сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 50 страниц)
— Можно убрать еще стяжательство, — предложила Минерва. — Остальное оставить. Ведь все эти эмоции тесно между собой связаны. Злобность без корыстолюбия и жестокости потеряет свою агрессивную силу. В то же время то, что сохранится, создаст иллюзию прежней личности Гудимена. Иным станет и коварство, когда рядом с ним не будет стяжательства. Гудимен останется как бы таким же, каким был до операции, и — другим. Заметят изменения не сразу и не все.
Лайт согласился, что из всех рискованных вариантов этот — наиболее интересный и в научном отношении. На нем и остановились.
К операции готовились гораздо тщательней, чем к эксперименту с монстром. Голограмма Гудимена дала полную и отчетливую картину не только поля операции, но и молекулярных связей. Фотонной пушкой управлял Лайт. Ассистировал Милз. Верховный контроль над движением луча осуществляла Минерва. Если бы рука Лайта дрогнула, луч не успел бы отклониться от намеченных координат.
Одно за другим стали чернеть и съеживаться сплетения разных ветвей. Гасли эмоции, с которыми Гудимен жил чуть ли не со дня рождения. И как он будет жить без них, трудно было представить. Хотя перед учеными была голова гангстера, человека, люто ими ненавидимого, они не без волнения следили за передвижением луча. Впервые они активно вторгались в душу человека, чтобы исправить глупейшие ошибки, допущенные природой.
— Все! — скомандовала Минерва.
Откатилась пушка. Данные о работе отдельных органов подтвердили, что никаких существенных отклонений не произошло. Можно было отдохнуть.
***
Долго тянулись эти два дня ожидания, сомнений и надежд. Когда Минерва доложила, что процесс регенерации закончен и пациента можно разбудить, Лайт переглянулся с Милзом — у обоих на лицах были кривые улыбки, отнюдь не выполнявшие своей роли — внушать бодрость.
— Дик! — приказал Лайт. — Разбуди его, пусть оденется и придет сюда.
За пробуждением Гудимена они следили по экрану, следили затаив дыхание.
Гудимен открыл глаза. Огляделся. Видимо, вспомнил, где находится. Неуверенно пошевелил одной ногой, потом второй. Сел. Взглянул на ноги, потрогал руками каждый палец отдельно и восхищенно покачал головой. Он уже натянул белье, брюки, но никак не мог оторвать глаз от своих ног. После нескольких напоминаний Дика позволил занять свое место самонатягивающимся носкам и туфлям. Встал, походил и снова покачал головой. Дик пригласил его пройти к Лайту, и он сразу согласился.
Увидев Лайта, Гудимен радостно осклабился.
— Спасибо, док! Ноги — что надо! Откровенно скажу: побаивался, не думал, что так здорово получится… Не знаю, как смогу оплатить такую работу.
— Я уже вам говорил, Гудимен, что никакой платы я не принимаю. Хотел бы только, чтобы вы ходили этими ногами… по более честному пути.
Гудимен нахмурился, обдумывая слова Лайта. Он что-то вспомнил и с недоумением прислушивался к неожиданно зародившимся мыслям. Чем-то стал ему симпатичен этот доктор, отказывающийся от денег. Никогда раньше он не видал людей, которые не хватались бы за деньги. И не было людей, которые вызывали бы у него симпатию. Должно быть, новые ноги вызвали такое необычное чувство. Еще бы! Подарочек, за который и миллиона не жалко.
— Не будем, док, говорить о честности. Никто не знает, что это такое. Каждый считает свой бизнес честным. Все дело в ловкости…
Он опять задумался, всматриваясь в Лайта, Мйлза, во всю окружавшую его обстановку. Чувствовалось, что он не спешит покидать лабораторию, что появились у него какие-то вопросы, в которых он никак разобраться не может. И Лайт не торопил его. Он сам с интересом наблюдал первого человека, переделанного его руками.
— Скажите, Гудимен, вы когда-нибудь кого-нибудь пожалели в своей жизни?
— Смешной вопрос, док, — рассмеялся Гудимен. — По правде говоря, не понимаю, как жалеть и для чего. По-моему, эту штуку — жалость — придумали хлюпики, которым не повезло. Когда пробиваешься к успеху, не остается времени на всякую чепуху.
— А мне вот жаль вас, — со всей искренностью сказал Лайт.
Гудимен вытаращил глаза:
— Вам — меня? С чего бы это?
— С того, что вы всю жизнь причиняете людям зло. Все вас ненавидят, и вы всех ненавидите. Ни одного друга… Даже у собак жизнь лучше.
