Текст книги "Добро пожаловать в ад"

Автор книги: Майкл Корита

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

Джо немного поразмыслил над моими словами и снова кивнул.

– Сказать по правде, буду очень удивлен, если этот тип окажется не Дорэном, – добавил я.

– Да, согласен. Ну, а теперь нам нужно приниматься за поиски. В конце концов у нас нет ни единого подтверждения в пользу того, что он охотился за Джефферсоном, кроме его замечания насчет пяти лет.

В кармане у меня вдруг затрясся и завибрировал мобильник, так что разговор пришлось на время прервать. Вытащив телефон, я бросил взгляд на дисплей и с удивлением увидел номер телефона моего же собственного тренажерного зала. Странно, учитывая, что он закрыт. Но когда приложил его к уху, то услышал взволнованный голос Грейс.

– Линкольн, я думаю, тебе стоит вернуться. Тут… хм… кое-кто хочет тебя видеть.

– Послушай, я сейчас как раз на полпути к тому, чтобы выяснить одну страшно важную вещь, – пробормотал я, решив, что явился страховой агент. – Скажи им, пусть позвонят мне и договорятся о встрече, вместо того чтобы дергать тебя.

– Послушай, Линкольн, это полиция, – понизив голос, шепнула в трубку Грейс.

– Что?

– Они сейчас у тебя на квартире. И мне кажется… у них есть ордер.

Глава 22

Хоть я гнал во весь дух, на обратную дорогу ушел целый час, и, однако, когда наша машина свернула на парковку перед моим домом, они все еще были тут. Краем глаза я заметил уже знакомый мне «краун вик», на котором разъезжал Тарджент, а рядом с ним две патрульные машины. Дверь на лестницу была открыта, и не успел я, кипя от злости, выбраться из машины, как в дверном проеме возникла массивная фигура Тарджента. В руке у него действительно был ордер.

– Что за дерьмо?! – прошипел я, когда он продемонстрировал его мне.

– Похоже, у судьи иное мнение на этот счет, – хмыкнул он.

– Ну, судья еще очень пожалеет, что выдал вам ордер на обыск моей квартиры без достаточных на то оснований, – бушевал я, – да и вы, ребята, тоже, – что явились сюда! Дайте мне только созвониться с адвокатом, и вам небо с овчинку покажется! Слушайте, Тарджент, у вас ведь нет ни единой улики, доказывающей, что я что-то сделал, так ведь? А самое печальное в этой истории то, что чем больше вы таскаетесь за мной и дышите мне в затылок, тем меньше у вас надежды распутать это дело.

– Вот как? Тогда идите звоните своему адвокату, – невозмутимо бросил он, двинувшись к двери. – Вы все твердите об отсутствии у нас неопровержимых улик, Перри, ну так у нас еще будет время обсудить это с вами. А пока держитесь подальше и не вздумайте путаться у нас под ногами.

С этими словами Тарджент повернулся ко мне спиной и двинулся вверх по лестнице. Внизу, в дверях, за которыми был вход в тренажерный зал, стояла Грейс и с тревогой наблюдала за нашей перепалкой.

– Я все-таки приехала, решила, что тут стоит немного убраться, – объяснила она. – Ну вот, а они тут как тут. Сказали, что либо я сама им открою, либо они просто вышибут дверь. Я же не могла позволить, чтобы они и в самом деле…

– Все в порядке, Грейс. Подумаешь, большое дело. Не переживай, ты все сделала правильно.

Я старался говорить спокойно, но внутри у меня все клокотало от злости. Джо задержался переброситься парой слов с Грейс, а я вихрем взлетел по ступенькам и ворвался в свою квартиру. Тарджент что-то негромко говорил своей команде, наверное, давал указания, однако разобрать, о чем шла речь, я не мог – был не в состоянии сосредоточиться на словах. Меня захлестнуло мучительное чувство беспомощности и унижения, знакомое каждому, к кому являлись с обыском: какой-то листок бумажки – и ты уже не человек, ты обязан открыть дверь и впустить в дом толпу копов, иначе они снимут ее с петель, и станут рыться в твоих вещах, потому что им нужно найти хоть что-нибудь, что говорило бы о твоей причастности к убийству. И это их вторжение настолько оскорбительно, что у тебя все переворачивается внутри. В свое время, когда я сам еще был копом, мне не раз случалось проводить обыски, но я как-то никогда не задумывался о том, что чувствует человек, в дом которого явились с ордером. И вот теперь у меня впервые появилась возможность увидеть все это его глазами.

