Текст книги "Экспедиция в Лунные Горы"
Автор книги: Марк Ходдер
Жанры:
Детективная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)
ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВА
ХРАМ
Бёртон и Уэллс остановили сенокосцев на вершине склона и повернули их туда, откуда они пришли. Под ногами механических пауков в изобилии росли маки. Красные цветы образовывали неровную линию, исчезавшую в далеком тумане и ведшую к грязной серой кляксе, Таборе.
Высоко над их головой летел, приближаясь к городу, Л. 59 Цеппелин, казавшийся огромным даже на такой высоте.
Замечательное творение евгеников, он напоминал гаргантюанскую остроконечную сигару со сморщенными швами по бокам. Вдоль них росли овальные бобы, похожие на внешние опухоли, которые, даже издали, казались пустыми и похожими на орудийные порты.
Позади корабля рос гигантский фиолетовый цветок, похожий на тюльпан. Его лепестки открывались и закрывались – пульсирующее сердце, толкавшее корабль вперед.
– Великолепное зрелище, – заметил Уэллс, – и совершенно отвратительное.
– Отвратительное только потому, что мы знаем его груз, – возразил Бёртон. – Я спрашиваю себя, какую площадь уничтожит А-бомба? Ведь споры снесет ветром, верно?
– Возможно, они опасны только несколько минут, – предположил Уэллс. – Но даже если эффект продлится недолго и ограничится городом, умрут тысячи людей. Все люди никак на смогут уйти из Таборы. Смотри! Эти точки, поднимающиеся над городом – эскадрон шершней.
– Нам нужен мотокорабль.
– Не осталось ни одного. Последний мы потеряли около года назад.
Шершни – все двенадцать – помчались к немецкому кораблю. Но, приблизившись к бомбардировщику, взорвались, один за другим, и упали на землю, оставляя за собой дымовые следы.
– Нет! – пронзительно крикнул Уэллс. – Что происходит, черт побери?
– Там! – указал Бёртон. – Видишь дымовые следы, уходящие от Цеппелина? У немцев есть какие-то маневренные снаряды.
– Ричард, он уже над Таборой? Я не могу сказать.
– Сейчас в любое мгновение, – ответил Бёртон. – Приготовься к...
Без всякого предупреждения из-под земли вырвалось солнце. Ослепляющий свет полыхнул наружу, и, хотя Бёртон мгновенно закрыл глаза и еще прижал к ним ладони, он все равно видел его. Рядом завизжал Уэллс.
– Берти, как ты? – крикнул Бёртон.
– Ничего, – простонал Уэллс. – Кажется, да, он прошел.
Бёртон, сообразив, что его друг прав, открыл глаза. Но увидел только огненный шар.
– Чертово послесвечение! Ничего не вижу, – пожаловался он.
– Я тоже.
Они какое-то время сидели, закрыв руками глаза, пока сетчатка не восстановилась.
Внезапно ударил сильный порыв ветра.
– Ударная волна! – объявил Уэллс.
– Нет! Не с того направления, – возразил удивленный Бёртон.
Они посмотрели вверх, мигая. Наконец зрение вернулось.
Желтая плотная масса спор бледной поганки кипела над тем местом, где стоял город – и, пока два человека удивленно глядели на нее, начала медленно вращаться, как вокруг центральной оси.
– Ветер! – сказал Уэллс. – Чертовы метеорологи гуннов! Они заставили проклятое грибное облако сосредоточиться над городом и не дают ему рассеяться!
– Язва! – простонал Бёртон. – Бедный Язва! Бисмалла, Берти! Сколько людей только что умерли?
– Десятки тысяч, – сказал Уэллс и тут, внезапно, его голос стал низким, масляным и неприятным. – Но я – не один из них.
Бёртон посмотрел на военного корреспондента, и с ужасом увидел, что его глаза – зрачки, радужная оболочка, роговица, любая часть – стали черными. В них таилась ужасная угроза и Бёртон не смог оторвать от них взгляд.
Уэллс указал на умирающий город.
– Генералы жаждут найти безопасную гавань, – сказал он, – и, к сожалению, крейсер Британия уже катится в восточном направлении, скоро повернет на юг, а оттуда, насколько я вижу, отправится на север. Почему, рядовой Фрэнк Бейкер? Ха! Нет, совсем нет! Давайте назовем вас другим именем. Ну, например, сэр-Ричард-Фрэнсис-Бёртон. – Он произнес имя Бёртона медленно, делая ударение на каждый слог, как если бы хотел подчеркнуть, что знает настоящую личность собеседника.
