Текст книги "Поцелуй победителя"

Автор книги: Мари Руткоски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

38

В розоватом свете утренней зари Арин сорвал пучок сухой травы и рассыпал по земле тонкие желтые травинки. Кестрель, сидевшая рядом, отвлеклась от работы, взглянула на Арина и приподняла одну бровь. Тот прекратил, понимая, что выдает беспокойство. Нужно занять чем-то руки, пока они не начали дрожать. А вот Кестрель спокойно окунала тонкую кисть, сделанную из конского волоса, прутика и ниток, в маленькую баночку, которая стояла на широкой доске. Эту доску превратили в импровизированный стол, разложив костяшки для игры в «Зуб и жало», все лицом кверху. Кестрель перевернула четыре из них и покрыла прозрачной жидкостью из баночки.

– Кестрель.

– Почти готово.

– Я боюсь, что император не согласился.

– А я думаю, наоборот.

– Но такая ставка…

– Его это позабавит.

– Он рискнет исходом войны?

– Да, ради удовольствия обыграть меня. – Она положила кисточку на доску. – Только вот он не выиграет.

Кестрель перевернула костяшку со змеей лицом вниз, положила рядом с той, которую уже покрыла жидкостью, и присмотрелась. Две костяшки почти не различались, только покрашенная слегка блестела. Кестрель прикоснулась к ней деревянным концом кисточки. Следа не было. Костяшка высохла.

Внутренности у Арина в животе как будто завязались в узел.

– Игра может пойти не так, как ты рассчитываешь.

– Именно поэтому я жульничаю.

– Даже с помеченными костяшками.

– У меня хороший план.

– Да, но император согласится играть только в том случае, если будет считать, что исход игры ничего не решает. Вот это действительно его позабавит. Твоя вера в то, что он сдержит слово. Он тебя обманет.

– Это тоже часть игры.

– Если что-то пойдет не так, он тебя жестоко накажет.

Она повернулась к Арину и увидела, что он снова принялся обрывать траву. Звук напоминал треск рвущейся ткани.

– Не в этот раз, – сказала Кестрель.

Арин учуял дым трубки раньше, чем услышал шаги принца за спиной. Солнце садилось. Небо будто полили сладким сиропом.

– Красиво, – заметил Рошар.

– Штормовые цвета. Скоро будет буря.

– Я тут подумал…

Арин обернулся и посмотрел на принца, удивленный его тоном. Рошар отвел взгляд, но его черные широко распахнутые глаза словно остекленели. Арин готов был уже спросить, в чем дело, но Рошар прокашлялся и заговорил сам:

– Самое время напомнить тебе о том, как я щедр и великодушен.

Арин не позволил отвлечь себя пустой болтовней. Рошар любил пускаться в длинные тирады, восхваляя и одновременно высмеивая себя. Но Арин знал, что тревожит принца.

– Дай Рише время. Она простит тебя, – сказал он.

Рошар продолжил так, будто вовсе его не слышал.

– Да, я живое воплощение великодушия. Ты хотел союзника – и вот он я. Оказываю услуги направо и налево. Даже твоему привидению. Что ни попросит, все ей даю. Кроме того, я выбрал пять лучших воинов, которые проводят ее и мою сестренку до Сизии. Если честно, я бы спокойно оставил Кестрель под защитой Риши, но подумал, что ты предпочел бы перестраховаться.

Арин понял, к чему идет разговор. Ему показалось, что буря, о которой он предупреждал, уже добралась до них.

– Нет. Стой…

– Маленькому отряду легче будет проникнуть в особняк. Тихо. Без лишней возни. Больше семи человек не нужно.

– Восьми.

– Прости, Арин, но тебе нужно остаться с армией.

– Ты не заставишь меня.

– Разве не я здесь командую?

Небо темнело. Оранжевые и красные оттенки сменились цветом густой смолы. Сердце Арина гневно колотилось. Когда Рошар снова заговорил, его голос прозвучал тихо:

– Ты нужен мне.

– Что?! – вырвалось у Арина.

– Вероятно, император и впрямь окажется в Сизии. Или нет. Но в одном мы можем быть уверены: огромное валорианское войско, превосходящее нас числом, пойдет по этой дороге под командованием генерала, который, вероятно, продолжит воевать вне зависимости от того, что произойдет в Сизии. Неужели мы поставим все на исход игры? Я считаю, что мы в любом случае должны сразиться с валорианцами. Я решил: отступать больше не станем.

