Текст книги "Экспедиция в Лунные Горы"
Автор книги: Марк Ходдер
Жанры:
Детективная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)
– Неграмотный павиан! – взвизгнула Покс.
– В водовороте исторических событий, – заметил Берти Уэллс, – нет возможности что-то аккуратно записывать. А когда приходит время подвести итоги произошедших событий, человеческая природа берет верх.
Он и Бёртон сидели в медицинском фургоне, куря по очереди редкость из редкостей, украденную сигару. Запряженный волами экипаж был частью конвоя – бесконечной линии солдат и повозок, двигающейся с юга к порту Танга, находившегося в сотне миль к северу от Дар-эс-Салама.
Стояло раннее утро, но жестокая жара уже обрушилась на людей и животных. Солдаты истекали потом. Все были истощены, больны и несчастны. Время от времени кто-то пытался петь – обычные печальные напевы африканцев – но быстро умокал, подавленный ритмическим тамп-тамп-тамп шагающих сапог. Как-то раз запела рота англичан, через их поддельное веселье прорывалась горькая ненависть. Они пели на мотив «Наш добрый друг Иисус», но с намного более красочными словами.
После чего старшина еще добрых три мили распекал своих людей.
Бёртон сидел в задней части фургона, опершись спиной о задний откидной борт. И не мог перестать чесаться.
– Человеческая природа? – спросил он. – Что ты имеешь в виду?
Уэллс, скорчившийся на сиденье рядом, ответил:
– Я придерживаюсь мнения, что мы обладаем врожденной тягой к повествовательной структуре. Мы хотим, чтобы предмет имел начало, середину, конец. Тогда мы можем лучше чувствовать его. – Он взглянул на Бёртона. – Через сколько дней твоя форма начала кишеть паразитами?
– Через четыре. Вши едят меня живьем.
– Выше нос, старина! Бывает и хуже. Лихорадка, траншейная стопа, дизентерия, а то может и оторвать твои чертовы ноги – это воюющая Африка.
– Бисмалла! Что вы наделали! Вы создали Ад из Рая!
– Ричард, а кто виноват? Мое поколение или твое? Я слышал, как люди опять и опять повторяют, что все мы продукты прошлого. Они возлагают вину за эту войну исключительно на поколение отцов. Иначе говоря, добро пожаловать в мир, который создали вы сами.
– Нет, конечно нет! Никто из моих современников не собирался создавать этот Джаханнам!
– Это ты так говоришь. Кроме того я не согласен с философской идеей, которую ты мог бы назвать стадиализмом. Я считаю, что мы совершенно не понимаем природу прошлого и заменяем ее мифами. Мы делаем фантастические предположения о произошедших событиях, лишь бы оправдать то, что происходит сейчас. Мы подгоняем причину под следствие. Однако правда в том, что настоящее является – и всегда будет являться – полным хаосом. Нет никакой истории и никакого плана. Мы все жертвы zeitgeist. Я извиняюсь, что использую немецкое слово, но оно исключительно подходит. Ты знаком с ним?
– Да. Я перевожу его как «суть времени» или «дух эпохи», и отношу к атмосфере – или социополитическому климату – любого данного периода.
– Совершенно точно, и, с моей точки зрения, это феномен, полностью зависящий от истории. Не история создает zeitgeist, мы создаем историю, пытаясь объяснить zeitgeist. Мы выстраиваем последовательный рассказ, чтобы придать событиям что-то, напоминающее значение.
Медицинский фургон дернулся, когда его колеса перепрыгнули через выемку в дороге. Голова Бёртона ударилась о деревянный бок.
– Ух!
– Как твоя рука? – спросил Уэллс.
– Болит. А твоя нога?
– Сломана. А твоя голова?
– Заткнись.
– Возьми сигару.
Военный корреспондент передал последний оставшийся «Гофман» исследователю, который посмотрел на окурок и пробормотал:
– По меньшей мере легкие будут здоровее. – Потом сунул его в рот и с наслаждением вдохнул сладкий дым, а колонна людей и фургонов по-прежнему ползла, извиваясь, по волнообразному холмистому ландшафту.
В медицинские и продуктовые фургоны были запряжены паролошади и волы. Бёртон видел и нескольких неуклюжих немеханических лошадей, в том числе мегаломовиков, тащивших огромные артиллерийские орудия. За войсками вышагивали сенокосцы, а танки-скорпионы поднимали хвостами пыль, вившуюся над их кабинами; стволы их винтовок медленно качались вперед и назад.
