Текст книги "Экспедиция в Лунные Горы"

Автор книги: Марк Ходдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

Бёртон перевел бинокль на порт и увидел, что на палубе корабля кишит народ. Орудийная башня, расположенная на носу, прямо перед тремя трубами, повернулась к подлетающим винтокораблям. Спустя несколько мгновений из дула брызнул оранжевый свет, еще и еще. Через несколько секунд после каждой вспышки раздавался грохот, рассыпавшийся над ландшафтом, потом становившийся тише и улетавший прочь вместе со снарядами.

Он опять посмотрел на корабли, бывшие уже почти над городом. Вокруг них взрывались клубы черного дыма.

Шершни пикировали вниз на легкий крейсер и поливали его палубу из пулеметов.

– Давайте, парни! – крикнул Уэллс.

Бёртон смотрел, как людей разрывало в клочья и выбрасывало за борт, когда пули подали в них. Внезапно раздался громкий взрыв. Бёртон опустил бинокль и увидел, как из борта Пегаса вырвался столб дыма, полетели металлические осколки.

– Попали! – крикнул Уэллс.

Винтокорабль наклонился налево. Его тень прошла над Кенигсбергом и вниз полетели какие-то маленькие предметы. Бомбы. С душераздирающим грохотом немецкое судно превратилось в огненный шар. В небо взлетели куски палубы. Потом последовал еще один гигантский взрыв – сдетонировал боезапас корабля.

Взрывная волна потрясла Пегас, перевернула в воздухе килем вверх и бросила на землю. Корабль ударился о землю в южном предместье Дар-эс-Салама и, распадаясь, до тех пор пробивался через него, пока не превратился в перепутанный узел искореженного металла на конце длинной пылающей борозды. Сотни зданий были разрушены, наверно тысячи людей погибли.

Уэллс раскрыл рот, но его слова утонули в чудовищном грохоте: Астрея начала бомбардировку центра города. Грохот рвущихся бомб ударял раз за разом в уши Бёртон, колония гибла у него на глазах. Вскоре он мог видеть только одеяло черного дыма, через которое сверкали адские красные вспышки, и скользящий над ним через ослепительно белое небо грозный винтокорабль, подлетавший все ближе и ближе к верхушке радиобашни, еще торчавшей из раскрывшегося ада.

Уэллс встал на цыпочки и поднес рот к уху Бертона, в котором звенело с такой силой, что исследователь с трудом слышал сопрано корреспондента:

– Мы были обязаны сделать это. Однако, я спрашиваю себя – сумеет ли когда-нибудь человеческая раса подавить животные импульсы, которые приводят к таким результатам?

– Я подозреваю, что животные были бы оскорблены, если бы их обвинили в такой жестокости, – прокричал в ответ Бёртон. – Кто там, внизу? Африканцы?

– Случайности войны. Я уже сказал, что мы были обязаны это сделать!

– Но это не их долбанная война! Это не их долбанная война, черт побери!

Быстрая серия взрывов – и радиобашня рухнула. Астрея скользнула над красными тростниками и полететела на север, шершни жужжали вокруг нее.

Атака закончилась.

Над местностью опять распростерлась тишина, прерываемая только случайными небольшими взрывами.

– Вероятно, полетел в Тангу; попытается там сделать то же самое, – сказал Уэллс, глядя как винтокорабль исчезает вдали.

Бёртон молча стоял, едва не падая: ноги неистово дрожали, сердце билось как сумасшедшее.

– Бисмалла! – пробормотал он. – Бисмалла!

ТРЕТЬЯ ГЛАВА
КАНУН ОТЪЕЗДА

ДЕТЕКТИВЫ С БЕЙКЕР СТРИТ

Собственная газета Макаллистера Фогга!

908 выпуск.

Каждый четверг. Консолидайтед Пресс.

Одно пенни.

В этом выпуске:

Макаллистер Фогг и его помощница,

миссис Босуэлл, расследуют дело

ПИРАТЫ ТЯГОТЕНИЯ!

Написано Г.Стронгфеллоу

А также очередные выпуски:

Сесиль Барри : ДОКТОР ЦЗЫ И ПОЮЩАЯ КОБРА.

