Текст книги "Время скитальцев (СИ)"

Автор книги: Марья Фрода Маррэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)

– А ничего попроще не нашлось? Ты что, увидел, как в монастырском саду белье на веревке сушится, и перелез через забор? Не верю – под тобой забор развалится.

– Это самое надежное. Никто не пристанет.

– А ты представляешь, что будет, если ее поймают в таком виде?

– Если ее поймают, то ее в любом виде ничего доброго не ждет. А потому – пусть идет в трюм и не высовывается, покуда не отплывем. А я составлю ей компанию – потому что сейчас, как лошадь, засну стоя. Фран, солнышко, ты присмотри здесь – остаешься за старшую.

– А я? – с деланной обидой спросил Йеспер.

– А ты как всегда, за капризного младшего братика. И учти: по поводу кружки с пожертвованиями я пошутил.

До отплытия больше ничего интересного не случилось. В назначенный час ударил колокол, барка отшвартовалась и неторопливо заскользила дальше по Риваре.

Йеспер все так же болтал со старушками, но Франческа уже не слишком прислушивалась к беседе. Занятая своими мыслями, она сидела на корме барки, наблюдая, как скрываются вдали башни Читта-Менья, и снова тянется высокий пустынный берег.

Сестры-целительницы сошли вечером на маленькой пристани селения Реджано. Йеспер стащил тачку на причал, за что удостоился искреннего благословения от сестры Клары и одобрительного кивка от сестры Доротеи. Старушки повлекли свой скарб прочь, барка вскоре отчалила, а Йеспер все стоял и смотрел, как две фигурки взбираются по белой тропе на горку, постепенно теряясь в сумраке.

Франческа, очнувшись от своей задумчивости, подошла к Варендалю.

– Ну, и где наш командир? – поинтересовался он.

– Только проснулся, – ответила Франческа. – Велел передать тебе, что теперь весь путь до Виоренцы будем дежурить по очереди. Мы трое, разумеется. Старую джиори в счет не берем. Кто-то должен быть на палубе. До полуночи будет его время. Дальше – твое.

– Он никак не уймется, – вздохнул Йеспер. – Твой ушастый ежик – несусветный зануда, Фран.

– Тогда я тоже зануда. Мы должны смотреть в оба, Йеспер, если не желаем проснуться с ножом, приставленным к горлу. Не желаю повторения кладбищенской драки.

Она снова потянулась к фибуле, но, словно сделав над собой усилие, остановила руку.

– Ты сегодня совсем странный, – заметила она.

– Я все думаю о той женщине на площади, – признался Варендаль. – Ты ведь все слышала?Неужели никто за эти годы не понял, что она такое? Неужели люди такие неподатливые? Такие глупые?

– Чтобы понять, нужно знать. Откуда этим горожанам знать…

– Ты вот меня раскусила сразу, чуть не с первого взгляда. Что бы ты сказала, увидев ее…

– Ты же знаешь, я давно все ощущаю иначе, – проговорила она. – Но, да, может быть, я и почувствовала бы. А может, и нет.

– Я не успел закрыться. Просто не ждал ничего подобного. И я бы не смог отразить… вернуть назад. Не смог ударить. Это было бы ужасно. Жуткий выбор – быть мошкой в паутине или стать пауком-убийцей.

Франческа поморщилась.

– Неизбежный выбор. Но ты не паук, Йеспер. Уж поверь.

– Ты меня понимаешь, – горько сказал Йеспер. – Только ты. Ну, и Танкреди еще. А Рико думает, что я конченый идиот.

– Он понимает больше, чем ты думаешь, – вступилась за мужа Франческа.

– Вряд ли. Он… Он нормальный, Фран. Ты замужем за потрясающе нормальным человеком, и это замечательно.

– Да, – сказала Франческа. – Это замечательно. Спокойной ночи, Йеспер.

После была ночь. Рико слегка удивился, когда почти сразу после полуночи Варендаль сам, не дожидаясь, пока его растолкают, появился на палубе. Немного поболтав, они разошлись: ду Гральта спустился в трюм, а Йеспер расстелил куртку и улегся, положив под бок чикветту.

Так он лежал, наблюдая, как серебрится сквозь облака лента звездной Реки и прислушиваясь к плеску воды и дальним голосам ночи. Когда же ночь стала выцветать, превращаясь в сумерки, он поднялся на ноги.