– Эй! Рядовой! – крикнул Бёртон ближайшему британцу. – Где мы?
– В дерьме по самую макушку, приятель.
– Ха! А географически?
– Понятия не имею. Спроси Киченера!
– Мы почти на месте, сэр, – ответил голос с африканским акцентом. – До Танги около мили.
– Очень обязан, – сказал Бёртон. Он повернулся к Уэллсу. – Слышал? Мы почти около твоего города. Не хочешь выпрыгнуть наружу?
– К сожалению, прыгать – это все, что я могу.
Бёртон выскользнул через задний борт, дошел до кабины водителя и постучал по ней кулаком.
– Эй, остановись на секунду, пожалуйста?
Фургон остановился, он вернулся к Уэллсу, помог ему спуститься на землю и взять в руки костыли. Они оба надели каски, сошли на обочину и медленно пошли рядом с колонной.
– Бёрти, и в чем твоя мысль?
– Мысль?
– Об истории.
– А. Мы слишком верим в идею, что прошлое может нас чему-то научить. Нет, настоящее – вот кто читает нам лекцию. И мы настолько захвачены им, что никогда не видим лес за деревьями. Эй! Что с тобой?
Бёртон внезапно нагнулся и схватился руками за голову.
– Нет! – выдохнул он. – Да. Я думаю... – он выпрямился и глубоко вздохнул. – Да. Я в порядке. Прошу прощения. Яркое воспоминание о... о... о человеке, сделанном из латуни.
– Статуя?
– Нет. Механизм. Но он... он Герберт.
– Что? Я?
– Нет, извини, не ты, Берти. Но его... ну да... его тоже звали Герберт.
– Механический человек по имени Герберт? Ты уверен, что к тебе не вернулась малярия?
Бёртон прищелкнул языком.
– Мои мысли настолько перепутались, что для меня граница между реальностью и фантазией почти не существует. Я не уверен, что это воспоминание что-нибудь означает. Возможно, позже в нем будет больше смысла. Где твоя деревня?
Уэллс указал на смутно различимую тропинку, уходящую в густые джунгли колючих акаций. Деревья взбирались на пологий откос; через их кроны виднелись крыши домов.
– Вон там, – сказал Уэллс. – Кальтенберг находится прямо на краю Танги – практически удаленный район города. Его построили немцы на небольшом возвышении, в европейском стиле. Жители убежали в город несколько дней назад. Оттуда у нас будет хороший обзор.
– Мне кажется, или роль военного корреспондента действительно состоит в том, чтобы карабкаться на холмы и оттуда глядеть на разрушения?
– Да, что-то в этом роде.
Они пошли по грязной тропинке. Вокруг них сгрудились стволы деревьев, закрывая от глаз конвой. Через листву над их головами сверкало и вспыхивало небо, мимо ушей с жужжанием проносились москиты.
– Кто такой Кичинер? – спросил Бёртон.
– Военная шишка. Или был. Никто не знает, жив ли он или умер. Черт побери эту ногу! Черт побери эту жару. Черт побери Африку и все, что в ней есть! Извини, давай немного передохнем. – Уэллс остановился и, балансируя на костылях, вынул спичку и зажег сигарету. Он сделал затяжку, потом протянул сигарету Бёртону.
– Спасибо, Берти, но я пропущу. Моя любовь к дешевым сигарам не доходит до таких глубин. Кроме того она испортит вкус ириски.
– У тебя есть ириска?
– Свистнул у водителя. Четыре штуки. Я бы предложил тебе пару, но, боюсь, после табака ты не почувствуешь их вкуса.
– Грязная свинья!
Бёртон оскалился.
– И не строй мне свою отвратительную гримасу, – посоветовал Уэллс. – Иначе ты выглядишь таким чудовищным Мефистофелем.
– Ты напоминаешь мне кого-то.
– Кого?
– Не помню.
Он пошли дальше, военный корреспондент ловко скакал на костылях.
– Напомни мне, почему мы атакуем Тангу, – сказал Бёртон.
– Во-первых, – ответил Уэллс, – мы пытаемся вернуть себе все порты; во-вторых, мы хотим разграбить немецкие запасы; и, наконец, самое важное – мы считаем, что здесь скрывается командир Shutztruppe, генерал-майор Пауль Эмиль фон Леттов-Форбек, и нам бы очень хотелось поставить точку в его жизненном пути. Этот человек – настоящий демон. Как военный гений он соперничает с Наполеоном!
