Текст книги "Поцелуй победителя"

Автор книги: Мари Руткоски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

26

Конь с трудом, опустив голову, поднимался к лагерю на холме. Солнце уже давно встало. Приближался полдень, день обещал быть жарким. У Кестрель сжималось сердце, когда она слышала хриплое дыхание животного. Нельзя было так его загонять. Но ее нога… Рана перестала кровоточить. Разорванная штанина, пропитанная кровью, присохла к порезу, который продолжал саднить. Кожа вокруг него горела огнем. Чтобы осмотреть воспаление, придется отдирать ткань.

Конь замедлил шаг, потом вовсе остановился. Кестрель больше не могла его подгонять. Она шевельнулась было, чтобы выбраться из седла, и тут же поморщилась: рана, потревоженная движением, снова открылась. Жажда замучила. От жары к горлу подкатывала тошнота. Еще возле палатки Кестрель вылила часть воды из фляги на рану. Потом, добравшись до коня, она дала ему немного попить из горсти и продолжала делать это по дороге, пока вода не закончилась. Кестрель уже видела бледные верхушки палаток на склоне холма. Она почти добралась. Бедный конь и впрямь больше не может идти. Кестрель снова попыталась выбраться из седла, как вдруг услышала свое имя.

Арин спускался к ней по крутому склону, то и дело поскальзываясь и с трудом удерживая равновесие. Ветер трепал его волосы, раздувал рубашку. В какой-то момент Арин перешел на бег. Кестрель подумала, что, наверное, бог смерти и впрямь его оберегает, а может, бог ловкости, или высоты, или горных козлов. Иначе он бы не смог пробежать по такому отвесному склону, не споткнувшись и не сломав себе шею. Это было как-то несправедливо по отношению к Кестрель, которой такой ловкости боги не дали.

Арин подбежал к ней. Его волосы взмокли. Несмотря на загар, который он приобрел по пути на юг, сейчас его лицо казалось бледным. Под глазами залегли тени. Арин не спал всю ночь. Сначала он заметил окровавленные пальцы Кестрель, поскольку не видел ее с левой стороны. В глазах Арина отразилось то же, что испытала бы сама Кестрель, если бы действительно повредила руку. Она не смогла бы больше играть, как прежде, спотыкаясь там, где раньше порхала. Он принялся сдирать с ее руки наручи, ругая неподатливую шнуровку.

– Это не моя кровь, – сказала Кестрель.

– Ты не ранена?

– Только левая нога.

Арин обошел коня и молча осмотрел порез.

– Ну ладно, слезай, – произнес он наконец и помог ей спуститься. – Я тебя донесу.

Его слова прозвучали как вопрос.

– Не надо. Рошар увидит и будет дразнить нас до скончания века. – Кестрель улыбнулась, надеясь увидеть ответную улыбку. Ей не нравилось, с какой тревогой Арин смотрит на нее, сжав губы и нахмурившись.

Но вместо того, чтобы улыбнуться, он сжал лицо Кестрель в ладонях. В его глазах отразилось необыкновенное чувство, похожее на мрачное восхищение. Так смотришь на жуткий шторм, который изорвал небеса в клочья, но не тронул тебя, не уничтожил все, что ты любишь.

Кестрель охватило беспокойство, которое медленно разгоралось, вызывая тошноту. Как нелепо! Она знала, что может в любой момент коснуться его губ своими, обветренными и пересохшими, и убедиться, что Арин ее любит. Но разобраться в своих чувствах Кестрель по-прежнему не могла. Рана заныла от боли.

– Не вздумай тащить меня на руках, – пригрозила она шутливо. – Но, так и быть, разрешаю помочь мне взобраться на холм.

С конем в поводу они начали медленно подниматься к лагерю. Арин, придерживая Кестрель за плечи, привел ее к своей палатке.

– Я думаю… – Он помедлил. – Лучше внутри. Конечно, если не хочешь, можешь остаться снаружи, но… – Арин покосился на ее окровавленное бедро. – Штаны придется снять. Я могу привести кого-нибудь…

– Нет. Лучше ты.

