Текст книги "Поцелуй победителя"

Автор книги: Мари Руткоски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

23

Она ворвалась в палатку Рошара.

– Мне нужна твоя помощь.

Принц заморгал, приподнимаясь на кровати.

– А мне нужна дверь, – сонно проговорил он. – Настоящая, с замком.

– У меня идея.

– Я не так уж хорошо тебя знаю, и все же подобные заявления из твоих уст меня пугают.

– Выслушай меня.

– Если я это сделаю, ты дашь мне поспать? Быть бесстрашным вождем довольно утомительно.

– Это касается разведчицы.

– Ты сама сказала, что от нее нет толку.

– Я сказала, что у нее нет сведений. Но если правильно все разыграть, она сможет принести нам пользу.

Рошар наконец-то окончательно проснулся:

– Объясни.

– Генерал с войском находится в захваченном поместье. На полпути между ними и объектом разведки расположен перевалочный пункт, где ждет офицер с ястребами. Разведчики отправляются оттуда на задание, после чего возвращаются со сведениями. Только офицер отправляет зашифрованные сообщения генералу, чтобы, если разведчик попадется, он не мог выдать врагу никаких секретов. Кроме того, он не может отправить ястреба сам: если это случится вблизи вражеских позиций, птицу можно подбить, и разведчика станет проще выследить. Валорианка, которую вы поймали, не знает шифров и деталей, касающихся всей армии. Но она должна знать, где находится ее перевалочный пункт.

– Ты предлагаешь нам поймать офицера и вытрясти сведения у него?

Кестрель помотала головой:

– Есть идея получше.

– Выкладывай, милый призрак.

– Отправьте меня вместо нее.

Рошар уставился на нее.

– Я притворюсь ею, – объяснила Кестрель.

– Не обижайся. То, что я смотрю на тебя как на сумасшедшую, не значит, что я осуждаю тебя за этот недуг.

– Мне подошли ее доспехи. Я такого же роста и к тому же валорианка.

– Все равно ты на нее не похожа. Офицер на перевалочном пункте не может не заметить, что к нему пришел совершенно другой человек.

– Сейчас ночь. Я могу передать ему сведения, держась на расстоянии.

– Я ложусь спать. Разбуди, когда приступ сумасшествия пройдет.

– Какого цвета у нее волосы? – спросила Кестрель, дрожа от нетерпения.

– Другого.

– Другого – это какого?

– Темнее. Ладно, может, в темноте вы и похожи, но…

– Я заплету волосы как она, переоденусь в ее вещи. Вы обыскивали карманы? У нее должен быть опознавательный знак. Иногда генерал меняет людей на перевалочных пунктах. Тогда новый офицер и разведчик – а их много на каждой станции – показывают друг другу опознавательные знаки. Может, нам повезет, и на перевалочном пункте будет другой офицер, который даже не видел эту разведчицу и знает лишь имя. Рошар, никому и в голову не придет, что в твоем войске найдется человек на роль валорианской разведчицы. В обычных условиях это было бы невозможно. Ни дакранка, ни гэррани не смогла бы этого сделать.

– А если валорианцы знают, что у нас есть ты? Этот самый офицер может быть в курсе.

– Если мой отец и узнал, он будет скрывать от всех.

– Почему?

К горлу Кестрель подступил ком.

– Он меня стыдится и не хочет, чтобы другие знали о его позоре.

Рошар снова откинулся на кровати, скрестив руки на груди.

– И что будет, если мы пошлем тебя вместо разведчицы?

– Мы можем передать им неверные сведения. Предположим, генерал знает, что мы здесь. Если и не знает, то скоро будет в курсе. Вопрос не в том, атакует ли он нас. Главное, как это произойдет. Я могу придумать, как повлиять на его решение. Скажу, что у вас небольшое войско, что подтвердят другие разведчики, если они тоже следят за нами. В то же время я добавлю, что подслушала о ваших планах обороняться, спрятавшись в стенах поместья.

Рошар уже вскочил с кровати и начал перебирать карты, разложенные на столике.