Норман Поундер: СПАЛЬНАЯ ИМПЕРИЯ ФЭТТИ КЭЙКЕХОУЛ

– Поднимите нас вверх, мистер Уэнэм, но, пожалуйста, не выше семи тысяч футов, – приказал Уильям Хенсон, первый помощник капитана винтокорабля. Это был худой человек, лет пятидесяти, с экстравагантными усами, обвивавшими его щеки и встречавшимися с кустистыми бакенбардами. Он носил крошечные очки в проволочной оправе, увеличивавшие глаза и подчеркивавшие четкую и чересчур серьезную манеру поведения.

Он повернулся к Бёртону и Суинбёрну, стоявших рядом с капитаном Лоулессом, который и пригласил их в рубку, где они могли лучше почувствовать взлет. – Мы должны держаться пониже, джентльмены, из-за неприятностей с вентиляцией. Пока трубы для подогрева не исправлены, полет на большой высоте заставит нас дрожать от холода.

Моторы взревели, по палубе пробежала дрожь. Ощущения движения не возникло, но через окна, вырезанные спереди и по бокам башни, Бёртон увидел, что горизонт заскользил вниз.

– Мы в воздухе, – объявил Фрэнсис Уэнэм. Он стоял у консоли управления в передней части рубки, манипулируя тремя большими рычагами и несколькими колесами; крепко сложенный человек со светлыми не очень аккуратными волосами и клочковатой бородкой клинышком.

– Тысяча пятьсот футов, – пробормотал человек у стройки за ним. – Поверните на сорок градусов направо, пожалуйста.

– Сорок градусов направо, да, мистер Плейфэр.

Вокруг корабля закружился горизонт.

Плейфэр повернулся к Хенсону.

– Легли на курс, сэр.

– Благодарю вас. Мистер Уэнэм, вперед. Наберите скорость сорок узлов.

– Слушаюсь, сэр.

– Время полета до Лондона – три с половиной часа, – заметил Плейфэр.

Суинбёрн посмотрел на остролицего темноглазого штурмана.

– Я не видел, чтобы он проверял себя по механизмам, – прошептал он Лоулессу. – Он, что, делает все эти вычисления в голове?

– Да, – так же тихо ответил капитан. – Он математический гений, знаете ли.

Метеоролог – невысокий, очень толстый, с буйной шевелюрой, в застегнутой на все пуговицы форме – объявил:

– Ясно вплоть до столицы, сэр. Там туман.

– Спасибо, мистер Бингхэм, – ответил капитан. Повернувшись к высокому человеку с густой бородой, только что вошедшему в рубку, он сказал. – А, вот вы где. Сэр Ричард, мистер Суинбёрн, это доктор Бернаби Квайнт, наш стюард и хирург. Он проведет вас по всему кораблю, покажет ваши каюты и обеспечит всем, чтобы вы ни захотели.

– На корабле есть бар? – спросил Суинбёрн.

Квайнт улыбнулся.

– Да, сэр, в салоне. Но сейчас он закрыт. Осмелюсь сказать, что могу приготовить вам любой напиток, какой вы потребуете. А теперь не последуете ли за мной, джентльмены?

Они попрощались с Лоулессом, вышли из рубки и спустились по металлической лестнице. Короткий коридор провел их мимо каюты капитана с одной стороны, и первого помощника с другой, и через декоративные двойные двери вывел на застекленную обзорную палубу.

Здесь их приветствовал детективы-инспекторы Траунс и Честон, командор Кришнамёрти, констебль Бхатти и миссис Айрис Энджелл, которая была вся вне себя от возбуждения.

– Кто бы мог подумать! – воскликнула старая экономка Бёртона. – Старый грязный Йоркшир – и каким милым он кажется сверху, сэр Ричард.

Он подошел к ней и посмотрел на маленькие деревни и мешанину полей, проносящихся внизу.

– Пейзажи северных графств – одни из самых красивых в Англии, – сказал он. – А вы думали, что будет что-то другое?

– Да! – воскликнула она. – Я ожидала, что повсюду увижу эти ужасные фабрики!

– Вы найдете множество «черных сатанинских мельниц» Уильяма Блейка[6]6
  Строчка из стихотворения Уильяма Блейка «Иерусалим», в некотором смысле неофициального гимна Англии.


[Закрыть] внутри и вокруг индустриальных городов, миссис Энджелл, но, как видите, ужас, который южане чувствуют перед Севером, в основном совершенно неоправдан.

