Текст книги "Скандал у озера [litres]"

Автор книги: Мари-Бернадетт Дюпюи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 36 страниц)

– Нет, мы ее ждем, – ответила Альберта, в смущении отстранившись от мужа. – Ты не встречал Жасент?

– Еще как встречал! Я зашел на улицу Лаберж угостить двумя рыбками дедушку Фердинанда и заодно жутко напугал свою сестренку. Она чуть не свалилась с лестницы при виде меня.

Лорик засмеялся, обнажив свои белоснежные зубы. Он закатал рукава своей рубашки, что выгодно подчеркивало его мускулистые руки. «Каким красивым мужчиной он вырос!» – пронеслось в голове у Альберты.

Затем ее мысли переключились на старшую дочь – Жасент уже три дня занималась капитальной уборкой. В среду из Квебека пришло письмо. Сьюзен Валлис соглашалась сдать свой домик в Сен-Приме в аренду. Пожилая англичанка высказала в письме наилучшие пожелания своему бывшему соседу Фердинанду Лавиолетту. Она была рада тому, что под ее крышей обоснуется дипломированная медсестра.

– Жасент с усердием приводит в порядок свое жилище, – продолжал Лорик. – Сейчас она мыла балки на потолке. Пьер в это время чинил ступеньку лестницы. Тогда я тихонько подошел, подморгнув моему приятелю, чтобы он меня не выдал, и громко крикнул, щекоча Жасент за лодыжки. Она в ужасе стала размахивать руками и в результате обрызгала меня грязной водой. Однако мы все здорово над этим посмеялись.

С этими словами он поставил на землю свою корзинку, открыл прикрывающую ее крышку и вытащил оттуда три рыбины с отливающей металлом чешуей.

– Мы их поджарим, – пробормотал он.

Шум подъезжающей машины заставил Альберту вздрогнуть. Она узнала серый автомобиль Журдена Прово.

– Это приличный парень, – прошептала она. – Сегодня он приглашал Сидони в «Шато Роберваль»…

Полицейский припарковался у перегородки, служившей подпоркой для почтового ящика. Сидони, светясь от счастья, вышла из машины. Чтобы не нарушить траур, но оставаться при этом женственной, она переделала свое черное платье в элегантный наряд.

Она была поглощена этим занятием целую неделю, так как результат долго не мог ее удовлетворить. И только накануне она наконец вышла из своей мастерской с победоносной улыбкой.

– Покажись! – хором воскликнули Альберта и Жасент.

– Вы увидите завтра утром.

И они, вместе с Лориком, увидели. Черное платье было украшено под грудью светло-зеленой шелковой лентой, завязанной в широкий узел, концы которого свободно спадали. Круглый воротник такого же цвета подчеркивал V-образное декольте. Сидони смастерила также зеленый тюрбан, обмотав его вокруг головы и выпустив из-под него пряди своих темных волнистых волос, блестящих и шелковистых. Весь ансамбль демонстрировал гармонию прекрасного вкуса и подобающей при данных обстоятельствах сдержанности и нес в себе нотку оригинальности.

– Мама, папа, Журден хотел бы с вами поговорить! – воскликнула она, взбегая на крыльцо. – Я немного опоздала, потому что мы провожали мадам Прово в Сент-Эдвиж. Она устала. Его мать – по-настоящему очаровательная женщина.

– Хорошо, хорошо, – сказал Шамплен, чувствуя себя неловко. – Пусть заходит!

Оробев, Альберта поднялась и взяла своего супруга за руку.

– Я едва могу поверить, – щебетала Сидони. – Какая-то английская туристка на террасе «Шато Роберваля» спросила меня, где я купила такой наряд.

– Боже милостивый! – пришла в восторг Альберта. – У тебя не пальчики, а золото, детка.

Лорик осмотрел Сидони с ног до головы. Его взгляд задержался на ее лице.

– Ты накрасилась?! – возмутился он.

– Да нет же.

– Но у тебя красные губы.

Сидони сразу возненавидела брата за это замечание. Журден, который уже подходил к ним, все слышал. Он поспешил разрядить обстановку, поздоровавшись со стоящими под навесом родителями.

– Добрый вечер, мадам, мсье. Я хотел поблагодарить вас за то, что доверили мне Сидони на эти несколько часов. С вашего позволения я надеюсь, что проведу в приятной компании вашей дочери еще не одно воскресенье.