Дэли и еще двое незнакомых мне полицейских снимали с полок книги и открывали шкафы. Тарджент стоял у дверей.

– Давайте-ка пока присядем где-нибудь и побеседуем о том, что привело нас сюда, – предложил он. – Не будем мешать ребятам делать свою работу.

Я покачал головой.

– Даже и не мечтайте, Тарджент! Неужели вы всерьез рассчитывали, что я уйду и не стану следить за тем, как работают ваши парни? Знаете, нисколько бы не удивился, если бы кто-то из них вытащил у меня из-под подушки окровавленный нож, стоит мне только отвернуться!

Тарджент скривился, но благоразумно предпочел промолчать. Сжав руки в кулаки, я ходил по пятам за полицейскими все то время, пока они обыскивали мою квартиру. Надо было признать, действовали они профессионально: перерыли и перетряхнули все, но каждую вещь потом аккуратно вернули на свое место, не оставив после себя ни малейшего беспорядка. Один из копов, помоложе, обнаружил в свободной спальне мои пистолеты и тут же примчался к Тардженту, явно ожидая дальнейших указаний. Но я ответил еще до того, как его босс успел задать мне вопрос.

– Не вздумайте их забрать. Ордер на обыск, который вы получили, касается исключительно расследования убийства Алекса Джефферсона, а в него не стреляли. Так что верните их на место.

Тарджент не сделал попытки возразить, поэтому парнишка молча убрал пистолеты в коробку и улетучился. Под коробкой, в которой я держал пистолеты, стоявшей в чулане в спальне для гостей, они обнаружили еще один металлический ящик, несгораемый домашний сейф, предназначенный для хранения самых важных документов. Молоденький коп вытащил сейф из чулана, открыл его, извлек оттуда большой незапечатанный конверт и вытряхнул его содержимое.

Первым, что выпало из конверта, оказалась крохотная, обитая тканью, коробочка. Открыв ее, коп выудил оттуда обручальное кольцо. Это кольцо Карен вернула мне по почте на следующий же день после того, как я расквасил Алексу Джефферсону нос. Записку, которая прилагалась к кольцу, я выкинул, но кольцо сохранил – стоило оно немало, но я не мог заставить себя отправиться обратно в тот магазин, где его покупал, и потребовать вернуть деньги. При одной только мысли о сочувствии в глазах продавцов мне становилось тошно. Помимо кольца в конверте лежало несколько записок, какие-то письма и дюжина фотографий. Тарджент заинтересованно наклонился и выудил из кучки снимок – имеющаяся Карен стоит на балконе моей прежней квартиры в темных очках, светлые волосы рассыпались по плечам, в руках банка с пивом. Мне хватило беглого взгляда, чтобы вспомнить, когда была сделана фотография – мы с Карен тогда только что вернулись с пикника, который устроили в Эджуотер Парк, чуть дальше, на берегу озера. В то время у нее была собака, старый, жирный лабрадор, который в таких случаях обычно тащился за нами две сотни ярдов, после чего со вздохом валился на землю, тяжело вздыхал и переворачивался вверх брюхом – давал понять, что у него не осталось сил идти дальше.

Тарджент вопросительно вскинул одну бровь.

– Знакомое лицо. Где-то я ее видел…

– Кто бы спорил.

– Забавно, что вы до сих пор цепляетесь за все эти воспоминания. – Он выразительным жестом поворошил рассыпанные по столу фотографии, потом кивнул на коробочку с обручальным кольцом.

– Когда-то я был обручен с этой женщиной – вы случайно не забыли, Тарджент? И сохранил кое-какие вещицы на память. Это что, преступление?

Я не сводил глаз с одной из этих памятных вещиц, которую Тарджент не позаботился поднять с пола – конверт с бостонским штемпелем. В тот раз она уехала – сказала, что на неделю, но эта чертова неделя показалась мне вечностью. Нагнувшись, я поднял с пола конверт, открыл его, вытащил оттуда письмо и пробежал глазами коротенькую записку – нежные признания вперемежку с обещаниями, которые очень скоро окажутся нарушенными. Обратный адрес на конверте гласил: «Карен Грейсон». Грейсон. Фамилия, которая до странности не вязалась с сегодняшней Карен. Мне кажется, она тоже так считала.

