сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 50 страниц)
Генеральное сражение развернулось на вилле Пита Брандмайера, атакованной с воздуха и моря. Хотя вилла была оборудована всеми средствами защиты и контрудара, десант, выброшенный из космоса Гудименом, добился успеха. Были убиты и сам Брандмайер, его жена и дети, а также преданная ему гвардия.
Десантом руководил сам Гудимен, и когда победа была уже одержана, шальной Выстрел из лучевого автомата отрезал ему обе ноги пониже колена. Заменить их пришлось протезами с микрокомпьютерами, позволявшими Гудимену сносно передвигаться, хотя и без прежней резвости.
Многолетняя распря закончилась полным объединением синдикатов. И естественно, что руководство всеми тремя зонами сосредоточилось в штабе Гудимена.
Получив в юности кой-какое образование и обладая недюжинными способностями, Нил понял, что по старинке дело вести нельзя. Мудрые советники из крупной адвокатской конторы помогли ему прийти к логичному выводу. И у подпольного гангстерского синдиката, и у всемирно известных легальных корпораций не только одна и та же цель — добыть как можно больше денег, но и очень схожие средства. Не было такой фирмы, которая не нарушала бы законов, не совершала бы мошеннических операций, не грабила бы мелких держателей акций махинациями на бирже, не обманывала бы своей рекламой, не подкупала бы политиков, не скрывала бы доходов, не залезала бы в карман потребителей, завышая цены или фальсифицируя продукты.
Особенно возмущало Гудимена, что руководители корпораций, какие бы преступления они ни совершали, никогда не попадают в тюрьму или в деструкционную камеру, разлагавшую преступников на исходные химические элементы. Иногда кой-кого судили, штрафовали на пустяковые суммы, а прибыли по-прежнему росли.
Нередко киты легального бизнеса нанимали членов синдиката для выполнения особо грязных заданий, но наживались на этом опять же корпорации, а исполнителям доставались гроши.
Гудимен решил положить конец такому безобразию. Он возродил традиции своих знаменитых предшественников и приобрел на средства синдиката увесистые пакеты акций различных фирм. Таким образом, деньги, добытые противозаконным путем, обрели святость капитала и сделали Гудимена равноправным членом всеми уважаемого братства законных богачей.
Но это вовсе не означало, что синдикат отказался от своей основной деятельности. Старые, хорошо освоенные отрасли гангстерского промысла разрабатывались с еще большим размахом и с применением новейших технических средств.
Ник Бармингем, сын покойного вожака акваганов, окончил колледж менеджеров и стал при Гудимене «вице-президентом по науке». Всю торговлю наркотиками и женщинами, так же как и игорное дело, он подчинил долгосрочным планам, разработанным с помощью компьютеров. Тэди Берч, специализировавшийся в бывшем синдикате геоганов на убийствах и похищениях, получил пост «вице-президента по деловым связям». В его распоряжении было столько людей и оружия, что он мог принимать заказы даже на свержение правительств.
Кадры непрерывно пополнялись за счет начиненных ненавистью эмигрантов и уголовников, удиравших из тех стран, где над идеями свободного предпринимательства, частной инициативы и демократии брали верх какие-то другие идеи, в сути которых Тэди Берч не считал нужным разбираться.
Синдикат процветал. Гудимен стал владельцем трех пятисотэтажных домов, искусственного острова с пальмами, отелем и часовней. А затея преподобного Фугаса позволила с неожиданной помощью праправнучки Кокера получить еще «Храм херувимов». Вывеска «секты невесомых» прикрыла лицо подлинного хозяина, и Гудимен стал обладателем такой надежной базы в космосе, о которой он даже мечтать не мог, будучи главарем космоганов.
По сравнению с Кокервилем «Хе-хе» выглядел скромной космической хижиной. Но Гудимен не завидовал. Он знал, кто такой Кокер и на какой горе денег высится его трон. А деньги Гудимен уважал. Он считал, что все на свете смертно, кроме денег, и нет такого человека, чья жизнь была бы дороже денег. Поэтому, когда подворачивалось дело, требовавшее устранения каких-то людей, но сулившее солидный куш, Гудимена не интересовало, кто эти люди и сколько их. Колебался он только в тех случаях, когда не был уверен, что игра стоит свеч.
Так было и на этот раз, когда Тэди Берч докладывал о не совсем обычном предложении, сделанном неким клиентом.