– Берти? – неуверенно спросил Бёртон.
– Конечно нет! Скажите мне, как вы сделали это?
– Сделал что? И кто вы такой?
– Как вы управляете ищейками – заставили их открыть дорогу через осаждающие немецкие войска?
– Кроули?
– Да, да! Отвечайте на вопрос!
– Я не делал.
– Что? Не вы? Тогда кто – или что?
– Понятия не имею. Что вы хотите, полковник?
– У меня есть семь черных алмазов, сэр Ричард, фрагменты южноамериканского Глаза нага. И я очень многого не понимаю в них. – Черные глаза сверкнули. Королевский агент почувствовал, как они проникли ему в душу. – Например, вы, сэр, чьи бренные остатки лежат в могиле уже три десятка лет – на камнях есть ваши метафорические отпечатки. Быть может именно они перенесли вас из вашего времени в мое?
Бёртон не ответил.
Уэллс – Кроули – молча разглядывал его.
Опять ударил порыв ветра.
– Я расскажу вам тайну, сэр Ричард, узнай которую генералы – те, что на корабле – немедленно казнили бы меня.
– И какую?
– Я общаюсь с кайзером Ницше.
– Вы коллаборационист?
– Не в том смысле, который вы вкладываете в это слово. Император и я, у нас обоих есть талант ясновидения. Благодаря алмазам мы оба обнаружили, что существует другая реальность, в которой живут другие версии нас. Похоже, ваше появление здесь как-то связано с этим. – Уэллс замысловато пожал плечами, в его елейном голосе появилась беззаботная легкость. – Но вот неприятность: вы бежите в одном направлении, а я – в другом. Очень неудобно! Я действительно должен был избавиться от этого парня, Уэллса. Он действовал против меня. Но я разрешаю ему жить, потому что, кажется, он – важная составляющая очертания грядущих событий.
– Кроули, – сказал Бёртон. – Ницше сбросил на вас бомбу.
Уэллс хихикнул.
– Ага! Вы сомневаетесь в его обязательствах по отношению ко мне? Не утруждайте себя. Он честно предупредил меня, и было предопределено, что я выживу.
– То есть вы знали, что Табора будет уничтожена? И вы разрешили этим людям умереть? Вашим землякам?
– Обычная мораль для обычных людей. Конец Британской Империи и так сильно запоздал. Я только склонился перед неизбежным.
– Во имя аллаха, что вы за человек?
– Аллах? Не будьте смешным. Что касается меня, то я, возможно, олицетворение развратников, которые, если я правильно помню, преуспевали в ваше время.
– Вы чудовище.
– Я индивидуум, который разделяет желание Ницше создать сверхчеловека.
Кроули, впервые, отвел взгляд от Бёртона и посмотрел на желтое облако, окутавшее Табору.
– Множество будущих, – сказал он. – Различные истории. Быть может в некоторых из них события заканчиваются по-другому. Я бы хотел побывать в них. – Он опять повернул свои отвратительные глаза на исследователя. – Возможно, стоит перепрыгнуть в одну из них прямо сейчас, а?
Он заставил тело Уэллса вытянуться и тяжело вздохнул.
– Скучно, сэр Ричард! Очень скучно! Я здесь довольно давно. Не слишком удобно. Он говорил вам, что его нога постоянно болит? Не знаю, как он может терпеть такую боль. В любом случае я с вами прощаюсь. Мы еще увидимся, сэр, в этом мире или в его другой версии; возможно, в вашем времени, возможно, в моем, а, возможно, совсем в другом. Но мы увидимся, совершенно точно. И вот тогда мы...
На лице Уэллса появилась злобная улыбка и какое-то время висела. Потом, внезапно, из его глаз исчезла чернота, они закатились и он упал из седла на землю.
Бёртон быстро спустился и бросился на колени рядом с другом.
– Берти! Берти!
Военный корреспондент перекатился на бок, его вырвало. Он свернулся клубком и застонал.
– Он был в моей голове, Ричард. Гадость, Ричард! Худший из людей! Воплощенный Зверь.
