Текст книги "Скандал у озера [litres]"

Автор книги: Мари-Бернадетт Дюпюи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 36 страниц)

Он кивком головы попрощался с ними и уже хотел было уйти. Но Лорик поймал его за локоть жесткой хваткой.

– Одну минутку, доктор! Вы разве не слышите? Нам достоверно известно, что вы спали с моей сестрой, да, с Эммой! Черт возьми, мне надоело ваше вранье!

Выйдя из себя, Лорик схватил доктора за ворот куртки и с силой встряхнул.

– «М» – это Мюррей! – кричал он. – Я тоже читал Эммин дневник! Она пишет про какого-то типа, который, будучи женатым, встречался и приятно проводил с ней время! И я знаю: этот тип – вы! Более того, это видно по вашей виноватой физиономии, по вашему бегающему взгляду! Смотрите-ка, доктор, да с вас пот градом! Ты это видишь, Жасент? Он от страха вспотел!

Остолбеневшая Жасент едва заметно кивнула. Жестокость Лорика, напомнившая ей приступы ярости отца, повергала ее в обморочное состояние.

– Перестаньте играть с нами в игры, – надрывался Лорик. – Скажите правду, имейте хоть немного мужества. Как бы там ни было, у нас есть доказательства.

Доктор попытался оттолкнуть его от себя.

– Отпустите меня! – заикающимся голосом лепетал он.

Лорик Клутье впился в доктора своими серо-зелеными колкими глазами: они горели беспощадной решительностью. Теодору на миг показалось, что он прочитал в них свой смертный приговор.

– Хорошо, да, я спал с Эммой! – завопил он. – Мы любили друг друга… Ни я, ни она не смогли против этого устоять.

– Ну вот, это не так-то и сложно было произнести! – рявкнул Лорик, отпуская Мюррея.

Доктор достал из кармана носовой платок и промокнул им покрывшийся испариной лоб. Он был бледным, растерянным и едва держался на ногах. Заметив повалившийся ствол дерева, доктор присел на него.

– Вначале все было таким романтичным, все виделось в розовом свете, – начал он. – Я никогда так не влюблялся. Мой брак с Фелицией Ганье построен, скорее, на дружеских отношениях. С Эммой же я познал радость разделенной любви.

Лица Жасент и Лорика выражали полнейшее изумление – Теодор зашелся в слезах. Он дрожал и прятал лицо в руках. Вместо коварного обольстителя, равнодушного к судьбе Эммы, глазам брата и сестры предстал подавленный любовник, который, не колеблясь, обнажал перед ними свои чувства.

– Я поступал бесчестно, когда говорил Эмме о разводе, в то время как не мог решиться на то, чтобы бросить свою жену. Мои мысли были только об Эмме; каждая разлука с ней разрывала мне сердце. Но моя супруга ревновала к вашей сестре. Она попросила меня не принимать ее больше. Я уступил, но Эмма очень болезненно это восприняла. После того как мне пришлось рассказать ей о том, что Фелиция на четвертом месяце беременности и что нам лучше расстаться, последовала жуткая сцена, с криками и слезами, но все закончилось тем, что мы бросились друг к другу в объятия. Спустя несколько недель Эмма заявила мне, что ждет ребенка. Я не знал, что делать; я запаниковал.

Он замолк и снова закурил. Лорик, окончательно сбитый с толку, устроился рядом с ним на поваленном дереве.

– Хотите сигарету? – пробормотал доктор.

– Спасибо, я забыл табак для самокрутки.

Жасент стояла; она пыталась установить хронологию отношений Эммы и доктора Мюррея. «Его супруга сейчас на седьмом месяце, следовательно, Эмма узнала об этом в феврале. Значит, уже в январе они должны были быть вместе. Ребенок моей сестры был зачат приблизительно в конце марта». Жасент вдруг ощутила какое-то странное спокойствие: нервы ее расслабились. Брат наверняка чувствовал то же: он не выказывал больше ни гнева, ни враждебности.