Арин на мгновение посмотрел ей в глаза и тут же отвел взгляд. Кестрель вошла в палатку. Ткани на полу не было, только трава и спальный мешок. Она села на землю. Арин заметил ее пересохшие губы.

– Тебе нужно попить, – решил он и вышел.

Вернулся Арин с флягой, тазиком воды, какой-то баночкой и чистыми бинтами. Кестрель припала к воде, чувствуя, как живительная влага стекает по стенкам горла, и постаралась сосредоточиться на этом прекрасном ощущении. Только бы не думать о нем.

Арин опустился на колени. Кестрель отложила фляжку. Порез глухо ныл, но она едва замечала боль: ее отвлекала близость Арина и бешеный стук собственного сердца. Снаружи звенели цикады. Он расстегнул ее доспехи и осторожно снял.

– Других ран нет?

– Только нога. – На мгновение она испытала облегчение, избавившись от брони, но тут же почувствовала себя беззащитной.

Арин сидел, не двигаясь. Кестрель догадалась, что нужно сделать дальше, и потянулась, чтобы расстегнуть штаны.

– Постой, – сказал Арин. – Можно… – Он смолк, но потом договорил: – Не снимая.

Арин взялся за ткань в том месте, где был разрез, и потянул за края, отрывая штанину по кругу. Вскоре ему удалось отделить материю, если не считать того места, где она присохла к ране. Арин полил порез водой.

– Сейчас будет больно.

– Давай уже.

Он оторвал ткань от раны. Кестрель втянула воздух сквозь зубы. Полилась кровь. Арин стянул оторванную штанину, обнажив ногу Кестрель почти целиком, и плеснул воды на рану.

– О!

– Что?

Все это время она смотрела на его темную макушку, но наконец он поднял голову и улыбнулся:

– Все не так плохо.

Кестрель покосилась на вытекающую из пореза кровь.

– В смысле, – торопливо добавил Арин, – зашивать не придется. Это здорово. Разумеется, ничего хорошего в самой ране нет, и я понимаю, что тебе больно…

Кестрель рассмеялась:

– Арин, я тоже рада, что все не так уж плохо.

Он принялся промывать порез. Вода окрасилась в розовый цвет, а на земле образовалось влажное пятно. Арин промокал кровь бинтом, и это причиняло сильную боль. Однако его прикосновения были очень осторожными и умелыми, так что, когда он открыл баночку с непонятной белой мазью и начал смазывать порез, Кестрель спросила:

– Ты научился лечить раны на войне?

Арин склонился над ней, сосредоточившись на своем занятии.

– Отчасти да. Что-то узнал из книг. Или… – Он резко замолчал.

– Арин?

– В годы рабства нам приходилось самим заботиться о себе. И о товарищах. Когда поранимся.

– Ты имеешь в виду, когда господа вас били.

Он пожал плечами и потянулся за бинтом.

– Я должна была сама догадаться. Зря спросила.

– Ты можешь спрашивать у меня все что хочешь.

Мазь была прохладной. Кожу слегка покалывало. Все тело Кестрель мгновенно расслабилось, словно радуясь отсутствию боли. Арин наложил на рану повязку и начал обматывать бинт вокруг бедра. Кестрель следила взглядом за мотком марли. Арин задел ее бедро ладонью, шершавой и теплой. В палатке повисла тишина.

Наконец весь бинт размотался. Арин пропустил его кончик через нижние слои и закрепил. Все было готово, однако он не двигался с места. Его ладони лежали у нее над коленом, а пальцы гладили край повязки.

– Так лучше?

Напряжение исчезло, Кестрель чувствовала, как ее тело оживает. Отвечать не хотелось, ведь тогда Арин уберет руки.

– Кестрель?

– Да, – с неохотой ответила она. – Лучше.

Он по-прежнему не шевелился. За стенами палатки не умолкал треск цикад. Арин встретился взглядом с Кестрель. Его глаза тонули в тени. Пальцы выводили на коже узоры, которые уже не имели отношения к обработке раны. Казалось, следы его прикосновений остаются на коже сияющими линиями.

