Текст книги "Враг народа. Академия красных магов (СИ)"

Автор книги: Мэри Блум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Глава 8. Энэманометр

Сразу после завтрака вместе с напряженной темно-зеленой толпой я отправился к учебной аудитории на втором этаже главного корпуса, где будет проходить первый экзамен – часть на знание теории, которую я не знал. Роза и Генка были рядом, обсуждая, как организовать процесс списывания – она в этом явно не мастер, он же отлично разбирался. Очередь у дверей в аудиторию еле двигалась – из-за огромной металлической рамы, которая стояла перед входом и через которую обязательно проходил каждый студент. Рядом, контролируя процесс, со строгими лицами стояли Лёня и еще один парень в форме.

Очередной студент прошел через раму, и в тот же миг она бешено завопила на весь коридор – точь-в-точь как орали в общежитии сирены уловителей. Девчонки рядом с дверью судорожно заткнули уши.

– Что случилось? – не понял я.

– А это он артефакт пронести пытался, – хмыкнул Генка. – Видимо, слишком мощный…

Лёня что-то строго сказал окаравшему студенту, однако ни слова было не разобрать из-за этого надсадного вопля. Тот нехотя вытащил из кармана на вид самый обычный ключ и бросил в бархатный мешочек, который распахнул перед ним помощник Лёни. А затем вновь прошел через раму. Она моментально замолчала, и с кислым видом студент скрылся в аудитории.

– А почему нельзя? – спросил я, наблюдая, как Лёня что-то пометил на листке, пока его коллега убирал мешочек в стоящую в углу коробку.

– Потому что экзамен надо сдавать честно, – изрек Генка.

– Кто бы говорил! – фыркнула Роза.

Очередь продолжала неспешно двигаться. Рама еще несколько раз вопила, ловя особенно хитрых студентов. Лёня изъял сверкающий гребень у одной девчонки и карманный портсигар у паренька, который явно даже и не пробовал никогда закурить. Наконец очередь добралась и до нас. Роза спокойно вошла в аудиторию, следом туда шагнул и Генка. Однако стоило мне пройти через раму, как она дико заголосила – в разы громче, чем у ребят до этого. Лёня нахмурился.

– Что у тебя с собой? – спросил он, пытаясь перекричать этот вопль.

– Ничего, – честно ответил я. – Да и откуда?

Он сказал попробовать еще раз. Я снова прошел через истерящую раму, и вопли стали еще яростнее – казалось, вот-вот от них начнут качаться стены.

– Может, в значках что? – Лёнин коллега кивнул на мою грудь.

– Нет, – отрезал Лёня, – они обычные.

Он сосредоточенно уставился на меня, словно ощупывая глазами карманы.

– А в карманах что-то есть?

– Только мой талисман.

Я вытащил его из кармана.

– Кусок угля, что ли? – не поверил Лёнин коллега.

– Антрацит, – поправил я.

Не касаясь, Лёня подозрительно его осмотрел, а затем развернул передо мной бархатный мешочек.

– Положи пока сюда.

– Зачем?

– Попробуй пройти без него.

Без особой охоты я положил в мешочек свой антрацит и уже в третий раз прошел через раму, которая тут же замолчала.

– Я его пока заберу, – Лёня крепко затянул тесемки мешочка.

– Но это мой талисман, – возразил я. Если подумать, я с ним еще никогда не расставался.

– Временно, – пообещал Лёня, делая пометку в листе, как делал со всеми изъятыми предметами, – после экзаменов сразу отдам.

Спорить тут, очевидно, было бесполезно. Я сделал шаг к двери.

– И, Саш… – вдруг позвал он.

Я обернулся.

– Удачи, – пожелал мне Лёня.

А вот это мне точно понадобится. Поблагодарив, я зашел в достаточно вместительную аудиторию. Ряды длинных парт и скамеек ступенеобразно поднимались вверх. В самом низу были огромная доска, чью центральную часть закрывали две боковые створки, и преподавательский стол, за которым перед стопкой чистых листов сидел Григорий Николаевич Ковалевский собственной персоной – единственный преподаватель, которого я здесь уже знал. Будущие студенты рассаживались по местам – одни нервно покручивая чернильницы с перьями, другие расслабленно откинувшись, словно показывая, что экзамен их не волнует. Роза и Гена, уже устроившиеся на последнем ряду, бодро замахали садиться к ним. Однако только я шагнул на ступени, ведущие наверх, как за спиной раздался голос:

– Студент Матвеев! – позвал обладатель строгого серого костюма.