– Я до сих пор не могу прийти в себя, – продолжал Теодор. – Я потерял сон, любая пища вызывает во мне отвращение. Дело в том, что в последнее время Эмма так сильно надо мной куражилась, что это привело к разрыву наших отношений. Она заставляла меня ежечасно клясться ей в том, что я люблю ее больше своей супруги, постоянно обещать, что разведусь с Фелицией, хотя с каждым днем это казалось мне все более невозможным. Тогда она опустилась до шантажа, гнусного шантажа. Она поставила мне ультиматум: если я не уеду с ней, то мои тесть, теща и супруга будут получать анонимные письма, изобличающие мое поведение и, конечно же, проливающие свет на Эммино несчастье: девушка, беременная от женатого мужчины, который к тому же старше ее на пятнадцать лет.

Доктор снова замолк, удивленный полным молчанием со стороны Лорика и Жасент. Желая покончить со всем этим, он поспешил заверить:

– Вы должны мне поверить, Эмма была способна на все, я уверяю вас! Временами она пугала меня. Как только раздавался звонок в дверь, я опасался того, что сейчас она вбежит в дом, словно фурия, чтобы прокричать в лицо Фелиции правду. Я уже не знал, как мне выйти из этого кошмара… Дело дошло до того, что я пообещал ей арендовать домик в Робервале, куда я стал бы регулярно к ней наведываться. Она могла бы сохранить ребенка, я бы заботился об их финансовом благополучии. Такое решение казалось мне наилучшим выходом.

– Я вам не верю! – возмущенно выкрикнула Жасент. – В таком случае Эмма рассказала бы об этом, когда решила мне открыться! Мы были одни в больничной палате, никто не мог нас подслушать. У нее не было ни единой причины врать мне!

– Эмма? Она только и умела, что врать! – горько ухмыльнулся Мюррей, и черты его лица омрачились от горечи. – Обманывать, одурачивать меня, издеваться надо мной, заставлять меня ревновать, насмехаться над моей супругой и даже над вами, ее старшей сестрой! Она часто говорила мне, что вы закончите свои дни старой девой, что в жилах у вас вместо крови – лед.

– Замолчите! – взревел Лорик, поднимаясь. – Легко сейчас взвалить все на мою бедную сестру! Она уже не сможет возразить! Соглашусь с вами в одном: Эмма умела скрывать свои карты, я догадывался об этом. А вчера вечером, прочитав ее проклятый дневник, я в этом убедился. Она не была ангелом, но это не дает вам права очернять ее память!

– Вы утверждаете, что любили ее. Как же вы можете так плохо говорить о ней? – спросила Жасент.

– Я же сказал вам: в последнее время она устроила мне настоящий ад, со всеми своими жесткими ультиматумами, – сетовал Мюррей, опустив голову. – Она насмехалась над моими опасениями, угрожала тайком встретиться с моей женой, чтобы доказать ей, что мы с ней были вместе, что я гнусный негодяй. Это были ее слова. Я больше не мог этого выносить, но я не хотел, чтобы она умерла, нет, никогда не хотел этого!

Мюррей рыдал. При воспоминании об Эмме, в ее красном платье, с ее темными кудрями, поблескивающими от капель дождя, что-то сломалось в нем. Не в силах больше сопротивляться, он уступил, сам ужасаясь своим словам:

– Уверяю вас, это был несчастный случай, я не хотел этого! Боже мой, я не знаю, что на меня нашло. Мне жаль, мне так жаль!

Из груди Лорика вырвался дикий вопль; он был готов наброситься на доктора.

– Дай ему договорить, умоляю! Я хочу знать! – закричала Жасент.

– Ты что, глухая? С нас довольно! Я уверен, что он убил Эмму. Ну же! Ты ее убил?

Лорик, вцепившись в ворот куртки доктора, заставил его встать на ноги. Одной рукой он схватил его за горло, а другой наотмашь дважды ударил. Жасент с трудом удалось остановить брата.

– Прошу тебя, Лорик! Он должен рассказать нам, что случилось.

Лорик в исступлении поднял руки кверху. Его не покидало желание еще раз ударить пошатывающегося Мюррея; нос доктора был в крови, губы опухли, под глазом образовался кровоподтек.

