Текст книги "Враг народа. Академия красных магов (СИ)"

Автор книги: Мэри Блум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Глава 31. Предупреждение

В просторном зале уже вовсю шло собрание ордена. Вдоль стен висели пустые турники, спортивные маты были растасканы по углам, а в центре сгрудилась толпа из спартанцев – нынешних и будущих. Все как на подбор высокие и мускулистые – и только парни, девушек в Спарте не было. Участники собрания стояли полукругом – спинами к двери, а лицами к другому концу зала, откуда раздавался голос мастера ордена. С Генкой и Зориным мы втроем протиснулись туда. Около манекена, одетого как на экзамене в броню, с важным видом топтался Влад Голицын и весьма вдохновенно распинался:

– Спарта – это объединение сильнейших стихийных магов академии! Лучшее место для тех, кто понимает, что связи и личная сила в нашем мире решают все! У Спарты есть собственные спортзалы, бассейн, инвентарь для тренировок…

Говоря, он активно раскидывался руками, показывая то влево, то вправо, то куда-то в сторону двери – для большего эффекта не доставало только броневичка. А ведь мог так и не стараться: судя по лицам слушателей, тела тут были натренированнее мозгов. Большинству собравшихся не было нужно проникновенных речей – им хватило бы и простой команды, указывающей, куда идти и что делать. На общем фоне стоявший в первом ряду неподалеку Стас Голицын смотрелся прямо гением.

– Но помимо всех этих возможностей, – не умолкал его двоюродный брат на своей импровизированной сцене, – вступая в Спарту, вы гарантированно получаете защиту и безопасность!..

Ага, в первую очередь от самой Спарты.

– В Спарте нет случайных людей и нет плебеев, – в этот миг его блуждающий по толпе взгляд замер на мне, и мастер ордена довольно ухмыльнулся. – А даже если плебей и попадает в Спарту, за хорошую службу даже он может стать одним из нас…

Надо же, честь-то какая. Даже если бы я сюда пришел с добрыми намерениями, на этом моменте они бы сами стали злыми.

– Ну а теперь хватит слов, – изрек Влад, чем изрядно обрадовал уже уставших от мыслительного процесса слушателей. – Спарте нужны сильнейшие! Новички, покажите, на что способны, – он призывно махнул на одетого в броню манекена. – Чем больше БЭМ в ударе, тем выше шанс каждого из вас вступить в самый сильный орден академии!

Парни вокруг начали бодро сжимать кулаки, готовые наконец заняться любимым делом.

– А ты, – его взгляд снова замер на мне, но теперь уже с иронией, – можешь не бить. Ты можешь просто плюнуть…

Стены спортзала аж содрогнись от дружного ржача, некоторые из слушателей даже похрюкивали. Странное дело: люди, которые плохо понимают слова, обычно отлично понимают издевки над другими. Если он так надеялся заманить меня в свою Спарту, то он такой же идиот, как и его прихлебатели. А с идиотами можно особо не считаться.

– Если только на твою Спарту, – бросил я.

Хохот вокруг мгновенно оборвался. Все спартанцы недобро уставились на меня – кроме одного: метателя столовых ножей, которого я серыми волнами страха размазал во время поединка по арене. Этот сейчас попятился к двери, проявив впечатляющую смекалку.

– Видимо, вчерашнего предупреждения было недостаточно, – царапнул меня глазами Голицын Влад.

– Вполне достаточно, – отозвался я.

– Значит, ты сделал неправильные выводы… – отвернувшись от меня, он окинул небрежным взглядом Генку. – Ну, с тобой тоже все понятно. Куда друг, туда и ты. Своей же головой не думаешь…

Затем его глаза пытливо и чуть ехидно остановились на пришедшем с нами одногруппнике.

– Ну а ты, Зорин, чего? Ты-то уж точно не в том положении, чтобы плеваться… Здесь, – Голицын обвел рукой толпу, – минимум валеты, а ты даже на восьмерку с трудом тянешь…

– В таком случае, – сказал Зорин, – это приглашение было ошибкой.

