Текст книги "Поцелуй победителя"

Автор книги: Мари Руткоски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

22

Колонна приближалась к деревне на окраине поместья Эррилит, а Кестрель все думала: почему она не может разобраться, что испытывает к Арину? Почему так трудно это понять? Она ведь знала – помнила – достаточно о своем прошлом, чтобы догадаться, какими сильными были чувства, которые ей приходилось скрывать. Однако нить, которая соединяла Кестрель с прошлым, была слишком тонкой и могла порваться от любого неосторожного движения. Одно воспоминание постоянно крутилось у нее в голове: отец оттолкнул ее, когда Кестрель кинулась к нему, умоляя о помощи.

Конь Арина, будто испугавшись чего-то, мотнул мордой. Тот принялся его успокаивать, нашептывая что-то на ухо; в голосе Арина всегда оставалась некая певучесть. Потом он вдруг посмотрел на Кестрель, щурясь от солнца. Прядь каштановых волос упала ему на лоб, прикрыв шрам. Прошлой ночью они почти не спали. Но сейчас, под взглядом Арина, Кестрель вовсе не чувствовала себя сонной. Он о чем-то думал, но угадать его мысли было невозможно. Арин все смотрел, и Кестрель заволновалась, не зная, что означает выражение его лица. Сожаление? И если да, то о чем? О том, чего не случилось прошлой ночью, или о тайнах, которыми они друг с другом поделились?

Некоторые моменты из рассказа Арина озадачили Кестрель. Например, его роль в сожжении восточной равнины. В пожаре погиб брат ее подруги, Ронан. Пускай Арин не пытался намеренно убить ее друга и, узнав, пожалел об этом, – Кестрель все равно понимала, что он переживал о ней, а не о смерти Ронана. Так странно было вспоминать тех, о чьем существовании она забыла. Даже Ронан ожил в ее памяти лишь затем, чтобы исчезнуть. Кестрель вспомнила, как горевала о нем, и заново переживала эту утрату.

Она встретилась взглядом с Арином, который расслабленно сидел в седле, покачиваясь в такт поступи коня. Кестрель сама не знала, хочет ли сейчас говорить с ним. Его слова волшебным образом оживляли воспоминания. Даже когда Арин молчал, у нее в голове все еще раздавался его серьезный, хрипловатый, певучий голос. Иногда в нем так ясно звучали чувства, что Кестрель не понимала, как Арину удавалось обманывать ее в первые месяцы их знакомства. Голос должен был сразу выдать его.

Арин смотрел на нее с невероятным изумлением, как будто Кестрель забавляла его. Он протянул руку и коснулся пальцем кончика ее носа, оставив на нем пыльный след.

– У тебя от солнца высыпали веснушки, – объяснил Арин.

Кестрель вдруг испытала неимоверную легкость. Это мгновение словно застыло в витрине из золотистого стекла. Может, любить не так уж и трудно и прошлое не так важно, как настоящее? Но потом в голове Кестрель раздался голос отца. Генерал сказал, что она разбила ему сердце, и Кестрель тут же перестала верить в то, о чем только что подумала.

Арин не хотел проезжать через деревню. Кестрель слышала, как он спорил с принцем. Разведчики принесли весть о том, что генерал без боя захватил поместье к югу от Эррилита. Скоро валорианцы выдвинутся на север и начнут грабить фермы поблизости – резать овец, отбирать зерно. У них будет новое звено в цепи снабжения, которая тянулась от самой Итрии. Врагу нужно закрепиться здесь, чтобы двигаться дальше, приближаясь к городу.

– Нам нужно занять позиции на холмах возле поместья, – сказал Арин. – Сейчас же.

– То есть ты хочешь оставить деревню без защиты? – удивился Рошар.

– Нет, конечно. Пошлем туда отряд. Всей армии необязательно проходить по улицам.

– О чем ты говоришь? У нас нет всей армии. Ты забываешь, что три четверти наших сил остались у Лерралена. Мы лишь горстка смельчаков, которая отправилась на защиту этих крестьян от грозной империи. – Голос Рошара звучал весело.

– Это не игра, – процедил Арин сквозь зубы.