К тому времени, когда они добрались до первого из коттеджей Кальтенберга, оба истекали потом.
– Помнишь, что такое снег? – пробормотал Уэллс, когда они вышли из-под акаций и вошли в деревню. – Я бы все отдал за то, чтобы сесть на санки, съехать с горы и опрокинуться в сугроб у подножья. – Внезапно он остановился и тихо сказал. – Ричард.
Бёртон тоже взглянул в проход между двумя коттеджами и увидел тело аскари в британской форме. Они подошли и проверили труп. Через все лицо африканца шла рваная рана, кожа по обе стороны он нее раздулась и сморщилась.
– Укус ищейки, – заметил Уэллс. – И он умер совсем недавно, я бы сказал.
– Берти, это была глупая мысль. Мы должны были остаться с колонной.
Уэллс покачал головой.
– Военный корреспондент должен все замечать и обо всем сообщать, Ричард. Когда мы доберемся до другого конца деревни, ты поймешь, что такого вида на Тангу больше нет. Оттуда мы увидим намного больше, чем из колонны. Не говоря уже том, что там мы почти наверняка останемся в живых.
Внезапно тишину прервал скрипучий шорох, похожий на стрекот саранчи, но неприятно громкий и угрожающий.
– Хмм. Быть может, я ошибся, – добавил Уэллс, широко раскрыв глаза. – Откуда этот шум?
– Не знаю.
Они вышли из прохода и немедленно увидели ищейку, неуклюже вывалившегося из одного из коттеджей, мимо которого они уже прошли. Жуткая тварь – переплетенье колючих щупалец и хлещущих в воздухе усиков. В середине пульсировал красный мясистый цветок, из которого в воздух поднимались два очень длинных побега, покрытых шипами. С пронзительным треском они терлись друг о друга – ужасное яростное движение! Извиваясь, растение катилось вперед на узле из спутанных белых корней – и очень быстро.
– Бежим отсюда! – крикнул Бёртон. – Бросай костыли, Бёрти! Я тебя понесу!
– Но...
Уэллс больше не успел ничего сказать. Бёртон вышиб из его рук костыли и вскинул невысокого человека на плечи. Тяжело топая сапогами, он побежал.
– Черт побери! – выдохнул он. – Алджи был намного легче!
– Кто?
– Гмм. Алджи. Бисмалла! Ты заставил меня его вспомнить! Как, ко всем чертям, я мог забыть его?
– Не знаю и как раз сейчас мне наплевать. Беги!
Бёртон, изо всех сил работая ногами, почувствовал, как загорелись мышцы бедер, а ищейка быстро догонял его.
– Совсем близко! – проверещал Уэллс.
И тут знаменитый исследователь увидел приоткрытую дверь дома, мимо которого он пробегал. Свернув туда, он проскочил внутрь, сбросил Уэллса на пол и захлопнул за собой дверь. В то же мгновение ищейка с ужасной силой ударился об нее, так что рама вокруг замка треснула. Бёртон быстро поставил на место верхние и нижние задвижки. Шипы впились в дерево снаружи.
– Дверь долго не продержится. Как ты?
– Приземлился на ногу, – простонал Уэллс.
Бёртон помог военному корреспонденты подняться.
– Пошли наверх. Бог мой, голова! Воспоминания ошарашили меня!
Он подставил Уэллсу плечо, они поднялись по лестнице и вошли в спальню. Остальные комнаты, как оказалось, были превращены в кладовки.
Снизу доносился грохот беснующихся щупалец. Бёртон тяжело дышал. Опустив Уэллса на кровать, он, пошатываясь, подошел к стене, оперся на нее спиной и прижал ладони к глазам.
– Алджернон, – прошептал он, потов взглянул вверх, по его щекам текли слезы.
– Что? – спросил его низкий корреспондент.
Бёртон не ответил. Он глядел за друга, в зеркало на туалетном столике, и оттуда на него посмотрело совершенно незнакомое лицо. Он упал в его черные, наполненные отчаянием глаза, и его переполнило такое всепоглощающее чувство потери, что сознание начало раскалываться.
– Ричард! – рявкнул Уэллс. – Эй!
