Текст книги "Послевкусие: Роман в пяти блюдах"

Автор книги: Мередит Милети

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Глава 30

Почти все воскресенье я провожу, копаясь в чулане, который находится в подвале моего бывшего дома на Перри-стрит. Большую часть имеющегося здесь барахла вообще не стоило бы хранить: коробки со старыми кулинарными журналами, ставшие теперь совершенно ненужными, поскольку в наше время все можно узнать через Интернет, непарные чашки и блюда, два сломанных пылесоса и целый набор джинсов такого размера, какой я не буду носить больше никогда.

И конечно, тонна вещей Джейка.

После того как меня увезли в наручниках в тот день, когда я застала его in flagrante [46]46
  In flagrante (delicto) – с поличным, в момент совершения преступления; букв.«в пылающем (преступлении)».


[Закрыть], Джейк уложил свою одежду в большую сумку и перебрался к Николь. Я ждала, что он зайдет за какой-нибудь забытой вещью – любой – вроде зубной щетки, бритвы, флисовых тапочек, но он так и не зашел. Через несколько месяцев я сменила замки на двери. И даже после этого продолжала надеяться, что он позвонит и возмутится, что я лишила его возможности забрать законную собственность, и потребует вернуть свои вещи, но он не позвонил. Очевидно, все, что осталось в нашей квартире, Джейк решил стереть из памяти и уничтожить, как уничтожают ядерные отходы или зараженное медицинское оборудование.

Когда я наконец поняла, что Джейк больше не вернется, все его вещи – книги, инструменты, дневник за последний класс, детские фотографии, бутоньерку, которую он прикалывал к пиджаку во время школьного бала, и даже его школьную форму – я сложила в коробки, собираясь выставить на улицу, но так и не решилась. В то время меня ужасала сама мысль, что все эти вещи исчезнут, прихватив с собой кусок моей жизни, поэтому я утащила их в темный подвал. Пока я разбираю коробки, мне кажется, что в темных недрах подвала что-то зловеще шуршит.

В два часа дня Хоуп приглашает меня на кофе и предлагает сэндвич, пасту «болонья» и сыр, каких никто раньше не пробовал, и я ем, сидя за собственным обеденным столом, который Хоуп накрыла клетчатой красно-белой клеенкой.

– Наверное, ты захочешь его забрать, – со вздохом говорит она, приподнимая скатерть и показывая мне гладкую коричневую ножку стола.

Я как раз только что рассказала ей о том, как встречалась с представителями «Эй-И-Эль» и как надеюсь, что нам с Хлоей удастся вернуться в Нью-Йорк. Хоуп явно разочарована: наверное, она боится, что я заберу у нее все, что когда-то оставила.

– Ну, не знаю, – говорю я. – Пока считай, что все это твое.

– Ты не забыла, что я могу пользоваться всеми вещами еще пять месяцев? – говорит Хоуп, протягивая мне тарелку с печеньем.

– Не забыла, – отвечаю я.

После ланча я сгружаю коробки на тележку и везу их к ближайшим помойным бакам. Я оставила всего две коробки с вещами Джейка и одну коробку с подборкой старых журналов «Gourmet», решив, что когда-нибудь они пригодятся какому-нибудь коллекционеру. Сегодня я скажу Джейку, что у него остался последний шанс заполучить свои вещи, иначе они отправятся на свалку. Затем я поднимаюсь на четыре лестничных пролета и вручаю ключи Хоуп.

– Держи, – говорю я, вкладывая ключи в ее ладонь. – Теперь квартира твоя. Живи сколько хочешь.

Впервые за весь день лицо Хоуп озаряет улыбка.

Я и в самом деле решила оставить квартиру ей. Мы с Хлоей найдем себе другое место. Миленькую, светлую, просторную квартирку в другом районе, и все начнем сначала. Мы вместе подберем себе любимую кофейню, химчистку, супермаркет и особенно тщательно – детские ясли. В Питсбурге у меня осталось совсем немного вещей: помимо лофта, который будет нетрудно продать, там почти ничего нет. Отец, конечно, будет меня навещать, Ричард, когда поправится, вернется домой и к своей работе. Впервые я начинаю понимать, какое чувство облегчения испытал Джейк, когда сбросил с себя груз прошлого и начал новую жизнь.