– Часто достаете эту коробку? – поинтересовался Тарджент. – Наверное, смотрите фотографии, вспоминаете прошлое, да?

– Послушайте, Тарджент, я не открывал ее с того самого дня, когда сложил туда все это и поставил в чулан, – буркнул я. – По-моему, вы зря так разволновались.

– Большинство мужчин на вашем месте просто сожгли бы все это, – пожал плечами он.

– Большинство мужчин – идиоты.

Копы пробыли у меня еще какое-то время. Я особенно не следил за временем, так что не могу точно сказать, сколько часов длился обыск, однако они обшарили мою квартиру дюйм за дюймом и еще чуть ли не целую вечность копались в бумагах в моем письменном столе. За все это время я ни разу не услышал многозначительного «ага» или ликующего вопля, означающего, что они нашли что-то, относящееся к делу. Собственно говоря, я и не сомневался, что ничего такого они не найдут, но при этом все время подсознательно боялся, что это произойдет. В конце концов, тип, прикончивший Джефферсона, уже успел доказать, что голова у него соображает неплохо. Очень даже неплохо – до такой степени, что у него хватило бы ума справиться с парочкой хитроумных замков на двери и подбросить что-нибудь мне в квартиру. Однако ничего такого обнаружить не удалось, и, к тому времени как копы, перерыв квартиру, снова собрались в гостиной, я уже успел прийти в себя и посоветовал Тардженту убираться ко всем чертям. Не обратив на это ни малейшего внимания, он объявил своим молодым подчиненным, что они могут быть свободны, и те ушли. Дэли убрался на кухню и устроился там за столом, а Тарджент, выдвинув стул, жестом предложил мне сесть.

– Вы ничего не нашли, – заявил я. – Тогда почему вы рассиживаетесь в моем доме? Я вас сюда не звал, поэтому если вы считаете, что я буду рад поболтать с вами, то, значит, вы сошли с ума. Еще, чего доброго, примчитесь сюда завтра с утра пораньше и приметесь утверждать, что я, мол, сознался в убийстве Джефферсона, а может, еще и в дюжине других. Держу пари, ребята, на вас висит куча нераскрытых дел. Угадал?

При этих моих словах Дэли заметно напрягся, а Тарджент и ухом не повел.

– Вы внимательно прочитали ордер? – любезно осведомился он.

– С какой стати я должен был это делать? А что? Вы распечатали его на домашнем принтере? Честно говоря, нисколько не удивился бы! – ядовито фыркнул я.

– Жаль. А следовало бы. Потому что тогда бы вы наверняка заметили, что ордер был выдан вследствие запроса, посланного полицией Индианы.

– Мой старый приятель Брюер!

– Конечно. Вспомнили его?

– Что ж, тогда могу предположить, что у них там, в Индиане, судьи отличаются крайней снисходительностью, поскольку у них не было никаких оснований рыться в моих вещах или просить, чтобы вы сделали это за них.

– Вот как? – Тарджент положил ладони на стол и наклонился ко мне. – Штука в том, что Брюер не стал обращаться за ордером вчера, когда он арестовал этого вашего приятеля, частного детектива. Он взял ордер сегодня утром, после того как подтвердился один факт, который лично я нахожу весьма любопытным. Помните те десять штук, которые вы предположительно послали этому парню по почте? Две пачки по пять тысяч в каждой банкнотами по пятьдесят долларов? А сегодня утром Брюер получил сообщение из банка в Кливленде, в котором они подтвердили, что бумажные полоски, скреплявшие пачки, идентичны тем, которыми пользуются в их банке. Какой банк, спросите вы? Гайахога Вэлли Кредит Юнион – именно тот, в котором Алекс Джефферсон снял пятьдесят тысяч наличными за неделю до того, как его убили.

Он навис надо мной и сверлил меня тяжелым взглядом, от которого у меня вновь пересохло во рту, а в горле внезапно встал сухой, колючий комок. Потом этот комок провалился в желудок, стал ледяным и принялся расти, пока не заполнил все мои внутренности.

