Текст книги "Поцелуй победителя"

Автор книги: Мари Руткоски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Однако спустя мгновение он заметил воцарившуюся в лагере тишину. Раздался приглушенный стук копыт: приближался одинокий всадник. Потом какой-то дакран крикнул:

– Ни с места!

Кто-то с треском взвел арбалет. Арин поднял взгляд как раз в тот момент, когда всадник остановился. Верхом на огромном жеребце, промокшая и поникшая, сидела Кестрель.

20

Арин бросился к ней, на ходу сдернув с дерева мокрую рубашку и натянув на себя. Кестрель сидела в напряженной позе, крепко сжимая поводья. Она явно долгое время скакала без остановки. Выражение ее лица напомнило Арину о днях, проведенных в тундре. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что силы ее на исходе.

Арин обхватил Кестрель за талию и снял с седла. Охваченный смятением и беспокойством, он спросил:

– Как ты здесь оказалась?

– Прости. Я не сдержала обещание.

– Это не важно.

– Валорианка всегда держит слово. – Кестрель слегка покачнулась.

Арин раскрыл сумку, висевшую на седле Ланса. Ни еды, ни одежды, ни спичек, ни трута. Не оказалось даже фляжки – только фонарь, в котором закончилось масло.

– Кестрель, ты меня пугаешь.

– Прости.

Он отвел ее к своей палатке, не обращая внимания на взгляды, которые на них бросали, и обрадовался, сам не зная почему, когда увидел, что Рошара нет поблизости. Арин схватил сухую рубашку, которую оставил возле палатки, и вытащил из своей седельной сумки сухие штаны. Затем нашел фляжку и немного размокших сухарей.

– Держи. – Он вручил все Кестрель. – Переоденься и поешь. Я подожду снаружи.

Она кивнула. Арин испытал огромное облегчение, получив от нее такой ответ. Но стоило Кестрель скрыться в палатке, как он снова забеспокоился.

Время шло. В палатке раздался шорох, но вскоре стих. Арин спросил, все ли в порядке, но Кестрель молчала. Наконец, он настолько разволновался, что не выдержал и заглянул внутрь. Кестрель сидела, уставившись на закупоренную фляжку в своих руках. Она успела переодеться в сухую рубашку, и на это, похоже, ушли все ее силы. Промокшие штаны, сапоги для верховой езды и кинжал по-прежнему были на ней. Нетронутые сухари лежали рядом.

Арин опустился на колени возле Кестрель и сжал ее холодные руки в своих.

– Прошу тебя, скажи, что случилось.

Кестрель открыла рот, но не смогла произнести ни слова. Она казалась такой хрупкой. У Арина внутри все оборвалось. Он попытался зайти с другой стороны:

– Как ты узнала, где нас искать?

– Догадалась.

Арин изумленно уставился на Кестрель.

– Я подумала, может, Леррален… Но мой отец, он… Я его слишком хорошо знаю, вот и решила… – Кестрель сделала паузу; Арину не понравилось, как дрогнул ее голос, когда она упомянула генерала. – Поместье Эррилит. Там есть скот, луга, сады. Вода. Это очевидно. Ему. Я беспокоилась. Вдруг вы не подумали про Эррилит. Или подумали, но отказались от этой идеи. Но я надеялась.

Арина обожгло страхом. Отправиться на юг без ясной цели, без припасов и оружия, одной… Руководствуясь лишь предположением. Догадкой! Он был поражен.

– У тебя даже карты нет. – Арин сдержался и замолчал, боясь, что Кестрель поймет его чувства и отшатнется в отвращении.

– Я видела достаточно карт и хорошо их запомнила. Я… – Ее лицо исказилось.

– Можешь не говорить.

– Нет, я хочу сказать. Я поехала на виллу. В свой дом. Сразу после того, как ушла от тебя. Я думала, что это ненадолго. Прости.

– Тебе не за что извиняться.

– Поверь, есть. Тогда, в тундре, я корила тебя. Мне хотелось кого-то обвинить. Это чувство пожирало меня изнутри, как гниль. Но я побывала в доме и все вспомнила. Ты не виноват в том, что меня бросили в тюрьму. Виновата я сама. И он.