В том, что клиент пожелал остаться неизвестным и разговаривал с Тэди по закрытому кодированному каналу, выключив изображение и пользуясь приставкой, искажавшей тембр голоса, ничего странного не было. В практике синдиката такое случалось не раз. В конце концов главное, чтобы заказчик хорошо и аккуратно платил, а кто он — иногда лучше не знать.
Странным и удивительным было другое.
— Нужно будет, — излагал Тэди, — запустить две ракеты, оформленные под обычные рейсовые корабли. На высоте в шестьсот километров они освободятся от внешней оболочки и обрушатся вниз как самонаводящиеся бомбы.
— Ты сказал ему, что у нас нет таких ракет?
— Ракеты будут доставлены заказчиком. Наше дело запустить их в день и час, который сообщат заранее.
— А почему они сами не запустят?
— И об этом я спросил, но он ответил, что не хочет слушать дурацких вопросов.
Самое эффектное Тэди приберег на конец доклада. Когда Гудимен взглянул на координаты, определявшие цели нападения, он даже фыркнул, что разрешал себе очень редко.
— Резиденция президента и парламент? — словно не веря своим глазам, переспросил он. Тэди молча кивнул.
Сумма гонорара, обещанного клиентом, была неслыханно большой. Она и заставила Гудимена потратить время на обсуждение проекта. Половину суммы клиент переводил в качестве аванса, как только Гудимен согласится.
— Да, — вспомнил Тэди. — К этому времени мы должны еще обеспечить марши «левейших» и «правейших» в районах указанных объектов.
Движение «левейших» началось в незапамятные времена среди части молодежи, потерявшей надежду найти смысл в деятельности своих «предков». Но целеустремленный и массовый характер оно приобрело, когда им негласно стали руководить идеологический отдел синдиката и органы защиты государства. Заняться таким непривычным делом Гудимена заставило щедрое вознаграждение, кстати предложенное таким же анонимным заказчиком. Работа оказалась непыльной — без риска и довольно прибыльной. Оплачивать приходилось несколько сот человек, а в движение уже сами по себе приходили сотни тысяч. Кодовое название у таких операций было «Клапан».
Система «клапанов» была детально разработана много лет назад. Дать возможность, свободно и сколько угодно ругать правительство и существующий строй; позволить протестующим толпам запрудить улицы; сменить в угоду им министра или даже президента — все это были клапаны, выпускавшие энергию возмущения и предохранявшие котел «бастиона демократии» от взрыва. Что бы ни происходило при открытых клапанах, главное оставалось в сохранности — власть и привилегии всемогущих монополий.
Никогда еще Гудимен не раздумывал так долго над подвернувшейся операцией. Но зато решение принял твердое:
— Скажи ему, что он ошибся адресом.
— Почему, Нил? — спросил обескураженный Тэди. Ему было очень больно отказываться от суммы, какой синдикат никогда еще не получал.
— Соображай, Тэди, — поучающе наставлял его Гудимен. — Нашими руками хотят убрать все это провонявшее правительство. Нам на него наплевать. Но что произойдет дальше? К власти придут какие-то другие. Опираться они будут на армию, а зад лизать тем же избирателям. Когда все очухаются, начнется расследование: откуда полетели ракеты, кто запустил бомбы, кто виноват, что при этом накрылось тысяч двести, а может, и больше? Нужно будет на ком-то отоспаться. Как ты думаешь, кого потянут в первую очередь?
— Да кого угодно, кроме нас, — уверенно ответил Тэди. — Новые правители всем будут обязаны нам. Зачем же им нас трогать?
— Нет, Тэди, выше вице-президента тебе не подняться. Как кого убрать — это ты соображаешь, а в политике — даже курьером не годишься. Тронут они нас именно потому, что всем будут обязаны нам. Хотя и не останется никаких доказательств, что они платили деньги, все равно — свидетели им ни к чему. Перебьют нас всех, а меня и тебя — без долгих разговоров. Двойную выгоду извлекут; и народ успокоят, и от нас избавятся. Дошло?
— Дошло, Нил, — не совсем уверенно подтвердил Тэди. — Значит, так и сказать…
— Так и скажи: пусть ищут дураков в другом месте.
18
Первым живым существом из витагена должна была стать кошка, которой заранее присвоили первую пришедшую на ум кличку — Кэт.
