Текст книги "Поцелуй победителя"

Автор книги: Мари Руткоски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

43

– Не хочу, чтобы ты уезжал, – сказал Арин.

Волны разбивались о причал. Ярко светило солнце. Старые доски поскрипывали у Арина под ногами.

– Потому что ты любишь, когда тебя дразнят. Со мной ты хотя бы научился вести себя по-человечески.

– Нет, Рошар, не поэтому.

– Ты и так прекрасно знаешь, что делать. Ты справишься.

– И не в этом дело.

– Ты будешь по мне скучать? Что ж, могу понять. Кто угодно опечалился бы, узнав, что ему скоро придется как-то справляться без моего остроумия.

– Не совсем.

– Вот теперь и мне стало грустно. Как тяжело, наверное, расставаться со мной. Как же мне повезло – я-то всегда буду с собой.

– То, что ты сказал на банкете, правда.

– А я всегда говорю правду.

– О моей любви к тебе.

Лицо Рошара застыло.

– Я что-то говорил об этом?

– Ты прекрасно знаешь, что да.

– Я это сказал ради драматического эффекта.

– Врешь.

– Да, пожалуй, – помедлив ответил Рошар. – Так и есть. Арин. – Его голос прозвучал хрипло. – Мы еще увидимся.

– И скоро, – пообещал Арин и обнял его.

Потом они отстранились друг от друга. Наверное, кто-нибудь счел бы, что это жестоко: солнце сияло, не позволяя скрыть им настоящие чувства. Но Арину этот яркий свет показался высшей милостью. Он хотел, чтобы его глаза, точно зеркало, отразили все, что значил для него Рошар.

На воде уже ждала шлюпка. Арин пожелал другу попутного ветра, покинув причал лишь тогда, когда шлюпка добралась до корабля, а судно вместе со всем дакранским флотом вышло из залива.

По пути домой Арин встретил Сарсин. Она несла нагруженную корзину, которая так оттягивала ей руку, что издалека было понятно: кузина несет что-то тяжелое. Ее усталое лицо смягчилось при виде Арина. Он забрал у нее корзину.

– Ты домой или только оттуда? – спросил он.

– У меня здесь дела, вернусь поздно.

– Давай я сам угадаю, что за дела у тебя в городе?

– Что ж, попробуй.

Арин заглянул в корзину. Теплый хлеб только что из печки. Бутылка ликера. Длинные плоские дощечки. Бинты.

– Пикник… с раненым солдатом? Сарсин, – поддразнил он, – это любовь? А дощечки зачем? Нет, стой, не говори. Кажется, я не хочу знать.

Она в шутку стукнула его:

– Старшая дочь каретника сломала руку.

Арину показалось, будто он проглотил огромную глыбу льда. Ему вспомнились искореженные тела на поле битвы. Некоторые из этих людей погибли от его руки. Арин вдруг осознал, что где-то в глубине души надеялся больше никогда не думать о том, как люди причиняют друг другу боль.

Ночь валорианского вторжения. Шрамы на спине Кестрель, собственной, на лице Рошара и на его лице. Трупы на полях сражений, которые выглядели так, будто никогда и не были живыми людьми.

А ведь Арин думал сотворить такое и с отцом Кестрель, который теперь здесь, в родном городе Арина, в хорошо обустроенной тюремной камере. Вот только никакие удобства не вернут тому руку, и никакие стены не спрячут Арина от мысли о том, что он сделал. Он одновременно и одобрял себя, и жалел о своем поступке.

– Арин, с тобой все хорошо?

– Как? – выдавил он. – Как она сломала руку?

– Упала со стремянки.

Должно быть, облегчение отразилось на его лице, потому что кузина приподняла брови, подозрительно уставившись на него.

– Я думал, что-то похуже, – попытался объяснить Арин.

Похоже, Сарсин поняла: он испытал облегчение оттого, что беда, если уж ей надо было случиться, пришла не от чужого злого умысла. Просто случайность, в которой никто не виноват. В жизни всякое бывает. Пусть порой ты поскальзываешься и падаешь, зато потом судьба посылает хлеб и человека, который перевяжет сломанную руку.