Арин похолодел от ужаса. Его давние подозрения подтвердились.

– Генерал.

– Да.

– Тебя предал родной отец.

– Еще в столице я написала тебе письмо. Это было так глупо: изложить на бумаге свои поступки, сведения, которые я передавала Тенсену, – абсолютно все. Я рассказала о том, как шпионила против империи, написала о своих чувствах. Мой отец прочитал письмо. И отдал его императору. – По щекам Кестрель покатились слезы. – Я знаю, что ему было больно узнать обо всем, я нанесла ему жестокий удар, и что-то сломалось. Может, для него я уже не была собой. Понимаешь? Не дочь. Просто незнакомая лгунья. Но как же так? Почему не я оказалась ему дороже всего? Неужели он не любит родную дочь? Почему он выбрал не меня, а свои принципы?

Арин прижал Кестрель к себе, обнял покрепче ее дрожащие плечи и уткнулся в холодную шею, слушая, как она всхлипывает. Он прошептал, что любит ее больше всех на свете и всегда будет на ее стороне, что бы ни случилось.

Кестрель настолько устала, что сразу же уснула. Арин еще немного посидел рядом с ней. Внутри него закипал гнев. Пока до генерала не добраться. Но есть кое-кто поближе. Арин выбрался из палатки. Далеко идти не пришлось: Рошар ждал его снаружи.

– Я слышал, у нас гостья, – начал принц.

Арин сжал плечо Рошара и увлек его в глубь леса. Тот, как ни странно, молчал, пока они не оказались на достаточном расстоянии от лагеря. Только когда принц убедился, что никто их не услышит, он произнес:

– Арин, куда ты меня тащишь?

– Ты знал.

– Будь добр, уточни.

– В утро нашего отъезда ты знал, что ее коня нет в стойле. Поэтому ты оседлал и привел для меня лошадь. Чтобы я не заметил, что Кестрель не дома. Лжец.

– Я тебе не врал.

Повисло молчание.

– Арин, ты мне плечо сломаешь. Ладно, хорошо, как скажешь. Я немного обманул тебя ради твоего же блага. Да и ложь ли это? Если и да, то совсем маленькая, правда?

– Не тебе судить, что лучше для меня.

– Зато я знаю, что хуже. Когда дело касается ее, ты теряешь голову. Может, я и впрямь заметил, что Ланса нет в стойле. И знал, что будет дальше: ты увидишь, помчишься искать ее. Об этом узнает моя сестра. Что бы подумали солдаты, если бы я заставил всех дожидаться тебя? Или отправился на юг один? Все бы рухнуло. Поэтому да, я солгал. И сделал бы это снова. Я не желаю смотреть, как ты отказываешься от всего ради девушки, которая тебя даже не любит.

Арин разжал пальцы. Ему показалось, будто в сердце вонзили нож.

– Хотел услышать правду – пожалуйста, – добавил принц.

Плут, Тенсен, Кестрель. Неужели Арина всегда привлекала именно ложь? Почему его так легко обмануть?

– Да брось, Арин. Не смотри так. Ну, извини меня.

Арин уставился на принца, который по-прежнему оставался его другом. Он вспомнил, как спокойно Рошар позволил увести себя в лес. Если бы он начал сопротивляться, дакранские солдаты мигом бросились бы ему на помощь.

Арин тоже извинился и добавил:

– Я не на тебя злюсь.

– Неужели?

– Ты просто попал под горячую руку.

– Приятно слышать.

– Кестрель оказалась в тюрьме из-за отца. В руки генерала попали доказательства того, что она шпионила на Гэрран, и он выдал ее императору.

Рошар настороженно нахмурился:

– Она что-то вспомнила?

– Да.

– И что еще она помнит про генерала?

– Не знаю.

– Так спроси ее.

– Нет.

– Арин, это не праздное любопытство. Нам нужны сведения, чтобы выиграть в войне. Не хочешь говорить с ней – я и сам могу.

– Не тревожь ее.