Минерва располагала всей доступной информацией об анатомическом строении и о физиологии кошачьего организма. Рассчитать и запрограммировать процесс синтеза отдельных деталей будущей Кэт не представляло особого труда. Появлявшиеся на контрольном стенде лапы с подвижными острыми ногтями, пушистый хвост, чуткие уши — все выглядело ничуть не хуже, чем их естественные образцы. Но когда дело дошло до головы, проект застопорился.
Ничего неожиданного в этом не было. Минерва, выслушав задание, сразу же сказала, что к воспроизведению аппарата высшей нервной деятельности она не готова. Если бы она назвала хотя бы примерный срок, который ей нужен, чтобы обрести такую готовность, Лайт согласился бы подождать. Но Минерва ничего не обещала и твердила свое: «Информация о работе мозга, которой я располагаю, недостаточна». — «Ты проанализировала тысячи голограмм разных кошек, — напоминал ей Лайт. — У тебя огромная картотека любых психических состояний. Какой информации еще тебе не хватает?» — «Количество возможных вариантов нейронных связей в коре и подкорке бесконечно велико, и то, чем я располагаю, лишь малая часть необходимого…»
Вот после этого Лайт и распорядился начать работу над Кэт, не, дожидаясь, пока наступит пора полной технологической ясности и готовности. Он надеялся, что многое прояснится в процессе синтеза и практический опыт возместит недостаток теоретических знаний.
Кэт действительно ожила. Но кошкой она выглядела только внешне. В голове ее происходило черт знает что, и вела она себя как чудовище — кусала все, что попадалось в поле зрения, отгрызла свой хвост, билась в приступах тяжелых судорог, часами издавала вопли, непереносимые для человеческого уха. Пришлось отправить ее в деструкционную камеру. Другие экспериментальные экземпляры поражали не менее уродливыми чертами психики. Ничего даже отдаленно похожего на нормальную домашнюю кошку из камеры синтеза не выходило.
Лайт приказал прекратить эксперимент. Он был близок к отчаянию.
— Ты представляешь себе, — говорил он Милзу, — когда мы доберемся до чева, если кошачий мозг остается для нас непостижимым' и построить его мы не можем!
— Самое обидное, — заметил Милз, — что старая дура воспроизводит таких Кэт в неограниченном количестве и почти без ошибок.
Милз сказал это шутливо, надеясь отвлечь Лайта от мрачных мыслей, но Гарри принял шутку всерьез и вскипел:
— Еще бы! За миллиарды лет, отбраковывая миллиарды живых существ, можно вылепить что угодно. А у нас с тобой считанные годы. И никого к смерти мы не приговариваем… Постой! — Лайт остановился, подняв руки, словно пытаясь ухватить что-то мелькавшее перед глазами. — Бобби! Вызови Минерву.
Когда раздался милый, всегда успокаивающий голос Минервы, Лайт спросил:
— Считаешь ли ты целесообразным дальнейший поиск оптимального варианта методом проб и ошибок?
— Нет. Успех маловероятен.
— А если изменить методику и от конструирования перейти к копированию?
— Но тогда придется отказаться от целевой установки.
— Не отказаться, а временно ее изменить. Создание мозга из витагена с нужными нам свойствами мы пока отложим. Прежде чем вернуться к этой задаче, решим другую. Построим Кэт по готовым матрицам, заложенным природой. Нам не менее важно узнать, как будет вести себя животное с обычным мозгом в витагеновом исполнении. Пусть пока вся эта мозговая механика остается непознанной. Нам важен результат. Используем принцип черного ящика.
— Это несложно, — согласилась Минерва.
— Гарри! — взмолился Милз. — Я не понимаю, о чем вы говорите. Какие матрицы? Что будем копировать?
— Мы пожертвуем одной кошкой, Бобби. Минерва расщепит ее ткани на отдельные молекулы и перейдет к их копированию на витагеновой основе. Наша кошка вернется с теми же лапами и с тем же мозгом, которые у нее были, но… какой-то другой. А какой именно, нам и нужно узнать. Без этого мы не двинемся вперед.
Милз с нескрываемым восхищением смотрел на своего друга.
Для эксперимента отобрали породистую кошку. Если не считать изысканной соболиной окраски, она ничем не отличалась от своих сородичей — так же гонялась за мышами, боялась собак и после сытного обеда любила поспать.