– И куда это ты собрался?

На палубе стояла Франческа. Лицо ее, освещенное белым кормовым фонарем, казалось странно бледным. Багряный платок туго обтягивал плечи. Она пристально смотрела, как Йеспер заворачивает в мешковину чиквету и вешает сверток за спину.

– Куда собрался? – повторила она.

Йеспер улыбнулся.

– На тот берег, Фран. Я просто посмотрю на те места. Барка идет медленно. Я нагоню. А если вы доберетесь до Виоренцы раньше, расскажи все, что слышала, Аррэ. Он-то дознается, где собака порылась.

– Мы могли бы вернуться позже. Все вместе.

– Я не могу уйти, не проверив.

– Почему?

– Понимаешь, я ей пообещал. Я поклялся.

– Чем же, конченый ты идиот? – вздохнула Франческа.

– Всем, чего у меня нет.

Зубоскал ждал, что она попытается остановить его, но Франческа молчала. Серая вода колебалась и звала. Наконец на востоке начало разливаться зеленовато-желтое свечение – предвестие нового солнца.

Франческа безмолвно смотрела, как Зубоскал залезает на край планширя, глядя на свинцовую воду и волнистую линию левого берега.

– Я Йеспер Ярне Варендаль, – прошептал он. – Я всегда держу слово.

И прыгнул.

Глава вторая
Один нескладный день

Куда делась монета?

На свое несчастье Паоло Раньер, подеста города Читта-Менья, задал это вопрос вслух, за что немедленно поплатился.

– Надоело! – раздался резкий взвизг, и серебряная тарелка полетела на пол, со звоном обдав тапочки подесты остатками мясной подливы.

Паоло Раньер в недоумении поднял глаза на супругу. Джиори Джульетта стремительно наливалась гневным румянцем. Скандал, зревший весь вчерашний день, яблоком упал с ветки прямо на голову подесты.

– Да чтоб она провалилась, твоя монета! – завопила джиори Джульетта. – И твоя полоумная с нею вместе! Никакого покоя в жизни! Весь день вокруг нее проплясал! Надоело! Сколько я буду ее в доме терпеть⁈

И с наслаждением отправила в стену мисочку с маринованными оливками. Служанка, выглянувшая из коридора на звон, поспешно спряталась обратно.

– Ты не дура ли? – напрямик спросил подеста, отодвигая в сторону блюдо с медовой лепешкой, коей он собирался завершить ранний завтрак. – Ты меня за кого держишь⁈ Батюшка мой просил меня позаботиться об Эмилии. Это мой долг. Ты что, женщина, желаешь, чтобы я нарушил слово, данное отцу?

– Значит, долг перед отцом ты сознаешь⁈ А перед женой долга у тебя нет⁈ А перед детьми⁈

Бесполезно, тоскливо подумал Паоло Раньер. Что толку объясняться со строптивой бабой, которая все твои выкладки знает наизусть и на каждое слово готова дать тысячекратный отпор. Боги, дайте мне терпения!

Он невольно покосился на лестницу на третий этаж, где в мансарде обитала Эмилия. Там стояла полная тишина: после возвращения подопечная его с безмолвной покорностью поднялась в свою комнату и более ее не покидала.

Она, чтобы ни плела Джульетта, не доставляла никакого особого беспокойства: ела, что дадут; повинуясь велению служанки, спускалась посидеть в саду и возвращалась назад в комнату и вообще выполняла все приказы, никогда не жалуясь.

Правда, порой ее обнаруживали на галерее ночью. Она всякий раз стояла, обратив лицо к реке, словно всматривалась в дальний берег, но служанка клялась, что глаза у безумной были зажмурены, а губы шевелились, словно она что-то беззвучно шептала. В такие моменты сложно было добудиться ее и заставить вернуться в комнату. Да еще эта привязанность к старому платью: Эмилия могла сменить одежду, но и тогда не давала унести его даже, чтобы почистить.

Джульетту это бесило, и подеста подозревал, что не последнюю роль здесь играет белый и розовый жемчуг, украшавший корсаж. Женушка переживала, что такая ценность пропадает в небрежении. А в остальном – неприятностей от его подопечной было не больше, чем от домашней кошки.