– Мсье, что вы сделали с Эммой в тот вечер? – неумолимо спросила Жасент. – Я чувствовала за собой вину, думая, что сестра сама покончила с собой, и теперь мне нужны ответы. Эмма говорила со мной перед смертью: казалось, поведение ее любимого мужчины приводило ее в отчаяние. Конкретно вашего имени она не упоминала, не знаю, по какой причине, но речь шла о вас. Я отчитала ее, и, несомненно, мои упреки были для нее унизительными. Разозлившись и, возможно, отчаявшись, она быстро ушла, сказав мне, что возвращается спать в мой дом. Там она надела свое красное платье – наряд, по которому сходила с ума. Я нашла ее промокшую одежду, которая была на ней, когда Эмма помогала мне в больнице, а также разбитый флакончик духов. Лорик глубоко спал, он не слышал, как Эмма вышла из дому. На следующее утро один из жителей деревни нашел ее утонувшей на глубине, едва достигавшей трех футов. Ее нога застряла под веткой дерева. Ее нашли утонувшей… Сначала ее смерть не вызывала у меня подозрений, ведь даже самый прекрасный пловец может утонуть вследствие судороги или сердечного приступа. И только после я нашла ее прощальное письмо, адресованное мужчине, которого она любила. В письме Эмма заявляла ему о том, что покончит жизнь самоубийством в водах озера, безумных водах нашего озера, превратившегося в опустошительного монстра. Повторю еще раз вопрос: что произошло в тот вечер?

– В ту пятницу, под предлогом опасности, исходящей от наводнения, я отвез супругу и сына в Шикутими, к моим тестю и теще. Благодаря этому я вздохнул немного свободнее. По крайней мере во время их отсутствия я мог не бояться того, что Эмма решится на отчаянный поступок. Я чувствовал, что она была решительно настроена навредить мне, разрушить мой брак и уничтожить мою репутацию. В связи с паводком мэр объявил о закрытии школ. Накануне, в четверг, мы с Эммой ненадолго встретились за церковью. Она была безжалостна и полна ненависти. Она сказала мне, что на пару дней собирается в Сен-Прим, но сначала заедет к вам в Роберваль. Я предложил ей обсудить создавшееся положение и найти компромисс. «Слишком поздно, я поклялась погубить тебя, грязный трус!» – вот что она бросила мне в лицо. Тогда я словно обезумел. Я заявил ей, что между нами все кончено, что она больше не сможет меня шантажировать, потому что я во всем признаюсь жене; так или иначе, Фелиция простит меня, хотя бы для того, чтобы избежать скандала. Что же касается ребенка, я предложил ей денег, чтобы она могла спокойно заниматься его воспитанием…

Оцепеневший Лорик слушал, зло поглядывая на доктора. Жасент была в нетерпении:

– И что же дальше?

– Эмма была подавлена. Внезапно она вновь превратилась в счастливую влюбленную девушку, нежную и скромную. Она плакала, умоляла, соглашалась на все мои условия. Но я стоял на своем, с меня было довольно. Она убежала в слезах. В пятницу вечером ко мне в кабинет поступил телефонный звонок. Она назначала мне прощальную встречу на вокзале Роберваля. «Я собираюсь сделать глупость, Теодор. Я не могу жить без тебя, я украла в больнице барбитал», – шептала она в трубку. Я мигом сел в машину. У меня было такое ощущение, будто я спускаюсь в ад: затопленная дорога, огромные волны на озере, проливной дождь… пейзаж конца света. Эмма ждала меня: пьяная, накрашенная, очень красивая в своем красном платье. Конечно, ей было холодно: она была слишком легко одета для такой ветреной и дождливой погоды.

– Моя сестра была пьяной? Вы несете какую-то чушь! – отрезал Лорик.

– Она выпила, говорю я вам! Впрочем, это было не в первый раз. Под светом уличного фонаря она открыла свою сумочку, безделушку из белой кожи, которую я как-то ей подарил. Она вынула оттуда дневник, тот самый, о котором вы говорили, молодой человек. Боже мой, как она плакала! Она показала мне тюбик с таблетками и написанное на последних страницах дневника письмо. «Это черновик, но все же прочитай, ты поймешь, что я страдаю настолько сильно, что желаю себе смерти. Я забыла взять настоящее письмо, которое хотела отправить тебе по почте».

