Текст книги "Поцелуй победителя"

Автор книги: Мари Руткоски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

16

Теперь стало ясно, почему Рошар остался в городе. Он ждал сестру. Королева оказалась совсем не такой, какой Кестрель ее представляла. Она выглядела не старше Рошара. Кестрель поехала в гавань со всеми домочадцами Арина, поддавшись любопытству. Оказавшись в толпе, она заметила, что на нее все глазеют. Кестрель не знала, какая молва ходила о ней в народе, но, так или иначе, и гэррани, и дакраны смотрели с восхищением, не смея заговорить с ней.

Рошар бросил на Кестрель взгляд, когда проезжал мимо нее по пути в город. Она не поняла, что означало выражение его лица. На секунду в глазах принца будто мелькнуло беспокойство, но потом он отвернулся и поскакал вперед. Теперь, стоя на причале рядом с сестрой, Рошар выглядел так, словно пребывал в самом прекрасном расположении духа. Он, по-видимому, рассыпался в любезностях, но Кестрель не слышала слов, да и в любом случае ничего бы не поняла. Она не знала их язык.

Отец когда-то хотел, чтобы Кестрель выучила дакранский. Внезапное воспоминание вызвало прилив тошноты. Генерал заставлял ее, а Кестрель упиралась. «Опасно не знать язык врага, – говорил он. – Когда ты пойдешь воевать…» – «Я не пойду». Слова дрожали у нее в голове.

Кестрель не хватало Арина. Ей хотелось знать, какое мнение он составил бы о девушке, стоявшей сейчас на причале. Потом Кестрель вспомнила, что Арин и так уже знаком с королевой, причем довольно близко, раз сумел уговорить ее вступить в войну на стороне Гэррана.

Королева (из разговора в толпе Кестрель узнала, что ее зовут Инишанавэй) молча выслушала брата. Ее лицо оставалось неподвижным, что делало его еще более притягательным. Пухлые губы, миниатюрные уши, похожие на украшения, небольшой нос. «Да, она красива», – решила Кестрель, не понимая, почему эта мысль так больно уколола ее.

Она пожалела, что с ней нет коня. Кестрель оставила Ланса на рыночной площади и дошла до гавани пешком. Теперь ей хотелось поскорее уехать отсюда. Сейчас же. Как глупо! Если Кестрель вдруг почувствовала себя маленькой и жалкой, то в этом никто не виноват, кроме нее самой. Не нужно сравнивать себя с кем-то, если знаешь, что не выдержишь сравнения. Она вдруг осознала, почему черты лица королевы показались ей знакомыми. Не потому, что она была похожа на Рошара, хотя теперь Кестрель это заметила. Все дело в их младшей сестре, с которой Кестрель познакомилась при дворе. Риша, восточная принцесса, младшая из троих детей, возлюбленная валорианского принца… который был помолвлен с дочерью генерала.

У Кестрель закружилась голова. От солнца в глазах заплясали лимонно-желтые пятна, во рту сделалось кисло. Она вспомнила, как радовался отец. Он давно надеялся, что Кестрель выйдет за принца Верекса. Мечтал об этом с тех самых пор, как она родилась. Представлял свою дочь императрицей. Кестрель решила для себя, почему ее так заинтересовала королева. Просто нужно было вспомнить, отчего ее лицо кажется знакомым. Или Кестрель было неприятно осознавать свою слабость, видя того, кто облечен такой властью. Наверняка дело в этом. Но как объяснить, почему сердце заныло, будто на нем воспалился нарыв?

Рошар поискал глазами Кестрель и тихо сказал что-то сестре. Ее глаза обратились в ту же сторону. Рошар вновь что-то прошептал на ухо королеве. Его улыбка была легкой, как кинжал. Изучающий взгляд королевы можно понять: Кестрель – валорианка. Разумеется, она вызывала недоверие и пристальное внимание. Кестрель казалось, будто ее препарируют заживо. Она вдруг представила себя птицей, в честь которой ей дали имя, – охотничьим ястребом, только ощипанным, распластанным на столе, с подрезанными крыльями.

Кестрель скрестила руки на груди. Солнце палило, хотелось пить, в горле пересохло. Она уставилась на королеву в ответ и поняла, что та смотрела на нее так внимательно вовсе не из-за валорианского происхождения или того, что Кестрель была дочерью генерала. Здесь скрывалась другая причина. Тайна, которую Кестрель не знала, да и, пожалуй, не хотела знать.