На какое-то мгновение он в нерешительности замолчал, глядя Шамплену прямо в глаза.

– Мы с Сидони запланировали официальную помолвку на сентябрь, – продолжал он. – В честь этого моя мама хочет пригласить вас в Сент-Эдвиж, к нам домой.

– Вот дьявол, а вы в полиции действуете быстро! – добродушно пошутил фермер. – В сентябре Жасент выходит за Пьера Дебьена. Черт, да нам нужно отметить вашу помолвку и их свадьбу в один день!

Альберта бросила на него угрожающий взгляд – он все еще продолжал ругаться.

– Папа, тебе должно быть стыдно! – сокрушалась Сидони. – Надеюсь, в будущем ты не будешь вечно намекать на профессию Журдена.

– Ничего страшного, – поспешил заверить молодой человек.

– Заходите же, выпьем по стаканчику вина из одуванчиков, его приготовила моя дорогая супруга. Сегодня у нас есть что отпраздновать.

Лорик пожал плечами и развернулся. Он отказывался выпивать с мужчиной, который покорил сердце его сестры. Он думал, что уже излечился от ревности, но чувствовал, что она снова им овладевает, ядовитая, гнетущая. Разозлившись на самого себя, он выбросил весь свой улов на навозную кучу.

Сен-Прим, улица Лаберж, тот же день, час спустя

Жасент, прислонившись к дощатой перегородке, которую она собиралась покрасить на следующий день, рассматривала свой будущий кабинет. На ней было платье из пряжи без рукавов и испачканный пятнами различного происхождения передник. Ее лоб блестел от пота; она убрала липнущие к вискам пряди волос. Пьер, в майке и холщовых штанах, сворачивал сигарету, сидя на колченогом стуле.

– Мы славно поработали. Здесь стало так чисто, что комната кажется шире, – сказал он. – Ты довольна?

– Не то слово: я на седьмом небе от счастья! Я уж было думала, что Сьюзен Валлис никогда не напишет, боялась, что она умерла. Вдобавок ко всему она берет умеренную оплату.

Пьер окинул помещение взглядом. Он тщательно смел веником все паутины и до блеска вымыл стены, полы и потолки. Стекла в окнах стали теперь такими прозрачными, что создавалось впечатление, будто их нет. В углу он установил раковину с водопроводом: даже на ферме Клутье такого еще не было.

– Хорошо, что я забрала деньги из банка во вторник, – сказала Жасент. – Наверное, у меня было предчувствие. Мне нужна будет ширма и довольно высокий диван – он послужит для осмотров. Из стола, который ты отполировал, получится сносное бюро. Пьер, мне не терпится принять первых пациентов.

– Я так рад видеть, как ты светишься от счастья. Я был настоящим идиотом два года назад, когда твердил о том, что тебе не нужно работать, что тебе следует только поддерживать порядок в доме. Я не понимал, насколько важна для тебя работа. Мы едва не потеряли друг друга из-за моих представлений о супружеской жизни. Пациентов у тебя будет много, хотя… если Матильда и доктор Фортен не отберут у тебя всех больных в округе!

– Да нет же, я все учла. Я открою кабинет 20 июля. Доктор Фортен выходит на пенсию в начале августа, а Матильда пообещала отправлять ко мне как можно больше народу. У нее нет специального образования, в отличие от меня. Пьер, если бы ты знал, какой счастливой ты меня делаешь!

Смеясь, она подошла к Пьеру, прижалась к нему, ласково погладила его темные кудри. Он обнял ее за талию и потерся щекой между ее грудей.

– Ты так приятно пахнешь, – прошептал он. – Люблю твой запах, особенно когда тебе жарко.

– Боже милостивый, ты совсем невежлив! Я мечтаю о том, чтобы освежиться и снять с себя эту одежду.

Он прижал ее к себе еще крепче, его рука проскользнула под ее платье. Его пальцы двигались по ее бедрам, поднимаясь все выше.

– Разденься, – тяжело выдохнул он, снедаемый желанием. – Наверху есть четыре милые комнаты и две кровати.

– Будь умницей, скоро время ужина. А если кто-то придет за нами!

