Текст книги "Экспедиция в Лунные Горы"
Автор книги: Марк Ходдер
Жанры:
Детективная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)
Марк Ходдер
Экспедиция в Лунные Горы
Время открывает правду
СЕНЕКА
Не часто, но случается, что, читая книгу – или серию книг – у меня буквально «крыша едет». Картина развертывается, ударяет меня по голове своей необычностью и, сказав, «Люби меня!» – не оставляет мне другого выхода, как сказать: «Да. Я люблю». «Таинственная история заводного человека» как раз и является такой книгой, которой, как я надеялся, она должна быть.
ELITIST BOOKS REVIEWS (Элитные Книжные Обзоры)
Кто бы ни решил писать о «Загадочном деле Джека-Попрыгунчика», ему будет очень трудно отрицать всепобеждающее великолепие книги. Я даже не помню, когда – в последний раз – роман меня поразил, ужаснул и привел восторг до такой степени, что у меня почти не осталось слов, чтобы рекомендовать его.
БОБ УИЛЛ
* * *
Посвящается
РЕБЕККЕ КАМАРА
БЛАГОДАРНОСТИ
Начав писать рассказы о Бёртоне и Суинберне, я очень беспокоился о том, что оскорбляю память людей, которые, благодаря упорной работе и выдающимся талантам, оставили свой след в истории.
Мои опасения изрядно уменьшились, когда читатели-энтузиасты рассказали мне, что, читая мои романы, они постоянно прибегают к помощи Википедии и другим базам знаний. Таким образом они узнают о настоящий жизни людей, о которых я «вытер ноги».
И это меня очень радует. Это означает, например, что большое число людей считают героем полисмена номер 53 Уильяма Траунса, который в 1842 схватил Джона Фрэнсиса, пытавшего убить королеву Викторию (и, да, я использовал этот исторический факт). Это означает и большую осведомленность о Ричарде Спрюсе, которого я заклеймил клеймом предателя, и который, на самом деле, был спокойным скромным человеком и гением в области ботаники. Это означает и большее число людей, решивших познакомится с потрясающей поэзией Суинбёрна, большее число людей, восхищающихся политической ловкостью лорда Пальмерстона, большее число людей, с изумлением узнавших, что Дэниел Гуч действительно существовал, и с еще большим изумление узнавших то, что он сделал.
И это, я надеюсь, будет учтено теми наследниками всех этих выдающихся людей, которые прочитают мои романы и почувствуют себя оскорбленными. Пожалуйста, обратите внимание, что это романы – чистый полет фантазии и ни в коем случае не биографии. Моя альтернативная история является сценой, на которой люди сталкиваются с совсем другими препятствиями и возможностями, чем в настоящей жизни, и, таким образом, становятся совершенно другими людьми. Они ничем не напоминают свои прототипы и ни в кое случае не должны рассматриваться как точные портреты реально живших людей.
В этом томе мой рассказ об Африке 1863 года близко следует описанию, оставленному нам самим сэром Ричардом Фрэнсисом Бёртоном. По-моему его «Области Озер Центральной Африки» (1860) – самый очаровательный из дневников всех викторианских исследователей. Бёртон обычно по-своему пишет имена всех африканских деревень, городов и областей, и я придерживался его версии названий.
И, наконец, мои благодарности и глубочайшая признательность Лу Андерс, Эмме Барнс и Джону Салливану.
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
ПУТЕШЕСТВИЕ В АФРИКУ
Я думаю, что одно из самых приятных мгновений в жизни – отъезд в далекое путешествие, в неведомые земли. Одним могучим движением сбросив с себя узы Привычки, тяжелое бремя Рутины, плащ множества Забот и Домашнее Рабство, человек чувствует себя счастливым. Кровь течет быстро, как в детстве... освеженная рассветами утра жизни...
ДНЕВНИК сэра Ричарда Фрэнсиса Бёртона2-ое декабря, 1856 года.
ПЕРВАЯ ГЛАВА
УБИЙСТВО В ФРАЙСТОНЕ
Будущее влияет на настоящее, так же как и на прошлое.
Фридрих Ницше
Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон скорчился под кустом на краю чащи в западном углу лондонского Грин-Парка, и обругал себя дураком. Он должен был сообразить, что потеряет сознание и приехать пораньше. Сейчас вся миссия в опасности.
