Текст книги "Поцелуй победителя"

Автор книги: Мари Руткоски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

8

Спотыкаясь, они бежали через тундру под зеленоватым ночным небом. Арин заметил, какой неестественно вялой стала Кестрель. Иногда у нее подгибались колени, как у тряпичной куклы, и лишь упрямство заставляло ее двигаться вперед.

– Обопрись на меня, – предложил он.

Кестрель послушалась, но Арин видел, что ей это не нравится.

– Осталось совсем чуть-чуть.

В конце концов пришлось ее нести. Кестрель уснула у него на руках. Арин был по пояс в грязи, когда добрался до озера, где оставил Илиана с лошадьми. Он выругался и едва устоял на ногах, когда увидел, что осталось от лагеря. Кестрель проснулась. Арин опустил ее на землю, сел рядом и спрятал лицо в ладонях.

Полусъеденный труп Илиана лежал возле палатки. Лошадей не было. Арин вспомнил, как выли прошлой ночью волки. Он медленно опустил руки, стараясь не думать об ужасной, мучительной смерти Илиана и о том, что в этом виноват он, Арин. Представлять, как долго придется добираться по тундре и горам без лошадей, тоже было страшно. Кестрель в таком состоянии, невероятно слаба… Она испуганно смотрела на Арина.

– Лошади могли и выжить, – сказал он и торопливо продолжил: – Наверное, убежали и, скорее всего, держатся вместе.

Кестрель будто хотела что-то спросить, но потом на ее лицо набежала тень подозрения. Арин понял, что она пошла с ним только потому, чтобы не оставаться в камере. Он огляделся. Поблизости нет холма, с которого можно было бы получше осмотреться. В полумраке северной ночи Арин легко различал лицо Кестрель, но совсем другое дело – высматривать трех лошадей, которые бродят неизвестно где. Наверняка они убежали далеко, если вообще еще живы.

– Ланс! – позвал Арин.

Он взял хороших лошадей, но только один конь был достаточно умным, чтобы прийти на зов. Если только Ланс вообще этому обучен. Арин никогда не слышал, чтобы лошадь делала нечто подобное на таком расстоянии, да еще и без угощения-приманки. Арин подумал, что большинство надзирателей в лагере лежат без сознания – или мертвы. Он не слишком-то осторожничал, когда колол их кольцом. За ними наверняка отправят погоню, если уже не ищут. Кричать сейчас не лучшая идея. Арин покосился на Кестрель, которая с трудом сопротивлялась сну, и снова позвал охрипшим голосом:

– Ланс!

Арин отошел от Кестрель на несколько шагов – уйти дальше он побоялся – и крикнул еще раз. Наконец он вернулся и опустился на колени рядом с ней.

– Позови ты, – попросил Арин. – Он придет, если ты позовешь.

– Кто?

В это мгновение он понял, что не сказал, кто такой Ланс, а без объяснений понять было невозможно. По правде говоря, Арин все еще надеялся, что в камере Кестрель лишь сделала вид, что не узнала его. В глубине души он верил, что дочь генерала просто притворяется, чтобы сделать ему больно. Арин это заслужил, она имеет полное право ненавидеть его.

– Кестрель, – мягко произнес он и понял по ее лицу, что она силится принять свое имя. – Ланс – это твой любимый конь. Если ты позовешь, он придет к тебе. Пожалуйста, попытайся.

Кестрель послушалась. На зов никто не пришел, и она посмотрела на Арина недоверчиво, будто подозревала, что тот над ней издевается. У него сжалось горло.

– Прошу тебя, – попросил он, – позови еще.

Кестрель помедлила, но исполнила просьбу, при этом глядя на Арина как на опасного хищника. К великому облегчению Арина, раздался топот копыт по мягкой земле – Ланс вел за собой двух лошадей, одна из которых хромала. Арин поклялся принести жертву богу потерянных вещей. Но затем взглянул на Кестрель, которая встала, пошатываясь. Нет, пожалуй, он обязан всем богам.

Кестрель подошла к коню, прислонилась щекой к его шее и глубоко вздохнула. Ланс принялся пожевывать ее волосы. Арин не видел ее лица, но по тому, как нежно и уверенно она прижалась к животному, понял, что коню она доверяет больше.

9

Он пугал ее.