— Странный вы человек, доктор Лайт. Я даже сердиться на вас не могу… Устал я… Проспал много, а почему-то устал. Мои ребята не справлялись?
— Ждут вас у выхода.
Гудимен нехотя поднялся с кресла:
— Прощайте, док, я ваш должник.
— Прощайте, Гудимен, мы в расчете. Дик! Проводи.
Гудимен постоял, раздумывая над последними словами Лайта, никак не мог понять, как это они могут быть «в расчете», и послушно пошел за Диком к выходу.
Едва он покинул лабораторию, ученые поспешили к голограмме, которую записывал подсобный аппарат Минервы. Им не терпелось увидеть, что же происходит в мозгу оперированного гангстера.
На первый взгляд никаких заметных изменений не произошло. По-прежнему темнели пятна выжженных ветвей. Так же работали ступени Инта. Ничего нового не появилось. Но Минерва была другого мнения:
— До операции мы видели ряд стойких орнаментов. Этот конечный результат деятельности коры вырисовывался на фоне знакомых нам отрицательных эмоций. Иначе говоря, все мысли Гудимена, все его планы определялись требованиями эгоцентрических инстинктов. Так выглядело равновесное состояние его психики до нашего вмешательства. Я теперь не уверена, что мы выжгли и оставили то, что нужно… Первый опыт такого рода, — как бы оправдываясь, говорила Ми нерва. — В настоящее время равновесие нарушилось. Фон принял какой-то неопределенный характер, и какие эмоции возьмут верх — сказать трудно.
— Но готовность убивать исчезнет у него или нет? — с нотками отчаяния в голосе спросил Лайт. — Иначе весь наш труд, кроме зла, ничего не принесет.
— Убивать он не будет. В этом можете не сомневаться. Исчезли стимулы. Как видите, ненависть, жестокость, стяжательство выжжены до последней клетки. Не исключено, что обстановка, в которую он вернется, подстегнет скрытые резервы первого ствола, и эти эмоции возродятся. Ведь корни мы не трогали, и генетическая основа осталась. Условия гангстерского бытия могут дать толчок для нового роста. Но процесс этот длительный и скажется не скоро. Вряд ли Гудимен доживет до восстановления своего прежнего Инса.
— Почему ты так думаешь? — спросил Милз.
— Я сомневаюсь, нужно ли было выжигать структуру страха…
— Ты полагаешь, что бесстрашие сделает его еще более опасным?
— Не в этом дело. Чем больше голограмм проходит передо мной, тем очевидней становится для меня особое значение этого древнейшего из инстинктов. Ничто так часто не влияет на поведение человека, как страх и его производные — от опасения и тревоги до ужаса и паники. Один из важнейших компонентов самосохранения, помогавший живому существу избегать опасности, спасать свою жизнь в критические минуты, как и все прочие инстинкты, претерпел у человека разительные изменения. Жизнь среди себе подобных заставляет людей всегда держать свой страх наготове. Даже когда им ничто не угрожает. Достаточно лишь вероятности ущемления их интересов или интересов близких им людей. А такая вероятность всегда есть. Пусть возникнет лишь угроза материальных потерь и снижения уровня жизни или возможность утраты престижа. Пусть только померещатся помехи укреплению личного благоденствия, чтобы страх немедленно заставил человека приспосабливаться, действовать, защищаться любыми средствами. В ход идет оружие из арсенала страха — лицемерие, подхалимство, злобность, трусость и бесконечное множество других приспособительных средств. Может быть, поэтому голограммы ваших соотечественников убеждают меня, что труднее всего человеку прожить до конца своих дней, сохранив порядочность. Чуть ли не у каждого — потенциальная готовность совершить подлость, большую или малую. Это уже зависит от обстоятельств и характера… Потеряв страх, Гудимен утратил осторожность, изворотливость, двуличие — все, что помогало ему адаптироваться. Без этих качеств он в своей среде обречен.
— Но ведь никто не заподозрит, что в этом виноваты мы, — уверенно сказал Милз.
— Твой инстинкт самосохранения, Бобби, тоже не дремлет, — насмешливо заметил Лайт, — Лишь бы не заподозрили и не тронули нас, а на него наплевать.
— А тебе не наплевать?
— Теперь нет. Из замечания Минервы следует, что Гудимен не сможет стать даже обыкновенным подлецом. Мне было бы интересно понаблюдать за ним подольше. Не забывай, Бобби, что в некотором роде он — наше с тобой детище.