Он еще мгновение полежал, пока боль в боку не ослабла, потом взял винтовку и приподнялся на локтях, направив оружие на толпу внизу. Потом скользнул взглядом по надписи на прикладе: Ли-Энфилд Модель III. Изготовлено в Таборе, Африка, 1918 г.
Взглянув через телескопический прицел, он внимательно осмотрел людей, собравшихся вокруг дороги у подножия склона.
Где же его цель?
Перед глазами все поплыло. Он слегка тряхнул головой, пытаясь прогнать странное чувство потрясения – ему опять померещилось, что он разделен надвое. Впервые он испытал его в Африке, в 1857, во время приступов малярии, потом спустя четыре года в Лондоне, уже став королевским агентом. Он думал, что победил его. Возможно. Во всяком случае сейчас их было точно двое.
Стоял полдень 10-ого июня 1840 года, и значительно более молодой Ричард Бёртон, только что выехав из Италии, пересекал Европу, собираясь поступить в оксфордский Тринити колледж.
Вспомнив себя, упрямого, самоуверенного и недисциплинированного, он присвистнул. «Слава богу, время изменило меня. Другое дело, смогу ли я вернуть его благосклонность?»
Он переводил винтовку с одного человека на другого, пытаясь найти того, кого он должен застрелить.
Был чудесный день. Джентльмены с тросточками в руках, надели легкие пиджаки и цилиндры; дамы, державшие в руках зонтики от солнца, щеголяли в шляпках и изящных перчатках. Все ждали королеву Викторию, которая должна была проехать мимо в карете.
Бёртон переводил перекрестье прицела с одного лица на другое. Где-то в толпе находился Эдвард Оксфорд, безумный восемнадцатилетний юноша, с двумя заряженными кремниевыми пистолетами под сюртуком и жаждой убийства в голове. Но Бёртон не собирался стрелять в будущего убийцу королевы Виктории.
«Черт побери!» Его руки тряслись. Лежать вот так, вытянувшись, совсем не удобно для человека его возраста – сорок семь лет – но, еще хуже, один из людей премьер-министра, Грегори Хэйр, сломал ему два ребра. Как будто в бок нож воткнули.
Он осторожно пошевелился, пытаясь не потревожить кусты. Было жизненно необходимо остаться невидимым.
Его внимание привлекло лицо. Круглое, украшенное большими усами – надменность обладателя можно было пощупать руками. Бёртон никогда не видел этого человека раньше – по меньшей мере в таком виде – но знал его: Генри де ля По Бересфорд, 3-ий маркиз Уотерфордский, которого многие называли «Безумный маркиз». Он основал влиятельное движение либертинов, проповедавшее освобождение от социальный уз и страстно противопоставлявшее себя технологическому прогрессу. Спустя три года Бересфорд возглавит отделившуюся от движения группу радикалов, «развратников», чья анархистская философия бросит вызов сложившемуся социальному порядку. Маркиз верил, что человеческий род препятствует своей собственной эволюции; что каждый индивидуум способен стать сверхнатуральным человеком, свободным от любых ограничений, вроде совести или неуверенности в себе – существом, способным иметь все, что захочет. Очень опасная идея – и Великая война доказала это Бёртону – но именно сейчас Бересфорд его не волновал.
– Я разберусь с тобой через двадцать один год, – прошептал он.
В парке послышались отдаленные ликующие возгласы. Ворота Букингемского дворца открылись и оттуда появилась королевская карета.
– Давай! – прошептал Бёртон. – Где же ты?
Где же человек, которого он собирается убить?
Где Джек-Попрыгунчик?
Он прильнул к прицелу. Через линзы он видел совершенно непонятную сцену. Формы, движения, тени, глубокие цвета; все по отдельности они отказывались сливаться в общую картину. Мир разлетелся на части, и он сам, расколотый, валяется среди обломков.
Мертв. Очевидно он мертв.
Нет. Хватит. Так не годится. Не сдавайся. Только не это.