Еще пару минут Бёртон глядел на пейзаж, скользивший под ним, потом подошел к детективу-инспектору Честону, стоявшему в одиночестве около окна.

– Привет, старина, – сказал он. – Я почти не видел тебя во Фристоне. Ты готов к Африке?

Честон повернулся к нему.

– Да. Жена несчастлива, но долг требует. Нужно закончить дело. Остановить вмешательство из будущего. – Детектив опять повернулся к окну, его бледно-серые глаза уставились на горизонт. – Африка. Экзотические растения. Можно собрать образцы. Вырастить в теплице, когда вернемся.

– А, так ты садовод-любитель? Я и не знал.

Честон поглядел на Бёртона, и исследователь уловил странный свет в маленьких глазах полицейского – он казался необычно далеким.

– Должен был стать садовником. Всегда хотел. Пошел в полицию из-за отца. Один из первых питомцев Боба Пиля. Очень преданный. Весь в политике. Я... я просто хорошо делаю дело. Но садоводство... ну... – Он замолчал и слегка вздохнул. – Есть разные варианты будущего, капитан?

– Да.

– Может быть, в одном из них я сделал другой выбор. Томас Манфред Честон, Садовник-декоратор. Надеюсь.

Он отвернулся и опять уставился на проплывающие внизу пейзажи.

Бёртон похлопал детектива по плечу и отошел от него.

Он переживал, видя отрешенный вид друга. Честон был сам не свой с сентября прошлого года, когда, во время сражения с распутниками, живой труп поломал ему пальцы и почти задушил. Вполне достаточно, чтобы лишить присутствия духа любого!

К нему подошел Траунс.

– Когда мы будем в Лондоне? Мне не терпится сесть на хвост нашему убийце.

– Чуть больше, чем через три часа. – Бертон понизил голос. – Траунс, что ты думаешь о Честоне? Он в полном порядке?

Траунс поглядел на товарища по работе.

– Я бы сказал, что он самый целеустремленный из всех нас, капитан. Он человек, который любит, чтобы все было так, как должно быть. Ему совершенно не нравится мысль, что кто-то прыгает по времени и делает что хочет.

Бёртон понимающе кивнул.

– Стюард предлагаем нам прогулку по кораблю. Хочешь с нами?

– Да, спасибо.

Покинув Честона, Кришнамёрти, Бхатти и миссис Энджелл – все они уже обошли корабль утром – Бёртон, Суинбёрн и Транс вслед за доктором Квайнтом вернулись в коридор. Они проходили мимо каюты капитана, когда оттуда появился невысокий, слегка пухлый мальчик.

– Все в порядке, мастер Уайльд? – спросил доктор.

– Да, сэр. Доброе утро вам, капитану Бёртону, мистеру Суинбёрну, детективу-инспектору Траунсу. Добро пожаловать на борт. – Мальчик оскалился и привычно поднял руку к носу, скрывая слегка изогнутые и желтоватые зубы.

– Привет, Язва! – сказал Бёртон.

Квайнт повернулся к исследователю.

– Как я пониманию, мастер Уайльд присоединился к нам благодаря вашей рекомендации, сэр?

– Да, так и есть.

– И я очень признателен вам за это, капитан, – сказал Уайльд.

– Клянусь Юпитером, парень! – воскликнул Траунс. – Если бы кто-нибудь год назад сказал тебе, что ты полетишь в Африку как член экипажа самого большого в мире винтокорабля, ты бы поверил ему?

– Я могу поверить во что угодно, при условии, что это невероятно, мистер Траунс.

– Ха! Именно так! И я осмелюсь сказать, что это лучше, чем ходить в школу, а?

– Не знаю, никогда не подвергался такому унижению. Образование – замечательная вещь, но хорошо время от времени вспоминать, что ничему, из того что стоит знать, нельзя научиться. Сейчас я должен идти к капитану и заставить его подписать эти заявки на приобретения товаров. Так много нужно сделать, иначе мы улетим из страны и не оставим за собой неоплаченных долгов. Увидимся позже, джентльмены!

– Боже мой! – сказал Квайнт, когда мальчик исчез на лестнице, ведущей в рубку. – Где он взял такие остроумные мозги?

– Понятия не имею, – ответил Бёртон. – Возможно, вырастил их на диете из ирисок и карамели.

