Текст книги "Время скитальцев (СИ)"

Автор книги: Марья Фрода Маррэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

Она смотрела и смотрела на эту безнадежную погоню, пока знамя не окрасилось алой кровью неба. Проснулись чайки.

Так Эрмелинда Диаманте Гвардари, графиня ди Таоро, известная всей Тормаре как Саламандра, встретила новое солнце.

Свинцовая оправа

Джулио Бравенте, примо-квестор герцогства Реджийского, человек, от звука чьего имени прошибает пот не только преступников, но у людей честного имени, стоит, опустившись на одно колено, перед мертвым телом. Тело это мужское, нагое, тощее, со следами вскрытия, лежит прямо на полу, на дерюге. Кто-то попытался придать ему приличное для усопшего положение, но не совсем преуспел. Пальцы рук по-прежнему судорожно скрючены.

В подземелье-леднике, где разворачивается эта сцена, весьма и весьма стыло. Кажется, что сами стены источают этот пронизывающий холод, заставляющий ныть кости, словно в зимнюю метель. Огоньки светильников едва заметно колышутся, наводя на мысль о неком призрачном дыхании, желающем погрузить это место в вечный мрак.

Не верится, что снаружи на городом нависла тяжелая жара. Не верится, что существует сам город, тусклый солнечный свет, и дымный ветер, и серые плотные облака, и полные жизни существа.

Джулио Бравенте несомненно ощущает этот холод – коленом, упертой каменный в пол ладонью, всем телом. Но ощущение это не доставляет ни малейшего видимого неудобства. Возможно, за долгие годы эта стужа стала частью его существа.

Позади примо-квестора в молчании ожидают трое. Поближе – мужчина лет тридцати в скромной серой одежде, единственной вольностью на которой являются прорези рукавов, сквозь которые выглядывает тончайшая ткань сорочки. Взгляд у него пытливый, выражение лица почтительное, светлые волосы зачесаны назад. Под мышкой толстая книга в кожаном переплете. Рядом человек много старше, с лицом умным, но бледным и помятым – он смотрит выжидающе, словно готовясь отвечать на вопросы. Темный фартук закрывает его туловище и ноги до колен, и пятна на старой потресканной коже наводят на неприятные мысли.

У стены, сложив руки на груди, ожидает третий – дородный детина, чье лицо и поза выражает лишь одно – полное и бесконечное равнодушие. На поясе у него плеть с железным кончиком и шипастая дубинка. Одна ушная раковина наполовину отрезана.

Это городской палач, Дольчино.

– Я повторю свой вопрос, – говорит Джулио Бравенте, внимательно разглядывая рану, нанесенную аккурат в сердце. – Какова причина смерти?

– А я повторю свой ответ, ваша милость, – негромко, но твердо отвечает человек в кожаном фартуке. – Несомненная причина смерти – воздействие огня или жара неизвестного происхождения. Возможно, не обошлось без магии.

Палач издает звук средний между смешком и хрюканьем, но тотчас же умолкает, когда молодой человек в сером оборачивается и осуждающе наклоняет голову.

– Обоснуйте, мэтр, – Джулио Бравенте не спешит подниматься. – Только кратко и без излишеств.

Человек в фартуке медлит, подбирая слова.

– Крови из раны почти нет, – отвечает он. – А у парня внутри… жаркое.

Молодой человек стискивает зубы. Бравенте не проявляет ни малейшего беспокойства.

– То есть вот это – ожог? – уточняет он глядя на алый след на грудине, чуть ниже шеи. След весьма напоминает отпечаток ладони. Примо-квестор прикладывает свою – тощую, с длинными пальцами – руку к следу и убеждается, что тот много меньше.

– Дольчино, приподними-ка его, – говорит человек в фартуке. Палач отрывается от стены и небрежно, словно мешок, подцепляет тело под мышки, демонстрируя его милости спину мертвеца, носящую точно такой же след.

– Насквозь, – почти завороженно шепчет молодой человек в сером. – Это как же?

– То есть удар в сердце нанесен уже после? – бесстрастно спрашивает Бравенте. – В надежде скрыть истинную причину?

– Возможно, – соглашается лекарь. – Но глупо – такое трудно скрыть. С другой стороны, это мог быть удар милосердия…

– Милосердие – гнилое слово, мэтр. Не произносите его в моем присутствии. Положи его.