– А, Кестрель! Так и думал, что найду тебя здесь.

Она перевела взгляд с Ланса, которого чистила в стойле, на Рошара. Он пришел один. В конюшне никого больше не было. Кестрель сдула со лба прядку, которая лезла в глаза, и продолжила свое занятие.

– Я пришел попросить тебя об услуге, – сказал Рошар.

– Не стоит рассыпаться в пустых любезностях, ваше высочество.

– Моя сестра…

Кестрель снова почувствовала сосущую тревогу. Что ее ждет? Новый удар?

– Я полагал, что она поселится в особняке бывшего губернатора. Однако, как выяснилось, он для нее не годится.

– Это самый большой особняк в городе.

– Ей больше нравится этот.

Руки Кестрель замерли.

– А я здесь при чем?

Рошар прокашлялся. Ему явно было неловко.

– Твои покои.

– Вот как.

– Все остальное не подходит.

– Понятно.

– Ты не возражаешь?

Голос Кестрель дрогнул:

– Это дом Арина.

Рошар что-то пробормотал по-дакрански.

– Что ты говоришь?

Он поднял взгляд:

– Я сказал: «Да, верно».

Ланс ткнулся носом в ее плечо. Кестрель покрепче сжала щетку в руке. За всей этой ситуацией стоял только один подтекст, и он ставил Кестрель в положение, которому трудно было подобрать название. Она пожала плечами.

– Я перенесу вещи. – Кестрель невольно вспомнила тот день в лесу, конную тропу, развилку. Вилла генерала. Казалось, она вот-вот вспомнит свой дом. Но потом ее окатило волной страха, и Кестрель поняла, что не сможет туда пойти, даже если отсюда ее прогонят. – Я поговорю с Сарсин.

– Хорошо. – На лице Рошара отразилось облегчение. – Спасибо. – Он сделал шаг к выходу.

– Это Арин попросил тебя поговорить со мной?

Рошар обернулся, удивленный:

– Нет, конечно!

В голове у Кестрель роилось множество вопросов, но задать их мешала гордость.

– Арин, – добавил Рошар, – скорее всего, прикончит меня на месте, когда вернется. Но сестра меня изведет, если не получит того, чего хочет. Будь другом, позволь мне спокойно прожить ближайшие несколько дней, ибо они станут последними в моей жизни.

– Значит, он скоро вернется.

– Моя сестра послала за ним.

Кестрель уставилась на бурую шкуру Ланса и попыталась оттереть темное пятнышко на плече коня.

– Арин на время ударился в пиратство, но исключительно из благородных побуждений, – продолжил Рошар. – Теперь, когда королева взяла управление городом на себя, я надолго здесь не задержусь. Арин тоже. Мы оба отправимся на юг. Разумеется, после аудиенции у королевы.

Глаза защипало. Кестрель потерла пальцы, которые были в пыли, друг о друга. Когда она подняла взгляд, то обнаружила, что Рошар смотрит на нее с сочувствием, но в то же время изучающе. Кестрель догадалась, что он пытается увидеть, и решила не выдавать своих чувств. Глаза уже не застилала пелена подступивших слез. Кестрель достала из кармана ключи, сняла тот, что отворял ее покои в восточном крыле, и отдала Рошару. В эту секунду она поняла, почему облик королевы причинил ей такую боль. Ключ от сада на крыше Кестрель отдавать не стала.

– Ты будешь жить в моих покоях, – решила Сарсин.

– Ладно.

– Нам нельзя ее злить.

– Я знаю.

Сарсин внимательно посмотрела на Кестрель:

– Арин бы не испугался королевы. Он бы не позволил ей так командовать, будь он здесь.

Кестрель не была в этом уверена. Она подозревала, что Рошару известен секрет, касавшийся Арина и королевы, о котором Сарсин не знала.

– Мне все равно, – соврала Кестрель.

Прошло четыре дня. Кестрель дергала сорняки в огороде. Ей это нравилось – приятно было заняться новым делом. Поначалу она ошибалась, выдергивая пряные травы, но теперь научилась. Еще Кестрель с радостью срывала гороховые стручки со стеблей и складывала в корзину. Ей нравился горьковатый, пепельный запах невысоких кустиков, на которых поспевали полосатые эрасти. Их можно было найти только в Гэрране, и плодоносили они как раз в этом месяце. Повар, который обычно смотрел на попытки Кестрель заняться садоводством с добродушной снисходительностью, ухмыльнулся, когда она впервые принесла в корзине эрасти. Плоды оказались неспелыми.