– Дорогая моя, совсем недолго, – взмолился он. – Целый день я смотрел, как ты снуешь туда-сюда передо мной, почти обнаженная в этом своем наряде. Мы только целовались и ласкали друг друга. Я на пределе. Я хочу тебя!

Он поднялся, не убирая рук с ее талии, и затушил сигарету о поверхность плиты. Трепещущая, возбужденная, Жасент позволила ему увести себя на второй этаж. Посреди лестницы они остановились, чтобы обменяться страстным поцелуем, который лишь усилил их возбуждение.

Вскоре они упали поперек какого-то матраса – его стершаяся ткань была во многих местах порвана, и сквозь дыры проглядывали светло-бежевые пучки шерсти. Жасент возрадовалась тому, что в комнату сочился не яркий, а немного рассеянный, окрашенный пурпурным свет заходящего солнца. Пьер мигом снял с себя одежду. Он осыпал ее груди и живот поцелуями. Затем лег на Жасент и проник в нее, издав приглушенный стон. Изогнувшись, чтобы удобнее было принимать его в себе, Жасент обвила его бедра ногами.

Наслаждение его было молниеносным, страсть его разжигала запретная сторона их поспешного соития. Пьер любовался ею, когда она с затуманенным взглядом всхлипывала от удовольствия. Достигнув высшей точки наслаждения, он излил в нее свое семя.

– Можно было, правда же? – спросил он, покусывая ее за ухо.

– Да, пока что метод доктора Огино работает безотказно, – ответила она. – Скорее, Пьер, спускаемся. Мне показалось, я слышала какой-то шум.

Пьер спустился первым, что позволило ей немного привести себя в порядок. Жасент оказалась права: с угрюмым видом Лорик осматривал первый этаж.

– Привет! – крикнул ему Пьер. – Если ты пришел помочь, то здесь мы уже закончили. Мы пытались оценить оставшуюся часть работы наверху.

– Ага, я догадался, что вы были в одной из комнат, – ответил Лорик. – Мне нужно с вами поговорить, с тобой и Жасент.

Пьер купил в универсаме бутылку вина «Сен-Жорж». Вынув из корзинки металлические кружки, он откупорил ее.

– Выпьем по стаканчику. Ну и мрачная у тебя физиономия! По возвращении с рыбалки ты был не таким печальным.

– Я все так же растерян. Я ненавижу самого себя.

Жасент услышала эти слова Лорика, доносившиеся из прихожей. Встревоженная, она бросилась к брату и схватила его за локоть.

– Я тебя не понимаю, Лорик. Ты намекаешь на свои чувства к Сидони, верно?

– Да! Она приехала к нам с этим типом, полицейским, он заискивал перед родителями. Если бы ты ее видела, с этими ее накрашенными губами и женскими штучками! Они уже спланировали свадьбу. Он женится на ней, и она станет его добычей.

Лорик осушил свою кружку и покосился на бутылку. Жасент подозревала, что он уже пришел навеселе.

Все трое уселись на тщательно вымытый накануне пол.

– Не пей много, Лорик, – посоветовал Пьер. – Я уже говорил тебе об этом как-то утром, на берегу озера. Это ни к чему хорошему не приведет.

– Тогда дай-ка мне сигарету, – проворчал Лорик под печальным взглядом Жасент. – Я сам себе противен. Я бы так хотел вновь стать мальчишкой, когда я был вправе обожать Сидони! Я работал над собой, я пообещал маме образумиться, так нет же – нужно было так случиться, чтобы ей понравился этот тип. Я не могу этого объяснить. Как только я представляю Сидони в его объятиях, меня охватывает желание что-то натворить. Поэтому я пришел к вам – вы должны мне помочь. Жасент, одолжи мне денег, я уеду далеко отсюда, в Британскую Колумбию или на остров Ванкувер. Я сделаюсь рыбаком или лесорубом. Я уже знаю пару слов по-английски, я справлюсь…

– Лорик, это абсолютно безрассудное решение, – прервала его Жасент. – У тебя есть работа на сыроварне и девушка, которая строит тебе глазки.

– Амели? Да, она очень милая, но я никогда не полюблю ее. Я смогу только сделать ее несчастной. Довольно с меня Сен-Прима, воскресных месс, овец – всего. Я не прошу у тебя много: только на билет на поезд и на пропитание одну-две недели. Я не калека. Работу какую-нибудь найду.