– Ах да, еще кое-что, – спохватился Тарджент. – Наличные, которые выдали Джефферсону, состояли из пятидесятидолларовых купюр.

Глава 23

– У них по-прежнему нет ничего, что связывало бы тебя с этими деньгами, – упрямо заявил Джо. – И это уже хорошо. Они не обязаны верить, что это был не ты, а кто-то просто воспользовался твоим именем. Но им придется изрядно попотеть, чтобы доказать обратное.

Мы с Джо стояли на крыльце моего дома. Тарджент с Дэли наконец-то убрались.

– Да ну? Ладно, тогда ответь мне на один вопрос: сколько, по-твоему, им понадобится таких вот косвенных улик, прежде чем они решат, что можно идти к судье за ордером на мой арест?

Джо не нашелся, что ответить.

– Я-то было решил, что эти типы вчера ночью сыграли мне на руку, – с горечью пробормотал я. – Когда они обстреляли мой тренажерный зал, я подумал, что это мне поможет. Даже Тарджент при всей его тупости и упрямстве вряд ли подумает, что я сам все это организовал, чтобы обелить себя. Но, похоже, я ошибся.

Джо покачал головой.

– Что тебя так удивляет? В конце концов, вчера он здорово тебя прижал, вернее, даже не он, а Брюер, когда арестовал того парня в Индиане. Так что если ты солгал и захотел бы убедить его в своей невиновности, то для этого тебе понадобилось бы нечто весьма убедительное. Например, чтобы кто-то превратил твой зал в стрельбище. Кстати, неплохая идея.

– Это просто смешно! – фыркнул я.

– Так ли? Вспомни, звонок насчет денег Карен раздался как раз в тот момент, когда тебя тут поливали свинцом. Все правильно, к этому не придерешься. Однако, будь я на месте Тарджента, знаешь, о чем бы я в первую очередь подумал, глядя на то, что осталось от твоего тренажерного зала? Решил бы, что все это сильно смахивает на то, что кто-то очень старался доказать, что ты не имеешь к этому делу никакого отношения, ну и слегка перестарался. И еще в одном Тарджент, безусловно, прав – почему эти типы пытаются связаться с Карен исключительно через тебя? Это же нелогично. Если, конечно, они не затеяли все только ради того, чтобы разделаться с тобой.

– Дорэн – если, конечно, это Дорэн – упомянул о том, что есть, мол, кто-то, кто был бы рад вывести меня из игры. Так сказать, предоставить мне еще одну, последнюю возможность выйти из игры, но тогда я просто не обратил внимания на эти слова. Возможно, они решили меня наказать. Я упустил свой шанс убраться подобру-поздорову, и вот теперь они мстят. Мстят тем, что втягивают меня в это дело.

– Ты уже рассказал Тардженту о Дорэне?

– Еще нет.

– Может, не так уж глупо с твоей стороны. Ладно. Как бы там ни было, нам нужно что-то такое, что напрямую связало бы его с Джефферсоном. Держу пари – если мы расскажем Тардженту о том, что нам удалось накопать, он просто посмеется над нами, поскольку все, что у нас есть на сегодняшний день, основывается на одной-единственной фразе, которую тебе бросил тот тип, а подтвердить этого никто не сможет.

Его слова заставили меня вскочить на ноги. Тарджент, Брюер, а вместе с ними десятки людей, которых я даже в лицо никогда не видел и знать не знал, какую роль во всем этом они играют, из кожи лезут вон: кружат вокруг меня, стягивая сети потуже, ставят ловушку, в любую из которых я мог угодить. Один я ничего не делаю, беспечно просиживаю штаны на крылечке, дожидаясь, пока они сделают свою работу.

– Нужно что-то предпринимать, Джо. Эта история в Индиане… А вдруг это еще не конец? Что-то мне подсказывает, что так оно и есть. Уж если они не останавливаются ни перед чем, делают все, чтобы науськать на меня копов, с чего бы им вдруг бросить свои попытки утопить меня? Нет уж, если они твердо настроились подсунуть меня полиции в качестве основного подозреваемого, тогда, черт возьми, пришло время и мне подсуетиться и подбросить копам кого-то другого.