– Нужно подождать. – Его голос звучал почти с укором. – Нельзя их срывать, пока не покажется, что они вот-вот лопнут.

В первый день, проведенный в саду, Кестрель обгорела. Покрасневшая кожа вскоре слезла, сменившись оливковым загаром. От постоянного копания в земле ногти у нее теперь всегда были черными. Поначалу Кестрель вычищала грязь из-под них ножичком, но потом махнула рукой.

В этот день дул сильный ветер. Кестрель не услышала шаги Арина, ступавшего по мягкой земле.

– Я везде искал тебя.

Она подняла взгляд. Волосы, растрепанные ветром, закрыли ей лицо. Кестрель не видела выражения лица Арина, но ей хотелось спрятаться. Кестрель не нравились охватившие ее эмоции – смесь облегчения оттого, что он жив, и ужасного жгучего чувства.

– Мне нужно с тобой поговорить, – начал Арин.

По одному его тону стало понятно, о чем пойдет речь. Она была права в своих догадках. Кестрель отвернулась к грядке.

– Я занята, – сказала она и положила в корзинку плод. Зеленоватый сок потек по руке…

Арин опустился на корточки и нежно отодвинул пряди волос, закрывавшие лицо Кестрель. Потом коснулся ее щеки большим пальцем. Это заставило Кестрель поднять глаза. Он пришел к ней как есть – не умывшись, взлохмаченный, в одежде, пропитанной солью. На подбородке красовался желто-зеленый синяк. Сапоги на Арине были валорианские, высокие, с длинной шнуровкой.

Кестрель не хотела видеть, как его глаза блестят на солнце, точно драгоценные камни. Не хотела чувствовать тысячи иголочек, пробежавших по коже от его прикосновения. Не хотела, чтобы Арин смотрел на нее вот так – будто где-то внутри нее есть дверь, которую он хочет открыть.

– Ты должен жениться на королеве, – сказала Кестрель.

Арин уронил руку:

– Нет.

– Значит, ты дурак.

– Я попросил Инишу переехать в губернаторский особняк.

– Это глупо. Попроси ее вернуться.

– Прошу тебя, послушай. Когда я отправился на восток, я заблуждался на твой счет. И ты была помолвлена. Отказывалась менять свое решение. Я попросил тебя… – Арин резко замолчал.

В памяти зазвучал его голос: «Ты можешь выйти за принца, но стать моей втайне от всех». Воспоминание ранило ее, и эта боль отразилась в глазах Арина. Кестрель словно наяву увидела выражение лица, с которым он смотрел на нее в таверне прошлой зимой. Арин молил о крошечном шансе. Ненавидел себя за это, но не мог не просить.

– Был всего лишь поцелуй, – выговорил он наконец. – Я ничего не обещал королеве.

– У тебя напрочь отсутствует чувство самосохранения. – Сердце громко стучало у Кестрель в груди. – Если ты ей ничего не обещал, так иди и сделай это. Почему, как ты думаешь, она согласилась на союз?

– Это не важно.

– Неужели?! – Кестрель вскочила на ноги, Арин тоже поднялся, схватив ее за руку, в которой она держала корзину. – Это была уловка? – спросила она. Сердце разрывалось между страхом и гневом. – Ты поцеловал ее, чтобы она поверила, что ваш союз значит гораздо больше?

– Нет!

– Тогда почему?

– Потому что я так захотел! – вырвалось у Арина. – Я чувствовал, что нужен ей, и это было приятно.

Кестрель порывисто вздохнула. Почему ей так больно, если она не любит его? Ветер усиливался, швыряя ей в лицо волосы. Кестрель помедлила, пытаясь справиться с собой, а потом сказала:

– По-моему, ты не понимаешь, что все это значит в политическом плане. Ты знал, что королева приедет в Гэрран?

– Нет.

– А Рошар? – спросила она, хотя и так знала ответ.

– Да.

– Однако он не предупредил тебя.

Арин помолчал.

– Нет.

– Зачем она приехала?

– Чтобы взять на себя оборону города.

– Арин, зачем она приехала?