– Ты недооцениваешь мое очарование. Она, конечно, однажды кинулась на меня с кинжалом, но мы оставили былые обиды в прошлом. Я ей нравлюсь, как, в общем, и всем.

Арин не хотел рассказывать Рошару о том, как Кестрель смотрела на него покрасневшими глазами, как дрожал ее голос. Она плакала и казалась такой одинокой, несмотря на все, что говорил ей Арин.

– Она сейчас не в состоянии разговаривать с тобой, – отрезал он. – Кестрель почти двое суток ехала верхом без еды и воды. Она даже не знала наверняка, найдет ли нас. Просто предположила и погналась проверять свою догадку.

Принц приподнял брови:

– Впечатляет.

Арина насторожил его тон.

– В каком смысле?

– Она умеет выживать в тяжелых условиях.

Арин вдруг осознал, что Рошар мог и раньше начать выпытывать у Кестрель сведения, еще в городе. Если он этого не сделал, то вряд ли потому, что опасался за ее хрупкое здоровье или не верил в возможность вытянуть что-то полезное из ее отрывочных воспоминаний. Дело в том, что Рошар не готов был безоговорочно поверить ее словам… По крайней мере, раньше не был готов. И если теперь он доверял ей, то лишь потому, что Кестрель оказалась жертвой их главного врага. Этот факт – Арин почти прочитал мысль, мелькнувшую в глазах Рошара, – делал ее ценным союзником.

– Мне не нравится твоя идея, – покачал головой Арин.

– Она может принести пользу.

– Не смей ее использовать.

– Дочь генерала? Только дурак откажется от такой возможности. Ты говоришь о Кестрель так, будто она статуэтка из хрупкого стекла. Знаешь, что вижу я? Стальной характер.

– Не втягивай ее в эту войну. Я отвезу ее обратно в город.

– Нет, – раздался голос Кестрель у них за спиной. – Я не поеду.

Арин обернулся и испугался ее вида. Хотя она тонула в огромной рубашке, отчего казалась совсем маленькой, а ее глаза впали от усталости, дело было в другом – в том, как она упрямо вздернула подбородок. Арин уже видел ее такой. Ее решимость была скалой, о которую мог разбиться любой корабль. Кестрель и себя не пожалела бы, лишь бы добиться своего.

«Посадите этого раба под замок». Слова, которые дочь генерала произнесла в тот день, когда отправилась сражаться за него на дуэли, до сих пор причиняли Арину боль. На него тогда нахлынуло чувство беспомощности от осознания, что со всеми стражниками ему не справиться. Первый удар. Унижение. Изумленное восхищение. В следующий раз Арин увидел свою госпожу уже после дуэли, раненую и хромающую по лужайке возле виллы.

Все эти события заставили Арина измениться и открыли глаза на то, что пряталось в глубине его души, словно золотая жила. Медленно нарастающее влечение, которое постепенно против его воли превратилось в нечто большее. То, что произошло прошлой осенью, когда Кестрель обманом посадила его под замок, а сама отправилась на дуэль, прекрасно иллюстрировало их отношения. Кестрель все время причиняли боль, а он оставался невредим. Мысль о том, что она страдает за него, больно ранила его каждый раз.

Взгляд Арина скользнул по косе, которую Кестрель только что заплела. В сумерках трудно было разглядеть цвет ее волос. Образ убитой валорианки всплыл в голове Арина, он вспомнил, как солдаты волокли его сестру.

– Тебе нельзя оставаться.

– Не тебе решать.

– Это опасно.

– Не важно.

– Я не позволю.

– Армией командуешь не ты.

Рошар улыбнулся.

– Нет, – выдохнул Арин. – Не надо!

– С чем вы пришли, леди Кестрель?

– Мой принц, я хочу поступить на службу. Клянусь верно служить, уничтожать ваших врагов и омыть клинок их кровью.

– Какая очаровательная валорианская жестокость. Это что, традиционная военная клятва? Мне нравится. Я согласен.

Кестрель кивнула и странно посмотрела на Арина, как будто извиняясь. Трудно сказать, что послужило этому причиной – недовольное лицо Арина или его воспоминание, незримо мелькнувшее в вечернем воздухе. Потом она ушла.