– Тогда он пойдет по главной дороге, – добавила Кестрель. – По пути генерал не будет бояться атаки, если не считать вылазок небольших отрядов. Но они обычно наносят удар и исчезают, стремясь лишь помешать ему по дороге, например, сжигая повозки. Ничего серьезного. Этого он не боится. Генерал будет уверен, что никто не остановит его на этом простом и очевидном пути к поместью.

– Вдоль дороги есть холмы. Можно поставить войско по обе стороны.

– Пустите в ход пищали, они бьют на большее расстояние, чем арбалеты. Тогда стрелки смогут спокойно обстреливать врага, а валорианцы их не достанут.

– Прости, что назвал тебя сумасшедшей, мой милый призрак.

Кестрель вспомнила, что чувствовала, когда проигрывала генералу в «Зуб и жало», в «Пограничье», во что угодно. Как это больно задевало ее. Ее топила обида, горечь от осознания, что ей никогда не удастся заслужить одобрение отца. Кестрель всегда было стыдно, что она так отчаянно этого добивалась. Она вспомнила, как хваталась за его одежду, умоляя спасти ее. Война – не игра, но Кестрель очень хотела заставить отца почувствовать вкус поражения.

– Что тебе потребуется? – спросил Рошар.

– Лошадь. Ланса могут узнать. Маловероятно, конечно. Я надеюсь, что коня вообще не увидят. Но все же лучше не рисковать, а мне нужно добраться туда, пока темно. Разведчики передвигаются пешком, так что придется привязать коня на некотором расстоянии от перевалочного пункта. И еще…

– Тебе нужно его расположение.

– И все вещи разведчицы.

Рошар заскрипел зубами от досады:

– Вещи – не проблема. Но если нам нужны сведения о перевалочном пункте, придется пересмотреть свои взгляды и применить не самые приятные методы, которые заставят пленницу говорить.

– Не надо.

– Не думай, что мне самому это приятно. Но ведь просто так она нам ничего не расскажет.

– Нельзя.

Рошар вдохнул, собираясь возразить, но Кестрель знала, что он сейчас скажет, какие аргументы приведет. Она понимала, что Рошар, лицо которого носит след нечеловеческих мучений, как никто другой понимает, что такое боль. Кестрель хотела найти способ переубедить принца, но не могла придумать причины, которая заставит его согласиться. Вдруг ее осенило.

– Не надо пытать ее. Лучше перехитрить.

Рошар прищурился.

– Валорианцы часто идут в армию ради друзей. Порой вместе служат любовники. И в любом случае чувство товарищества еще никто не отменял. Ты готов умереть за этих людей и сделаешь все, чтобы их защитить. Наверняка среди разведчиков есть кто-то, кто дорог пленнице. Заберите у нее опознавательный знак, сделайте форму и отлейте такой же из похожего металла. Верните разведчице ее знак, а потом покажите новый. Скажите, что нашли его у другого человека, который утверждает, что является ее другом. Пообещайте, что будете пытать его, если она не выдаст сведения о перевалочном пункте.

– Что, если офицер окажется для нее важнее, чем другой разведчик?

– Попытаться все равно стоит.

Рошар пожал плечами, потом кивнул:

– Надеюсь, у тебя найдется еще одна гениальная идея, которая поможет нам убедить Арина.

– Нет.

– Милый призрак, он скорее свяжет нас с тобой по рукам и ногам и кинет в яму, чем позволит тебе сделать это.

– Я не стану просить у него разрешения, – ответила Кестрель. – И врать ему тоже не буду.

24

Арина разбудили крики. Он выскочил из палатки в ночную тьму. Но в лагере все было спокойно, если не считать того, что солдаты, собравшиеся вокруг костров, резко смолкли. Все уставились на палатку, из которой раздался вопль, перешедший в судорожный всхлип.