У Кестрель перехватило дыхание. Услышав ее прерывистый вздох, Арин тут же отпрянул, поднялся и за один шаг оказался в противоположном углу палатки. Кестрель не успела даже слова произнести, да и что она могла бы сказать? Арин сел на пол возле своего спального мешка.

– Что случилось на перевалочном пункте?

Кестрель окунула руки в таз, где еще осталось немного воды, и сосредоточенно принялась оттирать кровь. Сияющее чувство растаяло. «Все это не к месту, – упрекнула она себя, – и мешает. И почему именно сейчас? Что с тобой не так? Разве ты не можешь уважать просьбу друга, который просил его не использовать? Почему внутри вспыхивают искры, когда ты видишь, что он борется с искушением? Или ты надеешься, что ему надоест бороться? Он поддастся, и это принесет вам утешение. Но нет, это не спасет ни тебя, ни его».

Кестрель ополоснула руку и рассказала Арину все, что произошло после того, как она покинула лагерь, до момента, когда она ударила офицера камнем по лицу.

– Я убила его, – призналась Кестрель и хотела продолжить, но замолчала в нерешительности.

Арин нахмурился:

– Ты винишь себя.

– На нем даже доспеха не было.

Арин нетерпеливо отмахнулся:

– Сам виноват.

– Я была ему дорога.

– В каком смысле?

– То есть не я, а та разведчица, Алис. Он беспокоился за нее.

– Не хочешь ли ты сказать, что жалеешь о его смерти, потому что он был хорошим человеком?

– Это был человек. А теперь он мертв. Я его убила.

– Я рад, что ты это сделала.

– А я нет. – Кестрель разозлилась.

– Ты хоть понимаешь, – в голосе Арина зазвучали суровые нотки, – что он сделал бы, не убей ты его?

– Если бы офицер собирался это сделать, у него получилось бы. Но он не хотел. И только поэтому я…

– Он не думал убивать тебя, потому что планировал взять в плен!

– Я знаю. Но мне все равно жаль.

– Ладно, только не проси меня разделять это чувство.

– Я и не собираюсь.

– Если бы он взял тебя в плен… – Арин замолчал на мгновение, а потом продолжил: – Они убийцы. Рабовладельцы. Грабители. Мне их не жаль.

– То есть ты никогда не жалел о том, что убил кого-то?

Глаза Арина сверкнули, в них словно промелькнул призрак каких-то минувших событий.

– Теперь не стану.

Кестрель всмотрелась в его лицо. Гнев растаял: она вспомнила, как сильно различается их прошлое. Раны Арина были намного глубже. Кестрель невольно надавила на больную точку.

– Я тебя расстроила.

– Да. Мне неприятно слышать, как ты винишь себя, потому что защищалась от того, кто хотел причинить тебе боль.

– Дело не только в этом.

Арин уставился на свои ладони, на которых остались капли ее крови.

– Ты еще можешь передумать. В этом нет ничего плохого. Тебе не обязательно участвовать в войне.

– Обязательно. И я не передумаю.

– У тебя не было другого выхода, – мягко произнес Арин. – Или он, или ты.

Кестрель взглянула на свою забинтованную ногу, на мокрую траву под ней. Подумала о своем прошлом, обо всей жизни.

– Я хочу, чтобы всегда был третий вариант.

– Тогда мы должны построить мир, в котором так и будет.

Когда Рошар увидел ее с разорванной штаниной в сопровождении Арина у входа в свою палатку, его глаза весело засверкали. Кестрель была уверена: принц непременно пошутит о том, что Арину давно пора было сорвать с нее одежду. Потом Рошар съязвил бы о том, что Арин не сумел довести дело до конца («Всего одна штанина? Да ты лентяй, Арин!»), или упрекнул бы его в излишней скромности. А возможно, принц принес бы свои соболезнования по поводу преждевременной кончины таких хороших штанов и спросил бы, не полезла ли она под меч намеренно.

– На перевалочном пункте все пошло не по плану, – сообщила Кестрель, покраснев.

Это и так было очевидно, но она хотела сразу направить разговор в нужное русло, чтобы Рошар ни в коем случае не начал спрашивать о том, что произошло (и не произошло) в палатке.

– Она ранена, – добавил Арин, который – хотя об этом трудно было догадаться – тоже смутился.