– Он ушел? Или еще смотрит на нас?
– Ушел, – ответил Уэллс. – Но он пойдет за тобой. Куда бы ты ни пошел, он пойдет за тобой.
Бёртон помог Уэллсу сесть. Низенький корреспондент вытер рот и посмотрел на далекое грибное облако и улетающий на юг корабль.
– Все кончено, – сказал он. – Немцы думают, что победили, но они ошибаются. Все кончено. Это мир закончился.
– Мне очень жаль, Бёрти, – только и смог выдавить из себя Бёртон.
Уэллс встал, покачнулся, схватился за стремя и полез в седло сенокосца.
– Вернемся на тропу. Я хочу узнать, куда приведут нас маки.
Они взобрались в седла, повернули свои экипажи и быстро побежали по саванне.
Два дня они неслись по местности, которая казалась Бёртону странно знакомой.
Он чувствовал, как рвутся все связи с этим миром, образовавшиеся за последние пять лет. Изменение, оно ждало его, но он еще не знал, как.
Изменение, или, возможно, восстановление.
Лунные Горы.
Там ждет его судьба.
Или уже дождалась.
Тропа из маков вела к этим пикам, это было ясно даже до того, как покрытые снегом вершины встали над горизонтом. И он увидел пики, белые и изрезанные, парившие над кроваво-красными подножьями.
– Красные! – воскликнул он. – Я помню этот вид – но горы были зелеными!
– Быть может, в 1860-х, – ответил Уэллс – но с тех пор там выросли Кровавые Джунгли.
Они бежали по пустой стране. Там, где были деревни, не осталось ничего. Там, где паслись стада антилоп и зебр, не осталось ни одной. Там, где зеленели обработанные поля, рос буйный подлесок.
И они видели ищеек, все больше и больше. Неуклюжие растения с невозмутимым видом разумного существа шаркали по холмам и долинам, что заставило Уэллса спросить:
– Откуда эти проклятые твари взялись, Ричард?
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – ответил исследователь. – Они выглядят слишком целеустремленными, не правда ли? Помнишь, как одна такая напала на нас в Танге? Посмотри, насколько эти движутся иначе. Вместо бессмысленного размахивания отростками – ритмичное вздрагивание, как если бы ими кто-то управляет.
Большая часть воспоминаний Бёртона уже вернулась, и он понимал, что эти ищейки – тот самый вид растений, которых немцы использовали в 1863, с одним ужасным отличием: в их мясистых лепестках никто не сидел. Значит если кто-нибудь и управляет ими, то он, скорее всего, не человек.
Ближе к горам растительность стала более густой и дикой. Чем дальше они ехали, тем краснее становились цветы и фрукты, и, наконец, вокруг них остались только кроваво-красные цветы, ягоды и круглые, покрытые росой выпуклости непонятного происхождения. Маки вели паровых пауков прямо на мокрые джунгли, и – совершенно удивительно – хаотическое переплетение растений расступалось перед ними и давало пройти.
Через деревья падали лучи света. Лианы, раскачиваясь, свисали вниз. Наполненный влагой воздух то благоухал ароматами, то отвратительно вонял червивым мясом. Лениво жужжали жирные пчелы. Тут и там порхали бабочки и проносились стрекозы. Сверху планировали семена на оперенных крыльях. А в листве над головой тысячи и тысячи зеленых попугаев пронзительно кричали, болтали, хихикали, свистели и оскорбляли без остановки.
Бёртон засмеялся и никак не мог остановиться.
Уэллс, который ехал впереди, обернулся, поднял брови и спросил:
– В чем дело, черт побери?
– Покс! – крикнул Бёртон. – Покс и Фокс! Боги, сколько яиц отложила эта чертова птица? – Он поглядел вверх и проорал: – Покс! Покс! Покс! – потом внезапно согнулся и горько зарыдал: к нему вернулось слишком много тяжелых воспоминаний и теперь он точно знал, что вернется назад и как.
Уэллс сдерживал своего сенокосца, пока Бёртон не поравнялся с ним.
– Что с тобой? Как ты себя чувствуешь?
– Я больше не могу, – прошептал Бёртон. – Я больше не могу это выносить. Слишком много для одного человека. Я должен изменить все, Берти. Все.