Он не отвечал, догадываясь, что сейчас услышит.

– Она приехала, – сказала Кестрель, – чтобы показать солдатам, что считает эту землю своей. Дакраны не в восторге от союза. Они не видят в нем выгоды. Но все изменится, когда королева обоснуется в городе. Дело не только в твоем новом оружии и не в том, что надо остановить империю. Она согласилась помочь твоей крохотной стране с ослабленным населением по другой причине. Если ты победишь в войне, Гэрран можно будет присоединить к восточным владениям.

Арин не стал спорить.

– Она и без меня это может сделать, – произнес он наконец. – Просто захватит нас силой. От меня толку мало.

Кестрель понимала, к чему он клонит. Конечно, народ любил Арина, это было легко заметить всякий раз, когда он улыбался кому-то из гэррани или останавливался поговорить. Но настоящим правителем он был не больше, чем наследником погибшей королевской семьи. Политическим весом Арин обладал сомнительным. Кестрель по-прежнему считала, что правильно угадала планы королевы в отношении Гэррана, но теперь она поняла, что для нее важнее сам Арин, чем положение, которое он занимает. Внутри у Кестрель все сжалось.

– Значит, ты ей нравишься. Может, брак королеве и впрямь не нужен. Но, так или иначе, ты должен исполнять ее желания. Возможно, заработаешь себе неплохую награду. По крайней мере, попробовать стоит.

Его лицо выглядело напряженным.

– Нет, я не стану.

Кестрель поправила корзину так, чтобы она висела на сгибе локтя.

– Мне пора. Нужно отнести все повару. – Она с ужасом услышала, как надломился ее голос.

Арин переменился в лице:

– Кестрель, прости меня.

– Тебе не за что просить прощения.

– Я сожалею.

– Мне все равно.

Арин покачал головой, глядя ей прямо в глаза. Его взгляд изменился, теперь в нем сквозили удивление и какая-то мысль. Арин коснулся щеки Кестрель кончиками пальцев.

– Нет, не все равно, – произнес он.

Она отшатнулась.

– Постой!

Кестрель, не оборачиваясь, поспешила к дому. Корзина билась о бедро.

– Не ходи за мной. – Она потерла щеку грязным запястьем и хрипло выдохнула. – Я никогда больше не буду с тобой разговаривать, если ты пойдешь за мной.

Арин послушался.

Кестрель прикрутила фитилек в лампе и забралась на высокую кровать рядом с Сарсин. Она могла бы лечь на диване в другой комнате, но Сарсин и слышать об этом не желала. Кестрель, хоть и чувствовала неловкость от такой заботы, была тронута.

Сарсин повернулась под одеялом и посмотрела на Кестрель. Волосы, ресницы и брови Сарсин казались совсем черными и контрастировали с белой подушкой. Кестрель не понимала, что означает этот взгляд. Наверное, она слишком запуталась в своих чувствах. Сарсин была так похожа на Арина. Внезапно, будто пытаясь сменить тему, Кестрель произнесла:

– Раньше я иногда спала в одной кровати с моей подругой Джесс.

– Я ее помню. Ты спасла ей жизнь.

– Неправда.

– Я сама видела. Она умирала от яда. Если бы не ты, твоя подруга не выжила бы.

Но Кестрель помнила только, как Джесс обвинила ее в предательстве. Она попыталась объяснить все Сарсин, но многих фрагментов истории не хватало. Выслушав, Сарсин сказала:

– Может, вы обе просто изменились. Однажды вы снова встретитесь, и все встанет на свои места. Но я видела, что ты сделала ради нее. Как ты ее любила. – Сарсин поправила одеяло на плече у Кестрель.

Лицо Сарсин, ее нахмуренные брови и мягкий изгиб губ выражали заботу.

– Тебя волнует что-то еще? – спросила кузина Арина. – Можешь поговорить со мной. Я умею хранить секреты.

Кестрель почувствовала, как к глазам подступают слезы. Она открыла рот, снова закрыла. Потом все же ответила:

– Я не знаю, как все это передать словами. Я во всем сомневаюсь.

– Я твой друг. Хотя бы в этом ты можешь быть уверена. – Сарсин погладила Кестрель по щеке, позволяя тишине убаюкать ее. Потом она погасила лампу.