– Не страшно, – отмахнулся Рошар. – Всего лишь царапина, иначе она бы здесь не стояла.

– Кстати, ты бы мог предложить ей присесть, – сказал Арин.

– Видишь ли, мой милый гэррани, у меня в палатке всего два стула, а нас трое. Хотя, полагаю, Кестрель может устроиться у тебя на коленях.

Арин бросил на него испепеляющий взгляд и шагнул внутрь палатки.

– Я мог бы и что похуже сказать, – возмутился Рошар.

– А мог бы и промолчать, – отрубила Кестрель.

– Ну, это совсем на меня не похоже.

Отвечать она не стала. Когда все наконец расположились в палатке (Арин остался стоять), Кестрель подробно рассказала о произошедшем.

– Я написала послание генералу, – закончила она, – и отправила ястреба.

– Сколько у валорианской разведки шифров? – спросил Рошар.

Кестрель поскребла ногтем деревянный подлокотник.

– Много. Я точно не знаю. Возможно, я забыла что-то из того, чему меня учил отец. Или он рассказывал мне не все. К тому же за прошедшее время могли придумать новые шифры.

– То есть вероятность того, что ты правильно подобрала шифр для послания, не слишком-то велика, верно?

– Да.

– А как ты решила, какой выбрать? – поинтересовался Арин.

– У офицера в палатке стояли счеты. Это странно, если только он не занимался учетом продовольствия, но это обычно делается в главном лагере, где и хранятся припасы. Я вспомнила численный шифр. Возможно, счеты нужны были для того, чтобы правильно высчитывать шифровальные символы.

– В противном случае, – вздохнул Рошар, – твой отец прочитает послание, увидит, что шифр не тот, и отправит кого-нибудь на перевалочный пункт, где обнаружится мертвый офицер.

– Если и так, – возразил Арин, – наше положение будет ничуть не хуже, чем раньше.

– А вот и нет. Генерал поймет, что письмо – уловка, и сделает все наоборот. Он пойдет не по главной дороге, а обходными путями через лес, где от наших пищалей будет мало толку. Там мы будем лишены преимущества, которое дает главенствующая позиция на местности. И ты это знаешь.

Арин смолк, смущенно поглядывая на Кестрель. Да, он прекрасно осознавал это, как и она сама. От того, что Арин попытался преуменьшить значение ее ошибки, стало только хуже. Он ведь понимал, насколько все серьезно на самом деле. Рошар откинулся на спинку скрипучего стула и перевел взгляд с Арина на Кестрель. Глаза принца, подведенные свежей зеленой краской, блестели, как черная глазурь.

– А хороших новостей у тебя нет?

– В моем послании не было ничего о том, что мы планируем использовать зараженные трупы во время обороны. Мне пришлось придумать эту ложь для офицера, чтобы удержать его на расстоянии. Но, когда я его убила, необходимость в выдумке отпала. Поместье покажется валорианской армии совсем легкой добычей.

– При условии, что твой отец проглотит наживку.

– Она сделала что могла, – встрял Арин.

Обезболивающий эффект мази, нанесенной на рану, постепенно сходил на нет. Кестрель потерла повязку, рассматривая переплетения бинта, и попыталась сглотнуть горькое чувство поражения. От того, что Арин защищал ее, становилось только хуже.

– Я знаю, – сказал Рошар, – но у нас мало солдат. Не получится ждать в двух местах одновременно. Генерал пойдет на Эррилит. В этой битве я не желаю стоять в оборонительной позиции. Мы не можем себе этого позволить. Если сражение произойдет здесь, высота холмов сыграет в нашу пользу, но численное преимущество остается на их стороне. Валорианцы могут окружить нас. Мне нравилась идея напасть на них на дороге, потому что так у нас был шанс запереть их в ловушке, зажать в тиски, чтобы они не могли сдвинуться с места.

– Тогда доверься ей.

Кестрель удивленно взглянула на Арина.

– Придумав такой план, она пошла на отчаянный риск, – покачал головой Рошар.

– Да, но решение принимала она, – возразил Арин. – Поэтому мне кажется, что нам повезет.