Она всегда была такой: молчаливой, погруженной в себя, мечтательной. Но отнюдь не дурой. Они, бывало, разговаривали, когда старый Торнаторе приезжал с семейством на праздники к его отцу. Раньер тогда удивлялся ее наблюдательности. Пару раз они даже танцевали в День Зимнего Солнца. Приятное воспоминание.

И отчего я, дурак, к ней тогда не посватался, подумал Паоло Раньер. Отец не был бы против. Сейчас жили бы себе мирно, без воплей этих бабских… Почему-то он был уверен, что Эмилия не стала бы орать ни при каком раскладе. Но пока он – самый завидный жених в округе – лениво выбирал меж девицами из знатных и состоятельных семей, Торнаторе и Витале задумали мириться, и Эмилия сделалась залогом мира и спокойствия. И судьбу свою приняла без ропота. Она знала, что такое долг перед семьей и спокойно его исполнила. Правду сказать, и Джино Витале был неплохим парнем. И вот как все оно обернулось…

В уши, словно бурав, вонзился голос жены.

– А уж коли ты ее опекуном назначился, так уж и свою выгоду помни! Отчего не велишь засеять поля на том берегу! Какой-никакой а прибыток бы получили!

Паоло Раньер обернулся.

– Не твое дело, – жестким, слегка севшим голосом, произнес он.

Но жена не уловила скрытого предупреждения.

– Не мое дело! – взвилась она, словно необъезженная кобылица. – А то что мы ее который год за свой счет кормим-поим, это чье дело⁈ А то что я ночами не сплю – за детей боюсь, это чье дело⁈

Раньер морщился, чувствуя, как сжимаются кулаки. Боги, не дайте совершить непоправимое!

В дверь постучали. Это был резкий, уверенный, деловой стук. Так зовут неотложные дела. Где-то что-то стряслось, но сейчас подеста был даже рад этому поводу прервать глупый спор.

– Посланцы из Реджио, – сообщила, вернувшись, служанка. – Требуют вашу милость срочно.

– Проводи в кабинет. Сейчас буду, – и Раньер, не глядя на супругу, пошел одеваться.

Под подошвой тапочка всхлипнула раздавленная оливка.

Когда за супругом закрылась дверь, джиори Джульетта тяжело выпрямилась на стуле, вытерла пот со лба…

И совершенно спокойным тоном приказала служанке:

– Полы подмети.

Лейтенант «синиц» мерил шагами кабинет подесты. Комната была небольшой, а двигался служивый быстро и нетерпеливо, словно застоявшаяся лошадь.

Раньер смотрел в окно. Подчиненные лейтенанта – четверо дюжих парней – сидели прямо на крыльце. Выглядели все они именно так, как выглядят уставшие в дороге люди: покрасневшие от солнца потные лица, запыленная одежда и сапоги. Служанка, сжалившись, вынесла парням кувшин воды, и они по очереди пили прямо из горлышка, заливая туники на груди.

Лейтенант кашлянул, возвращая подесту к реальности.

– Я видел его, – сказал Раньер. – Вчера утром. Он прибыл на барке, а она отчалила после полудня.

– А остальные?

– Нужно спросить таможенников на пристани. Они проверяют грузы и просматривают списки пассажиров. Я сейчас отправлю человека.

– Сделайте милость.

– Что еще от меня надобно?

– Люди и свежие лошади, – коротко потребовал лейтенант. – Мы должны догнать всю компанию до таможенного поста на границе.

– Придется огибать Квиренские скалы. На береговой дороге сошел оползень. Я достану лошадей и дам нескольких городских стражников в подмогу, но потребуется некоторое время. Отправьте людей в таверну, пусть перекусят. И еще…

Раньер задумался. Ситуация вырисовывалась скверная.

Если рыжий все же позарился на монету (у безумной воровать – мерзость!), то нужно ее вернуть. Непременно вернуть, пока он не понял, что нигде ей не расплатится и не вышвырнул прочь. Поручить такое задание ни лейтенанту, ни даже своим людям Раньер не мог – они не могли в полной мере представить важности этого кусочка старого металла.

Решение напрашивалось само.

– Я еду с вами, лейтенант – быстро сказал он.

– Куда? – оторопело выдавила жена. – Куда ты собрался⁈

– Разбойников ловить! – рявкнул Паоло Раньер. – Луцио, помоги.