Джулио Бравенте не торопясь поднимается на ноги, словно не заметив почтительно протянутой руки человека в сером. Он еще раз взглядывает на распростертое нагое тело.

– Я всегда был убежден, что рано или поздно ты окажешься висящим на мосту Латников, Пепе Косарь, ибо жил ты скотски. Но все же смертью своей ты сумел меня удивить. Закрывай. Выноси.

Последние слова обращены к Дольчино.

– Куда? – спрашивает Дольчино,накидывая на Пепе Косаря мешковину.

– Если Торо не заберут, куда обычно. Кстати, они явились, Асканио?

– Младший джиор Джанни ожидает в приемной.

– Один?

– Разумеется, нет. При нем поверенный семьи Торо, джиор Винченцо.

– Конечно же. Как Быку без Крысы?

– Ваша милость…

– Ты не слышал этого, Асканио. Идем.

Окна кабинета плотно заперты, но дымный привкус все равно наполняет комнату. Когда Асканио предупредительно открывает перед примо-квестором дубовые двери, со скамьи для ожидания поднимаются двое. Старший облачен в темное долгополое одеяние и носит на груди посеребренную цепь со знаком гильдии законников. Он держит себя уверенно, однако кланяется примо-квестору с подчеркнутым почтением, и все его узкое лицо выражает готовность к беседе.

Второй, Джанни Торо по прозвищу Бычок, и ему явно неуютно в душной аскетичной обстановке кабинета в присутствии безмолвного, словно могильный страж, дежурного клерка в черном. Вид юного Джанни по-прежнему весьма опрятный и чистый, но строгая черная одежда подчеркивает бледность щек и роскошный, на половину физиономии, синячище, превративший нос и губы в сине-багровые лепешки.

– Вы как всегда вовремя, джиор Бравенте, – замечает джиор Винченцо, взглядывая на отменные настенные часы, оснащенные новейшим греардским маятниковым механизмом. – Стрелка едва коснулась полудня…

– Я ценю свое время и оттого сберегаю чужое, – резко отвечает примо-квестор. – Присаживайтесь, джиоры.

– Привет тебе, Монашек, – внезапно негромко произносит Джанни, в упор глядя на Асканио. Тот сдержанно кивает и, не отвлекаясь больше, устраивается сторонке на табурете. Джанни Торо угрюмо хмыкает, но тут же снова принимает серьезный вид.

– Признаться, джиор Торо-старший слегка удивлен, что вы вызвали его внука сюда, – начинает поверенный. – Разве не достаточно того, что джиор Джанни изложил вашему помощнику? Семейный лекарь прописал потерпевшему покой…

– Я предпочитаю сам вести допрос, – прерывает поверенного Бравенте. – И я не думаю, что пара вопросов принесут такой уж непоправимый вред. Потерпевший юн и крепок, как истинный Бык.

При слове «допрос» Джанни Торо вскидывает голову, но тут же смиряет нрав.

– Правосудие превыше всего, – отвечает он. – Я готов. Спрашивайте.

– Итак, – Бравенте перебирает протянутые помощником листы бумаги, – восстановим события. Вчера поутру вы явились сюда в оборванном и избитом состоянии, и, пока было послано за лекарем и вашими родными, показали следующее. Накануне вы с несколькими товарищами проводили время за разговорами и мелкой игрой в таверне, где к вам подсел незнакомец, который столь удачно лишил вас и друзей денег и вещей, что вы заподозрили его в шулерстве. На следующий день вы случайно заметили этого незнакомца на улице и послали слугу вашего отца, известного как Пепе Косарь, проследить за ним, дабы пресечь подобные злодеяния в будущем, однако он доложил, что незнакомец пребывает в обществе Джованны Сансеверо, подозреваемой в противозаконном деянии. После чего вы в обществе одного лишь Пепе Косаря отправились на старый городской погост, дабы задержать оную Джованну, где столкнулись с ее подельниками: упомянутым шулером и еще двумя неизвестными. В неравном бою Пепе Косарь был убит, вас же злодеи связали и бросили на погибель среди страж-травы и москитов. Однако вы наткнулись на оброненный нож, смогли освободиться от пут и бросились за защитой к городской страже.

– Так все и было! – с готовностью подтверждает Джанни Торо.