По дороге к гостинице я хожу по улицам Вест-Виллидж, осматриваю дома, записываю телефоны агентств недвижимости и отмечаю места, куда обращаться не стоит. В сумочке звонит мобильник. Это Рут.

– Привет! Как дела?

– Где ты? Ты прочитала мое сообщение? Как тебе новость?

– Какое сообщение? – Я смотрю на экран и вижу значок маленького конвертика. – Я была в подвале, разбирала старье. Там нет сигнала, – поясняю я.

– У меня потрясающая новость. Фиона и твой отец купили китайской еды навынос и пошли к Ричарду, чтобы составить ему компанию, а когда я зашла, чтобы отдать Хлою, они пригласили на обед и меня. Ну так вот, мы сидим за столом, едим, Карлос и Хлоя играют на полу. И вдруг Хлоя цепляется за край стола, подтягивается, берет печенье с предсказанием и подходит к Карлосу! Она сделала шагов пять и только тогда заметила, что мы на нее смотрим. Тут она сразу упала, выронила печенье и расплакалась. И все равно – она сделала свои первые шаги! Твоя Хлоя пошла!

Я как вкопанная останавливаюсь посреди Кристофер-стрит. Хлоя пошла, а я этого не видела! Я так беспокоилась, что она до сих пор не ходит сама, а только изо всех сил цепляясь за мои пальцы. Как только она чувствовала, что я готова ее отпустить, она намертво вцеплялась в мои руки, прижималась к ногам, заставляя меня наклоняться к ней. А теперь она пошла. Сама, без чьей-либо помощи. И я это пропустила.

Я представляю себе, как все сидят за столом и смотрят на Хлою. Может быть, она искала меня? Надеялась, что я на нее смотрю?

– О черт, – говорит Рут. – Мира, прости. Мы же тебе сразу позвонили и оставили сообщение. Не понимаю, почему я такая бесчувственная, – вздыхает она. – Наверное, потому, что Карлос научился переворачиваться на животик и потерял свой первый молочный зуб без меня. Может быть, поэтому мне казалось, что подобные моменты не очень-то и важны. Мне очень жаль. Я не хотела тебя расстраивать…

– Ничего, все в порядке. Хлоя начала ходить! К тому же, заметь, она отправилась за печеньем с предсказанием, – стараясь казаться веселой, говорю я, но мой голос срывается, и Рут, конечно, все понимает. Мы обе все понимаем.

– Ясно, больше никакой ходьбы, пока ты не вернешься домой. Даже если мне придется приклеить ее ботинки к полу, – говорит Рут.

Я вешаю трубку и слушаю пропущенное голосовое сообщение: Фиона, Ричард, отец и Рут наперебой что-то кричат, в отдалении раздаются вопли Карлоса. Ричард просит меня не волноваться, потому что снял все это на видео своим мобильником. Фиона говорит, что купит Хлое первые туфельки для танцев, и, судя по ее задыхающемуся голосу и смеху Хлои, они уже танцуют, кружась по комнате. Затем Фиона прижимает телефон к уху Хлои и говорит: «Скажи маме «привет»», и Хлоя радостно гукает в трубку. Бедняжка Хлоя! Скоро ей придется привыкать к тому, что она будет ходить в танцевальную школу без меня, я не буду сидеть в зрительном зале и смотреть, как она играет в школьном спектакле, без меня она пойдет к стоматологу-ортодонту. Я не буду приходить на школьные собрания, потому что буду слишком занята, управляя своей ресторанной империей.

В «Граппу» мне только к восьми, поэтому по пути в отель я захожу в супермаркет и покупаю бутылку вина. Мне нужно смыть накопившуюся за день пыль и грязь, не говоря уже о грязи душевной, – лежа в ванне и попивая вино, я буду смывать с себя чувство материнской вины. Надеюсь, ванна поможет мне расслабиться. Я нервничаю, думая о предстоящем вечере. Мне не страшно встретиться с Джейком, мне страшно вернуться в «Граппу». Я не была там с тех пор, как Джерри вывел меня через заднюю дверь и на своей машине отвез в суд. Интересно, у человека бывает посттравматический стресс? А вдруг у меня пойдет пена изо рта или случится нервный припадок?