Она была благодарна и не стала спорить, когда он предложил ей вместе поехать на Лансе, а двух кобыл повести в поводу. От нее не ускользнул этот обеспокоенный, оценивающий взгляд. Она и сама прекрасно понимала, что в седле, скорее всего, заснет. Ланс крепкий и выдержит двоих, по крайней мере какое-то время. Хотя план казался разумным, ситуация почему-то раздражала. Страх вспыхнул снова, когда незнакомец прижал ее к себе, обхватив рукой. Но – странное дело – ей казалось, что тело знает этого человека.

Она начала клевать носом. Пришлось прислониться к плечу спутника. Неправильно, что тело его помнит, а разум – нет. Смутное подозрение закралось в душу: он легко может скормить ей любую ложь.

Память напоминала беззубый рот. Раз за разом ощупывая пустые десны, она лишь чувствовала боль, но ничего не находила. Да, солгать ей легко. Он спас ее, но что ему нужно? И на что он готов, чтобы добиться своего? Спиной она чувствовала стук его сердца, который убаюкивал – против воли.

Она уснула.

Утром она смогла получше рассмотреть незнакомца. Впервые за долгое время голова была ясной. Незнакомец разводил костер, но, заметив ее взгляд, замер. Он был весь перепачкан грязью и серой. Да, она уже видела его раньше. Глаз скользнул по длинному шраму, который стал заметнее теперь, когда сера немного стерлась. Мелькнула тень воспоминания: дело не только в шраме.

Спаситель тоже взглянул на нее. Она почувствовала, как недоверие скрутилось в тугой узел. Если она его знает, то как могла забыть эти серые глаза? Как могла не запомнить его?

Незнакомец сказал, что они друзья, но многое не сходилось, и эта мысль не давала покоя. Его слова звучали неуверенно, и одно это навевало подозрения. А теперь, когда она рассматривала его, он замер, затаив дыхание, будто нервничал и ожидал оценки. Будь они друзьями, он бы так не беспокоился.

Взгляд ее стал суровым. В его же глазах мелькнула печаль, которую он попытался скрыть, словно догадывался, о чем она думает. Это тоже было неприятно: он слишком хорошо ее понимал.

На этот раз они сели на разных лошадей. Она поехала на Лансе, а он – на одной из кобыл. Когда они остановились, чтобы дать лошадям передохнуть, она подошла поближе к костру, пусть это и означало, что придется сидеть возле непонятного незнакомца. Холодало. Он протянул ей кусок хлеба и вяленое мясо, извинившись:

– Я знаю, ты не привыкла к такой еде.

Довольно странные слова для человека, который только что вызволил ее из тюрьмы.

– Прости, – тут же поправился он. – Я сказал глупость.

Взяв фляжку, она невольно повторила то, что привыкла делать каждое утро: понюхала воду.

– Здесь нет наркотика, – поспешил заверить спутник.

– Я знаю, – ответила она и по его лицу поняла, что скрыть разочарование ей не удалось.

Он все время извинялся и пытался что-то ей сказать, но она не давала договорить. В такие секунды в нем невозможно было узнать человека, который совсем недавно тащил ее по тюремному двору, расправляясь с каждым, кто вставал на пути. Сначала он использовал это странное тяжелое кольцо, потом сорвал кинжал с упавшего врага и набросился с оружием на следующего противника.

– Пожалуйста, позволь мне все объяснить, – попросил спутник, когда они снова отправились в путь.

В груди опять вспыхнула искорка страха. Думать было больно. Она была сбита с толку, но в глубине души верила: если все вспомнить, станет только хуже.

– Оставь меня в покое.

– Разве ты не хочешь знать, что случилось? Почему ты оказалась в тюрьме?

В глазах незнакомца отражалась мука. Вероятно, ему это объяснение было нужнее, а ей хотелось только одного: скинуть его с лошади. Пусть почувствует, каково это – падать. Ей казалось, что она летит вниз через черную пустоту бесконечных «как» и «почему», а незнакомец не видел ее страха. Она злилась на него за это, хотя сама же отчаянно пыталась скрыть свой страх.

– Ладно, – согласилась наконец она. – Давай. Расскажи – почему.

– Ты была шпионкой. И попалась.

– Я работала на тебя?

– Не совсем.

– Но можно и так сказать? Теперь понятно, зачем ты за мной приехал. Вот почему так хочешь, чтобы я все вспомнила. Тебе нужны сведения.

– Нет, Кестрель, мы…

– Если мы с тобой друзья, то как мы познакомились?

Лошадь мотнула головой: он слишком сильно натянул поводья.