Он закрыл глаза, вонзился ногтями в ладони и оттянул губы назад, оскалив зубы. Усилием воли он нащупал отдельные куски себя и начал соединять их вместе, пока:
Фрэнк Бейкер. Меня зовут Фрэнк Бейкер.
Хорошо. Вроде более знакомо.
Он почувствовал запах бездымного пороха. В уши ворвался шум. Стало жарко.
Фрэнк Бейкер. Да. Имя выскользнуло изо рта в ответ на вопрос врача.
– И кто вы такой, мистер Бейкер?
Странный вопрос.
– Наблюдатель.
Такой же странный ответ, появившийся из ниоткуда, как и его имя, но переутомленные медики им удовлетворились.
Заклинание небытия продолжилось. Лихорадка. Галлюцинации. Потом восстановление. Они предположили, что он из Корпуса гражданских наблюдателей, и отдали его под опеку маленького человека с писклявым голосом, сейчас стоявшего рядом.
Что еще? Что еще? Что я ищу?
Он открыл глаза. Стемнело.
Он осознал, что раздавил что-то в кулаке, открыл ладонь, посмотрел на нее и обнаружил, что держит лепесток красного мака. Он чувствовал, что это важно, но не знал почему, и сунул его в карман.
Сдвинув на затылок железную каску, он вытер пот со лба, поднял конец перископа над краем траншеи и опять посмотрел через видоискатель. Слева от него гребень раздутого солнца смешивался с дрожащим от жары горизонтом; впереди, в наступавших сумерках, семь высоких длинноногих арахноидов бежали по ничейной земле, заросшей красными камышами. Из их выхлопных воронок валил дым, белой колонной поднимавшийся в потемневшее фиолетовое небо.
Сенокосцы, подумал он. Пауки-сенокосцы, выращенные до невероятных размеров евгениками из фракции технологистов. Нет, подожди, не евгениками – евгеники воют на стороне врага – наши называют себя генетиками. Арахноидов выращивают, убивают, вынимают внутренности, а потом инженеры наполняют их паровыми машинами.
Он посмотрел на машины более внимательно, и заметил детали, которые показались ему отличающимися – но от чего? Ну, например, пулеметы Гатлинга, висевшие под их маленькими туловищами. Бейкер ожидал, что там будут сети с грузом. Они поворачивались, сверкали и вспыхивали, посылая свинцовый град в немецкие траншеи, их металлический лязг почти тонул в пыхтении двигателей. Сенокосцы были обшиты броней, и каждый водитель не сидел на сидении, втиснутом в опустошенное тело, но располагался на чем-то вроде седла над ним, и, значит, пространство внутри панциря было наполнено значительно более мощными машинами, чем... чем...
С чем я сравниваю их?
– Впечатляющее зрелище, верно? – спросил звонкий голос.
Бейкер прочистил горло. Он еще не был готов с кем-нибудь общаться, несмотря на смутное подозрение, что уже так и делал, что он и маленький человек рядом с ним говорили несколько минут назад.
Он открыл рот, собираясь что-нибудь сказать, но его опередили: – Если бы я был поэтом, я смог бы найти подходящие слова, но для обыкновенного журналиста это чересчур тяжело. Как, ко всем чертям, я опишу эту внеземную сцену? Любой, кто не видел этого своими глазами, подумает, что я пишу научную фантастику. Возможно они назовут меня новым Жюль Верном.
Думай! Давай! Собери вместе слова этого парня. Обкатай их на языке. Угадай их значение.
Он вдохнул поглубже, когда память начала пробуждаться. Он лежит на кровати в полевом госпитале. В его руках газета. Он читает репортаж, написанный этим низеньким толстым парнем.
Да, так и есть. А теперь говори, Бейкер. Открой рот и говори!
– Вы справитесь, – сказал он. – Недавно я читал одну из ваших статей. У вас редкий талант. Кто такой Жюль Верн?
Маленький человек сузил глаза и внимательно поглядел для него, пытаясь через полумрак разглядеть его лицо.
– Французский писатель. Убит во время падения Парижа. Вы не слышали о нем?
– Быть может, – ответил Бейкер, – но, должен признаться, я помню так мало, что почти ничего не соображаю.
– А, да, конечно. Обычные последствия контузии или лихорадки, а вы пострадали от них обоих. Но, все-таки, почему вы оказались в областях озер?