Я делаю глубокий вдох и вспоминаю, чему когда-то меня учила доктор Д. П. (после того, как в «Bon Appétit» я прочитала заметку об «Иль винайо»). Тогда доктор научила меня упражнению с зеркалом в ванной. А на следующем занятии она предложила мне такую игру: всякий раз, когда я почувствую, что начинаю срываться, я должна мысленно представить себя «антропологом, попавшим на Марс».

– Кем? – переспросила я.

– Антрополог – это человек, который…

– Я знаю, кто такой антрополог.

Доктор бросила на меня строгий взгляд.

– Как, вы сказали, зовут вашего босса? – спросила она, очевидно решив сменить тактику.

– Вы имеете в виду Энид Максвелл?

– Да, Энид. Представьте себе, что вы пишете статью, в которой должны указать все, даже не имеющие отношения к делу, детали. Вы должны описывать только факты, а не свои чувства. Мне кажется, это упражнение поможет вам держать эмоции под контролем.

Следуя совету доктора, я обращаю внимание на оттенки желтой краски, которой выкрашены такси, – они скорее оранжевые, чем желтые; я обращаю внимание на уличный знак на углу Лерой-стрит; на мужчину, одетого в клоунский костюм, но с дорогим чемоданчиком в руках, который идет, прижав к уху мобильник.

Я останавливаюсь на углу Бедфорд и Гроув. Отсюда видна «Граппа». Черно-белый навес начищен, по бокам от входной двери стоят вазоны с кустами гибискуса; подойдя ближе, я вижу, что входную дверь заменили – вместо старой и щербатой, которую я по ошибке выкрасила глянцевой краской, теперь новая, темно-каштанового цвета. В окнах ресторана темно. Я топчусь перед входом, собираясь с духом, чтобы спуститься на три ступеньки и толкнуть входную дверь.

Должно быть, Джейк пришел другой дорогой, потому что он внезапно оказывается у меня за спиной. Я чувствую его еще до того, как он успевает заговорить, – по телу пробегают мурашки, когда я вдыхаю запах знакомого одеколона. Я оборачиваюсь. Вот он: в джинсах и голубой рубашке, которая выглядит так, словно он в ней спал, поварской фартук висит кривовато, завязки на бедрах не затянуты.

– А вот и ты, – улыбаясь, говорит Джейк.

Мы подходим к двери, Джейк достает из-под фартука связку ключей. Я молча смотрю, как он отпирает входную дверь, затем пропускает меня вперед. Я прохожу мимо знакомого кабинета, где, слава богу, темно, иду по коридору и останавливаюсь на пороге кухни. Лучи заходящего летнего солнца заливают кухню мягким светом, проникая сквозь кованые решетки на полуподвальных окнах. В остальном кухня ничуть не изменилась.

– Филипп и его ребята старались оставить здесь все как было, – говорит Джейк, берет у меня свитер и вместе со своей курткой вешает у двери. – А вот обеденный зал изменился сильно. Тебе он, наверное, не понравится. Потому я и провел тебя через заднюю дверь, – просто говорит он.

– Я видела, – шепчу я, – на сайте.

Джейк понимающе кивает.

Затем мягко берет меня за руку и ведет на кухню.

Там я вижу белую скатерть, наброшенную на угол рабочего стола, две высокие свечи и между ними – вазочку с тюльпанами.

– Просекко? – спрашивает Джейк.

Я хочу отказаться – в конце концов, у нас деловая встреча, к тому же я выпила вина, пока лежала в ванне. Но прежде чем я успеваю ответить, Джейк открывает бар, достает открытую бутылку просекко и наполняет два бокала.

– Не хочешь немного поработать? – спрашивает он.

– Хочу, – отвечаю я, радуясь возможности чем-то себя занять.

Джейк улыбается.

– Тогда, может, сделаешь салат?

Не размышляя ни секунды, я тянусь к связке чеснока над столом, беру из горшочка возле гриля маленький венчик и по пути подхватываю солонку. Невероятно, но все на своих прежних местах, там, где я оставила.

