много внимания. Да и кто будет присматривать за собакой, когда через несколько месяцев девочка уедет в закрытую школу?
Свою бабушку Нэнси почти не помнила – та умерла, когда девочке было лет пять, завещав ей фамильную драгоценность – старинный браслет с бриллиантами и изумрудами. Естественно, маленькому ребенку браслет ни к чему – Нэнси должна была его получить в тот день, когда ей исполнится шестнадцать лет.
Она и получила... на минуту. Отец торжественно вручил ей бархатную коробочку – мама тут же радостно захлопала в ладоши и воскликнула:
– Какая прелесть! Как он тебе пойдет! Только куда ты его будешь носить? Не в школу же? Давай, пусть он пока немножко поживет у меня – а потом, когда тебе понадобится, я отдам! Ну пожа-алуйста! – и, видя, что Нэнси не торопится отдавать браслет, пошутила: – У нас в семье никогда не было жадных девочек! Может, тебя в больнице подменили? – Даже чуть огорчилась...
Нэнси рассказала уже о браслете всем подругам, и обещала показать – теперь получится, что она лгунья! – И просто хотела, чтобы он был у нее, чтобы его можно было рассматривать и трогать... и, может быть, иногда надевать...
Но папа смотрел так, словно ждал от нее чего-то – и немного осуждающе: разве можно огорчать маму?!
– Да мама, конечно, возьми... – вот и все, что Нэнси удалось выдавить из себя прежде, чем, сунув матери браслет, она убежала в свою комнату.
– Ну что ты, не надо! Если ты так переживаешь из-за этого, то не надо! И не нравится вовсе мне этот браслет! Возьми, возьми! – примчалась вслед за ней со смехом мать.
И Нэнси, прекрасно понимая, чего от нее все ждут, начала уговаривать маму взять браслет и та в конце концов согласилась...
Кем она будет, Нэнси знала с детства – режиссером. Читая книгу, она всегда мысленно прикидывала, как поставила бы фильм по ней, и даже обдумывала, кто из актеров мог бы сыграть ту или иную роль, а когда смотрела фильмы – вспоминала потом тот или иной эпизод и думала, как бы она сделала его.
Отец знал об этой мечте дочери и поддерживал ее – даже, посмеиваясь, говорил, что подождет с продажей права на экранизацию своих книг: кто сможет снять фильмы по ним лучше, чем его родная дочь?! Мама не понимала и даже порой сердилась: что это за глупости?! Единственная карьера женщины – это ее семья, все остальное – лишь прикрытие для неудачниц и уродин!
Но Нэнси твердо решила: сразу после школы она поступит в колледж, за два года получит степень бакалавра искусств – и уедет учиться в Европу, ведь именно там учились ее кумиры, фильмы которых она могла смотреть десятки раз, снова и снова восхищаясь их мастерством! А заодно посмотрит мир, выучит итальянский язык, погуляет по Парижу и Риму, и многое, многое другое...
Ей было семнадцать лет, когда у отца случился инсульт. К счастью, он сохранил разум и начал мало-помалу разговаривать, шевелить руками, потом пользоваться инвалидной коляской. Но ноги, увы, не работали, хотя врачи предсказывали постепенное улучшение и через несколько лет – практически полную реабилитацию.
Лишенный возможности ездить куда-то, встречаться с людьми, Алекс Тревер чувствовал себя заброшенным и одиноким – и был рад обществу дочери. Они гуляли вместе, Нэнси часами сидела в кабинете отца и слушала, как он рассказывает о своей будущей книге или просто о чем-нибудь интересном. Было ясно, что, пока он не встанет на ноги, ей придется пожить дома, да и с колледжем лучше повременить. Ну что ж – год-два можно и подождать.
А пока...
Его звали Эрик Джонатан Фаррел Третий.
Нэнси увидела его на одном из приемов. Высокий, элегантный, со светлыми вьющимися волосами и в безупречно сидящем белом смокинге, он показался ей сказочным принцем. Когда же этот принц подошел и заговорил с ней – от волнения она чуть не потеряла сознание.
Ему было двадцать пять лет. Он только что закончил университет и вернулся в Хьюстон, чтобы работать в фирме своего отца – старинного, еще со школы, приятеля отца Нэнси. Их семьи были дружны – неудивительно, что и молодые люди быстро сблизились.