– Давай отдохнем, – предложил военный корреспондент. – Вроде бы у нас еще есть немного еды в одном из мешков. Поедим и слегка поспим.
Они выключили моторы и спустились на землю. Внезапно спутанная масса багровой листвы зашуршала и расступилась, как занавес, открыв дорогу на поляну, заполненную восхитительными маками.
– Приглашение, ей-богу, если я хоть что-то понимаю в приглашениях! – воскликнул Уэллс. – То, что управляет маками, очевидно, имеет власть и над джунглями!
Они вышли на открытое место и сели. Уэллс принес корзину с едой и вынул оттуда ломоть хлеба и клин сыра. Они оба стали есть.
Бёртон, казалось, углубился в себя.
В его темных глазах стояла боль, щеки впали. Уэллс озабоченно наблюдал за ним кончиком глаза, когда что-то еще привлекло его внимание. Стоявшее на краю поляны дерево с большими грушевидными тыквами внезапно зашевелилось. Одна из его веток, со скрипом и щелканьем, вытянулась вперед, на открытое место. Бёртон, услышав скрип, поднял голову и с изумлением смотрел, как ветка, подвигавшись, опустилась и тыква повисла между двумя людьми.
– Подарок? – спросил Уэллс.
Бёртон нерешительно протянул руку к похожему на тыкву фрукту. Он сорвал его, и ветка тут же вернулась обратно. На верхушке плода открылась щель, из которой выплеснулась янтарная жидкость. Он понюхал ее, удивленно попробовал и одобрительно причмокнул.
– Ты не поверишь, – сказал он, глотнул и передал тыкву военному корреспонденту.
Уэллс попробовал.
– Это... это... это бренди!
Они пили, они ели, и все это время их оскорбляли болтуны.
Пришла ночь. Они заснули.
На рассвете два человека сели на свои экипажи и поехали вдоль тропы из маков.
– То ли я еду на гигантском паровом пауке по доброжелательным джунглям с человеком из прошлого, – вслух подумал Уэллс, – то ли я сплю.
– То ли сошел с ума, – добавил Бёртон.
К полудню они достигли крутого склона, обрамленного высокими голубоватыми камнями. Бёртон остановил сенокосца и через ветви деревьев посмотрел на горы, поднимавшиеся перед ними. Соскользнув с седла, он нагнулся и оглядел землю. Откос состоял из сланца, который удерживала сеть нитевидных корней.
– Это она, Берти.
– Кто?
– Тропа, которая ведет к Храму Глаз.
– Тогда вперед и вверх!
Бёртон вновь сел в седло и повел паука вверх по склону в узкое ущелье, чьи стены обвивали толстые узловатые лозы, а землю покрывал перегной, из которого в изобилии росли маки и другие цветы.
С каждым шагом стены поднимались все выше и тени углублялись все больше; появились рои светлячков, которые омыли двух путешественников странным неустойчивым светом.
Примерно через милю сенокосцы переступили через маленький каменный холмик – очевидно могилу – и у Бёртона сжалось сердце, когда он вспомнил того, кто похоронен здесь.
Они ехали все дальше, через плотную листву, которая расступалась при их приближении, под свисающими лианами, которые поднимались, разрешая им пройти, и над спутанными корнями, которые зарывались в перегной, чтобы не мешать огромным машинам.
И даже в этом месте, защищенном от солнца, болтуны свирепствовали среди веток, с энтузиазмом выкрикивая оскорбления, по-английски, как заметил Уэллс, хотя они находились глубоко в сердце Немецкой Восточной Африки.
Вперед, вверх, и вот, оказавшись на обширной лесистой вершине, они увидели далекие снежные пики, разрезающие небо.
– Кровавые Джунгли покрывают все горы, – заметил Уэллс, – и за последние пару десятилетий вышли за их пределы.
Земля пошла вниз, и красные маки постепенно привели путешественников во второе ущелье, которое оказалось уже и глубже первого. Растительность сомкнулась вокруг них, они ехали по узкому туннелю. С ветвей деревьев свисали круглые ярко-красные фрукты, бросавшие на двух людей призрачный свет.
– Никогда не видел ничего подобного, – пробормотал Уэллс. – У меня смутное впечатление, что это все одно растение. Я чувствую себя так, как если бы мы находимся внутри гигантского живого существа.