Но Кестрель никак не могла заснуть. Сарсин спала слишком тихо. Кестрель не привыкла к такому. Она помнила, что Джесс во сне часто пиналась и бормотала что-то. Кестрель скучала по подруге. Стоило ей вспомнить об этом, как накатывала тоска. Наверное, воспоминания всегда приносят с собой грусть. Подушка под щекой стала горячей и влажной.

Кестрель представила, как играет мелодию: ровный ритм, четкие и чистые ноты. Музыка подвластна ей. Пальцы извлекают яркие вспышки звука. Кестрель сосредоточилась на этой фантазии, потому что знала, что, если отвлечется, мысли тут же обратятся к… Но как только в голове мелькнуло то, чего она так избегала, воспоминание развернулось в полную силу.

Последний разговор с подругой произошел в валорианской столице, в доме Джесс. Бежевые занавески в гостиной. Кестрель забыла слова, которые та сказала ей, но теперь вспомнила, что разрушило их дружбу. Она услышала свой голос, который произносил то, чего Джесс никогда бы ей не простила. Кестрель отказалась от своего народа, друзей, отца. «Это из-за него ты изменилась», – бросила ей Джесс. «Никто не заставил бы меня измениться». – «Но все же это произошло».

Кестрель перевернулась на другой бок. Теперь она поняла: Арин как раз тогда был в городе королевы. Она приподнялась и откинула одеяло. Это невероятно. Она не представляла, как могла вот так просто отказаться от всего. И ради чего? Кестрель почти готова была поверить в чары. Ведь как еще объяснить, что ее по-прежнему тянуло к Арину, будто тело помнило о том, что не удалось сохранить в сознании? Непонятное притяжение вынудило ее прийти к нему в покои и лечь в его пустую постель, постоянно заставляло думать о том, где он, не рискует ли жизнью, чем занят и с кем.

Кестрель протянула руку и взяла ключи.

17

Она быстро скользнула по темному дому. Босые ноги беззвучно ступали по плиткам пола, коврам и лестницам. Кестрель прошла один пролет, проводя пальцами по перилам. На площадке она коснулась точеного столбика на углу балюстрады и повернула налево. Кестрель отлично знала дом Арина и сейчас, и раньше. Время словно расслоилось. Настоящее накрыло прошлое.

Раньше она никогда тут не ходила, но помнила, что однажды думала об этом. Кестрель перебрала ключи, нашла подходящий, вставила его в замок внешней двери от покоев Арина и открыла ее. Внутри все было озарено белым светом. Кестрель испугалась нереальности, невероятности происходящего, будто она упала в серебряный пруд. Но потом она подняла взгляд и увидела, что в потолке над входом есть окно. Огромная луна висела прямо над ним. Масляные лампы не горели, но в коридоре было светло, как днем. Только в конце его сгущалась темнота. Где-то в глубине покоев что-то звякнуло.

Кестрель прошла по коридору, нырнула в тень и оказалась в темной приемной. Задев бедром столик у стены, она тихо выругалась. Снова коридор, поворот. А потом… мягкое сияние. Лампа. Звук льющейся воды. Тихий стук, будто стеклом стукнули о дерево. Кестрель шагнула в комнату, освещенную лампой.

Арин, сидевший за столом, поднял взгляд и уставился на нее. Его пальцы стиснули стакан. Кестрель покраснела, вспомнив, что забыла накинуть халат на ночную сорочку. Вот только правда ли забыла? Или все-таки решила (эта мысль промелькнула в глубине сознания слишком быстро для того, чтобы обдумать ее), что именно так и нужно? Она бросила взгляд на подол сорочки, который едва прикрывал колени. Ткань была прозрачная, как топленое масло. Кестрель покраснела еще сильнее. Она увидела, с каким выражением смотрит на нее Арин. Тот отвел взгляд.

– О боги, – выдохнул Арин и отпил из стакана.

– Да, вот именно.

Он снова взглянул на Кестрель, сглотнул, поморщился и пробормотал:

– Возможно, я уже потерял способность связно мыслить. Так или иначе, я не понимаю, о чем ты.

– О твоих богах.

Арин приподнял черные брови. Его глаза округлились. На дне стакана с прямыми стенками, который он сжимал в руке, плескалась темно-зеленая жидкость, похожая на кровь листьев. Арин прокашлялся и хрипло спросил:

– И что?

– Ты им молился?

– Кестрель, я и сейчас призываю их. С огромным усердием.