Кестрель не осознавала, что его так тревожит, пока принц не произнес:

– Пусть посмотрят на тебя.

Впрочем, по-настоящему она поняла Арина только тогда, когда увидела все своими глазами. Обычно гэррани и дакраны шли отдельными бригадами, но перед входом в деревню Рошар велел всем перемешаться. Принц лично занялся расстановкой солдат, чтобы показать, что они, как он выразился, «сплотились перед лицом беды». Услышав это, Арин поморщился. Рошар заставил его ехать впереди, рядом с собой. Потом принц перевел взгляд на Кестрель, и та, угадав мысль, которая сверкнула в его глазах, придержала Ланса. Рошар и Арин бок о бок вошли в деревню.

Жители выстроились вдоль центральной улицы плотными рядами. Взрослые посадили детей на плечи. Увидев Арина, люди зашептались с восторгом, а потом потянулись навстречу, стараясь дотронуться до него. Его конь недовольно зафыркал и забил копытом. Арин по-дакрански прошипел Рошару какие-то слова, очень похожие на ругательство.

– Если ты так боишься их затоптать, – громко протянул Рошар по-гэррански, – слезай с лошади и поприветствуй свой народ.

Арин оглянулся на Кестрель. В его глазах читалась немая мольба. Затем он спешился и затерялся в толпе. Кестрель приблизилась к Рошару.

– Что ты творишь?

– Разве ты не согласна, что наш мальчик заслужил немного народной любви?

– Мне кажется, ты пользуешься им, пытаясь выглядеть лучше за его счет.

Принц улыбнулся и развел руками. Кестрель слезла с лошади и начала пробираться сквозь толпу, расталкивая жителей деревни локтями. Пару раз пришлось резко прикрикнуть на растерявшихся зевак. Люди обращали на нее удивленные взгляды, а увидев, что она валорианка, и вовсе смотрели с ужасом. В глазах гэррани появилось недоверие, а потом и ненависть. Когда Кестрель ехала в рядах войска, никто не обратил на нее внимания, все смотрели только на Арина. Но теперь ее заметили.

– Пожалуйста, пропустите, – попросила она.

Но толпа лишь плотнее сомкнулась. В городе все давно знали, кто такая Кестрель. Но для этих крестьян она сама, ее глаза, волосы, форма лица стали напоминанием об их жутком прошлом. Светлый цвет ее кожи был неразрывно связан со смертью и рабством.

– Ты! – сурово произнес кто-то.

Испугавшись, Кестрель сделала шаг назад. Ее окружили, и кто-то схватил ее за руку. Кестрель вырвалась. Сердце стучало громко и неровно. Она попыталась повернуться, но вдруг услышала свое имя:

– Кестрель!

Арин, растолкав людей, добрался до нее и крепко сжал ей руку. Кестрель охватило облегчение. Как глупо, она кинулась на помощь Арину, а в итоге спасать пришлось ее. Но толпа по-прежнему смотрела на нее со злобой. Людской гнев только нарастал.

– Что она здесь делает? – спросил кто-то из гэррани.

– Она друг, – ответил Арин. – Пропустите ее.

Его послушались. Так странно было сравнивать свое представление об Арине с тем, как его видят жители деревни. Народ не ошибался на его счет, но даже не догадывался о другой стороне Арина, поскольку не знал его близко. Арин держался прямо, голос звучал властно и твердо. Его фигура сразу выделялась в толпе, будто он не был простым смертным. Но в то же время Кестрель чувствовала, как взволнованно он сжимает ее руку, видела отблеск страха в его глазах и напряжение в сжатых губах. Другие, похоже, этого не замечали.

– Не уходи, ладно? – шепнул Арин ей на ухо.

– Хорошо.

Они вместе пошли сквозь толпу. Жители деревни продолжали тянуть к нему руки. От каждого прикосновения Арин слегка вздрагивал, но справлялся с собой. Он пытался выглядеть непринужденно, хотя получалось не слишком убедительно. Кестрель не знала, заметно ли это окружающим, которые по-прежнему улыбались ему, выкрикивали вопросы. Арин не выпускал ее руку до того момента, когда какая-то женщина протянула ему закутанного в пеленки младенца. Арин неловко и торопливо обхватил ребенка двумя руками, прижал его к кожаному доспеху, защищавшему грудь, и удивленно уставился на мать, будто подозревая ее в сумасшествии.