Джульетта приложила руку ко рту и осела на скамью. Луцио, сержант городской стражи и ближайший подручный Раньера, пришел на помощь начальнику, и Раньер наконец облачился в бригантину, препоясался отцовским мечом и торопливо, словно опасаясь, что посланцы примо-квестора отправятся в путь без него, натянул на руки прочные перчатки свиной кожи.

Последний раз он надевал доспехи три года назад, когда герцог проплывал по Риваре, направляясь в свои пограничные владения. Сейчас они казались тесноватыми и до жути неудобными.

Подеста, позвякивая шпорами, вышел на крыльцо, где уже дожидался Луцио с тремя стражниками и «синицы». Время подбиралось к полудню, металл мгновенно нагрелся.

Раньер обнял двоих сыновей, выскочивших на крыльцо. Мальчишки имели вид взъерошенный и гордый: отец отправлялся навстречу приключениям. Раньер усмехнулся: все-таки парни, как ни баловала жена, удались больше в его породу. Вот и славно. И вообще пора заканчивать с этими бабьими истериками. Вот вернется и покажет, кто в доме главный.

Задержавшись на пороге, он снова прислушался: из мансарды не доносилось ни звука. Однако, когда Раньер присмотрелся, он заметил в окне женский силуэт.

Подеста поймал раздраженный взгляд жены, и пожалел, что дал ей лишний повод для злости.

Джульетта не была жестокой. Ну, по крайней мере он надеялся, что не была. А вот ревнивой донельзя и склочной до тошноты… Раньер искренне надеялся, что в отсутствие мужа она не обратит свой слепой гнев на Эмилию.

– Смотри тут, – велел он, садясь в седло. – Чтобы без глупостей. Чтобы мир и покой.

Прозвучало не слишком грозно.

* * *

– Куда?!!! Куда он поперся⁈

Франческа не стала повторять в третий раз. Она не сомневалась, что Рико и так прекрасно все услышал.

Он оперся о борт и напряженно вгляделся в дальний берег. Солнце уже встало. Низины, заросшие тростником, еще удерживали тени, но место, где Йеспер приблизился к берегу, давно осталось позади, за изгибом берега.

– Боги, зачем только я связался с этой бестолочью, – угрюмо проворчал Рико. – Вернется – убью. Какого беса он вообще влез в это дело?

– Он же не помнит, как получил свой дар. И, встретив подобного себе человека, он решил, что обязан добраться до сути. Дело чести. И я его понимаю… все мы ищем причины, по которым наша дорога оказалась сломана…

– Уж ты-то точно, – вздохнул Рико. – Что ты устроила тогда на свадьбе Спиро Андракиса…

– А я нисколько не жалею, – с легким вызовом ответила Франческа. – Оно того стоило. Да, и планов на дальнейшую жизнь у меня тогда было ровно на пять минут.

– Сейчас несколько побольше? – улыбнулся Рико.

– Значительно больше. Мы оставим Йеспера здесь? – с некоторым сомнением спросила Франческа.

– Предлагаешь прыгнуть следом? Нет уж, мне эти фортели изрядно надоели. Не желает слушаться меня – пусть живет своим умом. Аррэ его взгреет, а наше дело отныне – сторона. Справится. Взрослый мальчик.

Он досадливо пнул подвернувшийся бочонок.

– Э! – крикнул капитан, который как раз появился на палубе. – Побережнее с грузом, ты, бугай неотесанный! Какой из тебя, ду Гральта, купец⁈ Тебе бы тюки на пристани ворочать… Где твой рыжий проныра?

– Сошел.

– В смысле⁈

Рико промолчал. Бенито подозрительно уставился на пассажира, но тут сменившийся с вахты матрос, что ночью правил кормовым веслом, подошел к капитану и принялся докладывать, то и дело кивая на Франческу.

– Придурки! – выругался Бенито и громко добавил: – Слышь, Рико, даже не надейся – деньги за него я не верну. Тебя я знаю, но вот остальные, клянусь Благим Антеро, мутные, как риварская вода. Если что не так пойдет – ссажу всю компанию на берег и…

Он не договорил. Барка внезапно, словно ударилась о что-то и резко накренилась на левый борт. Тюки, бочонки и всяческая кладь поползли и покатились по палубе Матросы завопили. Барка еще раз вздрогнула и замерла.

