Текст книги "Враг народа. Академия красных магов (СИ)"

Автор книги: Мэри Блум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Глава 28. В гостях у ведьмы

Три чашки звонко брякнулись на стол. Подхватив чайник, Соня деловито разлила по ним горячую воду. Лара тем временем сняла котелок с огня и, оставив остывать, достала с нижней полки вазочку с печеньем – чуть суховатым снаружи и невесть что таящем внутри. Оставалось лишь гадать, какие травы там намешаны.

– Обычное, – поймав мой взгляд, Лара поставила угощение на стол, – из столовой.

Старинная книга с треском захлопнулась. Соня не слишком бережно отпихнула ее в угол и по-хозяйски плюхнулась на центральный стул. Я и Лара сели на оставшиеся места с двух сторон от нее. Моя нога случайно задела стоявшую под столом вместительную коробку, и ее содержимое бодро брякнуло. Внутри были плотно сложены небольшие баночки – вроде той, какой мы с Лёней пользовались в поезде, когда лечили синяки.

– И чем вы обычно занимаетесь в этой лаборатории? – поинтересовался я.

– Да разным, – подув на горячую воду, Соня сделала глоток. – У нас тут, можно сказать, деловое предприятие…

– В основном мази делаем, – пояснила Лара, которая сейчас казалась куда напряженнее и серьезнее, чем когда была рядом с другой подругой, – от ожогов, ушибов, растяжений, – она показала на коробку под столом, словно ждущую, когда ее оттуда заберут.

– Еще крема от морщин, – хозяйка лаборатории хрустнула печеньем. – Тетя моя заказывает, мы делаем, а она сбывает. Знал бы ты, – болотные глаза замерли на мне, – какой спрос! Особенно у всяких престарелых артисток и жен партработников, которые стремятся выглядеть как их любовницы… Кстати, отличный подарок женщине, когда ее надо задобрить…

Завеса тумана надежно, как белоснежная стена, прятала это странное чаепитие от посторонних глаз и ушей. Мой взгляд машинально скользнул по полкам в углу, где стояли разных форм котелки, колбы и пузырьки. Одна из склянок выделялась особенно ярко, светясь, словно лампочка, густой синевой изнутри – хотя на вид в ней была обычная вода.

– А это что? – я показал на нее.

– А это новинка, – довольно отозвалась Соня, прихлебывая из чашки. – Ни вкуса, ни цвета, ни запаха, но какой эффект!.. Названия я еще не придумала, так что пока продаю как приворотное зелье…

Чего?.. Я обалдевши уставился на нее.

– Звучит, конечно, по-деревенски, – невозмутимо добавила Соня, явно как-то не так истолковав мое изумление. – Но те, кто пользовались, говорят, работает. Основная претензия, что эффект недолгий, но тут и самим надо хоть чуть-чуть постараться… А вот это, – ее рука показала на соседнюю полку, – наш хит продаж, причем не только за пределами академии, но и внутри…

Я молча перевел взгляд в указанную сторону, где в граненых пузырьках была мутноватая жидкость, напоминавшая зачерпнутую из лужи воду. Сложно представить, кто и зачем захочет такое пить.

– На чужих желаниях, – гостеприимная хозяйка продолжала хрустеть печеньем, – надо уметь зарабатывать… Далеко не все девушки здесь нацелены на учебу, но получить вот такой подарок, – она выразительно провела рукой над животом, в разы увеличивая его размер, – не получив взамен кольца, далеко не все хотят… А одна вовремя принятая скляночка дает стопроцентную гарантию, что сюрпризов не будет. Я, кстати, так ее и рекламирую… Так что все старшекурсницы ко мне захаживают.

– Прямо все? – с сомнением уточнил я.

– Ну если ты вдруг случайно, – хмыкнула она, – спрашиваешь про Островскую, то эта, конечно, нет. Резко против! Даже запретить в прошлом году хотела. Но на студсовете кроме Анны…

– Мастер Элементаля, – пояснила Лара.

– … которая та еще ханжа, никто нашу добродетельную Нину не поддержал. А все остальные парни, между прочим! Даже Марк твой не поддержал, – Соня повернулась к напарнице. – Оценил, видимо, как удобно.