– На рынке.

– Это «где», а не «как».

Он сглотнул.

– Ты…

В голове у нее мелькнуло воспоминание: рынок, пыль, летняя жара, рев толпы, это лицо – тогда еще без шрама, ненависть во взгляде.

– Куда ты меня везешь? – прошептала она.

Наконец он понял: ей страшно. Она это увидела. Их лошади остановились. Незнакомец протянул руку. Она вздрогнула и отшатнулась.

– Кестрель. – И снова эта необъяснимая печаль в глазах. – Я везу тебя домой.

– Знаешь, что я думаю? Ты лжешь. Тебе явно что-то от меня нужно. Ты можешь завезти меня куда угодно.

Она пришпорила Ланса и поскакала вперед. Незнакомец не стал ее останавливать. Разумеется. И так понятно, что она далеко не уйдет – не выживет без него в тундре. Она бросила взгляд на коня. Ланс точно принадлежал ей, это имя не вызывало у нее отторжения. В отличие от всего остального, что с ней происходило.

Розовое солнце опускалось к горизонту. С болот поднялись тучи комаров. С каждой минутой конь казался ей все крупнее, а земля будто отдалялась. Ей стало плохо. Спутник спросил, не ранена ли она. Услышав отрицательный ответ, он произнес:

– Может, твоя память… – и умолк.

Невыносимо было смотреть на его лицо, полное надежды: вдруг она утратила воспоминания из-за травмы головы? От этого внимательного взгляда хотелось зарычать, как дикий зверь.

К закату она совсем потеряла власть над своим телом. Должно быть, когда-то она очень хорошо ездила верхом, иначе сейчас ни за что не удержалась бы в седле. Видя ее страдания, спутник все время придерживал лошадь, хотя и стремился ехать побыстрее.

– Что с тобой?

Она не желала признаваться, что мечтает о наркотике, который еще недавно в нее вливали силой, но незнакомец догадался сам и понимающе кивнул:

– Мне тоже довелось попробовать.

В этот момент она возненавидела его всей душой – за то, как легко он догадался о ее тайне, за этот понимающий взгляд. Разве можно почувствовать мучительную жажду наркотика, всего раз попробовав его? Она ехала вперед и вперед, пока перед глазами не поплыло, а живот не скрутил спазм. Тогда ее спутник схватил Ланса за повод и остановил лошадей.

Она опустилась на замшелую, заросшую папоротником землю, и ее вырвало. Он придерживал волосы. И не противно ему прикасаться к ней? Да, он тоже весь в грязи, но себе она казалась просто омерзительной.

Спутник протянул ей воды. Прополоскав рот, она сплюнула и уставилась на фляжку, которую сжимала в дрожащих руках. Стоило порадоваться: ее спаситель хорошо подготовлен – запасов хватило бы на трех человек. Он мгновенно подавал необходимые вещи и убирал их, как только они становились не нужны, разводил костры на стоянках, находил дорогу – в общем, делал за нее все, и отчего-то это было неприятно.

– Почему бы тебе не оставить ее себе? – Он кивком указал на фляжку в ее руках.

Она крепче сжала пальцы.

– Мне твоя жалость не нужна.

Он потер шрам.

– Я ничего такого не имел в виду.

Она снова забралась в седло.

– Едем дальше.

С наступлением ночи возникли новые проблемы.

– У нас только одна палатка. – Незнакомец кашлянул. – Но есть три спальных мешка.

Затем подождал. Наверное, думал, что она велит ему лечь снаружи. Но ей казалось, что это будет равносильно какому-то признанию, хотя сама она до конца не осознавала какому. Пришлось просто кивнуть.

Разводить огонь ее спутник не стал – вероятно, все еще боялся, что их заметят.

– Нам лучше передвигаться по ночам, – предложила она, – а днем спать.

Он покачал головой, избегая смотреть ей в глаза.

– Я не хочу спать, – продолжала настаивать она.

– Хотя бы попытайся. Тебе нужно соблюдать режим.

Она ожидала, что забота спутника снова ее разозлит. Но он выглядел уставшим и серьезным. Его руки разворачивали палатку, а взгляд был совершенно неподвижным. В темноте глаза поблескивали, как серебро или вода.

– Ладно. – Она села на землю и обхватила колени руками, стараясь не дрожать. Не хватало, чтобы ее снова стошнило. Она отвернулась, но по-прежнему прислушивалась к его движениям.