Комната вернулась на место.
– Где я? – выдохнул Бёртон. Он чувствовал себя опустошенным и разбитым.
Уэллс молча указал на окно.
Со всхлипом вздохнув, Бёртон подошел к окну и тут же отшатнулся, увидев колючую лозу, ползущую по стеклу.
– Управляемая и ускоряемая эволюция, – заметил военный корреспондент. – Еще одна непродуманная чудовищная идея евгеников. Когда-то эта штука была человеком в экипаже. А теперь погляди на этого дьявола! И кто такой этот Алджи?
– Алджернон Суинбёрн.
– Поэт? Да, конечно, ты же знал его, верно?
– Он был... да... моим помощником.
– Неужели? И в чем?
– Не имею понятия. Но я помню, что вынес его из огня на плечах.
– Огонь – это то, что нам сейчас надо. Единственный способ уничтожить ищейку. Отойди подальше от окна, Ричард. Стебли вполне способны проломить стекло.
Бёртон быстро отступил назад. Он оглядел комнату – мебель, картины, украшения. Везде кишели муравьи и тараканы. И даже это что-то пробудило в его памяти, изнутри выплыло имя «Ригби», потом погрузилось обратно.
– Мою ногу гложет адский огонь, – пожаловался Уэллс.
– Оставайся, здесь, я пошарю в другой комнате, – ответил Бёртон. Он вышел на плошадку, потом в комнату за ней. Уэллс сел и стал массировать правое бедро.
Громкий треск внизу – парадная дверь треснула, не выдержав непрерывной атаки ищейки.
Бёртон вернулся.
– Нашел что-нибудь? – спросил Уэллс.
– Целую бутылку. – Бёртон показал сосуд с широким горлышком. – Скипидар.
Уэллс вытащил что-то из кармана пиджака.
– Коробка с четырьмя спичками. Меняю на две ириски.
– Идет.
Бёртон подошел к окну, поставил бутылку на пол, взялся двумя руками за раму и изо всех сил потянул ее вверх. Она громко заскрежетала и заклинила, поднявшись не более, чем на фут.
– Берегись! – крикнул Уэллс.
Исследователь отшатнулся от окна, а два молотящих по воздуху стебля прорвались через стекло и дерево, обдав обломками обоих людей. Колючие придатки стегали по комнате, разнося на куски мебель и оставляя длинные глубокие выемки на стенах.
Уэллс, не думая, бросился обратно на кровать, схватил тонкий матрас и обмотал его вокруг себя. Потом вскочил на ноги и метнулся к окну, истошно закричав, когда боль ножом ударила по его раненой ноге. Наступив на стебли, он прижал их к полу. Они брыкались и извивались под ним, ударяя по матрацу и кромсая его на куски.
– Быстрее, черт побери! Я не удержу их долго!
Бёртон прыгнул к бутылке, катавшейся по полу, поднял ее и отвинтил пробку. Не в состоянии протиснуться мимо Уэллса, стоявшего прямо у окна, он просунул руку сбоку от него и вылил скипидар, молясь Аллаху, чтобы он попал в цель.
– Спички, Бёрти!
– Я уронил чертову коробку!
Хлопковая обивка матраса лопнула на всю длину, в воздух полетел конский волос. Один из стеблей стегал и стегал, ударяя по телу корреспондента.
Бёртон, заметив коробок спичек, лежавший на полу, бросился к нему. Он полз и катился по битому стеклу.
– Нашел? – крикнул Уэллс.
– Да!
Внезапно Уэллс закрутился и упал – длинные стебли резко дернулись и выскользнули из комнаты.
Шум внизу прекратился.
Бёртон, с изумленным выражением на голове, стоял и внимательно глядел в окно. Стеблей было не видно. Он осторожно перегнулся через подоконник и заглянул вниз.
Ищейка стоял внизу, дрожа и дергаясь, как будто кем-то схваченный.
– Что с ним случилось? – пробормотал исследователь.
Вынув спичку из ящика, он чиркнул ей, поджег кусок разорванной хлопковой обивки и бросил горящую ленты на растение, которое мгновенно взорвалось огнем.
Бёртон изумленно смотрел, как пламя стало синим, потом желтым и, наконец, превратилось в тонкий столб черного дыма.
Он повернулся и начал было говорить, но сообразил, что Уэллс потерял сознание.
– Бёрти, как ты?