Путь домой занимал довольно много времени. Но Арину приятно было оживить воспоминание о том, как в детстве он возвращался домой пешком, не сомневаясь: все, что он любит, по-прежнему будет на месте, целое, неразрушенное. Городской пейзаж сменился кипарисами. Дорожная пыль оседала на ступнях. Под солнцем все запахи усиливались: его разгоряченная кожа, раскаленная дорога, аромат лаванды, принесенный откуда-то ветерком.

Бог смерти молчал. Он не исчез, по-прежнему обитая в душе Арина, но совсем не мешал ему. Арин почти сроднился с ним. Да, он общался со смертью, но внутри у него был кое-кто еще. В его сердце и в доме жила девушка. Она ждет. Оставалось подняться на холм по старым каменным ступенькам. Арин прибавил шагу.

Дом возник перед ним, подмигивая открытыми окнами. На лугу пасся боевой конь. Арину не терпелось увидеть Кестрель, но он понял, что придется подождать. Издалека донеслась музыка. Арин пересек лужайку. Мелодия зазвучала громче. Он почувствовал, как навстречу этим звукам в душе раскрывается счастье. Оно разрастается, сверкает глянцевым блеском, как поверхность глубокой реки.

Арина охватила приятная усталость. Он прилег на траву, слушая музыку. Ему вспомнился рассказ Кестрель о том, как она уснула на дворцовой лужайке и ей приснился он. Арин даже пожалел, что это произошло не по-настоящему. Он попытался представить этот сон – и в конце концов заснул. Во сне все было логично, но в то же время Арин чувствовал, что эта логика недолговечна. Изгиб босой ступни. Старая сказка о боге смерти и портнихе. Когда Арин проснется, он уже не сможет понять, почему прикосновение к Кестрель пробудило в памяти историю, которая не вспоминалась ему уже давно.

Ему снился сон: чулок в руке, неуместный вопрос о том, кто и как его сшил. Арин видел руки, но они были будто не его. Пальцы отмеряли и кроили ткань, соединяя ее невидимыми стежками. Темноволосый мальчик выбежал из комнаты. На его лбу осталась метка бога. В дверях появился гость и сказал: «Сотки мне плащ из себя». Арин отчего-то решил, что он сам – все трое персонажей сразу: и опасный незнакомец, и ребенок, и молодая портниха. Та произнесла: «Я буду скучать по тебе, когда проснусь». – «Так не просыпайся», – ответил он.

Но в итоге Арин проснулся. Рядом с ним на траве сидела Кестрель.

– Я тебя разбудила? Прости, не хотела.

Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что это происходит на самом деле. Было так тихо, что он слышал, как трепещут крылышки насекомых. Кестрель поправила прядки, упавшие ему на лоб. Теперь Арин окончательно проснулся.

– Ты так сладко спал, – улыбнулась она.

– Я видел сон. – Он провел пальцами по ее нежным губам.

– О чем?

– Пододвинься поближе, тогда скажу.

Но Арин забыл. Он поцеловал ее и забыл все, что хотел сказать. Ему казалось, будто тело уже не может вместить все, что он чувствует. Арин забыл о сне и прошептал Кестрель совсем другое. Тайну, желание, обещание. Кестрель запуталась пальцами в зеленых стеблях.

44

Ночная свежесть напоминала о том, что конец лета не за горами. На смену жаре и неторопливости пришел легкий ветерок, прохладный, как выстиранные простыни. Кестрель стояла в конюшне и кормила Ланса морковкой, а вскоре обещала принести ему яблок.

– Скоро, скоро, – сказала Кестрель.

Интересно, замечают ли лошади смену времен года? Следят ли за тем, как яблоки спеют на деревьях? Считают ли дни и годы? Или для них есть только «сейчас» и нет никакого «тогда»? Значит, и в слове «скоро» они тоже не увидят смысла.