– В битве ты можешь обойтись и без меня.

Рошар наклонил голову набок, пожимая плечами и разводя руками, будто рассыпал семена. Этот гэрранский жест означал сомнение. Арин еще сильнее разозлился.

– Нет, правда, – добавил он. – Ты справишься без меня. Ты отличный воин.

Рошар встретился с Арином взглядом. Его глаза, подведенные свежей зеленой краской, выражали спокойствие.

– Но ты-то лучше, – возразил принц.

Арину тяжело было передавать Кестрель просьбу Рошара. Но он все-таки нашел в себе силы и все рассказал, то и дело поправляя лампу на полу в палатке. Фонарь горел неровно и из-за плохого масла сильно коптил. Пока Арин говорил, он все время подкручивал горелку и протирал стекло, но потом остановился, осознав, что так только сломает что-нибудь.

Кестрель сидела на подстилке. Распущенные волосы рассыпались по ее плечам. Они были такого же цвета, как пламя свечи.

– Рошар прав, – кивнула она.

Арин едва справлялся с тревогой и не знал, что ответить, потому что боялся ляпнуть что-нибудь не то. В конце концов он просто решил сказать все как есть:

– Ты сильно рискуешь. Не хочу, чтобы ты делала это одна.

Лицо Кестрель, повернутое в профиль, почти полностью закрывали волосы. Она заправила их за ухо и твердо взглянула Арину в глаза.

– Все получится.

Он подумал о костяшках, сложенных в бархатный мешочек, и потер шрам на щеке. Кестрель спокойно и внимательно смотрела на него. Выражение ее лица едва заметно менялось, постепенно открывая неизвестную тайну. Глядя в умные глаза Кестрель, Арин немного успокоился.

– Я тебе верю, – сказал он. – И останусь с войском. Но меня удивило, что Рошар передумал. Он ведь был готов отступить в город.

– На него повлияла встреча с Ришей.

– И все же. Трудно понять, чего он хочет на самом деле. – Арин объяснил, что у Рошара есть право забрать Гэрран себе, и в глазах его народа это будет совершенно справедливым поступком.

Кестрель помолчала, но потом произнесла:

– Раньше ты никогда не сомневался в дружбе.

Арин вспомнил Плута и с трудом отогнал приступ тошноты. Это был первый человек, ставший его другом после завоевания.

– Видимо, пора начинать.

– Может, тогда ты перестанешь в полной мере быть собой?

– А ты? Ты веришь Рошару?

Кестрель задумалась ненадолго.

– Да.

Арин вздохнул:

– И я… Хотя, возможно, напрасно.

– Оставь утреннее утру, – сказала Кестрель, будто вовсе не вслушиваясь в собственные слова.

Потом она моргнула, поджала губы и задула огонек. Арин обнял ее.

– Что это значит? – прошептал он, чувствуя, как бьется под ладонью ее сердце.

– Не стоит сегодня ломать голову над тем, что ждет завтра. Разберись для начала с текущими делами.

– Но почему ты расстроилась?

– Так сказал бы мой отец. – Кестрель внезапно показалась маленькой и хрупкой. – Я боюсь встречаться с ним.

– Значит, не встретишься, – пообещал Арин.

Уж с этим он справится. Его покровитель внимательно слушал. Благословение бога, легкое и теплое, как пепел, укрыло Арина. «Отдай его мне», – велела смерть. Кестрель уже засыпала, когда Арин вдруг понял, что чувство, наполнившее его, такое нежное и незнакомое поначалу, – чувство умиротворения. Он постарался удержать его, но оно все равно испарилось.

39

Дождь начался следующим утром и, похоже, прекращаться не собирался. Сапоги Арина завязли в грязи, пока он помогал Кестрель оседлать коня. Дождь все усиливался. Капли уже напоминали маленькие камешки. Арин посмотрел на небо.

– Ужасный день для поездки верхом. – Ему очень не хотелось отпускать Кестрель.

Она вытерла лицо и посмотрела на Ришу. Та стояла неподалеку, запрокинув голову и прикрыв глаза.