Войско должно было сняться с лагеря на рассвете. Арин исчез среди повозок с припасами, Кестрель же отправилась к реке, чтобы смыть кровь и пот и переодеться. Кестрель старалась ни о чем не думать. Она рассматривала листья деревьев, которые шелестели на ветру, то и дело поворачиваясь бледной внутренней стороной кверху. Журчала вода. Пели цикады. Потом Кестрель вернулась в лагерь.

Арин достал точильный станок и, похоже, теперь перебирал запасное оружие, которое хранилось в одной из повозок. Он внимательно осматривал каждый клинок, и один меч заставил его нахмуриться. Арин под углом приложил лезвие к шлифовальному камню и запустил станок. Раздался резкий звук. В какой-то момент Арин поднял взгляд и увидел Кестрель. Станок остановился. Она подошла поближе:

– У нас есть дакранские кузнецы. Мог бы доверить эту работу кому-то из них.

– Но я-то сделаю лучше. – Арин смазал клинок маслом и как следует растер. – И потом, мне нравится эта работа. – Он протянул измазанную маслом руку. – Можно?

Сначала Кестрель не поняла, чего хочет Арин, но потом сообразила, достала из ножен кинжал, который он для нее сделал, и протянула ему. Арин осмотрел клинок с удивлением и одобрением.

– Ты хорошо о нем заботишься.

Кестрель забрала оружие.

– Как же иначе? – Слова прозвучали резко, голос дрогнул.

Арин взглянул на нее и примирительно ответил:

– Ну конечно. Может, про это и поговорка есть? «Валорианка всегда заботится о клинке» или что-то в этом духе.

– Я забочусь о нем, – возразила Кестрель со смесью грусти и раздражения, – потому что ты выковал его для меня.

Ее расстроило, что Арин так удивился состоянию оружия. Она винила себя, злилась на свои смешанные эмоции. Кестрель почувствовала себя жалкой, когда Арин защищал ее перед Рошаром. Не только потому, что стыдилась своей неудачи, но и потому, что помнила, как попросила Арина довериться ей. Теперь он доверял ей безоговорочно, однако на его просьбу о взаимности Кестрель так и не ответила. Она покачивалась, точно маятник, между влечением, в котором была уверена, и страхом большего.

«Я люблю тебя», – говорила Кестрель отцу. Мольба, извинение, но в то же время и факт: восемнадцать лет любви. Неужели это ничего не значило? Ничего не стоило? Да, так и есть. Кестрель поняла это, когда отец оттолкнул ее от себя. Она нашла ответ на свой вопрос на земляном полу темницы в тундре. Услышала его в треске ткани, когда на ее спине разорвали грязное платье.

Кестрель подумала о ястребе, который, должно быть, уже добрался до генерала. Она представила, как птица огибает деревья, планируя вниз. Когти обхватывают поднятый кулак. Отец разворачивает зашифрованное послание. Перед ним раскрывается ловушка. «Давай, попадись же», – заклинала Кестрель. «У тебя талант к стратегии», – сказал ей когда-то генерал. Пришло время в этом убедиться. «Смотри, на что я способна. Вот во что ты меня превратил».

– Кестрель… – Голос Арина прозвучал неуверенно.

Она вдруг представила, как, должно быть, выглядит со стороны. Кинжал в руке, ураган эмоций в глазах… Когда Арин попытался что-то сказать, Кестрель его перебила:

– У тебя еще осталась та мазь?

– Да. – Он пошарил рукой под кожаным фартуком, который нацепил поверх одежды, и извлек из кармана уже знакомую баночку. – Надо было сразу тебе предложить. Я… отвлекся. Забыл.

Кестрель взяла мазь и ушла.

Обычно ей нравилось сидеть у себя в палатке. Там она могла скрыться от чужих глаз. Она помнила, что еще до тюрьмы постоянно находилась у всех на виду. Несомненно, именно в столице Кестрель стала средоточием взглядов, но даже в Гэрране, когда он еще был колонией, она чувствовала, что на нее смотрят. Хорошо, что хотя бы здесь она лишена внимания. Кестрель словно заворачивалась в кокон из грубой ткани, сквозь которую, сияя, пробивалось солнце. Однако теперь, прислушиваясь к шуму лагеря – разговоры на двух языках, ржание лошадей, стрекот птиц и насекомых, скрежет точильного станка, – Кестрель почувствовала то же, что в первый день, когда Арин поставил для нее палатку: одиночество.