Даже в палатке, рядом с теплом его тела, она ужасно мерзла. Хотелось ночного наркотика. Ей чудился знакомый металлический привкус.

Незнакомец уже отдал ей всю запасную одежду. В первую ночь, после того как вернулись лошади, он открыл сумку, которая лежала возле тела погибшего товарища, достал пальто и помог ей продеть руки в рукава. Ее же одежда, судя по всему, была сделана из мешка. Но до всех этих событий она носила другие наряды. Укутанная в пальто, полусонная, в счастливом тумане ночного наркотика, она вдруг вспомнила, когда и почему сменила вещи. Вспомнила пуговицы на спине. Холод и ужас прокатился вдоль позвоночника. Боль. Но наркотик нежно убаюкивал, сон уже завладел ею, и вообще, какая разница, во что она одета?

Теперь же сон не шел. Она была похожа на червячка, свернувшегося под горой ткани. Спутник укрыл ее вторым спальным мешком, потом отдал свой. Других теплых вещей не осталось. Наконец в темноте раздался неуверенный голос:

– Кестрель…

– Я бы так не мерзла, если бы смогла заснуть, – сказала она, стуча зубами. – Мне нужно заснуть.

Он помолчал.

– Я знаю.

– Дай мне снотворного.

– У меня ничего нет.

– Есть.

На этот раз пауза затянулась.

– Нет.

– У тебя есть кольцо.

– Нет.

– Уколи меня.

– Нет.

– Прошу тебя.

– Я сам толком не знаю, как им пользоваться. Это может тебя убить.

– Мне все равно.

Он разозлился:

– А мне нет!

Тогда она вдруг поняла, почему у него так блестели глаза. Она сама готова была заплакать. Незнакомец пошевелился, пододвинулся ближе. Теплое тело прижалось к ее спине. Ей показалось, что она опустилась в горячую ванну. Волосы на шее шевельнулись от его дыхания.

– Так будет теплее. – Его слова прозвучали как вопрос.

– Ты сказал, что мы друзья.

– Да.

– Так уже бывало раньше?

Снова пауза.

– Нет.

Ее уже не трясло так сильно. Она обнаружила, что пододвинулась к нему еще ближе, а затем прижалась всем телом и почувствовала стук его сердца. Он обнял ее, и под тяжестью его руки она ощутила себя не такой невесомой и хрупкой, более настоящей. Тепло помогло ей успокоиться.

Но уснуть она по-прежнему не могла и чувствовала, что ее спутник тоже не спит. В голову почему-то пришла мысль, что это вполне в его духе – ждать, пока уснет она. Откуда взялась такая уверенность – непонятно. Она не могла совместить ощущение с единственным воспоминанием о своем спутнике – когда он на рынке смотрел на нее издалека: лицо и глаза врага.

Но вот он здесь, спас ее и ни разу не попросил ни о чем – только вспомнить все. Теперь он перестал умолять даже об этом. Его запах казался знакомым и приятным. Пальцы коснулись ее шеи в том месте, где бился пульс, и с силой впились в кожу, будто он хотел убедиться, что она жива. Неужели они никогда раньше не спали в одной постели? Нет. Она бы такое не забыла. Ведь правда?

Далеко на просторах тундры раздался мелодичный вой. Волки. Их голоса звучали одиноко, но в их зове была необъяснимая красота.

Очнувшись утром, она поняла, что все-таки сумела заснуть. Просыпаться было почти больно. Спутника в палатке не оказалось. Сердце вздрогнуло от неясного страха. Должно быть, она слишком резко поднялась, потому что снаружи раздался голос:

– Я здесь!

Выбравшись из палатки, она увидела его возле костра: запах дыма должен был сразу это подсказать, но в ту минуту страх, что он ее бросил, затмил здравый смысл. По-прежнему нетвердо переступая, Кестрель подошла ближе к огню. В голове крутилась мысль, что она никогда не обладала особым изяществом, но раньше, по крайней мере, могла управлять собственным телом. Она уселась напротив него. Между ними, потрескивая, плясали бледные язычки пламени.

Кольца на его руке больше не было. Интересно, куда оно делось? Но задавать вопросов она не стала, желая одного: лишь бы он ничего не говорил о прошедшей ночи. Позавтракали они молча.

Он все время украдкой косился на раненую кобылу, на которой нельзя было ехать. Во время одной из остановок она перехватила его взгляд, брошенный на больное животное.

– Не вздумай.