– Возможно. Ответьте, юный Джанни: отчего вы не послали за стражей, узнав, что ваш шулер замечен в компании возможной преступницы?

– Я пожелал изловить Джованну Санчеверо самолично, – быстро отвечает Джанни, спокойно взглядывая на примо-квестора. – Торо всегда стояли на страже общественного благочиния.

– Тогда отчего вы отправились отстаивать общественное благочиние лишь вдвоем? У вашего отца закончились слуги?

– Сознание долга придает силы, – заявляет джиор Винченцо, но Джанни быстрым жестом прерывает поверенного.

– Это была моя вина, – твердо заявляет он. – Я проявил глупую самонадеянность и поплатился за это.

– Ваш человек поплатился за вашу самонадеянность жизнью, – добавляет Бравенте. – Кто и как убил вашего слугу?

Джанни Торо оживляется.

– Это девка! – с уверенной мстительностью заявляет он. – Она одержимая, точно говорю. – Как она зыркала, когда Пепе сдернул с нее платок…

Он осекается, поняв, что сболтнул лишнее, но спустя пару секунд уверенно поясняет: – В пылу сражения Пепе сорвал с девицы платок, отчего она не на шутку разъярилась и ударила его кинжалом.

– Вы видели этот момент?

– Они дрались и упали в овраг, – уточняет Джанни Торо. – Но у девки был кинжал, а бедняга Пепе был безоружен. Посему, думаю, это была она. Но мог быть и этот головорез с тесаком, что едва на разможжил мне череп рукоятью. – Юноша указывает на синяки. – Он сущий разбойник. Как только земля носит!

– То есть вы убеждены, что вашего человека зарезали?

– Ну да! – Джанни Торо и поверенный обмениваются недоуменными взглядами.

– Вы спускались в овраг, после того как освободились?

– Да на что мне? – искренне удивляется юноша. – Уже светало. Я посмотрел со склона: Косарь лежал покойник покойником.

– А красные пятна у него на груди?

– Пятна? Наверно, от страж-травы. Она там всюду. У меня все руки зудят.

В доказательство он предъявляет ладони, покрытые мелкими красными волдыриками.

– Что ж, думаю, джиор Джанни, вы оказали общественному благочинию большую услугу, указав, где пребывает Джованна Сансеверо. Возможно, вы и сами не представляете, насколько большую…

– В сегда рад послужить родному городу! – с заметным облегчением выпаливает Джанни Торо.

– Джиор Торо-старший предлагает помощь в поимке злодеев, – вставляет джиор Винченцо.

– Правосудие герцога достаточно сильно, чтобы не прибегать к помощи частного лица, даже столь уважаемого, – твердо заявляет Бравенте.

Эти слова заставляют юного Торо разочарованно фыркнуть.

– Но никто не может помешать Торо защищать свою честь! – заявляет он на прощание. – Я из этой мрази душу выну…

– Только герцог в Реджио решает, от чьего тела отделять душу! – резко обрывает его примо-квестор, и юный Торо, густо покраснев, с деланной покорностью умолкает, кланяется и удаляется.

– Молодость, – со сдержанной тревогой поясняет джиор Винченцо. – Горячность. Прошу простить. Мой любезный клиент Джанни Торо-старший уверяет, что сумеет сдержать нрав своего внука и не допустит повторения подобного.

– Пусть почаще проезжает по посту Латников, джиор Винченцо. Тамошнее зрелище чрезвычайно полезно для остужения горячего ума.

– А тело? – внезапно вспоминает скромно молчавший весь разговор Асканио. – Заберете?

– На что оно мне? – слышится уже из коридора.

Дверь за поверенным закрывается. В тишине слышно, как скрипит гусиное перо. Наконец безмолвный клерк заканчивает свой труд, и, повинуясь знаку примо-квестора, готовится удалиться.

– Позови Дольчино, – велит на прощание Бравенте.

Примо-квестор и Асканио остаются наедине.

– Он лжет, – говорит Асканио. – Джанни Торо лжет.

– Знаю.

Джулио Бравенте мерным шагом направляется к окну, за которым видеется клок неба, подернутый легкой дымной пеленой, палящий солнечный шар и силуэты улиц и мостов.