Он стал ее первым мужчиной, ее возлюбленным – человеком, с которым Нэнси мечтала прожить всю жизнь.
Но даже ему она не рассказала о том, что с некоторых пор мучило ее...
У матери всегда было много поклонников. Она посмеивалась над этим, в шутку спрашивала отца: «Смотри, мне опять прислали цветы! Надеюсь, ты не ревнуешь?» – и сама же первая заливалась смехом.
Только Нэнси знала, что отношения матери с некоторыми из них уже вышли за рамки невинного флирта. Узнала случайно: выглянула как-то из окна – и оцепенела, не поверив собственным глазам... и стал наконец ясен смысл услышанного ненароком за пару дней до того телефонного разговора.
Отцу она, конечно, ничего не сказала. Матери же говорить что-либо было бесполезно – та просто рассмеялась бы ей в лицо: «Моя маленькая глупышечка, ты опять что-то себе навоображала!»
Вскоре Нэнси было достаточно взглянуть на мать, чтобы понять, когда та возвращается с очередного свидания – в эти минуты какая-то особенно красивая и сияющая. А порой все происходило прямо в доме – как в случае с приехавшим к отцу на несколько дней представителем издательства...
Она лишь молила Бога, чтобы отец ничего не заметил и не понял – это могло просто убить его!
Когда Эрик сделал ей предложение, Нэнси была счастлива. Впрочем, с тех пор, как они начали встречаться, все понимали, что к этому идет дело. Они прекрасно подходили друг другу и по возрасту, и, если так можно выразиться, по «знатности».
Конечно, Нэнси было всего девятнадцать, и она по-прежнему не хотела отказываться от своей мечты, но Эрик... сейчас для нее ничего не было важнее. И кроме того, пожениться можно и через пару лет, когда она закончит колледж, а пока уже считаться женихом и невестой.
Что будет потом и как она сможет продолжать учебу после замужества, Нэнси не задумывалась – как-нибудь да получится! Она будет приезжать домой каждый месяц... даже чаще, или Эрик приедет к ней – неужели для него в Париже не найдется работы?!
Как ни странно, мать поддержала Нэнси в том, что выходить замуж лучше после колледжа. Возможно, ее приводила в ужас мысль, что в ближайшее время она может стать бабушкой?! Или она считала, что диплом колледжа придаст дочери дополнительный светский лоск и умение поддерживать интеллектуальную беседу?
Как бы то ни было, она с радостью ухватилась за идею помолвки и вознамерилась сделать из этого грандиозное шоу. Ведь в последнее время из-за болезни мужа ей нечасто удавалось устраивать приемы – а тут такой повод!
Было предусмотрено и торжественное убранство дома и сада, и шикарное меню, и вина, и платья для невесты и ее матери, и фейерверк, и букеты у каждого прибора, и популярный ансамбль... Словом, все, чтобы гости остались довольны.
Гости должны были начать собираться к пяти. В полдень, примерив платье, Нэнси вдруг подумала, что к нему очень подошел бы тот самый браслет, который до сих пор «жил» у матери.
Не долго думая, она сбежала на второй этаж, без стука влетела в мамин будуар – и увидела... Это зрелище Нэнси запомнила на всю жизнь, до мельчайших подробностей.
Мать в полурасстегнутой блузке сидела в кресле, а мужчина, стоя на коленях, целовал ее грудь. Руки мужчины были у нее под юбкой; она постанывала, откинувшись назад и запрокинув голову.
Этим мужчиной был Эрик...
– Когда ты, наконец, научишься стучать?! – вскинулась мать, еще толком не осознав, что произошло.
Эрик понял куда быстрее – отскочил от кресла и беспомощно, приоткрыв рот, уставился на Нэнси. С красным потным лицом, трясущимися, прижатыми к груди руками и хорошо заметной эрекцией, он вдруг показался ей смешным, нелепым и... очень противным.
– Извини, мама, – ответила она, шагнула назад и закрыла за собой дверь.
Добежав до своей комнаты, Нэнси сорвала с себя ненавистное платье, которое, казалось, жгло ее, как пропитанное ядом, и рухнула на кровать.
Сначала она плакала, потом – просто лежала в каком-то оцепенении. Осторожный стук в дверь раздался примерно через час.
– Нэнси, открой... Открой, пожалуйста, это я!..