Жасент в отчаянии сжала кулаки, не переставая задаваться вопросом, какую же стратегию на самом деле разработала Эмма. Доктор продолжил свою исповедь:

– Я сказал ей, что не считаю ее способной на самоубийство и что если у нее и были такие намерения, то это очевидная глупость – ведь она еще так молода, у нее еще вся жизнь впереди. Тогда Эмма пришла в неописуемое бешенство. «Ты не считаешь меня способной на это? – вопила она. – Тогда я тебе это докажу!» Она выскочила из моей машины, и я увидел, как она бросается в такси, которое, должно быть, ее поджидало. Поскольку в прощальном письме она грозилась утопиться, я последовал за машиной, но именно этого она наверняка и добивалась! Господи, с моей стороны это было величайшей глупостью!

Ошеломленная Жасент, затаив дыхание, ожидала роковой развязки исповеди Мюррея, поверив в его искренность. У нее болело сердце, и от боли она согнулась почти вдвое. Тревожась за сестру, Лорик наклонился, чтобы ее обнять.

– Заканчивайте, доктор! – рявкнул он. – Слушать вас для нас – пытка! У моей сестры больше нет сил.

Теодор Мюррей никак не отреагировал на слова Лорика. Он с рассеянным взглядом продолжал:

– Водитель такси высадил ее на углу двух улиц в Сен-Приме, машина развернулась и поехала назад. Мы разминулись на дороге. Я думал, что Эмма хотела вернуться к родителям. Я знал, что ваша ферма расположена у озера. Она шла быстро, очень быстро. Я медленно ехал за ней на машине. Пейзаж вокруг был тревожным, даже пугающим. Повсюду – вода, черная неспокойная вода, которая поглощала целые луга и окружала стоящие на краю деревни дома. Мне показалось, что я увидел какого-то странного типа, но он быстро скрылся. Внезапно Эмма остановилась. Она повернулась ко мне лицом, неподвижная в свете фар, в своем красном платье, с роскошными волосами и ясным лицом. В это мгновение я почувствовал к ней ненависть, ненависть более сильную, чем моя любовь. Я вышел из машины, взял ее за локоть и заставил сесть в мой автомобиль. Она снисходительно смотрела на меня, утверждая, что я испугался при мысли о том, что я ее потеряю, что увижу ее мертвой. Я ответил, что она ошибается, что я просто не в силах больше выносить ее проделки и капризы. Она ударила меня, да, ударила, требуя, чтобы я отвез ее на огибающую озеро дорогу. Я отказался. Она принялась кричать, что расскажет все о нас своему отцу, моей жене, всему миру; она говорила, что я был прав – у нее нет ни малейшего намерения умереть, потому что так она избавила бы меня от себя. Это была жуткая сцена. Эмма снова начала угрожать мне, повторяя, что я бессердечный, потому что насмехался над возможностью ее самоубийства. Ее охватило нервное возбуждение. Она рассказывала что-то о своем замысле, который провалился точно так же, как и все, за что она бралась. Тем временем я ехал наугад очень медленно. Так мы оказались возле вокзала. Вокруг было темно. Дорога была в грязи, повсюду растекались огромные лужи. Мне пришлось ехать еще медленнее. Эмма этим воспользовалась. Она выпрыгнула из машины и быстро побежала в сторону луга. Все еще кипя от злости, я вылез из машины и догнал ее. Вода доходила нам до лодыжек. Это было ужасно, она больше ничего не говорила. Я тоже молчал, задыхаясь от гнева. Внезапно она свернула и пошла прямо к озеру. Вскоре вода дошла ей до середины бедер, и она пошатнулась. Мне удалось поймать ее. Я поднял ее и встряхнул, вот так, за плечи. Она снова ударила меня, принялась оскорблять и обзывать трусом. Я не знаю, как и почему, но мы оба упали. Мне удалось встать на ноги, но ее голова еще несколько мгновений оставалась под водой. Я подумал, что ей стало плохо, ведь она выпила, но тут я увидел, как она пошевелилась под водой, пытаясь подняться. И тогда я помешал ей это сделать, я силой удерживал ее под водой. Она почти не сопротивлялась, нет, она уже задыхалась, возможно, из-за алкоголя. Совсем скоро она окончательно затихла, такая бледная, с закрытыми глазами… Мне стало легче, больше никаких угроз, никаких криков – ничего.