– Мальчишка глуп, – говорит он. – Глуп, мстителен и самоуверен. Думает, что я не знаю о его порочных выкрутасах, об отребье, с которым он водит дружбу. На месте его отца я бы запер сына в особняке и неустанно вбивал бы ум и осторожность воловьим бичом. Впрочем, возможно, некоторые шаги в этом направлении уже предприняты.

– Он прихрамывает, – замечает Асканио. – Вчера такого не наблюдалось.

– Рука у среднего Быка тяжелая. Но надо было начинать сызмальства.

– Я не понимаю, ваша милость, почему он вообще прибежал сюда? Почему не домой?

– Возможно, настолько перетрусил, что потерял голову. Не сообразил, что это привлечет ненужное внимание к нему самому. Быть может, считает, что никто не посмеет тронуть Торо по мелочам. А быть может…

Джулио Бравенте замолкает, словно наткнувшись на некую интересную мысль.

Асканио ждет, не решаясь прерывать тишину.

– Нет, пустое. Полагаю, основная причина – он знает, что мы отыщем его обидчиков. Он уверен, что от меня эти люди не ускользнут.

– Он прав, – с легкой улыбкой замечает помощник.

– Знал бы ты, Асканио, сколько сил я потратил на то, чтобы внушить эту уверенность каждой собаке в Реджио. Просто вбить в головы, как аксиому. И вот кажется, получилось… Что же не так? Отчего ты думаешь, что он лжет? – уже другим тоном произносит примо-квестор.

– Пепе Косарь ни за что не пошел бы в одиночку, да еще на погост. Был еще кто-то.

– И возможно, события развивались совершенно иначе… Но факт остается фактом: есть убийство, и это не простая уличная драка, а нечто странное. Жаль, вчерашний день не вернешь. Я желал бы сам поглядеть на юного Торо, когда он сюда явился… Что ты успел выяснить?

Асканио с готовностью раскрывает свою книгу для записей.

– Из описания, данного Торо, я составил мнение, что его неизвестные обидчики не местные и не из уличной швали. Я послал солдат проверить гостиницы, где селятся приезжие из чистого сословия, и подобные личности отыскались в «Последней подкове». Записаны в книге как Рико и Франческа ду Гральта, супруги, купеческого сословия. Не тормарцы. Судя по имени мужчины, родом откуда-то с Эклейды.

– Чем запомнились? Чем занимались? Как платили?

– Приличные люди. Ничего особенного. Платили фортьезскими декейтами. Мужчина каждый день выбирался в город, по делам, но держатель гостиницы признался, что так толком и не понял, в какой купеческой гильдии числится постоялец. Женщина не покидала своей комнаты, за исключением последнего дня, когда они, по утверждению трактирного мальчишки, пошли на Гусиный рынок.

– Что искали? – внезапно оживляется Бравенте. – Змеи, крысы, летучие мыши?

Асканио перелистывает страницы.

– Котенка, – улыбается он.

– Черного?

– Нет. Серого, пушистого, с белой грудкой и чтобы лапки были, словно в белых чулочках. Так показала торговка с рынка.

– Купили?

– Нет. Не нашли. Ушли с пустыми руками. Не припоминаю ни одного ритуала, где был бы потребен серый кот.

– Несомненно, таковые существуют. Ты сказал, в последний день? Они съехали? Куда?

– Сундук отнесли на барку «Болотная тварь». Приписана к порту Фортьезы. Перевозит соль и другие товары по Риваре уже лет пять. Владелец Жоакин Фареш. Капитан Бенито Бальбоа. Оба, как видите, тоже с внутренней Эклейды. Ушла вниз по реке позавчера вечером.

– Надеюсь, наши люди не дремлют?

– Думаю, они уже нагоняют барку. Соляные суда ползут медленно и делают частые остановки. Надеюсь, мы возьмем всю компанию до того, как они пересекут границу. Виоренца может не выдать эклейдца, особенно если у него в родне будет кто-то из Алексароса…

– Ты отлично потрудился, Асканио. И я надеюсь, ты понял, для чего Торо предлагали помощь? Мальчишка глуп, но есть старшие.

– Они желали сократить себе время на поиски? – осторожно предполагает помощник.

– Именно. И я надеюсь, наши люди будут достаточно расторопны, чтобы успеть первыми. Иначе мы найдем четыре трупа.