Кестрель сняла штаны и размотала бинт. После купания в реке он был влажным и тяжелым. Порез не кровоточил и почти не болел, но она все равно нанесла новый слой мази. Когда неприятные ощущения совсем притупились, Кестрель вспомнила ночной наркотик. Сердце тоскливо сжалось. Она все еще скучала по его вкусу и усыпляющим свойствам. Кестрель размазала крем по ноге в том месте, где к ней прикасался Арин. Кожа онемела. Потом Кестрель снова забинтовала рану и представила, как наступит утро. Она соберет палатку, все свои вещи и отправится на юг сражаться с родным отцом.

27

Войско снова разделилось. Часть солдат отправили в Эррилит: они должны были подготовить его как будто к осаде. Если отец Кестрель поверил донесению, он вышлет разведчиков, чтобы собрать сведения о поместье. Рошар отправил туда большую часть обоза, а также все пушки, хоть это и было рискованно.

– Главное – быстрота и легкость!

Голос принца звучал так, будто он сделал ход в забавной игре, а не принял непростое и опасное решение отказаться от основной артиллерии. Но сейчас важно сделать их маленькое войско незаметным, насколько это вообще возможно. Скорость тоже играла большую роль, а тащить пушки по такой местности было не слишком удобно: нужно пробраться на юг через лес и подняться на холмы у главной дороги.

– Меня беспокоят деревья, – сказала Кестрель Рошару вечером того дня, когда они выдвинулись на юг.

Над головами кружили ириэли, выписывая причудливые узоры на фоне фиолетового неба в погоне за мошкарой. Кестрель бросила карту на траву. На вертеле над костром жарился кролик. Арин проткнул его ножом, проверяя готовность, но мясо еще было слишком розовым. Он подкинул в костер смолистых сирриновых веток, которые тут же вспыхнули синеватым огнем.

– В каком смысле? – Рошар посмотрел на свои карты и издал разочарованный стон.

Но Арин, который следил за их игрой, не принимая в ней участия, уже догадался, о чем думает Кестрель.

– Нам нужно встать под прикрытие деревьев, – объяснил Арин за нее, – но они будут мешать стрелкам с пищалями. Прицельной стрельбы по дороге не получится.

– Значит, нужно вырубить их. – Рошар сделал ход. – Пожалуй, подлеска нам хватит, если залечь и не высовываться.

Кестрель щелкнула зубами, выражая неодобрение по-дакрански.

– Это ты от меня нахваталась, – с довольным видом заявил принц. – А теперь признавайся, ты пометила карты?

– Я не жульничаю, – холодно ответила она.

– Деревья рубить нельзя, – отрезал Арин.

– Сосредоточься, – велела принцу Кестрель, сгребая карты, которые он бросил на траву.

– На самом деле я тебе поддаюсь. Я все время это делаю.

– Разумеется, рубить нельзя, – согласилась с Арином Кестрель. – Мой отец заметит внезапно образовавшуюся просеку. Это все равно что написать огромными буквами: «Мы здесь».

– А что, если… – задумчиво произнес Арин.

Кестрель подняла на него взгляд:

– У тебя есть идея?

– Сколько у нас веревки?

– Двести двенадцать отрезов.

– Ты что, пересчитывала запасы? – удивился Рошар.

– Да, – пожала плечами Кестрель.

– И что, наизусть все помнишь?

– Да.

– А сколько у нас зерна для лошадей?

– Шестьдесят два мешка. Ходи, чего тут думать. Все равно проиграешь.

– Отвлечь ее от игры почти невозможно, – усмехнулся Арин.

– Что ж, тогда сыграй с победительницей, – предложил Рошар, – а я у тебя поучусь.

Арин снова проверил кролика и снял вертел с костра:

– Нет.

Кестрель не ожидала такого ответа и почувствовала укол разочарования.

– Почему нет? – не сдавался Рошар.