– Это что? – встревоженно произнесла Франческа, хватаясь одной рукой за планширь, а другой за локоть мужа.

– Это⁈ – взревел в ответ капитан, меняясь в лице. – Это… мать ее… мель!

– Раз-два-взяли! Раз-два-взяли! Тяни, парни!

Парни тянули. Все матросы, за исключением двух, управлявшихся с шестами и кормщика, высадились на берег и взялись за припасенные на такой случай канаты, пытаясь общими усилиями сдернуть судно с мели. Часть палубного груза перевезли на двух яликах на берег, чтобы облегчить глубоко сидящую в воде барку. Пассажиры, изгнанные на песок вместе со всем скарбом, жались к обрывчику, дававшему слабую защиту от солнца.

– Тяните, песьи дети! – разорялся капитан Бенито, примыкая то к одной, то к другой группе работников в зависимости от того, как кренилась «Болотная тварь». – Взяли! Взяли! Взя… Ладно! Передышка!

Тягловые матросы побросали канаты и попадали наземь. Рико, принимавший живое участие в работе, вернулся к сидевшим в стороне женщинам. Франческа протянула кружку с водой и он осушил ее в два глотка.

– Без толку, – ответил он на молчаливый вопрос жены. – Плотно сидит. Нужна подмога. Эй, капитан! Здесь же не было мелей…

– А ты когда здесь в последний раз плавал? – отозвался тот.

– Давно, – сознался Рико.

– То-то и оно. Река мелеет. А ведь еще лето не настало. Я так чую, через пару месяцев мы фарватера не узнаем. Эй, юнга! – Бенито ткнул пальцем в потного парнишку, пластом лежавшего на траве. – Четверть часа отдыхаешь и топаешь вон по той тропе в деревню. Попросишь у старосты волов, иначе мы тут застрянем на веки вечные!

Юнга явно не вдохновился перспективой тащиться в гору по жаре, но не перечить же капитану.

– Ри, иди сюда в тенек, – позвала Франческа, отошедшая подальше, туда, где за стволами молоденьких запыленных пиний открывался вид на дальние холмы и выцветшее полуденное небо.

Ду Гральта последовал за ней.

– Дело не к добру, – пробормотал он. – Так мы дождемся, пока по нашу душу явятся…

– Уже дождались, – шепотом ответила Франческа.

Рико вскинул голову.

– Посмотри-ка туда, налево, на ту вершинку, поросшую терновником. Только не в открытую. Там человек, и он следит за нами. Уже давно.

Рико некоторое время лениво созерцал окрестности.

– Да, ты права. Но слуги закона не стали бы прятаться в терновнике.

– Думаешь, люди Торо?

– Скорее всего. Быстро они добрались. Слишком быстро… сдается, мы нарвались на кого-то с серьезными намерениями.

– Нужно отвадить эту шваль раз и навсегда, – резко сказала Франческа. – Не желаю, чтобы однажды они появились у порога нашего дома.

Рико искоса взглянул на нее.

– Думаешь, они способны принести вред?

– Не нам, так другим.

– Возможно. Но сейчас они не нападут. Побоятся отпора. Будут выжидать удобного случая. Надеюсь, мы сумеем убраться отсюда до ночи.

Они немного помолчали.

Франческа приложила руку к фибуле, ослабляя застежку.

– Давай прогуляемся туда, – внезапно предложила она. – Пока есть время.

– Нет, – ответил Рико. – Даже не думай. Ладно, пошел я. Попытаемся сдернуть эту посудину с места.

Матросы снова впрягались в канатную упряжь. Рико присоединился к ним, выбрав место, требовавшее наибольшего приложения силы. Раздался окрик капитана, и людская цепь пришла в движение.

Франческа смотрела, как Рико работает. Исчерченные темными узорами татуировки руки напрягались, мускулы вздувались так, что казалось вот-вот рубашка треснет по швам. Он один заменял троих матросов. Капитан прав: в Рико ду Гральта было слишком мало от купца и слишком много от портового грузчика.

Франческу просто-таки завораживало это зрелище. Когда же она обернулась и снова всмотрелась в дальние заросли терновника, там уже никого не было.

* * *

– А нету лошадей, – испуганно проблеял дворовый малый на постоялом дворе. – Все господа забрали, что прежде вас останавливались.