— Пропади оно пропадом, это детище!
— Хочу обратить ваше внимание, — вмешалась Минерва, — на изменения в Инте. Вместе с изменившимся фоном расшаталась вся система умозаключений. Они еще не распались, эти орнаменты, но яркость линий резко ослабла. Идет интенсивный обмен импульсами между аналитическими и логическими структурами. У Гудимена рождаются какие-то новые мысли, теперь уже независимые от угасших эмоций. Поэтому я считаю, что доктор Лайт прав, когда ждет неожиданных и поучительных результатов эксперимента.
— Может быть, он поумнеет?
— Он и до операции не был дураком. Но характер и ценность человека определяет не только сила ума. Возможно, что Инт Гудимена вырвется из малого круга и начнет работать не над теми задачами, которые он решал до сих пор. А это коренным образом изменит его поведение.
— Твоими бы устами, Мин… Не спускай с него глаз. Голограммы Гудимена нужно анализировать круглые сутки.
30
Из лаборатории Гудимен приказал доставить себя не в «Хе-хе», а на остров. Прибывший за ним Ник Бармингем искренне обрадовался, увидев босса живым и здоровым.
— Покажи ноги, Нил, — взмолился он. — Неужто новые?! Не поверю, пока не покажешь.
Они летели в экранированном «Мамонте» — роскошном трехсферном вездеходе с вместительным салоном, оборудованным по специальному заказу всем необходимым и для работы, и для отдыха. Ник на радостях хлебнул лишнего и не давал покоя. Гудимен стряхнул туфли, сами сползли носки, и он закинул ноги на низкий столик. Ник с таким обалдением уставился на них, как будто вместо ног увидел уши.
— Потрогать можно, Нил? — робко спросил он.
— Даже кусать можешь, они не боятся, — пошутил Гудимен, пошевеливая белыми гибкими пальцами.
Ник обхватил ступни босса обеими руками, пожимал их, тискал и захлебывался восторженными междометиями.
— Цены нет этому доктору! — воскликнул он. — Верно, Нил? Когда будем переправлять его к себе?
— Не будем… пока. — Гудимен сначала сказал, а потом стал подбирать мысли, обосновывавшие это решение: — Без своей лаборатории он ничего не стоит… Там такая аппаратура, какой нигде не найдешь… Что нам с того, что он будет сидеть в «Хе-хе»? А вдруг завтра тебе отстригут ноги или руки?
— Это правильно, Нил, — поспешно согласился, Бармингем. — Он еще может нам пригодиться. Как бы только кто другой его не захапал.
— Охраняй! Но чтобы он не знал. В случае чего доложишь мне.
Остров Гудимена держался на тысячах заякоренных понтонов. Пластидиниловый настил был покрыт толстым слоем плодородной земли. На ней росли деревья, цвели нарядные тропические растения. Завезенные сюда птицы и мелкое зверье сделали остров совсем неотличимым от любого другого, миллион лет торчащего среди океана. Разница была только в том, что все естественные острова были забиты людьми так же, как и континенты, а искусственные, стоившие колоссальных денег, оставались имуществом частным и неприкосновенным.
И под водой, и с воздуха остров охранялся совершенной аппаратурой, автоматически пресекавшей любую попытку посторонних вторгнуться на его территорию.
Жена Гудимена Эйлин бросилась к нему с хорошо отрепетированной радостью и, так же, как Ник, потребовала показать новые ноги.
— Успеешь, — сухо отрезал Гудимен. — Насмотришься. Мне нужно отдохнуть.
Почему он отправился не в космос, а в этот персональный и скучный рай, он и сам не знал. Во всяком случае, не ради того, чтобы насладиться семейным счастьем. Эйлин давно превратилась в перекормленную курицу, целые дни валялась на разбросанных по острову диванах и забавлялась изобретением новых пыток для мимидизов. Их у нее был большой набор — разного возраста, женского и мужского пола. Их умение корчиться от мук, обливаться кровью и страдальчески вопить было доведено до совершенства.
Познакомил ее с этим занятием Гудимен, а уж потом она увлеклась сама и весьма преуспела. И на этот раз она приготовила к приезду мужа несколько сюрпризов, — применила к мимидизам очень забавные, древние приемы умерщвления, подобранные ее справочной службой из старых книг: четвертование, колесование и уморительно смешное — сажание на кол. Но по лицу мужа она поняла, что ему не до развлечений, и покорно убралась с глаз.