Она подумала: «Почему так долго? Или они все-таки решили закончить начатое?» – надела халат, открыла дверь и впустила Эрика.
– Прости, пожалуйста! – с порога начал он и попытался обнять ее. Нэнси ударила его по руке, и он недоуменно отступил, потирая ушибленное место. – То, что там произошло... не имеет ничего общего с нашими отношениями...
– Наших отношений больше нет, – оборвала его Нэнси. – И помолвки тоже не будет. Пойди скажи об этом своей... моей... матери – пусть побыстрее все отменит, а то гости скоро начнут собираться.
– Но как же ты не понимаешь – это случайность... простая случайность... я люблю тебя. Она ничего для меня не значит – это просто... случайно...
– Уходи! – перебила она его и, видя, что Эрик не двигается с места, закричала: – Уходи! Убирайся! Убирайся! – замахнулась... Он вылетел за дверь, и Нэнси, защелкнув задвижку, снова залилась слезами.
Снова к ней постучали еще через полчаса – на сей раз это был отец. Правда, сквозь дверь она хорошо разобрала голос матери:
– Наша маленькая глупышечка навоображала себе невесть что! Поговори с ней, может, она хоть тебя послушает! – И его резкий, но неразборчивый ответ.
Нэнси открыла дверь и снова легла на кровать, не зная, как сможет рассказать отцу о том, что произошло. Но говорить начал отец:
– Нэнси... – дотронулся до ее волос. – Нэнси, ты можешь мне не объяснять, я... я примерно представляю себе, что случилось. – Она подняла голову – отец сидел в своей коляске, какой-то сразу постаревший, и говорил запинаясь, словно бы через силу. – Ты добрая девочка, и... я знаю, что ты все время пыталась скрыть от меня... все это. Но... я, в общем-то, догадывался. Понимаешь, твоей матери очень важно чувствовать себя любимой и желанной. А я в последнее время не могу дать ей этого. Так что... ну, в общем, я люблю ее и хочу, чтобы она была счастлива...
– А я?
– Ты... ты не понимаешь... Она как бабочка – сама не ведает, что творит. Она же не хочет никому ничего плохого! Мне всегда было страшно умереть и оставить ее одну, она такая... беспомощная!..
– А я? – повторила Нэнси.
– ...Я прошу тебя, Нэнси, не отменяй помолвку! – продолжал отец, словно не слыша ее вопроса. – Я не хочу, чтобы пошли разговоры... сплетни – люди и так уже шушукаются.
В первый момент Нэнси не поверила своим ушам – как же так, он что, не видит, что это невозможно?! Но в следующий миг поняла – для него сейчас ничего не имеет значения... ничего, кроме Алисии. И она, Нэнси, тоже не имеет значения...
Внутри поднялась злая волна, заставившая ее спросить:
– И кроме того, удобно будет иметь прямо в доме кого-то, с кем она сможет чувствовать себя... любимой и желанной? Моего жениха... или мужа?
– Ты не имеешь права говорить так о своей матери! – Вспылил отец – и тут же сник. – Нэнси... я прошу тебя – ради меня. Ты сможешь разорвать эту помолвку хоть завтра, под каким-нибудь благовидным предлогом – но сегодня должна... обязана сделать вид, что все в порядке... чтобы никто ничего не мог сказать...
– Я завтра уеду, – медленно сказала Нэнси.
– Завтра – все, что хочешь. Но сегодня – пожалуйста, я прошу тебя...
– Хорошо...
Помолвка прошла точно так, как было задумано. Все восхищались Алисией, сумевшей организовать такой великолепный праздник; фотографы сделали пару снимков для раздела светской хроники.
То, что новоиспеченная невеста выглядела немного скованной и мало улыбалась, Алисия объясняла просто:
– Моя маленькая глупышечка поцапалась из-за какого-то пустяка с Эриком. Она еще такой, в сущности, ребенок! Ну ничего, милые бранятся – только тешатся!
Утром Нэнси зашла в кабинет к отцу, чтобы напомнить, что вечером уедет, – и была встречена упреками:
– Я надеялся, что ты хоть к утру одумаешься и оставишь эту свою идиотскую затею! Как мы объясним людям, почему ты уехала сразу после помолвки?
– Но мы же с тобой договорились?!