Болтуны почти исчезли, на путешественников опустилась глубокая тишина, нарушаемая только ровным урчанием моторов и жужжанием насекомых.
– На нас смотрят, – объявил Бёртон.
– Что? Кто? Откуда?
Бёртон указал на просвет в листве справа от него. Уэллс прищурился и увидел на ветке дерева обнаженного чернокожего человека. В слабом красном свете он казался похожим на рептилию; в руках он держал лук.
– Чвези, – сказал Бёртон. – Дети Глаза. Они ничего не сделают нам.
– Ты уверен?
– Уверен, Берти.
Чем глубже они заходили в чащу, тем больше видели молчаливых неподвижных наблюдателей.
И внезапно оказались на свету.
Они выехали в огромный естественный амфитеатр. Солнце пробивалось через листья и ветки и освещало настолько буйную растительность, что оба человека закричали от удивления. Ветки, листья, лианы, лозы, стволы, стебли, фрукты и цветы, все красные, все сплелись вместе, все карабкались на окружающие утесы, ковром покрывали землю и нависали над головой.
Из середины амфитеатра рос огромный ствол, высоко в небе разделявшийся на множество веток, на которых росли большие мясистые листья, среди которых росли кроваво-красные цветы.
Одна из веток потянулась к ним с такими стонами и скрипами, как если бы его древесина гнулась и вытягивалась. Она двигалась до тех пор, пока свисавший с нее гигантский цветок – лепестки которого щетинились колючими зубами, а из основания торчали похожие на пузыри выступы – не оказался прямо перед Бёртоном.
Пузыри надулись. Лепестки изогнулись, открыв похожий на закрытый бутон нарост. Пузыри сократились. Из губ бутона подул ветер, произведя пронзительный визг – как будто спустил детский воздушный шарик. Губы задвигались и преобразовали визг в слова.
– Клянусь шляпой, Ричард! – сказало растение. – Ты-то наслаждаешься жизнью! Что за чертовщиной ты занимался?
С глубокого индиго африканского неба спустилась тонкая линия.
Она раскачивалась и дрожала в горячем плотном воздухе, по дуге устремляясь в расселину.
– Копье! – крикнул Сиди Бомбей за мгновение до того, как оно вынырнуло из горячего тумана и вонзилось ему в грудь, отбросив назад. Он сел на каменную землю, посмотрел на дрожащее древко, потом на небо и, наконец, на Бёртона.
– Вау! – сказал он. – Мистер Бёртон, пожалуйста, пошли сообщение моей четвертой жене. Скажи ей...
Он упал на спину, копье встало вертикально.
Из его рта хлынула кровь. В глазах отразилось лазурное небо, они остекленели.
– Засада! – проревел Бёртон. – В укрытие!
Англичане бросили мешки и нырнули в тень высокого камня. Копья сыпались дождем, громко щелкая по каменистой земле.
Бертон осторожно выглянул из-за камня и посмотрел на противоположный край ущелья: несколько темных силуэтов. Тут же копье ударило в камень в дюйме от его головы. Он отпрянул обратно.
Рядом с ним лежал Спенсер.
– Герберт, ты как? – спросило Бёртон.
– В порядке, босс.
– Уильям! – крикнул исследователь. – Ты не ранен?
– Здоров как бык! Но я бы почувствовал себя лучше, если бы наши чертовы винтовки работали! – пришел ответ из-за камня, находившегося в ста восьмидесяти футах от Бёртона.
– Алджи? – крикнул исследователь.
Суинбёрн, находившийся за камнем справа от Бёртона, внезапно выпрыгнул на открытое место и стал размахивать руками, как сумасшедший.
– Эй! – завопил он темным силуэтам вверху. – Вы, чертовы пруссаки! Почему бы вам не сделать нам честь и не смыться отсюда ко всем чертям?
Его голос отразился от высоких стен. Копья полетели вниз, ударяясь об землю вокруг него.
– Алджи! – проревел Бёртон. – В укрытие, ты, безмозглый болван!
Суинбёрн небрежно подошел к Бёртону и скользнул за валун.
– Я пытался заставить их бросить как можно больше этих кошмарных штук.
– Не такая плохая идея, – пробормотал Бёртон, – но плохо исполненная. Попробуй вспомнить разницу между бесстрашием и безрассудной бравадой.
