Текст книги "Кто я для тебя? (СИ)"
Автор книги: Марго Белицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)
Гилберта тут же больно кольнуло чувство вины. От мыслей о том, что скрывается за небрежным «тружусь на благо хозяина», его охватывала ярость пополам со страхом. Он боялся даже вообразить, через что Эржебет пришлось пройти за эти годы. Какие издевательства и унижения она терпела от Садыка. У Гилберта вдруг запершило в горле, снова захотелось ее обнять. Ласково и нежно. Так, чтобы она забыла все плохое, чтобы вместе с его прикосновениями ушла вся боль…
«Да уж, мне ее теперь только обнимать… Помочь-то так ничем и не смог. Слабак! И что ей теперь говорить? Прости, я не смог тебя спасти, потому что армия маленькая, средств нет, кругом большие страны, от которых надо отбиваться – не то сожрут… Бла-бла-бла… Дерьмо! Любые мои слова буду звучать как жалкие оправдания!»
– Гил, да что же мы посреди дороги стоим? – вдруг спохватилась Эржебет. – Пойдем, присядем.
Она шагнула с тропы в сторону деревьев, Гилберт взял коня под уздцы и двинулся следом за ней. Эржебет привела его на небольшую полянку, здесь лежал поваленный бурей могучий ствол, судя по всему, он упал уже давным-давно, и за годы растения оплели его так густо, что он стал похож на большой зеленый валик.
– Вот здесь можно спокойно поговорить, – улыбнулась Эржебет. – Мы так давно не виделись… И столько хочется сказать. Даже не знаю, с чего начать.
«Да, многое хочется сказать, вот только не все получается произнести вслух», – мысленно ответил ей Гилберт, привязывая к дереву коня.
Эржебет подошла, ласково погладила лоснящийся от пота бок жеребца.
– Надо же, как ты его загнал! Бедняга все еще тяжело дышит.
– Я хотел быстрее тебя увидеть, – неловко пробормотал Гилберт.
– Вот как, – обронила она и отвела взгляд.
Затем положила в траву вязанку хвороста и, присев на поваленный ствол, тщательно разгладила подол платья. Гилберт следил за ней, как завороженный, только сейчас поняв, что первый раз видит ее в женской одежде.
«Нет, второй…», – мысленно поправился он и тут же почувствовал, как всколыхнулось внутри пламя, отзываясь на воспоминания о кружащей в танце Эржебет.
«Нет! Не сейчас! Не думай об этом!»
Гилберт осторожно присел рядом с ней, чтобы отвлечься взглянул на застывший в тишине лес вокруг – темная зелень успокаивала.
– Эх, хорошо здесь, – вздохнул он.
– Да, – кивнула Эржебет. – Напоминает о Бурценланде…
– Мне тоже! Интересно, как там сейчас? Наверняка половину лесов уже на дрова пустили, – с ноткой сожаления произнес Гилберт.
– Не знаю даже. Я там уже почти два века не была, да и вряд ли скоро смогу туда съездить. Родерих запрещает своим слугам покидать пределы имения, будто мы собачки на цепях… Но хотя бы в таком чудесном лесу погулять можно, не то что у этого…
Эржебет помрачнела, резко замолчала, а через мгновение улыбнулась с деланной беззаботностью.
– Давай не будем обо мне, Гил. Расскажи лучше, как ты жил, пока меня не было. И что вообще творилось в Европе. А то за толстые стены Стамбула просачивались только редкие слухи, да и те доходили до меня уже в совсем диком виде. Я вот, например, только вчера узнала, что ты, оказывается, теперь свободная страна.
На самом деле Гилберту очень хотелось задать ей много вопросов, узнать, как ей самой жилось все эти годы. Но он скорее инстинктами, чем разумом, понимал, что лучше ничего не спрашивать. Не заставлять ее вспоминать, бередить раны. Вряд ли в ее жизни у Садыка было хоть что-то хорошее, а снова переживать ужасы, да еще рассказывать о них другим… Нет, меньше всего он хотел, чтобы она мучилась.
– Ага, я задал хорошую трепку Лукашевичу! – с наигранной бодростью начал Гилберт. – Теперь у меня наконец-то появилась своя земля, я стал настоящей страной. Так что ты больше не сможешь задирать нос и поучать меня.
– Все равно я, как страна, старше тебя и оставляю за собой право учить тебя, маленькое молоденькое герцогство. – Эржебет хихикнула, погрозив ему пальцем.
– Я не такой уж и маленький! – в притворной обиде надулся Гилберт. – Я захватил много новых территорий… А вообще, у нас, пока тебя не было, такая жуть творилась! Настоящий хаос. Католики сцепились с протестантами, тридцать лет друг друга резали, я никогда еще не видел, чтобы погибло столько народа.