Та слегка смутилась и, торопливо подхватив чашку, поднесла ее к лицу, будто пытаясь спрятать румянец за фарфоровой стенкой. И это мне твердят про отсутствие такта? У Сони им даже и не пахло.

– Островская вообще тут главная поборница морали, – как ни в чем не бывало отмахнулась она. – А вот я, например, современная эмансипированная девушка… – Соня кокетливо заправила за ухо золотой локон. – Можно сказать, сторонница идей Коллонтай… – болотные глаза лукаво пробежались по мне. – И если парень мне нравится, я всегда готова дать ему стакан воды. Если ты понимаешь, о чем я…

Игриво улыбаясь, она подвинула ко мне свою чашку, на фарфоровом ободке которой алел отпечаток ее губ. Если честно, я не понимал, но догадывался – что-то подсказывало, что дело вовсе не в стакане воды.

– Тебе, наверное, пора, – неожиданно перехватила мой взгляд Лара.

– Но ты еще не видел самого интересного! – ее напарница резко вскочила с места.

Метнувшись к полкам, она присела на корточки и вытащила с самого низа деревянную коробку, украшенную причудливыми резными пирамидами. Сдвинув печенье, Соня водрузила позвякивающую коробку в центр стола – очень бережно, даже нежно, впервые проявив заботу хоть о чем-то.

– Сонь, убери это со стола, – нахмурилась Лара.

Словно не услышав, та увлеченно откинула резную крышку. Внутри деревянных стенок стояли рядами крохотные пузырьки, плотно закрытые и доверху наполненные разноцветными жидкостями – зелеными, как трава, желтыми, как одуванчики, красными, как кровь, и даже совсем черными, как мокрая земля. Оставалось надеяться, что это не компоненты. Пробежавшись по ним кончиками пальцев, будто выбирая, Соня вытащила один со светло-фиолетовой вязкой жидкостью, переливающейся внутри.

– Моя коллекция ядов, – сообщила она, гордо тряхнув склянкой. – Тим считает, что вся сила в проклятиях, а вот я думаю, что у ядов куда больший потенциал… Капнешь этим, – она качнула пузырьком над чашкой, – и никто даже не поймет, что выпил, а потом заболеет… Есть даже такие, которые действуют дня через три. Там вообще концов не сыщешь…

– Тоже продаешь? – спросил я, обалдевая все сильнее.

– Не, – она мотнула головой, – советская власть запрещает. Да и вообще они там все мнительные такие. Платят дяде, чтобы их, наоборот, не отравили… А вот раньше спрос на яды был выше. Бабушка рассказывала, что к Белозерским за ними весь свет ходил. Для всяких политиков и интриганов, надоевших мужей, жен, любовниц, любовников, врагов и друзей…

Качнувшись напоследок, пузырек неторопливо вернулся к остальным.

– Но даже так яды всегда в цене, – добавила Соня, закрывая крышку своей сокровищницы. – Мало ли, когда и где понадобятся…

– Тебе, наверное, пора, – с легким нажимом повторила Лара, вновь поймав мой ошарашенный взгляд.

– Да, мне пора, – согласился я.

Сквозь густой слой тумана я вышел к двери, опять ничего не видя за ним и почти ничего не слыша, кроме бряцания склянок. Покинул я лабораторию с твердым ощущением, что побывал в гостях у ведьмы. Очень оборотистой ведьмы, надо сказать.

– Так стряхни… – шагая по коридору уже уснувшего общежития, тихо заговорил я. – Рогозин после урока так и сказал… Что это значит?

На ходу я развернул ладонь, и знакомое синее свечение – уже почти родное – охотно заплясало на коже, окутывая пальцы и окрашивая воздух.

– Э, ты здесь-то не пробуй! – не видя синевы, но угадав по моей распахнутой ладони, что она есть, торопливо зашептал идущий рядом Генка. – Вдруг запищат… – он покосился на ближайшую воронку уловителя на стене.

Не став возражать, я легко тряхнул рукой, и сияние тут же исчезло. Стараясь никого не разбудить, мы прокрались к входной двери, настойчиво предупреждающей не выходить после одиннадцати, толкнули ее и по ступенькам крыльца вышли на улицу. Ночь уже разгулялась вовсю. Чернота, как одеялом, накрывала кусты и деревья.