В дверь тяжело стучатся. Появляется Дольчино.

– Торо отказались от тела, – извещает его примо-квестор.

– Так, значит, я в общую, – равнодушно кивает Дольчино, – к бродягам.

– Подожди. Я распоряжусь, когда придет время. И еще, – примо-квестор обращается к Асканио. – Вчера в герцогском замке я видел живописца, работавшего над какой-то фреской. Передай ему мой приказ: пусть явится либо сам, либо пришлет толкового ученика, чтобы зарисовать ожоги. Подробно. В цвете.

Приказ приводит в изумление не только Асканио, но и вызывает слабую тень недоумения на лице палача. Однако оспаривать распоряжения примо-квестора не принято.

Палач поворачивается, чтобы уйти, но тут в дверь снова стучат, на сей раз очень осторожно.

– Войдите! – приказывает примо-квестор, и в дверь протискивается стражник в «синичьей» черно-желтой тунике.

– Дозвольте доложить, ваша милость? – робко спрашивает он и в ответ на милостивый кивок Асканио продолжает. – Я, стало быть, докладаю: мертвяка встретил.

Подобное заявление оказывается чересчур смелым даже для примо-квестора. Он и его расторопный помощник переглядываются. Асканио демонстративно поводит носом:

– Не посещал ли ты с утра таверну, солдат?

– Никак нет, не посещал. А встретил вовсе даже в тот день, когда в оцеплении стоял у того раскуроченного дома на мосту Эрколэ Безумного.

Примо-квестор и Асканио вновь обмениваются взглядами.

– П родолжай, солдат, – требует примо-квестор. – Как выглядел твой мертвяк?

– Да, ничего так, бодренький, румяный.

– Тогда с чего ты взял, что он мертв?

– Так я его узнал. Я как увидел, что он у моста крутится, так у меня потом все время в башке свербило: видел ведь, видел где-то. А вспомнить никак. А тут как просветление нашло: это ж Гвидо Заноза!

Асканио в недоумении смотрит на примо-квестора. Джулио Бравенте чуть морщит лоб, прикрывает глаза, словно это помогает мыслить, и внезапно размеренно произносит:

– Гвидо по прозвищу Заноза. Юн, но насквозь испорчен. Мать неизвестна. Отец неизвестен. Место рождения неизвестно. Точный возраст не установлен. Утверждал, что четырнадцать, но явно занижал, рассчитывая на помилование. Осужден за кражу бочонка с зернами перца с герцогского склада. Пойман с поличным. Вину признал, оттого пытке не подвергался. Приговорен к повешению в день Зимнего Солнца. Поутру в день казни найден без признаков жизни на полу общей камеры. Вероятно, от ужаса принял дурманящее зелье.

– Во-во, – радостно подтверждает стражник. – Он самый и есть, ваша милость. Это ж я его в суд доставлял. Он еще обложил меня последними словами, а после, когда приговор объявили, сопли жевал вперемешку со слезами… Аж жалко стало, право слово.

Бравенте морщится, и солдат испуганно замолкает.

– Прибереги свою жалость для достойного предмета, стражник. Еще раз повторю вопрос: как выглядел твой Гвидо Заноза? Опиши подробно.

– Ну как… заматерел, конечно. Но рожа знакомая – рыжая, бесстыжая, и улыбочка та самая. А еще зубы… А того Занозы свои были, а у этого красные, золотые. Дорогущие, поди! – с явной завистью говорит солдат, чьи зубы оставляют желать лучшего.

– И куртка красная? – дополняет Бравенте.

Пораженный такой прозорливостью начальства стражник выкатывает глаза и торопливо кивает.

– Ты помнишь этого сопляка, Дольчино?

Палач пожимает плечами, не меняя профессионально-равнодушного выражения лица.

– Да сколько народа через мои руки-то прошло, ваша милость? Разве упомнишь? Слилось все.

– Возможно. Свободны оба. Ты знаешь свой долг, солдат. Это радует.

– Какая интересная компания собралась на барке «Болотная тварь», – замечает примо-квестор, снова оставшись вдвоем с помощником. – Просто не терпится познакомиться и послушать.

– Дольчино умеет извлекать истории, – соглашается Асканио. – Могу я спросить, ваша милость?

– Спрашивай.

– Я просто не первый раз замечаю за эти годы… Вы… всех их помните?