Джо энергично закивал.

– Верно. Давай вернемся к делу Дорэна. Попробуем что-то накопать против него. И если получится, тогда, может, нам и удастся убедить Тарджента отнестись к этому серьезно.

– А если не удастся?

– Ну… тогда придется позаботиться о том, чтобы на твоем тюремном счету было достаточно денег, чтобы хватило на сигареты.

Джо пытался шутить, но нам обоим сейчас было не до смеха.

Как оказалось, Донни Уорд жил в шести милях от винокурни, рядом с которой была убита Моника Хит. Дом, в котором он обитал, производил довольно странное впечатление: типичный «кривой домишко» – скособочившаяся крыша, покосившиеся стены, во дворе трава по пояс, в которой шнырявшие по нему четыре громадных пса скрывались с головой, иногда пропадая из виду. Тонкая струйка дыма криво поднималась из старой трубы к небу – разливавшийся в воздухе аромат неопровержимо свидетельствовал о том, что хозяин дома трогательно заботится о сохранении живой природы, поскольку, судя по разливавшейся в воздухе вони, печку в доме топили исключительно мусором. Джо постучал в дверь. Одна из собак, гончая с изорванными в клочья ушами, забившись под крыльцо, громко зарычала.

– Хороший мальчик, – залебезил я.

Словно в ответ, пес ощетинился и грозно щелкнул зубами.

– Неплохо у тебя получается находить с ними общий язык, – одобрительно хмыкнул Джо.

– Может, сам попробуешь поладить с этим чудищем? – огрызнулся я.

На наш стук никто не ответил. В доме и на участке стояла полная тишина, если не считать не смолкавшего ни на минуту рычания собаки.

– Можем подождать, а можем приехать еще раз, попозже, – предложил Джо.

– Предпочитаю последнее, – бросил я, не сводя глаз с собаки, которая в это время, набравшись мужества, выбралась из-под крыльца и сделала шаг в нашу сторону.

Но не успели мы повернуться к двери спиной, как увидели вывернувший из-за угла старенький грузовичок-пикап, который, гремя и содрогаясь всеми своими внутренностями, катил к дому. Удушливая струя черного дыма вырывалась наружу из проржавевшей, готовой в любую минуту отвалиться выхлопной трубы, окутывая такой же древний белый капот, по цвету на удивление не вязавшийся с остальной частью грузовичка, еще носившей на себе остатки голубой краски. Водитель припарковал пикап позади машины Джо, и все четыре пса, моментально забыв о нас, закружились вокруг него, восторженно скуля и подобострастно виляя хвостами. Я с некоторым удивлением воззрился на эту сцену: все собаки – грязные, шелудивые – имели запущенный вид, который ясно говорил о полном пренебрежении к ним хозяина, а бедняги, судя по всему, искренне радовались возвращению этого типа.

– Вероятно, это Донни, – предположил я.

– Думаю, ты прав.

Стоя на крыльце, мы смотрели, как водитель, выбравшись из кабины, здоровался со своими псами. Это был худощавый мужчина, поджарый и жилистый, точно состоящий из одних мускулов. Несмотря на то что день выдался прохладный и даже на солнце термометр едва-едва показывал десять градусов, на нем была рубашка с коротким рукавом. На голове у мужчины красовалась старая, выцветшая добела бейсболка, из-под которой на шею падали клоки черных волос. Когда восторг собак немного утих, он выпрямился, сдвинул на затылок бейсболку и покосился в нашу сторону.

– Мистер Уорд? – окликнул его я.

– Угу. – Мужчина зашагал к крыльцу. – Вы насчет моих собак?

– Нет.

– А, тогда ладно. – Он выудил из кармана ключ и отпер дверь. – Тут одна сука по соседству взялась меня изводить – каждый божий день звонит шерифу, вопит, что у меня по участку бегают совершенно жуткие на вид, неприрученные псы. Ну просто курам на смех, верно? Они же все кастрированные! То есть, пардон, одну я стерилизовал, потому как она у нас дама. Но не в этом дело – я хочу сказать, что все мои собаки через это прошли. У меня тут шесть акров земли, а они хотят, чтобы я держал этих ребят в конуре да еще на цепи! Да будь я проклят, если соглашусь, пусть бегают на свободе. Видели когда-нибудь собаку в конуре? Я имею в виду, никогда не обращали внимания, какие у них глаза? Просто сердце разрывается, будь я проклят!