– Стряхни в смысле выброси, – пояснил друг, ступая на желтую песчаную дорожку. – Бросься потоком энергии во что-нибудь… Это называется непрямой удар.

– Пробовал, – отозвался я, – не получается.

– Как бы тебе сказать… – на ходу задумался он. – В общем, тебе надо захотеть ее отдать, представить, как она вылетает и бьет… Короче, надо больше пробовать, – подытожил Генка. – Этому обычно не за один день учатся…

Под горящими фонарями, не позволявшими парку утонуть во тьме, мы наконец добрались до частично нашего спортзала, который с каждым днем все больше радовал своей готовностью. Пока мы учились, мужики работали. Пожалуй, как будет время, придем и поможем. В конце концов, это в наших интересах. Шагнув к двери, я дернул ручку, и запах свежего дерева мгновенно пахнул в лицо, заряжая бодростью, несмотря на поздний час.

– Как смотришь на идею, – заходя внутрь, спросил я, – сейчас чуть-чуть подраться?

– Это вы как раз по адресу! – вдруг раздался смешок из темного угла.

Дверь за нашими спинами с резким скрипом захлопнулась. Следом загорелся недавно проведенный свет, показывая, что в спортзале мы далеко не одни. Парень, которого я видел за столом Спарты, с ухмылкой загородил дверь – очевидно, все это время стоял аккурат за ней и ждал, пока мы придем. Следом нам навстречу двинулись еще четверо, словно окружая с разных сторон. Вертя головой, Генка сжал руку в кулак, и тот сразу же залился сочной синевой. Определенно, мне хотелось совсем не такой тренировки.

– Пять на двоих – странная математика, да? – спокойно заметил я.

– О, а тебя в твоей Сибири считать научили, – ухмыльнулся в ответ один из спартанцев, судя по всему, самый неугомонный, который вчера рухнул на арену без сознания.

Как и утром с конвертом, сейчас он, видимо, тоже передавал послание от своего мастера. А вот второго соперника по недавнему поединку здесь сейчас не было.

– Меня в моей Сибири много чему научили, – отозвался я. – В том числе соблюдать договоренности. Что вы здесь делаете?

– А вы? – едко уточнил спартанец.

– Занимаемся, – отрезал Генка.

Четверо наступающих подошли к нам совсем близко и остановились, пока ничего не делая, лишь ехидно рассматривая нас.

– Ну давайте, занимайтесь, – бросил спартанец.

Следом пятый, который перегородил двери, прытко шагнул к нам и толкнул Генку в спину. Тот резко развернулся, сжимая налитый кулак.

– Что такое? – ухмыльнулся с другой стороны спартанец, который явно был сейчас за главного. – Продолжайте, занимайтесь…

Мой взгляд уже несколько раз прошелся по каждому, пытаясь найти, за что уцепиться. Однако, несмотря на сочащиеся самодовольством рожи, эмоций вокруг не наблюдалось – словно каждого прятала невидимая стена. Ну надо же, их мастер отправил сюда авангард из тех, кто умеет ставить ментальные щиты. Это объясняло, почему сейчас не было нашего второго соперника по недавнему поединку.

– Что, – я обвел их глазами, – в Спарте всего пятеро умеют нормально ставить щиты?

– Ну предположим, – протянул самый болтливый из них, которому, определенно, быть без сознания шло больше, чем в сознании. – Но когда ты прихромаешь к нам, будет больше.

– А чего это прихромаю? – бросил я, следя, как наливаются синевой кулаки у его приятелей. – Вроде еще не хромаю.

– Ну после сегодняшнего будешь, – хмыкнул он, сжимая руку и сам.

Без лишних слов все пятеро шагнули к нам двоим, окружая еще более тесным кольцом. Отсутствие уловителей на стенах, которые было главным достоинством этого места, враз стало его недостатком. Стискивая кулаки, Генка враждебно вертел головой по сторонам.

– Бей огнем сразу, – еле слышно сказал я. – Напугай.

– А если зал спалим? – также тихо отозвался он. – Его еще не укрепили для стихийников…

Это несколько меняло ситуацию. Из плюсов: огня, от которого я пока не могу защититься, не будет ни с одной стороны. Следя за окружающими нас, я тоже сжал кулаки, и те мигом окрасились густой синевой. Из минусов: их пятеро, а нас двое, а с учетом того, сколько я еще не умею, – вообще один с четвертью.