Арин спросил, где искать принца, и ему указали на дерево неподалеку, возле которого и впрямь стоял Рошар. Он склонился над связанной разведчицей и тихо шипел ей что-то на ухо. Валорианка – совсем юная девочка, моложе Кестрель – крепко зажмурилась, вжавшись спиной в ствол, упершись пятками в покрытую мхом землю. Ее переодели в восточную тунику и штаны, повязка на руке пропиталась кровью. Потом девушка открыла глаза, остекленевшие от ужаса. Ее беспорядочно метавшийся взгляд скользнул по лицу Арина, который замер как вкопанный. Темные, широко раскрытые глаза разведчицы напомнили ему валорианку, которую он убил на корабле.

Тишину ночи пронзил еще один крик. Арин решительно приблизился к принцу.

– Рошар, на пару слов.

– А я все ждал, когда же ты присоединишься к веселью, – ответил принц по-валориански. Он широко оскалился, глядя на пленницу. – Я скоро вернусь.

Как только они отошли на достаточное расстояние, жутковатая улыбка исчезла с лица Рошара.

– Сразу предупреждаю, это идея Кестрель.

– Что вы творите?

– Инсценируем пытку.

Арин решил, что понял план, и немного успокоился.

– И как, получается?

– Возможно, если ты не будешь нам мешать.

– Дай знать, если удастся добыть сведения.

– Разумеется.

– Где Кестрель?

– Ей сейчас нужно побыть одной, – помедлив, сказал Рошар. – Лучше оставь ее в покое.

Тон принца напомнил Арину, как тот с улыбкой вручил ему повод оседланной лошади у дверей конюшни. В голову тут же пришла мысль о том, как Кестрель всего несколько часов назад отказалась дать ему обещание. С тех пор как село солнце, Арин не находил себе места от волнения, сколько ни пытался убедить себя успокоиться, не совершать старых ошибок, не раздувать проблему, не говорить лишнего. «Оставь ее в покое», – велел он себе, прямо как Рошар сейчас. Но вдалеке снова раздался крик, и, хотя Арин уже знал, что это лишь уловка, теперь он осознал, что все придумала Кестрель. Ее хитрости всегда напоминали гнездо: каждая веточка, каждая соломинка на своем месте, а под ними скрывается обман, который Арин замечал лишь тогда, когда уже было поздно.

– Где она? – повторил он.

Рошар с неохотой отозвался:

– Еще не уехала.

– Не уехала? Куда?

– Спроси сам. Она тебе все расскажет, хотя, признаюсь, я ей советовал этого не делать. – Рошар кивком указал на свою палатку.

Арин успел сделать лишь шаг, когда принц вдруг сжал его плечо:

– Арин, у нее очень хороший план.

Он скинул руку Рошара и зашагал прочь.

Кестрель сидела на койке Рошара, зашнуровывая высокие валорианские сапоги. На ней были штаны пойманной разведчицы. Грудь Кестрель утянула, обмотав плотной тканью. Живот, руки и плечи были оголены. В свете лампы ее кожа приобрела оттенок темного золота.

Кестрель слышала, как Арин вошел, но не подняла головы. Тяжелая коса, которая лежала у нее на плече, покачивалась от резких движений: Кестрель затягивала сапоги. Когда она потянулась за валорианской рубашкой и курткой, которые лежали рядом на койке, Арин заметил неровную линию у нее на плече, тянувшуюся до самой шеи, – рубец, который оставил хлыст. Кестрель замерла. Может, она услышала, как болезненно громко забилось сердце Арина? Или как он сглотнул, вспоминая ужас, который вызвал у него вид этих шрамов в первый раз? Арин не мог забыть жуткую историю их появления.

Кестрель встала и повернулась к нему спиной. Он успел увидеть лабиринт побелевших рубцов, прежде чем она натянула рубашку. Сверху Кестрель надела куртку землистого цвета. Одежда разведчиков была специально окрашена так, чтобы сливаться с лесом.

– Кестрель, – хрипло позвал Арин.

Она повернулась и спокойно объяснила ему свой план. Он начал спорить, хотя сам толком не слышал, что говорит, – так громко стучало сердце.

– Доверься мне, – попросила Кестрель.

Арин хотел возразить, что и так ей доверяет, но вдруг осекся. Если доверие требует позволить подобное, то он к такому не готов.

– Нет.

Теперь Кестрель тоже разозлилась:

– Я не позволю запереть меня в клетке.