К тому времени, когда он закончил свой монолог, мы уже протиснулись вслед за ним в дом. Он даже не спрашивал, кто мы такие, просто болтал, как заведенный, а мы с Джо молча следовали за ним.

– Просто сердце разрывается, – повторил он, швырнув ключи на столик для лампы, стоявший возле самой двери.

Мы с Джо огляделись. Как ни странно, внутри дом выглядел намного приличнее, чем можно было бы ожидать, после того как мы увидели его снаружи. Правда, один из подлокотников кушетки был замотан скотчем, возможно, для того, чтобы шаткая конструкция не развалилась, а на потолке красовались разводы, ясно свидетельствующие о протекавшей крыше. Однако внутри оказалось довольно чисто. Бросив взгляд поверх плеча Донни, я с удивлением заметил на кухонном столике глиняный горшочек для приготовления мяса, а рядом с ним тостер. Этот тостер меня добил – сказать по правде, ничего подобного я не ожидал. Судя по тому, как выглядели дом и участок, логичнее было бы ожидать увидеть внутри горы пустых банок из-под пива. На стене напротив висело несколько фотографий в рамках, на всех снимках была одна и та же круглолицая девочка лет шести-семи с пухлыми щеками и щербатой улыбкой, демонстрировавшей отсутствие передних зубов. Не столько привлекательная сама по себе, сколько очень похожая на самого Донни, как мне показалось на первый взгляд.

– Итак, – проговорил он, обернувшись и в первый раз за все время проявив интерес к нам с Джо, – что вам, парни, нужно?

– Мы частные сыщики, – признался Джо. – Из Кливленда.

Донни одарил нас добродушной улыбкой.

– Ищейки, да? Ну-ну, вот чудеса-то! Как интересно!

– Ну, можно сказать и так. Простите, что свалились к вам как снег на голову, без предупреждения, но нам позарез нужно задать вам несколько вопросов об одном человеке, Энди Дорэне. Поверьте, это очень важно.

Улыбка, сиявшая на лице Донни, при этих словах словно застыла и сейчас казалась приклеенной к губам. Взгляд его метнулся к двери. Убедившись, что та закрыта, он резко выдохнул воздух сквозь сомкнутые губы. Это вышло, как будто он прошипел что-то, и странно было слышать этот звук и видеть у него на губах эту ненатуральную улыбку.

– Вы помните мистера Дорэна? – спросил Джо.

– Слушайте, ребята. – Донни качнулся, сделал два осторожных шажка назад, отступая в сторону гостиной. – Честное слово, рад был бы помочь вам, правда, рад бы, но что-то не хочется мне о нем говорить. Завязал я с этими разговорами, ясно?

– Довольно странно это слышать, – вмешался я, – учитывая, что Дорэн в свое время ссылался на вас, утверждал, что вы можете подтвердить его алиби – и это при том, что он в тот вечер вообще вас не видел. Мы думали, что вы с ним приятели, но что-то не похоже. Интересно, о чем он вообще, черт возьми, тогда думал? Есть какие-нибудь идеи на этот счет?

Донни покачал головой.

– Я ведь вам уже сказал – не желаю я говорить об Энди. Точка!

– А вы в курсе, что он снова на свободе?

Какое-то время Донни смотрел мне в глаза. Потом осторожно облизнул пересохшие губы и кивнул.

– Да, – прошелестел он.

– Сдается мне, тут напрашиваются только два предположения. Либо тогда в полиции вы сказали чистую правду и Дорэн просто тупой сукин сын, раз надеялся, что вы подтвердите его алиби на тут ночь, либо вы почему-то солгали, когда давали показания в полиции. И если верно второе… Что ж, могу предположить, что старина Энди тоже об этом не забыл и горит желанием нанести вам визит. А вы как считаете?

Донни молча подошел к входной двери, широко распахнул ее и красноречиво махнул рукой, предлагая нам убираться.

Мы не двинулись с места.