– Я и сам не хочу.

– Да и как бы ты вообще это сделал?

Спутник пожал плечами. Она впервые обратила внимание на кинжал у него на бедре, который тот снял с тюремщика. Раньше она тоже носила клинок. Вдруг она поняла, что до сих пор говорила на его родном языке, а не на своем.

В голове возникла картина: он берет нож и перерезает кобыле горло. Кровь бьет фонтаном. Копыта скользят по земле. Тело дрожит в агонии.

– Она для нас обуза.

– Нет, говорю тебе!

Наконец он кивнул. В памяти ее что-то шевельнулось. Ей и раньше приходилось приказывать ему. Но, с другой стороны, она была уверена, что он никогда не слушался ее беспрекословно, даже если не возражал вслух. Нет, друзьями они не были. Между ними что-то другое.

Следующая ночь не отличалась от предыдущей. Она согрелась в его объятиях. Напряжение немного отступило. Похоже, иначе ей никак не заснуть.

– Ты купила меня, – вдруг произнес он.

– Что? – Она лежала к нему спиной и едва расслышала его бормотание.

– Ты спрашивала, как мы познакомились. Это произошло на рынке. Меня выставили на продажу, а ты меня купила.

Душа требовала повернуться и посмотреть ему в лицо. Она не посмела довериться себе и не двинулась с места.

– И зачем я это сделала?

– Не знаю.

– Ты все еще принадлежишь мне?

Палатка закачалась от порыва ветра.

– Да.

Он ответил слишком прямо.

– В это невозможно поверить. Ты же понимаешь, что потеря памяти не делает меня дурой?

– Да.

– Ты сказал, что я была твоей шпионкой, а значит, я на тебя работала. Затем ты заявляешь, что я тебя купила? Получается, ты служишь мне. В то же время ты утверждаешь, что мы друзья. Господа и рабы друзьями не бывают. И потом, вот это все… – Договаривать не хотелось, тепло его тела манило. – Ты говоришь нелогичные вещи. Я тебе не верю.

Она почувствовала, как поднялись при вдохе его ребра – два костяных крыла.

– Если бы ты позволила мне объяснить…

– Прекрати. Прекрати! Не хочу слышать твой голос.

Он замолчал. Но она никак не могла заставить себя отодвинуться.

Спустя какое-то время он снова сделал глубокий вдох. Опять попытается объяснить? Ее охватила паника. Снова показалось, что она падает, летит на дно утерянной памяти и ее голова вот-вот треснет. Она не хотела ничего слышать. Отчего-то ей пришло в голову, что он хочет спеть.

– Не надо, – резко сказала она.

Он промолчал.

Она проснулась от холода. Ее спасителя рядом не было. Но ночь еще не кончилась. Куда он мог уйти? Она выбралась из палатки. Он стоял, запрокинув голову, и разглядывал удивительное небо. В черной тьме, между мелких колючих звезд, сияли зеленые и розовые пятна с фиолетовой каймой по краям. Она никогда такого не видела, поэтому спросила:

– Что это?

– Боги.

– Нет никаких богов. – Она не знала, почему так в этом убеждена, но твердо верила в свои слова.

– Есть. И они пришли, чтобы наказать меня.

– Это из-за тебя, – озвучила она свои смутные подозрения. Его лицо исказилось, подтверждая ее правоту. – Из-за тебя я оказалась в тюрьме.

Он посмотрел ей в глаза:

– Да.

10

Арин сам не понимал, как они добрались до дома. Кестрель стало хуже. Днем ее постоянно рвало, но ночью она мучилась еще больше. Тогда он обнимал ее, и ей как будто ей становилось легче. Потом Кестрель словно накрывала волна, погружавшая ее в сон. Арин каждый раз чувствовал, как ее сознание гаснет, и малодушно радовался этому. Он знал, что не может ничем ее утешить, потому что от него она не примет никакой поддержки.

Кестрель отказалась от помощи даже тогда, когда они были уже возле дома. Летнее солнце не согрело ее. Она съежилась, кутаясь в грязное пальто, и шла так медленно, что, когда они добрались до главного входа, во двор успели высыпать едва ли не все домочадцы. Кестрель смотрела на свои неуверенно переступающие ноги, губы ее были сжаты, и Арин знал, что она заметила толпу.

Рошар подошел первым. Вопреки своему обыкновению, принц молчал. В его глазах читалось потрясение.

– Мне нужна Сарсин, – обратился к нему Арин, но кузина и так уже была здесь.