Говоря о беспокойной жизни за тысячу километров от родной деревни, Лорик воодушевился.

– Он делает правильный выбор, Жасент, – вмешался Пьер.

– Скорее так: он делает выбор, который его устраивает, да! – разгорячилась она. – Лорик, не пытайся заставить меня поверить в то, что ты так уж страдаешь. Не прошло и двух часов, как ты развлекался тем, что пугал меня из-за угла.

Ее брат курил, склонив голову набок и полуприкрыв веки. Ей казалось, что она его уличила, но его решительный ответ обескуражил ее:

– Черт возьми! Ты когда-нибудь уяснишь, что я только притворяюсь веселым? По утрам я примеряю образ обычного парня, целую в щечку мать и сестер и отправлюсь с отцом на сыроварню. Но перед вами не настоящий Лорик. Я чувствую, что во мне живет кто-то другой, и этот кто-то по утрам хочет зайти в комнату своей сестры-близняшки, лечь рядом с нею, соединиться с нею. Этот другой также хотел бы воскресить Эмму, эту шлюху, и отвесить ей тумаков, заставить ее заплатить за ее ошибки, а особенно – за то, что она бросила свою малышку. Если я перееду на другой конец континента, то, возможно, мне удастся примирить этих двоих: хорошего Лорика и Лорика дурного. Дурного Лорика я уже пытался утопить!

– Ты пугаешь меня, – прошептала Жасент, которая наконец начала осознавать, каким необузданным темпераментом обладал ее брат.

Она видела его в действии, тогда, с Мюрреем. Он вполне мог поддаться своим худшим инстинктам, находясь один на один с Сидони. Она встревоженно произнесла:

– Я согласна с твоими словами, что длительная поездка пойдет тебе на пользу, но мне нужны мои сбережения, чтобы купить мебель и инструменты. К тому же если я дам тебе необходимую сумму, то не смогу избавиться от ощущения того, что предала наших родителей. Маму так огорчит твой отъезд!

– Как только у меня появится работа, я отправлю тебе почтовый перевод, – заверил Лорик. – Что касается мамы, то, думаю, она скорее испытает облегчение, ведь теперь они с папой так здорово ладят…

Жасент обескураженно посмотрела на брата. Ее все еще одолевали сомнения.

– Если бы я не арендовала дом Сьюзен Валлис, я могла бы тебя выручить, – призналась она. – Я знаю, что у дедушки есть сбережения, он копил на наше с Эммой и Сидо путешествие в Нью-Йорк. Я могла бы поговорить с ним.

– Не стоит беспокоить Фердинанда. Я хотел бы тебе помочь, Лорик, – предложил Пьер, – но при одном условии: однажды ты вернешься сюда со своей женой-красавицей, полностью исцеленный от своего безумия, потому что так любить свою родную сестру – это настоящее безумие. Когда ты намерен отъезжать?

– Завтра утром, на поезде. Я зашел на вокзал, узнал расписание. Этим вечером я сложу сумку, а на рассвете ускользну. Но я вернусь не раньше чем через два года. Сидони будет замужем, у нее наверняка родится ребенок. Меня больше не будут терзать соблазны.

Голос Лорика задрожал. Он громко зарыдал, затем, закрыв кулаками лицо, принялся беззвучно плакать. Жасент похлопала его по спине, не решаясь приласкать брата. Перед ней сидел уже не маленький братишка из детства, а взрослый мужчина, способный строго осудить свои порывы и добровольно обречь себя на изгнание.

– Но ты же сообщишь о своем отъезде? – спросила она.

– Этим займешься ты.

– Ну уж нет! Ты скажешь об этом под конец ужина!

Пьер снова вмешался в их разговор:

– Я возвращаюсь в Сен-Фелисьен, поэтому, если хочешь, езжай со мной, поспишь у моего отца. Поезд проходит там. Бо́льшая часть моих средств хранится в банке Роберваля, но в моей комнате есть достаточно денег для начала твоего путешествия. Напишешь мне, когда где-нибудь остановишься. Когда я получу твой адрес, отправлю денежный перевод. Путешествовать со значительной суммой не очень-то и безопасно.

Серо-голубые глаза Пьера излучали необыкновенную нежность, что делало его весьма привлекательным. Он любил Лорика и желал ему счастья.