Областях озер? Они – они в Африке! Это Африка!
– Не имею даже смутного понятия. Мое первое воспоминание – носилки. Следующее – я здесь, и врачи тыкают в меня пальцами.
Журналист хрюкнул и сказал: – Я тут поспрашивал кое-кого. Люди из Корпуса наблюдателей нашли вас на западном берегу озера Укереве, на краю Кровавых джунглей. Опасное место – немцы там так и кишат. Вы были без оружия, и на голове у вас сверкал странный иероглиф, похоже только что вытатуированный, и вы болтали без перерыва, как сумасшедший.
Иероглиф?
Бейкер сунул руку под каску и пробежал пальцами по коротким волосам. На черепе обнаружились зажившие рубцы.
– Ничего не помню.
Не помню. Не помню. Не помню.
– Наблюдатели хотели взять вас в Табору, но дорога на юг кишит ищейками, и они пошли на восток, пока не наткнулись на батальоны, собравшиеся здесь. Во время перехода вы то были без сознания, то приходили в себя, но не настолько, чтобы рассказать о себе.
Внезапно корреспондента прервало громкое «Улла! Улла!» сирены. Один из сенокосцев подавал сигнал, что попал в беду. Журналист опять повернулся к перископу, Бейкер последовал его примеру.
Одна из гигантских машин зашаталась. Вокруг ее ходулеобразных ног обвились красные усики, тянувшиеся к водителю, сидевшему высоко над землей. Человек отчаянно дергал рычаги управления, пытаясь стряхнуть с машины извивающееся растение. Не получилось. Сенокосец все больше и больше кренился влево, потом упал, прямо в плотоядные камыши. Сирена взвыла в последний раз и замолчала. Водитель выкатился из седла, попытался встать, упал и заметался. И закричал, когда стручок растения взорвался под его весом и опрыскал его ядовитым соком. Форма вспыхнула, плоть запузырилась и зашипела, стала слезать с костей. Меньше чем через минуту от солдата остался только голый скелет.
– Бедняга, – прошептал маленький человек. Он опустил перископ и стряхнул грязь с правой руки. – Вы видели, как вчера появился этот тростник? Я пропустил – спал.
– Нет, не видел.
– Вероятно, тонкая облачная лента, похожая на змею, появилась из-за моря и разбросала семена. Ночью растения проросли и с тех пор растут. Похоже, там сейчас не пройти. Говорю вам, Бейкер, когда речь идет о погоде или растениях, волшебники этих чертовых гуннов[1]1
Ироническое название немцев.
[Закрыть] знают свое дело. Поэтому они и смогли поставить под ружье на сотни тысяч африканцев больше, чем мы. Эти племена очень суеверны и сделают все, что им говорят, если поверят, будто ты можешь вызывать дождь и обеспечишь им хороший урожай. Полковнику Кроули очень тяжело бороться с ними – с волшебниками, я имею в виду.
Бейкер изо всех сил пытался понять. Волшебники? Растения? Управление погодой?
– Кроули? – спросил он.
Низенький человек поднял бровь.
– Бог ты мой! Похоже вас действительно здорово стукнуло. Полковник Алистер Кроули. Наш главный медиум. Волшебник из волшебников!
Бейкер не ответил.
Корреспондент в замешательстве пожал плечами и прижался к стене траншеи, когда мимо прошла цепочка солдат; и хихикнул, когда сержант, оскалившись и подмигнув, сказал:
– Держите голову пониже, джентльмены. Я бы не хотел увидеть дыры в этих дорогих касках.
Корреспондент повернулся к своему перископу. Бейкер все это время старался преодолеть чувство отстраненности.
Я не принадлежу этому месту. Я ничего не понимаю.
Он вытер рукавом рот – из-за насыщенного влагой воздуха он отчаянно потел – потом опять приложил глаза к линзам перископа.
Еще два сенокосца упали в извивающуюся флору. – Сколько людей должно погибнуть, прежде чем кто-нибудь отдаст приказ этим чертовым штукам отступить? – сказал он.
