Текст книги "Враг народа. Академия красных магов (СИ)"

Автор книги: Мэри Блум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Она даже не изменилась в лице – лишь синева глаз слегка потемнела, словно вбирая в себя все недовольство.

– Какое романтичное приглашение! – съязвила Лара.

Проигнорировав, белобрысый повернулся ко мне. Казалось, фиолетовые волны его сейчас придушат сами – без моих усилий.

– Ну а тебе, – гипс бодро качнулся в мою сторону, – я бы крайне рекомендовал пройтись до расписания и ознакомиться со списком наказанных на сегодня!

Пару мгновений он стоял у нашего стола с таким триумфальным видом, будто ждал громких аплодисментов, а затем развернулся и утопал прочь. Определенно, я однажды что-нибудь с ним сделаю – только по-тихому и без свидетелей.

– Наказали, значит… – мигом разворчался Лёня. – А я предупреждал!

– Хоть за что? – полюбопытствовала на той стороне стола Лара.

– Как будто его не за что… – Лёня потянулся к своей тарелке.

Сразу после завтрака в компании Розы и Генки я направился в холл главного корпуса к расписанию, около которого на еще одной доске, где раньше висели результаты наших экзаменов, теперь появился не очень длинный список. Он так и назывался “Список наказанных”. Сверху была сегодняшняя дата, а внутри перечень фамилий, среди которых обнаружилась и моя. А снизу сообщалась, что для отбытия наказания нужно после ужина прийти в кабинет магзаконности.

– А почему там? – спросил я, вспоминая жуткие картинки пыток на стенах.

– Наверное, потому что это наказание, – предположила Роза.

И ведь не поспоришь. В самом низу списка шла размашистая приписка “Кто избежит одного наказания сегодня, тот получит два завтра”. Не удивлюсь, если этот слоган придумал Ковалевский лично. Отойдя от доски позора, мы направились на первый урок, которым сегодня по расписанию оказался немецкий.

Занятие, на котором присутствовала только наша группа, прошло с минимумом приключений. Пожилой мужчина в очках, встретивший нас за преподавательским столом, с ходу предложил всем пообщаться, чтобы оценить уровень каждого.

– Есть добровольцы? – спросил он.

Тут же вся компания Стаса Голицына, проявив небывалый энтузиазм, вскинула в воздух руки, а следом, как очередь из пулемета, в меня полетели вопросы – один заковыристее другого и все на немецком, будто им больше не с кем было поболтать. Я отвечал как умел – довольно бегло, чем привел почти всю группу в ступор. А что они думали, что нас в Сибири ничему не учат?

– Грамматика, конечно, хромает, – подытожил преподаватель. – Словарный запас тоже, а вот произношение очень хорошее…

Ну еще бы не хорошее – в детдоме у меня был воспитатель из поволжских немцев, который от нечего делать учил нас языку. Да и потом уже в Сталинске моя прошлая девушка была наполовину немкой и к тому же переводчицей. Собственно, так она и оказалась в Сталинске, сопровождая заграничных инженеров, которые приехали на наш завод. Кроме немецкого, она научила меня чуток английскому – так что я мог на нем здороваться, прощаться и посылать к черту – и чуток французскому – правда, так она называла поцелуи. А потом занятия закончились, и, сказав мне “ауфидерзейн”, она укатила обратно в свой Ленинград, а я остался.

– Могу вас подтянуть, – предложила после урока Роза и мне, и Генке, чей язык оказался не лучше моего.

– Будешь мстить за утреннюю пробежку? – усмехнулся он.

В ответ она тоже усмехнулась. Вместе со всей группой мы добрались до последнего этажа главного корпуса, где должно состояться следующее занятие. Кабинет магремесла оказался немного похож на небольшую кунсткамеру. На узких полках вдоль стен стояли банки с заспиртованными лягушками, ящерицами и даже одна с огромной, свернутой кольцами змеей, которая, разинув зубастую пасть, остекленевши смотрела прямо перед собой. К счастью, человеческих конечностей, как в кабинете магзаконности, тут не было. О людях напоминал лишь огромный анатомический атлас на стене.