Я взбиваю заправку на дне деревянной салатной чаши, потом высыпаю туда разные овощи, зелень и лепестки пармезана.

Затем оборачиваюсь, но Джейк куда-то подевался. Через несколько секунд из его кабинета доносится музыка. «Джанни Скикки». Вернувшись, Джейк заглядывает в духовку.

– Что еще сделать? – спрашиваю я.

– Ничего. Все готово. Я уже заканчиваю, – говорит он, показывая мне два шара великолепного теста для пиццы, разложенных на мраморной столешнице.

– Груди Деметры, – с усмешкой говорит Джейк и поднимает бокал просекко. – За Деметру, богиню плодородия. Нет, я серьезно: за наше плодотворное и успешное сотрудничество. Спасибо, что пришла, Мира, – тихо добавляет он.

Я тоже поднимаю бокал и сажусь за рабочий стол напротив Джейка. Я смотрю, как он начинает разминать один из шаров, превращая его в лепешку. Джейк работает без всяких усилий, ритмично двигаются лишь кисти его рук. Я изо всех сил стараюсь следовать советам доктора Д. П. и представляю себя антропологом, только он больше не на Марсе, – мой антрополог здесь, на кухне, завороженно наблюдает, как ходят мускулы под рубашкой Джейка, как плавно двигаются его руки. Джейк укладывает лепешку на лист и ставит в печь для пиццы.

Но как только хлопает дверца печи, грезы мгновенно рассеиваются. Внезапно я отчаянно жалею, что не сказала доктору Д. П. о своей поездке в Нью-Йорк. Как это глупо с моей стороны! Остаться без спасательного круга, без малейшей психологической помощи! Я практически не оставила себе выбора, теперь мне придется рассчитывать только на себя.

– Н-да, – говорю я, глядя, как Джейк готовит начинку для пиццы, – интересная вчера была встреча.

– Мне показалось, тебе понравилось, – отвечает он. – Насколько я понимаю, ты с нами?

– Как только мой адвокат все проверит. После этого мы пришлем вам список наших условий. Если твои компаньоны с ними согласятся, то да, я с вами.

Джейк поднимает на меня глаза, его рука с пучком рукколы замирает в воздухе.

– Ваших условий? – спрашивает он.

Я пожимаю плечами.

– Я не собираюсь раскачивать лодку, но, если уж мне предлагают творчески управлять «Граппой», я должна быть уверена, что получу полную свободу действий.

Джейк вынимает из духовки лепешку, посыпает ее золотистым сыром талледжо, сверху кладет кусочки свежих абрикосов, прошутто и горсть рукколы. Затем сбрызгивает оливковым маслом и выжимает сок свежего лимона. Это один из моих сезонных рецептов, ставший самым популярным среди клиентов. Интересно, Джейк об этом помнит? Он берет вино, пиццу, и мы садимся за стол.

– Браво! Выглядит великолепно, – говорю я, когда он кладет мне на тарелку пышный кусок.

– Они не станут еще раз переделывать обеденный зал. Это я могу сразу сказать, – хмурясь, говорит Джейк.

– И не надо. Пусть остается как есть. Я имею в виду набор персонала, закупки и выбор поставщиков.

– Я знаю, ты говоришь о «Бруссани импортс», но ты должна знать, что… – начинает Джейк.

– Послушай, дело вовсе не в Ренате. Я вообще еще ничего не решила. «Эй-И-Эль» предлагает мне управлять «Граппой» творчески, и я должна точно знать, что могу поступать так, как считаю нужным. Только и всего.

Джейк некоторое время молчит, затем медленно кивает.

– Все верно, – говорит он.

Минуты две мы едим в молчании.

– Я тут разбирала чулан в подвале на Перри-стрит и нашла пару коробок с твоими вещами. Не хочешь их забрать? – спрашиваю я.

Джейк удивленно смотрит на меня:

– Что? А, да. Спасибо, что сохранила.

– Не за что.

Джейк кладет руки на стол, явно собираясь что-то сказать.

– Итак? – спрашиваю я.

– В смысле? – спрашивает Джейк.