– Мы не отступим, – последовал ответ. – Это наш последний шанс. Если мы сможем захватить немецкие ресурсы в Африке, то сможем и контратаковать в Европе. Если нет, мы потерпим поражение. Так что мы будем продолжать во что бы то ни стало, даже если надежда на победу ничтожно мала. Смотрите! Еще один погиб!
Оставшиеся три сенокосца включили сирены:
– Улла! Улла! Улла! Улла!
– Ужасный шум, – продолжал журналист. – Можно подумать, что эти чертовы пауки живые, и кричат от страха.
Бейкер слегка покачал головой.
– Строго говоря это не пауки. Пауки принадлежат к отряду Aranaea, а сенокосцы – из отряда Opiliones.
Откуда я это знаю?
Военный корреспондент фыркнул.
– Теперь они никакой не отряд – с тех пор как наши технологисты их выскребли.
Внезапно по всей британской траншее люди засвистели в свистки.
– Черт побери! Ежедневная порция спор. Надевайте маску.
Руки Бейкера задвигались без малейших размышлений: нырнули в пояс, открыли полотняный мешочек, вытащили оттуда толстую резиновую маску и надели на лицо. Теперь он и его собеседник глядели друг на друга через круглые стеклянные окуляры.
– Я ненавижу запах этих штук, – сказал более низкий человек приглушенным голосом. – И они вызывают у меня клаустрофобию. В этом дьявольском климате я задыхаюсь, надевая их. Не вернуться ли нам в блиндаж и не заварить ли чай, а? Скоро будет слишком темно и мы ни черта не увидим. Время выпить чашечку. Вперед!
Бейкер в последний раз посмотрел через перископ. Через окуляры сцена выглядела странно расплывчатой, быстро спускающаяся африканская ночь затеняла ее еще больше, но он смог рассмотреть, что над дальней стороной камышей появилось желтое светящее облако, резко выделявшееся в чернильно-черном небе. Он вздрогнул, повернулся и последовал за корреспондентом по передовой линии траншей в ход сообщения, а оттуда в один из блиндажей. Они проходили мимо солдат в масках – главным образом аскари, африканских рекрутов, многие из которых только что распрощались с детством – уныло сидевших в ожидании сигнала к атаке.
Два человека подошли к дверному проему, отдернули тяжелый занавес и вошли. Только здесь они сняли каски и маски.
– Убедитесь, что занавес вернулся на место, – сказал журналист, – он не дает спорам залететь внутрь. А я зажгу свет.
Спустя несколько мгновений фонарь «молния» осветил маленький подземный бункер: две деревянных кровати, два стола, три стула и пара сундуков.
– Фу! – проворчал Бейкер. – Крысы!
– Ничего не поделаешь. Эти маленькие чудовища повсюду. Самая маленькая из наших проблем. Через пару дней ваша красивая чистая форма будет кишеть вшами и вы будете чувствовать себя так, как будто вас едят заживо. Где этот проклятый чайник? А, нашел!
Маленький человек подошел к переносной плите и начал заваривать чай. На свету оказалось, что у него потрясающие синие глаза.
Бейкер подошел к меньшему из двух столов, стоявшему у стены. На нем стоял умывальник; на гвозде, вбитом в стену, висело квадратное зеркало. Бейкер поискал свое отражение, но, по какой-то причине, не нашел. То ли глаза не давали ему увидеть самого себя, то ли его здесь не было. Он подошел к другому столу, стоявшему в середине блиндажа, и уселся за него.
– Эти споры, – сказал он. – Что они такое? Откуда берутся?
– Более подходяще называть их А-Споры, с большой буквы. Гунны вывели гигантские грибы, евгенически измененную версию самых обычных, известных как Бледная поганка, или Amanita bisporigera, если вы, как и в энтомологии, предпочитаете латинское название. Они смертельны, как и их споры. Вдохните их, и через несколько секунд у вас начнется рвота, колики, бред, судороги и понос. Через десять минут вы умрете.
– Ботаническое оружие? Тростник, а теперь и грибные споры. Какие ужасные изобретения!
Второй человек с изумлением посмотрел на Бейкера.
– Все знают, что немцы используют оружие, основанное на растениях. И некоторых переделанных животных.
– Неужели? Прошу прощения. Я уже говорил, что почти ничего не помню. Вы упоминали что-то, что назвали ищейки.
