Текст книги "Поцелуй победителя"

Автор книги: Мари Руткоски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

13

– Теперь у них есть опорный пункт на юге, – вздохнул Рошар.

– Я в курсе, – ответил Арин.

– Странно, я уж думал, тебя теперь ничего не интересует, кроме твоего домашнего привидения.

– Перестань.

В последнее время они только так и разговаривали. Рошар начинал с колких шуток, но постепенно отбрасывал их, как шелуху, и начинал злиться всерьез. Арин постепенно замолкал, уходя в оборону. В этот раз они сидели в кабинете рядом с библиотекой. На столе лежали карты и другие бумаги. Здесь никто не должен был помешать. Через запертую дверь никто не смог бы разобрать, о чем они говорят. Если бы кто и прошел по коридору, то услышал бы лишь неясные голоса, но не конкретные слова. Несмотря на жару, решетчатые окна оставались закрытыми, потому что Рошар пожаловался на сквозняк. На самом деле принц просто не хотел, чтобы их разговор подслушали в саду. Но вместо того, чтобы обсуждать тактику, которая помогла бы защитить полуостров от валорианцев, они с Рошаром просто ругались. Арин был почти уверен, что принц вот-вот что-нибудь разобьет – например, окно. От разбитого стекла точно будет много шума.

– Мы потеряли остров, а ты… Чем ты занят? – Рошар разжал кулаки и развел руками. – Ты вообще здесь сейчас? Нет, конечно. Ты наверху, у нее в покоях, в ее голове. Арин, с этим пора заканчивать.

Арин промолчал. Рошар выругался по-дакрански, да так смачно и заковыристо, что Арин побоялся даже задумываться над смыслом этой грамматической конструкции.

Последовало молчание. Арин почти уверился, что бог смерти покинул его: покровитель упрямо молчал, сколько ни вслушивайся. Арин не преминул вознести молитвы богу войны, соратнику смерти, любившему вкус крови, но и они остались без ответа. Итрия была захвачена. Теперь к югу от Гэррана располагался оплот валорианцев. Очень скоро армия генерала снова попытается высадиться на полуострове – только неясно, где именно.

– У моей сестры появится к тебе очень много вопросов.

Арин невольно вспомнил, как королева поцеловала его весной, а он прижал ее к закрытой двери. Арин знал, что нравится правительнице Дакры. Он поверил, что не нужен Кестрель, и в то мгновение решил наплевать на нее. Теперь у него внутри все сжалось от стыда.

– Арин, будь любезен, отвечай, когда я к тебе обращаюсь.

– Твоя сестра меня не волнует.

Принц закрыл лицо руками, словно маской, оставив открытыми только глаза, и посмотрел на Арина с изумлением. Потом потер веки пальцами.

Но что должен был ответить Арин? Он не мог объяснить, каково это – всего через несколько дней после разговора с Кестрель услышать, как из глубины дома роскошным водопадом полилась фортепианная мелодия. Он задержал дыхание, заметив, как неуверенно звучат первые ноты. Потом Кестрель стала отрабатывать сложные ритмические рисунки. И Арина наполнило новое, головокружительно яркое чувство – теплый золотой вихрь.

– До сих пор мы использовали город в качестве опорного пункта. – Рошар убрал руки от лица и перешел на гэрранский. Принц говорил таким тоном, будто обращался к ребенку. – Потому что сюда удобно возвращаться. Сейчас мы здесь, потому что залив позволяет защитить все восточное побережье вплоть до Итрии и атаковать врага в этих водах. А город, который стремится захватить генерал, нуждается в обороне. Но пока что валорианцы не могут к нему подобраться. Ущелье, через которое генерал прошел в первый раз, мы снова завалили камнями. В гавани стоит наш флот. Валорианцы предпочтут легкую добычу в виде беззащитных поместий и уже потом пойдут на север через весь полуостров, к городу. Сломают стены и заберут все, что захотят.

Арину нечего было возразить.