– Да уж, люди не устают меня поражать. – Эржебет вздохнула. – Как же они любят друг друга убивать, готовы воспользоваться малейшим самым глупым поводом… Я понимаю войны за новые, жизненно важные земли, но тут… Пролить столько крови только потому, что одни служат мессу, а другие нет…
– Это точно, старина Мартин Лютер если бы знал, к чему приведут его идеи, наверняка никогда не стал бы проповедовать. Мне он нравился, хороший был мужик, простой и не заносчивый, с ним и выпить можно было, и песни погорланить. Да и идеи у него были правильные, а вот закончилось все как всегда – резней… Кстати, я ведь теперь лютеранин.
– Лютеранин? Ты? – Эржебет округлила глаза. – Не верю!
– Клянусь своими винными погребами!
– Как же ты так умудрился? Великий Тевтонский Орден и – бац! – лютеранин…
– Вот, теперь ты понимаешь, какая у нас тут веселая жизнь была? – Гилберт хохотнул. – Все так закрутилось, завертелось. Мой последний Великий Магистр и первый герцог уговорил меня сменить веру. Я и сам к тому времени уже не был ревностным католиком. По сути ведь не так уж и сильно отличаются католики, лютеране, кальвинисты эти, у чокнутого Цвингли в горах… Все мы одному Богу молимся. И вместо того, чтобы драться друг с другом, лучше бы объединились и добили эту сарацинскую гниду…
Гилберт прикусил язык, с запозданием подумав, что лишний раз упоминать Садыка в присутствии Эржебет не стоит. Действительно, на ее до этого веселое лицо опять набежала тень.
– Верно, – глухо произнесла она. – Я это хорошо на своей шкуре почувствовала. Мы все с балканскими странами были разобщены, грызлись между собой, не выступили против него вместе – вот и поплатились…
Эржебет сгорбилась, понуро опустила голову. Сейчас она выглядела сломленной, потерянной – Гилберт никогда не видел гордую и сильную Эржебет такой. Почти жалкой. Она нервно потерла левую руку, и, приглядевшись, Гилберт заметил красный след на ее коже, словно браслетом охватывавший запястье. Такие обычно остаются от веревок или кандалов.
Гилберт похолодел.
– Это он сделал?
Эржебет сперва недоуменно взглянула на Гилберта, потом на свою руку – видимо она раньше даже не замечала, как машинально трет след.
– Даже не помню, может, он, может, сама поранилась во время работы. – Складно врать она никогда не умела.
Гилберт потянулся, коснулся кончиками пальцев запястья Эржебет. Совсем легко, почти невесомо. Осторожно провел по красному следу. Как же он хотел стереть его навсегда…
Эржебет вздрогнула, резко выдохнула и отдернула руку так, будто к ней прижали раскаленное железо.
– Гил, давай не будем больше об этом, хорошо? – тихо попросила она. – Все уже в прошлом… Лучше расскажи еще что-нибудь о своей жизни.
И Гилберт начал рассказывать. Истории о своих блестящих победах, солдатские байки, смешные случаи из жизни двора его герцогов – только яркое, светлое, жизнерадостное. Он надеялся, что, слушая его болтовню, Эржебет хотя бы ненадолго забудет обо всем плохом. И радовался, видя, как она заливисто смеется над его шутками, совсем как в старые добрые времена. Исчезает так испугавшая его надломленность в ней…
– … и тогда я сказал: «Ваше Величество, этот синий парик идеально подходит к вашим глазам!». Он мне: «Раз так, то я доверяю твоему вкусу, Гилберт». И пошел в таком виде на бал. Придворные, конечно же, боялись ему слова поперек сказать и дружно хвалили его костюм.
Эржебет утерла выступившие на глазах слезы.
– Черт, Гил, как же я соскучилась по твоим ехидным остротам! Все-таки ты совсем не изменился. Как был редкостной занозой, так и остался.
– Я могу считать это признанием моего Величия? – Он хитро прищурился.
– О да, Великая Заноза Гилберт Байльшмидт! – Эржебет расхохоталась. – Думаю, стоит отлить медаль с такой надписью и…
Она не договорила и вдруг замерла, прислушалась. Гилберт тоже насторожился.
– Сестренка Лиза! – донесся со стороны дороги дребезжащий детский голосок, потом раздались сдавленные всхлипы. – Сестренка Лиза!
– О нет, это же Аличе. – Эржебет в панике метнула взгляд на хворост, затем на Гилберта. – Я же тут с тобой так засиделась… Она наверняка переволновалась и уже решила, что меня съели чудовища… Аличе, я здесь! Все в порядке!
Она подхватила вязанку и поспешила к дороге. Гилберт пошел следом, еще не до конца понимая, что происходит.