– А. Хмм. Да. Плотоядные растения. Одни из первых, разработанные немцами. Первоначально – военный транспорт, использовавшийся по всей Африке. А потом они неожиданно мутировали и сожрали водителей, а это, каким-то образом, привело тому, что они приобрели зачатки интеллекта. В результате они быстро распространились по всей Африке и представляют угрозу обеим сторонам. Если увидите такого, и в ваших руках нет огнемета, бегите изо всех сил. Больше всего их в областях озер, где вас нашли.
– Журналист на мгновение замолчал, потом добавил: – Я не понимаю, почему ваша память так сильно повреждена. Как вы себя чувствуете, физически?
– Довольно слабым, но мне уже лучше, и офтальмия почти прошла. В госпитале я пришел в себя, но почти ничего не видел. Эта подлая болезнь треплет меня время от времени, начиная с Индии.
– А, вы были в Индии?
Бейкер нахмурился и потер подбородок.
– Не знаю. Всего лишь прыгнуло в голову. Да, мне кажется, был.
– Индия, ну надо же! Вы не должны были из нее уезжать. Может оказаться, что там останется последний бастион цивилизации на этой кровавой планете. Вы там присоединились к Корпусу?
– Наверно.
Далекий грохот, потом еще и еще. Земля задрожала. Журналист взглянул на потолок.
– Артиллерия. Гороховые снаряды. Бьют из окрестностей Дар-эс-Салама.
«Производное от бандар эс-салам, насколько я понимаю. Ирония. Означает Гавань мира» прошептал про себя Бейкер, а вслух сказал:
– Мне знакомы этот ландшафт и климат. Мы находимся на юг от Занзибара, да? Быть может это деревня, которая называется Мзизима?
– Ха! Мзизима и Дар-эс-Салам одно и то же, Бейкер! Невероятно, что в таком незначительном месте началась гибель Британской империи, и мы как раз в нем.
– Что вы хотите сказать?
– Ну, все считают, что Великая война началась именно здесь. Неужели вы и это забыли?
– Да, боюсь, что да. В Мзизиме? Но как? Это же, как вы и сказали, совершенно незначительное место!
– Но вы помните, по меньшей мере, чем был Дар-эс-Салам?
– Я помню только скопище жалких хижин-ульев.
– Так оно и есть. Но около пятидесяти лет назад там появилась группа немецких наблюдателей. Никто не знает, как они туда приехали, или что там произошло в точности, но, так или иначе, там разгорелось сражение между ними и Аль-Манат.
– Доисламской богиней судьбы?
– Она и есть, черт побери! Но не та же самая, старина. Аль-Манат – предводительница банды женщин-партизанок. Ходили слухи, что она была англичанкой, но ее настоящее происхождение так и осталось тайной – одна из самых больших загадок истории. В любом случае конфликт разросся, Британия и Германия послали сюда войска, и Мзизима стала оплотом Немецкой Восточноафриканской Компании. Schutztruppen – Колониальные войска – были сформированы здесь сорок лет назад и это быстро расширило колонию. Ее переименовали в Дар-эс-Салам и с тех пор город бурно развивается. Но ничего, в этот уикенд наши ребята все поставят с ног на голову.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, друг мой, что в субботу крейсеры Его Величества Пегас и Астрея разбомбят город до основания.
Снаружи прогремело несколько мощных взрывов. Потом еще и еще. Земля тряслась не переставая. Бейкер нервно огляделся.
– Зеленый горошек, – прокомментировал его компаньон.
– Вы хотите сказать, что весь этот шум производит горох?
– Да. Снаряды с ним ударяются о землю, как большие пушечные ядра. При ударе они выбрасывают желтые горошины, которые взрываются и посылают отравленную шрапнель во всех направлениях. Они убили миллионы наших парней в Европе, но, к счастью, в Африке эти растения не растут.
Пальцы Бейкера вцепились в край стола. Журналист попытался успокоить его.
– С нами ничего не случится. Им понадобится век, чтобы накрыть весь район. И, конечно, мы нестроевые – нам можно спрятаться здесь, мы же не солдаты. Мы в безопасности, если, конечно, одна из этих чертовых штук не свалится прямо на нас, а это очень маловероятно.