– Вчера ты была не в себе, и я готов был пообещать тебе все, что угодно, лишь бы ты не опозорила всех нас какой-нибудь глупой выходкой!
– Я?! Я опозорила?! – взорвалась Нэнси.
– Да, ты! Я ожидал от тебя большей ответственности и не думал, что ты меня так подведешь!
На крик прибежала мать – как раз в тот момент, когда Нэнси, не выдержав, крикнула:
– Ты хочешь, чтобы я осталась и объяснила всем, что рву помолвку, потому что застала своего жениха лапающим мою мамочку? Ты этого хочешь? И еще, может, рассказать, как ей это нравилось?
Алисия охнула, прижала руки к щекам и посмотрела на нее с ужасом, а отец заорал в ответ:
– Как ты смеешь так оскорблять свою мать, негодяйка! Хочешь уезжать – уезжай, но живи как хочешь! Я не обязан тебя содержать!
Вечером Нэнси уехала.
Ей было все равно, куда ехать, и она выбрала Нью-Джерси – там жили две ее школьные подруги. На первых порах Нэнси остановилась у одной из них и начала рассылать свои документы в различные колледжи, надеясь, что сможет получить где-то стипендию.
Ей везде отказывали. И не потому, что результаты тестов были плохими – наоборот! Но стипендии предназначались для выходцев из бедных семей, которые не могли сами оплатить учебу, а не для таких, как Нэнси. Кому какое дело, что ежемесячные поступления денег на счет прекратились – отец выполнил свою угрозу.
Он иногда звонил ей, разговаривал вполне по-дружески, но когда она заикнулась про деньги – отказал категорически, сказав: «Я тебя предупреждал!» Звонила и мать – как ни в чем не бывало. Расспрашивала, что носят «там, у вас на Востоке[1]», передавала приветы от многочисленных знакомых и советовала не огорчать отца и поскорее возвращаться домой.
Известие о втором инсульте отца и о том, что тот при смерти, пришло как раз тогда, когда Нэнси, поняв, что с учебой в этом году ничего не выйдет, устроилась работать на местную киностудию «ассистентом бутафора» – а фактически девочкой на побегушках и прислугой за все.
В живых она отца уже не застала...
Мать в черном траурном платье выглядела особенно утонченной и беспомощной. Она принимала многочисленных соболезнующих друзей, изящно рыдала в платочек и устроила прием по случаю похорон.
А Нэнси удивлялась – почему она ничего особенного не чувствует? Словно отец умер куда раньше, в тот день, когда умерла ее любовь к Эрику...
На похоронах Эрик стоял рядом с ней и даже попытался взять под руку. Нэнси отдернулась и смерила его возмущенным взглядом.
Уже дома мать объяснила:
– Ну... ты понимаешь, в глазах окружающих он по-прежнему твой жених. Мы с папой решили никому не рассказывать про твою нелепую выходку и говорили, что ты просто уехала учиться. Он так надеялся, что ты рано или поздно одумаешься и вернешься!
Отец не только надеялся – он сделал для этого все!
Когда вскрыли завещание, выяснилось, что дом он завещал жене и дочери – поровну, пополам. Все остальное состояние он оставил «любимой жене Алисии» – кроме трастового фонда, который Нэнси могла получить в двадцать пять лет, когда она, как значилось в завещании, «повзросжет и научится с большей ответственностью относиться к близким людям и семейным ценностям». Пока же она могла рассчитывать лишь на сравнительно небольшое содержание, которое должно было ей выплачиваться в случае, если она будет жить дома, с матерью.
– Вот видишь, как хорошо! – обрадовалась мать. – Теперь мы снова будем жить вместе!
– Завтра я уеду, – ответила Нэнси. – С работы отпустили всего на неделю, да и то с трудом.
– Господи, ну неужели ты до сих пор не можешь мне простить... я уж не помню, из-за чего ты на меня тогда так взъелась?! – с раздражением и обидой сказала мать. – Ну хочешь, я попрошу у тебя прощения?! Могу даже на коленях – хочешь? – И тут же со смехом встала на колени и пропела: – Про-сти-и-и! – и еще что-то подходящее к случаю, из оперетты – словно начисто забыла, что ее мужа похоронили только позавчера.
Нэнси стало невыносимо противно.