– Ты и вправду лучший друг на земле, – пролепетал Лорик. – Ты будешь отличным зятем, не то что тот, второй…

– Тише, – перебила его Жасент. – Скоро ты будешь далеко от нас. Пиши мне, Лорик, давай о себе знать. Не забудь: медсестра Жасент Клутье, улица Лаберж, Сен-Прим.

Сбросив с души этот нелегкий груз, Лорик вздохнул свободнее. По пути от фермы в деревню он, осушив купленную на заработанные деньги флягу виски, стал мысленно утолять все свои ночные грезы: его рука закрывает Сидони рот, чтобы та не кричала, другая овладевает ее лоном, властными пальцами лишая ее девственности. В его ужасающих фантазиях сестра-близняшка предстала перед ним, окутанная белоснежной вуалью, за которой угадывалась ее нагота, подобная наготе античных дев, предназначенных богам. Он же, Лорик, жаждущий ее чистоты, боготворил ее, стоя на коленях.

– Черт возьми, мне уже не терпится сесть в твой старенький форд и помчаться в сторону Сен-Фелисьена, – пробормотал он. – В моей затуманенной голове явно сломался какой-то винтик!

Глава 19
Сентябрь молодых

Сен-Прим, дом Матильды, понедельник, 9 июля, 1928

Жасент вот уже три дня не навещала целительницу. Сразу после полудня она подошла к ее двери и стала звать Матильду, так как штора из деревянных бусин мешала ей видеть, что происходит в доме. «Может быть, у нее посетитель и она лечит его… или гадает ему на картах», – думала она.

– Входи, детка! – прозвучал ответ. – Но жару за собой не впускай.

Шутка заставила Жасент улыбнуться. Она застала хозяйку в желтой тунике с глубоким декольте и в повязанном на голове красном платке. По коже Матильды, весной обычно менее темной, можно было догадаться о ее америндских корнях. Ее короткие проворные руки лущили фасоль на белой скатерти, на которой теперь виднелись многочисленные пятнышки.

– Ну что, работа продвинулась, барышня? Как-нибудь загляну посмотреть, как ты обставила свой дом.

Жасент села напротив Матильды, уставившись в белые зернышки, испещренные пурпурными прожилками.

– Странная у нас семья – вчера вечером Лорик уехал вместе с Пьером, мой брат уезжает очень далеко, в Британскую Колумбию.

– Господи, только и всего? – воодушевилась целительница. – Он сбегает из дому, где в течение целых девяти месяцев, находясь в утробе своей матери, был телом и душой связан с Сидони! Рассудительный парень.

– Сидони испытала явное облегчение, но ей было грустно, я это почувствовала. Мама много плакала, но поняла, что его отъезд необходим. Папа повторил избитую фразу о том, что путешествия формируют молодую личность. Дедушка сказал почти то же самое.

– И все же в этой фразе есть смысл. Он вернется более сильным, освобожденным от своей навязчивой идеи.

– Я определенно единственная, кто считает, что он проявил бы больше мужества, если бы остался дома, работая на землях, которые еще остались у нас после наводнений. Мы смогли бы обзавестись крупным стадом.

Матильда хитро усмехнулась. Она собрала свои карты и положила их горкой на краю стола.

– Красавица моя, вы что же, задумали с Пьером поддаться Шамплену, гнуть спины за работой на земле и сбором урожая? Нет! Ты училась, у тебя есть диплом. Будь хорошей медсестрой и не суди своего брата за то, что он сбегает с фермы. В будущем многие молодые люди станут искать счастья за пределами дома, утруждая себя гораздо меньше своих предков. Время колонистов прошло… Возьми-ка графин лимонада там, на буфете… я хочу промочить горло, а ты заставляешь меня болтать.

– Я не задержу тебя надолго, мне нужно идти в универсам за краской. Когда Пьер вернется в следующую субботу, я устрою ему сюрприз – первый этаж будет полностью закончен. Сидони пообещала помочь мне. Благодаря Журдену Прово она очень изменилась. Это едва заметно, но я это чувствую. Теперь она верит в свое будущее и в свой талант. Знаешь, Матильда, вчера она обедала на террасе гостиницы «Шато Роберваль»! Мать Журдена, Дезире, проводит много времени за чтением – она инвалид. Она рассказала моей сестре, что в начале столетия в этом грандиозном отеле принимали представителей американского и британского высшего света и что, возможно, среди них были и знаменитые личности. Богатые постояльцы приезжали в собственных экипажах. На пароходах они приплывали посмотреть на индейскую резервацию Пуант-Блё.