Они прошли по коридору, мимо кают экипажа, и вошли в салон, большое помещение, протянувшееся от одного борта до другого. Там находились столы и стулья, маленькая танцевальная площадка со сценой, и в одном из углов, к очевидному удовлетворению Суинбёрна – бар.

– Сколько пассажиров может вместить Орфей, доктор? – спросил Бёртон.

– Двести, сэр. Впереди нас – курительная, позади – столовая, потом маленькая гостиная и, по дороге к носу, каюты первого класса, где есть читальный зал. Отсюда мы спустимся в заднюю смотровую, пройдем через трюм в камбуз и кладовые, потом в моторный отсек и пассажирские каюты на носу корабля. Как вы видите, из всех этих помещений можно попасть в салон через лестницы в правом и левом бортах. Конечно на корабле есть и другие помещения, но это основные.

– Ух! – выдохнул Траунс. – Мистер Брюнель действительно любит большие размеры!

Они продолжали экскурсию, восхищаясь окружающей их роскошью – мебель, оборудование и украшения были сделаны вручную из самых лучших материалов – и постепенно пришли в камбуз, где нашли мисс Изабеллу Мейсон, распаковывавшую ящики с продовольствием и наполнявшую в кладовые.

– Ей-богу, мисс Мейсон! – крикнул Квайнт. – Вы движетесь вперед семимильными шагами! Еще недавно камбуз был битком набит неоткрытыми ящиками!

– Для всего есть свое место, доктор Квайнт, – ответила молодая женщина. – В Йоркшире мы взяли очень много разных запасов, и добавим еще больше в Лондоне. Если я не приведу кухню в порядок, это будет означать больше работы для меня и долгие ожидания еды для всех остальных. Мы же не хотим этого, верно?

– Конечно нет, – согласился Квайнт.

Мисс Мейсон улыбнулась и сказала:

– Ранний ленч будет готов к половине двенадцатого, доктор.

– Отлично! – вмешался Суинбёрн. – Я умираю от голода.

Квайнт вывел их из камбуза, повел мимо кают, выполнявших на корабле самые разнообразные функции, и ввел в первый из гигантский машинных отсеков. Дэниел Гуч показал им две огромные турбины-близнецы, и они перешли к пассажирским каютам, где встретили сестру Рагхавендру, устроившую из одной из комнат маленькую больничную палату. Как объяснил Квайнт, медицинский отсек на корабле был необходим не только для лечения заболевших пассажиров, но и потому, что некоторые инженерные обязанности были связаны с немалым риском. Такелажники, например, заботились о летных пилонах, что означало, иногда, необходимость подъема по ним во время полета. Конечно они привязывались, но все равно при падении обычно вылетали за борт и со страшной силой ударялись о бок корабля.

– Теперь, джентльмены, вы можете ориентироваться на корабле и разрешите мне с вами попрощаться, – сказал доктор, когда они достигли лестницы, ведущей на нос. – Я должен еще многое сделать до того, как начнется наше основное путешествие, и, я уверен, вы простите меня. – Он поглядел на Суинбёрна. – Я пойду обратно через салон, сэр. Если вы составите мне компанию, я быстро приготовлю для вас утренний напиток.

– Браво! – радостно воскликнул Суинбёрн. – Это как раз то, что надо.

– А вы, сэр? – спросил Квайнт у Бёртона.

– Слишком рано для меня. Пойду в каюту и поработаю над описью запасов экспедиции.

– Тогда я увижу вас за ленчем, сэр.

Только концы четырех колоссальных медных столбов виднелись из смога, накрывшего Лондон. Подчиняясь уверенной руке Фрэнсиса Уэнэма, ЕВВК Орфей скользнул в пространство между ними и мягко приземлился в центральном дворе электростанции Баттерси.

Было два часа пополудни.

– Как изменились времена, – заметил Суинбёрн сэру Ричарду Фрэнсису Бёртону, когда они спускались на землю, потуже натянув плащи и цилиндры. – Кто бы мог подумать, пару лет назад, что мы, в конце концов, будем работать вместе с Изамбардом Кингдомом Брюнелем?

– Как изменилось время, – отозвался Бёртон. – В этом-то все и дело.

Из пелены за ними вынырнул Герберт Спенсер, заводной философ.