– Если ты отправишь ее в битву, – сказал Арин Рошару, – она погибнет одной из первых.

– Почему? Из-за того, что она меньше тебя ростом? Готов поспорить, Кестрель подготовлена лучше, чем многие из наших пехотинцев.

– У нее нет ни таланта, ни опыта.

– Она сама так захотела, Арин. Я ее прекрасно понимаю и, честно сказать, очень надеюсь, что она поможет нам победить.

– Пусть Кестрель будет твоим советником. Возьми ее в армию, дай звание, если хочешь. Но в бой не пускай.

– Ладно, – пожал плечами Рошар. – Раз ты так просишь.

Арин отвернулся, собираясь уйти. Готова разрывалась от мыслей, сердце ныло. Вдруг Рошар коснулся его плеча с неожиданной мягкостью.

– Я знаю, ты хочешь, чтобы она всегда была в безопасности. Увы, в нашем мире это невозможно.

Арин уговорил двух гэрранских офицеров лечь спать в одной палатке. Освободившуюся он сложил и взвалил на плечо. Потом нашел женщину, которая была примерно такого же роста и комплекции, как Кестрель, и отдал ей маленький засапожный нож в обмен на рубашку и штаны. Затем Арин порылся в обозе, но его ждало разочарование: все запасные доспехи были огромными, мечи – слишком тяжелыми. Он посмотрел на ряды пищалей, спрятанных в повозке с двойным дном под горами фуража. Так ни на что и не решившись, он оставил орудия на месте. В конце концов Арин взял восточный арбалет. Даже если Рошар и впрямь не пустит Кестрель в бой, нельзя исключать вероятность внезапной атаки.

Когда Арин наконец принес свою добычу к палатке, вокруг окончательно стемнело. Лицо Кестрель освещали блики костра, разведенного неподалеку. Стараясь поменьше смотреть в ее сторону, Арин опустился на корточки, чтобы закрепить опоры для палатки. Он воткнул в землю колышек и заметил, что стало немного суше.

– Я подумала… – Раздался в темноте голос Кестрель. Но договаривать она не стала и слегка коснулась его запястья пальцами, будто крылышками мотылька.

Арин вздрогнул. Он сделал это непроизвольно и в ту же секунду пожалел, что не может вернуть все назад. В голове вспыхнули кошмарные картины: хамелеоновая моль, подписанный договор в холодной руке Кестрель, валорианка, которую Арин убил на корабле, кровь на черных волосах матери.

Кестрель отстранилась, словно в ней отозвалось эхо его боли.

– Я сама могу. – Она забрала камень из руки Арина. – Я знаю, как ставить палатку. Отец учил меня.

«А что еще ты помнишь?» – едва не спросил Арин и тут же испытал приступ отвращения к себе. Он ведь знал, как ее ранили эти воспоминания. Арин всегда не выносил генерала, но сейчас ненависть забила в нем горячим фонтаном.

– Я не пощажу твоего отца, – решительно произнес он.

В темноте он почти не мог разглядеть ее лицо.

– Я и не прошу об этом, – ответила Кестрель.

21

Они продолжили двигаться на юг. Арин старался держаться на некотором расстоянии от Кестрель. Пару раз они ехали рядом, и ничего хорошего из этого не вышло. Он не мог справиться с собой и смириться с тем, что случилось. Когда она впервые догнала его верхом на Лансе, у него невольно вырвалось:

– Во имя богов, у тебя ведь даже доспехов нет!

– Я понимаю, что ты волнуешься, – тихо ответила Кестрель.

– Отец заставлял тебя идти в армию. Ты сопротивлялась, ведь музыка была тебе дороже. Однажды ты сказала мне, что не хочешь убивать.

– Эта война для меня многое значит.

– Раньше ты такого не сделала бы.

– Знаю. Я изменилась.

Ее слова прозвучали для Арина как никогда искренне. Кестрель не раз повторяла ему и настаивала: той девушки, которую он знал, больше нет. Он вспомнил, в чем поклялся тогда, в палатке. Она ничего не обещала в ответ. Но печалиться об этом, когда впереди ждали худшие горести, казалось неправильным, и Арину стало стыдно.