– И вы называете это несчастным случаем? – прогремел Лорик. – Подонок! Вы убили ее! Я сведу с вами счеты прямо здесь, сейчас же!

Теодор Мюррей, казалось, только очнулся – его состояние граничило с состоянием транса. Он оторопело сжимал и разжимал кулаки, затем стал тереть ими лицо. Окаменев, словно статуя, Жасент вцепилась в руку брата, который, резко выпрямившись, увлек сестру за собой. Она пошатывалась, подавленная тем, что только что услышала.

– Вы – чудовище, – выкрикнула Жасент, охваченная ужасом. – Вы говорите об этом так, словно вас это не трогает… Но на самом деле тело Эммы было далеко от вокзала Сен-Прима! Его нашли чуть дальше от нашей фермы, почти напротив амбара наших соседей!

– Я отнес ее туда; я успел изучить местность, когда ехал за такси. Было бы логично, если бы ее нашли там. Могли подумать либо о том, что она утонула вследствие несчастного случая, либо о самоубийстве.

На этот раз Лорик успел подскочить к доктору и схватить его за горло.

– Еще одно слово – и я задушу вас! – прохрипел он.

– Прошу тебя, Лорик, это ни к чему не приведет, так у нас будет только больше проблем. Он во всем признался, и теперь дорого заплатит за свое преступление.

Молодой человек отступил. Он тяжело дышал, его щеки пылали.

– Мсье, – добавил он, – я скажу предельно ясно: вы убили нашу сестру. Это мерзкое, отвратительное преступление. Вы должны сдаться в руки полиции.

Доктор Мюррей посмотрел на них блуждающим взглядом. Он отрицательно покачал головой, содрогаясь всем телом.

– Я? Должен сдаться? Но мое имя будет на первых полосах всех газет! А моя жена, мой маленький сын? Я не увижу, как растут мои дети, скандал очернит всю семью!

– У вас нет выбора, – угрожающе произнес Лорик.

– Да, несомненно. Но я хотел бы попрощаться с Фелицией и Уилфредом, моим сыном.

Доктор заплакал, вдруг почувствовав, что наконец избавился от мук совести, терзавших его вот уже двенадцать дней, освободился от горечи и стыда. После убийства Эммы даже обычное существование требовало от него нечеловеческих усилий и постоянного притворства. И чем дольше он изображал беспечность и равнодушие, тем больше он обманывался сам, считая себя всего лишь жертвой фатального нервного срыва.

Первый визит в его кабинет Жасент свел на нет всю ту скрупулезную работу, которую он проводил над собой с целью забыть Эмму и убедить самого себя в своей невиновности. В ту же ночь ему приснилась его любовница. Она покоилась под прозрачной толщей воды, ее разметавшиеся волосы были смешаны с травой, а глаза широко открыты. С тех пор он не находил себе места. Он сбегал из дому и подолгу бродил по округе, думая только об Эмме, словно это она его бросила.

Сквозь туман сознания до него донеслись неузнаваемые голоса Жасент и Лорика: они обсуждали, какие действия по отношению к нему следует немедленно предпринять.

– Я останусь с ним здесь, – говорил Лорик. – А ты беги звонить начальнику полиции в Роберваль или же узнай, нет ли полицейского участка здесь, в Сен-Жероме.

– Я бы предпочла, чтобы звонить пошел ты.

Их медлительность странным образом поспособствовала тому, что доктор Мюррей вновь обрел чувство собственного достоинства. Смирившись с тем, что ему придется пережить худшие моменты в своей жизни, отдавая себе отчет в том, что он преступник, он едва заметным жестом дал им понять, что хочет кое-что сказать.

Лорик бросился к доктору, готовый в любой момент его остановить.

– Не ломайте голову, молодые люди. Всему конец – моей карьере, моему браку… Давайте сейчас вернемся ко мне домой, словно ничего этого не было. Я поцелую супругу и сына; пока вы будете ждать меня на улице, я попрошу у них прощения, после чего мы на моей машине отправимся в Роберваль и я сдамся полиции.