Военный корреспондент дернулся и застонал.
Отбросив остатки разорванного матраса, Бёртон помог Уэллсу встать. Форма Уэллса была разорвана и усеяна кровавыми пятнами.
– У тебя идет кровь, Бёрти.
– Ничего серьезного, – кашлянул его друг. – Из тебя, кстати, тоже. Он умер?
– Да. Однако очень странно. Похоже, он потерял контроль над собой прежде, чем я сжег его. Пошли отсюда.
Хромая, они вышли из спальни, спустились по лестнице, открыли истерзанную дверь и вышли на улицу.
Ищейка уже превратился в угасающий костер.
– Подожди здесь, Берти, – сказал Бёртон. – Я принесу твои костыли.
Он нашел их там, где бросил, и вернулся вместе с ними.
– Ты сделал в точности то, что сделал бы он, – сказал исследователь, отдавая костыли Уэллсу.
– Он? Кто?
– Алджернон Суинбёрн. Он был самый бесстрашный человек из всех, кого я знал.
– Тогда ты попал пальцем в небо. Я был полумертв от страха.
– Ты хороший парень, Берти.
ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА
НЕСЧАСТЬЕ
1 шестидюймовый секстант. 1 четырехдюймовый секстант. 1 ртутный горизонт. 1 призматический компас. 2 карманных хронометра. 3 термометра до 212 градусов. Еще 3 таких же, поменьше, в цилиндрических медных футлярах. 2 аппарата Казеллы для измерения высоты по точке кипения: паровой и водяной. 1 книга, страницы которой разделены на полудюймовые квадраты, для карт. Дневник. 1 морской альманах. «Лунные таблицы» Томпсона. «Искусство путешествия» Гальтона. Пособие по навигации. Таблицы логарифмов. «Советы Путешественникам», издание Королевского географического общества.
Из описи БёртонаАфриканская экспедиция, 1863 год.
Орфей уже пролетал на южной Францией, когда Ричард Фрэнсис Бёртон наконец проснулся. После двух бессонных ночей он так устал, что полностью пропустил первые часы полета.
Сейчас он стоял на обзорной палубе, наслаждаясь открывающимся видом и чувствуя огромное облегчение. Отъезд всегда поднимал ему настроение; узы и ограничения цивилизации падали, и он окунался в то, что любил больше всего на свете: соблазны и обещания неведомого.
Вошел Алджернон Суинбёрн и присоединился к нему.
– Привет! Привет! И еще раз: привет! Но ты пропустил гору еды – ленч, Ричард!
– Я спал крепче всех в мире, Алджи. А что ты делал, помимо того, что набивал живот?
– Искал этого маленького дьяволенка, Вилли Корниша, но, похоже, наши чистильщики воронок всегда ползают по трубам.
– Душноватая работенка, а? Со временем он появится. Не сомневаюсь, ты найдешь его позже.
– Надеюсь. Кстати, мистер Гуч и его люди устроили маленькую суматоху.
– Из-за чего?
– Четыре мотора на корме не так работают. Мне кажется, надо что-то сделать с загогулиной, заставляющим ту штуковину ударять в как-его-там-зовут. В технике не слишком много поэзии, а?
– Да, не слишком. Как ты?
– В порядке. Нет, совсем плохо. О, черт побери, не знаю, Ричард.
– Думаешь о Томе?
Суинбёрн тяжело вздохнул.
– Да. Его похоронят сегодня, после полудня.
Поэт протянул руку в карман и вынул стрелу Аполлона с золотым наконечником. Он коснулся кончика.
– Мы не поймали его убийцу, и мы уезжаем от него так далеко, что, скорее всего, уже и не поймаем.
– Не будь так уверен. Прошлой ночью я обнаружил, что Отто Штайнрюк – на самом деле граф фон Цеппелин.
– Что? Что? Тот самый шпион?
– Да. И я очень удивлюсь, если наши пути никогда не пересекутся.
Лицо Суинберна стало страшным.
– Хорошо! – прорычал он. – Хорошо! – Он поднял стрелу вверх и тоном актера в мелодраме объявил: – Это стрела справедливости! Я буду носить ее, пока не отомщу за Тома Бендиша!
Бёртон коснулся плеча друга.
Они стояли и глядели на ландшафт, скользивший далеко внизу. Уже было видно южное побережье Франции.
– Я должен пойти и поработать, – сказал Суинбёрн.