Она помотала головой.

– Ты молился… – Кестрель покопалась в немногочисленных воспоминаниях, – богу душ? – Она вполне готова была поверить во вмешательство высших сил. Это объяснило бы, откуда у него такая власть над ней.

Арин закашлялся, потом издал короткий смешок.

– Это божество меня не слышит. – Он поставил стакан на стол рядом с графином и помолчал, задумавшись. Когда его голос раздался снова, он звучал совсем иначе, плавно и тягуче: – Разве что сегодня. – Арин подпер щеку ладонью и, прикрыв один глаз, потер пальцами веко. Затем кивком указал на стул, стоявший с другой стороны стола. – Не хочешь присесть?

Теперь, оказавшись здесь, Кестрель не была уверена, что готова подойти к нему еще ближе. Сердце бешено стучало.

– Меня и так все устраивает.

– А меня нет.

– Если я тебя смущаю, почему не уйдешь?

Он снова рассмеялся.

– О нет, спасибо. Вот, держи. – Арин резко подвинул стакан.

Напиток чудом не расплескался. Кестрель села, поддавшись любопытству: какая она на вкус, кровь листьев?

– Только не пей сразу много.

– Это не вино.

– Определенно нет.

– А что?

– Восточный ликер. Мне его дал Рошар. Сказал, после нескольких стаканов эта дрянь начинает казаться сладкой. Подозреваю, что меня разыграли.

– Но ты ведь обычно не пьешь.

Арин взглянул на нее испуганно, отчего ей самой стало не по себе.

– Ты так много забыла, а это почему-то помнишь.

Пытаясь заснуть, Кестрель вспомнила еще кое-что, почему она и пришла сюда. Но теперь слова застряли в горле. Кестрель окинула Арина оценивающим взглядом.

– Ты вроде не так уж пьян.

– Еще рано. Впрочем, я бы не был так уверен. Этот разговор похож на галлюцинацию.

Кестрель повертела стакан в руках:

– Я хочу прояснить несколько вопросов.

– Спрашивай.

Кестрель пока не готова была поделиться своим внезапным воспоминанием. Она поставила стакан на стол.

– Что ты сказал королеве?

– Я рассказал Инише о тебе.

– Что именно?

Арин помедлил.

– Я боюсь тебе говорить.

– Но я же сама попросила.

– А вдруг ты уйдешь?

– Не уйду.

Арин помолчал.

– Даю слово, – добавила она.

– Я сказал, что принадлежу только тебе. И попросил прощения.

Кестрель невольно испытала удовольствие… и одновременно перестала себе доверять. Ей действительно захотелось уйти после слов Арина. Она ведь тоже принадлежала ему и боялась, ведь ничего не могла с этим поделать. На самом деле Кестрель совсем его не знала, а Арин знал обе части ее души, которые она никак не могла соединить.

Арин, не двигаясь, ждал ее ответа. Кестрель заметила, что он даже задержал дыхание.

– Это политическое самоубийство, – произнесла наконец она.

Он улыбнулся уголками губ.

– Что она ответила?

– Сказала: «Ты переоцениваешь свою значимость».

– Поэтому ты решил напиться?

– Кестрель, ты прекрасно знаешь, почему я решил напиться.

Она окинула взглядом темные углы комнаты. Всякий раз, когда она говорила с Арином, внутри нее невидимый цветок разворачивал лепестки, а потом резко закрывался.

– Почему ты зовешь ее Инишей? – тихо спросила Кестрель. – Ее зовут по-другому.

– Это ее… уменьшительное имя.

Она не могла не заметить, что Арин сделал паузу, будто ему пришлось перевести это слово с дакранского. Но, с другой стороны, он явно понял, на что намекала Кестрель этим вопросом, и признал, что они с королевой действительно были довольно близки. Он поймал взгляд Кестрель.

– Между нами ничего не было бы, знай я всю правду о тебе. Почему я не догадался? Никогда не смогу себя простить за эту ошибку. Но я не знал и… Вчера в саду ты спросила, не пытался ли я таким образом добиться политической выгоды. Нет. Я пытался забыть тебя. Ты, наверное, не хочешь об этом слышать. Но я должен был тебе сказать, потому что не могу больше скрывать. Еще немного, и я не выдержу.