– Я не доверяю ни единому вашему слову! – возразил Лорик. – Вы можете легко скрыться. А о супруге и сыне стоило думать раньше, когда вы спали с моей сестрой.

– Я это знаю, – ответил доктор. – Вы сомневаетесь в моей искренности, и я вас понимаю, но у меня нет намерения бежать. Я совершил противозаконный поступок и готов ответить за него. Я отказывался это признавать, находил себе оправдания, но вы правы – их нет.

Жасент не отрывала взгляда от Мюррея: она заметила, как сильно изменились выражение его лица, походка и голос. В нем не было больше ни заносчивости, ни мягкотелости; его голова была поднята, а потухший взгляд оживился. «Похоже, он не соврал: Эмма довела его до крайности, – думала она. – Почему она так себя повела?»

– Так и сделаем, Лорик, – вслух сказала Жасент. – Мне кажется, он говорит искренне.

– Если ты так думаешь… Что ж, пойдем! – проворчал ее брат.

* * *

Когда Фелиция увидела, в каком состоянии супруг заходит в гостиную, у нее вырвался невольный крик ужаса. Лицо у него распухло, под носом и на расстегнутой рубашке были следы запекшейся крови. Он казался постаревшим на десять лет.

– Господи, Теодор, неужели ты влез в драку? – воскликнула она. – Скорее пройди в смотровую, я приведу тебя в порядок. К счастью, Уилфред играет на втором этаже; за ним присматривает Девони.

– Я спешу, позови его. Я хочу увидеть нашего сына.

Охваченная тягостным предчувствием, в изумлении Фелиция не отрывала от супруга взгляда. Еще никогда она не видела, чтобы его лицо выражало столь глубокое отчаяние.

– Дорогой, поговори со мной. Что же такого серьезного произошло?

Обессилевший Теодор с нежностью посмотрел на супругу. Ему казалось, что ее светлые волосы окружены нимбом чистоты. Взгляд ее карих глаз сделался более мягким, а в своем длинном небесно-голубом платье она выглядела совсем кругленькой.

– Прости меня, Фелиция. За то, что мне придется причинить тебе боль, сильную боль, за то, что из-за меня у тебя появится огромное количество хлопот. Скорей поезжай к своим родителям в Шикутими. Там вы с нашим сыночком будете в безопасности.

Фелиция бросилась ему на шею и разразилась рыданиями. Слабое подозрение, которое закралось у нее накануне, становилось реальностью.

– Боже мой, что ты наделал, Теодор?

– Я убил Эмму Клутье. Ты была права, она была моей любовницей и она не хотела со мной порвать. Я сдамся в полицию. Это будет самым мудрым решением. Угрызения совести все равно постепенно доконали бы меня. Умоляю тебя, позаботься об Уилфреде и о будущем малыше. Меня ждут на улице. Можешь позвать нашего сына? Я хотел бы поцеловать его.

Фелиции показалось, что сейчас она потеряет сознание, но она обладала стальным характером. Не раздумывая долго о том, в чем только что признался ей супруг и что повлечет за собой это признание, она, стремясь не поддаваться панике, пыталась придумать, как можно помочь Теодору.

– Ты убил ее. Нужно будет, чтобы ты объяснил адвокату свои мотивы. Если она тебя изводила и создавала тебе проблемы – адвокат найдет, как лучше тебя защитить, потому что, дорогой, у тебя будет самый лучший адвокат. Я поддержу тебя. Несмотря ни на что, мы с тобой соединены перед Господом Богом. Я не оставлю тебя, потому что по-настоящему тебя люблю. Девони поедет с Уилфредом в Шикутими. Я приеду туда позже. Господи, в полиции ты должен выглядеть по меньшей мере прилично… Пойдем, это займет всего две минуты, в твоем кабинете лежит чистая рубашка. А еще тебе не помешало бы умыться. Кто тебя избил? Отец этой девушки?

– Ее брат.

Теодор последовал за супругой и позволил ей привести себя в порядок: умелые руки Фелиции смогли как нельзя лучше сделать это даже в такой драматический момент.

– Я приеду повидаться с тобой в тюрьме. Ты мне обо всем расскажешь. Я дам показания. У этой девушки было не все в порядке с головой. Ты мой супруг, Теодор, отец моих детей. Ничто не в силах разлучить нас, ничто. Выйди в коридор, я поднимусь за Уилфредом.