Я нехотя обернулся.

– А вы сюда, – Ковалевский показал на первый ряд прямо перед собой, – чтобы я вас видел.

Неужели я представляю собой настолько ласкающее глаз зрелище? Без особого энтузиазма я плюхнулся на скамейку. У двери послышался ехидный смешок – в аудиторию как раз вошел Голицын, освещая путь своим ярким фингалом.

– А вы, Голицын, – Ковалевский тут же повернулся к нему, – на второй ряд, сразу за ним. Вас я тоже хочу видеть.

Мгновенно растеряв усмешку, тот потащился на указанное место.

– И вы, Скворцов, – Григорий Николаевич нашел взглядом Генку, – тоже зря так далеко ушли, – он выразительно показал на боковое место на первом ряду, достаточно далеко от меня, чтобы можно было списать.

Генка с недовольной физиономией спустился и сел туда.

– Выкинете хоть что-то, – Ковалевский неспешно прошелся глазами между нами тремя, – и у каждого будет по второму предупреждению. А после третьего вы сами себе не позавидуете.

Вскоре в аудиторию зашли все будущие первокурсники. Лёня закрыл с той стороны дверь, и над рядами парт мигом повисла тишина. Взяв в руки листы со стола, Ковалевский поднялся с места.

– Итак, – его холодный спокойный голос разнесся на всю аудиторию, – ваша задача проста: за час отведенного времени ответить на вопросы на доске.

Все глаза тут же ткнулись в пока еще закрытые створки доски. Тем временем Ковалевский положил передо мной белоснежный лист и пошел по рядам дальше.

– Кого поймаю за списыванием, получите ноль баллов.

Воздух наполнился дружным скрежетом, с которым студенты придвинули к себе чернильницы.

– Чем подробнее ответите, – продолжал он, раздавая чистые листы, – тем больше баллов вы получите. Максимум – сто. В ваших же интересах получить их как можно больше. Это пойдет в общий зачет вашего учебного рейтинга.

Уже с пустыми руками он неторопливо спустился обратно и откинул створки доски, за которыми обнаружился длинный список вопросов. Мой взгляд споткнулся уже на первом: “Перечислите основные характеристики МС с единицами измерения”. В полной тишине по листам бодро заскрипели перья – не теряя времени, студенты сосредоточенно склонились над партами. Стараясь не отвлекаться, я вчитался в следующие вопросы. “В каком году был принят ТМК?”, “Как и в чем рассчитывается расход энергии в условиях БМБ?”, “Опишите базовые свойства стихийного щита”… Мои глаза, словно заблудившись, скакали по вопросам, ни на один из которых у меня не было ответов. А последней вообще шла какая-то задача: “Распишите схему боя, если МС = 70 %, сила одной атаки = 20 БЭМ/с, суммарная мощность атак = 1000 БЭМ, а цель = 2000 БЭМ”. В общем, можно было сразу сдавать пустой лист.

– А вы, Александр, – Ковалевский поймал мой взгляд, – пишите про домну.

– Может, вам еще технологию коксования описать? – съязвил я.

– Пишите про домну, – сухо повторил он.

За спиной раздался едкий смешок.

– А он писать-то вообще умеет? Металлург… – с презрением добавил уже отлично знакомый голос.

Словно вторя ему, в воздухе заплясали фиолетовые волны злорадства и высокомерия, срываясь с задней парты и раз за разом стукаясь о мою. Ну все, кто-то явно доигрался. Я резко обернулся к Голицыну.

– Привет… – мои губы растянула ухмылка, которая вполне могла напугать.