– Благослови его, – потребовала женщина.

– Что?

– Благослови его именем своего бога.

Арин посмотрел на младенца на руках, который спал, прикрыв глаза полупрозрачными веками. У него было круглые щечки здорового ребенка. Из-под пеленки торчала маленькая ручка, похожая на цветок. Пальцы малыша подрагивали, сжимая ткань.

– Моего бога? – хрипло переспросил Арин.

– Пожалуйста!

– Но вы же не знаете, кто… мой бог…

– Это не важно. Если твой покровитель будет беречь моего сына так же, как тебя, мне больше ничего не нужно.

Арин перевел взгляд на Кестрель.

– Что тут дурного? – пожала плечами та, но он все медлил.

Нахмурившись, мать добавила:

– Ты оскорбишь своего бога, если не поделишься его благословением.

Арин перехватил младенца поудобнее и осторожно коснулся его лба кончиками пальцев. Дитя вздохнуло во сне, и Арин переменился в лице. Глаза малыша лучились мягким светом, который бывает в редкие часы дня, наполненные сиянием и тишиной. Кестрель показалось, что она сама прикасается к нежной коже ребенка.

Малыш открыл глаза. Они были серого цвета, как у большинства гэррани. Арин пробормотал что-то – так тихо, что Кестрель не расслышала. Потом он передал ребенка матери, которая теперь выглядела довольной. Она поблагодарила Арина знакомым гэрранским жестом, он ответил тем же. Глядя на него, Кестрель отчего-то вспомнила, что этим знаком также просили прощения. Арин снова сжал ее руку. Кестрель показалось, он изменился, словно стал чужим. Она знала, почему на нее так повлиял вид Арина с ребенком на руках. В голове прозвучал неожиданный вопрос, к которому она оказалась не готова. Кестрель никогда раньше об этом не задумывалась. Сердце забилось чаще, наполнившись чувством, которое было намного сложнее, чем страх или радость. Она выпустила руку Арина.

– Не пора ли вернуться? – Ее голос не выдавал чувств.

Кестрель вспомнила, что такой холодный, почти безразличный тон всегда служил ей броней. Лицо Арина стало непроницаемым.

– Верно.

Толпа расступилась, пропуская их. Они вернулись к лошадям.

– Вот видишь, – ухмыльнулся Рошар. – Здорово вышло, а?

Арин посмотрел на него так, будто вот-вот скинет его с лошади.

Отряд свернул с дороги на луг, который плавно переходил в холм. Для лошадей, тянувших пушки и повозки, это оказалось настоящим мучением, но Рошару было важно занять главенствующую позицию на местности. Кестрель хотела, чтобы войско расположилось под прикрытием соседнего леса. К тому же, по ее мнению, не стоило слишком удаляться от укрепленных стен Эррилита. Они уже виднелись вдалеке, хотя до поместья оставался примерно день пути. Арин не высказал никаких пожеланий. Он вообще почти все время мочал.

Через луг бежал чистый ручеек с берегами, заросшими травой. Повсюду стрекотали цикады. Рошар отдал приказ остановиться. Кестрель подвела Ланса к ручью и сама опустилась на колени на берегу, черпая вкусную прохладную воду пригоршнями, жадно глотая ее и похлопывая вспотевшую шею.

– Вода, – сказала Кестрель сама себе… ее отцу нужно захватить Эррилит, потому что здесь много пресной воды. Это намного важнее запасов, скрытых за стенами поместья, и овец, что пасутся на холмах. На юге нелегко найти так много воды.

Конь Арина наклонился к ручью рядом с ней. Кестрель подняла взгляд, ожидая увидеть и всадника, но Арина не было. Она обнаружила его сидящим в стороне от всех на выступе холма, откуда открывался вид на склон. Вдалеке осталась деревня, которая отсюда казалась серым камешком.