– Я и не… – Однако он не мог отрицать, что именно это и пытался сделать. Арин понимал, что поступает неправильно, но не находил в себе сил ее отпустить. – Это слишком опасно.

Кестрель пожала плечами.

– Зачем тебе непременно нужно рисковать? Ты уже попалась однажды, следовательно, не застрахована от ошибок. Или ты пытаешься доказать обратное?

– Нет.

– Значит, ты мстишь мне?

– Нет.

– Знаю, я заслужил, но…

– Ты здесь ни при чем.

– Ты попадешься, это неизбежно!

– Позволю себе не согласиться.

– Тебя убьют. Или хуже того. Я не могу…

– Можешь. Тебе придется.

– Почему?

– Потому что я такая, какая есть. – Глаза Кестрель влажно блеснули. – И всегда была такой.

Арин хотел сказать, что это неправда. «Ты просто не помнишь», – мог бы возразить он. Может, ему пришла пора примерить на себя роль лжеца?

– Я хочу стать такой же, как она, – прошептала Кестрель.

«Нет, – готов был сказать Арин, хотя ему невыносимо было слышать, как она делит себя на две разные личности. – Ты совсем не такая». Внутри у него все сжалось.

– Значит, волноваться положено только мне? – спросила Кестрель. – Я беспокоилась, пока ты был в море. Завтра мне опять придется за тебя бояться. И послезавтра. Каждый день. Вот и ты можешь переживать за меня точно так же.

Арин уставился на свои дрожащие руки.

– Доверься мне, – повторила Кестрель.

Арина охватил мучительный страх, отчаянная уверенность в том, что он снова ее потеряет. Он привык доверять страху и отчаянию, молился им, точно богам.

– Арин.

Он встретился с Кестрель взглядом. Ее глаза лучились странным, но знакомым светом. Арин увидел в них все, что знал о ней. Но в то же время у нее появились мысли, ход которых он не мог с точностью угадать. Арин понял, что смерть – не единственная причина, по которой он может потерять Кестрель. Осознание этого факта заставило треснуть прочную скорлупу его страха. Он потеряет Кестрель, если не сумеет выполнить ее просьбу. Арин не доверял ей, но вдруг понял, что не всякое чувство приходит само. Иногда нужно пересилить себя и, отбросив сомнения, сделать выбор. Чувство от этого будет значить ничуть не меньше.

– Доверишься? – спросила Кестрель.

Арин сделал выбор:

– Да.

Она шагнула ему навстречу. Арин провел рукой по косе, лежавшей у Кестрель на плече. Он словно тонул, погрузился под воду и забыл, как дышать. Но потом легкие раскрылись, а мысли прояснились.

– Я буду ждать тебя, – прошептал он.

– Я вернусь.

25

Кестрель мчалась во весь опор. Прижавшись к шее коня, она гнала его галопом по главной дороге, что вела от Эррилита на юг. Перед ее глазами стояла карта с неровным крестиком, обозначавшим перевалочный пункт в лесу в двух лигах от лагеря генерала. Рошар принес ей карту вместе с опознавательным знаком разведчицы. И вот Кестрель уже в пути. Топот копыт. Взмыленная шея коня. Бледный свет луны. Трудно разглядеть трещины и ямы на дороге. Если лошадь споткнется на такой скорости, то непременно сломает себе что-нибудь и скинет всадницу. Упав на плиты, Кестрель разобьется.

Она пришпорила коня еще сильнее. До утренних сумерек оставалось всего несколько часов. Когда небо посветлеет, Кестрель уже не сможет выдать себя за пойманную ими разведчицу. Мимо проносились черные силуэты деревьев. В горле пересохло, губы стали солеными от пота. Кестрель вспомнила, как рука Арина скользнула вниз по ее заплетенным волосам, вспомнила его взгляд.