У него было время для того, чтобы поразмыслить над своим малодушием. Ведь Фелиция, придя в ужас от одной мысли о том, что может его потерять, мгновенно смирилась со своей судьбой. Он давно мог бы признаться ей в своей связи, мог бы заверить ее в том, что не был влюблен в Эмму, что она его просто соблазнила; по большому счету, ему ничего не грозило. Ирония ситуации заставила его сокрушенно вздохнуть.

С лестницы послышались быстрые шаги и изменившийся, почти на грани срыва голос супруги.

– Крепко поцелуй папу, Уилфред. Он уезжает на несколько дней и скоро вернется.

Доктор сжал сына в объятиях и стал покрывать поцелуями. Наконец на прощание он коснулся губами губ своей супруги:

– Я прошу у вас обоих прощения. Мне нужно идти.

Теодор открыл входную дверь. Лучи солнца залили прихожую, радостными пятнами ложась на навощенный паркет и на выкрашенные в серый цвет стены. Фелиция мельком увидела каштановые с золотистым отливом волосы Жасент Клутье, а также ее высокого темноволосого спутника, в котором угадывалась непреклонная решимость. Дверь плотно закрылась, решительно преградив путь ясным лучам весеннего дня, и в прихожей вновь воцарились прохладные сумерки.

«Будьте вы прокляты, Клутье! Будьте вы все прокляты!» – подумала она, прижимая к себе сына.

Она-то воображала, что дело было в банальной супружеской измене или же в простой интрижке, которую супруг завел с симпатичной и жаждущей удовольствия девушкой, но все оказалось гораздо серьезнее. Ее колкие замечания во время ужина у дяди Люсьена внезапно приняли трагический смысл. Убитая горем Фелиция Ганье, заливаясь слезами, теперь совсем по-другому взглянула на не свойственную Теодору раздраженность во время их обратного пути. «Он должен был признаться в своем преступлении вчера вечером! – сокрушалась она. – А утром мы были бы уже далеко. Поезд – в Квебек, корабль – во Францию, Испанию или любую другую европейскую страну… как можно дальше, дальше от того, что последует здесь…»

Скандал обещал быть грандиозным: таких же масштабов, как и скандал вокруг паводков, опустошивших регион Лак-Сен-Жан. Она об этом знала, и ей нужно было к нему подготовиться.

* * *

Теодор Мюррей остановил машину перед полицейским участком Роберваля. Он вел быстро, не разжимая стиснутых зубов. Жасент и Лорик не произнесли ни слова. Они были настолько подавлены, что были даже не в состоянии выразить свои чувства, которые, однако, кипели в их сердцах.

Доктор выключил двигатель и прикурил сигарету.

– Я прошу у вас обоих прощения, – произнес он. – Я совершил это, не отдавая себе отчета в происходящем, я был близок к безумию.

– Вы уже подготавливаете свою речь на суде? – съязвила Жасент; она не могла больше выносить его присутствия. – Брат проведет вас.

Сидя на заднем сиденье, она прислонилась лбом к стеклу автомобиля. Часы, которые ей только что довелось пережить, наполнили ее душу горечью – столь долгожданная правда оказалась жестокой и отвратительной. Жасент не давало покоя еще одно обстоятельство. Об этой печальной истории скоро станет известно всему региону. Если пресса не проявила особого интереса к утонувшей вследствие несчастного случая девушке – вполне обыкновенному происшествию, особенно в период наводнений, – то от убийства на почве страсти, замаскированного под суицид, СМИ будут просто неистовствовать.

«Известный доктор, молодая учительница, на пятнадцать лет младше его. Эмму вываляют в грязи, забыв, что она – жертва. Всем станет известно, что она была беременна и шантажировала своего палача. Жители Сен-Прима будут возмущены, а наши родители будут мучиться еще сильнее. Боже мой, мне необходимо было знать, как умерла моя сестра, но такого узнать я не хотела. Нет, никогда!»

– Выходите, мне не терпится поскорее вернуться домой, – сказал Лорик.

Жасент услышала, как открывается дверца машины. Она вздрогнула и быстро выпрямилась, вцепившись руками в спинку переднего сиденья.