– Поэтому я отправляюсь на юг, мой милый гэррани, и не собираюсь возвращаться в это милое гнездышко, где поселилась твоя очаровательная гостья. Ты соизволишь присоединиться ко мне и заняться защитой собственной страны? Или предпочитаешь отсиживаться здесь со своим валорианским привидением, дожидаясь, пока армия ее народа доберется сюда и прирежет вас обоих?

– Я поеду с тобой, – решил Арин после небольшой паузы, чувствуя укол обиды. Слова Рошара попали точно в цель.

– Где мой титул? «Я поеду с тобой, мой принц».

Но Арин не желал этого говорить, пусть даже в шутку, повторяя насмешливый тон Рошара. Арин сглотнул ком в горле. Во рту был такой же привкус, как много лет назад, когда ему в зубы сунули лошадиное грызло.

– Очень надеюсь, – вздохнул Рошар, – что недостаток вежливости и чувства самосохранения ты компенсируешь в бою, проявив, как всегда, сверхъестественную ловкость и безжалостность. Хочу, чтобы ты перебил всех на своем пути. Могу я на это рассчитывать?

– Да.

– Что там с твоими пищалями?

– Мы сделали довольно много, – ответил Арин, – но меня тревожит точность моего оружия. – Он покопался в бумагах на столе и нашел свои чертежи. Отыскав нужную страницу, Арин обвел пальцем контуры дула и фитильный замок. – Если стрелять из этого, мы можем покалечить своих же солдат. Для нас важен эффект неожиданности, а…

Тонкая рука скользнула между ними и выхватила чертеж. Рошар резко обернулся. Арин не пошевелился. Рядом с ними стояла Кестрель. Она не обратила внимания на принца, который с шумом втянул воздух и уставился на нее с выражением, превратившем его лицо в маску смерти. Кестрель только раз холодно взглянула на Рошара и снова сосредоточилась на чертежах. В сторону Арина она вообще не смотрела.

Ее ноги, обутые в туфельки, тонули в мягком ковре с узорами. Кестрель сделала шаг к окну. Луч солнца скользнул по ее щеке, бумага в руках засветилась, а волосы вспыхнули огнем. У Арина внутри что-то дрогнуло. У Кестрель под глазами по-прежнему лежали темные тени, но она уже немного поправилась и не выглядела такой хрупкой. Арина снова охватила надежда. Он уже забыл о чертеже в руках Кестрель, когда та вдруг произнесла:

– Снаряд не подходит.

– Что?! – Рошар с трудом держал себя в руках.

– Он круглый. Вы хотите стрелять ядрами, как из пушки. Но это не пушка. Пушкам точность не нужна, они сделаны для того, чтобы нанести как можно больше урона на неограниченной площади. А эта штука… Как ты сказал – пищаль?

Только теперь Арин спросил себя, как давно Кестрель вошла в комнату и как много успела услышать. Вряд ли она знала дакранский, но они с Рошаром уже давно перешли на гэрранский.

– Как я понимаю, – продолжила Кестрель, – она нужна для того, чтобы прицельно бить по отдельному человеку. Получается, это оружие вроде лука со стрелой. У стрелы не круглый наконечник, а заостренный, благодаря чему она летит точно в цель и вонзается в тело. Если хотите добиться такого результата, нужно заменить ядра. Наверное, нужны какие-то конические снаряды.

Кестрель протянула Арину чертежи и вышла из комнаты так же тихо, как вошла.

– Арин. – Голос Рошара звучал угрожающе. – Дверь была заперта.

– Я дал ей ключи.

Рошар пришел в бешенство.

Рошар нашел Кестрель бродивший в саду. Восточный принц какое-то время держался поодаль, но явно имел намерение поговорить с ней. На деревьях илеа висели спелые фиолетовые фрукты. Некоторые плоды уже упали в траву, и по ним ползали осы. Насекомые совсем не мешали, но вот солнце утомляло.

– Что тебе нужно? – спросила Кестрель, когда принц подошел ближе.

– Я хочу знать, как много тебе известно. – Рошар взглянул на нее, и выражение его лица изменилось. Он добавил уже мягче: – Речь идет о безопасности.