Внезапно деревья остались позади, сменившись травой. Вдоль лугов конь пошел более резво. Казалось, они скачут по черным волнам. Вдалеке виднелось темное пятно леса. Теперь нужно на запад. Свернуть с дороги. Легким галопом пересечь луг и добраться до леса. Наконец Кестрель пустила коня шагом, бока жеребца ходили ходуном. Она пригнулась, чтобы не зацепиться за ветку. Деревья здесь росли густо, тропы не было. Вглядываясь в тени, Кестрель осторожно пробиралась через лес, пока не решила, что ехать верхом больше нет смысла.

Только привязав коня (увы, ручейка нигде не было слышно, а Кестрель не хотелось бросать взмыленное, усталое животное без воды), она наконец почувствовала медленно подступающий страх, тяжелый, как камень. Кестрель никак не могла его прогнать. Она была уверена, что сумеет справиться с собой, когда просила Арина положиться на нее. В его объятиях Кестрель почувствовала, что он действительно ей доверяет. Но теперь, когда она пробиралась по лесу одна, страх словно сковал ее.

Кестрель остановилась, запрокинула голову и посмотрела на яркие звезды. «Видишь, какие они храбрые, – раздался в ее голове голос отца; генерал сказал ей это, когда она была совсем маленькой. – Яркие и неподвижные. Эти звезды – солдаты, которые будут сражаться до последнего». Кестрель почувствовала, как к горлу подступает гнев. Даже звезды будили воспоминания. «Не трать время, – велела себе Кестрель. – Вперед».

Она побежала по лесу. Из горла вырывалось хриплое дыхание. Никаких чувств не осталось. Кестрель помнила лишь крестик на карте, до которого надо добраться, пока не закончилась ночь.

Пришло время сов. Последний виток ночи, последние минуты перед рассветом, когда еще можно поохотиться. Кестрель перешла на шаг. Ноги дрожали. Она отпила воды из фляжки, которая висела на ремне, перекинутом через плечо, и сплюнула. Больное колено немного ныло, но Кестрель удивленно осознала, что за прошедшую неделю успела набраться сил. Дни, проведенные в седле, укрепили ее ноги. Бежать было даже приятно. Но эта мысль потянула за собой воспоминание о тундре, где ее подвело собственное тело. С какой радостью она открыла ворота лагеря! Но потом – погоня, подкосившиеся ноги, грязь, веревки, стянувшие запястья, чужие руки, разорвавшие платье на спине. Кестрель закрыла фляжку крышкой. И снова побежала.

Небо из черного уже стало темно-синим, когда среди деревьев мелькнул оранжевый огонек. Свет фонаря.

– Да здравствует… – попыталась подать голос Кестрель, пробираясь через заросли, тяжело дыша. Воздуха не хватало. Она прокашлялась и снова крикнула: – Да здравствует император Ликиан, Генерал Волчьей Стаи, отец сотни тысяч воинов.

Это был его официальный титул, как в армии, так и в политике. Хотя император лично не участвовал в войне со времен завоевания Гэррана, он сохранил за собой звание первого генерала и был единственным, кто стоял выше отца Кестрель.

– Алис? – раздался голос офицера, который приподнял фонарь.

– Не подходите, командир.

– Что с твоим голосом?

Кестрель отыскала в кармане опознавательный знак.

– Ловите. – Она подбросила жетон в воздух.

Судя по всему, офицер поймал его, звука удара о землю Кестрель не услышала. Свет фонаря приблизился. Лица мужчины Кестрель пока не видела, только высокий широкоплечий силуэт, идущий ей навстречу. Кестрель закашлялась.

– Нет, пожалуйста, не двигайтесь! Мне плохо.

– Пойдем в палатку, доложишь сведения и отдохнешь.

– Нет, я заразилась. Какая-то восточная болезнь. Ее принесли варвары. Боюсь заразить вас.

Офицер замер.

– Что за болезнь?

– Начинается с кашля. – Кестрель надеялась, что это поможет объяснить, почему ее голос звучит иначе. – Потом появляются волдыри и язвы, из которых сочится гной. Я не сразу поняла, что в одной из повозок трупы. Подобралась к лагерю и заглянула в обоз, чтобы оценить их припасы. – Так странно было снова говорить по-валориански. – Мятежники надеются выдержать осаду. Они собираются закидать нас со стен трупами, чтобы заразить нашу армию. У них самих как будто иммунитет.