Наши взгляды встретились. От неожиданности волны дрогнули и легко попали в мои руки, позволяя делать с ними все. Одно мысленное движение – и я густо сплел их над его головой и показал глазами вверх. Не понимая, Голицын озадаченно задрал голову. А в следующий миг его глаза расширились от ужаса, и с воплем он кинулся под скамейку. Естественно, любой бы испугался, если бы увидел как прямо с потолка на него льется поток шипящего расплавленного металла.

Истеричный визг пронесся по аудитории, отрывая от экзамена всех. Парта за мной чуть не перевернулась, пока Голицын пытался судорожно забиться поглубже. А что? Если люди тебя не уважают и уважать не собираются, пусть боятся – я не привык давать себя в обиду. Металлургов, кстати, тоже не стоит обижать.

Я лениво мазнул глазами, и иллюзия рассеялась. От фиолетовых волн злорадства не осталось ни следа – только серые подрагивающие обрубки. Замолкнув, сообразив, что ничего с ним по-настоящему не случилось, Голицын с яростью побитого пса вылез из-под парты.

– Вот так и выглядит металл, – с иронией заметил я, – если не знаешь. Гордость страны, между прочим. Не обижай металлургов!

– Да ты… – со злостью прошипел он.

– Тихо оба! – Ковалевский с суровым видом подошел к нам. – Второе официальное предупреждение. У обоих, – отчеканил он, переводя глаза с него на меня. – Получите третье – и будет наказание!

Развернувшись, он отошел обратно к своему столу.

– Имей в виду… – еле слышно процедил за спиной Голицын.

– Я нажил себе врага, – с тихим смешком перебил я.

– Ты даже не представляешь! – буркнул он.

Сердито сопя, мой самопровозглашенный враг подтянул к себе чернильницу. Отвлекшиеся на его вопли студенты снова уткнулись в листы, торопливо чиркая перьями. Время от времени в меня тыкались взгляды – некоторые испуганные, но в основном заинтригованные. До конца экзамена я слышал лишь одно слово, еле различимо порхавшее над партами – “менталист”. Ну и еще иногда проскакивал вопрос: “а что такое домна?”

– Сдаем листы, – сказал Ковалевский в конце часа, вставая из-за стола, – и никуда не уходим. Сейчас здесь будет тестирование на уровень магической силы.

По аудитории пронесся дружный нервный вздох. Наверное, это был первый раз, когда я подумал, что на заводе было проще.

– А пересесть можно? – мгновенно спросил Голицын за моей спиной.

– Что, страшно стало? – хмыкнул Генка с боковой первой парты.

– Будьте добры, – сухо произнес Григорий Николаевич, – пересядьте так, чтобы я ни одного из вас не слышал. А вы, Александр, – он подошел ко мне, – останьтесь на месте.

– Чтобы вы меня видели, – саркастически протянул я, ставя последнюю точку.

– Видел, но не слышал, – поправил Ковалевский, забирая у меня исчирканный листок.

Вскоре он собрал работы и у остальных студентов. Вокруг сразу же заскрипели скамейки – почти все пересели, сбиваясь в группки. Громко топая, Голицын ушел подальше, а Генка расслабленно плюхнулся рядом со мной. Следом с последней парты к нам спустилась Роза, довольная, аж сияющая.

– Легче легкого, – заявила она, усаживаясь рядом со мной, – и ребенок бы сдал!

– Смотрю, больше не волнуешься, – заметил я,

– А чего сейчас-то волноваться! – ответил за нее Генка. – Тут от нас уже ничего не зависит…

Дверь громко скрипнула, и два парня в темно-зеленой форме аккуратно закатили внутрь тележку со странным металлическим прибором, внешне похожим на неказистый квадрат. Следом порог переступила добродушная на вид пожилая женщина, раздавая им указания везти осторожнее и чуть ли не сдувая пылинки с этого нелепого железного агрегата. Оно и понятно: выглядел он так, словно вот-вот рассыпется на детали. Покореженные стенки стягивали большие металлические латки, пытаясь поплотнее подогнать их друг к другу. Аппарат явно уже однажды разваливался и после этого его спаяли заново.

– Энэманометр, – прошептала рядом Роза, с интересом его рассматривая. – Измеряет уровень магической силы…

– Чтобы было понятно, – пояснил с другой стороны Генка, – кто слабый, а кто сильный.