Паоло Раньер выругался, тяжело ссаживаясь наземь. Ноги, отвыкшие от поездок верхом, будто одеревенели и норовили подкоситься.

Погоня не складывалась. Они потеряли полдня, огибая засыпанный оползнем участок дороги по горным тропкам. И вот, наконец выбравшись ближе к реке, обнаружили, что не смогут заменить лошадей. Раньер погладил своего Сорванца по шее: умаялся, бедняга…

– Эй! А своих животных они оставили? – крикнул Луцио Марр.

Дельное замечание. Но забрезжившая надежда тут же угасла.

– Какое, джиор! Увели в поводу. Пуста конюшня, один осел в стойле.

– Кто бы это мог быть? – пробормотал Раньер. Кто здесь мог путешествовать по гербовой подорожной, забирая лошадей, которые предназначались для чиновников?

Лейтенант «синиц» сделал отмашку своим людям: спешиваемся, мол.

– Мы должны были уже их догнать, – с досадой сказал он. – Но делать нечего. Передышка на несколько часов, иначе никуда вообще не доберемся.

Паоло Раньер уныло кивнул, направляясь к порогу таверны. На душе было скверно. Монета уплывала прочь. Что он будет делать, когда Эмилия вновь забеспокоится? Что он будет делать с отцовским наказом?

«Ты должен это понять, сынок. Иначе эта тайна будет грызть тебя, как изгрызла меня. Она, словно туман, засела в моих костях, словно заноза впилась в сердце. Каждый раз, когда я обращался взором к реке, я вспоминал, что по ту сторону существует нечто ужасное. Нечто, чему не должно быть места рядом с людским жилищем. Эта загадка оскорбляет разум, сын. Пустота оскорбляет разум».

Отец оказался прав. Даже спустя годы, с головой погрузившись в будничные дела и заботы маленького городка, он не мог забыть, что совсем рядом притаилось что-то непознанное и опасное. Именно поэтому угодья Торнаторе и Витале оставались необработанными все эти годы, именно поэтому он запретил приближаться к старой усадьбе. Именно поэтому трижды ездил на болота в сопровождении одного лишь Луцио, чтобы вернуться перемазанным грязью с ощущением собственной бесполезности и безразлично выслушать нападки жены.

То, что случилось однажды, может повториться. И кого оно заберет тогда?

Паоло Раньер-младший сидел за столиком в душной таверне, через силу жевал бобы с чесночным соусом и вспоминал.

– Отец приглашает. Мы быка забьем. Винища три сорта закупили, за четвертым послано. Приезжайте, джиоры, сделайте милость. Отпразднуем так, что земля вздрогнет!

Давиде Витале, младший сын старика Витале, развалился в кресле с тем ощущением собственной свободы, какое может быть лишь у шестнадцатилетнего юнца, лишь недавно познакомившегося с бритвой. Он весь лучился гордостью от доверенного ему поручения – пригласить гостей на праздник от имени семейств Витале и Торнаторе – и одновременно стремился показать, что дело сие плевое и ему это что комара раздавить.

Зрелище получалось забавное, но Паоло старательно сдерживал улыбку, чтобы не смущать молодого человека. Все же шестнадцать бывает раз в жизни.

– Что это у тебя? – полюбопытствовал Паоло, заметив странную вещицу, которую Давиде крутил меж пальцами во все время своей краткой речи.

– А, это, – Давиде подкинул предмет на ладони. – Занятная штуковина. Джино нашел там, на болотах. Он постоянно туда шляется.

– На болотах? – изумился Паоло. – Дай-ка взгляну.

Он взял в ладонь протянутый Давиде кусочек металла. Скорее всего это была старинная монета – Паоло видывал подобные квадратики из меди в коллекции одного друга отца в Реджио – но в то же время она была крайне необычна. Тусклая, слишком тяжелая, с непонятными значками, отчеканенными по каждому краю квадрата. Края были слегка затуплены, видимо, чтобы не порезаться.

Он осторожно попробовал монету на зуб. Золото? Кажется, да. Или все же нет? Сплав?

– Странная штуковина, – заключил он, возвращая монету Давиде. – Где только Джино ее выкопал?

Юноша подмигнул.