– Не все с тобой согласятся, – возразила Кестрель, – к тому же под дождем валорианцы едва ли заметят, что из нашего лагеря выехал небольшой отряд.

Она была права. На расстоянии десятка шагов все сливалось в серую дымку. Арин смахнул со лба мокрые прядки и попытался справиться с тревогой, но его нервы искрили, точно лезвие на точильном камне. Кестрель коснулась его щеки:

– Дождь нам на руку.

– Иди ко мне.

На вкус Кестрель была как дождь: прохладная, свежая и сладкая. Поцелуй согрел ее губы. Арин почувствовал, что мокрая одежда прилипла к ее коже. Он забылся в ее объятиях.

– У меня кое-что для тебя есть, – прошептала Кестрель.

– Мне ничего не нужно.

– Это не подарок. Пусть побудет у тебя до моего возвращения.

Она положила ему на ладонь пестрое желтое перышко, а потом исчезла за пеленой дождя.

Земля напиталась влагой. Арин перепачкал штаны в грязи, загружая припасы в повозку. Он не мог не беспокоиться и все думал костяшках, лежащих в седельной сумке Кестрель. Грязь мешала работе. Арин злился. «Ну не знаю, – насмешливо сказала смерть. – Лично мне грязь по душе». Арин замер. «Почему?» Ответом ему был лишь шум дождя. Арин подумал о своем войске, об армии генерала. В голове зародился план, одна мысль о котором вызывала чувство, похоже на удовольствие – обещание близкой мести.

Дождь громко стучал по крыше палатки. Рошар изучал пометки на карте.

– Твоим людям проще сражаться под дождем, – сказал Арин.

– Дождь может и закончиться к тому моменту, когда мы выйдем на позиции.

– Грязь останется. Вспомни тяжелые металлические доспехи валорианских офицеров. Мы все в кожаной броне, а они увязнут.

– Но дорога-то мощеная. – Рошар не то чтобы отвергал его план, скорее проверял на прочность. – Их конница лучше нашей. Генерал понимает, что земля по обе стороны дороги вязкая. Вооруженной пехоте там придется хуже, чем всадникам. Он попытается зажать нас в тиски.

– Да. – Арин указал на пометки, которые он сделал на карте по бокам от дороги; поле с обеих сторон упиралось в лес. – Вот именно.

– Каково это, – спросила Кестрель у Риши по пути в поместье, – иметь талант бойца?

– Откуда тебе знать, что у меня он есть? – холодно отозвалась принцесса.

Но Кестрель помнила соревнование лучников на дворцовой лужайке. Риша намеренно пускала стрелы мимо цели, пока последняя не влетела в центр мишени с такой силой, что половина древка вышла с другой стороны.

– Я когда-то мечтала иметь такой талант. Потом перестала. А теперь вот снова жалею, что у меня его нет.

Риша пожала плечами:

– Он не слишком-то помог мне в жизни.

– Рошар был моложе, чем мы сейчас, когда привез тебя на валорианскую территорию. Когда тебя схватили.

– Когда меня предали.

– Разве ты не согласилась поехать с ним?

Принцесса поерзала в седле.

– Я была совсем ребенком и хотела показать себя. Дети вечно пытаются всем угодить. Стараются изо всех сил. Мои брат с сестрой использовали это против меня.

– Рошар заплатил за это.

– И что с того? – Риша повернулась в седле и встретилась взглядом с Кестрель; глаза принцессы горели, темная кожа блестела от дождя, губы сжались.

– Ты могла бы поговорить с ним.

Риша фыркнула:

– Ты имеешь в виду, простить его? Прощение – мерзкая штука. Вязкая, как эта грязь.

Кестрель вспомнила лицо генерала, освещенное бликами костра.

– Оно как болото, – добавила Риша. – Уж ты-то знаешь.

Кестрель охватила тревога. Она не знала, что сейчас скажет принцесса, но уже была уверена, что не хочет этого слышать.

– Ты, дочь, что желает смерти родному отцу.