Она собиралась съездить к отцу. Расспросить его о детстве. Некоторые воспоминания так и не восстановились. Арин не мог рассказать ей о том, чего сам не знал. Кестрель хотела спросить у отца: «Когда ты подарил мне Ланса? Какое было мое первое слово? Сберег ли ты мои молочные зубы или няня зарыла их в землю, как делают гэррани? Какой я была? И каким был ты со мной? А с мамой?»

Кестрель была уверена: не на все вопросы она знала бы ответы, даже если бы с ее памятью ничего не случилось. Со временем многое забывается. Потом ей в голову пришло, что отец, возможно, тоже не помнит таких мелочей – или просто не захочет отвечать, или попытается обменять свои воспоминания на кинжал. В итоге у Кестрель не хватило духу поехать в тюрьму.

– Ты съездишь, когда будешь готова, – сказал Арин, когда она призналась ему в этом.

– Я думала, это время уже пришло.

– Это не порез и не ссадина. Никто не знает, как долго заживают душевные раны.

Потом она заметила, что у Арина почернели ногти. Он то и дело совал руку в карман, будто желая убедиться, что некий предмет все еще там. Кестрель велела себе не строить догадки, но удержаться было невозможно. Ее лицо озарилось теплой улыбкой. Арин с досадой прикрыл глаза:

– О боги, от тебя ничего не скроешь, верно?

– Я не нарочно.

– Хитрюга. Сейчас ничего не получишь. Жди Нинаррит.

Время словно искривилось. Ей казалось, будто кольцо уже у нее на мизинце – самом беззащитном пальце.

– Оно простое, – поспешил добавить Арин.

– Мне понравится.

– Будешь носить?

– Конечно.

– Не снимая?

– Да, – заявила Кестрель, – но только если ты научишь меня ковать, чтобы я могла сделать для тебя что-то похожее.

Она погладила коня на прощание. Стояла глубокая ночь. Кестрель вышла из конюшни. На темной лужайке мерцали светлячки. Кестрель вспомнила, как посмотрел на нее Арин, когда она попросила его показать, как сделать кольцо. Воспоминание об этом разговоре светилось в душе, точно светлячок. Глядя на их огоньки, Кестрель подумала о том, как светлячок то исчезает, то снова возникает, потом опять тает в ночной тьме – и опять вспыхивает. Когда он не светится, кажется, что его нет. А он есть.

Ночной бриз всколыхнул занавеску. Спальня Арина – Кестрель удивилась, осознав это, – уже казалась ей совсем привычной. Он лениво гладил ее по животу, выводя круги пальцами. У Кестрель в голове царила блаженная пустота. Арин снова улегся, подперев голову рукой.

– Я тут подумал. Есть кое-что, чего мы еще не делали.

Голову тут же заполнили разные мысли. Кестрель приподняла бровь. Арин склонился и прошептал ей на ухо.

– Точно, – рассмеялась она. – Давай.

– Сейчас?

– Сейчас.

Они накинули халаты, схватили лампу со столика и босиком пробежали через покои, а потом и через дом, торопясь и с трудом сдерживая смех. Они не смотрели друг другу в глаза, опасаясь, что безудержное веселье немедля вырвется наружу. Пробежав вниз по лестнице, Кестрель с Арином добрались до приемной и плотно закрыли дверь.

– Мы перебудим весь дом, – сказала Кестрель.

– И как же мы это провернем?

Она подвела Арина к фортепиано:

– Очень просто.

Тот положил ладонь на крышку инструмента, как будто музыка уже звучит и он пытается уловить ее вибрацию. Арин откашлялся:

– Я что-то немного нервничаю.

– Ты уже как-то пел для меня.

– Это другое.

– Арин. Я так давно об этом мечтала.

Ее слова успокоили его. Предвкушение чего-то прекрасного наполнило сердце Кестрель, как аромат цветов – сад под дождем. Она села за фортепиано и положила руки на клавиши:

– Готов?

Арин улыбнулся:

– Играй.