На вид он являлся автоматоном из полированной латуни, высотой около пяти футов и пяти дюймов. Голова в форме канистры, на верхушке которой виднелся странно выглядящий выступ, напоминающий крошечный церковный орган. «Лицо» под ним было не более чем тремя круглыми отверстиями, расположенными вертикально. Самое верхнее напоминало крошечный корабельный люк, через который можно было заметить множество маленьких зубчатых колес. Средний круг был забран решеткой, а из нижнего – простой дыры – выходили три очень тонких проволочки, в пять дюймов длиной.

Шея Спенсера состояла из тонких валов, кабелей, шарниров и защелок. Туловище представляло собой узкий цилиндр, на котором было вырезано несколько панелей, дававших возможность видеть шестеренки и пружины, тонкие коленчатые валы, гироскопы, маховые колеса и маятник. Тонкие, но сильные руки заканчивались ладонями с тремя пальцами, крепкие трубчатые ноги – овальными ступнями.

Все вместе представляло собой потрясающее зрелище, и мало кто из видевших его сейчас мог бы поверить, что всего несколько недель назад он был самым обыкновенным человеком, бродягой, грязным и неряшливым, со спутанной бородой.

– Привет, босс! Привет, мистер Суинбёрн! – прогудел он.

Его странный голос выходил из аппарата в виде шлема, недавно созданного и добавленного к латунному человеку Брюнелем. Слова звучали вполне отчетливо, но из-за трубчатого эффекта казалось, что звук идет из какого-нибудь духового инструмента.

Бёртон вернул приветствие.

– Привет. Как ты, Герберт?

– Почему-то мне кажется, что в левом колене проснулся мой старый друг, артрит, – сказал философ. – А так жаловаться не на что.

– Быть может, винт ослабел, – предположил Суинбёрн.

– Возможно. Но говорю вам – так странно быть механическим. Все время боишься – в любой чертов момент может лопнуть пружина или остановиться колесо. О, кстати, у меня есть отличная новость – я лечу с вами в Африку.

– Как это? – спросил Бёртон, пока они шли по двору. – Условия там вряд ли благоприятствуют твоему организму.

– Ученые, работающие вместе с мистером Брюнелем, изобрели новый материал, который получается в результате сложного химического процесса. Они называют его полиметилен. Он коричневый, очень гибкий и гладкий на ощупь. Он также водонепроницаемый и через него не может проникнуть никакая пыль. Они сшили из него несколько костюмов, каждый из которых полностью защитит меня от климата.

– А ты уверен, что этот материал тебя спасет? Вспомни, там бывает как очень жарко, так и очень холодно, в воздухе постоянно висят пыль и грязь, – предостерег его Бёртон. – Во время моей предыдущей экспедиции одежда буквально гнила у меня на спине.

Они подошли к высоким дверям главного здания. Спенсер протянул руку и взялся за одну из ручек.

– Конечно материал будет портиться, постепенно, – сказал он, – но они сделали для меня пятнадцать проклятых комбинезонов, босс, так что осмелюсь сказать, мне их хватит. Кроме того, – он махнул рукой на окружающий их туман, – если я выдерживаю эту дрянь, я могу выдержать все, что угодно!

– Тогда я очень рад, – ответил Бёртон. – Ты был центральной фигурой в деле с южноамериканским алмазом, и, скорее всего, станешь критически важен когда – или если – мы добудем африканский камень. Добро пожаловать на борт, Герберт!

– Чудесно! – добавил Суинбёрн.

Заводной человек приоткрыл дверь достаточно широко, чтобы они смогли войти.

– Входите, джентльмены.

Оба человека вошли в штаб-квартиру технологистов и их немедленно ослепил яркий свет электрических ламп.

Изамбард Кингдом Брюнель построил электростанцию Баттерси в 1837 году. В то время он был полон странными идеями, вдохновленными его хорошим знакомым, Генри Бересфордом, и, проектируя станцию, собирался использовать некую «геотермальную энергию». Медные столбы поднимались из четырех углов знания как высокие дымоходы, но в противоположном направлении они простирались намного дальше, глубоко уходя в земную кору. В 37-ом Брюнель – еще совсем молодой, всего тридцать один год – был склонен к преувеличениям. Он объявил, что при помощи этих цилиндров добудет столько электричества, что осветит и согреет весь Лондон. Но, к сожалению, электростанция сумела осветить только саму себя, хотя ходили слухи, что все может скоро измениться – якобы Брюнель открыл способ увеличить выход медных столбов.