Роза слегка нахмурилась.

– Это работает не так. Магическая сила определяет, насколько ты можешь использовать свою энергию для магии, – заговорила она как по учебникам, которые читала все лето. – Она показывает способности мага к магии.

– В общем, как я и сказал, – невозмутимо подытожил Генка с другой стороны.

– Такое чувство, – с досадой бросила Роза, – что это тебя привезли из Сибири!

– Не трогайте Сибирь, – вмешался я, следя, как прибор бережно водружают на преподавательский стол.

Едва встав, агрегат непослушно накренился. Его углы, казалось, расползались в стороны, а выбоины на железной поверхности были такие, будто по ним колотили чем-то тяжелым.

– Магическая сила, – ворчливо продолжила Роза, – это еще не магия, а лишь потенциал к ней! Чем она выше, тем больше энергии можно отдать магии. Для мага она важна так же, как двигатель для машины и как сердце для человека…

Парни тем временем вытащили из нижнего отсека тележки толстые провода и вновь повернулись к прибору.

– Но даже с маленькой магической силой, – с нажимом добавила Роза, – можно стать талантливым магом!

– Ну конечно, – усмехнулся Генка, – если она раньше не угаснет!

– А она что, может угаснуть? – не понял я.

– Магическую силу измеряют в первый раз, – ответила Роза, – когда у ребенка только просыпаются способности к магии. Дальше она постепенно растет, и ее окончательный уровень, как правило, формируется к шестнадцати-семнадцати годам. Но если она изначально маленькая, то может и угаснуть. Уровень в двадцать пять процентов считается критическим.

– А какой считается нормальным? – спросил я, краем глаза следя, как провода втыкают в аппарат.

– Процентов пятьдесят, – задумчиво отозвалась она. – Выше семидесяти уже и вовсе отлично…

Парни наконец подсоединили провода и отошли в сторонку. Пожилая женщина, контролировавшая весь процесс, тщательно осмотрела их работу и после этого щелкнула по рычажку на одной из железных стенок. Прибор с тихим треском включился, и, что-то настраивая, она продолжила деловито щелкать по другим рычажкам и вращать переключатели под чуть потрескавшейся мутной панелью.

В этот момент дверь бесшумно отворилась. Как тень, внутрь проскользнул мужчина в черной форме и направился к столу – один из сотрудников Комитета Магической Безопасности, которые бродили тут всюду. Шептавшаяся аудитория заметно притихла, одновременно следя за ним и стараясь не встречаться с ним взглядами.

– А он тут зачем? – спросил я.

– Чтобы записать наши результаты, – тихо ответила Роза, – и внести нас в государственный реестр магов.

Дверь снова распахнулась, и порог переступила Нина с несколькими листами в руках. Подойдя к столу, она молча передала по экземпляру Ковалевскому и человеку-тени, а затем украдкой скользнула глазами по рядам парт. Я махнул рукой. Заметив, она улыбнулась и продолжила бродить взглядом по залу, словно кого-то ища. Однако уже через мгновение Нина вышла из аудитории и плотно притворила дверь.

– Все, Григорий Николаевич, – женщина подкрутила последний переключатель, – можно начинать.

Парни-помощники торопливо поставили рядом с прибором стул и вновь отошли в сторону. Сотрудник КМБ с полученным листком и извлеченным из кармана карандашом остановился в углу у окна, еще больше походя на тень. Сидящий за столом Ковалевский ткнулся глазами в свой экземпляр и громко зачитал:

– Абель Роза.

Выдохнув, Роза поднялась из-за парты и быстрым шагом направилась к преподавательскому столу. Со стороны она казалась абсолютно спокойной – лишь слегка подрагивающие пальцы выдавали волнение.

– Садись, – улыбнувшись, женщина показала на приставленный стул.

Роза молча села, и женщина аккуратно закрепила на ее предплечье широкую полоску толстой ткани, похожую на манжету, из которой выходил провод и соединял ее с прибором. Затем она протянула Розе пухлую кожаную подушечку, тоже соединенную проводом с энэманометром… Я чуть мозг не сломал, вспоминая название.