– Про то старик и собирается потолковать, – многозначительно сообщил он. – А мне Джино велел снести вещицу к ювелиру и подобрать цепочку покрасивее. Собирается подарить Эмилии, прикинь? Лучше бы нитку жемчуга купил, право слово.

Он поднялся на ноги, спрятал монету в кошель и гордо поправил на поясе кинжал с посеребренной рукоятью – символ свободной воли, который по обычаю предков, дарят отроку на совершеннолетие.

… Когда они с отцом вошли в дом, кинжал Давиде лежал на тарелке. Им разрезали жаркое, да так и оставили наполовину воткнутым в мясо. Именно глядя на этот кинжал, Паоло Раньер понял, что случилось что-то совсем неправильное.

И когда он вспоминал ту ночь, то поневоле первым делом память возвращала темный зал, в котором каждый шаг казался невероятно громким, плещущее пламя факелов и пугающее противоречие между празднично накрытыми столами и полной тишиной большого дома.

И то непонятно-давящее чувство пустоты в груди, которое росло с каждым мгновением, пока не заполонило весь разум и душу. И он стоял, привалившись к резной колонне и смотрел в пустоту, уже не понимая, зачем он здесь…

– Пойдем во двор, – проговорил отец и, заметив, что сын почти не воспринимает его слова, схватил его за куртку и потащил прочь из дома, под безмолвные осенние звезды…

– Джиор подеста, – прервал его воспоминания голос Луцио. – Джиор подеста, просыпайтесь.

Паоло Раньер разлепил веки. Оказывается, он задремал, привалившись головой к некрашеной стене. Радует, что не носом в бобы нырнул.

Вечерело. Во дворе слышались торопливые голоса – там вновь седлали лошадей. Погоня продолжалась. Не та благородная погоня за неприятелем, о которой пишут в рыцарских романах, а какая-то суетливая, обыденная, как вся его жизнь. Почти вся, если не считать той туманной ночи и последствий, которые она принесла.

Луцио – вот расторопный шельмец – поставил перед начальником кружку чистой воды. Раньер сделал пару глотков, плеснул в ладонь, протер лоб и щеки и пошел исполнять свой долг дальше.

Как там Джульетта? Как дети?

* * *

– Я тебе что сказала⁈ Купить бутыль масла для светильников!

– Так я купила!

– А почему не всклянь налито? Вот она метка-то! Снова меня обманываешь⁈ И сдача где⁈ Снова, поди, к своему хахалю бегала, деньги ему отнесла⁈ Сам-то он и на лепешку себе не заработает, все спустит!

– Да это масло колышется, когда в руке держишь! Вот смотрите, вот сровнялось все! А денег вы вровень дали! Не было сдачи!

– Ты поогрызайся мне!

Женщины стоят на кухне и самозабвенно упражняются в перебранке. Это милое занятие прерывает четкий, быстрый стук, доносящийся от парадной двери.

– Кажись, в дверь долбятся, – бормочет служанка. – Кто бы это под вечер…

– Так что стоишь, дура! – рявкает госпожа. – Иди отворяй!

Служанка вытирает руки о передник и, шлепая кожаными сандалиями, идет к дверям, чтобы через минуту явиться обратно.

– Тама господина спрашивают, – говорит она. – А коли нет, так госпожу.

– Знакомый кто?

– Не. Молодой джиор. Любезный. Никогда раньше не встречала.

Джиори Джульетта, весьма заинтригованная, поспешно оправляет платье и спешит к двери, попутно обмахиваясь ладонью, чтобы остудить излишне разгоряченные спором щеки.

На улице у порога дома и в самом деле дожидается незнакомый молодой мужчина, явно не простого звания. Он невысок, но весьма изящен. Черный, украшенный по краю серебряным шитьем, плащ, берет в тон с прекрасным фазаньим пером, строгая одежда и начищенные до блеска сапоги – все говорит в его пользу.

– Доброго вечера, прекрасная джиори. Прошу прощения, что отрываю вас от дел, но наш разговор займет всего пару минут. Ваша прислужница сказала, что супруг ваш, почтенный Паоло Раньер, отсутствует по служебной надобности. Я в некотором роде тоже на службе и потому нижайше прошу, подскажите, где я могу его отыскать?

Вся эта тирада произносится плавным, прекрасно поставленным голосом, без единой запинки или просторечия.