– «Аталанта в Калидоне»?
– Нет. Я начал небольшую поэму, которую назвал «Плач».
– В память о нем?
– Я еще не знаю. Может быть, в ней будет совсем о другом. Трудно сказать. Она идет скорее отсюда, – он постучал себя по середине груди, – чем отсюда, – он коснулся пальцем головы. – Может быть, в этом будет больше смысла, когда я закончу.
И он ушел из обсервационной палубы.
Бездонные глаза Бёртона заметили на горизонте линию океана.
– Поэмы, которые сам поэт не может понять. Сны, которые спящий не может расшифровать. Загадка на загадке. И Ткач станок усердно крутит. В нем Человек – ткань и уток. Но есть ли цель его усилий? Черней чем ночь труда итог…
Прошел час, а он все еще стоял, неподвижный, погруженный в мрачные мысли.
– Сэр Ричард, – тихо сказал кто-то позади него. Он повернулся и увидел капитана Лоулесса. – Вы чувствуете вибрацию под ногами?
– Да, – ответил Бёртон. – Что-то случилось с кормовыми моторами?
– А, вы уже слышали. Они работают несогласованно с носовыми и слишком сильно толкают нас вперед. Если мы не сможет отрегулировать скорость, мы закончим наше путешествие значительно раньше расписания, но корабль почти развалится на куски от вибрации и не сумеет вернуться в Англию. Мне бы очень не хотелось застрять в Занзибаре. Сейчас я собираюсь спуститься вниз и узнать, может ли мистер Гуч пролить свет на это дело. Не хотите ли пойти со мной?
Бёртон кивнул, и спустя несколько минут они нашли Дэниела Гуча в инженерном отсеке за топкой. Он снял большую металлическую пластину с пола и, стоя на коленях, всматривался в обнаженное нутро машины. Услышав, как вошли два человека, он сказал:
– Исчез подшипник люльки мотора.
– Что?
– Подшипник люльки. Это такое металлическое кольцо, двенадцать дюймов в диаметре, находящееся на зубчатом механизме и масляных шарикоподшипниках. Он – основной компонент системы синхронизации моторов. На корабле их четыре, и каждый управляет четырьмя летными пилонами. Один из них исчез. Кто-то снял его.
– А, так вы предполагаете, что это саботаж? – спросил Лоулесс.
– Да, сэр.
– Кто-то из команды?
– Очень вероятно, сэр.
Бледно-серые глаза Натаниэля Лоулесса сузились. Он сжал кулаки и обратился к Бёртону.
– Мне очень не нравится мысль, что кто-то из моих людей саботажник, сэр Ричард. И еще я не понимаю – почему кто-то хочет помешать вашей экспедиции?
Бёртон так резко сжал зубы, что они клацнули. Он взглянул на Гуча, который встал на ноги и стоял, положив металлические руки на плечи, потом повернулся к Лоулессу.
– А что вы вообще знаете о моей экспедиции, капитан?
– Только то, что вы собираетесь обнаружить истоки Нила. Мистер Брюнель приказал мне перенести вас и ваши припасы в Занзибар. И, насколько я знаю, правительство взяло на себя финансирование всей экспедиции. Есть что-то еще?
– Да.
– Тогда я прошу вас рассказать мне. Можете рассчитывать на мое полнейшее молчание. Мистер Гуч, не оставите ли нас наедине, пожалуйста?
– Не беспокойтесь, капитан, – сказал Гуч. – На борту корабля вы имеете право приказывать мне, но, как технологист, я занимаю более высокое положение и, так получилось, знаю все детали. Прошу прощения, что держал их от вас в секрете, но наше начальство считает, что некоторые аспекты экспедиции должны оставаться сугубо секретными.
Лоулесс какое-то время переводил взгляд с одного на другого.
– Все это очень хорошо, но если Орфей в опасности, я имею право знать, почему.
– Согласен, – сказал Бёртон. – Откровенно говоря, сэр, хотя я действительно собираюсь найти истоки Нила, это второстепенная задача. Главное – найти и вернуть черный алмаз, известный как Глаз нага. И, я уверен, именно этому пытается помешать прусский шпион по имени Цеппелин.
Глаза Лоулесса расширились.
– Неужели вы говорите мне, что наш саботажник – прусский агент?
– Да, скорее всего. Я бы сказал, что он нанят Цеппелином для того, чтобы мешать нам.