Он обвел взглядом усеянную камнями расселину. Недалеко валялись мешки экспедиции, из них торчали копья.
– Скорее всего, запасы пропадут – по меньшей мере все бутылки с водой, – пробурчал он.
– Сколько чертовых копий у них осталось? – крикнул Траунс.
– Намного меньше, чем раньше, – крикнул в ответ Бёртон. – Алджи прав – чем больше они тратят, тем меньше остается.
– Возможно, не просто тратят, – заметил Суинбёрн. – Скорее всего, они пытаются не дать нам поднять голову для того, чтобы кто-нибудь из них опередил нас.
– Уильям, – крикнул Бёртон. – Можешь добраться досюда?
– Гляди на меня!
Траунс выскочил из-за камня и побежал по разделяющему их пространству, прыгая из стороны в сторону; копья градом сыпались вокруг него. Пробегая мимо мешков, он ухитрился подхватить три из них, потом, отбив в сторону копье, прыгнул за камень, подняв облако пыли.
– Фу! Я еще из одного куска?
– И даже без дырок, насколько я могу видеть. Ты в состоянии еще немного так поразвлекаться?
Человек из Скотланд-Ярда бросил мешки Суинбёрну.
– Не слишком долго. Ноги горят от чертовых ран. Что ты собираешься делать?
– Мы будем прыгать от камня к камню, от укрытия к укрытию, не останавливаясь. Переводи дух и вперед, иначе станешь подушечкой для булавок!
– Хорошо, за тобой.
Королевский агент посмотрел на тело Сиди Бомбея. Еще одна смерть. Еще один погибший друг. Еще одна часть мира, оторванная от него.
Он невольно спросил себя, сколько потерь он в состоянии выдержать.
Делать нечего, придется оставить африканца здесь. Возможно, он сумеет его похоронить позже, если до трупа первыми не доберутся животные.
Траунс смотрел, как Суинбёрн перекладывает содержимое трех мешков в один.
– Сколько у нас осталось? – спросил он.
– Немного! – ответил поэт. – Одна неповрежденная бутылка воды, выщербленный секстант, ключ Герберта, масляная лампа, коробок спичек, бинокль из Орфея, и небольшой пакет с едой, который выглядит так, как если бы по нему прошлось стадо слонов!
– То, что в начале экспедиции несло сто двадцать человек, сейчас возьмет один! – пробормотал Бёртон. – Выбрось секстант, и мы уходим.
Он забросил мешок за плечи и указал на упавшие камни впереди и по обе стороны едва видимой тропы, вившейся посреди ущелья.
– Уильям, ты к основанию утеса, туда. Алджи, нырнешь под выступ. Герберт, беги к тому камню. Я попробую камень у поворота тропы – видите его? Оттуда я осмотрю дорогу и крикну, куда бежать. Готовы? Хорошо. Вперед!
Трое людей – и заводной механизм – вылетели из укрытия и брызнули в разные стороны. Полетели копья, их наконечники трескались, ударясь о каменистую землю.
Суинбёрн первым добрался до своего укрытия.
Бёртон следующим, хотя ему пришлось пробежать больше других.
Траунс зашатался, когда отскочившее копье ударило ему в лицо, но, к счастью, не получил серьезную рану.
Меньше всего повезло Герберту Спенсеру. Из-за поврежденной ноги, он не бежал, а скорее шаркал по земле, и его ударили три копья. Первое отлетело от плеча с громким звоном.
– Ой! Черт побери! – протрубил он.
Второе оставило борозду на его спине.
– Ааа! Они достали меня!
Третье прошло через левую щиколотку, и нога почти оторвалась, оставшись висеть только на тонком кабеле.
– Вот те на! Что за боль! – заухал он, упав в тени большого валуна, который назначил ему Бёртон.
– Ух! Ох! Уух! – Он полностью оторвал ногу и поднял ее, чтобы остальные могли видеть. – Посмотрите! – крикнул он. – Мне оттяпали чертову ногу!
– Герберт, ты можешь идти? – спросил Бёртон.
– Да-а, но не слишком хорошо. Но это же не самое важное, верно?
– А что самое важное? – спросил Суинбёрн, лежавший недалеко.
– То, что моя чертова нога оторвана, парень!