Засунув руку в карман, он достал желтый мятый конверт и без малейших колебаний разорвал его пополам вместе с лежащим внутри посланием. На пару мгновений все вокруг будто погрузились в ступор – то ли от хруста бумаги, то ли от его тона. А тон у него и правда особенный: спокойный и абсолютно бескомпромиссный – когда человек скорее умрет на месте, но от своих слов не откажется. Возможно, именно поэтому он и говорил очень не много.

В любом случае помог одногруппник нам отлично: вдвоем с Генкой мы бы такого эффекта настолько быстро не добились. Куда ни посмотри, повсюду запрыгали видимые только мне широкие оранжевые волны. Всем стало любопытно, что случится дальше: вести себя так в Спарте все равно что выйти к голодным хищникам, с головы до ног обмазавшись кровью – каждый день такого не увидишь. Я еле заметно кивнул, и друг тоже вытащил свой конверт и с удовольствием его порвал. Хруст получился звонким и бодрым, будто дополняющим тот первый хруст, который, казалось, все еще витал в тишине спортзала. Мастер ордена медленно и с угрозой перевел глаза на Генку.

– А тебя я, похоже, бил в детстве мало, – заметил Голицын, глядя на разорванный конверт в его руках. – Ничего, это поправимо…

Следом порвал конверт и я, собирая общее внимание. Повернув головы, все спартанцы вновь уставились на меня. Оранжевые волны заколосились еще мощнее, словно окрашивая воздух вокруг.

– Теперь моя очередь, – я шагнул в центр зала и встал рядом с их мастером, чтобы меня было еще лучше видно и слышно, – делать предупреждение.

– А не боишься? – зловеще прищурился Голицын. – Вас трое, а нас вон сколько…

Его прихвостни закивали, увлеченно прислушиваясь – все поголовно захваченные одной общей эмоцией.

– Это тебе надо бояться, – отозвался я. – Если захочу, тебя твои же и побьют.

– Чего? – не понял Влад.

Зал, казалось, уже захлестнули широкие оранжевые волны. Честно говоря, я не слишком любил пользоваться любопытством. Но оно бывает разным – можно с любопытством смотреть на сложный танец или открывать для себя новое место, а можно с любопытством собираться на казнь. Любопытство – сложная эмоция, и весь вопрос в том, что его вызывает. Здесь и сейчас всем вокруг было любопытно, как нас накажут за дерзость, а потому их любопытство вполне могло и ранить.

– На колени! – приказал я и резко махнул рукой.

Повинуясь моему движению, оранжевые волны мигом превратились в острые лезвия, как у того стилета, которым мне днем ранили ладонь, только гораздо длиннее, и с размаху рубанули толпу по коленям – разрывая кожу, разрезая связи, пробираясь глубоко, аж до костей – причиняя дикую жгучую боль, не реальную и вместе с тем невыносимую… По спортзалу тут же пронеслись несколько отчаянных визгов, испуганных писков, нервных вскриков и дружный стук, с которым колени рухнули на пол.

БУМ! БУМ! БУМ!.. Слева, справа, спереди – повсюду попадали на колени. Все, кому хотелось посмотреть, как приструнят нас, все, у кого не было ментальных щитов, кто еще не умели их ставить или не додумались вовремя это сделать – сейчас они все были на коленях. Уже не хозяева положения, а заложники ситуации – мои заложники.

– Вот, – я повернулся к их мастеру, побледневшему, но стоявшему на ногах, – те, кто стоят, это твои люди, а на коленях сейчас – мои…

Вот только не павших спартанцев можно было посчитать по пальцам. Казалось, я поставил на колени весь зал. Кроме их мастера, стояли только двое – из тех пяти, которые вчера поджидали нас вечером в недостроенном спортзале. Остальным же не хватило то ли сил, то ли ума закрыться от меня заранее – видимо, настолько верили в свою гарантированную защиту и безопасность. Ну и манекен тоже остался стоять, но тут ничего удивительного: у него не было ни мозгов, ни эмоций, ни коленей, чтобы на них упасть.