– Тебе надо к врачу. – В голосе офицера зазвенело искреннее беспокойство. – Мы тебя изолируем.

– Прошу вас, позвольте мне и дальше трудиться во имя победы. – Кестрель оживила призрак прежней себя, той, кем была в детстве. Малышки, которая так хотела стать воительницей и заслужить одобрение отца. Кестрель заговорила ее словами: – Пока я еще держусь на ногах и могу добывать сведения. Мое единственное желание – принести славу империи.

Офицер помедлил, но потом произнес:

– Да увенчает тебя слава. – Эту фразу говорили солдату, когда он брал на себя задание, в конце которого его ждала верная смерть.

Валорианец помолчал, переступая с ноги на ногу. Небо как будто посветлело, но Кестрель сказала себе, что ей только так кажется. Рассвет не мог наступить так резко, за пару ударов сердца. Это страх сбивает ее с толку.

– Что ж, докладывай, – велел офицер. – Сколько их?

– Тысяча солдат, может, полторы. – На самом деле Рошар привел к Эррилиту вдвое больше.

– Каков состав?

– Конницы мало, в основном пехота. – Это была правда. – Похоже, очень молодые воины. – Тоже правда. – Солдаты неопытные. – А вот здесь Кестрель солгала. – Легкие пушки, их не очень много. – Увы, это тоже правда. – Между дакранами и гэррани есть некоторая напряженность. – В меньшей степени, чем боялась Кестрель. – Споры о том, кому командовать. – Неправда. Однако порой Кестрель замечала, как Рошар задумчиво, с сомнением смотрит на Арина, будто тот вот-вот обернется неведомым чудовищем, которое однажды разорвет оболочку и вырвется наружу. На самом деле на него так смотрели почти все.

– Расположение? – продолжил спрашивать офицер.

– Сейчас, полагаю, уже добрались до поместья.

– Расскажи, какие в войске подразделения, как расставлены.

Кестрель ответила, радуясь, что ей, похоже, поверили. Все вышло проще, чем она ожидала. Нужно было лишь перемешать правду с ложью и выложить их, точно дощечки, так, чтобы этот человек прошел по ним и ничего не заметил. Но когда Кестрель договорила, последовало затянувшееся молчание.

– Алис, – произнес офицер, – откуда ты?

Она притворилась, что не поняла вопроса:

– Прямиком из лагеря мятежников.

– Я не об этом. Откуда ты родом?

Ее уверенность испарилась. Он что-то подозревает. Кестрель ничего не спросила о разведчице, просто схватила карту с опознавательным знаком и ускакала.

– Разве вы не знаете? – осторожно ответила она.

– Напомни.

Фонарь светил достаточно ярко. Офицер заметит, если она потянется к кинжалу. Кестрель замерла, а потом решила рискнуть:

– Я выросла в колонии. – Вероятность угадать высока: почти вся империя состоит из колоний.

– Но в какой именно?

Кестрель снова зашлась тяжелым, влажным кашлем, пытаясь выиграть время и что-нибудь придумать.

– Я из этих мест. – Разведчики, которых отправили в Гэрран, должны были знать здешний язык. Желательно еще и ориентироваться на местности. Эта разведчица – Алис – довольно молода, как сказал Рошар. И служит в разведке недавно, раз так легко попалась. Если генерал отправил на такое задание неопытную девчонку, значит, у нее есть другие преимущества. Например, знание местности.

– Я тоже жил здесь, – мягко отозвался офицер.

– Да, командир. – Сердце Кестрель колотилось как бешеное.

– Вырос на ферме к западу отсюда. – Он сделал шаг ей навстречу.

Кестрель не сдвинулась с места. Пока офицер еще не мог разглядеть черты ее лица, по крайней мере, она его лица не видела. Но теперь Кестрель обратила внимание на легкий акцент офицера. Она бы тоже так говорила, если бы отец не нанял учителей, которые позаботились о том, чтобы от колониального произношения не осталось и следа. По-валориански Кестрель говорила как столичные придворные.