ОТ АВТОРА

Я благодарна за вдохновение и ценные сведения книгам «Ориентализм» Эдварда Саида, «Чувства подчинения: страх, рабство и успех в Америке XIX века» Саидайи Хартман, «Пленники: Великобритания, империя и мир 1600–1850 годов» Линды Колли, «История» Геродота, «Повесть о жизни Фредерика Дугласа, американского раба», написанная Фредериком Дугласом, «Глядя на боль других» Сьюзен Зонтаг, «Боль тела: создание и разрушение мира» Элейн Скарри, «Искусство войны» Сунь Цзы, «Походы Александра Великого» Арриана, «Упражнения с оружием» Якоба де Гейна, «Оружие и боевые техники в Европе эпохи Возрождения» Берта С. Холла.

Благодарю своих друзей, которые читали черновики и отрывки из них: Рене Адье, Марианну Бейер, Оливию Беновиц, Кристину Кашор, Донну Фрейтас, Дафну Бенедис-Граб, Анну Хельцль, Мордикая Ноуда, Сару Мезл, Мэри Э. Пирсон, Джилл Сантополо и Элиота Шрефера. Многие другие друзья обсуждали со мной книгу. С Джилл МакЛин мы говорили об амнезии, с моим мужем Томасом Филиппоном – о военной стратегии, с Робин Вассерман – о секретах. Уже упомянутая Оливия Беновиц, а также Мириам Джейкобсон, Надин Найт, Сара Уолл-Рэнделл и Кейт Монкриф рассказывали мне о лошадях. Со сценой, в которой Арин лечит захромавшую лошадь, мне особенно помогла Оливия. Ее идеи и знания сыграли важную роль. Дрю Горман-Люис, доцент кафедры исследований земли и космоса Вашингтонского университета, обсуждал со мной тундру моего вымышленного мира и ключевые характеристики серы. Тони Суоттон, современный кузнец, помог придумать, как Арин переделал меч своего отца в кинжал. Найти Тони можно в магазине (с кузницей) The Sword and the Stone, а еще он является ведущим цикла роликов Man at Arms. Еще я благодарю Дэна Вольфа за то, что помог связаться с Тони, а Бекки Розенталь – за то, что дала мне телефон Дрю (и за то, что была и остается моей дорогой подругой).

Я обожаю свое издательство Macmillan. Вы лучшие. Я доверяю Джанин О’Мэлли, моему редактору, и восхищаюсь ею и всеми, кто работает в издательском доме, особенно своим рекламным агентом Джиной Гальяно. Спасибо также Мэри Ван Акин, Саймону Боутону, Молли Бруилетт, Джин Фейвел, Лиз Фитиан, Кэти Халата, Ангусу Киллику, Кэтрин Литтл, Карен Ниннис, Джой Пескин, Синтии Риттер, Кейтлин Суини, Эллисон Верост, Эшли Вудфолку и Джону Ягеду.

Как всегда, выражаю глубочайшую благодарность моему агенту Шарлотте Шиди, а также всем в литературном агентстве Шарлотты Шиди, особенно Джоан Розен.

Окончание серии – странный момент. Меня переполняют одновременно печаль и воодушевление. Я вспоминаю, как Анджела Картер описывала пограничные мгновения – солнцестояние или переходные моменты бытия, когда человек перестает быть одним, но еще не стал другим. Как она прекрасно понимала, эта неопределенность (вместе с ее последующим разрешением) и составляет суть сказок. По-моему, получилась настоящая сказка: я написала книгу, а вы ее прочитали. Я благодарю всех моих читателей, в том числе библиотекарей, продавцов книг и блогеров. В особенности хочу отметить Стефани Синклер и Кэт Кеннеди, которые ведут блог Cuddlebuggery, поскольку они первыми обратили внимание на «Проклятие победителя». Я прочитала их рецензии в невероятно снежный день и почувствовала, что произошло нечто волшебное: два незнакомых мне человека поняли мою книгу именно так, как мне бы хотелось. Я благодарна им за это, как и всем вам, дорогие читатели.