– Прикажу, – я снова повернулся к Голицыну, – и они дружно встанут и хорошенько тебя отпинают. Всей толпой, как ты любишь…

Краем глаза я заметил, как один из его стоявших соратников гневно дернулся в мою сторону. Однако Влад порывисто вскинул руку, останавливая его.

– Раз уж проиграл поединок, – жестко продолжил я, – прими это достойно. Нечего подкарауливать нас по углам и прикрываться чужими кулаками. Как видишь, они с легкостью могут обернуться против тебя!

Не говоря ни слова, Голицын мрачно, с явным презрением прошелся глазами по упавшей на колени толпе. Некоторые стояли смиренно, словно опасаясь, что стоит дернуться – и они снова ощутят ту сумасшедшую разрывающую боль, воображаемую, но вместе с тем такую мучительную. Другие же, как Стас, отчаянно тужились, пытаясь встать – однако были не в силах этого сделать. Оранжевые волны прочно, будто гвозди, прибивали их к полу – так что подняться они не могли. В конце концов, я их поставил не для того, чтобы они поднялись.

– Что, совсем ничего не боишься? – процедил их мастер, с досадой отворачиваясь от своих людей. – Думаешь, твои фокусы делают тебя неуязвимым?

– Кто сильный тот и прав, да? – усмехнулся я. – А прав сейчас я. Это не я, а вы стоите передо мной на коленях, – я оглядел спартанцев, как покорно стоящих, так и сердито дергающихся в безуспешных попытках встать, но вместо этого лишь полирующих брюками пол. – Запомните это хорошенько, если однажды захотите выступить против меня.

Договорив, я коротко кивнул Генке и Зорину. Оставив мастера и его коленопреклоненный орден, мы пересекли спортзал и вышли на улицу.

Дверь захлопнулась, и стук еще некоторое время казался в огромном зале самым громким звуком. Те, кто усиленно пытались подняться с колен, наконец порывисто с них вскочили и тут же чуть не рухнули обратно – ноги будто разучились стоять за эту пару минут. Остальные же все еще неподвижно протирали собою пол, словно впав в ступор, как грешники в молитвенном экстазе.

– Встали живо! – прикрикнул на них Влад и сердито отвернулся.

Мягко говоря, собрание вышло из-под контроля – и вместо своей силы Спарта сегодня продемонстрировала обратное. Унижение вышло знатным, но такое обычно причиняли не им, а они. Рядом раздались шаги, и подошел его приятель, чуть ли не единственный, кому хватило мозгов поставить ментальный щит.

– Что будем делать? – тихо спросил он. – Опять ждать их в том спортзале?

– Нет, – отрезал Голицын. – У Королевства есть менталист, и мне тоже нужен.

– Но она же у них ничего не делает. Даже ни в одном поединке…

– А он у нас будет! – зло перебил Влад. – Пока его не трогаем, иначе не вернется.

– Да он и так не вернется.

От уверенности в голосе приятеля Голицын аж поморщился. Он уже и сам понял, что надо было по-другому – но обычно срабатывало и так.

– А куда он денется? – проворчал Влад. – Королевство ему не светит – с таким-то гонором! Можно делать ставки, как долго он там продержится.

– Месяца два? – предположил его приятель.

– Ты шутишь? – отмахнулся Влад. – Ему повезет, если его сегодня же оттуда не выставят. И куда ему? Не в Ковен же, в самом деле… А без ордена тут делать нечего, все возможности пролетят мимо. Он же не дурак, должен понимать…

Все еще морщась, Голицын оглядел поднявшуюся на ногу толпу, помятую и растерянную – их будто побили всех разом, наставив синяков на коленях, которые они сейчас дружно потирали.

– Ну а со спортзалом что? – спросил рядом приятель. – Пусть занимается?

– А вот зала у него не будет, – отчеканил Влад. – Уж об этом-то я позабочусь!

– Не боишься? – спросил Зорин, как только по песчаной тропинке мы втроем направились прочь от спортзала Спарты.

– Минимум треть новичков уйдут, – отозвался я. – Остальные же – стая дрессированных обезьян, причем плохо дрессированных. Потому что их плохо дрессируют. Когда до них это дойдет, претензии будут ему, а не мне.