– Хм… готова поспорить, что из страха испачкаться от прикосновения дикарей на берег они не ступали, – заметила Матильда.

– В пристройке возле отеля располагался зверинец с медведями, волками и лесными животными. У тех, кто останавливался на берегу озера, складывалось впечатление, будто они находятся на краю света, почти в раю.

– Господи, да вы с сестрой станете учеными дамами, если будете часто навещать эту несчастную женщину, Дезире Прово! Слушая тебя, я представила себе красивое, но очень грустное лицо. У этой женщины доброе сердце. Хочешь кусочек пирога с лесной земляникой? Паком теперь редко сюда забегает. Не буду больше готовить специально для него.

– Почему? Он так любил проводить с тобой время! Да и помощь от него была.

– Его мать запретила ему ко мне приближаться. Брижит становится все строже со своим сыном. Сменим тему.

Матильда поднялась и вынула из шкафа для провизии большое блюдо. Вскоре Жасент уже лакомилась пирогом.

– Сдобное тесто, яичный крем и лесное чудо – ароматная земляника, которой природа одаривает нас, перед тем как появится черника! – высокопарно объявила целительница. – Что ж, больше тебе не о чем мне рассказать?

– Напротив. Что касается мамы, ты все правильно предчувствовала. Вчера вечером папа рассказал нам о том, что она беременна. Ребенок родится в феврале, как и Эмма. У них был такой счастливый вид… Я могу их понять – этот ребенок смягчит боль постигшей нас утраты.

– Я знала, что твоя мать искренне простит Шамплена. А что с объявлениями, которые вы опубликовали?

Голос Матильды стал более сухим, но Жасент не обратила на это внимания.

– Если бы до нас дошли какие-то заслуживающие внимания сведения, я бы тебе рассказала, – заверила она. – Нам помогает Журден как помощник начальника полиции. Он может без проблем обзвонить все приюты в округе. Еще он занимается поисками Леонид Симар, монашки, которая скрылась, наверняка вместе с ребенком. Ах, о чем я только думаю! Я глупая, такая глупая! Спасибо за пирог, Матильда, у меня есть дела, я только что об этом вспомнила.

– А что твоя свадьба?

– Я хотела бы, чтобы все прошло очень скромно, чтобы не подвергать моих родителей и отца Пьера лишним расходам. Я расскажу тебе об этом позже. Приходи и ты ко мне в гости!

– Как только подует прохладный ветерок – ты увидишь меня на своем крыльце, обещаю!

Разгоряченная Жасент вышла из дома Матильды, послав подруге на прощание воздушный поцелуй. Она пересекла площадь, направляясь в сторону женской обители. В простиравшемся у здания церкви саду распускались многокрасочные цветы, служившие украшением для статуи Девы Марии. Двустворчатая дверь была приоткрыта. Внутри царила глубокая тишина.

Жасент дернула за медную цепочку, и в глубине широкого коридора раздался звон колокольчика. Вскоре в дверях показалось милое личико сестры Сен-Тома.

– Мадемуазель Клутье, если я не ошибаюсь… – прошептала послушница. – Я рада снова вас видеть. Мы искренне молились за вас и ваших родителей!

– Благодарю вас. Могу ли я повидаться с матушкой-настоятельницей? Мне необходимо получить еще кое-какие сведения.

– Конечно, заходите. Сейчас очень спокойно – начались летние каникулы.

Тронутая приветливостью юной монашки, Жасент с улыбкой кивнула. Вскоре она уже находилась в рабочем кабинете матушки-настоятельницы, темном и прохладном. Та встретила ее с нескрываемым удивлением.

– Здравствуйте, мадемуазель, что я могу для вас сделать? Я очень занята, мне нужно написать множество писем. Господь мне свидетель: вести дела более сотни учащихся – дело нелегкое.

– Я не стану вас задерживать, матушка.

– Присаживайтесь, я могу уделить вам немного времени. Из письма сестры Сент-Вероник, достопочтенной настоятельницы монастыря в Перибонке, я узнала о том, что вы нанесли им визит.