Кестрель взглянула на нее, и на секунду в ее глазах мелькнуло сомнение. Потом она оперлась на руку Сарсин, и Арин, с трудом скрыв укол зависти, застыдился своих мелочных чувств. Он поплелся за кузиной и Кестрель, не зная, чем теперь занять руки. Арин не готов был стать ненужным. В тундре он приносил хоть какую-то пользу.

Вместе они поднялись по лестнице восточного крыла к покоям, в которых Кестрель когда-то уже жила. Сарсин открыла дверь. Они вошли, и Арин вгляделся в лицо Кестрель – вдруг что-то вспомнит? Но она избегала смотреть на него. Сарсин усадила дочь генерала на первый попавшийся стул и опустилась перед ней на колени, чтобы снять изношенную обувь. Подумать только, когда-то это были изящные туфельки.

Кестрель рассматривала темноволосую макушку склонившейся Сарсин, выражение ее лица постоянно менялось.

– Ты моя служанка? – спросила она наконец хриплым голосом. В последние дни она почти ничего не говорила.

Та вздрогнула. По взгляду Кестрель было ясно: она поняла, что сказала что-то не то. Сарсин посмотрела на Арина. Он наклонился и шепотом ей все объяснил. Кузина аккуратно поставила туфли на пол.

– Да, – ответила она. – Пока я возьму на себя эту роль, если не возражаешь. – Сарсин поднялась и начала снимать с Кестрель пальто.

Ураган эмоций, который Арин держал в себе, пока они ехали через тундру, вдруг начал прорываться наружу. Что он станет делать, когда чувства окончательно выйдут из-под контроля? Если бы Арин мог привести мысли в порядок, то сказал бы, что ему передалась мучившая Кестрель болезненная дрожь.

Сарсин встретилась с ним взглядом и приподняла брови. Ее руки, раздевавшие Кестрель, замерли. Арин понимал, что она хочет этим сказать, и кивнул. Пора уходить, но он не мог даже пошевелиться.

– Арин. – Голос кузины зазвучал строго.

Он отвернулся и сделал несколько шагов к двери, но вдруг Сарсин испуганно ахнула. Арин оглянулся. Его глаза широко распахнулись. Он бросился к Кестрель раньше, чем успел об этом подумать. Арин отогнул край рубашки на ее плече и увидел красный рубец, который тянулся вниз к лопатке. Кестрель дернулась, ткань надорвалась – совсем чуть-чуть.

– Арин! – вскрикнула Сарсин.

Теперь видно было гораздо больше: такие следы он сам не раз носил на спине. Раны рассекали кожу, и Арин понял: ими покрыта вся спина Кестрель.

– Я же тебя спрашивал, – с мукой в голосе упрекнул он, – спрашивал, не ранена ли ты.

– Все зажило.

– Но тебя избили!

– Я успела забыть.

Он не поверил.

– Как это могло с тобой случиться? Почему ты скрыла от меня?

Арин заставил Кестрель подняться, обхватив ее за худенькие плечи. Под кожей не было мышц, одни кости. Арин не верил своим глазам. Неужели это все тот же мир, в котором он живет? В его мире такое было невозможно.

– Так ты ее только напугаешь, – предостерегла Сарсин.

Страх? Нет. Всем своим видом Кестрель бросала вызов: вздернутый подбородок, напряженные плечи. Кестрель вырвалась. В прорехе на рубашке мелькнул рубец, тянувшийся до самой ключицы. У Арина сжалось горло.

– Почему ты мне не сказала?

– Я не должна тебе ничего говорить.

– Кестрель, ты… Ты помогла мне. И моей стране. Неужели не помнишь? Может, попытаешься? Или давай я расскажу тебе…

Вдруг лицо Арина обожгла пощечина. Он не мог даже вдохнуть, щека горела. Ее ладонь немного задела губы. Глаза Кестрель влажно блестели, золотистые, растерянные, полные гнева. Арину было так стыдно, что он боялся вымолвить хоть слово.

– Я знаю, – мягко произнесла Сарсин, – ты хочешь помочь.

– Конечно, хочу, – прошептал Арин.

– Тогда тебе лучше уйти.

Только оказавшись в пустом коридоре, он прислонился к стене и коснулся лица в том месте, куда пришелся удар. Арин провел пальцем по влажной щеке и уставился на слезы. Они блестели на кончиках пальцев, напоминая кровь.