Прикрыв глаза ладонями, Бёртон и Суинбёрн взглянули внутрь станции, превратившейся в огромную мастерскую. Под высоким потолком висело несколько шаров, внутри которых метались молнии. Они заливали пол раскаленным добела светом, отражавшийся от загадочных мегалитических машин. Электричество шипело, трещало и жужжало по их поверхности, разряды прыгали с места на место и с одного хитроумного устройства на другое, наполняя воздух острым запахом озона.

Посреди всегда этого, справа от них, находилось массивное устройство. Двенадцать футов в высоту и тридцать шесть в ширину, оно напоминало большую трубу – впереди кабина, сзади мотор – и стояло на множестве коротких суставчатых ног. Другие ряды ног выходили из боков и верхушки. Из задней части торчали горизонтальные паровые воронки, а спереди находился чудовищных размеров бур, острый конец которого находится в восемнадцати футах от главного тела.

Спенсер, заметивший, что они смотрят на устройство, объяснил:

– Это Червь – одна из машин, которые используют для того, что копать туннели под Лондоном. Считают, что на подземных поездах будет легче ездить по городу, потому что сейчас улицы забиты под завязку всякой всячиной. Но лично я не собираюсь кататься в этих поездах. Боюсь задохнуться.

– Ты не можешь задохнуться, Герберт, – возразил Суинбёрн.

– Это ты так говоришь!

Еще одно устройство привлекло их внимание. Это был большой бочкообразный механизм на трех ногах с несметным числом механических рук, каждая из которых кончалась плоскогубцами, паяльной лампой, пилой и еще каким-нибудь орудием. Вокруг него стояла группа техников и инженеров. Увидев Бёртона и Суинбёрна он повернулся, отделился от технологистов и неуклюже направился к ним.

– Здравствуйте, джентльмены, – сказал он таким же голосом, как и Спенсера, хотя его баритон был немного ниже.

– Привет, Изамбард, – ответил Бёртон, потому что, на самом деле, массивный механизм был знаменитым инженером – или, более точно, аппаратом по поддержанию жизни, в котором он находился с 1859 года, заслужив прозвище Паровой человек. – Экипаж Орфея готов взять на борт механизмы и дополнительные запасы. Все ли готово?

– Да, сэр Ричард. Мои люди снимут... обнимут – о, простите меня – поднимут все наверх.

– Эй, Иззи! – пропищал Суинбёрн с озорной усмешкой в зеленых глаза. – Твое новое разговорное устройство сломалось?

– Нет, – ответил Брюнель. – Но оно не слишком активно... демонстративно... интуитивно – я имею в виду эффективно – взаимодействует с вычислительными элегантами – хмм, элементами – моего мозгового искристого – импульсного – калькулятора. На сенсорных узлах устройства происходят непредвиденные метания... выгибания – мои извинения – колебания.

– Клянусь шляпой! – воскликнул Суинбёрн. Да это хроническая болезнь! Я не понял ни одного слова. Абсолютная белиберда, для меня.

– Алджи, – прошептал Бертон. – Держи себя в руках!

– Все в порядке, сэр Пилчард... э, сэр Ричард, – прервал его Брюнель. – Мистер Сумасброд еще не простил меня за то, как я общался с ним во время дела Тека-Стригунчика. О, конечно удела – гмм дела – Джека-Попрыгунчика. Клир.

– Клир? – спросил Суинбёрн, пытаясь не хихикнуть.

– Случайный шум, – ответил Брюнель. – Повторяющаяся эмблема. Я хотел сказать проблема.

Поэт схватился за бока, нагнулся и разразился пронзительным смехом.

Бёртон вздохнул, его глаза округлились.

– Разговорное устройство мистера Брюнеля такое же как и мое, – вмешался Герберт Спенсер и, подняв латунный палец, коснулся округлого переплетения труб у себя на голове. – Но, как вы знаете, мой рассудок записан на черных алмазах, а его нет, и механизм лучше отвечает на импульсы из неорганического источника, чем из органического.

– Ха-ха-ха! – Суинбёрн вытер слезы с глаз. – Так у тебя еще есть немного плоти внутри твоего бака, а, Иззи?