– О чем ты хотел со мной поговорить? Вчера ты сказал, что хочешь что-то со мной обсудить.

Джейк берет бокал с вином и немного отодвигается от стола вместе со стулом.

– Помнишь, как мы с тобой ездили в Апулию?

Он прекрасно знает, что я все помню. Несколько лет назад мы ездили в Италию отмечать годовщину свадьбы. Мы сняли номер на последнем этаже маленькой гостиницы, чудесным образом возносящейся над прибрежными скалами. Каждое утро мы ели на завтрак буратту, местный сыр, с лучшим в Италии хлебом, только что вынутым из старинной печи, где он всю ночь томился на тлеющих углях. Сыр каждое утро оставляли на подносе под нашей дверью, еще теплый, завернутый, по местному обычаю, в траву, словно спелый фрукт. Я помню, как солнце золотило черепичную крышу нашей террасы, а мы занимались любовью в комнате с окнами, выходящими на Адриатическое море.

У меня пересыхает во рту. Я тянусь к бокалу с вином, надеюсь, не слишком поспешно.

– Ты помнишь Сильвано? – спрашивает Джейк.

– Конечно, помню, – отвечаю я.

Мы обедали у Сильвано три раза за одну неделю. Обычно во время путешествий мы никогда не ели дважды в одном и том же ресторане. С Сильвано мы познакомились, когда приехали в Полиньяно-а-Маре. Он собирал мидий на мелководье возле нашей гостиницы. Мы с Джейком остановились, чтобы за ним понаблюдать, а потом разговорились. Рассказали ему, что мы шеф-повара и проводим здесь отпуск. Он сказал, что держит маленький ресторан в четверти мили отсюда, и пригласил нас на ланч. После ланча мы отправились на кухню и стали помогать Сильвано. Он все делал сам, от стряпни до мытья посуды, и работал с видом человека, полностью довольного жизнью. Он до того нам понравился, что мы стали к нему захаживать.

– Я тут подумал, – продолжает Джейк, – о создании такого ресторана, куда люди могли бы приходить, чтобы просто поработать. Понимаешь, не кулинарную школу, а именно ресторан, где можно работать всего один день, или вечер, или неделю.

Интересная идея, но непрактичная. Когда я говорю об этом вслух, Джейк пожимает плечами.

– Некоторые люди считают нашу работу невероятно интересной и романтичной, так почему бы не дать им шанс побыть в нашей шкуре хотя бы один день? К тому же за хорошие деньги. Этим может заинтересоваться и телевидение. Как ты на это смотришь? Хочешь стать телезвездой? – насмешливо спрашивает он.

– Нет! – решительно заявляю я. Джейк смеется, и тогда я понимаю, что он просто меня дразнит. – С другой стороны, почему бы и нет? – с улыбкой говорю я.

Джейк берет меня за руку и осторожно касается повязки, наложенной Бо пару дней назад.

– Что у тебя с рукой? – спрашивает он.

Его жест меня удивляет, а от знакомого прикосновения мозолистых ладоней бросает в жар.

– Ничего, просто порезалась, – отвечаю я и осторожно освобождаю свою руку.

– Подожди, – говорит Джейк, идет к плите и достает из духовки огромную чугунную кастрюлю.

Открыв крышку, он нюхает поднимающийся пар. Я сижу далеко, но даже до меня доносится аромат, от которого можно упасть в обморок. Джейк приготовил мое любимое блюдо: кассуле с тушенными в вине бароло кабаньими колбасками, фасолью, фенхелем и сладким красным перцем. Я слышу, как нежно хрустит корочка, когда он разламывает поджаренный хлеб с чесноком и тертым пармиджано реджано. Джейк наполняет кушаньем большую миску и торжественно ставит ее передо мной.

– Это, конечно, не совсем летняя еда, но я знаю, ты ее обожаешь. Извини, что не угостил тебя зимой. Это блюдо отлично идет с твоей пиццей. Между прочим, это и моя любимая пицца. Из нас получится отличная команда, ты не находишь? – тихо спрашивает Джейк. – Ну давай, пробуй.

– А ты разве не будешь?

– Конечно, буду, – отвечает он, глядя на меня.