– Сжимай и разжимай, – проинструктировала хозяйка этого странного агрегата.

Следом она щелкнула рычажок под панелью, и аппарат громко загудел. Роза тут же начала напряженно тискать подушечку в руке. Словно отвечая ее усилиям, стрелка заскакала по идущей полукругом шкале – сначала бешено, будто не зная, что показывать, потом все спокойнее, как бы определяясь, и наконец где-то через полминуты замерла ближе к концу шкалы. Гудение остановилось. Нацепив очки, женщина склонилась к приборной панели.

– Семьдесят четыре процента, – сообщила она.

– А неплохо, – прокомментировал рядом Генка. – Можно сказать, для девчонки вообще отлично…

Ковалевский сразу же вписал результат в список, и у человека-тени у окна тоже мелькнул в руке карандаш. Женщина тем временем сняла манжету с рукава Розы, и та торопливо пошла к нашей парте, чуть краснея от сопровождающих ее взглядов всей аудитории. Первым всегда непросто.

– Баринов Константин, – прочитал следующее имя Григорий Николаевич.

Вскочив с одного из задних рядов, невысокий сутулый парнишка суетливо направился к стулу, чтобы повторить тот же обряд. Прибор снова загудел, и он скривился так, словно манжета втыкалась ему в плечо иголками.

– Это вообще больно? – спросил я.

– Просто легкое покалывание в руке, – ответила Роза.

– Пятьдесят два процента, – сообщила женщина, забирая у него подушечку.

Дальше прошли еще пара студентов в алфавитном порядке – проценты у всех оказались не выше шестидесяти.

– Голицын Станислав, – зачитал Ковалевский.

Гордо сияя фингалом, Голицын приземлился на стул и вскинул руку, прямо-таки по-царски позволяя нацепить на себя манжету. Прибор загудел, и с видом надменного превосходства он начал тискать подушечку.

– А у членов магических династий, – отвернувшись, спросил я, – процент выше или ниже, чем у остальных?

– Обычно выше, – отозвалась Роза, – чем древнее династия и чем чище у нее кровь.

– Если конечно, – вклинился Генка, не сводя прищуренных глаз с дико скачущей стрелки, будто пытаясь угадать, на чем она остановится, – династия не вырождается. Тогда уровень падает, а то и вовсе дети без магии рождаются.

– Да и вообще, – добавила Роза, – чистота крови уже считается устаревшей теорией…

Гудение остановилось, и женщина взглянула на шкалу, где-то в самом конце которой все еще подрагивала стрелка.

– Восемьдесят шесть процентов, – довольно сообщила она.

По рядам парт тут же пронесся гул взбудораженных голосов, устанавливая местный рекорд. Голицын встал со стула с таким видом, словно ждал аплодисментов.

– Зорин Валентин, – следом зачитал Ковалевский.

Худой бледный паренек с гордой осанкой спокойно зашагал к стулу, и все вокруг мгновенно напряглись, будто он мог взорвать аудиторию одним косым взглядом. Даже человек-тень вынырнул из своего угла, чтобы его получше рассмотреть.

– К слову о династиях, – воодушевленно зашептал рядом Генка, – Зорины – одни из сильнейших боевых магов! Говорят, во время войны, его отец в одиночку вынес пять взводов противника… Если уж становиться масом, то только у семьи вроде этой. Вот где настоящая сила!..

Парень невозмутимо сел на стул и протянул женщине руку. Ритуал с манжетой повторился, и прибор загудел.

– А зачем тебе становиться масом? – тихо спросил я. – Ты же тоже из династии.

– Бастард, – хмыкнул сосед. – У Голицыных это так же почетно, как быть собакой!

Прибор наконец прекратил гудеть, и женщина недоверчиво уставилась на стрелку.

– Шестьдесят восемь процентов… – как-то растерянно сообщила она.

Сотрудник КМБ мигом потерял к парню всякий интерес и снова ушел в тень. По аудитории разлетелся изумленный шепот. Зорин невозмутимо поднялся со стула и вернулся на свое место – к слову, сидел он совсем один, не примкнув ни к одной из групп.

– Да уж, неважно… – прокомментировал рядом Генка.