В остальном местечко выглядело вполне обычно – с длинными партами в два ряда и большой доской. Самым выделяющимся здесь оказался вытянутый преподавательский стол, за которым сидели две статные красавицы, на вид только вчера окончившие академию. Их обеих я уже видел в парадном зале во время речи директора. Девушки, явно близнецы, отличались лишь цветом волос, изящно, как короны, уложенных вокруг их голов – у одной локоны были черные, как глухая ночь, а у другой белые, как чистый лист.

– Они тут! – оживился Генка, тоже их вспомнив.

– Сестры Рябушинские… – пробормотал севший за нами тремя паренек.

И сразу же замолчал, поймав колкий взгляд черноволосой красавицы. Блондинка же изучала всех с благосклонной улыбкой, словно поощряющей смотреть в ответ. Ее изящные длинные пальцы почти нежно поглаживали лежащий на столе тонкий, но вместительный кожаный пузырь, заткнутый пробкой.

– Бурдюк, – пояснила сидящая рядом Роза, – для хранения и перевозки жидкостей.

Следом черноволосая красавица с легким звоном поставила на стол бутылку вина, мигом приковавшую глаза всех студентов.

– Все, это точно мой любимый предмет! – шепотом изрек Генка с другой стороны от меня.

А вот мне в этой бутылке что-то не нравилось. Пожалуй, цвет – казалось, там была собрана по каплям человеческая кровь. Не давая это обдумать, по коридорам академии пронесся звонок.

Глава 30. Блид и хил

Некоторое время в кабинете магремесла стояла тишина. Словно забывшись, студенты с любопытством изучали сидящих за длинным столом красоток-преподавательниц, похожих друг на друга как зеркальные отражения. Кроме цвета причесок, отличались эти близняшки тем, что черноволосая смотрела на нас с иронией, будто покалывая взглядом, и ухмылялась; блондинка же, казалось, светилась добродушием и мило улыбалась.

– Что ж, давайте познакомимся, – первой заговорила она. – Меня зовут Вероника Михайловна Рябушинская, а рядом со мной, – она показала на сестру. – Маргарита Михайловна…

Маргарита, Рита… Когда-то мне нравилось это имя, но сейчас былых эмоций оно уже не вызывало – лишь чуток резало ухо.

– Магремесло порой называют целительством, – продолжила блондинка, – однако такое толкование слишком узко.

– Магремесло – это искусство, – подхватила Маргарита, чей голос звучал чуть живее и чуть ехиднее, чем у сестры. – Искусство отдавать свою энергию другим живым существам…

Отчества обеих я мысленно отбросил. Они выглядели слишком молодыми, почти ровесницами, чтобы думать о них по отчеству.

– Однако отдавать ее можно по-разному, – многозначительно добавила она. – Можно во благо, а можно во вред…

– У магремесла есть две грани, – обведя ряды парт глазами, пояснила светловолосая Вероника, – одна вас вылечит, а другая убьет. Они так и называются светлая магия и темная. Как день и ночь, как свет и тень…

– Как блондинка и брюнетка, – прошептал рядом Генка, увлеченно разглядывая красавиц.

Ну да, суть он подметил верно.

– Речь про блид и хил, – вновь взяла слово черноволосая Маргарита, – если вам нужны научные термины. И пусть вас не смущают англицизмы. Это теория. Кто ж виноват, – яркие красные губы разрезала усмешка, – что англичане заложили основы этой науки…

– Чтобы вы лучше поняли, – невозмутимо продолжила ее сестра, – поясним на примере.

Они были как две граммофонные пластинки, поставленные параллельно. Стоило отыграть одной, как сразу же включалась вторая, не перебивая, а подхватывая – лишь слегка меняя тональность с ехидной на добродушно спокойную.

Два легких хлопка раздались одновременно: с одним пробка шлепнулась в бутылку с вином, с другим – выскочила из лежащего на столе бурдюка. Действуя как слаженная команда, Маргарита подхватила кожаный пузырь, а ее светловолосая копия тут же наклонила к нему бутылочное горлышко – и вино алыми каплями полилось внутрь.