Он поставил чайник на плиту и, пока чайник закипал, они сидели молча, слушая артиллерийский обстрел. Потом он опустил несколько чайных листьев в металлический котелок, залил их кипятком и проворчал:
– Порции все меньше.
Бейкер заметил, что компаньон не спускает с него глаз. Бейкер почувствовал непреодолимое желание спрятаться от света, но бежать было некуда. Он беспомощно смотрел на корреспондента, и тут лицо маленького человека буквально взорвалось сменявшими друг друга эмоциями: любопытство, тревога, осознание, недоверие, шок.
Тем не менее журналист молчал, пока чай не заварился, потом разлил его по оловянным кружкам, добавил молока и сахара, протянул одну кружку Бейкеру, уселся, выдул пар из своей, и только потом, громким голосом, перекрикивая грохот падающих снарядов, спросил:
– Старина, когда вы в последний раз брились?
Бейкер вздохнул и прошептал: «Как бы я хотел сигару!» Сунув руку в карман он вынул оттуда красный лепесток мака. Уставившись на него, он рассеянно спросил:
– Что?
– Вы совсем недавно побрились. Когда?
– Не знаю. Может быть три дня назад. А почему вы спрашиваете?
– А потому, мой дорогой друг, что щетина полностью разрушит вашу маскировку. С бородой или усами ваше лицо узнают в мгновение ока. Каждая его черточка говорит о сильном, беспощадном и властном характере. Ей-богу, эти впалые глаза! Железная челюсть! Дикий шрам на щеке!
– Что за чушь вы несете, черт побери? – грубо сказал Бейкер.
– Я говорю о полностью невозможном и совершенно невероятном – и, вместе с тем, очевидном и неоспоримом! – Журналист оскалился. Он уже кричал – обстрел жестоко бил им по ушам. – Признавайтесь! И я не приму возражений, сэр. Вы не можете быть кем-либо другим, хотя, однако, не имеет никакого смысла и то, что вы тот, кем являетесь.
Бейкер сердито посмотрел на него.
Второй человек продолжал кричать.
– Может просветите меня на этот счет? Уверяю вас, я необычайно восприимчив и сохраню тайну, если вы поставите такое условие. В любом случае редактор мне не поверит.
Взрыв чуть ли не за дверью. Блиндаж подпрыгнул. Чай пролился. Бейкер чуть не упал, выпрямился и громко сказал.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Тогда разрешите мне разъяснить себя: ваше имя ни в коем случае не Фрэнк Бейкер.
– Неужели?
– Ха-ха! Значит, вы допускаете, что вы не тот, за кого себя выдаете?
– Это имя пришло мне на ум, когда меня спрашивали, но я отнюдь не уверен, что оно правильно.
Еще один разрыв потряс комнату и Бейкер вздрогнул.
– Достаточно честно, – крикнул журналист. – Тогда давайте я себя представлю со всеми формальностями. Я представляю вам мистера Уэллса. Черт с ним. Не нужно таких формальностей. Меня зовут Герберт. Герберт Джордж. Военный корреспондент Табора Таймс. Большинство людей называет меня Берти, так что вы можете с чистой душой делать то же самое. И, поверьте мне, я не только поражен, но и счастлив познакомиться с вами. – Он протянул Бейкеру руку, которую тот машинально пожал. – Да не беспокойтесь вы так об обстреле, здесь намного более безопасно, чем кажется. Артиллерия гуннов главным образом бьет по окопам с припасами, а не по линии фронта. Они выиграют намного больше, если уничтожат наше продовольствие, а не несколько жалких аскари.
Бейкер коротко кивнул. Какое-то мгновение его рот беззвучно двигался, он продолжал глядеть на лепесток мака в руке. Потом прочистил горло и заговорил:
– Значит вы знаете меня? Мое настоящее имя?
– Да, знаю, – ответил Уэллс. – Я читал вашу биографию, видел фотографии. Я знаю о вас все. Вы – сэр Ричард Фрэнсис Бёртон, знаменитый исследователь и ученый. Я не мог ошибиться. – Он глотнул чай. – Тем не менее, это не имеет смысла.
– Почему?