Внезапно с протяжным скрипом отворилась дверь, словно вновь входящий старался сделать свое появление максимально эффектным.

– А что за веселье тут творится? – насмешливо поинтересовался знакомый голос.

Все мигом повернулись, уперевшись взглядами в нахальную золотистую челку и болотные глаза, казавшиеся в свете местных лампочек мутными бездонными воронками. Вертя лакированную палку, свою верную спутницу, мастер Ковена неторопливо переступил порог.

– Тебе-то какое дело, Белозерский? – мрачно бросил самый болтливый из спартанцев.

Не спеша с ответом, тот легко махнул своей палкой. Тут же раздался звонкий щелчок, и за мгновение она из маленькой стала вполне себе большой: из нее выскочила еще одна палка, подлиннее и потоньше, превращая конструкцию в подобие жесткой дубинки.

– Решения студсовета надо соблюдать, – Тим выразительно тряхнул ею в воздухе. – Причем соблюдать ответственно и чистосердечно. А я как представитель студсовета считаю своим долгом об этом напомнить. А если что-то нарушается, – добавил он, ловко перекидывая дубинку из ладони в ладонь, – то я могу и проследить, чтобы все вернулось в норму…

– Ты что нам угрожаешь? – прищурился спартанец, стискивая пылающий синевой кулак еще крепче.

– В принципе, да, – охотно отозвался Тим.

– Мы тебя не боимся! – подал голос еще один, стоявший к нему ближе всех.

Белозерский слегка махнул палкой в его сторону, и тот нервно попятился к стене, без слов опровергая сказанное.

– Наверное, – с иронией произнес Тим, – вы просто забыли, что удары моей дубинки – еще не самое страшное…

На некоторое время в спортзале повисла тишина – лишь его удлинившаяся палка с хлестким свистом рассекала воздух. Глаза всех членов Спарты будто приклеились к ней, сопровождая каждый взмах, а кулаки медленно разжались, потеряв всю синеву. Хмурясь, главный из засланного сюда отряда вытащил из кармана два смятых желтых конверта с красными “С” – те самые, которые мы утром бросили на их стол.

– Последнее предупреждение, – он швырнул конверты нам в ноги. – Только рискните завтра не прийти!

Затем он коротко кивнул, и следом за ним все члены Спарты покинули спортзал, опасливо косясь на покачивающуюся в воздухе дубинку. Дверь сердито захлопнулась, и в зале остались только мы с Генкой и пришедший нам на помощь мастер Ковена.

– Спасибо, – я повернулся к нему, – я твой должник.

– Запомни эту мысль, – посоветовал он.

Ловко перехватив концы дубинки обеими ладонями, Тим нажал на один из них, и со щелчком удлинившаяся часть поехала обратно внутрь, возвращая палку до привычных размеров. Следя за ней, я подумал, что и нам надо бы озаботиться вопросами безопасности.

– А что это у тебя?

– А это мое жало, – усмехнулся Белозерский. – Американская полицейская раздвижная дубинка. Прекрасный способ для борьбы с бунтами, забастовками и прочими великими депрессиями… Но вам бы я порекомендовал начать не с оружия, а с поиска союзников, – он словно угадал мои мысли. – Спарта цепляется только к слабым, сильных они не трогают.

– И где же нам взять этих союзников? – пробормотал Генка, только сейчас разжав стиснутый кулак.

А я уже понял, к чему клонит наш внезапный помощник.

– Как вариант, ордена, – отозвался он, поигрывая своей палкой. – Можете присоединиться к Королевству, а можете, например, к Ковену…

– Это приглашение? – спросил я.

– Еще нет, – хмыкнул он и свернул к двери.

Мы с Генкой остались в спортзале вдвоем, и, переглянувшись, оба уставились на два мятых желтых конверта на полу.

– Что с этим будем делать? – спросил друг.