– Ты про смертников? Да, Асканио, всех.

Осколок четвертый. Погоня. Глава первая. Барка «Болотная тварь»

Тони, Тони, старый ты греховодник, как ты посмел помереть и бросить свою жену одну в этом паскудном мире⁈ Как посмел ты, окаянный, оставить ту, которую обещался почитать и оберегать⁈ Да и женушка твоя не лучше, все мечтала о непонятном, воображала себя умной, да рукастой, да талантливой – но жизнь все взяла да и расставила по местам.

Мы с тобой редкие дураки, Тони. Многого желали да малого достигли, да и то рассеялось пылью, разлетелось по ветру, ушло, словно круги на воде. Ушло и вовек не вернется…

Так горько размышляла Джованна Сансеверо, полулежа на жестком тюке в глубине душного вонючего трюма соляной барки, что почти неощутимо ползла вниз по течению. Содержимое тюка давило в спину, от спертого воздуха свело глотку, но Джованна лишь смутно ощущала все эти неудобства. Тяжелая, словно сотни блоков камня, тоска согнула плечи и отодвинула телесные скорби прочь.

В трюме было полутемно. Слышался приглушенный массой груза плеск воды в борта, скрип железной цепи, на которой покачивался крошечный фонарик со слабенькой оплывшей свечкой да изредка мощные всхрапывания: неподалеку, упав голым пузом на соляной мешок, сладко, словно на мягчайшем тюфяке, почивал Йеспер Варендаль. Кожаная куртка, замаранная грязью и травяной зеленью, сползла с его спины, и Джованна видела старые, почти изгладившиеся полосы шрамов. Она смутно помнила дни, когда эти шрамы выглядели совсем свежими, но тогда она не интересовалась, откуда они взялись. Просто мазала купленной у аптекаря мазью, пока Антонио толковал в подсобке с Танкреди. Меньше знаешь – крепче спишь.

Танкреди. С него все началось, с лиса-искусителя, поселившего в сердце Тони веру в то, что Сансеверо способны на нечто большее, чем честно плавить лунные стеклышки для окон и выдувать разноцветные бусины. Сейчас Джованна, пожалуй, плюнула бы в смеющиеся зеленые зенки и послала бы наглеца куда подальше. А то и по роже бы двинула и плевать на все последствия! Ну, может, случай еще и представится… Надо было сразу стеречься, как только она прознала, что на самом деле этот то ли мошенник, то ли наемник, то ли невесть кто – знатного рода. Восьмой сын герцога, как никак. Или девятый? Даром что из захолустного герцогства на краю карты, коего и название-то сразу не вспомнишь, но сын герцога. Законный. Правда, теперь вроде бы уже седьмой (или восьмой?) брат нового правителя, что сути не меняет.

А эти двое… Он ведь тоже пришли от Танкреди. Что они для него? Что он им наобещал?

Женщина (кажется, Фран) не спала – это Джованна знала точно. Она сидела чуть в стороне, загородившись тюками так, что вся ее фигура оставалась скрытой тенью. Лица ее Джованна так и не рассмотрела толком. На погосте было некогда, а после незнакомка старательно куталась в плащ. Вела она себя почти бесшумно, но Джованна видела, как медленно поворачивается лезвие узкого кинжала, который Фран не выпускала из рук. Она крутила кинжал, медленно, размеренно, минута за минутой, час за часом, и Джованна постепенно привыкла к ощущению того, что в паре пьед от нее обретается кто-то с обнаженным оружием и неясными намерениями. Сама Джованна словно погрузилась в тягучую полудрему. Счет времени прервался: она не могла сказать сколько часов провела вот так приткнувшись на тюке.

Не было прошлого, не было будущего. Да и настоящего толком не существовало: только плеск воды, надсадный скрип цепи и тоска в сердце.

Тони, Тони, старый ты дурень…

Послышались тяжелые шаги, дверца люка откинулась на петле, и в трюм по лесенке спустился Рико ду Гральта. Он всю ночь провел на палубе, время от времени заглядывая в нутро барки. Небритый, помятый, он окинул усталым взглядом трюм и, убедившись, что с прошлого визита, ничего не изменилось, склонился над спящим Зубоскалом.

– Йеспер, – позвал он. – А ну, просыпайся!