– Потому что, мой дорогой друг, на вид вам немного больше сорока, сейчас 1914-ый год, и я знаю, что вы умерли старым человеком в 1890-ом!
Бейкер – Бёртон – тряхнул головой.
– Тогда я не тот, о ком вы думаете, – сказал он, – ибо я не старый и не мертвый.
И в это мгновение раздался ужасный взрыв и мир закончился.
Для Томаса Бендиша мир закончился во время празднования нового, 1863-его, года. В момент смерти он был одет Мрачным Жнецом. В последние секунды жизни этот активный и искренний атеист задыхаясь произнес:
– О, Бог! О, дорогой Христос! Пожалуйста, Мария, матерь божья, спаси меня!
Позже его друзья по Клубу каннибалов дружно обвинили в этом нехарактерном для него вопле страшную боль, разлившуюся по его телу после отравления стрихнином.
Они собрались во Фрайстоне – йоркширском особняке Ричарда Монктона Мильнса – для встречи Нового года и прощального маскарада. Название «прощальный» предназначалось не Бендишу – его кончину никто не мог предположить – но сэру Ричарду Фрэнсису Бёртону и его экспедиции, которые отправлялись в Африку на этой неделе.
Во Фрайстоне, построенном во времена Елизаветы, не было бального зала, но за его окнами, заключенными в каменные амбразуры, находилось множество роскошных обшитых дубом комнат, согретых ярко горящими каминами и наполненных переодетыми гостями. Здесь собрались художники-прерафаэлиты, ведущие технологисты, писатели, поэты и актеры, министры, сыщики из Скотланд-Ярда и члены Королевского географического общества. Присутствие нескольких высших офицеров из Его Величества Воздушного Корабля Орфей, а также замечательных женщин, среди которых находились мисс Изабелла Мейсон, сестра Садхви Радхавендра, миссис Ирис Энджелл и знаменитая женщина-евгеник – ныне генетик – сестра Флоренс Найтингейл, превратило маскарад в один из тех многолюдных званых вечеров, которые так прославили Монктона Мильнса.
Бендиш, в черном плаще с капюшоном и маской-черепом, провел последние минуты жизни в курительной, счастливо дурачась с греческим богом Аполлоном. Миниатюрный огненно-рыжий олимпиец (поэт Алджернон Чарльз Суинбёрн), завернутый в тогу, с лавровым венком на голове и стрелой Эрота с золотым наконечников на поясе, стоял около эркера вместе с персидским царем Шахрияром, Оливером Кромвелем, Арлекином и рыцарем; они же сэр Ричард Фрэнсис Бёртон, военный министр сэр Джордж Корнуэлл Льюис, Монктон Мильнс, и технологист, капитаном Орфея, Натаниэль Лоулесс.
Суинбёрн взял бокал бренди у проходящего официанта, одетого, как и все остальные слуги, в венецианский костюм Medico della Peste[2]2
Доктор Чума, (итал.).
[Закрыть] и маску длинноклювой птицы, отпил глоток, поставил бокал на столик рядом и, повернувшись к капитану Лоулессу, сказал:
– Вам не кажется, что команда слишком велика? У меня создалось впечатление, что для мотокорабля достаточно семь или восемь человек – или нет?
– Считая меня самого, – ответил капитан, – на борту двадцать шесть человек, и это еще не полный состав.
– Клянусь шляпой! И чем же, черт побери, они все занимаются?
Лоулесс засмеялся и прищурил бледно серые глаза; его прямые и белые как снег зубы были даже белее его аккуратно подстриженной бороды.
– Не думаю, что вы уловили настоящий размер Орфея, – сказал он. – Это самая большая летающая машина мистера Брюнеля. Настоящий титан. Ручаюсь что завтра, когда вы ее увидите, у вас захватит дух.
К группе присоединился технологист Дэниел Гуч. Как всегда, он надел упряжь с двумя дополнительными механическими руками. По мнению Суинбёрна инженер должен был переодеться в гигантского насекомого. Однако, на самом деле, Гуч оделся русским казаком.
– Он действительно великолепен, мистер Суинбёрн, – сказал он. – И роскошен. Предназначен для круизов. Он понесет экспедицию, запасы, все ваши средства передвижения – и останется наполовину пуст.