– Хотел бы я на это посмотреть, – злорадно проворчал рядом Генка.

– Ну а его самого? – спросил шагающий с другой стороны одногруппник.

– А сам он, – ответил я, – как я понял, ничего не делает, только языком мелет. На какое-то время этой паузы хватит.

– А потом? – уточнил Зорин.

– А потом мы будем готовы.

За спинами хлопнула дверь, и раздались взбудораженные голоса. Некоторые студенты, чуть похрамывая, покидали спортзал, видимо, передумав становиться спартанцами. Так что тут я оказался прав.

Желтая тропинка, петляя среди зелени, уверенно вела нас в другой конец парка. Быстрым шагом мы шли в сторону спортзала Королевства, где уже тоже началось собрание. Зорина, как выяснилось, пригласили и туда – поэтому путь мы продолжили втроем.

– Ты правда, – он вновь повернул голову ко мне, – нигде не учился раньше?

Я молча кивнул.

– Техника, которую ты сейчас использовал, – продолжил внезапно разговорившийся одногруппник, – называется “кукловод”. Это очень продвинутый раздел ментальной магии.

– А ты откуда знаешь? – удивился я.

– Старший брат, когда учился здесь, дружил с менталистом. Тот часто у нас в гостях бывал. Так я такого наслушался… Думал, все менталисты одинаковые, но ты на него совсем не похож, – серьезно добавил он.

– Это в смысле хорошо или плохо? – уточнил Генка.

– Брата полгода по допросам таскали из-за него, – ответил Зорин. – Хорошо это или плохо?

– А что случилось-то? – спросил я.

Несколько мгновений одногруппник задумчиво шагал рядом.

– Предал всех этот менталист. А больше я не знаю.

Наконец тропинка вывела нас к еще одному спортзалу, похожему на огромной деревянный терем – для полноты картины не хватало только резных башенок на крыше. В окнах было видно множество людей, однако тишина стояла такая, будто все головы и плечи внутри лишь декорации. Всей компанией мы подошли к двери, и нам неожиданно перегородил дорогу парень, разгуливавший у входа как охранник, а на ступеньках крыльца со скучающим видом сидел и второй. Ну логично: путь в любое королевство начинается с ворот.

– Вы куда? – строго спросил первый.

– На собрание, – ответил я.

– А приглашения есть? – тут же уточнил он.

Мы кивнули.

– Покажите, – официально потребовал он.

Мы вытянули из карманов конверты с золотистой каймой – бережно сложенный у Генки и заметно помявшиеся у меня и Зорина – и показали лежавшие внутри бланки с нашими именами. Однако даже после этого местный охранник не пустил нас к двери.

– Вы опоздали, – сурово заметил он.

Да мы уже и сами поняли, что опоздали.

– А мы не пускаем тех, кто опоздали, – отчеканил он таким тоном, словно мы должны были заломить руки и глубоко раскаяться. – Уходите!

– А когда снова прийти? – растерялся Генка.

– Через год, если пригласят, – отрезал парень.

Второй, сидевший на крыльце и уже некоторое время сверливший меня глазами, торопливо подскочил к нему.

– Это менталист, – не слишком тихо зашептал он. – Марк сказал его пустить!

– Ну ладно, – без особой охоты произнес первый. – Ты один, – его глаза остановились на мне, – проходи.

На несколько секунд в воздухе повисла тишина. Генка растерянно переступил с ноги на ногу, Зорин внезапно ухмыльнулся, словно чего-то подобного и ждал.

– Нет, – сказал я, – один не пойду.

Местные охранники переглянулись и снова зашептались, но на этот раз мы уже не слышали, о чем. Наконец первый с кислым лицом повернулся к нам.

– Ладно, – хмуро выдал он, – проходите все…

Второй молча, как вышколенный лакей, распахнул перед нами тремя дверь.

– Как хорошо-то иметь редкий дар! – еле слышно хмыкнул Генка. – Всем нужен…

– Быть нужным еще не значит быть своим, – философски заметил разговорившийся одногруппник.