Арин поднял взгляд, заметив приближение Кестрель. Над выступом возвышалось кадамбовое дерево. Его широкие блестящие листья отбрасывали тень на лицо Арина, превращая его в мозаику из света и тьмы. Кестрель не могла понять, о чем он думает. Она впервые увидела, что Арин отворачивает щеку, изуродованную шрамом. Точнее, Кестрель и раньше это замечала, но впервые задумалась о том, что Арин обычно делает это только в ее присутствии.

Кестрель специально обошла Арина и села так, чтобы ему пришлось выбирать: смотреть ей прямо в лицо или отвернуться, неловко выгнув шею. Арин предпочел первый вариант. Он приподнял брови, заметив, как внимательно та его рассматривает.

– Просто привычка, – пожал плечами Арин, видя, что Кестрель обо всем догадалась.

– Ты так делаешь только при мне.

Он не стал отрицать.

– Для меня твой шрам не имеет значения, Арин.

В его глазах мелькнуло насмешливое и в то же время отсутствующее выражение, будто он внимал голосу, слышному только ему. Кестрель попыталась подобрать нужные слова, боясь сказать что-нибудь не то. Она вспомнила, как насмехалась над Арином во дворце: «И что же, по-твоему, заставило меня пойти на такие жертвы ради тебя? Твое очарование? Манеры? Точно не внешность».

– Меня волнует только то, что шрам причиняет тебе страдания, – сказала Кестрель. – Для меня ты красивый, как и прежде. Я всегда считала тебя таким.

Даже когда не осознавала этого, тогда, на рынке, год назад. И потом, когда наконец призналась себе во всем. И когда увидела на его щеке зашитую воспаленную рану. И в тундре, когда его красота испугала ее. И сейчас. В горле стоял ком. Арин сжал зубы. Он ей не верил.

– Арин…

– Прости за то, что случилось в деревне. Этого не должно было произойти, – добавил Арин.

Гнев толпы напугал ее, но в поведении крестьян не было ничего удивительного. Арина явно тревожило что-то другое.

– К слову, что именно произошло? Я имею в виду мать с ребенком.

Он зарылся пальцами в волосы, потер лоб ладонью.

– Она совершила ошибку.

– Полагая, что ты избранник богов? – Кестрель знала об этих слухах.

– Нет, это как раз правда.

Она молча уставилась на Арина.

– Только вот сомневаюсь, что эта женщина обрадовалась бы, узнав, кто мой покровитель. – Арин поднял взгляд и заметил ее удивление. – Мои двадцатые именины были в зимнее солнцестояние. Начало нового года у гэррани. Но вообще-то я старше, если считать по-валориански. Я родился на полгода раньше, но моя мать долго ждала, прежде чем дать мне имя. Она имела на это право, жрецы не возражали. Именины празднуются не только в честь рождения ребенка, но и после окончательного выздоровления матери. Не всякая женщина может быстро поправиться, поэтому мать сама решает, когда она готова. Но в год, когда я родился, все матери искали причину отложить именины до следующего года. Ты ведь знаешь, как мы считаем годы? Каждый год посвящен одному из ста богов, составляющих наш пантеон, каждые сто лет составляют век. Мой год… тот год, когда я родился на самом деле, принадлежал богу смерти.

– Арин, – помедлив, произнесла Кестрель, видя, как он взволнован, – ты считаешь, что на тебе лежит проклятие?

Он покачал головой.

– Твоя мать дала тебе имя только на следующий год. Значит, именно он считается твоим годом, верно? Гэррани отмечают именины, а не день рождения. Следовательно, не имеет значения, когда ты родился.

– Имеет.

– Почему?

– Вся моя семья погибла… А я выжил. Это не просто так.

– Арин…

– Тогда я не знал, что родился под его знаком.

– Арин, единственная причина твоих страданий в том, что мой отец – чудовище, задавшееся целью захватить твою страну.

– Все не так просто. Я могу мысленно говорить с богом смерти. Он дает мне советы, утешает в трудную минуту.

Кестрель уже не понимала, чему верить.

– Я не знаю, что означает его благословение, – продолжил Арин. – Теперь понимаешь? Когда я смотрю на свою жизнь, на все, что я делал и продолжаю делать… Быть любимчиком бога смерти – тяжелая доля.