Кестрель расслабленно сидела в седле, ее волосы сверкали на солнце. За ее спиной тянулась конница. Ветер трепал сине-зеленое восточное знамя. Арина охватил такой удушающий страх, что он едва не пропустил ответ Кестрель. Она пообещала вести себя осторожно, не рисковать собой. Но сказать такое во время войны было настолько абсурдно, что Арин не нашелся, что ответить. Кестрель замолчала.

В следующий раз, увидев, что она направила Ланса в его сторону, Арин свернул левее и нашел себе занятие. Вечером он дождался, когда Кестрель поставит палатку, после чего отыскал свободное место подальше от нее.

Кестрель находилась где-то на периферии его поля зрения. Когда на рассвете войско снималось со стоянки, Арин то и дело замечал ее яркую макушку. Кестрель без труда заводила разговоры с гэррани, просила восточных воинов обучить ее простым словам на дакранском. Постепенно солдаты перестали опасаться ее и начали улыбаться. Они полюбили ее, забыв об изначальной неприязни и ее непривычной внешности, ведь выглядела она как настоящая валорианская воительница.

Кестрель много времени проводила с Рошаром. Даже издалека Арин видел, как принц поддразнивает ее, а та смеется. В такие моменты внутри Арина сжимался невидимый кулак. В сумерках Кестрель с Рошаром играли в карты. Проиграв впервые, принц долго и громко ругался на родном языке.

Однажды вечером, когда они были лигах в десяти от поместья Эррилит, Арин пришел к палатке Рошара, которая по размеру больше напоминала шатер и вмещала небольшой столик, несколько складных тканевых стульев и плетеную кровать вроде тех, что использовали восточные кочевники. Матрас у принца был перьевой, а не соломенный, а на столике обнаружилась жареная дичь, очищенные красные ягоды и миска восточного риса со специями, которые придавали ему оранжевый оттенок. Арин как-то пробовал эту приправу: она оказалась остро-сладкой, с горьковатым привкусом. На столе также стояла бутыль с вином, две оловянные чашки и две тарелки.

– И вот, – воскликнул Рошар, который сидел на стуле из тикового дерева, обитом зеленой тканью, – разверзлись небеса, и перестал чужак быть чужаком!

Арин уставился на него в недоумении.

– Это поэзия, – объяснил принц. – Правда, в переводе звучит так себе.

– Ты кого-то ждешь.

– Возможно. Но пока сгодишься и ты. Садись, поговорим.

– Кестрель?

– Что, прости?

– Ты ждешь Кестрель? – Вопрос получился похожим на утверждение.

Рошар прокашлялся.

– Не-ет, – протянул он.

Арину не понравился его шутливый тон, однако он все-таки присел. Рошар поставил еще одну тарелку. Этикет не предполагал подобного поведения, когда к восточному принцу приходил посетитель. Но Рошар сам решал, когда ему соответствовать роли королевской особы, а когда нет.

– Кестрель говорила со мной о валорианской разведке. Глупо надеяться, что нас не заметят. Мы тащимся на юг по главной дороге.

– Но пока на нас даже не попытались напасть. – Арин полагал, что именно это случится, узнай валорианцы об их передвижениях.

– По ее мнению, генерал заметил, что мы сосредоточили силы у Лерралена. Трудно сказать, известно ли ему о нашей части войска. Возможно, он не атакует нас лишь потому, что не хочет сразу перебрасывать свои силы к северу от Эррилита, отрезая себя от путей снабжения. Или же генерал рассчитывает, что мы решим оборонять не то поместье и он сможет без боя захватить свою цель. Зачем сражаться с нами сейчас и платить кровью за победу, когда можно просто взять то, что нужно, пока мы попусту тратим время и силы где-то в другом месте? Разумеется, может оказаться, что мы ошиблись, и его цель – вовсе не Эррилит.

– Если Кестрель назвала это поместье, значит, так и есть.

– Согласен. – Рошар сделал глоток вина.