Варендаль не соизволил. Тогда Рико взял его за плечо и осторожно, вполсилы, потряс. Подействовало – Варендаль открыл глаза.

– А-а, Рико, дружище! – протянул Йеспер, моргая и улыбаясь. – А пожрать не принес?

Круглое лицо Рико, и без того не блещущее радостью, помрачнело.

– Пожрать⁈ – негромко переспросил он, и Джованна внезапно уловила скрытую угрозу в низком спокойном голосе.

– Ну да! – весело отозвался Йеспер. – Живот подвело со сна.

– А жрать ты, Йеспер, сегодня не будешь, – угрюмо объявил Рико. – И мы, по твоей милости, тоже. Если, конечно, у тебя не завалялись деньги.

– Так у тебя же были⁈

– Были. А теперь все они у капитана. Как думаешь, почему мы прошли две ночные пристани, не причаливая? А провоз у нас, если ты забыл, без прокорма.

– Ну, это все пустяки, – беспечно заявил Йеспер, потягиваясь. – У тебя есть серебряные пуговицы. И пряжка на ремне. А у Фран есть сережки с янтарем и…

Лицо Рико темнело с каждым словом.

– А у тебя, Варендаль, – вдруг отчетливо произнес он, поднося кулак к лицу собеседника. – Есть золотые зубы.

Улыбка сползла с лица Йеспера.

– Зубы нельзя, – пробормотал он. – Зубы мне Саламандра пожаловала…

– Ри, – раздался голос из-за мешков. – Не надо. Не пугай его.

– Только ради тебя, солнышко, – проворчал Рико и, разжав кулак, бесцеремонно сдернул Йеспера с мешка на пол. – Вставай уже, горе мое голодное. Пошли на палубу – разговор есть.

Йеспер покорно поднялся на ноги и, почесываясь и отряхиваясь, поплелся вслед за старшим товарищем.

Сквозь люк сочилось предрассветное свечение.

Они остановились у борта барки. Дым, который лежал над Реджио, за городом чуть рассеялся: лесистая возвышенность правого берега загораживала котловину с тлеющими торфяниками. А встречный фассарро приносил иные запахи.

Но болота были и здесь: весь левый берег являл собой равнину, где приземистые холмики чередовались с рытвинами, полными стоячей воды, камыша и неверной топкой грязи. Здесь, разделяясь на множество рукавов и потоков, впадал в Ривару ее приток – Десс. Вода – мутно-серая, полная илистой взвеси и клочьев тины – несла «Болотную тварь» вниз по течению. Парус, увы, не помогал реке: он был бесполезен и потому свернут на рее.

Гребцов на барке сейчас не было: прижимистый владелец нанимал полную команду только в Фортьезе, когда надо было подняться против течения. Назад такие временные гребцы сплавлялись на груженых плотах из арантийской сосны, пригоняя древесину и возвращая себя к устью Ривары, чтобы вновь наняться на суда, идущие в верховья.

Вахтенные матросы, управляясь длинными шестами и кормовым веслом, следили, чтобы барка двигалась в фарватере, держась подальше от мелей. Несло влажной тиной. По берегам надрывались лягушки.

– Правда, деньги кончились? – спросил Йеспер, приглаживая пятерней всклокоченные волосы.

– Я, что, монеты рожаю, что ли? – проворчал Рико. – Найди, если сможешь.

– Ты что такой дерганый сегодня? – участливо поинтересовался Варендаль. – Не выспался?

– Я не спал. Я думал.

– И что надумал, мудрец?

– Нужно убираться прочь от реки, – проговорил Рико.

Йеспер сделал круглые глаза.

– Ты не тронулся часом, дружище? – участливо проговорил он. – На солнышке не перегрелся? Река – самая надежная в здешней местности дорога. Торный тракт, можно сказать. Да, неспешно, зато удобно. Солнышко греет, вода тебя несет, а ты сидишь себе поплевываешь с борта…

Он продемонстрировал, как это делается.

– И выследить нас на этом торном тракте, как с борта плюнуть.

– Да кто ж нас выслеживать-то станет⁈ – искренне удивился Йеспер.

Рико слегка сжал ладони на планшире.

– Да неужто некому? – негромко спросил он.