Первые месяцы в чужом незнакомом городе дались Нэнси не просто. Дома она привыкла модно одеваться, пользоваться дорогой косметикой и не задумываясь тратить деньги на какие-то безделушки и развлечения – теперь все это было ей не по карману.
Но жизнь постепенно наладилась. На работе ее повысили: взяли на новый сериал уже бест-боем, старшим помощником главного бутафора. Конечно, «я – бест-бой» звучало смешно, но зато платили побольше. Она закончила заочное отделение колледжа и получила степень бакалавра искусств – как и мечтала.
Постепенно жгучее чувство неприязни к матери как-то притупилось – а может, Нэнси просто действительно повзрослела. Через пару лет, на Рождество, она приехала в Хьюстон – и с тех пор приезжала регулярно, раз-два в год.
Несмотря ни на что, у нее по-прежнему оставалось чувство, что она приезжает домой. Этот дом, с его картинами и дорогими безделушками, с отцовским кабинетом, с комнатами, в которых прошли ее детство и юность, с огромной кухней, на которой Нэнси привыкла завтракать, до сих пор оставался ее единственным домом. Ведь не считать же домом съемную квартиру в Нью-Джерси с шумными соседями и темной, вечно неубранной лестницей?!
Ну и, чего греха таить, хотелось хоть немного пожить, ни о чем не заботясь. Мать охотно ездила с ней по магазинам и по салонам красоты, покупала ей модные тряпки и дорогое белье. Этих запасов потом хватало на целый год.
Нэнси продолжала жить своей мечтой – когда ей исполнится двадцать пять лет, она получит деньги и уедет учиться. Даже решила не покупать другую машину, когда окончательно вышла из строя ее развалюха. Зачем? Ведь оставшиеся несколько месяцев не страшно поездить и на автобусе.
Когда незадолго до Рождества Нэнси обнаружила на автоответчике сообщение матери: «Нэнси, перезвони мне скорее, я очень жду!» – и через час: «Ну куда ты делась?! Перезвони обязательно!» – ей почему-то стало не по себе.
Она перезвонила. Мать стала допытываться, приедет ли Нэнси в этом году на Рождество, а получив ответ: «Не знаю» – воскликнула: «Нет, но ты обязательно должна приехать – это вопрос жизни и смерти!»
Лишь приехав, Нэнси узнала, что для матери стало «вопросом жизни и смерти» – та была разорена, и едва ли сама смогла бы толком ответить на вопрос, как это получилось.
Часть денег, и немалая, ушла на неудачную попытку вернуться в Голливуд. Фильм, в котором Алисия Хэнсфорд играла главную роль (и одним из продюсеров которого являлась), вместо ожидаемой прибыли и успеха принес одни убытки. Нет, критики даже не ругали его – просто... не заметили.
Ну а кроме того – она просто не привыкла ни в чем себе отказывать и жила на широкую ногу. Приемы, праздники, круизы, подарки друзьям, наряды и украшения, которые надевались один раз, а потом забывались, подтяжки в модной клинике в Европе – всего понемножку...
Но страшнее всего были даже не долги, в которые влезла мать, беспечно продолжая тратить деньги направо и налево. Оказывается, был заложен дом – и полученные деньги тоже истрачены. Даже не будучи юристом, Нэнси знала, что дом, половина которого принадлежала ей, никто не мог заложить без ее ведома. Как же так?
– Ах, я в этом не разбираюсь, тебе стоит поговорить с Тедди Палмером, он все лучше объяснит! – ответила мать.
Вот этот самый «Тедди Палмер» – вице-директор банка – и показал Нэнси банковские документы, заявив:
– Все было сделано на законном основании! Вот ваша подпись!
– Но я ничего не подписывала! – возразила Нэнси. – Это не моя подпись! Я же и в банке у вас уже сто лет не была!
Он долго отнекивался и вилял, но потом признал, что «наша дорогая Алисия» взяла документы, сказав, что «ее милая дочурка» приехала отдохнуть на уик-энд и нехорошо заставлять ее тратить время на посещение банка, – а на следующий день принесла их уже подписанными.
– Неужели вы собираетесь обвинить свою родную мать в подлоге? – ужаснулся мистер Палмер, когда Нэнси повторила, что ничего не подписывала. – Идти в полицию, писать заявление... Да вам никто не поверит – и в первую очередь я! Будут экспертизы, суд, вы истратите массу денег на адвоката...