Арин поковырялся в тарелке.

– Ты когда-нибудь выигрывал у нее в карты? Или в «Пограничье»? В любую игру? Она не оставляет мне ни малейшего шанса!

– Я вижу, ты много времени проводишь с ней.

Рука Рошара, державшая чашку, застыла на полпути.

– Арин.

Укол ревности. Тщательно скрываемая обида.

– Кестрель меня, скажем так, не интересует. – Принц слегка изменился в лице.

Повисло молчание, и Арину вдруг пришло в голову, что, когда он поволок Рошара в лес, солдаты не попытались ему помешать совсем по другой причине.

– Женщины вообще не интересуют меня в этом смысле, – добавил принц.

Арин давно догадывался об этом, просто не осознавал до конца. Он поймал взгляд Рошара, который можно было бы назвать робким, будь на его месте кто-то другой. Но нет, черные, спокойные глаза принца выражали лишь добродушное любопытство. Арин почувствовал, как отношения между ними резко усложнились.

– Я знаю.

– Правда? – ухмыльнулся принц. – Может, хочешь убедиться?

Арин вспыхнул.

– Рошар… – Он не знал, что ответить.

Принц расхохотался и налил Арину вина.

– Пей, да побыстрее, мой милый гэррани. Как ты уже заметил, я кое-кого жду сегодня вечером, и, хотя тебе я почти всегда рад, со своим посетителем я предпочел бы остаться наедине.

Кестрель ждала Арина возле его палатки. Стояла пьянящая летняя ночь, слишком теплая для того, чтобы разводить костер. Лагерь был погружен во тьму. Арин не видел лица Кестрель, только силуэт.

– Я кое-что тебе принесла. – Она протянула руку и вложила какой-то круглый предмет в его ладонь.

Арин сразу догадался, что это. Он провел пальцами по упругой, слегка неровной поверхности.

– Апельсин.

– Я нашла дерево неподалеку от лагеря и набрала, сколько смогла. Большую часть раздала, но этот можем съесть вместе.

Арин перебросил фрукт из одной руки в другую в радостном изумлении.

– Я не знала, любишь ли ты апельсины, – призналась Кестрель.

– Люблю.

– Ты мне об этом когда-нибудь говорил? Может, я забыла?

– Нет, не говорил. Если честно… – он покатал апельсин на ладони, – я их просто обожаю.

Арин готов был поклясться, что она улыбнулась.

– Так чего же ты ждешь?

Он впился ногтями в кожуру и разорвал ее. Воздух наполнил цитрусовый аромат. Арин поделил фрукт и отдал половину Кестрель. Они уселись на траву возле палатки. На этот раз лагерь разбили на лугу недалеко от дороги. Арин провел рукой по гладким травинкам и положил в рот дольку, наслаждаясь сочным вкусом. Он уже много лет не ел апельсинов.

– Спасибо.

Ему показалось, что уголки губ Кестрель приподнялись. Арина охватило волнение. Он выплюнул косточку на ладонь. Может, этот момент тоже заронил семечко их новых отношений? Но Арин тут же велел себе перестать размышлять. Это всего лишь апельсин. Редкое удовольствие. Нужно есть и наслаждаться.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он мгновение спустя.

– Лучше. Раньше… я как будто бродила по неведомой стране, где даже не ощущаешь землю под ногами. Теперь я обрела хоть какую-то опору.

Арин услышал, как она отряхнула ладони. Кестрель пыталась подобрать слова, но не нашла подходящих и замолчала. Казалось, от нее волнами расходится печаль.

– Ты уверена, что все в порядке? – мягко спросил он.

Кестрель прерывисто вздохнула.

– Ты не обязана со всем справляться.

Она продолжала молчать.

– Я бы не смог, – сказал Арин.

Ее голос был едва слышен.

– А что бы ты сделал?

Арин подумал о том, каким разрушительным оказалось чувство потери. В детстве оно постоянно выбивало почву у него из-под ног. Он падал, а потом винил себя не только за то, что бездействовал, когда солдаты пришли в его дом, но и за то, как сильно об этом горевал. Пора научиться видеть места, где можно оступиться, и постараться избегать их. Нужно ступать осторожнее, Арин, разве ты не видишь, куда идешь? Мать, отец, сестра. Как назвать человека, который ежедневно с головой проваливается в омут горя и не хочет оттуда выбираться?