Кестрель покосилась на зеленый ликер в стакане. Перед ней стакан. Арин не хочет ничего от нее скрывать. Это простые, очевидные вещи безо всяких скрытых смыслов. Кестрель окунула палец в остатки напитка и слизнула капельку. Язык обожгло.

Из горла Арина вырвался хриплый стон. Кестрель подняла взгляд. Она не знала, куда подевался ее голос. Ее охватило волнение. Все тело горело при мысли о том, с какими вопросами она пришла сюда. Все, что происходило до этого момента, не шло ни в какое сравнение. Арин молча следил, как Кестрель встала и начала обходить стол. Кестрель остановилась совсем рядом и посмотрела на Арина сверху вниз. Ее распущенные волосы рассыпались по плечам.

– Я кое-что помню. Но не знаю, было ли это на самом деле. Можно спросить?

– Да, – прошептал он.

– Я помню, как мы с тобой лежали на лужайке в Весеннем саду императорского дворца.

Арин поерзал. Неровный свет лампы освещал его лицо. Он покачал головой.

– Я помню, как пришла к тебе в покои. – Воспоминание ожило у Кестрель в голове, чем-то напоминая предыдущее. – Я пообещала открыть тебе все свои тайны. В руках ты держал книгу или растопку? Кажется, ты разводил огонь.

– Такого не было.

– Я тебя поцеловала. – Кестрель коснулась шеи Арина и почувствовала, как бешено стучит его пульс.

– Это произошло не так, – выдохнул он наконец.

– Значит, все-таки было. – В голове пронеслось множество картин, будто мелодию, которую она вообразила, лежа в темноте, окунули в зеленый ликер. Все нестыковки исчезли, и звуки слились в единую мелодию. Вспомнить Арина было легко, особенно сейчас. Рука Кестрель скользнула по его груди. Хлопковая рубашка на нем казалась горячей наощупь. – Я помню твою кухню. Стол. Мед и муку.

Сердце Арина гулко билось под ее рукой.

– Да.

– Еще карету.

– Да.

– Балкон.

Он то ли резко выдохнул, то ли издал смешок.

– Не совсем.

– Я помню, как уснула в твоей постели, пока тебя не было дома.

Арин отстранился, вглядываясь в ее лицо:

– Этого не было.

– Нет, было.

Его губы приоткрылись, зрачки ярко заблестели, но он ничего не сказал. Что будет, если Кестрель поддастся стремлению, которым охвачено ее тело? Оно как будто знало то, чего сама она не помнила. Сердце застучало быстрее, кровь бежала по венам пьянящей рекой.

– Самый первый день, – продолжила Кестрель. – Прошлым летом. Ты был такой взлохмаченный. Я хотела заправить волосы тебе за ухо, заставить взглянуть мне в глаза.

Грудь Арина приподнялась на вдохе, а вместе с ней и рука Кестрель.

– Я не знаю. Не могу… О твоих желаниях мне ничего не известно.

– Я не рассказала тебе об этом?

– Нет.

Кестрель наклонилась и прижалась к его губам, попробовав его на вкус: все тот же обжигающий ликер. Кестрель услышала, как Арин тихо сглотнул. Он потянул ее на себя, запутался пальцами в ее волосах, пил ее дыхание. Но сама Кестрель уже не понимала, где заканчивалось ее дыхание и начиналось его. Он продолжил целовать ее. Кончики пальцев скользнули по ее щекам, потом исчезли. Затем Кестрель почувствовала легкое прикосновение к своему бедру, будто умелой рукой подбросили камешек, который запрыгал по воде.

– Странно, – пробормотал Арин, не отстраняясь.

Кестрель не слушала. Она была как вода, по которой кругами расходятся ощущения от прикосновения. Вот он, камешек, запрыгавший по поверхности озера, оставлял за собой воронки на пару секунд.

Внезапно Кестрель поняла – или ей так померещилось, – что именно показалось Арину странным. У нее на бедре не было кинжала, исчезла важная деталь. Кестрель все острее ощущала, сколько она потеряла и как много в ней осталось пустот. В голову пришла дикая, нереальная идея: вдруг она стала прозрачной и, когда Арин снова прикоснется к ней, его рука пройдет сквозь ее тело, как будто это не плоть, а воздух? Словно Кестрель состоит из пустоты. Она не хотела исчезать. Кестрель мечтала снова стать целой.

– Я хочу вспомнить тебя, – выдохнула она.