Арин принялся срезать мясо с костей на жестяную тарелку. Кестрель, которая сомневалась, что хочет услышать ответ, поспешила задать другой вопрос:

– Так зачем тебе веревки?

– Пусть Арин удивит нас, – усмехнулся Рошар. – У нас с ним всегда так: он придумывает что-то гениальное, а лавры достаются мне.

– Ну же, скажи, – попросила Кестрель.

Арин поставил тарелку на землю.

– Я не стану с тобой играть, потому что, даже когда я выигрываю, все равно чувствую себя проигравшим. Для нас с тобой это всегда больше чем игра.

Рошар, который полулежал на боку, опершись на локоть и подперев щеку рукой, приподнял брови и посмотрел на Кестрель.

– Я спрашивала про веревки, – пробормотала она.

Принц перевел взгляд с нее на Арина.

– Да, веревки. Давайте все-таки перейдем к делу, если вы не возражаете.

Все заняли позиции. Кестрель ждала вместе со стрелками под прикрытием не слишком густого перелеска на склоне холма, откуда открывался вид на дорогу. Ветерок шелестел кронами. Деревья поскрипывали. Стрелки, в основном гэррани, с беспокойством посматривали на конструкции, которые придумал Арин. Солдаты почти весь день орудовали двуручными пилами, какие нашлись в обозе. Также в ход пустили топоры и, конечно же, веревки. Арин обвязывал стволы и крепко прибивал веревки к земле с помощью кольев. К каждому дереву нужен был особый подход: приходилось учитывать высоту, толщину и наклон, по-разному натягивая веревки. Когда деревья закрепили, солдаты подпилили их у корней, но не до конца.

– Как только валорианцы подойдут, – пояснил Арин, – мы перерубим веревки.

– Ты явно желаешь моей смерти, – вздохнул Рошар. – Какой позор. Принцу подобает погибнуть в бою, а не пасть жертвой поваленного дерева. Ты наверняка напутал что-нибудь с веревками.

Арин улыбнулся уголками губ. В воздухе висела древесная пыль.

– После всего, что мы пережили, – произнес он, обращаясь к Кестрель, – я не дам тебя в обиду какому-то дереву.

– Меня, – поправил Рошар. – Ты имел в виду меня.

Но Арин уже ушел. Принц удалился в противоположном направлении.

План заключался в том, чтобы ждать в засаде.

– Как генерал выстроит войска при движении по такой дороге? – спросил Рошар у Кестрель, когда они обсуждали детали.

Она задумалась, не отрывая пальцев от карты.

– Никогда нельзя знать наверняка, – предупредил Арин.

– Я скажу, что сделала бы на его месте, – ответила наконец Кестрель. – Сама я встала бы в первые ряды с конными офицерами. Новобранцев можно поместить за обозом, который находится в середине строя. Замыкает колонну пехота в сопровождении нескольких доверенных офицеров. Я бы выбрала тех, кто не станет возмущаться, оказавшись в задних рядах, – опытных и хороших воинов. По бокам нужны арбалетчики и лучники на случай атаки с холмов. Генерал понимает, что стоит ожидать вылазок. Это логично. Если бы мы действительно готовились к осаде в поместье, то непременно выслали бы небольшие отряды, чтобы помешать врагу в пути. Отец будет ждать нападения на обоз. Уничтожить его – значит лишить армию возможности идти дальше. Генерал это понимает, так что сам факт атаки его не удивит. Но он не знает, что солдат много и у нас есть оружие, которому нечего противопоставить. Это и есть наши козыри.

– Значит, надо дать ему то, что он ожидает, – сказал Арин. – Небольшой отряд должен напасть на первые ряды и отвлечь генерала, пока наши основные силы будут готовиться к атаке на арьергард.[5]5
  Арьергард – часть войска, защищающая главные силы от нападения сзади.


[Закрыть] Возможно, генерал подтянет силы вперед, и нам удастся отрезать их от центра. Офицеры обычно одеты в металлические доспехи, так что из пищалей лучше бить по центру колонны и арьергарду. Пусть стрелки постараются уложить как можно больше врагов возле обоза, где, да помогут нам боги, валорианцы держат пушки.