– Возможно, тот голос, что ты слышишь, принадлежит тебе самому, – мягко произнесла Кестрель, – просто ты его не узнаешь.

Он не ответил. Ей не нравилось, что Арин вообразил себя избранником смерти. Кестрель беспокоило то, что он боится этой мысли и в то же время наслаждается ею. Глубокое, странное чувство удовлетворения светилось в уголках его глаз.

– А может быть, ты все это выдумал, пускай и не нарочно?

– Я принадлежу ему. Я это знаю.

– А тот младенец в деревне?

Арин поморщился.

– Отказывать матери – грех. Я не мог. Понимаешь? Надо было предупредить ее, но, если бы она отказалась от благословения, узнав о том, кто мой бог, это привлекло бы его внимание. И что бы он сделал тогда? Знай эта женщина, что мой покровитель – бог смерти, она бы ни о чем не просила.

Кестрель постаралась не вдумываться в эти сложные условности. Ей казалась непонятной и опасной такая зависимость от воли непредсказуемого божества.

– Мать знала, к кому она обращается за благословением, – заявила Кестрель. – Не так уж трудно приблизительно угадать твой возраст. Какому богу принадлежал год, когда тебе дали имя?

– Богу шитья.

Кестрель внимательно посмотрела на него, а потом рассмеялась. Арин улыбнулся, но одернул ее:

– Не смейся.

Она расхохоталась еще громче.

– Вообще-то я неплохо шью.

– Возможно. Но в целом ты не очень-то похож на избранника бога шитья. Мать того ребенка знала, о чем просит.

Листва шелестела на ветру. Тени пришли в движение. Сердце Кестрель застучало где-то в горле еще до того, как она поняла, что собирается сказать.

– Ты смог бы поступить так же, как твоя мать? Отложить именины своего ребенка, чтобы посвятить его другому богу?

Арин ответил не сразу.

– Моего ребенка, – произнес он, будто пробуя эти слова на вкус. В его голосе мелькнуло то же чувство, которое светилось в его глазах в деревне, когда он держал на руках младенца.

Кестрель посмотрела на кадамбовое дерево и листья. У некоторых вещей нет никаких символических значений. Они не божество, которое придает целому году особый смысл. Не разговор, в котором часть слов сказана, а о чем-то приходится догадываться. Сердце Кестрель продолжало колотиться.

– В любом случае это был бы не мой выбор, – ответил наконец Арин. – Решение приняла бы моя жена.

Кестрель посмотрела ему в глаза. Арин коснулся ее горячей щеки. Вдруг дерево перестало быть просто деревом, а листья – просто листьями. Она догадалась о том, чего он не сказал. Кестрель поднялась.

– Идем, там чудесный ручей. Ты разве не хочешь пить? Твой конь умирает от жажды. – Улыбка Кестрель была такой дразнящей и в то же время немного смущенной. Но теперь испытывать это чувство казалось так просто и естественно. Кестрель протянула ему руку, и Арин сжал ее в своей.

Лагерь устроили в лесу на вершине равнины, неподалеку от поместья. Между деревьями текла другая река, широкая и бурная. Она бежала по камням и была довольно глубокой. Кестрель отправилась купаться вместе с другими женщинами. Она подумала о Сарсин, жалея, что не видит все так же ясно, как кузина Арина. Кестрель ощутила укол вины, вспомнив, что Сарсин до сих пор не знает, куда и почему пропала ее валорианская гостья. Кестрель не успела даже оставить ей записку, а теперь было уже поздно. Если отправить Сарсин послание, пусть даже зашифрованное, его могут перехватить и прочитать. Кестрель представила, что будет, если отец узнает о ее местонахождении. Внутри все сжалось. Поэтому Кестрель могла лишь представлять, что скажет кузине Арина, когда вернется в город. «Я скучала. Я не успела поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделала».

Кестрель разделась и бросила одежду на траву. Ей хотелось поскорее окунуться в воду. Река оказалась ледяной. Кестрель нырнула и открыла глаза. Сквозь водную рябь она видела синее небо и золотое солнце над головой. Холод напомнил ей, что однажды генерал, должно быть, держал ее в руках точно так же, как Арин – того младенца в деревне. Кестрель задержала дыхание, не давая себе всплыть на поверхность. Было холодно, но вода, похожая на шелковую драпировку, так красиво преломляла лучи. Небо казалось иным волшебным миром. Наверное, это магия, доступная каждому.