Пять дней спустя, ученые с волнением сидели у экрана, ожидая появления витагеновой Кэт. Одни и те же вопросы возникали у них в эти минуты: «Если у кошки отпадет потребность в пище и воде, исчезнет инстинкт размножения, что останется? Будет ли она двигаться? Чем будет занят ее мозг?
Приборы на пульте сигнализировали о последних этапах эксперимента: «Закончено формирование коры»… «Включены сенсорные механизмы»… «Начался фотонный обмен»… «Пробуждение!»
Медленно открылась дверь камеры синтеза. Потянулись секунды — длинные, как минуты…
«Неужели даже не выйдет?» — безмолвно спросили оба. И тотчас же у них вырвался вздох облегчения. Знакомая усатая мордочка Кэт выглянула из камеры. Первые шаги — такие же грациозные, бесшумные… Идет как ни в чем не бывало. Остановилась, уши к чему-то прислушались. Глаза широко раскрыты. Снова пошла, мягко ступая атласными подушечками… Повернула.
Милз распахнул дверь и ласково позвал:
— Кэт! Поди сюда.
Кэт вошла. Узнала. Так же степенно, как проделала весь путь, подошла к Лайту, потерлась пушистым боком о его ноги. Послышалось столь обычное, мирное мурлыканье. Лайт взял ее на руки. Такая же мягкая, покорная, какой была. Только температура другая — пропала привычная теплота живой плоти.
И вела себя Кэт необычно. Раньше она улеглась бы на колени или требовательно посмотрела в глаза, напоминая, что ей пора есть. Ни того, ни другого. Обнюхивает его руки, одежду, заглядывает в карман, пробует залезть туда лапой… Вытащила платок, долго разглядывала его со всех сторон. Спрыгнула с колен и стала обходить стены, останавливаясь у каждого встречного предмета. Вскочила на стол и на нем все осмотрела. Ни минуты покоя…
Лайт и Милз следили за ней как зачарованные. Они не сомневались в успехе опыта и все же были поражены его результатами. Кэт умерла, и Кэт жива. Та же и другая. Что она ищет? Ведь комната ей хорошо знакома…
Кэт снова обошла все углы и поскреблась в закрытую дверь.
— Открыть? — спросил Милз.
— Подождем.
Кэт прислушалась к их голосам, снова поскреблась и требовательно мяукнула.
— Может быть, ей все-таки нужно на дворик по обычным делам? — усмехнулся Милз.
— Исключено. Выпусти.
Дверь вошла в пазы, и Кэт не торопясь двинулась во внутренний двор. Лайт и Милз не пошли за ней — они не хотели мешать — и наблюдали за каждым ее движением на экране.
Здесь ей работы хватило надолго. Она не только обошла, но и облазила все кусты, заглянула в каждую норку, взобралась на каждое дерево.
— Впусти мышь, — сказал Лайт.
Милз связался с виварием, и несколько минут спустя во двор вбежала белая мышь. Они увидели друг друга одновременно. Мышь на мгновение оцепенела и тут же бросилась назад. Но выход был уже закрыт. Кэт направилась к гостье. Мышь шмыгнула за ближайший пенек. Кэт ускорила движения и стала гоняться за мышью. Это было непросто, — во дворе нашлось много укрытий. Но и Кэт была неутомимой. И не только неутомимой. Она уже разгадывала следующий маневр мыши и предупреждала его. Несколько удачных прыжков, и мышь оказалась в ее лапах. Кэт внимательно разглядывала оцепеневшее от ужаса живое существо и как будто раздумывала, что с ним делать. Она на мгновение выпускала мышь и тут же пресекала попытку к бегству. Повторив несколько раз эту игру, Кэт вдруг потеряла к мыши всякий интерес, выпустила ее и отошла в сторону. Все еще не веря в свое спасение, мышонок оставался недвижимым и, только убедившись, что страшный зверь удалился, со всех ног кинулся к ближайшему кусту.
— Впусти собаку, — напомнил Лайт порядок заранее намеченных опытов.
Новая команда в виварий, и появился годовалый Биц — глуповатый и злой пес. Вбежал, увидел Кэт и, яростно залаяв, бросился к ней. Кэт даже не шевельнулась. Чуть склонив голову набок, она, казалось, с любопытством ждала приближения нового гостя. Не добежав полуметра, Биц затормозил всеми лапами и остановился. Шерсть его стала дыбом. Выражение ярости на морде сменилось изумлением и страхом. Биц лег на брюхо и подхалимски завилял хвостом.