Тела лежали в канаве неподалеку от виноградников. Дождь смыл следы, но Кестрель и так догадалась, как все произошло. Страшная картина проникла в разум, пропитала его, как вода: император захватил поместье. Живших здесь гэррани выволокли из домов, пригнали к виноградникам. Девочка, лежавшая в канаве, где-то потеряла ботинок. Ее ножка была вся в грязи. Башмачок… Кестрель принялась искать его под дождем с нарастающей паникой. Поиск превратился в навязчивую идею: будто, если Кестрель найдет пропажу, ей удастся стереть из памяти вид бледных трупов, руку ребенка, которую мертвая мать по-прежнему сжимала в своей, кружащих мух, запах гниения, особенно сильный под дождем. Если Кестрель отыщет башмачок, она сумеет сдержать тошноту, подступившую к горлу. Но когда ботинок, зацепившийся за корень дерева, наконец нашелся, Кестрель увидела, что внутри еще сохранился отпечаток детской ступни. Башмачок нашелся, но ужас не исчез – напротив, проник еще глубже. В животе что-то заныло, словно Кестрель ударили ногой.

Они спрятались в винограднике среди приземистых пеньков, увитых лозой. Риша всмотрелась в кухонный двор особняка: с этой стороны дом был защищен хуже всего. Свет нескольких окон пробивался сквозь мглу дождливой ночи.

Кестрель облизнула искусанные губы и сжала в руках сумку. Она представила, как костяшки гремят в бархатном мешочке, и вспомнила ужин с императором. Десерт с тающей сахарной вилкой. Так было всегда: она приходила к нему, думая, что имеет средство защиты, но всякий раз оно рассыпалось прямо у нее в руках. Кестрель вспомнила, как однажды он подошел к ней после охоты в дворцовых угодьях. Тогда она поняла: император готов украсть или покалечить ее собаку просто потому, что Кестрель ее любит. «Мой отец хочет, чтобы ты поставила его выше всех», – сказал тогда Верекс. «Будь осторожна, – предупреждал он. – Не играй против моего отца. Проиграешь».

Кестрель почувствовала легкое прикосновение руки.

– Я почти тебя не знаю, – тихо произнесла Риша. – Но Верекс много рассказывал о тебе, и глаза у меня тоже есть. Тебе не нужно виртуозно владеть клинком. Твое лучшее оружие – ты сама.

Кестрель уставилась на принцессу, которая почти полностью слилась с тенью, блестели только глаза. По венам побежало знакомое ощущение, заискрилось в крови. Ее слабость. Ее сила. Желание победить, увидеть унижение своего противника. Гордость. Ее разум оскалил острые лисьи зубы. Уже потом, на рассвете, когда император выхватит кинжал Кестрель из ножен и приставит к ее горлу, она вспомнит, что Сизия изначально была ловушкой. Вопрос лишь в том, для кого – для императора или для нее. Кестрель коснулась руки Риши в ответ:

– Спасибо.

Все семеро направились к дому, прячась в темноте.

Вспыхнул яркий рассвет. Небо расчистилось. Дорога, ведущая к Лерралену, влажно блестела. В трещинах между плитами стояла вода. Арин с Рошаром перебросили армию на запад так быстро, как только могли, и успели дойти до выбранного места. Первая задача заключалась в том, чтобы выгрузить из повозок заточенные колья, которые изготовили по просьбе Арина. Вторая – воткнуть их в размокшую землю по бокам от дороги. Третья – выставить последние мешки с порохом на дорогу. Небольшие смертоносные холщовые кульки. И четвертая: ждать, стараясь не думать о Кестрель, о том, что она наверняка уже в Сизии. Возможно, она даже успела сыграть с императором в «Зуб и жало» и выиграть – или проиграть.

Всемером они крались по темным уголкам особняка. Риша двигалась невероятно плавно, и когда в одном коридоре им встретились два валорианских солдата, нож принцессы рассек их кожу легче, чем масло. Валорианцы и вскрикнуть не успели. В тишине было слышно, как капнула на пол кровь.

На верхних этажах они начали заглядывать в спальни. Кестрель знала, какие двери открывать. В гэрранских домах окна спален обычно выходили либо на восток, либо на запад. Риша прокралась внутрь одной из комнат и замерла с недовольным видом, когда остальные дакраны попытались пойти за ней. Принцесса тихо зашипела. Солдаты остановились. Вскоре она вернулась с клинком, полностью обагренным кровью.

– Мне надоело, – прошептала она.