– Сестренка-а-а! – К Эржебет кинулась заплаканная рыжеволосая девочка, вцепилась мертвой хваткой в ее передник. – Почему ты так долго? Я думала… Я думала, что тебя…
Она перевела взгляд на Гилберта и, сдавленно пискнув, юркнула за спину Эржебет.
– Чудовище!
– Чего? – Гилберт озадаченно нахмурился.
Эржебет тихонько прыснула в кулачок.
– Нет, нет, Аличе, это вовсе не чудовище. Это мой друг Гил. Посмотри, он вовсе не страшный.
Девочка робко выглянула из-за подола Эржебет, бросила на Гилберта настороженный взгляд. Он попытался ей приветливо улыбнуться, но, похоже, снова ее напугал – она заметно побледнела.
Гилберт растерялся – обычно у него неплохо получалось ладить с мальчишками, с которым он с удовольствием играл в войну, но вот девочки совсем другое дело – и посмотрел на Эржебет с немой мольбой о помощи. Эржебет вздохнула, на ее лице так и читалось: «Напугал ребенка, страшный-страшный Гил!».
– Аличе, а почему ты пошла за мной в лес? Неужели меня настолько долго не было? – спросила она таким ласковым голосом, какого Гилберт никогда прежде от нее не слышал.
– Я бы никогда сюда не пошла… – тихо ответила девочка. – Но сеньор Родерих разозлился, когда увидел, что тебя нет на месте. И велел мне тебя найти.
Гилберт заметил, как при этих словах напряглась Эржебет. На мгновение в ее глазах появилось затравленное выражение. И снова, снова он ощутил в ней надлом. Что-то в ней изменилось, появилось нечто инородное и чужое, что совсем не подходило ее природе.
– Гил, прости, мне надо срочно возвращаться в усадьбу, – она слегка виновато взглянула на Гилберта, затем вдруг ее голос неуверенно дрогнул, в нем зазвучала робкая надежда. – Ты ведь… еще приедешь?
– Конечно, приеду! – с жаром пообещал Гилберт и постарался беззаботно ухмыльнуться. – Никуда ты теперь от меня не денешься!
***
Эржебет легко шагала по тропинке рядом с Аличе, едва не пританцовывая. Хотя, вроде бы, радоваться было нечему – в усадьбе ее наверняка ожидал строгий выговор от Родериха. И все же Эржебет не могла сдержать улыбку. После встречи с Гилбертом на душе стало легко и спокойно, Эржебет чувствовала прилив сил, казалось, что она может преодолеть любые трудности, какие ждали ее в австрийском доме. Ведь главное – он рядом, он обещал приехать еще. А Гилберт Байльшмидт никогда не нарушал своих обещаний.
И действительно, он появился через три недели – непринужденно залез через окно на кухню, где Эржебет чистила кастрюли. Они болтали обо всем на свете, и Эржебет вновь почувствовала облегчение, словно его присутствие на некоторое время снимало с ее плеч тяжелую ношу. С тех пор Гилберт зачастил в австрийский особняк, умудряясь каким-то чудом не попадаться на глаза ни Родериху, ни солдатам его личной гвардии, дежурившим у ворот – Эржебет оставалось лишь поражаться его ловкости.
Иногда Гилберт приходил раз в три дня (видимо, останавливаясь на время в трактире неподалеку от усадьбы), иногда пропадал на недели и даже месяцы, но всегда возвращался. И так год за годом. Он стал для Эржебет лучиком солнца, освещавшим ее скучные, полные тяжелой работой серые будни.
Гилберт старался приносить ей новости о жизни ее земель, но пока не обзавелся хорошей сетью шпионов, чтобы узнавать все. В целом выходило, что Венгрия, может, и не процветала под властью Габсбургов, но все было не так плохо, как при османах.
В целом жизнь под властью Родериха оказалась весьма сносной, Эржебет приходилось много трудиться, но, по крайней мере, к ней относились с уважением, никаких унижений, издевательств. Родерих был мелочным и придирчивым, но ничего страшнее двухчасовой лекции о том, как правильно ставить заплатки на простыни, от него можно было не опасаться.
Со временем Эржебет познакомилась с остальными обитателями особняка. Кроме Аличе здесь жили и другие захваченные Родерихом страны, а также находившийся на особом положении мальчик – Священная Римская Империя или просто Людвиг. Он считался воспитанником Родериха, редко общался со слугами, но, тем не менее, вездесущая Аличе умудрилась с ним подружиться, и он иногда заглядывал на кухню к ней и Эржебет. Собственно говоря, два этих ребенка и стали единственными друзьями Эржебет в усадьбе, с остальными странами отношения не заладились, а с людьми тем более. Но она особо не расстраивалась. Ведь у нее был Гилберт.