– Я уверен, что Брюнель мгновенно исправит все, после того как мы вернемся в Англию, – ответил Суинбёрн. – Не о чем беспокоится.
– Ты ни хрена не понял. У меня нет ноги. Болит!
Бёртон, который уже выбрал укрытия впереди, прокричал указания.
Они побежали.
Герберт Спенсер ковылял за ними, упираясь культей в твердую землю. Копье ударило его в бедро и осталось торчать.
– Ой! – крикнул он, выдернул его и отбросил в сторону.
Еще одно звякнуло о голову.
– Дьявол вас всех побери!
Наконец он добрался до навеса в стене ущелья, упал под него и лежал, стоная.
– Герберт, – окликнул его Суинбёрн. – В тысячный раз: все в твоем разуме! Ты не можешь ощущать боль!
– Готовы? – спросил Бёртон.
– Минутку! – крикнул Траунс. Наконечник копья прочертил кровавую полосу по его бедру. Он оторвал один из рукавов и замотал рану. – Готов!
Еще один сумасшедший бросок, еще множество копий – хотя уже меньше – и они нырнули за наклонную плиту, не получив новых ран.
– Наверно они украли копья во всех деревнях, через которые шли, – заметил Суинбёрн. – Или у них есть с собой переносная фабрика.
Внезапно послышался отчаянный крик, и недалеко от них на дно ущелья упало тело белого человек со светлыми волосами и голубыми глазами. Из его груди торчала стрела с красно-черным опереньем.
Потом еще один крик, еще и еще.
– На них напали! – воскликнул Бёртон.
– Кто? – спросил Суинбёрн.
– Нет времени на размышления! Вперед!
Они выбежали из укрытия – королевский агент поддерживал Траунса, Суинбёрн помогал Спенсеру – и поспешили по расселине, оставив сражающихся пруссаков позади.
Через две мили начался резкий подъем, идти стало тяжело.
Живот Бёртона громко урчал, с кончика носа капал пот.
Он попытался вспомнить, что чувствовал, когда сидел в своем старом кресле у горящего камина на Монтегю-плейс.
– Мы близко, босс, – объявил Спенсер. – Я чувствую присутствие Глаза.
Группа продолжала идти по расселине. К полудню стены разошлись, и они вышли на низкую вершину. Внезапно похолодало, они замерзли. Сзади остались низкие горы и холмы; по обе стороны от них длинные кряжи бежали к острым снежным пикам, вздымавшимся вдали; впереди длинная, потрепанная временем плита резко шла вниз и раскалывалась, образуя второе ущелье.
Они начали опасный спуск по неровной земле, усеянной скользкими сланцевидными камнями, которые вырывались из-под ног и с грохотом уносились вниз.
Наконец они добрались до трещины в плите и вошли в нее. Вокруг них сгустилась темнота. Слева и справа вверх поднимались высокие каменные стены; небо казалось тонкой голубой линией.
Бёртон порылся в мешке и вынул масляную лампу. Стекло было разбито, но лампа еще работала. Чиркнув спичкой, он зажег фитиль и пошел вперед, освещая неровное, все в трещинах дно ущелья.
– Чудно! – пробормотал Суинбёрн. – Нет эха!
И точно: их шаги и голоса, стоны и скрипы далеких камней, все тонуло в давящей тишине.
Чем дальше отряд уходил в темноту, тем более мрачной и сверхъестественной становилась окружавшая его атмосфера.
– Если Спик пришел сюда, пока пруссаки пытались воткнуть в нас копья, мы должны наступать ему на пятки, – прошептал Траунс.
Бёртон сжал челюсти и кулаки.
Узкая полоска неба была настолько далеко, что, казалось, они идут в полном мраке. Бёртон поднял лампу. Она осветила людей, одетых только в набедренные повязки и ожерелья из человеческих костей, стоявших у стен с каждой стороны. Их лица покрывала сеть шрамов, поэтому кожа напоминала чешую рептилий; они держали луки, на тетивах которых лежали стрелы с красно-черным опереньем, и их глаза глядели на Герберта Спенсера.
– Сколько? – прошипел Суинбёрн.
– Трудно сказать, – ответил Бёртон. – Много. Чвези. Именно они напали на пруссаков.
– Похоже они зырят только на меня, – сказал Спенсер.