– Нужно идти тихо, – напомнила Кестрель. – Наша задача – добраться до императора, не перебудив весь дом. Не можем же мы биться со всеми сразу.

Риша фыркнула.

– Я могу.

Терпение принцессы было уже на исходе. Когда они встретили двух валорианцев, мужчину и женщину, Риша позволила пристрелить первого из арбалета, но в самый последний момент дернула вторую на себя, так что болт пролетел мимо, и зажала валорианке рот. Затем поднесла кончик кинжала к коже женщины прямо под глазом.

– Молчи, – прошептала Риша, – а то останешься без глаз. Проводи нас к покоям императора.

Валорианка отвела их к двери, сделанной из тигрового клена. Дерево было отполированное и гладкое, как принято у гэррани, без резьбы, если не считать ребристого косяка. В коридоре на стене горела масляная лампа. Ее стеклянный колпак отбрасывал разноцветные блики на естественные древесные узоры, украшавшие дверь.

– Нам сюда? – спросила Кестрель.

Через замочную скважину пробивался свет. Женщина кивнула. Риша убила ее. Тело осело на пол. Кровь брызнула на сапоги Кестрель. Она вспомнила башмачок убитой девочки, костяшки в сумке, шрам на щеке Арина и то, как он прислушивался к богу смерти, потому что у него никого больше не осталось. Маленькие домики на пшеничных полях, холод тундры, который обжег ее обнаженную спину, и мгновение, когда она сдалась и выпила ночной наркотик в надежде все забыть.

– Открывайте дверь, – прошептала Кестрель.

Один из дакранов, которого Рошар выбрал как раз потому, что он умел вскрывать замки, развязал кожаный сверток, где лежали инструменты, и вставил две тонкие отмычки, похожие на спицы, в скважину. Дакран подвигал ими, меняя глубину и наклон, и наконец замок открылся с тихим щелчком. Солдат медленно и беззвучно приоткрыл дверь, так, будто его рука была лишь дуновением ветра. Риша вошла первой, Кестрель следом, а затем и остальные проскользнули в прихожую. На них набросилась императорская охрана. Все это время валорианцы ждали возле двери, слушая, как незваные гости ковыряются в замке.

Арин построил войско на западе. Авангард растянулся широко: через всю дорогу и поле по обеим ее сторонам, вплоть до самого леса. Часть солдат, которая стояла за авангардом, не сходила с дороги. Конь Рошара взмахнул хвостом. Принц смотрел на лес.

– Из-за этих деревьев мы будто в овраге. Мало места, негде маневрировать.

– Им тоже.

Утренний свет был свеж и прозрачен, бледный, как мякоть лимона. Его насыщенный вкус как нельзя лучше подошел бы к настроению Арина: сейчас он чувствовал себя по-настоящему живым.

Кестрель не успела сосчитать стражников, не могла уследить за тем, как они убивали дакранских солдат одного за другим. Скорость, с которой двигалась Риша, и вовсе не укладывалась в голове. Принцесса оттолкнула Кестрель к стене и не подпускала к ней никого. Ее нож резким звуком рассек кому-то горло. Принцесса скользила, будто в танце, безошибочно наносила удары и парировала их. Тела падали на пол.

– Стойте, – раздался голос. – Я хочу взглянуть.

Валорианцы отступили. Риша взмахнула клинком, брызнула кровь. Подчиняться этому голосу принцесса не собиралась. Кестрель поймала ее за руку. Та обернулась с недовольным видом, будто вела разговор и прослушала последнюю фразу собеседника из-за чужого вмешательства.

Император в расслабленной позе стоял на пороге своих покоев. На секунду воцарилась тишина, только дождь стучал по крыше.

– Ты, – произнес император, с удивлением глядя на Ришу.

Потом он заметил Кестрель. Его глаза широко раскрылись, выражая восторг.

– И ты.

Он рассмеялся.

День был в самом разгаре. Солнце словно парило высоко в небе.

Арин ждал.

Ничего.

И ждал.

Ничего.

Он провел рукой по кожаной броне, которая защищала его грудную клетку, легкие, кожу. И желтое перышко в кармане туники, прямо над сердцем.