– Человек – такой же мешок, – ровным голосом произнесла Вероника, – внутри которого течет жизненная сила. Именно она поддерживает вас живыми, заставляя множество клеток, костей, мяса и мышц работать вместе. Она есть у каждого живого существа…

Пока блондинка говорила, бурдюк заполнялся вином – так, что кожаные стенки раздувались все сильнее. Наконец, громко звякнув, полупустая бутылка опустилась на стол, и Вероника заткнула пузырь пробкой. Теперь он напоминал не тоненький мешок, а раздутый, как после отличного обеда, живот.

– Когда жизненная сила в норме, – она забрала ощутимо потяжелевший бурдюк у сестры, – вы чувствуете себя хорошо. В обычной ситуации она замкнута в теле, как ваша кровь или органы, и пока она внутри, все в порядке.

– Однако, – вновь взяла слово Маргарита, – может случиться и так…

Говоря, она опустила руку в карман. В следующий миг в воздухе сверкнул серебром тонкий и до безумия острый короткий стилет, который его хозяйка тут же безжалостно воткнула в стенку разбухшего мешка. Кожа лопнула с резким щелчком – и вино торопливо побежало сквозь прорезь, сочась наружу как кровь из раны.

– Это то, что мы называем блид, – довольно пояснила черноволосая, стряхивая с лезвия красные капли. – Нарушение целостности оболочки. Стоит пробить ее проклятьем, и жизненная сила потечет наружу. Это напоминает обильную кровопотерю, но без крови. Хороший колдун может создать такие условия, что вы даже не сразу поймете, что что-то произошло…

Красные капли безостановочно бежали по коже и одна за другой шлепались на пол. Ощущение было таким, что кровоточил не мешок, а человек.

– Однако ваше тело это почувствует, – поигрывая стилетом, продолжала Маргарита. – Нарушится общая энергетика, начнут сбоить внутренние органы. Появится усталость, головокружение… Чем меньше жизненной силы остается внутри, тем меньше сил у человека. А когда она закончится совсем, наступит смерть. При этом снаружи может даже не остаться следов. Так и работает темное искусство…

На полу, казалось, была алая лужица крови, а пузырь заметно потерял в толщине, будто его выпили наполовину.

– А так работает светлое, – спокойно произнесла Вероника.

Вновь отдав близняшке бурдюк, она вытащила из кармана белый кусочек пластыря и налепила его на “кровоточащий” прорез. Вино мгновенно прекратило сочиться.

– Осталось только снова его наполнить, – с милой улыбкой продолжила блондинка. – И это тоже работа светлого искусства. Его мы называем хил. Хороший колдун способен остановить любое проклятие и обратить его вспять…

Интересно, а специализации они выбирали в зависимости от цвета волоса?.. Тем временем, вытащив пробку из бурдюка, она подхватила со стола бутылку, и остатки вина плавно полились внутрь, вновь наполняя мешок, словно ничего и не произошло – лишь белеющий пластырь на кожаной стенке как бы намекал, что бесследно не проходит ничего. Однако навыки, о которых шла речь, казались крайне полезными. Я молча поднял руку, и Вероника с улыбкой кивнула, позволяя вопрос.

– А к такому лечению способны все? – спросил я.

– Теоретически любой маг, который чувствует чистую энергию, способен ею делиться, – ответила она, закрывая пробкой вновь наполненный пузырь. – Однако одним достаточно руку распахнуть, и энергия потечет сама; другим же надо прилагать усилия, очень и очень значительные. Порой настолько, что безопаснее не пробовать. Целительство – это дар, который дан далеко не всем…

– А как это понять? – уточнил я. – Есть такой дар или нет?

– Да очень просто, – усмехнулась ее черноволосая сестра.

Бурдюк с вином, который она держала, звонко шлепнулся на стол. Сделав несколько быстрых шагов, Маргарита подошла к нашей парте. Следом в ее руке блеснул серебром стилет. Лезвие резко махнуло в мою сторону – и меня обожгло жгучей болью. Ярко-красные капли тут же побежали наружу из тонкого, но весьма глубокого надреза на моей ладони. Я машинально стиснул руку, пытаясь остановить кровь, однако та продолжала обильно сочиться.

Красотка-преподавательница стояла рядом, с иронией следя за мной. Как они там говорили – делиться чистой энергией? Хмурясь, я распахнул здоровую ладонь. Синее свечение послушно разлилось по коже, окрасило воздух, охватило кончики пальцев. Я поднес его к ране – совсем близко, будто заливая края пореза синевой. Кровь внезапно остановилась, словно запечаталась сиянием – однако уже через миг она хлынула еще сильнее и гуще, как бы сердясь за внезапную преграду.