Теперь Арин вспомнил, когда начал себя ненавидеть, откуда взялась его постоянная злость. Он стал размышлять, насколько противоположные значения может иметь одно и то же слово, например «клин». Он объединяет птиц, но в то же время может расколоть бревно пополам. Он подумал о том, как печаль соединяет противоречивые чувства. Прошлое и настоящее. Любовь и ненависть. И в то же время печаль клином вонзается в душу, деля ее на две части.

Арин хотел поделиться своими мыслями, но не посмел. Он испугался, что гнев, который вызывала мысль об отце Кестрель, все испортит. Внезапно Арин засомневался: стоит ли отвечать на ее вопрос, если… он может ненароком подменить ее боль и потерю своей? Арин вгляделся в смутные очертания ее лица. Вопрос Кестрель по-настоящему поставил его в тупик.

Но внезапно все прояснилось, будто глаза наконец привыкли к темноте. Арин увидел, как она стискивает зубы, сжимает кулаки, впиваясь ногтями в ладонь. Он прекрасно знал Кестрель.

– Мне кажется, ты очень стараешься быть сильной. Но это не обязательно.

– Он хотел видеть меня такой.

Ее слова так разозлили Арина, что он предпочел промолчать.

– С тех пор как я догнала вас, я все пытаюсь тебе кое-что сказать, – произнесла Кестрель.

А он бегал от нее, всем своим видом показывая, что хочет ее отъезда. Арину стало стыдно. Он не знал, куда девать руки, апельсиновые корки упали в грязь под ногами.

– Прости. Я вел себя ужасно.

– Ты просто испугался. А я ведь даже не угрожала тебе пауками.

Как же это было в ее стиле: как только дело доходило до серьезных вещей, она тут же переводила все в шутку.

– Пожалуйста, расскажи мне, – попросил Арин.

– Я вспомнила кое-что еще о своем последнем дне в императорском дворце. Но сразу не сказала. Побоялась расстроить тебя.

– Все равно говори.

– Ты тогда пришел ко мне в музыкальный зал.

– Да. – Арин помнил, как прижал ладонь к двери, открыл ее и увидел, как Кестрель вмиг побледнела.

– Мой отец подслушал наш разговор. Он прятался в потайной комнате, построенной, чтобы шпионить. За полками и фальшивой стенкой есть окошко.

Арин вмиг все осознал. У него перед глазами пронеслись все моменты того рокового дня. Кестрель подняла руку, словно пытаясь отогнать видение, когда Арин возник на пороге. А он не понял и шагнул внутрь. Она велела ему уходить, но Арин подошел ближе.

– Я пыталась предупредить тебя, – добавила Кестрель. – Но ничего не вышло.

Арин вспомнил, как она потянулась за пером. Все стало ясно: Кестрель собиралась написать то, чего не могла сказать вслух. Но Арин вырвал перо у нее из рук и бросил на пол. Должно быть, так чувствует себя человек, которому вонзили нож под ребро. Кестрель заговорила быстрее. Ее голос дрожал.

– Он пришел не шпионить. Просто слушал, как я играю. Мы совсем не умели общаться друг с другом. А так было проще – как будто существовала некая тайна. Он приходил и слушал, притворяясь, будто на самом деле его там нет. Но я с удовольствием для него играла. А потом ты открыл дверь комнаты, и я… Я помню, что почувствовала. Все жестокие слова, что я тебе тогда наговорила, неправда. Прости.

– Не говори так. Не извиняйся передо мной. Это я тебя подвел.