«Забудь о перышке, – прошептала смерть. – Ты – дорога. Солнце. Небо. Лошадь под седлом». Эти слова успокоили Арина. «Боги когда-то жили среди нас», – подумал он. «Верно», – ответила смерть. «Так почему же вы ушли?» – «Ах, милое дитя, это вы покинули нас».

– Леди Кестрель, вы похожи на грязную дикарку. Что вы здесь забыли? Вы надеялись зарезать меня во сне?

Она попыталась ответить, но в горле пересохло.

– Может, вы пришли узнать последние сплетни? Но, полагаю, варварская принцесса и так уже рассказала все самое интересное. Или нет?

Кестрель сглотнула и заметила, что сжимает кинжал. Костяшки пальцев побелели.

– Наверное, Кестрель, ты хочешь услышать новости об отце. Что ж, я расскажу. Он о тебе не скорбит.

Кестрель казалось, будто голос императора доносится откуда-то издалека. «Он по тебе не скучает. И никогда не скучал. Помнишь, как мало времени он проводил дома? Как неловко ему было в твоем обществе? Ты умоляла его остаться в столице. О да, я все слышал. Открою тебе тайну: ему стало легче, когда тебя сослали на север. Словно его освободили от тяжкого груза. Он будто ожил. Стал моложе. Почувствовал себя свободным».

Император перевел взгляд на Ришу, а потом на перебитых дакранских солдат, которые лежали на полу.

– Ты неглупа, Кестрель, в хитрости тебе не откажешь. Пережила шахты, тундру, войну… до этих пор. Ты нашла себе, – он снова взглянул на Ришу, – интересных союзников. Но у меня слишком много стражи, а разбудить весь дом мне ничего не стоит. Я редко о чем-то жалею, но решение отправить тебя в тюрьму вместо того, чтобы казнить, признаюсь, было ошибкой. Я не хотел марать руки… И слишком боялся задеть чувства твоего отца. Кстати, чтобы ты знала, он ни словом о тебе не обмолвился с тех пор, как раскрылось твое предательство.

– Он всегда молчит о своих чувствах.

– Это не важно, – мягко произнес император. – Я могу отдать приказ убить тебя прямо сейчас, и он никогда не узнает. А если и узнает, какое ему дело? Что для него значит жизнь бесчестной девчонки, задумавшей убийство?

– Я пришла сюда не затем, чтобы убить вас.

Император насмешливо улыбнулся. Кестрель продолжила:

– Я пришла бросить вам вызов.

– Неужели?

– Я предлагаю партию в «Зуб и жало». Если я выиграю, вы положите конец войне. Вернетесь за море, забрав с собой всю валорианскую армию. И никогда не вернетесь.

Император издал изумленный смешок и потер самую глубокую морщинку на лбу, а потом раскрыл руку в красивом жесте:

– А что же достанется мне, если выиграю я?

– Все, что пожелаете. Все, что я могу вам предложить.

Он в задумчивости постучал пальцем по губам.

– Не так-то много у тебя можно попросить.

– Уверена, вы что-нибудь придумаете.

– А если я соглашусь и проиграю? Ты веришь, что я сдержу слово?

– Валорианец всегда держит слово.

– Да, – протянул он. – Это верно.

– Ришу вы отпустите, каков бы ни был исход.

– Я подожду здесь, – вставила принцесса. – С вашей охраной, если угодно. – Она бросила на стражников презрительный взгляд, будто взвешивая их шансы выжить, если ей придется довершить начатое. – До конца игры.

– Вы поставили очень много условий, – сказал император, – но это я приму. Я сам предложил бы то же самое.

– Значит, вы согласны?

– Должен признаться, мне любопытно.

– Согласны или нет?

– Позволь предупредить: я играю лучше тебя.

– Посмотрим.

Арин услышал, как в лесу что-то затрещало. Гэрранский разведчик. Он подбежал к Арину. Его лицо блестело от пота. Валорианцы приближались.

Император проводил Кестрель в свою спальню. Над кроватью висел летний полупрозрачный балдахин. Простыни примяты. Кестрель заметила след от головы на подушке. В комнате пахло ароматическими маслами, перечным и еще каким-то сладким. Дождь стучал по стеклу.

– Умойся, – велел император.