Гудимен последовал на свою половину дворца, построенного черт знает в каком, но очень дорогом стиле, хотел было действительно вздремнуть, но передумал. Он включил каналы деловой связи и познакомился с конъюнктурными изменениями, происшедшими за время его отсутствия. Все показатели оказались благополучными, но привычного удовлетворения Гудимен не получил. Почему? Почему возвращение в мир всегда возбуждавших подхлестывавших его дел не принесло ему неизменного острого ощущения борьбы? Этот вопрос вертелся в его голове, и ответа на него он не находил.
Гудимен провернул на экране скопившиеся кассеты деловых предложений, поступивших от разных служб синдиката. Среди них было немало толковых. Например, проект «Дворца Нептуна» — грандиозного подводного публичного дома с дельфинами в качестве обслуживающего персонала. Он мог бы одновременно стать и перевалочной базой для контрабандных операций.
Новая модификация мимидиза — домашнего партнера по всем видам азартных игр… В общем-то неплохая идея, — обычные комнатные автоматы давно приелись. Но почему именно мимидизы? Если уж заказывать, то лучше для этой цели — мими-друзей.
Гудимен отключился, не досмотрев и не приняв никаких решений. Им овладело какое-то злое безразличие ко всему на свете. Почему? «Наверно, все дело в ногах», — подумал он. При чем тут ноги? Конечно, они! Протезы давили на мозг, напоминали, что он не такой, как все. И появлялось желание доказать, что он сильнее, хитрее и богаче всех двуногих… А сейчас ему ничего доказывать не нужно. Объяснение показалось ему подходящим. Он только не мог понять — лучше это или хуже…
Настойчиво просигналила особая линия оптитрона. Гудимен увидел сияющего Тэди Берча. Он поздравил босса с удачной операцией и попросил разрешения приехать для срочного доклада. Даже засекреченному каналу он не мог доверить чрезвычайно важных сообщений. «Ладно», — кивнул Гудимен.
«Вот еще откуда эта чертовщина в голове, — обрадовался он новой мысли, — от операции, которую готовит Тэди. Проклятый клиент…» Не такой уж он таинственный. Гудимен почти наверняка знает его имя. И тех, кто за ним стоит, знает. Вот кто схватил за горло и мешает войти в норму.
Гудимен ходил по толстому ковру кабинета, с удовольствием ощущая свободу движения всех суставов стопы и пальцев. А в мыслях продолжался сумбур. Вдруг с ясностью представились масштабы и последствия того, что неизбежно должно произойти… Президент. Не в нем дело, президентов убирали и раньше. Парламент, правительство. Всех сразу! Войска, наверно, наготове — сразу же начнут обеспечивать порядок и законность… Гудимен зло усмехнулся. Такая бойня начнется… Пока разберутся… Попробуй останови… Введут военное положение. Вся механика проверена десятки раз в других государствах. Расстрел на месте! И «левейших» и «правейших» — в одну мясорубку… А для чего? Так нужно клиенту и его боссам. Но при чем тут он, Гудимен? Почему начать должен он? Хотят чиркнуть им как спичкой, поджечь и выбросить… Это не его бизнес. Почему он согласился? Испугался шантажа? Дурак! Что Силвера убили в «Хе-хе» — еще нужно было доказать. Сам Гудимен мог бы устроить себе десяток алиби. Его адвокаты не с такими делами справлялись. На худой конец подсунул бы в расплату того же Тэди… Дурак! Испугался клиента, его могущества и превратился в холуя, сам полез в петлю…
За такими безрадостными размышлениями и застал своего босса Берч. Он еще раз поздравил Гудимена с новыми ногами и перешел к делу:
— Назван день. Первый вторник. Восемнадцать тридцать. Осталось меньше недели.
Гудимен долго и мрачно молчал. Тэди подумал, что босс сомневается в его расторопности, и постарался внушить ему уверенность в успехе:
— Все подготовлено наилучшим образом, Нил. Осечка исключена. Вот склады оружия. — Он положил на стол листок со светившейся схемой оперативных действий. — Все проверил лично. Боевикам выдал аванс. Остальное им получать не придется, — рассмеялся Тэди, — будет чистая экономия. Ракеты на местах. Высшего класса. Ни одной фирменной марки на деталях. Кем сделаны, никакой эксперт не разберется. Наводка и пуск произойдут автоматически, ни души рядом не будет. Клиент солидный, — с уважением добавил Тэди.
— Сколько всего поляжет по твоим расчетам? — спросил вдруг Гудимен и удивил Берча. Обычно он никогда такими цифрами не интересовался и хорошо знал, что Тэди подобными расчетами себя не утруждал.