– Нет. Я не готова была положиться на тебя и поэтому не доверила тебе ничего, что могло бы уничтожить меня – или, наоборот, спасти. Поэтому я прошу у тебя прощения. Я вела себя так жестоко не только потому, что хотела оградить тебя от гнева отца. Я пыталась защитить и себя. Мысль о том, что он обо всем узнает, была невыносима. Но что бы случилось, если бы я не попыталась предупредить тебя незаметно? Я могла признаться во всем открыто, и пусть бы он услышал. Да, я согласилась выйти за принца, чтобы спасти тебя. Да, я шпионила на Тенсена. Да, я любила тебя. – Повисло молчание. Вдалеке замелькали светлячки. – Почему я этого не сказала? Хотела бы я знать, как бы все повернулось тогда…

«А сейчас? – хотел спросить Арин. – Сейчас ты меня любишь?» В ее словах сквозила неуверенность. Он почувствовал, будто уже задал этот вопрос, и решил, что давить на нее не стоит. Но Кестрель как будто прочитала его мысли.

– Ты мне очень дорог, – сказала она, коснувшись его лица.

Радость вспыхнула в его груди и тут же погасла. «Дорог». Это больше, чем он ожидал, но меньше, чем ему бы хотелось. Но это прикосновение! Сердце Арина забилось чаще. Он боялся пошевелиться. Нельзя больше допускать ошибок. Лучше ничего не делать? Или наоборот?

Кестрель провела пальцами по его прикрытым векам, вдоль носа, по ямочке над губами, по щетине на подбородке. Кожа Арина вспыхнула. Пульс участился. Все его тело горело. Желание пронизывало до костей. Кестрель пододвинулась ближе. Ее кожа пахла зеленью и апельсинами. Губы оказались такими же на вкус, когда она прижалась к его губам. Они стукнулись носами, и Арин пожалел, что не видит Кестрель, когда она издала короткий смешок. Он запустил пальцы в ее волосы, забыв о том, что сам сказал ей в ночь перед отъездом: этого недостаточно. Арин забыл обо всем, уложив ее на спину. На языке у Кестрель остался привкус цитруса. Трава примялась под их весом.

Дуновение свежего ветерка холодило ему спину. Кестрель потянула вверх край его рубашки. Арин склонился над ней, опершись на локти. Ему в живот уперлась рукоять ее кинжала. Арин не двигался, позволяя рукам Кестрель скользить по его коже плавно, точно вода. Он боялся нарушить тишину. Даже собственный пульс показался ему слишком громким, когда Арин снова поцеловал ее.

Где-то неподалеку вспыхнул язычок костра. Арин вздрогнул и отстранился. Теперь он мог получше разглядеть лицо Кестрель. Полуприкрытые веки, припухшие губы, в глазах читался вопрос. Арин не раз представлял себе такую картину или что-то подобное. Внезапно в голове мелькнула мысль: если в прошлый раз Кестрель пришла к нему, потому что хотела вспомнить, не окажется ли, что на этот раз она просто ищет способ забыться?

Он заставил себя подняться. Раздался шорох: Кестрель тоже села и обхватила руками колени. Арин старался на нее не смотреть. Он поправил рубашку, которая, казалось, вдруг резко стала ему большой. Жаркий летний воздух постепенно остывал между ними. Арин смахнул со лба влажные прядки волос. Руки, которые всего несколько секунд назад действовали так уверенно, вдруг показались неуклюжими.

– Расскажешь мне, как мы встретились? – попросила вдруг Кестрель.

Арин не ожидал такого вопроса.

– Это был не самый приятный день.

– Я хочу знать все с самого начала.

Арин все еще сомневался:

– Но раньше ты не хотела.

– Я тебе верю. Ты не станешь мне лгать.

Он начал свой рассказ, сначала несмело, потом продолжил более уверенно. Костер неподалеку погас, и власть снова перешла к ночным созданиям: к звенящим насекомым и летучим мышам с бесшумными крыльями, к легкому ветерку, который нес с собой аромат прохладной земли. Арин все говорил без утайки, и ему начало казаться, что он уже никогда в жизни не захочет рассказывать других историй – только эту.

В конце концов они снова улеглись рядом на траву. Большая уютная луна сияла над их головами. Иногда Кестрель вспоминала что-то из того, что описывал Арин, и тогда ему казалось, будто он смотрит в зеркало, но вместо своего отражения видит ее. Их разговор затянулся надолго.