В углу стояла раковина с зеркалом. Кестрель послушно подошла к ней, хотя ее лицо вовсе не было грязным. Из зеркала на нее посмотрела незнакомка. Кестрель отвела взгляд, едва увидев свои изумленные светлые глаза, которые казались еще светлее оттого, что кожа загорела и покрылась веснушками. Это было лицо сильного человека. Она отложила полотенце и подошла к императору, который стоял у восьмиугольного столика. Он достал бутылку вина и два кубка.

– Я налью, – сказала Кестрель.

Император взглянул на нее так, будто его это позабавило. Она разлила красное вино, но к чашам никто не притронулся. Каждый подозревал, что противник успел подбросить в вино яд.

– Сними оружие, – потребовал император.

– Только если вы сделаете то же самое.

Он снял тяжелый кинжал и осторожно положил его на стол. Кестрель дрожащими пальцами расстегнула свой пояс. Клинок, сделанный Арином, выглядел совсем безыскусным рядом с императорским, но излучал ту же силу, как ее лицо в зеркале.

– Любопытно. – Император провел по ножнам рукой. – Новое приобретение? Может, я заберу его, когда выиграю.

– Если захотите.

– Я еще не решил, чего хочу.

Кестрель раскрыла сумку, положила на стол бархатный мешочек с костяшками и шагнула к стулу.

– Нет, подожди.

Он протянул руку. Кестрель отдала ему сумку. Император осмотрел ее, убедился, что внутри больше ничего нет, и отбросил ее на пол. Потом добавил:

– Ты, конечно, не станешь возражать, если я проверю, нет ли у тебя оружия под одеждой.

По коже пробежали мурашки.

– Я даю вам слово, ничего нет.

– Ну, не могу же я поверить на слово предательнице.

Кестрель замерла. Пришлось не шевелясь вытерпеть осмотр. Руки императора пробежались по ее телу, не защищенному броней, нигде не останавливаясь. Лишь на одно мгновение он прижал пальцы к горлу Кестрель, а потом надавил сильнее в том месте, где бился пульс, чтобы почувствовать, как ее сердце заколотилось быстрее.

– Что ж, твоя очередь осмотреть меня.

– Нет.

– Уверена? – Император словно пытался заставить Кестрель признать, что она не хочет к нему прикасаться.

– Я вам верю.

– Что ж, маленькая лгунья, давай сыграем.

Валорианская армия приближалась. Солнце играло на доспехах, превращая колонну в серебряную реку. Арин посмотрел в подзорную трубу: генерала не было видно. Раздался тонкий свист. Арин опустил трубу. Свист оборвался, превратившись в крик боли. В горло гэррани, стоявшего неподалеку, вонзилась стрела. Лучшие валорианские разведчики стреляли по ним с деревьев по обе стороны дороги.

Они уселись за стол. Кестрель, выбрав стул, что стоял спиной к кровати, развязала бархатный мешочек и высыпала костяшки на стол. Она потянулась к куче, чтобы перемешать, но император, как и предполагала Кестрель, остановил ее:

– Давай-ка для начала убедимся, что это стандартный набор.

Он проверил количество костяшек каждой масти. Увидев, что в наборе всего хватает, император перевернул дощечки лицом вниз и перемешал. Вид его был спокоен, но руки выдавали нетерпение. Он едва касался костяшек. Ему явно хотелось поскорее приступить к игре.

Кестрель всмотрелась в его лицо. Судя по всему, император не заметил, что четыре костяшки блестят ярче остальных – помогла темнота поздней ночи. Он набрал себе нужное число костяшек. С тревогой Кестрель увидела, что четыре блестящие костяшки остались в куче, из которой им еще предстоит добирать дощечки в течение игры. Арин предупреждал: когда она почти уверена в победе, ее выдает непроницаемый вид. «Мне кажется, этого почти никто не замечает. Выражение лица не меняется. Ни один мускул не вздрагивает. У меня просто появляется ощущение, будто в тебе накопилась огромная мощь и, если я протяну к тебе руку, меня ударит молнией».

Кестрель постаралась не думать о своем плане, опасаясь, что мысли тут же отразятся у нее на лице. Ее выражение застыло, затвердело, точно глина в печи. Играй, Кестрель. Она выложила первую костяшку. Император ответил. Кестрель вдруг заметила, что молится богу Арина: «Пожалуйста, пусть все закончится поскорее». Но ответа не было.