Я смотрю, как он наполняет свою тарелку, берет бутылку вина и два бокала и подсаживается ко мне.

Затем разливает по бокалам красное вино.

– За что пьем? – спрашивает он, внимательно глядя мне в глаза.

Я беру на вилку кусок нежнейшего мяса и подношу его ко рту. Делаю глубокий вдох и закрываю глаза. Я делаю последнюю попытку представить себя антропологом, но мои мысли занимает только Джейк. Я изучаю вкус его блюда – он сложный и немного грубоватый. Я ощущаю каждый ингредиент: насыщенный, немного терпкий вкус кабанины, нежный привкус фенхеля, который при обжаривании начинает испускать аромат лакрицы, сливочную нежность молодой фасоли, пахнущий дымком жареный перчик, гармоничный аромат вина.

У этого блюда вкус любви.

Я медленно открываю глаза. Джейк все еще наблюдает за мной. Я отвожу взгляд, смущенная тем, что позволила себя разглядывать.

– Я думаю, никто не сумеет оценить мои блюда так, как ты, – низким голосом говорит Джейк.

Внезапно он оказывается рядом со мной. Он поднимает меня на ноги, прижимает к себе и начинает целовать. Его страстные поцелуи рождают воспоминания о лете и спелой малине, теплой, нежной, пьяной и терпкой. Я чувствую, что Джейк возбужден. Он вытягивает мою рубашку из-под ремня джинсов, запускает под нее руки и прижимает меня к углу стола. Мне больно, но это сладкая боль.

В эту самую минуту звонит сотовый телефон: Вагнер, «Полет валькирий» – рингтон Джейка. Теперь и мой, хотя Джейк, разумеется, этого не знает. Несколько месяцев назад, мучаясь от тоски, я изменила звонок своего мобильника на такой же, как у Джейка, да так и оставила. Тяжело дыша, Джейк отстраняется и смотрит туда, где висит наша одежда. Затем на меня и снова на вешалку. Я прихожу в себя и провожу рукой по волосам.

– Никуда не уходи, – говорит он и идет в коридор, к своей куртке, чтобы вынуть из кармана телефон.

Я беру бокал с вином и делаю большой глоток, но вино застревает в горле. Наконец мне удается его проглотить, но не потому, что я хочу вина, просто мне необходимо заново ощутить его горьковатый вкус. Последний раз я пробовала это вино на этой самой кухне, почти год назад. Я хватаю бутылку и смотрю на этикетку. Так и думала. «Тоскана Массето Тенута дель Орнеллайа» тысяча девятьсот девяносто девятого года.

– Жаль, не успел снять трубку, а сообщения не оставили, – хмурясь, говорит Джейк. – Так на чем мы остановились? – спрашивает он, вновь подходя ко мне.

Я осушаю свой бокал.

– Ни на чем, – шепотом отвечаю я. – Больше ничего не будет, Джейк. Между нами все кончено.

Только произнеся эти слова, я понимаю, что это чистая правда. Все равно что надеть очки, которые, как ты в своем неведении думал, тебе совершенно не нужны. Внезапно я становлюсь абсолютно спокойной и, как антрополог доктора Д. П., концентрируюсь на самых незначительных деталях. Таких, как пятно на фартуке Джейка, очертаниями похожее на штат Флорида, или пачка сигарет в его нагрудном кармане, которой я раньше не заметила, или тоскливое выражение его усталых глаз.

– Прости, – говорю я. – Не могу.

Джейк хватает мою руку и прижимает к своим губам. Я резко ее отдергиваю.

Наверное, это от вина, а скорее всего, от того, как напряглось тело Джейка, когда зазвонил телефон. Я давно поняла – хотя Джейк об этом не заговаривал, – что он не порвал с Николь и рвать не собирается. А я не хочу ждать телефонных звонков, не хочу встречаться тайком, не хочу быть одной из тех многочисленных женщин, которых Джейк сначала добивается, а затем выбрасывает, как старую тряпку.

Я беру свой свитер и иду к выходу. «Не оборачивайся», – твержу я себе, пока не оказываюсь на Гроув-стрит.

Сожалею ли я о чем-нибудь? Да, больше всего о том, что не доела кассуле.