– Есть у меня одна идея, – отозвался я. – Пойдем…

Наклонившись, я поднял с пола конверты – не оставлять же тут мусор. Следом мы вышли на улицу, выключив свет и плотно притворив дверь. Спартанцев поблизости не было, а вот Тим вальяжно, как хозяин всего парка, шагал по песчаной дорожке в сторону общежития – очень не спешно, словно ждал, что мы присоединимся. Так что мы быстро его нагнали.

– Не знаешь, – продолжил я начатый в зале разговор, – много кто в Спарте умеет ставить ментальные щиты?

– Мастер их, – отозвался он, даже не удивившись вопросу, – эти пятеро и, может, еще человека три-четыре. Ментальный щит требует выдержки и мозгов, а в Спарте обычно плохо либо с одним, либо с другим, а чаще со всем сразу…

Говоря, мы незаметно подошли к общаге, около крыльца которой, вышагивая как часовой, грозно размахивал гипсом белобрысый, а на ступеньках с сонным видом, сжимая в руке листок и карандаш, сидел еще один паренек, которого я уже видел в кабинете студсовета. Что-то для столь позднего часа сегодня было слишком людно. Тем временем белобрысый заметил нас и злорадно прищурился.

– Покидать общежитие, – сообщил он, когда мы приблизились, – по ночам запрещено.

– А сам чего покинул? – спросил я.

Загипсованная рука возмущенно махнула в воздухе.

– Дисциплинарный комитет имеет право патрулировать территорию в любое время. Чтобы выявить нарушителей! Вроде вас!

– У меня разрешение покидать академию, когда захочу, – лениво бросил Тим. – Показать?

– Проходи, – отмахнулся тот. – А вот вы двое задержитесь… – его глаза недобро прошлись по нам с Генкой.

Пожелав нам доброй ночи, Белозерский поднялся по ступеням и скрылся за дверью.

– На каком основании вы покинули общежитие ночью? – заговорил белобрысый таким тоном, словно проводил допрос.

– Не спалось, – ответил я.

– Запиши, – он резко повернулся к своему почти спящему помощнику, – по предупреждению на каждого. Скворцову и Матвееву!

Зевнув, паренек что-то накорябал карандашом в густо исписанном листке. Судя по числу заметок, нарушителей за день набралось изрядно – что называется, дисциплинарный комитет тут не спал и, похоже, не только в переносном смысле.

– И уж будь уверен, – гипс выразительно ткнул в мою сторону, – я передам это предупреждение кому следует!

Да я даже не сомневался. Фиолетовыми волнами его злорадства можно было обернуться как одеялом. Обогнув их, мы молча направились вверх по крыльцу.

Глава 29. Доска позора

Следующим утром погода была отличная – как раз для спортивных прогулок по территории. Вместе с Генкой мы вышли из общежития и после быстрой разминки побежали по песчаной тропинке вглубь парка. Стоило свернуть за угол, как мы сразу заметили Розу, в одиночестве прогуливающуюся среди зелени. Однако книги в ее руках не было, а светло-синяя спортивная форма на ней ясно намекала, что в парк наша подруга пришла не почитать.

– Какие люди! – хмыкнул Генка, остановившись около нее. – А чего соседку не привела?

– А может, тебе все женское общежитие привести, – проворчала вместо утреннего приветствия Роза, – на выбор?

– Неплохо бы, – со смешком заметил я.

Ее взгляд с легким недовольством прошелся между нами.

– Вы меня бегать позвали или болтать?

Проворчав еще что-то, но уже очень тихо и себе под нос, она понеслась вперед по тропинке. Переглянувшись, мы с Генкой с легкостью ее нагнали и, стараясь особо не перегонять, продолжили пробежку уже втроем – мимо изящных беседок, скамеек, фонарей, пышных кустов и раскидистых деревьев. Вскоре за зеленым своротком показались деревянные стены нашего будущего спортзала. Помахав уже приступившим к работе строителям, наша компания без остановок направилась дальше. Частенько на дорожках попадались бегающие, как и мы, студенты. Все спортивные площадки были заняты, на турниках не осталось мест от облепивших их рук. Похоже, насколько спорт важен для мага, тут понимали почти все – вон даже Роза решила приобщиться.