– Держать строй! – прокричал Рошар своему войску, которое оказалось под градом стрел.

Восточные арбалеты начали стрелять по деревьям. Принц приказал Зашу, своей правой руке, отправиться с отрядом в лес слева от дороги. Сам Рошар повел такой же отряд направо.

– Мы разберемся с лазутчиками. А ты, – сказал он Арину, – пока командуешь на дороге.

Арин вцепился в плечо принца.

– Вы увязнете в грязи. Вас перестреляют раньше, чем вы доберетесь до деревьев.

– Выбора нет. Продолжайте стрелять по ним. Дакранские лучники – уроженцы равнины. Они отличные стрелки.

– Но не боги.

– Ну так станут богами. Что только ни сделаешь, чтобы защитить своего принца.

Рошар ушел, и Арину пришлось вновь сосредоточиться на дороге, потому что враг подходил все ближе, ближе…

Началось.

Пока они играли, дождь затих, а потом и вовсе прекратился. Кубки с вином стояли нетронутые. Четыре блестящие костяшки по-прежнему лежали в куче. Император не спешил делать очередной ход. Он потянулся к одной костяшке, потом замер. Жест получился излишне театральным. Император не сомневался и даже не делал вид, что сомневается. Скорее он беззастенчиво высмеивал нерешительность, прекрасно зная, что Кестрель все понимает.

– Делайте ход, – хрипло произнесла она.

– Я думаю.

Она промолчала.

– И что, ты не хочешь узнать, о чем я думаю?

Он откинулся на спинку стула. Его короткие седые волосы ярко блестели в свете лампы. Император потер пальцами губы, так что обвисшая кожа на щеках слегка натянулась. Провел по глубоким бороздам, которые возраст оставил на его лице, и посмотрел на Кестрель с довольным видом. Она заметила, как его взгляд скользнул по ее дрожавшим рукам. Кестрель прижала их к столу.

– Я думаю о том, что бы мне попросить, когда выиграю, – усмехнулся император. – Мне очень понравилась эта открытая формулировка: «Все, что пожелаете».

Кестрель уже жалела о том, что выразилась именно так, хотя у нее в любом случае не было выбора. Ведь он согласился во многом именно потому, что хотел получить удовольствие от этого изощренного издевательства.

– Я могу потребовать, чтобы ты привела ко мне Арина Гэрранского, – произнес император. – Ради тебя он сдастся.

Мир вокруг померк.

– Я ведь так и не разукрасил как следует лицо этого мальчишки. – Он ткнул пальцем в рукоять кинжала Кестрель.

Ножны тихо звякнули, но этот звук словно оцарапал ее.

– А может, я займусь не его лицом. Посмотрим, что можно сделать с твоим.

Повисло молчание.

– Как вам, леди Кестрель?

Император перевел взгляд на что-то у нее за плечом. Он продолжал мягко перечислять всевозможные пытки, и Кестрель недоумевала, зачем император угрожает ей. То ли он говорил это в насмешку, не собираясь приводить угрозы в действие, то ли, наоборот, собирался поступить именно так и хотел, чтобы она надеялась на обратное и мучилась этой надеждой.

В ушах стучала кровь. Ничего не выйдет. Она зря сюда пришла.

– Но, разумеется, – закончил император, – раз уж ты так сформулировала свое обещание, я могу сделать все вышеперечисленное.

Арин приказал авангарду разойтись по обе стороны дороги. Порох на дороге подожгли. Валорианская конница слишком поздно это заметила и попыталась остановиться. Мешки взорвались прямо под копытами лошадей. Плиты на дороге разлетелись во все стороны.

– Вы пропускаете ход? – спросила Кестрель.

– Вовсе нет.

– Вы боитесь продолжать игру.

– Мы оба знаем, – сказал император, – кто из нас двоих боится.

Она протянула руку к кубку и отпила вина.

– Я в восторге от твоей любви к риску. – Он взял ее кубок и тоже сделал глоток. – Я просто высказал свои мысли вслух. В этом нет ничего плохого.

– А я как раз размышляю о том, за что вас уважает мой отец.

Император поставил кубок на стол.

– Он мой друг.

– И при этом вы сказали такое.