– Ничего удивительного, – ответил Суинбёрн. – Со всеми эти царапинами и выбоинами, ты еще то зрелище.
– Спасибо на добром слове, парень. Но дело не в этом. Кажись, они чувствуют алмазы в моей башке.
– Они сомкнулись за нами, – предупредил Траунс.
– Но оставили свободным дорогу вперед, – заметил Суинбёрн. – Похоже, они сопровождают нас. Или гонят нас, как баранов?
– К Глазу? – спросил Бёртон.
– В том направлении, босс, – подтвердил Спенсер. – Очень сильные эманации.
– Тогда я разрешаю им проводить нас.
Королевский агент продолжал идти по узкой тропе, Суинбёрн, Траунс и Спенсер – за ним. Чвези неподвижно стояли в мрачном молчании, пока британцы не проходили мимо; потом шли вслед.
Солнце никогда не касалось воздуха в ущелье, и он становился все холоднее и холоднее; дыхание облачком повисло перед их лицами. Ослепительно белый снег, лежавший по сторонам ущелья, отражал свет лампы Бёртона; на стенах сверкал лед.
– Это линия разрыва, – сказал Суинбёрн. – Мы взобрались по ней по ту сторону горы, и сейчас по ней же спускаемся. Как если бы весь пик раскололи посредине. Какая невообразимая энергия могла вызвать такое?
– Только не вулканическая, – рассеянно заметил Бёртон. – Это метаморфическая порода. Отсюда ты можешь видеть, как подземное давление вытолкнуло плиту вверх. – Он нахмурился и посмотрел вверх, на тонкую полоску голубого неба. – Однако ты прав, Алджи. Здесь поработала очень могучая геологическая сила!
Спустя полмили трещина внезапно расширилась, и они оказались на широкой чашевидной арене, освещенной солнцем; воздух резко потеплел.
– Смотрите! – тихо сказал Траунс и указал вперед.
Высокую стену впереди рассекала большая трещина; дорога уходила туда, но вход в нее преграждали молчаливые чвези. Бёртон оглянулся. Чвези окружили их плотным кольцом.
– Пещера там, – объявил Спенсер. Он указал направо, на дыру в кольце воинов, где тень от камня скрывала еще более темный путь внутрь.
– Бомбей сказал, что храм находится под землей и туда ведет путь через пещеру, – сказал Бёртон. – Видимо наш эскорт хочет, чтобы мы спустились туда.
Исследователь осторожно подошел к отверстию, просунул внутрь лампу и осветил глубокую пещеру, в задней стене которой он увидел узкий проход.
– Вперед, – сказал он и махнул рукой остальным. Те прошли мимо него, и он последовал за ним, подошел к отверстию в задней стене и обернулся, поглядев на чвези. Однако воины внутрь не вошли.
Опять повернувшись, он внимательно оглядел гладкий каменный проход.
– Подождите, – сказал он. Его друзья остановились, и он протиснулся мимо них, став во главе колонны.
Потом они пошли вперед по извилистому тоннелю, спускавшемуся вниз и поворачивавшему то налево, то направо.
Никаких звуков преследования.
Вскоре Бёртон почувствовал нечто странное. Он приказал остановиться и задул лампу. И тут же они увидели слабое синеватое свечение.
– Что это? – прошептал Суинбёрн.
– Судя по всему какой-то вид фосфоресцирующей плесени или лишайника. Дальше пойдем без лампы. Глаза привыкнут.
Проход стал более крутым, и они шли осторожно, выверяя каждый шаг. Светящейся плесени становилось все больше, пока она не покрыла все стены, освещая тропу странным потусторонним светом.
Коридор резко повернул налево и устремился вниз под очень крутым углом. Они шли, поскальзываясь и спотыкаясь, пока не вынуждены были двигаться быстрее, чем хотели. Почти бегом они спустились на самый нижний уровень и оказались на полу фантастической пещеры – большого сводчатого грота – настолько наполненного синим светом, что была отчетливо видна любая деталь.
Они ахнули, потрясенные великолепной картиной.
Из пола поднимались сталагмиты – от крошечных до огромных – стремясь к свисавшим с высокой крыше сталактитам такого же размера. Многие из них слились вместе и образовали массивные асимметричные колонны, делавшие пещеру похожей на гигантский кафедральный собор с органом.