– О моей или о твоей?

– Моя безопасность волнует меня не больше, чем тебя – твоя, если я правильно все понимаю.

– Значит, его.

– Идет война. Под угрозой жизни многих людей.

– Если будешь избегать риска, проиграешь войну, – сказала Кестрель и тут же напряглась. Слова казались чужими, они принадлежали кому-то другому. Человеку, который много знал о войне и любил поговорить на эту тему с Кестрель.

Она встряхнула головой. От таких мыслей голова начинала кружиться, а по коже пробегали тысячи иголочек. Сейчас лучше об этом не думать. Кестрель сосредоточилась на лице принца, на его увечьях и красиво подведенных черных глазах.

– Откуда ты так хорошо знаешь мой язык?

Рошар приподнял брови.

– В смысле, его язык. – Кестрель понимала, что гэрранский ей не родной, просто иногда забывала об этом.

– Я попал в рабство к валорианцам. А потом меня продали, и я оказался здесь.

Она снова уставилась на обрубок носа. Его ноздри напоминали змеиные.

– Это они с тобой сделали?

Рошар широко улыбнулся. Желая убедиться в том, что все помнит правильно, Кестрель пояснила:

– Я знаю, что так обходились с беглецами. Но, кажется, никогда не видела этого своими глазами.

– Может быть. Ты была знатной дамой. Таким, как ты, не приходилось смотреть на подобный кошмар.

– Ты не уродлив.

– Ну что за милая маленькая лгунья!

– Кроме тех моментов, когда улыбаешься. Тогда ты похож на оскаленный череп. Ты это делаешь нарочно.

– Ладно, не милая.

– И не лгунья.

– Но раньше-то ты врала. И у тебя неплохо получалось, если слухи правдивы. Откуда мне знать, может, и теперь ты притворяешься, будто потеряла память?

Кестрель посмотрела на Рошара с такой неприкрытой ненавистью, что он отшатнулся. В траве загудели осы.

– Должен признаться, – произнес принц, – что иногда я нарочно оскорбляю людей. Та же история, что с улыбкой.

– Это не извинение.

– Принцы не просят прощения.

В мгновение ока Кестрель выхватила кинжал из ножен и приставила к его горлу. Рошар дернул головой и зашипел.

– Извинись, – потребовала она.

– Кажется, не стоило давать тебе оружие. Ты явно себя не контролируешь.

Она надавила на кинжал. Рошар сделал шаг назад, но Кестрель немедля последовала за ним.

– Все только и говорят о том, какой подвиг я совершила. Предала свою страну во имя высшей справедливости. Такая благородная. – Она оскалилась. – Бедняжка! Несчастная Кестрель, тень прежней себя в ослабевшем теле. Зачем мне теперь лгать?

– Чтобы помучить его, – ответил Рошар.

– Значит, за этим ты пришел? Хочешь защитить своего друга от меня?

На этот раз принц улыбнулся, едва изогнув губы.

– Мне ничего от него не нужно.

– Боюсь, в этом и заключается наша проблема.

Кестрель продолжила говорить так, будто не слышала Рошара:

– Ваша война меня не волнует.

– Я что-то путаю, или ты совсем недавно подсказала нам, как улучшить оружие, которое наделает дыр в твоих соотечественниках? Если нам повезет, оно, возможно, убьет твоего отца.

– Моего отца… – Синее небо почернело. В голове зажужжал осиный рой. Кестрель открыла рот, чтобы сказать что-то, но не смогла издать ни звука.

– Да. Он командует валорианской армией. Тебе никто не сообщил?

Кестрель опустила руку, сжимавшую кинжал. Она вспомнила разговор, который произошел в покоях Арина. Он ведь пытался ее предупредить. Рошар коснулся плеча Кестрель. Темнота отступила, но сердце громко стучало.

– Я прошу прощения. За то, что обидел тебя.