– В таком случае вы, так же как и я, узнали о том, что сестра Сент-Бландин сбросила монашеские одежды чуть более трех лет назад. Я сожалею, что мне приходится вас беспокоить, но именно этот вопрос и является причиной моего визита. Я хотела бы найти эту монашку, так как они с моей сестрой Эммой были подругами. Сбежав из монастыря, она словно испарилась, и, возможно, эпидемия гриппа унесла всю ее семью. Я написала в епархию Шикутими, а также всем местным жителям по фамилии Симар, так как ту женщину звали Леонид Симар.

– Леонид Симар, говорите? Постойте-ка, эта фамилия мне знакома.

Сложив руки на столе, монашка закрыла глаза. В течение нескольких минут, показавшихся Жасент вечностью, она словно пыталась что-то вспомнить.

– Сдается мне, что с Божьей помощью я смогу помочь вам, мадемуазель… если это действительно та женщина, о которой я думаю. Месяц назад я вам уже говорила, что в регионе Сагеней я работаю совсем недавно. В Монреале я провела не один год, занимаясь уходом за больными, – я была монашкой конгрегации Сен-Жозеф. Мы выступали за укрепление связей между мирянами и священниками. Там я познакомилась с одной женщиной, с которой у нас завязалась дружба. После того как я вернулась к сестрам Нотр-Дам-дю-Бон-Консей, мы с ней вели переписку. Эта любезная и очень набожная особа как-то мне написала, что одна из племянниц ее мужа по имени Леонид Симар – послушница в Шикутими. Возможно, речь идет именно о сестре Сент-Бландин. Как только у меня будет возможность – я напишу своей подруге Денеж Фортье.

– Как вы думаете, у нее есть телефон? – спросила Жасент, нервничая все сильнее. – Так было бы быстрее.

– Этого я не знаю, в Монреале она вела довольно скромный образ жизни. Посмотрите в справочнике почтового отделения. Я со своей стороны немедленно ей напишу.

– Спасибо, матушка, спасибо. Вы вновь вселяете в меня надежду.

Настоятельница поднялась, подавляя в себе вполне справедливое любопытство, вызванное возбуждением очаровательной посетительницы. Ее бледно-голубые глаза внимательно изучали лицо Жасент.

– Не хочу показаться бестактной, мадемуазель, но я желаю вам всем сердцем получить то, что для вас так важно.

– Если все получится, матушка, и вы все еще будете здесь, в Сен-Приме, то, возможно, к вам в начальный класс придет новая ученица. Спасибо, я побегу на почту!

Жасент удалось ответить монахине, не сказав при этом ничего определенного. Матильда, сидя дома, выглядывала в окно, слегка раздвинув шторы и спрятавшись за занавеской. Она заметила, как Жасент поспешно проходит мимо церкви, затем сворачивает на главную улицу. «А ты скрытничаешь, детка! – подумала целительница. – Я попыталась тебя защитить, но ты не сворачиваешь со своего пути, и никто уже не сможет тебе помешать».

* * *

Четверть часа спустя Жасент выходила из почтового отделения, полная разочарования. Она потратила на звонок Денеж Фортье все деньги, отложенные на покупку трех литров белой и одного литра желтой краски. Когда их соединили, Жасент пришлось объяснить собеседнице цель своих поисков. В итоге она узнала, что Леонид Симар умерла около двух лет назад.

– Монахиней ее действительно звали Сент-Бландин. Она покоится на кладбище в Лак-Эдуар – в санаторий ее привезли в уже крайне тяжелом состоянии, – срывающимся от сочувствия голосом объяснила Денеж Фортье. – Туберкулез легких! О ее смерти я узнала уже слишком поздно, из распорядительного письма директора санатория. Прежде чем впасть в агонию, Леонид успела предоставить ему мой адрес.

Жасент осмелилась рассказать женщине об Эмме, тоже усопшей, сделав упор на связывающую молодых женщин дружбу. Ей пришлось рассказать и о том, как безнравственно повела себя Леонид, украв из монастыря все сбережения и бросив свое монашеское одеяние.

– Боже мой, я этого не знала! – воскликнула женщина. – К слову, мой муж был ее родным дядей. Я вдова, но при жизни Телесфора мы иногда общались с Леонид – в детстве, как сейчас помню, у нее был очень неспокойный характер.