Лоулесс пробежал пальцами по коротко подстриженной белой бороде, его глаза сверкнули.
– Я протащу ублюдка под килем!
– Не уверен, что это возможно на винтокорабле, – пробормотал Гуч.
– Еще как возможно, черт побери!
– Сначала надо поймать его, – заметил Бёртон.
– Кстати, джентльмены, – сказал Гуч. – Не кажется ли вам странным, что, если саботажник собирался заставить нас опоздать, он действовал в точности наоборот – заставил нас лететь быстрее, хотя и ценой разрушения корабля? В результате мы окажемся в Занзибаре значительно раньше, чем собирались.
Бёртон нахмурился.
– Хороший вопрос, мистер Гуч. Очень хороший вопрос.
Бёртон поговорил с Суинбёрном, Траунсом, Честоном, Кришнамёрти, Бхатти, Спенсером, мисс Мейсон и сестрой Рагхавендрой, и попросил их патрулировать корабль, присматривать за экипажем и сообщать ему о малейших случаях подозрительного поведения. Потом вернулся в свою каюту, собираясь записать новости в дневник. Вынув ключ из кармана, он отпер дверь, открыл ее и замер на пороге.
На столе что-то лежало.
Он вошел в комнату и огляделся. Каюта среднего размера, четырехугольная, на полу ковер, на стене обои, хорошо обставленная. По потолку бежит толстая вентиляционная труба, по каждую сторону от нее висят две масляные лампы. Есть еще две двери: одна в маленькую спальню, вторая – в крошечную ванную.
В иллюминатор бил яркий столб средиземноморского послеполуденного солнца. Его белый свет отчетливо отражался от предмета, которого не была на столе, когда, пару часов назад, Бёртон уходил из кабины. Он закрыл за собой дверь. Другого способа войти в кабину нет.
Он подобрал предмет, вернулся в коридор, закрыл дверь на замок, потом встал на колени и заглянул внутрь через замочную скважину. Потом поднялся и пошел к носу корабля. Навстречу ему попался доктор Квайнт.
– Доктор, – сказал Бёртон, – могу я украсть пару минут вашего времени?
– Конечно. Эй! Это еще что такое?
Бёртон поднял предмет повыше.
– Загадка, доктор. Был на столе в моей каюте. Скажите мне – у кого еще есть ключ?
– От вашей каюты? У меня и сестры Рагхавендры. – Квайнт вынул из кармана связку ключей. – Как стюарды, мы должны иметь возможность войти во все пассажирские каюты. – Он пробежал пальцами по ключам. – Вот этот.
– Вы пользовались им сегодня?
– Нет, сэр.
– Можете доказать, если понадобится?
Квайнт слегка ощетинился.
– Сестра Рагхавендра подтвердит, что все утро я работал вместе с ней во время ленча, и мы расстались несколько минут назад – я должен был доложить капитану. Сейчас я иду с мостика.
– Спасибо, доктор. Извините, если обидел вас. Как мне кажется, я должен сам увидеть капитана.
– Очень хорошо. – Квайнт опять посмотрел на предмет.
Бёртон расстался со стюардом, прошел вдоль коридора и поднялся в рубку. На мостике уже стояло несколько членов экипажа. Капитан Лоулесс повернулся к вошедшему Бёртону, увидел то, что он держал в руке, и невольно вскрикнул.
– Святые угодники! Где вы это нашли?
– На столе в моей каюте, капитан. Прав ли я, что это и есть пропавший подшипник люльки?
– Так оно и есть. Дайте мне взглянуть.
Бёртон протянул металлическое кольцо Лоулессу, который, внимательно проверил его, убедился, что он цел и невредим, и обратился к Оскару Уайльду, который чистил панель управления задней части рубки.
– Мастер Уайльд, не будете ли вы так добры спуститься в инженерную? Попросите мистера Гуча поставить его на место, как только мы приземлимся в Каире.
Уайльд взял подшипник и исчез.
– В вашей каюте? – сказал Лоулесс. – Как он очутился там?
– Большой вопрос. Уходя, я закрыл дверь, и она все еще была закрыта, когда я вернулся. Доктор Квайнт уверил меня, что ни он, ни сестра Рагхавендра не входили в комнату во время моего отсутствия, и никаких следов взлома. Это ни о чем не говорит, конечно, но, по моему опыту, после взлома на замке всегда остаются крошечные царапины.