Кестрель показалось, что внезапно она перенеслась за много миль отсюда, но при этом осталась на месте. У нее из груди будто вырвали сердце, которое теперь не вернуть. Не понять, где настоящая Кестрель: там, где ее тело, или там, где сердце.

– Кестрель?

Одно дело – помочь усовершенствовать оружие, которым будут убивать ее народ. Совсем другое – осознать, что она и не вспомнила об отце, не подумала о его роли в войне, хотя об этом нетрудно было догадаться. И вдруг Кестрель поняла, что не жалеет о данном совете. В глубине души она даже хотела, чтобы генерал попал под обстрел. Ее родной отец. Что же она за человек?

Ни с того ни с сего Рошар сказал:

– Я не помню, как раньше выглядел.

Кестрель потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чем он говорит.

– Смотрю в зеркало – и вижу только свое отражение. Никаких воспоминаний о прошлом.

Запах плодов илеа пьянил. Кестрель забыла отца и не хотела вспоминать. Она подняла голову и встретилась взглядом с красивыми глазами Рошара, которых не коснулись увечья.

– Ты скучаешь по прежнему себе?

Кестрель ожидала, что он ответит насмешкой. Но принц лишь пожал плечами. Его тон казался легким, но в голосе сквозило напряжение:

– А что толку? – Рошар прищурил один глаз, и, словно ощутив, как изменился их разговор, заметил: – Вижу, ты умеешь обращаться с клинком.

– Нет.

– Да.

Кестрель покачала головой:

– У меня никогда не получалось.

– Я лишь сказал «умеешь обращаться», а не назвал тебя прирожденным бойцом. В твоих движениях есть легкость, которая приходит только после длительных тренировок.

– Ты заметил это сейчас или просто знал раньше?

– Сейчас, я не знал тебя раньше.

Принц снова улыбнулся, но этот раз очень мягко. Кестрель подумала, как это приятно – наконец оказаться в обществе человека, который знает только ее настоящую.

Фортепиано и конь принадлежали Кестрель, и этот факт оказалось очень просто принять. В том, что они не умели говорить, было их несомненное преимущество. Не то чтобы они от нее ничего не хотели. Даже фортепиано будто застыло в ожидании, призывая Кестрель пробежаться пальцами по клавишам. Ланс жевал рукава ее платья и бесстыдно тянулся за лаской. Но ни фортепиано, ни конь не сравнивали ее с прежней Кестрель. Они принадлежали ей, а она – им. В этом не было сомнения.

Кестрель оседлала Ланса. Приходилось непросто, но если каждый день поднимать седло, однажды ее слабые руки окрепнут. Она затянула подпругу. У открытых дверей конюшни поклевывала что-то на земле ириэль, распространенная в Гэрране птичка. Она склонила голову набок, разглядывая Кестрель своими зелеными глазками и подергивая длинным зеленым хвостом. Кестрель принесла подставку, которой она, должно быть, в последний раз пользовалась в детстве, и поставила ногу в стремя. Конь был ужасно высоким, как гора. Казалось бы, боевой жеребец не лучший выбор для Кестрель. Но почему-то он ей отлично подходил.

Она неловко подтянулась, но конь как будто не возражал. Птичка взмыла в безоблачное небо и полетела прочь – то ныряя и снова поднимаясь, то кружась в воздухе. Ириэли никогда не летают по прямой. Кестрель взяла в руки повод и пустила коня вслед за птицей, на волю. Она оставила позади дом и поскакала по тропе, которая вывела ее на другую дорогу. Кестрель не узнавала этого места и очень скоро оказалась под сенью зеленых крон. Тропа словно нырнула в зеленый туннель. Кестрель проехала еще немного. По дороге ей встретилась дневная сова с совятами. Ветра почти не было, жары – тоже. Отличная погода для войны. Случайно став свидетельницей разговора между Арином и Рошаром, Кестрель услышала достаточно, чтобы понять: они выжидают. Но на их месте Кестрель не стала бы долго ждать.