– Знаете, Донни, а я ведь разговаривал с ним, – продолжал я. – И, очень может быть, мне вскоре представится возможность снова с ним побеседовать. Заранее хочу вас предупредить – парень очень зол. Он просто в ярости – сказал, что пять лет гнил в тюрьме за убийство, которого не совершал. За убийство, которое совершил другой человек. Знаете, что случилось с одним из тех, кого он в этом винил? Он убит, Донни. Замучен до смерти, а потом зверски убит.

При этих словах Донни стащил с головы бейсболку, сжал ее в руках, смяв козырек, и невидящим взглядом уставился на ухмыляющуюся рожицу, подмигивающую ему, словно в надежде получить поддержку.

– Ну вот, в результате мне и пришлось решать, какое из двух предположений выбрать, – продолжал я. – Решать, верю ли я, что кто-то подставил Дорэна. Если кто-то все-таки это сделал, тогда, мне кажется, вы, Донни, солгали, давая показания полиции. И очень хотелось бы знать, почему вы это сделали. Вот, собственно говоря, и все. Правда, мне как-то не верится, что за всем этим стоите вы, Донни. Убейте, не верю, что вы сами заварили всю эту кашу. Зато вы наверняка сможете помочь мне догадаться, чьих рук это дело.

– Я не обязан вам ничего рассказывать, – упрямо повторил Донни.

– Ему нанесли более пятидесяти ран, Донни. Лезвием опасной бритвы. Раны были по всему телу. Боль, наверное, была адская – нам с вами даже представить невозможно, через что ему пришлось пройти. Вот чем это закончилось для того человека – кстати, он был только одним из тех, кого сам Дорэн винил за то, что ему пришлось отправиться в тюрьму, а потом гнить там целых пять лет.

Донни упорно не отводил глаз от бейсболки.

– Проклятый сукин сын пристрелил мою собаку, – наконец глухо проговорил он.

Мы с Джо переглянулись. Потом оба уставились на Донни.

– Дорэн?

Донни покачал головой, вновь напялил на голову бейсболку, после чего лягнул распахнутую дверь, плотно захлопнув ее.

– Нет. Тот тип, которого они послали поговорить со мной. Я тогда и не знал, что Энди арестовали. Полиция еще до меня не добралась. Так что этот тип появился первым.

– Кто это был? – спросил Джо.

– Можно подумать, он мне представился, – фыркнул Донни. – Думаете, один из тех, с кем мы перекидывались в картишки или выпивали в баре?

– И вы не знаете, кто его послал?

Донни покачал головой, повернулся и двинулся в гостиную, словно забыв о нас. А потом тяжело опустился на кушетку с той стороны, где подлокотник был замотан скотчем, и вздохнул.

– Этот тип явился рано утром. Невысокий такой, довольно щуплый, чернявый. Я еще подумал, может, итальяшка? Но сильный, это точно. Здоров он был, как бык. Вылез из своей машины, подошел к дверям, я его и впустил. Он сказал, что очень скоро ко мне нагрянут копы, станут, мол, выспрашивать об Энди. Велел сказать, что меня с ним не было. Объяснил, что, дескать, мне так даже лучше – не нужно будет мотаться потом в суд да давать показания и все такое. Я разозлился, как черт. Ах ты, говорю, кусок дерьма! С ума спятил, не иначе! Да за кого, говорю, ты меня принимаешь? Думаешь, у меня язык повернется соврать, зная, что невинный человек пойдет за это в тюрьму? А он тогда открыл сумку, которая у него была с собой, и давай выкладывать оттуда пачки наличных. Понятия не имею, сколько у него там было. Я глаза вылупил, а он все вытаскивает оттуда деньги да вытаскивает, я в жизни столько деньжищ не видел. Он свалил их все вот тут, на столик, а потом смотрит на меня и говорит: «Ты уверен?»

Мы с Джо так и остались стоять, где стояли, но Донни Уорд, казалось, этого даже не заметил. По-моему, он вообще забыл о нас. Глядя невидящим взглядом куда-то в стену, он опустил голову и машинально ковырял пальцем край липкой ленты.