Обогнув очередные кусты, мы побежали мимо полянки, где на небольших ковриках причудливо и очень глубоко выгибались с десяток девушек, выставляя навстречу всем пробегающим обтянутые светло-синей тканью округлости. Это местечко мне уже казалось заколдованным – бежавший перед нами парень, засмотревшись, неуклюже врезался в дерево, Генка едва не запнулся о сук на тропинке. Девчонки даже не повернули головы, чтобы посмотреть на своих жертв, продолжая целеустремленно изгибаться – стоя лицами к центру полянки, а спинами ко всем желающим поглазеть.

– Одного не пойму, – пробормотал друг, бросая на них последний взгляд, прежде чем благополучно скрыться за поворотом, – нам говорили, что девушки прохода давать не будут. Что-то не вижу…

– Ну, – усмехнулась бегающая рядом Роза, – видимо, девушки здесь умнее, чем кажутся.

– По себе судишь? – полюбопытствовал я.

– Ты тоже, между прочим, девчонка, – вставил Генка.

– Ладно, скажу, как есть, – с внезапным ехидством отозвалась она и даже приложила руку к груди. – Просто девушки уже поняли, что у тебя, – ее черные глаза кольнули по мне, – дурной характер, а у тебя, – она повернулась к Генке, – дурная голова…

Такое заявление заслуживало ответа. Следующие полчаса в основном в тренировочных целях и немного из вредности мы гоняли ее по парку, невзирая на жалобы и возмущения, пока она не начала дышать как поезд, отходящий от полустанка, и спотыкаться на каждом камушке. После чего мы сбавили темп, а вскоре и вовсе перешли на прогулочный шаг, решив не отбивать у подруги желание заниматься с нами, которое, судя по ее запыхавшемуся лицу, и так заметно ослабло к концу пробежки.

– Вообще-то я рад, что ты с нами, – на всякий случай сказал я.

– И я, – тут же кивнул Генка.

– Я заметила… – ворчливо выдохнула Роза.

Уже неспешно мы направились обратно к общежитиям, наслаждаясь солнцем и теплом первых осенних дней. Песчаная тропинка, петлявшая среди зелени, внезапно вывела к фонтанчику с мраморной статуей читающей девушки, засмотревшись на которую, теперь уже и я невольно сошел с пути – прямо в мокрую траву.

– Мне одному кажется, – спросил я, стряхивая росу с ног, – или она похожа на Нину?

– Тебе она что, уже везде мерещится? – фыркнул Генка.

– Тактичность, – напомнил я.

– Тебе не кажется – ответила Роза, задумчиво рассматривая мраморную девушку. – Это ее покойная мать, а фонтан подарил академии ее отец. Но там какая-то запутанная история. Я не поняла, то ли она не была его женой, то ли была не его женой… К слову о тактичности, – с легким нажимом добавила она, – Лара сказала, у Нины не спрашивать. И вас двоих об этом предупредить. Особенно тебя, – она поймала мой взгляд.

Вскоре мы вернулись к академии. Друзья разошлись по общежитиям, а я, сообщив, что займусь медитацией, и не став уточнять, что, вероятно, не один, направился к пруду. Несмотря на яркое солнце, плотный слой тумана обволакивал стоящую за мостиком скамейку, скрывая ее от любопытных глаз. Улыбаясь, я шагнул прямо в это невесомое мягкое облако, и оно послушно пустило меня внутрь, открывая взгляду все, что раньше было скрыто.

На скамейке с закрытыми глазами сидела Нина и, развернув ладони, плавно выпускала с них новые клубы.

– Привет, – сказал я.

Она открыла глаза, улыбнулась в ответ и молча кивнула на другой конец скамейки, а затем снова сомкнула веки – будто погружаясь куда-то глубоко, то ли в туман, то ли в саму себя. Я подошел и сел – чуть поближе, чем показала она.

Некоторое время между нами царила тишина. Не отвлекаясь, Нина ровно и спокойно дышала, и аккуратная русая коса, привычно перекинутая на грудь, размеренно поднималась на каждом вдохе и опускалась на выдохе, пока с изящных девичьих ладоней неторопливо рождались облачка тумана и повисали в воздухе, делая завесу вокруг еще гуще, словно растирая мир до мутных очертаний. Лишь ее коралловые губы не теряли в этой дымке яркости.

– Ты пришел полюбоваться, – вдруг, не открывая глаз, заговорила она, – или все-таки помедитировать?