Следом мы вошли в просторное помещение, которое меньше всего напоминало спортзал. Внутри не было ни матов, ни тренировочных манекенов, ни прочего инвентаря – лишь в два длинных ряда с проходом посередине стояли стулья, занятые соискателями и членами Королевства. Народу тут было даже больше, чем в Спарте – похоже, ближний круг у местного мастера был куда шире, чем говорила Нина. Причем сидели здесь не только парни, но и девушки – отбор явно шел не по половому признаку.

В другом конце зала, куда были устремлены глаза и уши всех собравшихся, за узкой деревянной кафедрой, такой же как в парадном зале академии, стоял Марк Островский.

– Королевство, – торжественно вещал он, – самый влиятельный орден в академии. Элементаль, Спарта и другие существуют, только потому что мы позволяем им существовать…

Тишина стояла полная. Слушатели, казалось, даже боялись пошевелиться, чтобы стулья ненароком не скрипнули и не заглушили голос местного короля. В такой обстановке шаги нашей троицы зазвучали особенно отчетливо, хоть мы и старались не шуметь. Все стали слегка изумленно оборачиваться, словно желая посмотреть, кто посмел опоздать, а Марк замолчал, глядя на нас, как учитель на провинившихся учеников. Под пристальными взорами всего зала мы добрались до стульев и торопливо расселись. Трех мест рядом уже не было, даже двух не было, так что мы оказались в разных рядах – я на левом, а парни на правом, причем Генка чуть сзади от меня, а Зорин чуть спереди.

– Опоздать в Королевство можно только один раз, – сообщил Марк, строго обводя глазами своих слушателей, – имейте в виду…

А затем собрание продолжилось.

Глава 32. Король и его Королевство

– У Королевства, – стоя за кафедрой, провозгласил на весь зал Марк Островский, – есть и другое название. Мы – орден верности и отваги…

Интересно, верности кому? Видимо, тому, кто возглавляет королевство… Мысленно хмыкнув, я покосился на сидящих на соседних стульях участников собрания. Все слушали очень внимательно, даже напряженно, застыв на месте, как мраморные статуи, не сводя с оратора глаз и ловя каждое его слово, будто за всем сказанным был скрыт какой-то глубокий смысл, который они боялись упустить. Лишь Генка, устроившийся на пару рядов сзади, нетерпеливо ерзал на месте. Наши взгляды встретились. Усмехнувшись, он загнул большой палец к ладони, растопырил четыре других и приложил к голове, изображая корону – удивительно емко передав и мои ощущения. Однако сидящая в ряду за ним Ева Островская шутки явно не оценила и от души пнула его стул. Тот протяжно скрипнул, а я фыркнул.

Марк за кафедрой моментально остановил свою пафосную речь и сурово оглядел зал. Хотя скрип стула был намного громче, чем мой смешок, глаза местного короля замерли именно на мне.

– Что смешного? – строго спросил он.

– Воздухом подавился, – отозвался я.

Еще пару мгновений поизучав меня, Островский отвернулся и невозмутимо продолжил:

– Если хотите стать членами Королевства, вам придется доказать, что вы можете быть полезны Королевству…

Слушатели, казалось, затаили дыхание, внимая каждому слову. Его спокойный уверенный голос щедро разливался по всем ушам, затекал аудитории в мозги и ощутимо их утюжил, разглаживая все, обо что мог споткнуться. Чем дальше, тем больше он вещал как проповедник перед паствой – того и гляди, поставит всех на колени и заставит на себя молиться. В отличие от Спарты, тут дрессировщик был просто отличным, и если там больше всего ценили силу, то здесь, видимо, послушание.

Раз за разом Марк повторял одну и ту же мысль, вбивая ее на всяческие лады в головы собравшихся: приглашением сюда нам оказали великую честь, которую мы теперь должны оправдать. Порядком устав слушать, я снова огляделся, пытаясь найти хоть что-то кроме безмолвного послушания. Однако студенты вокруг будто впали в транс – только Генка еле заметно позевывал в кулак, и Зорин, сидевший в пару рядов передо мной, с заметным скепсисом скользил глазами по залу. Поймав мой взгляд, он слегка приподнял руку и сделал какой-то жест. Я не понял и потянулся рассмотреть, и в этот момент стул подо мной громко скрипнул – как раз в паузе между словами этой зомбирующей речи.