– Вот и ответ, – бросила ранившая меня красавица, стряхивая алые капельки со стилета – небрежно, будто ей не было разницы, кровь это или вино.

Смотрю, все встреченные Риты причиняли мне боль. Хорошо хоть, эта до сердца не добралась.

– Надо было посильнее и по шее, – злорадно выдал Стас Голицын, наблюдавший за нами с соседнего ряда.

– Так и случится, – она махнула лезвием в его сторону, – если будешь говорить мне под руку…

Кровь продолжала бежать из свежей раны, не останавливаясь, заляпывая парту. Несколько красных капель упали на белоснежный лист моей тетради, словно закрепляя урок. Генка, явно не знающий, как помочь, растерянно отодвинул ее в сторону. Роза с другой стороны торопливо протянула мне чистый платок. Похоже, никто из друзей вылечить магией меня не мог – дар-то, оказывается, был редким.

– Можно я? – неожиданно донесся робкий девичий голос с другого конца кабинета.

– Можно, – зажимая рану, отозвался я.

– Вообще-то не тебя спрашивали, – саркастично заметила Маргарита, возвращаясь к преподавательскому столу.

– Можно, – великодушно разрешила ее светловолосая сестра.

Вот только, несмотря на все великодушие, что-то останавливать мою кровь она не спешила. В другом конце кабинета мигом скрипнул стул, и ко мне засеменила невысокая блондинка с симпатичным личиком, мягкими округлостями во всех нужных местах и странным именем Белла Розанова-Риполи. Она остановилась около нашей парты и, слегка покраснев, попросила:

– Убери руку…

Я молча убрал здоровую руку, позволяя крови течь вообще без преград. Девушка чуть наклонилась ко мне, а следом ее большой палец мягко, едва касаясь, нажал на рану и повел по ней, пока остальные пальцы очень нежно, как гладят ребенка, поглаживали мою порезанную руку с другой стороны. Ее пухлые губки быстро двигались, что-то беззвучно бормоча, будто заговаривая стремительно останавливающуюся кровь. Большие голубые глаза не отрывались от линий на моей ладони. Видимое только мне синее свечение теперь искрило в тех местах, где меня касалась она, и словно сразу же уходило глубоко под мою кожу, унося вместе с собой и боль.

Продолжая что-то шептать, Белла казалась полностью погруженной в свое целительство. Однако румянец на ее щеках с каждым мгновением разгорался все сильнее – то ли под любопытными взглядами всей группы, то ли исключительно под моим. Даже не особо всматриваясь, я видел легкий алый огонек, пылающий вокруг нее.

– Все, – еле слышно пробормотала она и отпустила мою ладонь.

Кровь больше не текла и даже не сочилась, боли тоже не было, а рассеченная кожа затянулась – без всяких мазей и бинтов. Чтобы ее излечить, моей внезапной помощнице хватило всего пары поглаживаний и прикосновений. Теперь на руке осталась только царапина, будто ране уже несколько дней – так что в платке Розы, который она все еще держала наготове, смысла больше не было. Я поднял глаза, и Белла стала совсем красной. Легкий огонек ее интереса бодро запрыгал в мою сторону, будто надеясь задеть – достаточно пары комплиментов, чтобы он запылал гораздо ярче, поощряя свою хозяйку и на большие подвиги.

– Спасибо, – сдержанно сказал я.

Смутившись еще больше, девушка коротко кивнула и торопливо ушла к своей парте в другом конце кабинета.

– Молодец, – похвалила ее молча наблюдавшая за процессом Вероника.

– Ничего удивительного, – зашептал рядом Генка, – она из Розановых, а это династия одних из лучших целителей…

Слушая, я покосился на Беллу, уже севшую на место. Она поймала мой взгляд и вконец залилась краской.

– А вторая часть ее фамилии откуда? – тихо спросил я, отворачиваясь.

– От матери, – так же тихо отозвался друг. – Та то ли испанка, то ли итальянка. Говорят, она видит прошлое и может предсказывать будущее…

– Это слухи, – еле слышно вмешалась Роза, – никто такого не может…

– Третья парта, – Маргарита махнула стилетом в нашу сторону, – может, вам чуток языки укоротить?