Ковалевский тем временем зачитал новое имя, и тестирование продолжилось. Студенты один за другим садились на стул и усердно тискали подушечку, прибор громко гудел, но восьмидесяти процентов больше не достиг никто. У нескольких намерили по семьдесят, как у Розы, а у парочки оказалось по сорок – ниже тоже не было. Наконец прошла буква “л”. Я приготовился, ожидая, что меня вот-вот вызовут. Однако Григорий Николаевич вдруг отложил список и, повернув голову, что-то сказал хозяйке аппарата. Тут же к ним шагнул человек-тень, и с минуту они о чем-то тихо, но весьма оживленно говорили – со стороны казалось, что даже спорили. Потом сотрудник КМБ вернулся в свой угол, а Ковалевский с не самым довольным видом подхватил список.

– Матвеев Александр, – будто нехотя прочитал он.

Глава 9. Боевая учебная арена

Я встал с места и направился к столу, краем глаза отметив, как человек-тень у окна, умудряясь даже не поднимать головы, пристально отслеживает каждый мой шаг.

– Садись, – улыбнулась мне женщина.

Я сел на стул рядом с энэманометром. Взгляд с любопытством пробежался по железной стенке с той стороны, которую я не видел раньше. Сразу над металлический латкой, стягивавшей покореженный корпус, была аккуратная табличка с надписью “Измеритель уровня магической силы “МС-11”.

– А почему одиннадцать? – спросил я.

– Потому что наука не стоит на месте, – отозвалась женщина, надевая на меня манжету.

Следом она протянула мне уже изрядно затисканную кожаную подушечку, соединенную проводом с прибором.

– Сжимай и разжимай, когда я подключу.

Однако стоило мне коснуться кожаной поверхности, как агрегат, не дожидаясь подключения, загудел сам – даже скорее болезненно закряхтел, как старый курильщик. Озадаченный, я легко нажал на подушечку – и стрелка на панели тут же бешено задергалась к концу шкалы, но не останавливаясь, а словно пытаясь ее пробить. Кряхтение прибора многократно усилилось, став таким надсадно противным, что захотелось зажать уши – что большинство студентов и сделали, обалдевши глядя на меня. Следом раздался зловещий треск, будто железные стенки вот-вот разъедутся в стороны.

– Я же говорил! – с досадой бросил Ковалевский, забирая у меня подушечку. – Раиса Анатольевна, снимайте с него все!

Даже когда с меня стянули манжету, кряхтение аппарата не прекратилось. Стрелка продолжала яростно колотиться о край шкалы, словно пытаясь уйти куда-то за границу измеримого. Подтянув к себе список, Ковалевский бегло вывел рядом с моей фамилией “гипотетические сто”.

– А вы меня мерить не будете? – озадаченно спросил я.

– У нас нет второго прибора, – отозвалась женщина, торопливо щелкая по рычажкам, чтобы остановить кряхтение. – Мы ничем не сможем его заменить, если вдруг он выйдет из строя…

– Александр, – немного нетерпеливо произнес Ковалевский, – идите уже на место!

Только когда я отошел от агрегата, кряхтение наконец прекратилось, а стрелка замерла, рухнув в самый конец шкалы. Под пытливыми взглядами всей аудитории я вернулся за парту. Сотрудник КМБ аж высунулся из своего угла, в открытую рассматривая меня, а потом, будто опомнившись, опять нырнул в тень.

– Ничего удивительного, – сказала Роза, когда я сел между друзьями, – ты менталист и работаешь с чужой энергией. А это возможно только на самых высоких уровня магической силы.

– А почему прибор их не измеряет?

– Вас так мало, что проще считать аномалией, – усмехнулся с другой стороны Генка.

Отдохнув от меня, энэманометр пришел в норму, и тестирование студентов продолжилось. Очередной первокурсник садился на стул, манжета надевалась на руку, подушечка тискалась, агрегат мерно гудел, стрелка на панели двигалась… От повторяющихся действий меня даже начало клонить в сон.

– Островская Ева, – внезапно прочитал Ковалевский.