– Небольшой отряд для нападения на первые ряды, – задумчиво протянул Рошар. – Самоубийственное задание. Как раз для тебя, Арин.

– Но… – начала было Кестрель.

Мужчины обернулись. По тому, как упрямо Арин поджал губы, она поняла, что он сам этого хотел, принц лишь озвучил его желание. Взгляд Арина помрачнел. Его глаза странно сверкали, отчего у Кестрель по спине побежали мурашки. Она почти готова была поверить в бога смерти, о котором говорил Арин. Может, он прямо сейчас нашептывает что-то своему избраннику.

– Войском командуешь ты, – напомнила Рошару Кестрель. – Твое место впереди. Арин может повести атаку на арьергард.

Принц усмехнулся:

– Нет уж, все самое приятное я заберу себе. А ты, милый призрак, останешься со стрелками.

Руки Кестрель сжались в кулаки.

– Ты ставишь меня в самое безопасное место.

– Я ставлю тебя туда, где ты не попадешься на глаза отцу.

Кестрель представила, что будет, если отец увидит ее. А если не увидит? Оба варианта поразили ее.

– Ты для нас не хуже пищалей, – объяснил Рошар. – Секретное оружие. Должно быть, генерал уже знает, что ты сбежала, и понимает, куда отправилась, если только выжила в тундре. Но догадается ли он, что ты здесь, с армией? Возможно. Он может узнать твой почерк в том, как мы ведем войну, даже не видя тебя. Но я бы предпочел думать и уверен, Арин со мной согласится, что генерал ничего не знает наверняка.

Кестрель открыла рот, чтобы возразить.

– Ты дала мне клятву, – с довольным видом добавил Рошар. – Валорианка всегда держит слово.

Видя, что Кестрель побледнела от гнева, принц широко улыбнулся и ушел.

– Ты тоже за то, чтобы я осталась со стрелками? – спросила она Арина.

– Рошар прав.

– Он принимает решения, исходя из собственной выгоды.

Арин нахмурился.

– То, что Рошар оставил тебя со стрелками, ничего ему не дает.

– А то, что он отправил тебя атаковать первые ряды?

– Иногда Рошар любит прикинуться эгоистичным принцем, и никто уже не ждет от него ничего иного. Но он принимает верные решения. Для меня Рошар выбрал то, что я предпочел бы сам. Я хочу вести атаку на первые ряды.

Кестрель вспоминала эти слова теперь, стоя в перелеске со стрелками, которыми должна была командовать. Тогда ей страстно хотелось объяснить, как потрясла ее попытка влезть в голову к генералу. Страшно осознавать, насколько они с отцом похожи. Кестрель хотела спрятать свой страх в фарфоровую шкатулку и отдать ее Арину. «За тебя я тоже боюсь, – сказала бы она. – Что станет со мной, если я тебя потеряю?» «На войне не место страху», – прозвучал в памяти голос отца.

– Будь осторожен, – попросила Арина Кестрель.

Он улыбнулся. Сейчас он скрывался где-то там, за поворотом пустой дороги. Светило солнце. Стрелки зарядили пищали. Кестрель сжимала в руке кинжал. Звон цикад. Шелест птичьих крыльев. Может, отец догадался, что послание подделали, и не попался на крючок? Дуновение ветра. Время ползет медленно, как капелька пота по спине.

Все тело ныло от вынужденной неподвижности. Кестрель казалось, будто ее и всех стрелков объединило странное чувство – паутина из невидимых нитей, которые натягивались от малейшего шороха, но потом снова расслаблялись от жары и ожидания. Сон, ожидание, мгновенный испуг, ожидание, сон.

Кестрель с солдатами пряталась среди папоротников и мелкой поросли. Дула пищалей были опущены. Небольшие восточные арбалеты держали наготове. По стволу дерева сиррин стекал оранжевый сок. Его тонкие, липкие веточки свисали вниз. Кестрель смотрела на дорогу. «Тук-тук-тук», – застучала птичка по коре дерева. В листве зашелестел ветер. А потом донесся сначала далекий, потом приближающийся… грохот тысяч сапог по мощеной дороге.