– И то, и то, – невозмутимо отозвался я. – Но медитировать я еще не умею.

Уголки ее губ слегка подскочили вверх.

– Это несложно, – сказала Нина. – Прими удобную позу, закрой глаза и постарайся расслабиться…

Слушая, я откинулся на скамейку и закрыл глаза.

– Дыши спокойно, – мягко, будто убаюкивая голосом, приговаривала она, – отбрось ненужные мысли, сомнения, тревоги… Чувствуй себя не по частям, а целиком… Чувствуй, что ты кусочек мира вокруг… Чувствуй, что ты и есть весь мир…

Она замолчала, словно давая мне все это прочувствовать. И неожиданно меня действительно захватило. Совсем скоро я услышал то, на что с шумящими в голове мыслями обычно не обращаешь внимания: легкий ветерок, скользивший по глади пруда, шелест травы у наших ног, дыхание, слетавшее с ее губ. Я будто был везде и сразу – такой же невесомый, как воздух вокруг. Казалось, раскинь руки – и можно взлететь…

– Надеюсь, ты не уснул, – раздался девичий голос рядом, вмиг вбирая в себя все звуки.

– Нет, – я с улыбкой открыл глаза.

Тоже их открыв, Нина сейчас, чуть склонив голову, смотрела на меня.

– Как я уже говорила, если часто заглядываешь в чужие эмоции, нужно учиться контролировать свои. Это полезно и для нашего дара, и для стихии в целом…

Она снова отвернулась к своим распахнутым ладоням, с которых все еще клубился туман – плавно и безмятежно, будто в такт ее дыханию.

– А от чего зависит стихия? – спросил я, вспоминая резкие, рваные молнии ее сестры. – По наследству передается?

– Чаще всего, но не всегда. Никто точно не знает. Она словно сама выбирает тебя. Одним достается огонь, другим воздух или вода, а я будто заблудилась в тумане…

Она легко тряхнула руками, и дымка, рождавшаяся, казалось, из узоров на ее коже, перестала клубиться наружу. Нина положила руки на скамейку ладонями вниз, словно давая им передохнуть.

– Твоя стихия тоже рано или поздно себя проявит, – рассеянно глядя в парящую вокруг завесу, произнесла она. – Скорее всего, ты уже ее чувствуешь, просто еще сам этого не понял…

Ее рука лежала на скамейке между нами – совсем близко – с тонким запястьем, изящными пальчиками и еле заметными голубыми венами, которые, казалось, сейчас слегка пульсировали, будто прося себя погладить. Немного посмотрев на нее, я молча положил поверх свою руку, и Нина медленно повернула голову ко мне.

– Ты же знаешь, – спокойно спросила она, – что я помолвлена?

Однако вытягивать свою руку из-под моей не спешила.

– А еще знаю, – отозвался я, – что ты не рвешься замуж.

– А я знаю, – усмехнулась она, – что ты жутко наглый!

– А я знаю, что тебе это нравится…

Синие глаза пытливо прищурились.

– И откуда же ты это знаешь?

– Просто чувствую, – ответил я и погладил ее руку.

Несколько мгновений Нина задумчиво рассматривала меня, пока мой взгляд то и дело замирал на ее коралловых губах, которых мне сейчас хотелось коснуться не меньше, чем ее руки.

– Если уж мы говорим откровенно, – после паузы заговорила она так тихо, что ее голос словно завяз в тумане, – то если хочешь просто развлечься, поищи другой вариант.

– А если не просто? – так же тихо спросил я.

– Тогда тем более, – ответила она с какой-то еле уловимой грустью.

– Отлично, – я снова погладил ее руку, – люблю сложности.

Не улыбнувшись, Нина уже серьезно посмотрела на меня.

– Антона, – вновь заговорила она, – мне навязал отец, и с тех пор Антон считает, что имеет на меня право, и мне это не нравится… Влад Голицын – мой друг детства. Когда-то мы были очень близки, но это уже давно не так, однако он тоже считает, что имеет на меня право, и мне это тоже не нравится. Никто не имеет на меня права, кроме меня, – твердо добавила она. – Если поймешь, о чем я, возможно, сложное станет немного проще…

Договорив, она мягко вытянула свою руку из-под моей и ушла, скрывшись за прятавшей нас завесой. Я же остался на скамейке в медленно рассеивающемся тумане – потому что понял, что его хозяйка имела в виду.