Она покачивалась в седле, подстраиваясь под движение лошади. Кестрель ослабила повод и позволила Лансу выбирать дорогу. Но вскоре она обнаружила, что конь прибавил шагу, копыта стучали все быстрее. Дом Арина остался далеко позади. Оказавшись на развилке, конь повернул налево. Он шел уверенно, и внезапно Кестрель поняла, что дорога, незнакомая для нее, прекрасно известна ему.

Она резко потянула поводья, заставляя коня развернуться и остановиться. Ланс фыркнул, переступая на месте. Пот ручьем лился по спине Кестрель. Платье прилипло к телу. Она пришпорила Ланса и поскакала обратно – как можно быстрее, так что копыта застучали в такт с бешеным ритмом ее испуганного сердца.

Почему-то Кестрель не удивилась, когда обнаружила Арина у ручья неподалеку от дома. Однако она не ожидала, что будет так ему рада. Ее сердце пропустило удар.

Арин оказался без коня, хотя к его подошвам прилипла солома, которой был усыпан пол конюшни. Он сидел на корточках у ручья, протянув руку к воде и касаясь ее кончиками пальцев, будто хотел измерить силу течения. Арин даже не оглянулся, словно и так знал, что это Кестрель. Он прислушивался к перестуку копыт, опустив голову, волосы упали ему на лоб. Когда-то Кестрель очень хотелось поправить эти непослушные пряди. Она вспомнила, как старалась получше разглядеть странного гэррани в тот самый первый день, когда купила его.

Кестрель остановила коня. Арин выпрямился, и с его рук закапала вода. Он подошел ближе, запустил пальцы в гриву Ланса и посмотрел Кестрель в глаза. Воспоминание захватило ее: любопытство, сомнение, будто она нарушала какой-то закон. И, несмотря ни на что, желание увидеть этого человека. Кестрель вспомнила другого Арина: с напряженными плечами, сжатыми губами, – который отказывался смотреть ей в глаза. Он напоминал дикого зверя, который вот-вот зарычит.

Сейчас все было иначе. Арин посмотрел на нее снизу вверх. В его глазах отразилась тревога.

– Что с тобой?

– Ничего.

Ланс переступил с ноги на ногу. Арин нахмурился:

– Я тебя пугаю?

– Нет.

– Ты такая бледная. – Он коснулся ее руки. Кестрель заметила, что судорожно стискивает поводья, и разжала пальцы.

– Дело не в тебе, – сказала она. И, поскольку они договорились быть честными друг с другом, добавила: – Ну, не только в тебе. – Кестрель замолчала, не зная, как объяснить разницу между страхом, что заставил ее развернуть Ланса и погнать обратно во весь опор, и волнением, которое иголочками пробежало по коже, когда она взглянула на Арина. – В лесу Ланс сам выбрал тропу, но мне не хотелось по ней ехать. И я расстроилась.

Глаза Арина посветлели, стали почти прозрачными.

– Где это произошло?

– В лесу есть что-то опасное?

Он ухватился за седло и вскочил на коня, устроившись у Кестрель за спиной.

– Покажи мне.

Кестрель снова взяла поводья. Арин достал меч из ножен. В тундре у него был другой клинок. Она задумалась над этим, стараясь отвлечься от нарастающего страха. Кестрель задышала чаще. Пропитавшееся потом платье все так же неприятно липло к телу. Она напряженно вслушивалась в шорохи, издаваемые лесные обитатели, и в то же время остро ощущала присутствие Арина.

Но ни одна ветка не треснула. Враг не выскочил из тени деревьев. Кестрель почти жалела, что этого не произошло. Так она по крайней мере смогла бы объяснить внезапный ужас, который охватил ее в прошлый раз… и сейчас, когда они остановились у развилки. Ланс забил копытом. Арин убрал меч.

– Что здесь? – спросила Кестрель.

– Эта дорога ведет к твоему дому. – Арин помолчал. – Можем съездить.

– Нет.

– Там никого. Дом стоит пустой. И с тобой буду я.

– Я не хочу.