– Я хочу вернуть свой дом, – добавил офицер.

– Я тоже, – произнесла она хриплым от кашля голосом, слегка изменив произношение – так, чтобы он подумал, будто не сразу расслышал акцент. – Каковы будут дальнейшие указания? – спросила она, стараясь говорить ровно и спокойно. Сердце по-прежнему рвалось из груди.

– Возвращайся на свой участок. Я отправлю генералу твой отчет.

– Есть, – выдохнула Кестрель с облегчением.

– Подожди. – Офицер опустил фонарь на землю и отступил на несколько шагов. – Возьми фонарь.

К горлу подкатил комок страха.

– Командир?

– Возьми фонарь и покажи лицо.

– Но… – Она сглотнула. – Ведь зараза…

– Я только посмотрю. Подходить не стану.

– Риск слишком…

– Солдат, подними фонарь и покажи лицо.

«Доверься мне», – убеждала Кестрель Арина. Она вспомнила, как убедительно звучал ее голос, и попыталась вернуть эту уверенность. В голове промелькнула мысль: возможно, память затем и нужна, чтобы всякий раз мы могли заново собирать себя по частям.

Кестрель медленно подошла к фонарю, сильно наклонив голову, хотя едва ли офицер мог разглядеть ее лицо. Сама она перестала хоть сколько-нибудь различать его черты, как только валорианец поставил фонарь на землю. Кестрель закрыла один глаз: отец научил ее этой хитрости, необходимой в ночном бою при свете факелов или фонарей. Один глаз привыкает к свету, но другой ты держишь закрытым на случай, если огонь погаснет и придется ориентироваться в полной темноте.

– Я не хочу показывать лицо, – сказала она офицеру. – Болезнь меня обезобразила.

– Показывай. Живо.

Кестрель схватила фонарь и разбила его о камень. Офицер выругался. Она уже держала кинжал в руке, когда услышала, как ее противник достает меч из ножен. «Я не хочу убивать», – призналась Кестрель Арину когда-то давно. Но даже если бы она хотела, у нее ничего бы не вышло. Кестрель помнила только свои поражения. В память врезалось, как отец смотрел на нее, а она не могла дать противнику отпор – рукам не хватало сил.

– Кто ты такая?

Офицер шел на Кестрель, выставив меч, осторожно переступая и подслеповато озираясь. Его глаза еще не привыкли к темноте. Но очень скоро он будет ориентироваться и без света. Офицер арестует ее и отвезет в лагерь генерала. Начнутся допросы. Рано или поздно ее заставят ответить, найдут слабые места. Кестрель вспомнила тюрьму, ночной наркотик, грязь и боль. Она представила взгляд отца, когда ее приведут к нему. Кестрель видела эту картину так ясно, будто это происходило прямо сейчас.

Кровь застучала в ушах, внутри все сжалось. Кестрель присела, схватила горсть земли. Офицер услышал и повернулся в ее сторону. Она бросила землю ему в лицо.

«Грязная уловка, – произнес голос генерала у нее в голове. – Это недостойно». Но Кестрель была мастером именно таких выходок. Она увернулась, подскочила к офицеру со спины и воткнула острие кинжала ему под ребра.

– Какой шифр вы используете для передачи донесений? Говори.

– Ни за что.

Кестрель вонзила клинок чуть глубже.

– Я убью тебя.

Но офицер зацепил ее ногу своей и дернул. Кестрель упала на землю, тотчас поднялась, но ощутила холодное острие меча у горла.

– Теперь вопросы задаю я. – Офицер выбил кинжал у нее из рук.

Запела птица. Приближалось утро. Кестрель смутно осознала это и вспомнила о коне, которого привязала в лесу, чем обрекла на верную смерть. Она представила Арина, который наверняка так и не лег спать. Скорее всего, сейчас он сидит и смотрит на небо, на дорогу. Трава под ладонями Кестрель уже была влажной от росы.