– Ну, тогда я ему и сказал… Вали, говорю, отсюда, пока цел, забирайся в свою машину и катись ко всем чертям, чтобы я тебя больше тут не видел! Потому как не собираюсь я врать и не нужны мне эти вонючие деньги, раз я знаю, что невинного человека из-за меня упекут за решетку, понимаете? Не стану врать и все. А этот тип… он просто взял и убрал свои доллары обратно в сумку, молча так, а на губах такая гаденькая ухмылочка, аж мороз по коже. А когда сложил их в сумку, порылся там и достает пистолет. Направил дуло мне в лоб, встал с дивана и взял меня за яйца. Небось, слышали это выражение – «взял за яйца»? Так вот, этот чертов сукин сын это самое и сделал, клянусь вам. Просто протянул руку, схватил меня… сами понимаете за что и сжал со всей силы. Я чуть не умер, ей-богу. Дышать и то не мог. А он, зараза такая, все сжимал да сжимал, так что у меня глаза на лоб полезли, а он тыкал мне пистолетом в лоб. А потом вдруг спросил, сильно ли я люблю свою дочку…

Впервые Донни поднял глаза, первый раз за все время, что длился его рассказ. Он вскинул глаза, и я увидел, как дернулась его голова. Но он смотрел не на нас, а на стену напротив, на развешанные там фотографии пухлой девчушки со смешной щербатой улыбкой.

– Да, у меня есть дочь, только она живет не со мной. Ее зовут… впрочем, какая разница. Она моя дочь, понимаете вы или нет?! Она моя дочь. А он сказал…

Он осекся, провел рукой по лицу, словно стряхивая налипшую паутину, и отвел глаза в сторону. Его руки крепко стиснули подлокотник кресла, кусок липкой ленты, который он нечаянно оторвал, свесился вниз, обмотавшись вокруг его пальцев, но Донни, по-моему, даже не заметил этого.

– У меня в то время была еще одна собака, голубой кунхунд[24]24
  Порода охотничьих собак.


[Закрыть], старый уже… Но все равно, это был лучший в мире пес, вы такого в жизни своей не видели. Когда этот тип отпустил меня… короче, он взял свою сумку, открыл дверь и уже было ногу занес, чтобы спуститься с крыльца. Отис как раз был во дворе, дожидался, когда я выйду, – он всегда так делал. Он услышал, что открылась дверь, и бросился к двери. А эта сволочь… он просто вскинул пистолет и выстрелил в него. Выстрелил ему прямо в голову. А потом повернулся ко мне и, не моргнув глазом, сказал: «Так ты подумай насчет своей дочери, слышишь, Донни?» И зашагал себе по дорожке к тому месту, где стояла его машина. А перед тем как уехать, еще раз повернулся и крикнул мне: «Чем стоять столбом, ты бы лучше поторопился зарыть собаку, до того как приедут копы».

На этом месте что-то вдруг заклокотало у него в горле, и Донни замолчал. В комнате повисла тишина. Он долго молчал, глядя в пол, и продолжал машинально дергать отвалившийся кусок скотча. Мы с Джо тоже молчали и старались не смотреть друг на друга.

– Мы найдем этого типа, Донни, – пообещал я.

– На вашем месте я бы не стал этого делать, – криво усмехнулся он.

– А я сделаю, вот увидишь. И, когда снова увижу Дорэна, когда мы с ним снова встретимся, я обязательно скажу ему, что ты тут не виноват.

Донни откашлялся.

– Он и так это знает.

– Что?

– Знает. Я сделал то… ну, короче, то, что мне велено было сделать, потому как боялся. Боялся за дочь, понимаете? Но это вовсе не значит, что мне было легко. Я видел, как Энди увезли в тюрьму, и при этом знал, что он не убивал ту девушку. Меня это все время глодало. Но я держал язык за зубами – ни словечком никому не обмолвился и год, и два, после того как Донни посадили. Ну а потом… Короче, моя бывшая переехала и дочку забрала с собой – выскочила замуж за одного типа и уехала с ним в другой штат. Нет, я ничего против него не имею, он парень порядочный и хорошо относится к моей девочке. Не знаю, что я тогда решил, наверное, что ей там ничего не угрожает. Но в полицию все равно не пошел, не стал рассказывать им, что случилось. Все еще боялся, наверное. Короче… в общем, так, ребята: если вы сейчас уедете, а потом вернетесь сюда с копами, я скажу, что вы все выдумали, ясно?