В темных глазах Арина вспыхнула страсть. Он обхватил ее за бедра, прижал к себе, глядя на нее из-под полуприкрытых век. Его губы влажно блестели. Кестрель не понимала, что сейчас означает выражение его лица. Она склонилась к Арину, чтобы попробовать новое чувство на вкус.

Поцелуй получился почти грубым. Кестрель сама так хотела. Она почувствовала, как Арин прикусил зубами ее губу. Это привело ее в восторг: такого между ними точно еще не было. Но в то же время Кестрель как будто заново пережила все их прошлые поцелуи. Губы Арина скользнули ниже, к шее. Он прижался щекой к ее коже.

Кестрель снова поймала его губы своими и почувствовала, что их вкус изменился. Теперь она уловила медный привкус собственной кожи и тут же провела языком по губам Арина.

– Кестрель…

Она не ответила.

– Это плохая идея.

– Нет, отличная.

Арин отстранился, прикрыл глаза и уткнулся лбом в ее живот. Она почувствовала, как он что-то бормочет. Его дыхание обжигало даже сквозь тонкую ткань ночной сорочки. Потом Арин отодвинул стул с резким звуком и отстранился.

– Так нельзя.

– Почему, именно так и нужно. – Кестрель попыталась подобрать слова, чтобы объяснить, как это помогает ей. Она словно рисовала карту своей души, и каждое прикосновение добавляло новые детали: горные цепи, холмы и долины.

– Кестрель, мне кажется, ты… используешь меня.

Кестрель застыла в испуге. Арин практически выразил то, что она пыталась сказать, но немного под другим углом.

– Не то чтобы я был против. – Он печально улыбнулся. – Не буду врать, я тоже х-хочу…

Кестрель еще не слышала, чтобы он заикался. Хотя она не всегда могла доверять своей памяти, на этот раз она знала наверняка. «Тебя так легко вспомнить», – хотелось сказать ей. Воспоминания об Арине быстро возвращались. Было не больно – сейчас Кестрель не ощущала того страха, как когда думала об этом в тундре или лежала в его пустой кровати.

Безликий ужас. Чудовище, которое пряталось у нее внутри. Оно росло, приобретая неясные, размытые очертания. Кестрель не желала прикасаться к нему, даже боялась подходить близко. Арин оказался прав, когда предположил, что, возможно, ее память просто отказывалась хранить какое-то страшное событие.

– Но этого недостаточно, – сказал он.

Кестрель не сразу сообразила, что Арин все еще пытается объяснить свой отказ, а не отвечает на ее мысли, которые так громко звучали в голове, будто она их прокричала.

– И чего же не хватает?

Арин покраснел.

– Не бойся, скажи.

– Ну… мм, меня.

– Не понимаю…

– Я хочу, чтобы тебе был нужен… именно я.

– Но так и есть.

Арин провел рукой по взлохмаченным волосам.

– Я не об этом. – Он жестом указал сперва на нее, потом на себя. – Я… – Арин запнулся, устало потер веки и лишь потом продолжил: – Я хочу, чтобы ты принадлежала мне целиком. Не только телом, но и душой. Хочу взаимности.

У Кестрель внутри что-то оборвалось. Она ведь обещала больше не лгать ему. Ее взгляд сказал ему все без слов. Глаза Арина потускнели. Он молча поправил прядки, которые упали ей на лицо, запутались в ресницах и налипли на губы. Подушечки его пальцев скользнули по ее нижней губе. Вдоль позвоночника пробежали мурашки, а внутри что-то перевернулось. Потом Арин убрал руку, и Кестрель тут же почувствовала себя одиноко.

– Завтра утром я уеду вместе с Рошаром, – вздохнул он. – Вернусь нескоро.

В душе затлел уголек обиды. Хорошо знакомое чувство, которое преследовало ее всю жизнь. Ее всегда бросали. Война вечно оказывалась важнее. Кестрель вспомнила себя, маленькую девочку, которая с большим трудом держала лежащий в ножнах меч – огромный, длиной в ее рост. Руки болели, но опускать его было нельзя. Только человек на лошади мог забрать клинок. Он смотрел на Кестрель сверху вниз и словно специально выжидал, проверяя, как долго она выдержит. Потом улыбнулся, и ее сердце – и настоящее, и прошлое, сердце девочки и девушки – наполнилось одновременно гордостью, печалью и яростью.