Голицын в соседнем ряду едко усмехнулся, но не вякнул ни слова, видимо, опасаясь, что за компанию укоротят и ему. Никто теперь даже не сомневался, что она вполне на такое способна. Вот только не факт, что вторая близняшка потом вернет все обратно. Вероника, которая все это время мило улыбалась, оружием не размахивала, колких реплик не вставляла, но и не останавливала их – представляя странную смесь из добродушия и равнодушия.

– А теперь поднимите руки, – она неспешно оглядела нашу группу, – кто имеет дар к целительству.

Несколько человек подняли руки в воздух, включая все еще красную Беллу.

– Ну хорошо хоть парочка колдунов среди вас есть, – с усмешкой заметила Маргарита. – А то бывают совсем бесполезные группы…

Студенты вокруг сидели молча, будто ничего не замечая. Меня же слово “колдун” каждый раз резало по уху, почти как ее стилет ладонь. Как только ребята опустили руки, я вскинул свою, собираясь задать вопрос.

– Да спрашивай так, – по-хозяйски откинувшись на стуле, бросила Маргарита, – мы же не на магтеории. Тут без педантизма…

Ага, тут просто язык отрежут если что.

– А почему вы называете магов колдунами? – уточнил я.

– А почему, – ехидно отозвалась черноволосая красотка, – ты носишь эти значки на груди?

– Потому что нравится, – ответил я.

– Вот и мы так же, – ее губы растянула усмешка. – А вообще не каждый маг – колдун. Колдун – это специалист по темным и светлым искусствам. Вот возьмем, к примеру, стихийников, – небрежно, словно говорила о домашних мышах, произнесла она. – Стихия это не искусство, это как лампочку включить. Подумаешь, пламя пустили, что в этом такого?.. Подлинное искусство – работа с живой материей. Не каждый маг – это колдун, – наставительно подытожила красавица, – но каждый колдун – это маг с большой буквы…

Ее светловолосая сестра согласно кивнула.

– Маги воды тут, кстати, есть? – Маргарита лениво взглянула на лужу вина на полу.

Несколько рук не слишком уверенно поднялись в воздух.

– Ну вот и отлично. Не люблю убирать. Давай ты, – выбрала она паренька со второй парты таким тоном, будто давала работу уборщику.

Следом стилет, который, похоже, заменял ей указку, показал на стоящее в углу кабинета небольшое ведро. Встав с места, паренек приблизился к луже, вскинул руку, и, словно повинуясь его движениям, красные капли взмыли в воздух и дружно полетели в ведро.

– Что толку пускать огонь или воду? – вновь заговорила Маргарита, следя за плывущим по кабинету вином. – Водопроводный кран или газовая горелка справятся с этим примерно так же. Стихийника везде можно заменить…

– Ну а для боя? – мгновенно подал голос Голицын. – Стихийники же незаменимы в бою!

– Да неужели? – усмехнулась она. – Тупые машины, предназначенные только бить и убивать. На поле боя уже давно правит техника: танки, бронепоезда, самолеты… Люди уже научились летать, а маги – еще нет. Стихийника везде можно заменить, – уверенно повторила она. – А вот чтобы пользоваться нашей магией, нужно включать голову. Нас прогрессом не заменишь…

Ее колкий взгляд внезапно остановился на мне.

– А вы, менталисты, – серебряное лезвие качнулось в мою сторону, – сильно не обольщайтесь. С вами, конечно, все носятся, но не забывайте, что вы тоже люди, как и все. И в случае опасности вы придете к нам, а не мы к вам. Иллюзией не ранить и не вылечить, – чуть высокомерно добавила она.

– Однако иллюзией можно свести с ума, – возразил я.

– Хочешь, – прищурилась она, – посоревнуемся, кто сведет с ума быстрее: ты меня или я тебя?..

Что-то мне не хотелось. Остаток занятия мы записывали научное определение жизненной силы от Вероники и слушали разглагольствования Маргариты на тему превосходства колдунов над всеми остальными магами.