Арин забрал повод из ее застывших рук и повернул Ланса, который на этот раз упирался сильнее, и пустил его шагом. Сначала они молчали. Потом Кестрель услышала собственный тихий голос:

– Я чувствую себя глупо.

– Кестрель, в этом нет ничего такого.

– У меня нет причин бояться.

– Может, ты просто пока не знаешь, в чем причина.

Ланс, недовольный, что ему дважды помешали выбрать дорогу, фыркнул и мотнул головой.

– Шш, – успокоил коня Арин и принялся мурлыкать что-то себе под нос, но потом замолчал и спустя некоторое время произнес: – Даже если у тебя нет никакой особой причины, нет ничего глупого в страхе. Мне тоже бывает страшно.

Кестрель вспомнила, как спокойно он сжимал меч.

– Ты думал, что на дороге прячутся валорианцы. Но не испугался.

– Пожалуй, нет.

– Так чего же ты боишься?

– Пауков, – серьезно ответил Арин.

Кестрель легонько ткнула его локтем.

– Ай.

Она усмехнулась:

– Пауков, значит.

– И еще этих тварей с кучей ножек. – Он содрогнулся всем телом. – О боги.

Кестрель рассмеялась. Потом Арин тихо добавил:

– Я испугался, когда пришел в конюшню и увидел, что в стойле Ланса пусто.

Вздрогнув, она оглянулась, но увидела лишь край его подбородка и тень на шее. Кестрель отвернулась и уставилась на дорогу.

– Это хуже паука? – спросила она шутливо.

– О, намного.

– Если бы я сбежала, далеко все равно бы не ушла.

– Опыт подсказывает мне, что недооценивать тебя опасно.

– Но ты не погнался за мной.

– Нет.

– Хотя тебе хотелось.

– Да.

– И что же тебя остановило?

– Страх, – ответил Арин. – Я боялся проявить к тебе недоверие. Я уже оседлал коня, готов был ехать… Но потом подумал, что если поступлю так, то стану для тебя не лучше тюремщика.

Его слова пробудили в Кестрель странное чувство. Арин сменил тон, и теперь в его голосе зазвучали озорные нотки.

– К тому же я тебя побаиваюсь.

– Неправда!

– Правда-правда. Я решил, что тебе не понравится, если за тобой будут гнаться. Знаю, что бывает с теми, кто тебя разозлит. А теперь тебе известна моя слабость, и ты точно начнешь запускать пауков мне под рубашку за малейшую провинность. Тяжело мне придется.

Кестрель возмущенно фыркнула, но почувствовала, что успокоилась. Напряжение, пронизавшее ее до костей, ушло. Она словно пила этот день, в котором смешались оттенки зелени, синевы и золота. Сильный конь, ровно шагавший по дороге. Шелест листвы, ветвей и побегов. Чужие руки, придерживающие ее в седле. Корни деревьев, выбивающиеся из-под земли. Слова теснились в горле, но на душе было легко и тепло, и это дало Кестрель силы заговорить.

– Ты сказал, что я пока не знаю, что заставило меня остановить Ланса у поворота к моему дому. А у тебя самого нет никаких догадок?

Арин помедлил, но в конце концов ответил:

– Нет. Я не задумывался.

– Ты всегда обо всем размышляешь.

Удивленный ее тоном, таким знакомым, Арин промолчал.

– Ну же, скажи, – попросила Кестрель.

– Я решил, что лучше не буду делать предположений. Для меня это… – Арин сделал паузу, – небезопасно. Когда дело касается тебя.

Они приближались к дому. Ехать было легко. Арин теперь держал повод в одной руке. Кестрель немного жалела Ланса, которому пришлось тащить на себе двойной груз. Нужно его наградить. Она знала, где хранят морковь. Но вскоре Кестрель откинула мысли об угощении и щетках для лошади и снова принялась перебирать картины, которые не желали ее оставлять. Развилка на дороге. Арин у ручья. Короткое воспоминание о том, как она впервые увидела его. Его нежелание поднимать взгляд. Лицо в синяках. Доспех из чистой ненависти.