– Достаточно, – прервал его Бёртон, оттаскивая своего крошечного помощника назад. Он вернулся к теме своего разговора. – Мы не опаздываем, Изамбард?

– Нет. Нам осталось только похоронить… сравнить – починить– вентиляцию и систему посева.. подогрева, но Лига трубочистов гарантировала, что сегодня в шесть вечера убьет – хмм, пришлет – новую секцию труб; сама работа отобьет – займет – около часа.

– Почему бы тебе не сделать трубу самому? – спросил Суинбёрн, который уже овладел собой.

– Пра – хмм – вила.

– Не так давно Жук добился права быть единственным производителем и продавцом труб, через которые ползают и которые чистят его люди, – объяснил Бёртон.

– Этот мальчик – гений, – прокомментировал Суинбёрн.

– Да, – согласился Бёртон. – Сейчас мы покидаем вас, Изамбард. Экипаж поможет вашим людям поднять груз на корабль. Пассажиры вернутся завтра в девять.

– Не хотите ли обгореть – осмотреть – экипажи перед отъездом?

– Нет времени. Мы расследуем убийство. Я должен идти.

– Прежде, чем вы уйдете, могу ли я подарить – поговорить – с вами наедине?

– Конечно.

Они немного отошли в сторону и несколько минут о чем-то говорили. Потом Паровой человек громко лязгнул и присоединился к группе технологистов.

Бёртон вернулся к Суинбёрну.

– О чем вы говорили? – полюбопытствовал поэт.

– Он рассказал мне кое-что о бэббидже, который вставлен в голову Джона Спика. Пошли.

– Я должен идти с тобой, босс? – спросил Спенсер.

– Нет, Герберт. Оставайся здесь и проверь запасы по описи.

– Заметано.

Попрощавшись с заводным человеком, Бёртон и Суинбёрн вышли из здания, пересекли двор и присоединились к детективам-инспекторам Траунсу и Честону, командору Кришнамёрти, констеблю Бхатти, Изабелле Мейсон, миссис Энджелл и Фиджету, а также к другим пассажирам, собравшимся у трапа винтокорабля. Помимо них там же стояли члены экипажа Д'Обиньи, Бингхэм и Батлер, получившие краткосрочный отпуск.

Вокруг них клубился густой желтый туман, посыпая одежду и кожу сажей, забивавшей рот и ноздри.

– Готовы? – спросил Бёртон друзей. – Тогда пошли и простимся цивилизованно, особенно с вами, матушка Энджелл. Я надеюсь, что, пока нас не будет, вы будете вести обычную жизнь.

Группа вышла из ворот станции, прошла вдоль внешней стены и пошла по тропинке через пустырь, спускавшийся к железнодорожным путям – место, связанное с неприятными воспоминаниями для королевского агента и его помощника: два года назад они бежали здесь, преследуемые бандой вервольфов, и их едва не раздавил локомотив.

Они спустились по тропинке к Киртлинг-стрит, которая быстро привела их на Баттерси-Парк-роуд. Отсюда гости Монктона Мильнса начали разъезжаться, кэбы повезли их домой. Миссис Энджелл и Фиджет забрались в хэнсом, который повез их на Монтегю-плейс, 14, Изабелла Мейсон взяла другой, на Оранж-стрит, гроулер остановился перед детективом-инспектором Честоном, командором Кришнамёрти и констеблем Бхатти, готовый увезти их домой.

Четвертый экипаж – четырехколесный кэб, запряженный паролошадью – Бёртон вызвал для себя, Суинбёрна и Транса.

– Скотланд-Ярд! – приказал полицейский.

– А не в дом Отто Штайнрюка? – спросил Бёртон, взобравшись в кэб и усевшись на сидение.

– Это в Илфорде, – ответил Траунс. – Слишком далеко для кэба, так что займем в Ярде винтостулья.

Кэб свернул на Найн-Элмс-лейн и запыхтел вдоль Темзы. Пассажиры вынули платки и прижали к носам, от кошмарного зловония реки их глаза слезились.