Сзади раздались четкие быстрые шаги, и я с любопытством повернул голову. По ступеням, высоко вздернув подбородок, спускалась девушка. Сестра?.. Однако она была совсем не похожа на Нину. Короткие светлые волосы едва доставали до плеч, карие глаза с вызовом глядели на всех вокруг. Темно-зеленая форма академии смотрелась на Нине женственно и изящно, а на этой девчонке все то же самое сидело немного угловато. Общим у них, казалось, была только фамилия.

– А это тоже дочь наркома? – на всякий случай уточнил я у Генки.

– Выбираешь, какая лучше? – фыркнул он.

– А давайте вы не будете, – мигом проворчала Роза, – обсуждать девушек при мне!

Островская тем временем приземлилась на стул около прибора и протянула руку – боевито и как-то даже немного резко, словно капризно. Женщина надела на нее манжету и, дав ей подушечку, щелкнула по рычажку. Аппарат привычно загудел.

– Восемьдесят два процента, – через полминуты сообщила его хозяйка.

По аудитории пронеслось одобрительно гудение – это были вторые восемьдесят после Голицына, лишь чуть-чуть не дотянув до его результата.

– Логично, – заметил Генка, – Островские – сильная, древняя династия…

Вот только сама девчонка будто была не рада такому результату. С каменным лицом она встала со стула и торопливо направилась обратно к своему месту. Проходя мимо нашей парты, она бросила какой-то неопределенный взгляд на меня и удалилась наверх.

Скоро подошла очередь и Генки.

– Скворцов Геннадий, – зачитал его имя Ковалевский.

Друг бодро вскочил и зашагал к стулу. Женщина в очередной раз повторила ритуал, нацепив на него манжету и щелкнув по рычажку. Прибор довольно громко загудел, и Генка стал усердно тискать подушечку. Видя, как оживленно задвигалась стрелка по шкале, я впервые задумался об одной в общем-то очевидной вещи.

– А зачем эти измерения делать при всех?

– Чтобы все знали, – отозвалась Роза, – кто ты и чего от тебя ожидать. Тут требуют результата и не любят неожиданностей…

Гудение продолжалось, становясь с каждым мгновением все громче. Генка напряженно смотрел на шкалу, по которой яростно билась стрелка, уходя все дальше. За спиной, казалось, заскрежетали зубы, и я слегка повернул голову. Голицын, устроившийся на несколько рядов выше, так же напряженно, как и Генка, следил за панелью прибора. Оба ждали итогового процента, словно соревнуясь друг с другом.

Наконец гудение прекратилось, и стрелка, подрагивая, остановилась в конце шкалы.

– Восемьдесят шесть процентов! – довольно сообщила женщина. – Сразу видно Голицынскую кровь…

Зубы Голицына скрипнули еще яростнее. Генка тоже поморщился, не слишком воодушевленный сравнением. Тем не менее в их негласном соревновании была ничья – оба получили одинаковый процент, будто кровь и правда решала.

Оставшиеся студенты не показали ничего удивительного. Таким образом, отметку в восемьдесят процентов пробили только трое, семьдесят – где-то с десяток, а у остальных проценты колебались от сорока до шестидесяти. Едва последний прошедший тестирование вернул подушечку, как сотрудник КМБ, сделав пометку в свой список, поднялся с места и удалился – почти так же бесшумно, как тень исчезает под солнцем. Дверь открылась, выпуская его и впуская Нину.

– Пока все свободны, – объявил Ковалевский. – Практическая часть экзамена состоится через два часа на боевой учебной арене. Опоздавшим снимут баллы, – буднично пригрозил он.

Следом он отдал список с результатами Нине и что-то ей сказал. Аудитория тут же наполнилась звуками. Парни, закатившие агрегат в аудиторию, вновь подступились к нему и под чутким руководством его хозяйки начали осторожно отсоединять провода. Вокруг оживленно заскрипели скамейки – будущие первокурсники повскакивали с мест и дружно поспешили к выходу.

– В столовую идешь? – спросил рядом Генка.

Нина все еще о чем-то говорила с Ковалевским.

– Я вас догоню, – отозвался я. – У меня тут вопрос. По практической части.

– Как думаете, – Роза мигом встрепенулась, – она будет сильно сложной?