Упершись ногами, она отползла подальше от клинка. Острие последовало за ней. Кестрель увидела, что в руках у офицера аксинакс, меч с укороченным лезвием для сражений в лесах. Она отшатнулась, в спину уперся острый камень. Кестрель почему-то подумала о фортепиано. В памяти возник музыкальный отрывок, который она уже очень давно не играла, но обожала за резкие перепады между высоким и нижним регистром. Кестрель любила скрещивать руки, будто ныряя правой в темную пропасть низких нот. Это было довольно просто. Несмотря на маленький рост, у Кестрель были длинные пальцы и руки.

Она пошарила ладонью у себя за спиной и нащупала тот самый острый камень, что ткнулся ей в спину. Кестрель размахнулась и ударила офицера по руке, в которой он держал меч. Тот вскрикнул. Клинок выпал, задел бедро Кестрель, разрезав штанину, и упал на землю. Ногу пронзило болью. Но Кестрель уже вскочила и ударила офицера камнем по лицу. Раздался хруст кости. Пальцы, сжимавшие камень, покрылись чем-то липким и теплым. Под кожаный наруч потекла кровь. Офицер повалился на землю. Кестрель отбросила камень.

Птицы совсем обезумели. Теперь их был целый хор. Рана на бедре горела, а кровь покрыла руку, точно перчатка. «Я не хочу убивать», – сказала она однажды Арину. Кестрель окунулась в воспоминание: вот она сидит в музыкальной комнате напротив него. Открытое окно слегка поскрипывает рамой. Осенний воздух дышит теплом. На столе лежат, перевернутые лицом вверх, дощечки для игры в «Зуб и жало».

У Кестрель задрожали руки. Она уже готова была потерять самообладание. И что же теперь? Ее план и так почти рухнул. Нужно спасать ситуацию. Проверить тело, убедиться, что враг не дышит. Все верно, мертв. Затем осмотреть себя. Кестрель отогнула надорванную ткань штанины. Кровь текла из раны, было больно, но вроде бы ничего страшного. Кестрель, по крайней мере, держалась на ногах. Испачканную кровью руку она вытерла о землю. Теперь палатка. Скорее. Пошатываясь, Кестрель добралась до маленького укрытия, где находились вещи офицера. Соломенный тюфяк. В клетке спит ястреб с кожаным клобуком на голове. Скамеечка и стол, где лежат документы, счеты и перо и стоит чернильница.

Кестрель кинулась к бумагам, схватив первую попавшуюся страницу, и тут же ее уронила. Человек, которого она убила, писал письмо матери. Внутри у Кестрель все сжалось. Но нужно было искать дальше. Забыть о проломанном черепе врага. Она просмотрела каждую страничку, пытаясь найти хотя бы одно зашифрованное сообщение. В валорианской армии существовало несколько систем кодировки. Нужно было понять, какой из них пользовался этот офицер. Может, Кестрель узнает шифр и что-то вспомнит, сможет разобрать послание. Но на столе ничего не было, только письмо к матери и пустые листы.

Кестрель, прихрамывая, выбралась наружу. В утренних сумерках она увидела проломленный лоб мертвеца, растекшийся глаз. Кестрель заставила себя обыскать труп и нашла офицерскую печать. Она испытала прилив облегчения – печать может пригодиться. Жаль, нет образца шифра. Кестрель надеялась, что сумеет подделать донесение. Это невозможно, глупая затея. Она не знала шифров, не имела даже понятия, как звали убитого ею офицера. Она была готова разрыдаться.

Кестрель вернулась в палатку и села на скамейку. Из пореза на ноге продолжала сочиться кровь. Нужно перевязать, но нечем. Ястреб на жердочке пошевелился, переступая с лапки на лапку. Его перья тихо шуршали, коготки царапали дерево. Кестрель, почти предавшись отчаянию, посмотрела на него. Потом ее взгляд упал на счеты – деревянные бусины на тонких металлических стрежнях, которые использовали счетоводы.

Кестрель коснулась бусины. В голове вспыхнуло воспоминание. Она открыла чернильницу, взяла чистый лист. Просмотрев письмо офицера, Кестрель поняла, как подделать его почерк. Она обмакнула перо в чернила и написала первую строчку шифра.