Бёртон выглянул в окно. Где-то вдоль дороги находился маленький дворик, где в 1839 году на юную девушку Сару Льюит напал Джек-Попрыгунчик – одно из множества нападений, совершенных Эдвардом Оксфордом в поисках своего предка. Прошло двадцать четыре года, и за это короткое время влияние Оксфорда полностью изменило Британскую Империю. Бёртону по-прежнему казалось невероятным, что один человек может так быстро изменить огромную страну, но в истории такое уже бывало – Цезарь, Чингисхан, Наполеон. Оксфорд, невольно, стал причиной смерти королевы Виктории. После чего его влияние стало тоньше – всего несколько неосторожных замечаний о будущем, сказанных Генри Бересфорду. Однако маркиз передал их Изамбарду Кингдому Брюнелю, намеки и предположения воспламенили замечательные таланты инженера и привели, помимо всего прочего, к созданию политического и культурного движения технологистов.

Пока инженеры и евгеники Брюнеля вкладывали всю свою энергию в изобретения, одно присутствие во времени Оксфорда – в форме Джека-Попрыгунчика – привело к созданию противоположной силы: либертинов, стремившихся изменить социальную политику и создать новый вид освобожденного человека.

Все эти элементы создали условия для быстро увеличивающегося хаоса, развитие которого ускоряли научные изобретения и безответственные социальные эксперименты. Чарльз Дарвин, которого называли «Палач Бога», попал под влияние своего двоюродного брата, евгеника Фрэнсиса Гальтона и, ошеломленный открывшимися возможностями, вышел за пределы здравого смысла.

И сколько еще таких? подумал Бёртон.Сколько людей стали не такими, какими должны были стать?

Кэб повернул налево на Воксхоллский мост и встал в хвост очереди экипажей – необходимо было заплатить за проезд через мост.

– Пропади все пропадом! – проворчал Траунс. – Сколько времени мы должны сидеть здесь, дыша этим дерьмом.

– Не вижу ни зги, – сказал Суинбёрн, выглядывая наружу. – Невозможно сказать, насколько мы далеко от кабинки сборщика налога. И, конечно, Пружинка, ты же не собираешься заставить нас лететь на винтостульях через это?

– Не называй меня Пружинка! – взвился полицейский. – Однако ты прав. После свежего воздуха Йоркшира я и забыл, что такое лондонский особый.

– До Ярда не более двух миль. Почему бы нам не дойти туда пешком и не занять там пенни-фартинги? – предложил Бёртон.

Траунс согласился и спустя несколько минут они уже пересекли мост, ругая на чем свет стоит вонь, движение и туман.

– Говорю тебе, капитан, я просто счастлив на несколько месяцев вырваться из этой чертовой выгребной ямы, – объявил Траунс.

Было уже около шести часов вечера, когда они добрались до Илфорда, и, хотя туман и поредел, уже наступил вечер и плохо освещенный город погрузился в полумглу.

Проехав на паросипедах по Кранбрук-роуд, они повернули налево, на Гренфилл-плейс.

– Нам нужен номер шестнадцать, – сказал Траунс.

Через минуту они увидели его: отдельный дом в стороне от дороги, скрытый за сучковатым и неестественно искривленным дубом.

– Клянусь Юпитером! – воскликнул Траунс. – Зачем кому-то понадобился этот монстр прямо перед домом?

Они открыли ворота, согнувшись под ветвями прошли внутрь и по дорожке дошли до парадной двери. В доме не было ни огонька.

Траунс поупражнялся с дверным молотком, необычно сильно, но им ответило только молчание.

– Мы расследуем убийство, – сказал он, отходя на два шага назад, – так что я без колебаний могу взломать дверь. Постойте в стороне, пока я поработаю плечами.

Бёртон поднял руку.

– Нет необходимости, старина. – Он вынул из кармана отмычку и сунул ее в замочную скважину. Спустя несколько мгновений раздался щелчок.

– Сезам, откройся! – скомандовал Суинбёрн, экспансивно взмахнув руками.

– Алджи, быть может ты вернешься к воротам и постережешь их? – предложил Бёртон. – Нам потребуется зажечь свет, и если, пока мы будет там, наш душитель вернется и увидит свет в окне, боюсь, он убежит прежде, чем мы его схватим. Кричи, если увидишь что-нибудь подозрительное.

Поэт кивнул и отправился обратно, а Бёртон и Суинбёрн вошли в дом. Человек из Скотланд-Ярда достал коробок спичек, чиркнул одной и зажег настольную лампу в прихожей. Она осветила три двери и лестницу наверх.