– У тебя семьдесят четыре процента, – хмыкнул Генка. – Хватит переживать из-за пустяков!

Она опять нахмурилась.

– Ты и правда не понимаешь, как это все работает?

Препираясь, они направились к двери. Куда вскоре, закончив разговор с Ниной, зашагал и Ковалевский. Я поспешил ему наперерез.

– Григорий Николаевич, а практику мне тоже сдавать?

Он не слишком охотно остановился.

– Да, Александр, тоже.

– Но я же ничего не умею, – напомнил я, на случай если он вдруг забыл.

– Мы не приглашаем в академию тех, кто ничего не умеет, – отрезал Ковалевский.

– Но…

– Вы сдаете экзамены наравне со всеми, – с нажимом произнес он. – Это не обсуждается, – а затем развернулся и вышел, уходя от разговора и в буквальном смысле.

Я с досадой проводил его глазами. Неподалеку со списком в руке промелькнула Нина, однако идя не ко мне, а к сестре, которая, поджав губы, торопливо спускалась по ступеням.

– Ну как ты? – спросила Нина.

– В списке посмотри! – буркнула та и утопала прочь.

Несколько мгновений, хмурясь, Нина смотрела на ее спину, а потом, словно почувствовав мой взгляд, повернула голову и перестала хмуриться.

– Ну как? – с улыбкой спросила она. – Много намерили?

– Гипотетические сто, – я подошел к ней.

Она кивнула, будто без слов говоря, что так и думала. Ну еще бы!

– Полагаю, – я покосился на железные латки на покореженном корпусе, от которого сейчас отсоединяли последние провода, – сломала этот прибор ты.

Нина снова кивнула – уже с усмешкой.

– И как понимать эти гипотетические сто? – полюбопытствовал я.

– Для тебя все магия, – ответила она, – каждый опыт, каждое мгновение и даже каждый вздох. Ты весь пропитан ею. Ты можешь брать энергию из всего. Даже из этого разговора, – она опять улыбнулась.

– Брать-то могу, – хмыкнул я, – еще бы научиться с ней работать.

– Для этого ты и здесь…

Говоря, мы вышли из уже опустевшей аудитории, где остались только хозяйка прибора и парни-помощники, бережно водружавшие его обратно на тележку.

– Насчет практического этапа… – Нина внезапно замялась. – Просто помни, что никто не требует от тебя уметь все и сразу. Все всё понимают…

Звучало как-то не очень вдохновляюще. Обычно, когда все всё понимают, это значит, что тебя пытаются выставить дураком.

– Идем обедать? – я постарался отмахнуться от этой мысли.

– Мне пока некогда, – она слегка тряхнула списком. – А тебе советую пообедать с друзьями и немного отдохнуть. Силы на арене понадобятся…

На ближайшей лестнице наши пути разошлись. Нина направилась в сторону студсовета, а я – в столовую, находившуюся на первом этаже главного корпуса. Запахи жареного мяса и свежей выпечки расползались по всему коридору, словно указывая путь. Приборы и тарелки громко звенели, воздух будто подрагивал от сотен взбудораженных голосов. Внутри было шумно, людно и немного нервно, и сразу видно, кому сдавать, а кто просто пришли пообедать – первым еда почти не лезла в горло, вторые же уплетали ее с удовольствием.

Наполнив поднос, я направился к столу в центре зала, за которым уже сидели трое – Роза с Ларой с одной стороны и Генка с другой.

– Что-то тут сильно людно, – заметил я, садясь рядом с ним.

– На практическую часть экзамена обычно собираются все, – охотно пояснила Лара. – Всем интересно оценить новичков. К тому же это зрелищно…

Ложка напротив плюхнулась в тарелку с борщом, так и не дойдя до рта.

– То есть это еще и вся академия увидит? – помрачнела Роза.

– Не только академия, – загадочно протянула Лара. – Еще и люди из наркомата магии. В этому году даже ожидается сам нарком…

Роза отодвинула тарелку, словно от запаха борща ее вдруг начало тошнить. Да и у меня как-то поубавился аппетит. Экзамен и так грозился обернуться позором – так мало того еще и публичным.