На этом их разговор, постоянно прерываемый потрескиванием в трубке, закончился. Жасент вернулась обратно в обитель, чтобы рассказать матушке-настоятельнице о том, что ей удалось разузнать. По дороге она, удрученная этим новым ударом судьбы, приняла решение отказаться от своей затеи.

«Даже если Леонид и взяла к себе Эмминого ребенка, то, учитывая то, что она была больна туберкулезом, малышка могла заразиться. Матильда вновь оказалась права – Анатали мертва. Но все же мне нужно узнать в санатории: возможно, они знали о ребенке, которого одна из их пациенток, понимая, что серьезно больна, могла оставить кому-нибудь на попечение. Возможно также, что Леонид Симар не имеет ни малейшего отношения к этой жуткой истории. Но если так – что же Эмма сделала со своей новорожденной девочкой?»

Час спустя Жасент, полностью выбившись из сил, дошла до улицы Лаберж, нагруженная двумя ведрами краски. Ее дедушка в это время как раз показывал дом Прекрасной Англичанки своим соседям, Дрюжонам. Жасент встретили с широкими улыбками и комплиментами по поводу отделки и планировки дома.

– Завтра и в течение всей следующей недели у тебя будут бесплатные работники, – похвастался Фердинанд. – Мы трое.

– Конечно, мы будем счастливы помочь, – добавила Рене. – Будущая невеста должна иметь возможность подумать о чудесном дне свадьбы и заняться своим нарядом.

Растроганная девушка пробормотала слова благодарности и залилась слезами.

Сен-Прим, церковь, суббота, 15 сентября, 1928

Жасент Клутье направлялась к стоящему у алтаря Пьеру Дебьену. Она медленно продвигалась вперед, под руку ее держал отец. Мадемуазель Евдокси Лярривэ играла свадебный марш на фисгармонии. Пожилая женщина вот уже около тридцати лет давала жителям деревни уроки музыки и пения, даже организовала хор.

– Ты вся дрожишь, успокойся, – прошептал Шамплен дочери. – Ты очень красива!

Свои слова он оттенил едва заметным поглаживанием по руке. За последние несколько месяцев Шамплен сильно изменился. Отныне он был более терпелив и жизнерадостен – похоже, так он решил стереть в памяти годы, когда его жизнь была наполнена гневом и бессердечностью.

Невеста приковывала к себе восхищенные взгляды. Она чувствовала, как стоящие по обе стороны центрального прохода люди любовались ею, слышала, как восторгаются ее нарядом и прической. По мере продвижения к алтарю Жасент узнавала знакомые лица. «Озиас Руа, его супруга Жанна, один из их сыновей, Валентен! Артемиз пришла со своим младенцем. Лишь бы девочка не плакала во время церемонии! А вот и Жактанс в ставшей для него слишком тесной куртке», – перечисляла она про себя, чтобы совладать с эмоциями.

С правой стороны, рядом с Рене и Франком Дрюжонами, одетыми по-французски элегантно, она заметила улыбающегося ей дедушку. Перед ними стола Матильда: она была в черном, на шее – ожерелье из розовых ракушек, косы короной уложены на голове.

«А вот и моя семья… мама надела свой серый костюм. К воротнику пришпилена белая роза… наверняка идея Сидони, – растроганно подумала Жасент. – Не хватает только Лорика. Как бы я хотела, чтобы он сейчас тоже был здесь!»

Стоя рядом с Журденом, Сидони с гордостью смотрела на невесту, и этот взгляд успокоил Жасент. Своим великолепным нарядом, оригинальность которого ошеломила всех присутствующих, Жасент была обязана сестре. Работа над пошивкой платья, прерываемая многочисленными примерками, которые явно поднимали Альберте настроение, длилась не один день. Однако полученный результат с лихвой удовлетворил юную портниху – Сидони увидела, что старания ее были сполна вознаграждены, ведь работу с атласом и тюлем простой назвать нельзя. В белом выходили замуж довольно редко, разве что только члены знатных семей. Жасент выбрала сверкающую переливчатыми бликами бежевую ткань, довольно темного оттенка, близкого к позолоченному. На невесте были украшенный перламутровыми пуговицами приталенный корсаж и длинная свободная юбка, окаймленная кружевами цвета слоновой кости. Наряд был одновременно скромным, романтичным и в то же время классическим.