Лоулесс снял фуражку и почесал голову.
– Ну, каким бы путем не вошел ваш незваный гость, он избрал весьма неподходящий способ впутать вас в это дело.
– Меня можно было впутать только в одном случае – если бы стюарды нашли подшипник во время уборки. И лучше было бы его спрятать под койкой, чем оставлять на столе при свете дня. Я уже не говорю о том, что нет никакого смысла мне самому саботировать собственную экспедицию.
– Черт побери! – тихо прошипел Лоулесс. – Я не усну, пока мы не найдем проклятого предателя!
– И я, – прошипел Бёртон. – Мои люди патрулируют корабль. Нашему негодяю будет весьма трудно сделать что-либо еще и не попасться!
Следующие три часа исследователь оставался на мостике. Он внимательно следил за всеми, и не видел ничего подозрительного.
Под огромным винтокораблем скользило Средиземное море.
Раздался глухой свист.
Лоулесс подошел к медной панели на стене и вытащил из нее выпуклую крышку, потащившую за собой сегментированную трубку. Откинув крышку, капитан поднес трубку к уху и вслушался. Потом передвинул ее ко рту и сказал.
– Держите его. Я немедленно спускаюсь.
Вставив трубку обратно в панель, он сказал Бёртону. – Кажется ваш помощник устроил хаос в инженерной.
– Как так?
Капитан Лоулесс, не обращая внимания на вопрос, повернулся к первому помощнику.
– Принимайте командование на себя, мистер Хенсон.
– Да, сэр!
– Мистер Плейфэр, сколько нам еще до Каира?
– Два с половиной часа, сэр, если мы сумеем замедлиться. Согласно показаниям моих приборов, все четыре кормовых мотора уже перегрелись.
– Спасибо. Мистер Бингхэм, рапорт, пожалуйста.
– Ясно на протяжении всего пути, сэр, – ответил маленький жирный метеоролог. —На небе ни облачка. Ветер северо-западный, меньше пяти узлов, но усиливается.
– Мистер Уэнэм?
– Ровный ход, сэр.
– Хорошо. Сэр Ричард, идите за мной.
Аэронавт и исследователь вышли из рубки и спустились в коридор, бежавший через весь винтокорабль.
– Мистер Суинбёрн утверждает, что он поймал нашего саботажника, – сказал Лоулесс.
– О! – ответил Бёртон.
Они вошли в салон, спустились по боковой лестнице, прошли мимо пассажирских кают и вошли в первый из инженерных отсеков. Из соседнего помещения доносился рокот турбин, приглушенный толстыми изоляционными стенами.
Между трубами и четырьмя широкими крутящимися колоннами Бёртон увидел Траунса и Честона, державших руки очень невысокого человека. Вокруг них собрались инженеры, а Суинбёрн плясал перед полицейскими и их пленником, крича высоким пронзительным голосом:
– Тобиас Треднидл, ну надо же! Лжец! Негодяй! Предатель! Обманщик!
– Что ты делаешь здесь, Алджи? – спросил Бёртон, когда он и Лоулесс присоединились к группе. – Я думал, что ты работаешь.
– Я не мог писать, Ричард, и отправился на поиски вдохновения. И вот что я нашел взамен! – Голос Суинбёрна опять поднялся до крика и он ткнул пальцем в пленника. – Это не кто иной как Винсент Снид, иначе говоря – Рубильник!
Бёртон взглянул на низкого жилистого человека, которого держали два полисмена из Скотланд-Ярда. Не выше ребенка, неприятное хищное, как у горностая, лицо, рябое и хитрое, над которым господствовал огромный нос. Всклоченные, в пятнах от никотина усы скрывали безгубый рот. Очень длинные и тонкие черные волосы, зачесанные на узкий череп. Маленькие злые глаза – сидевшие скорее на сторонах его гаргантюанского хобота, чем по бокам от него – в панике метались вперед и назад.
– Нет, черт побери! – запротестовал он. – Меня зовут Тобиас Треднидл. Спроси его! – Он кивнул на маленького мальчика, стоявшего рядом, оборванца с песочно-белыми волосами.
– А вы кто, молодой человек?
– Вилли Корниш, сэр, – нервно ответил мальчик.
Вперед вышел Дэниел Гуч, его механические руки медленно колебались по обе стороны от него.