– Лорик, если журналисты узнают обо всем этом кошмаре, папа будет в ярости. Мама не сможет этого пережить. Сможем ли мы оставаться в этих краях? Мне страшно!

– А чего ты хочешь, Жасент? Ты знала, что будет вселенский скандал, – ответил брат.

– Не сдавайтесь, – натянутым голосом пробормотал доктор, охваченный животным страхом. – Но учтите, я собираюсь описать Эмму такой, какой она была на самом деле, не умаляя ее вины, потому что она была виновата, даже по отношению к вам. Она была далеко не ангелом, и я могу это доказать. Она смогла обмануть вас, точно так же как сумела с помощью своих уловок, хитрости и эгоизма толкнуть меня на роковой шаг. Если бы я на ней не женился, ребенок, которого она носила, закончил бы так же, как тот, другой, – брошенный, лишенный материнской любви и заботы, обреченный на печальную сиротскую судьбу.

Сжав Мюррея за запястье, Лорик помешал ему выйти из машины. Жасент охватило странное ощущение какого-то раздвоения – она, наверное, не так услышала, не так поняла! Во рту у нее пересохло, но она смогла выдохнуть:

– Какой другой ребенок?

– Я был уверен, что вы не в курсе! Эмма уже произвела на свет одного ребенка. Как-то вечером она призналась мне в этом.

– Это невозможно, мы бы знали об этом! – вмешался Лорик.

– И все же, по-видимому, вы не знали! В пятнадцать с половиной лет она встречалась с каким-то парнем. Она поняла, что беременна, на четвертом месяце, когда ребенок пошевелился. Большего мне узнать не удалось. Она не хотела вспоминать об этом. Как ей удалось родить, а затем бросить свою маленькую дочь? Эмма отказалась рассказать мне об этом. Где-то в Квебеке живет несчастный ребенок, который никогда не узнает своей матери. Но об этом я никому не расскажу, не волнуйтесь.

С этими словами Теодор Мюррей вышел из своего черного автомобиля, хлопнув дверцей. Его волосы искрились в лучах солнца; доктор уверенно направился ко входу в полицейский участок.

Сен-Прим, тот же день, шесть часов вечера

Огромное присмиревшее озеро ласкало узкую полоску песка своими тихими прозрачными волнами. Жасент и Сидони шагали вдоль берега, от которого теперь осталась лишь дорожка, все еще пропитанная водой. На земле валялся мусор, который они обходили, не обращая на него внимания: стеклянные бутылки, обломки сломанных досок, даже предметы домашнего обихода, принесенные сюда паводками соседних рек.

Лорик, следовавший за сестрами, поднял небольшую куклу без одежды, с частично раздавленной головой. Находка вырвала из его груди беззвучное рыдание. Ему никак не давало покоя известие о том, что его сестра родила в пятнадцать лет.

– Это действительно ужасно, – отозвалась Сидони, поняв, в какое смятение привела брата-близнеца эта несчастная игрушка.

Сидони поджидала брата с сестрой на перроне вокзала. Троица прогуливалась в стороне от главной улицы деревни, с тем чтобы можно было спокойно поговорить, не рискуя, что их беседе помешают. Жасент все рассказала Сидони. Когда ее голос срывался или когда она принималась плакать, эстафету принимал Лорик.

Теперь же, словно очарованные бесконечным, отливающим синевой озером, поверхность которого была усыпана падающими под углом яркими солнечными бликами, они пытались привести свои мысли в порядок. Превратности Эмминой судьбы ошеломили их.

– Я не думала, что она была такой! Настоящая сумасбродка, руководствующаяся только своими чувствами! – тяжело вздохнув, сказала Сидони. – Боже мой, если бы только она открылась мне!

– Я презираю ее, – вмешался разгневанный Лорик. – Я отдал бы многое за то, чтобы она была жива, но, если бы это было возможно, я сделал бы все для того, чтобы больше не приближаться к ней, чтобы вычеркнуть ее из моего сердца. Паршивая девка, распутница! Мюррей воспользовался этим; он настоящая сволочь, и я его ненавижу, но Эмма спала с женатым мужчиной! Она не должна была разрушать его брак.