– Что опять? – Марк мгновенно ткнулся в меня глазами.

Да что он ко мне прицепился?

– Стул скрипит, – ответил я.

– Ты слишком шумный, – строго заметил Островский, – а мы здесь ценим тишину.

– Буду шуметь потише, – пообещал я.

– По-твоему, – тут же отчеканил он, – мы здесь собрались попрактиковаться в остроумии?

Да что с ним не так? Где его хваленая беспристрастность? Это же просто скрипнувший стул! Его глаза, гуляя по мне, казалось, обжигали холодом.

– По-моему, – сказал я, – я ничего плохого не сделал.

– Ты всем мешаешь, – припечатал Островский.

Разве что ему. Всем остальным, по-моему, было без разницы. Не прервись он сам, они бы и дальше трепетно ловили каждое слово и сидели, боясь даже пошевелиться.

– Если настолько неинтересно, – холодно добавил Марк, – дверь там, – его рука выразительно указала в другой конец зала. – Мы никого не держим.

Как корректно-то везде говорить “мы”, имея в виду только “я”. Он что позвал меня, только чтобы выгнать?

– Мы здесь уже насмотрелись на вызывающих новичков, – продолжил тем же тоном местный мастер. – Они думают, что уникальный дар делает их уникальными. Неважно, насколько уникален дар, если его носитель не готов служить и подчиняться общим интересам. Королевство – это не “я”. Королевство – это “мы”…

Ага, твое персональное “мы”. Это уже выходило не королевство, а диктатура какая-то. И ведь причина была вовсе не в скрипнувшем стуле. Скорее всего, ему не нравился я сам как человек. Другого объяснения столько резкого наезда в голову не приходило. Ну что сказать, я от него тоже не в восторге.

– А у вас короли здесь вообще сменяемые или как? – полюбопытствовал я.

У Островского аж дернулся глаз, на миг исказив его по-королевски сдержанную маску. В зале раздались несколько смешков, заметно портя серьезность собрания – один от Генки, один от Зорина и еще парочка с разных мест, как бы намекая, что я тут не один такой посмевший.

– Мастером Королевства, – сухо произнес Марк, – становится самый сильный маг в ордене.

– И как это определяется? – невозмутимо уточнил я.

– Поединком, – еще суше ответил он.

– И как позвать вашего мастера на поединок?

Пару мгновений его глаза с явным недовольством сверлили меня.

– Я понимаю, – после заговорил Марк, наконец-то перейдя на “я”, – что ты еще не отошел от своей холодной Сибири, где тебе, очевидно, отморозило голову… Наш мастер примет вызов только от того, кого посчитает себе равным. Ты таким не являешься.

– Почему? – спросил я.

– Ты даже не из династии, – с заметным небрежением бросил он.

– А как же от каждого по способностям каждому по труду?

Островский посмотрел на меня так, будто хотел спросить, где я такого нахватался.

– Ты уже не первый менталист, которого я знаю, – ледяным, словно обвиняющим тоном продолжил он, – и вы все одинаковые. Самонадеянные, считающие себя лучше других, ставящие личное выше общего…

Это он еще и про Нину, что ли? Характеристика была такая же не точная, как и в случае со мной. С тем же успехом он мог сказать все это и про себя.

– Но в твоем случае, – отчеканил Марк, – я этого терпеть не собираюсь. Не хочешь служить и подчиняться, значит, Королевству ты не нужен.

Да, я понял, Королевству нужны слуги. А я не для того поставил всю Спарту на колени, чтобы становиться на них самому.

– У меня только один вопрос, – вновь заговорил я, – а зачем ты меня вообще позвал?

– Ты прав, – мгновенно ответил он. – Мы, – опять это чертово “мы”, – ошиблись. Твое приглашение аннулировано. Можешь быть свободен.

Стул глухо скрипнул, и я поднялся, решив больше не терять времени здесь.

– Ну что ж, всего доброго вам.

Развернувшись, я направился к двери.