Кестрель постирала одежду и почти сразу надела, не дожидаясь, пока все просохнет. Затем как следует выжала волосы и заплела их в косу. Пробираясь между деревьями, Кестрель бесшумно шагала по камням, мху, земле, стараясь не наступать на листья и ветки. «Ты отлично крадешься», – похвалил ее однажды отец. «Умение тихо передвигаться в битве не поможет», – возразила она. «Ты могла бы пойти в разведку», – настаивал генерал. Но этот разговор состоялся после особенно неудачной тренировки, свидетелем которой стал отец. У Кестрель в руках был меч. Капитан личной стражи генерала кричал на нее, а она понимала: отец и сам видит, что надеяться здесь не на что.

Эхо его голоса отдавалось у Кестрель в голове, а сердце сжалось. Она будто снова оказалась под толщей воды, но кто-то придавил ее ко дну и помешал всплыть. Она отогнала от себя этот образ. Некоторые воспоминания приносили слишком много боли.

Пусть это будет игрой. Сумеет ли она пройти бесшумно? Посмотрим. Пятку не опускать. Здесь корень, а вон тот клочок земли чуть темнее, следовательно, мягче. Солнечные лучи, точно копья, пронзали кроны деревьев. Влажная коса холодила спину между лопаток.

Никто не видел, как тихо Кестрель пробирается по лесу. Некому сказать: «Ты отлично крадешься». Она умела получать удовольствие, делая что-то для себя, а не для наблюдателя. Часами просиживала за фортепиано, слушая свою игру, наслаждаясь бегом пальцев по клавишам, доставая до самых высоких и низких нот. И все-таки Кестрель помнила, что значит играть для кого-то другого. Это совсем иначе. Трудно не мечтать о слушателе, о зрителе: всегда хочется с кем-то поделиться. Прямо перед собой Кестрель увидела веточку, замерла, а потом специально наступила на нее. Раздался треск.

– Жаль, – произнес чей-то голос, разносясь по поляне. – У тебя неплохо получалось.

Рошар. Кестрель увидела, что он стоит неподалеку, прислонившись к дереву и глядя на нее. Она подошла ближе и увидела пятна крови на его одежде.

– Иногда, милый призрак, ты напоминаешь мне мою сестру, – вздохнул он.

Она удивленно приподняла брови. Принц рассмеялся:

– Другую.

Кестрель не знала, в чем Рошар увидел сходство между ней и Ришей. Может, их объединяло то, что его младшая сестра была заложницей при дворе императора? Кто знает.

– Чья это кровь? – Кестрель кивком указала на пятна у принца на руках.

– Валорианской разведчицы. Она примерно с тебя ростом. Я искал тебя, хотел, чтобы ты примерила ее доспехи. Красивые, легкие, в валорианском стиле. И в хорошем состоянии, кожа даже не поцарапана.

– А разведчица?

– Поймать ее было непросто. Сломить – еще труднее.

Кестрель бросила на него недовольный взгляд. Рошар подергал себя за обрубок уха.

– Да жива она.

– Если разведчица не вернется, генерал поймет, что мы здесь.

– Тем важнее получить от нее хоть какие-то сведения.

– Не надо… пытать ее.

– Кестрель, – тихо ответил Рошар, – кровь – последствия боя. Мы ее не пытали.

– И не станете?

– Ну, было бы здорово, если бы нужные сведения просто свалились нам на голову. Учитывая, что ничего подобного не предвидится, будем радоваться, что есть люди, готовые прибегнуть к жутким методам, которыми остальные брезгуют. Таких воинов надо благодарить. Или, по крайней мере, не задавать лишних вопросов, если не хотим услышать ответ.

– Она ничем нам не поможет. Валорианская разведка работает звеньями. Эта разведчица доставляет сведения не напрямую в лагерь генерала, а на перевалочный пункт где-то посередине пути. Там ждет офицер, который отсылает ястребов с зашифрованными донесениями в главный лагерь. Таким образом, разведчики не в курсе всех новостей. Эта девушка понятия не имеет, поменялось ли положение армии и как обстоят дела. И шифров она не знает.