За завтраком в столовой весь зал казался странно возбужденным. Еда забыто лежала по тарелкам, пока за столами велись взбудораженные разговоры. Куда ни посмотри, в руках тискались, мялись и бережно наглаживались конверты: с золотой тесьмой в Королевство, желтые в Спарту и серебряные в Элементаль. Только Могильщики и Ковен приглашений не раздавали. Первые, ни на что не отвлекаясь, методично поглощали свой завтрак в дальнем конце столовой, а вторые сидели за столом у окна, слушали своего мастера, увлеченно следили за мелькающей в воздухе лакированной палкой, сопровождавшей его слова, и время от времени хихикали – у них там как всегда была своя атмосфера, которая с общей не пересекалась.

– И у тебя тоже собрание сегодня? – спросил Генка у сидящей напротив Розы.

Она кивнула и охотно поделилась деталями. Мало того, что сегодня – так еще и в одно время со Спартой и Королевством, словно трое этих орденов соревновались за студенческое внимание.

– Как хоть эти собрания проходят? – поинтересовался я.

– Дождись и все узнаешь, – наставительно заметил Лёня, остановив бутерброд на полпути ко рту.

– А там будут только первокурсники? – следом спросил и Генка.

– И ты дождись, – отрезал наш старший товарищ и тут же занялся едой.

Мы же перевели глаза на сидящих напротив девушек, надеясь, что они поделятся информацией чуть охотнее.

– Не только, – ответила Нина. – Ордены приглашают как первокурсников, которые отличились на экзаменах, так и студентов постарше, которые могут быть им полезны.

Синие глаза скользнули по мне – совершенно спокойно, словно все, что было в тумане, там же и осталось, как наш маленький секрет.

– А сегодняшнее собрание, – продолжила она, – это что-то вроде приветствия, чтобы вы тоже поняли, чего орден будет ждать от вас. И сразу решили, готовы ли к этому.

– Можно подумать, – Роза немного нервно крутанула свою чашку по скатерти, – кто-то откажется сам…

– Отсев – это уже второй этап, – беспечно махнула вилкой Лара. – Из десятка приглашенных они принимают к себе обычно единицы.

– Так что цените свои приглашения, – Лёня назидательно оглядел нас троих, – и постарайтесь быть полезными.

Как будто я против быть полезным, главное – чтобы и они оказались полезными мне.

– А вы тоже на этом собрании будете? – спросил я у Нины и ее подруги. Все-таки обе состоят в Королевстве.

Однако они почти синхронно мотнули головами.

– На собраниях обычно присутствуют только мастера орденов, – сказала Нина, – и их ближний круг.

– А разве вы не в этом круге?

Лара, насколько я понял, с Островским так и вовсе ближе некуда, а Нина – племянница, хотя по возрасту как сестра – всего на год его младше.

– Тактичность… – еле слышно бросила по ту сторону стола Роза.

– Семья – это одно, – явно услышав, улыбнулась Нина, – а дела совсем другое. У Марка свои, у меня тоже, и мы обычно не вмешиваемся…

В этот момент краем глаза я заметил, как, размахивая гипсом, в нашу сторону решительно топал белобрысый, весь укутанный широкими фиолетовыми волнами – так густо, что напоминал огромный расплывшийся в пространстве синяк. Его взгляд, как приклеенный, злорадно царапал меня. Не горя желанием с ним общаться, я уже мысленно потянулся к этим волнам, собираясь обвить их вокруг него еще плотнее и опрокинуть его на пол, чтобы прекратил подваливать ко мне, когда заблагорассудится.

– Не стоит, – Нина мгновенно перестала улыбаться, явно видя то же, что и я.

– Нельзя, – тут же сурово выпалил Лёня, видимо, угадав мои намерения.

Следом, аж сияя от самодовольства, к нам подошел белобрысый.

– В воскресенье, – соскочив с меня, его глаза уперлись в лоб Нине, будто прицеливаясь для удара, – обед с моими родителями. Твой отец и мачеха приглашены. Отказаться ты не можешь.