– И это урок остальным, – слова местного короля ударили мне в спину. – Даже если вы считаете себя избранным, не надо думать, что в Королевстве вам будет место. В Королевстве все равны…

Ага, кроме его короля. Я толкнул дверь и вышел на улицу. Легкий ветерок приветливо пробежался по волосам.

– Куда? – хмуро бросил один из парней, стороживших вход по эту сторону.

– На волю, – хмыкнул я.

Выкинув в урну около крыльца свой конверт с приглашением, я направился прочь по желтой песчаной тропинке. В спортзале как ни в чем не бывало возобновились собрание. Островский продолжил пономарским голосом промывать своим слушателям мозги, вещая еще убедительнее, как выгодно быть в Королевстве и как надо это ценить. Перебивая этот поток, за спиной громко скрипнула дверь. Парни, сторожившие вход, что-то проворчали, по тропинке раздались быстрые шаги, и меня неожиданно нагнали Генка и Зорин, вместе вышедшие из зала – первый заметно взбудораженный, второй равнодушно-спокойный.

– А вы чего? – спросил я, оглядывая их.

– Как бы сказала одна наша общая подруга, – ответил Генка, – это было нечестно.

– Зато очень по-королевски, – усмехнулся одногруппник.

– А я не хочу оставаться там, где нечестно, – серьезно добавил друг.

– А ты? – я перевел глаза на Зорина.

– Я все равно туда не хотел, – он пожал плечами. – Услышанного мне хватило.

Всей троицей мы зашагали прочь от здания спортзала, где в окнах было видно, как слушатели неподвижно сидели на стульях и, затаив дыхание, внимали речи мастера – проявляя вместо верности и отваги чудеса покорности и послушания.

– Чего теперь-то делать? – отворачиваясь, задумчиво протянул Генка. – Без ордена тут сложновато будет…

И не поспоришь. У орденов были свои учебные помещения, спортзалы вроде этого, лаборатории. Им доставались задания от наркомата магии, премии, ценные артефакты, зарубежные поездки – в то время как остальным перепадали лишь крохи. Все самое интересное в академии, как я уже понял, происходило в орденах.

– Если меня позовут в Ковен, возьму тебя с собой, – пообещал я. – И тебя могу взять, – я повернулся к одногруппнику, – если хочешь.

Зорин опять усмехнулся, заметно оживившись по сравнению со своим обычным состоянием.

– Если вас так волнует честность, то вам нечего делать в Ковене…

Вскоре мы вышли из парка и вернулись обратно к главному корпусу академии. Огромные круглые часы над входом показывали, что собрания орденов уже подходили к концу. Подумав о том же, Генка предложил встретить Розу, чтобы расспросить, как у нее дела. Однако Валентин, вежливо отказавшись, отправился к себе в общагу – видимо, решил, что на сегодня наобщался уже достаточно. Я же собрался в библиотеку.

– Зачем? – спросил друг, поднимаясь по ступеням крыльца. – У тебя вроде уже все учебники есть.

– Слышал про технику “кукловод”? – отозвался я, толкая входную дверь. – Такого в моих учебниках нет…

А мне бы явно не повредило про это почитать – и много про что еще. Я даже пока не знал всех граней моего дара, а объяснять никто не рвался.

– Так ты в закрытую секцию, что ли? – догадался Генка.

А куда еще? В конце концов, это было единственное место в академии, где можно достать книги по менталистике. Не в общем зале библиотеки, где их мог полистать любой, а за закрытыми дверьми, куда так просто не проникнуть – их будто прятали от студентов вместе с учебниками по темным искусствам. Неужели и менталистику посчитали настолько опасной? Даже забавно, если вспомнить, как часто ее здесь называют фокусами. Но тут вообще любят недооценивать чужие таланты.

– Тебе же вроде Ковалевский, – Генка слегка понизил голос, – не дал разрешение.

– Главное, что я сам себе разрешил.

Друг хмыкнул, и я хмыкнул. У лестницы мы разошлись. Он отправился в сторону пристройки, где располагалась лаборатория Элементаля. Я же зашагал к библиотеке, где собирался добыть новые знание – вне зависимости от мнения моего куратора на этот счет.