После занятий и обеда в назначенное время студенты, которых пригласили, гордо отправились по собраниям орденов. Те же, кого не позвали, с завистью и грустью проводили их глазами. Пожелав нам удачи, Роза свернула к пристройке главного корпуса, где располагалась основная лаборатория Элементаля. Мы же с Генкой вышли на улицу. Спортзалы, в которых проводили собрания Королевство и Спарта, находились с разных сторон парка – двое этих орденов словно пытались максимально удалиться друг от друга. На развилке песчаная тропинка раздвоилась, вынуждая выбирать – причем не только направление. Переглянувшись, будто без слов повторяя наш план, мы быстрым шагом направились сначала в Спарту, чтобы сообщить ее мастеру, что получили его вчерашнее послание, и донести свое.

За одним из зеленых поворотов нас неожиданно нагнал Зорин Валентин.

– Вы в Спарту? – спросил одногруппник.

Я молча кивнул.

– Вступить, – уточнил он, – или…

– Или, – усмехнулся я.

Генка с любопытством поглядывал на него, ожидая продолжения.

– С вами можно? – серьезно спросил Зорин. – Тоже хочу вернуть.

Засунув руку в карман, он вытащил оттуда желтый конверт с большой красной “С”. Надо же, не знал, что его тоже туда позвали. Хотя откуда мне знать – он же вообще ни с кем в группе не общался.

– Почему нет, – отозвался я. – Только это может для нас не очень хорошо закончиться.

– Для меня все рано или поздно так закончится, – Зорин затолкал конверт обратно в карман.

– А ты пессимист, – заметил Генка.

– Реалист, – без улыбки поправил он.

Уже втроем мы зашагали по желтой песчаной дорожке – мимо кустов и деревьев, мраморных статуй и изящных беседок, время от времени попадающихся на пути. Друг шел с одной стороны от меня, а одногруппник – с другой. Худой бледный, но с гордой осанкой и высоко поднятой головой, на первый взгляд он мог даже показаться надменным. Однако, если присмотреться, в нем не было ни заносчивости, ни высокомерия, ни гордыни – в его глазах сквозили лишь безразличие ко всему и усталость, словно он уже ничего не ждал, ни о чем не мечтал и ни на что не наделся. Хорошо хоть, бесцветных волн отчаяния, которые я уже не раз замечал вокруг него, сейчас не наблюдалось.

– А почему ты не хочешь к ним? – спросил я, огибая очередной зеленый куст.

– Для них я такой же трофей, как и ты, – отозвался одногруппник, продолжая удивлять нас непривычной разговорчивостью. – Только ты ценный, а я статусный.

– Ну а я вообще имущество, – хохотнул Генка, – как домашний комод!..

Вскоре среди зелени замаячили деревянные стены огромного – раза в два больше, чем наш – спортзала, этакой штаб-квартиры Спарты. О чем свидетельствовала большая витая красная “С” над входом – точь-в-точь как на наших конвертах.

– Раз уж ты с нами, – я повернулся к Зорину, – буду очень благодарен, если ты нам немного поможешь.

На долю мгновения в его затянутых безразличием глазах пронеслось что-то вроде изумления.

– Что надо делать? – спокойно после паузы спросил он.

– Делать ничего не надо, – ответил я. – Просто говорить.

– О чем?

– По ситуации.

Я едва не добавил “как ты умеешь”. А умел он, как я уже пару раз видел на занятиях, бесить окружающих не хуже меня – причем даже не особо стараясь.

До спортзала оставалось с десяток шагов. Сквозь окна было видно, что там уже набилась толпа, из приоткрытой двери доносился голос мастера Спарты, что-то громко и весьма бодро вещающего. Хоть мы и шли быстро, похоже, собрание уже началось. Так даже лучше – значит, внутри уже все.

– Если что, отбиться сможешь? – я снова повернулся к Зорину.

– Вряд ли, – ответил он. – Но вот убить кого-нибудь запросто.

– Что-то мне не нравится твое чувство юмора, – Генка покосился на него.

Вот только по невозмутимому тону и сдержанному лицу было не похоже, что наш одногруппник шутил.

– Убивать никого не надо, – на всякий случай предупредил я и подошел к двери, над которой болталась красная “С”.

Зорин молча хмыкнул и шагнул в зал следом за нами.