Джиори Джульетта нечасто встречает столь любезного кавалера и оттого чувствует себя весьма воодушевленной.

– Муж отбыл по срочным делам, – гордо сообщает она. – В округе появились разбойники, и долг призвал его отправиться в погоню.

– Разбойники⁈ – поражается изящный кавалер. – Здесь⁈ Как такое возможно, любезная джиори⁈

И, слово за слово, джиори Джульетта выкладывает все те обрывочные сведения, которые успела собрать из слов мужа, Луцио и того, что доложила вострившая уши служанка. Слушателя она обретает крайне внимательного.

– Так значит, ваш супруг отбыл через Квирентан. Что ж, возможно, мы с ним идем по общему следу. Жаль, что я не мог успеть ранее. Весьма жаль…

Внезапно выражение лица его изменяется, став напряженно-удивленным, словно он внезапно увидел нечто, чего совсем не ожидал встретить. Джиори Джульетта оглядывается и моментально вычисляет причину такой перемены.

На галерее, что опоясывает дом вдоль второго этажа. стоит Эмилия Витале. Слава Благим, не в том проклятущем платье, а в домашнем. Стоит, кутаясь в накидку, словно на дворе знобкая осень. Клуша безмозглая!

– А ну, пошла прочь! – приказывает джиори Джульетта, но та не двигается. Словно замерев, она смотрит куда-то вдоль улицы. Губы ее закушены, руки вцепились в перила.

– А это, позвольте спросить, кто? – вполголоса интересуется любезный джиор у джиори Джульетты, отчего-то оглядываясь.

– Безумная, – торопливо поясняет та собеседнику. – Под моей опекой. Никакого сладу. Только окрик и понимает. Пошла в дом, тебе сказали! Простите, джиор. Не сдержалась.

– О, я все понимаю. Тяжко, наверно, присматривать за скорбной рассудком…

– Не то слово. Но что ж, бремя это выпало мне и я несу его со смирением, как должно. Прошу, зайдите через пару дней. Уверен, мой муж поможет в вашем деле, каково бы оно ни было.

– Всенепременно, джиори, – учтиво кланяется молодой человек.

Лишь когда дверь затворяется, и джиори Джульетта вновь оказывается в доме, она понимает, что учтивый молодой человек так и не назвался по имени.

Человек в в черном с серебряным шитьем плаще не удаляется далеко. Пройдя до перекрестка, он поворачивает направо, неспешным шагом огибает квартал и в конце концов вновь оказывается на улице неподалеку от дома подесты.

Здесь его уже дожидаются. У стены противоположного дома, притулившись к стене, сидит весьма странный тип.

Он одет просто, в просторную сорочку грязно-синего цвета, короткие штаны и широченную накидку, что скрывает тело, словно полноценный плащ (что само по себе странно по такой жаре). Еще страннее то, что руки его от локтя и по пальцы плотно обмотаны полосами ткани, точно примитивными перчатками. Ноги облачены в крепкие башмаки и так же обмотаны от щиколоток до колен. Войлочная шляпа с обвисшими полями довершает сей странный наряд, почти полностью скрывая лицо.

На плече чужака сидит желтогрудая сорока. Сидит недвижно, и лишь легкое шевеление перьев да злой живой блеск, что играет в черных блестящих глазах доказывают, что это настоящая птица, а не искусно изготовленное чучело. Лапка сороки заключена в серебряное кольцо, к которому прикреплена цепочка. Второй ее конец зацеплен за медную пуговицу, нашитую на накидку.

Казалось бы: столь диковинный персонаж должен непременно привлекать внимание. Но вот что странно: его присутствие нисколько не нарушает покой вечерней улицы. Никому нет дела ни до крестьянина, ни до его птицы: ни детям, что смеются и играют в догонялки, ни взрослым, что идут туда-сюда по своим делам.

– Слышал? – спрашивает человек в черном плаще, останавливаясь в шаге от крестьянина.

Тот кивает, что заметно лишь по движению шляпы.

– Видел?

Повторный кивок. Поля шляпы ныряют вниз.

– Тогда ответь, Птицелов, кого ты изберешь: маленькую прыткую синичку, что скачет с ветки на ветку, не позволяя приблизиться, или журавля, что застыл неподалеку истуканом, не подозревая, что способен летать?