– Значит, ты хочешь оспорить решение студсовета? – подытожил Звягинцев.

Влад Голицын, сидевший по другую сторону директорского стола, торопливо кивнул.

– Требую отменить результаты недавнего поединка! – пламенно выдал он. – Было мошенничество, которое студсовет отказался признать. Другая сторона пронесла на арену дополнительные материалы. Гвозди!

– Правилами не запрещается, – спокойно заметил директор, – использовать немагические предметы во время боя. К тому же их одобрили и твоя сторона, и судья поединка.

– Но, Владимир Алексеевич, – возмутился Голицын, – эти гвозди в итоге дали им значительный перевес сил!

– А разве не в этом, – с улыбкой отозвался Звягинцев, – смысл поединка?

Влад нахмурился. Именно поэтому он и заявился к директору лично – в письменном виде доводы смотрелись еще бледнее. Однако улыбка на губах собеседника, понимающая и одновременно снисходительная, как бы говорила, что спорить дальше бесполезно.

– А если бы я взял, – отчеканил Влад, – и принес туда пулемет. Это было бы честно?

– А вот использовать оружие на арене запрещено.

– Но их гвозди тоже стали оружием!

– Стали, но не были, – возразил директор. – Ребята показали новый способ применения магической силы в бою. Никто не думал, что так можно использовать магнетику. И если в будущем случится война, гвозди выйдут для фронта гораздо дешевле, чем патроны. Поэтому если они снова вынесут гвозди, я позволю, а пулемет – нет. Уловил суть?

Тон как всегда был интеллигентно-сдержанным, но при этом не мягким, а твердым, как стена, о которую разобьются любые возражения. Нехотя кивнув, Голицын поднялся с места и направился к двери. Однако на пороге он остановился.

– Не думал, что вы заведете себе любимчиков, – не поворачиваясь, выдал Влад. – Тогда уж последите за ним, чтобы не вышло чего. Тут таких особенных не любят…

Он толкнул дверь и вышел, волоча за собой, как мантию, длинную бурую волну злости. Звягинцев невольно усмехнулся, а затем, отвернувшись от опустевшего порога, уже с серьезным видом подхватил верхнюю бумагу со стола, которую изучал до прихода студента. С несколькими размашистыми подписями и большой синей печатью, этот документ был тем, что оспорить не мог даже он.

За дверью вдруг раздались шаги – причем в двойном размере. Следом послышались недовольные голоса – сначала два, потом три. Его секретарша возмутилась внезапному визиту, но все же посетителей пустила, видимо, не сумев их остановить. Затем раздался решительный стук в дверь, какой студенты себе бы не позволили.

– Входите, – директор отложил бумагу, уже зная, кто войдет.

Дверь распахнулась, и порог поочередно переступили двое – Григорий Николаевич Ковалевский и мужчина помоложе – лет тридцати на вид, в строгом черном костюме, внешности интеллигентной и при этом неприметной, будто намеренно не хотел выделяться из толпы. Со стороны могло показаться, что в кабинет вошла копия самого Звягинцева, каким он был лет двадцать назад.

Дверь захлопнулась, и мужчины с досадой переглянулись, явно спорившие о чем-то до этого и продолжавшие спорить сейчас.

– Повторяю, – отчеканил Ковалевский, – он еще не готов!

– Я думал, – проворчал его собеседник, – Островского сложно уговорить, но с тобой еще сложнее…

– Гриша, Андрей, присаживайтесь, – спокойно вмешался директор.

Оба тут же приземлились на стулья, стоявшие по другую сторону его длинного стола.

– Что у вас случилось?

– Ровно то же, что и в нашу предыдущую встречу, – чуть сердито отозвался Ковалевский.

Хозяин кабинета с легким укором перевел взгляд на второго гостя.

– Андрей, мы же говорили, что юноша еще не готов. К чему опять этот разговор?

– А к тому, пап, что в наркомат магии вчера пришел негласный указ ко всем династиям, чтобы не звали его масом… КМБ подсуетились. Хотят его себе!

– Им-то он зачем? – нахмурился Ковалевский.