Рошар наклонил голову набок, уставившись на Кестрель:

– А ты их знаешь?

Она обратилась к своей памяти, но та упрямо молчала.

– Когда-то, может, и знала, – помедлив, произнесла Кестрель.

– Я уверен, разведчица знает хоть что-то полезное.

– Пытки не помогут узнать сведения, которых у нее нет. Оставьте ее в покое.

Лицо Рошара ничего не выражало.

– Ладно, я пойду тебе навстречу, – вздохнул он. – Пока что.

– Спасибо.

Принц прислонился к дереву, слегка ссутулившись.

– Ты простишь меня?

– За то дурацкое представление, что ты устроил в деревне? Тебе не передо мной нужно извиняться.

– Арину это пойдет на пользу.

– Но ты и о себе не забыл.

Черные глаза принца поймали взгляд Кестрель.

– Ты хочешь победить? – спросил он.

– Да.

– Если Арином восхищаются, а моим людям верят, это поможет нам или помешает?

– Поможет, – признала она.

– Идем, примеришь доспехи. Думаю, тебе придется впору.

Арин, чисто выбритый, с мокрыми волосами, вошел в палатку Рошара как раз в тот момент, когда принц застегивал последнюю пряжку на доспехах Кестрель. Арин открыл было рот, но так ничего и не сказал.

– Разве ты не рад? – удивился Рошар.

Но тот лишь молча откинул полог палатки и вышел. Кестрель нашла его у костра на краю лагеря. Было уже поздно. Кестрель вдруг поняла, что в конце каждого дня Арин ставит палатку все дальше и дальше от остальных. Он подкинул дров в огонь. Кестрель села рядом, отчего ее кожаная броня скрипнула. Арин поморщился, услышав этот звук.

– Прости, – сказал он наконец. – Мне просто тяжело видеть тебя такой.

– Но это по-прежнему я, – возразила Кестрель и сама удивилась своим словам.

Она хотела убедить Арина, что, несмотря на все перемены, она осталась прежней, хотя обычно уверяла его в обратном. Кестрель задумалась о том, как выглядит в валорианских доспехах, и у нее появилась идея.

– Обещай, что не станешь рисковать собой, – попросил Арин. – Не хочу, чтобы ты лезла в бой.

– Это несправедливо. Ведь ты не можешь пообещать мне то же самое.

– В моем случае риск гораздо меньше.

Кестрель вдруг разозлилась.

– Почему? Потому что ты избранник богов? Потому что ты лучше обращаешься с мечом?

– В том числе.

– Это не так уж много значит. Многие прекрасно владеют оружием, но все равно погибают. А те, кто не умеет обращаться с ним, порой находят способ победить.

Ее идея – доспехи, валорианская разведчица – окончательно обрела форму. Гнев помог довести план до совершенства.

– Да, – согласился Арин, – и все же отправлять тебя в бой опаснее, чем меня…

– Перестань.

– Но это правда. – Он печально взглянул на Кестрель. – Между нами есть разница. Если умру я, ты сможешь выжить. Если умрешь ты, это меня уничтожит.

Ее плечи поникли. Видеть тоску в глазах Арина было невыносимо. Злость тут же улетучилась.

– Прошу тебя, – сказал он. – Обещай мне, что не полезешь в бой. Ты найдешь способ нам помочь. Мы с Рошаром будем слушать твои советы. Мне нужно знать, что ты в безопасности.

Помедлив, Кестрель кивнула.

– Поклянись.

– Я не буду участвовать в битве. Даю слово.

Она встала, собираясь уйти, но не успела сделать и пару шагов, как Арин преградил ей путь, уставившись на нее с прищуром.

– Это уловка.

Она развела руками:

– Ты попросил, я поклялась. Разговор окончен.

– Ты использовала очень избирательную формулировку. Дай мне слово, что ты не только не полезешь в бой, но и не станешь рисковать собой. Умоляю тебя.

– Я не стану давать тебе таких обещаний, если ты не готов ответить мне тем же, – сказала Кестрель и ушла.