– Я плохо с тобой обращалась, когда ты работал у меня? – спросила Кестрель.

– Нет.

– Я тебя била?

– Нет, Кестрель. К чему такие вопросы?

– Я помню синяки у тебя на лице.

– Это не ты. Ты бы так не поступила.

– Ну, – возразила она, – я ведь совсем недавно дала тебе пощечину.

– Это совсем другое.

Кестрель вспомнила чувство бессилия, охватившее ее в тот момент, когда она ударила его. Пожалуй, она понимала, о чем он говорит.

– Так какой я была, когда ты принадлежал мне?

Ответа не последовало. Тишину нарушал лишь шелест листвы и стук копыт. Лес стал реже. Между деревьев уже виднелся дом Арина.

– Ты ненавидел меня, – догадалась Кестрель.

Он остановил коня.

– Посмотри на меня, пожалуйста.

Кестрель повернулась в седле и встретилась в ним взглядом.

– Да, поначалу я тебя ненавидел. Просто за то, что ты была моей госпожой. Я тебя совсем не знал. Но постепенно начал понимать. Ты казалась милой. Доброта рабовладельца – беда для раба. По крайней мере, мне такое отношение не нравилось. Просто еще один способ унизить, чтобы ты благодарил господина за то, что не заслуживает благодарности. В детстве я так и делал, но потом вырос и понял, что, пожалуй, предпочитаю жестокость. Она честнее. Никто не притворяется хорошим. Поэтому я нарушал правила. Особенно с тобой. Я пытался заставить тебя наказать меня. Чтобы ты не сдержалась и показала свое истинное лицо.

Кестрель ничего не могла понять по выражению лица Арина. Шея, выгнутая под неловким углом, начала болеть. Пришлось отвернуться.

– Но ты на самом деле оказалась такой. Умной, смелой, хитрой. И доброй. Ты ничего не скрывала. Тогда я разозлился, что никто не вынуждает тебя скрываться. Ведь это такая роскошь – ни от кого не прятаться, верно? А мне-то приходилось! Иногда открывшаяся правда сжимает тебя, точно тиски, не дает дышать. Это как раз такой случай. Но, с другой стороны, мне больно было смотреть на тебя не только поэтому. Ты мне нравилась.

Кестрель не знала, что ответить.

– Я пытаюсь говорить честно.

– Я тебе верю. Вот только трудно представить, что ты действительно меня знал. Кое-что из того, что ты сказал, я не могу понять.

– Что именно?

– Уж слишком у меня противоречивый характер.

– Разве?

– Мне кажется, человек не может быть одновременно хитрым и добрым.

Арин рассмеялся:

– Ты – можешь.

Оба замолчали. Ланс нетерпеливо переминался на месте. Арин провел кончиком пальца по ее шее. Нащупал заживший шрам на плече, под краем платья. Тонкий длинный рубец был нечувствителен, но кожа вокруг него ощущала прикосновение. Кестрель вздрогнула, радуясь, что Арин не видит ее лица.

– Ты изменилась, – пробормотал он, – но в то же время осталась собой. Ты достойна восхищения. И я преклоняюсь перед тобой.

Кестрель снова овладел страх. Она боялась развилки в лесу, оставшейся за спиной. Боялась того, что Арин знал ее и раньше, а теперь считал достойной преклонения. Боялась того, что это значит. Она не хотела благоговейного отношения к себе и с подозрением относилась к его проявлениям.

Кестрель сжала бока коня коленями. Арин убрал руку. Ланс поскакал к конюшне. В тот день Арин больше с ней не разговаривал, если не считать предложения почистить Ланса вместо нее. Кестрель согласилась. Ей хотелось побыть одной. Даже вернувшись в дом, она чувствовала, как горит кожа на шее, упрямо и беспощадно напоминая о произошедшем. И все из-за одного прикосновения, которым Арин хотел ее успокоить. Но оно-то и не позволяло расслабиться.

Что-то в прошедшем дне могло бы ее утешить, но в памяти осталось только это. Кестрель решила, что Арин и спокойствие несовместимы.