– Ладно, – Йеспер поморщился, словно укусив лимон. – Есть, конечно. Но, слушай Рико, все пустое. Не морши лоб – тебе не идет. Смотри проще. С Торо, конечно, косо-криво вышло, но пока он оклемается, пока развяжется, пока сообразит, что да как – мы уж у границы будем. Тут всего пара-тройка ночей.

– А Бравенте?

– Что Бравенте? Он же не знает, что Джованна покинула город. Кто его переубедит?

– А если объявятся твои банковские знакомцы?

– А они вообще свалили незнамо куда! Потеряли они меня, стервецы.

– А если…

– Да, что ж ты как старик столетний! – взорвался Варендаль. – Заладил! А если! А если! А если тебе завтра на темечко молния свалится⁈ Или чайка нагадит! Что мы, мало передряг видели⁈ Не из такого дерьма вылезали! А ты подумал, как Джованна на своих двоих потащится⁈ Она и так еле дышит, а ты ее по буеракам погонишь⁈ Лошадей-то взять негде и не на что!

Последнее соображение показалось Рико разумным. Он медленно кивнул, признавая правоту доводов Йеспера, и тот моментально удвоил натиск.

– Вот, сам же понимаешь! Что ты вечно думаешь, прикидываешь⁈ Спятить же можно! Расслабься ты наконец! Не догонит никто… а если и догонят, нам же проще – вода же кругом! Ты лучше за Фран следи. Как бы она чего не вытворила…

– А что за мной следить, Йеспер? – раздался внезапно голос за его спиной. – Что я малое дитя? Или, может, я безумна?

Варендаль вздрогнул всем телом и торопливо спрыгнул с фальшборта.

Франческа шла по палубе. Она избавилась от плаща и отстегнула рукава платья и оттого в предрассветном полумраке казалась легкой невесомой тенью. Платок был с рассчитанной небрежностью наброшен на плечи, волосы на эклейдский манер не заплетены, а лишь перетянуты алой шитой серебром лентой.

Один из матросов, что работали у кормового весла, одобрительно цокнул языком. Рико обернулся и ответил ему таким выразительным взглядом, что малый стушевался и вернулся к своему делу.

– Что ты… что ты, Фран, – смущенно пробормотал Йеспер. – Никто такого не говорил. И не думал. Язык мой – враг мой. Забудь.

– То-то же, – произнесла она. – Лучше присматривай за старой джиори. Она, кажется, вовсе нос повесила.

Над водой пронесся низкий, гудящий звук.

– Водяной бык, – приложив ладонь ко лбу, предположил Рико. – Они обычно гнездятся в топях и низинах.

– Наверно, – согласилась Франческа, дотронувшись до фибулы, где в золотом овале тоже красовалась птица – длинноногая клювастая цапля в полете. – Как называется городок?

Она указала на правый берег. Там, на фоне серого светлеющего неба вырисовывался силуэт кампанилы и очертания крыш.

– Читта-как-его-там, – явно радуясь перемене темы, протараторил Йеспер. – Явно дыра дырой.

– Читта-Менья, – поправил Рико. – Бенито сказал, что здесь мы точно пристанем к берегу. И простоим долго. У него дела, разгрузка, погрузка, торговля… Часов восемь, а то и больше, потому что в полдень никто из матросов за работу не возьмется. Такая потеря времени…

– Ри, я тут подумала, – Франческа разжала кулак. На ладони у нее лежали серебряные серьги, сделанные в виде солнц с вставкой-сердцевиной из темно-рыжего янтаря и позолоченными лучами. – Я тут подумала: не пора ли и впрямь пустить их в дело…

– Нет уж. Начнем с пуговиц…

– Э! – встрял Йеспер. – Вы чего, умники⁈ Спрячьте свои цацки и предоставьте дело мастеру! Прежде чем расстаться с благородными металлами, испробуем иные методы…

Рико и Фран переглянулись. Особого энтузиазма великодушное заявление Зубоскала не вызвало.

– Что скажешь? – едва слышно спросил Рико. – Давай его в трюме закроем?

– Может, дадим еще один шанс? – ответила Франческа. – Если что, я ему уши надеру.

– Так и быть. Но последний раз. Йеспер! – окликнул его Рико и, когда тот подошел ближе, добавил зловещим шепотом, чтобы не услышали матросы. – Только попробуй что-нибудь спереть!