Эржебет начала привыкать к такой жизни, тлевший в ней бунтарский костер постепенно затухал. Она почти смирилась с подчиненным положением. В конце концов, все было не так уж и плохо.
Но вот Гилберт думал иначе.
– Почему ты так безропотно повинуешься очкастому уроду?! – часто запальчиво говорил он. – Он же заставляет тебя пахать, как ломовую лошадь! Когда бы я ни пришел, ты все время работаешь и работаешь! Хватит это терпеть! Ты же сильная, а Родди – слабак, ты можешь отвоевать свободу.
– Между прочим, этот слабак победил Садыка, – веско возражала Эржебет.
– Ну и что? – Гилберт презрительно фыркал. – Во-первых, ему тогда помогли, во-вторых – ему просто повезло… Вон Франциск его только так пинает, а ты гораздо сильнее этого помешанного на розах извращенца!
– Нет. – Эржебет качала головой. – Шансы на победу такие призрачные… Я не хочу, чтобы мои люди погибали зря. Хватит с них крови и смерти.
– Лучше будет, если они навсегда останутся в кабале? – огрызался Гилберт.
Эржебет раздраженно сжимала губы и ничего не отвечала. Или просила его прекратить говорить об этом. Но Гилберт всегда отличался редкостным упрямством и через некоторое время нет-нет да опять поднимал больную для Эржебет тему. Слушая его вдохновленные речи, она невольно думала, что, может быть, он и прав, но затем воспоминания о многочисленных восстаниях, безжалостно подавленных Садыком, остужали ее пыл. Любой бунт заканчивался лишь одним – смертью и горем…
Глава 7. За отечество и свободу
Стоял погожий летний день, и Эржебет занималась стиркой на заднем дворе. Белоснежные простыни, развешанные на веревке, казалось, светились в лучах солнца. Эржебет довольно улыбнулась, глядя, как они слегка колышутся на легком ветерке и надуваются, точно паруса.
– Здорово, Лизхен! – такой вопль мог бы испугать до дрожи в коленках, но за столетия знакомства Эржебет уже успела привыкнуть к громкому голосу Гилберта. Ей даже нравились его бурные приветствия – сразу понятно, что тебе совершенно искренне рады.
– Здравствуй, Гил. – Она расправила простыню и обернулась к нему, тепло улыбаясь.
– Ну вот, опять ты вся в делах и заботах, – раздосадовано протянул он, взглянув на вешалку с бельем. – Может, пошлешь все к черту да рванешь со мной на охоту? В лесах Родди наверняка водится много славной дичи.
– А еще много славных егерей с не менее славными мушкетами, которые зорко следят за браконьерами. – Эржебет ухмыльнулась. На самом деле предложение звучало весьма заманчиво – охота всегда была ее любимым развлечением. Она скучала по пьянящему азарту погони за дичью, который так сильно напоминал угар сражения. Похоже, ни того, ни другого ей уже не светило испытать. – Гил, ты же сам видишь, сколько у меня работы. – Эржебет обреченно кивнула на три корзины, полные грязного белья, и таз с водой.
– Как всегда. – Он невесело улыбнулся. – Давай я тебе тогда помогу, что ли. Вместе быстрее управимся и хотя бы сможем сходить в лес погулять.
– О, неужели Великий Гилберт Байльшмидт в своем неизмеримом великодушии предлагает мне помощь? – Эржебет в деланом изумлении округлила глаза.
– Сегодня у меня хорошее настроение, так что я снизойду до твоих проблем, жалкая смертная, – подбоченившись, важно объявил Гилберт.
– Тогда, может быть, Ваше Великолепие будет столь любезным, что наберет чистой воды для бедной-бедной Лизхен. – Эржебет устремила на него щенячий взгляд и умоляюще сложила руки.
– Да легко! – Гилберт снял камзол, повесил его на веревку и, закатав рукава легкой белой рубашки, подхватил два стоящих рядом с тазом ведра.
Колодец находился возле зарослей шиповника, Эржебет специально устроила сушилку для белья поближе к нему. Но, чтобы наполнить огромный медный таз, все равно нужно было сделать четыре ходки туда-сюда с полными до краев ведрами, поэтому помощь Гилберта была как нельзя кстати. Развешивая белье, Эржебет то и дело поглядывала на него. Ей нравилось наблюдать за тем, как он работает, как напрягаются мышцы на сильных руках, как он двигается, умудряясь оставаться величественным даже с обшарпанным деревянным ведром в руках. Гилберт часто помогал ей по хозяйству, колол дрова, таскал тяжелые вещи, и хотя он всегда сопровождал это шутливыми рассуждениями о том, какой же он чудесный, добрый и прочее в том же духе, он всегда предлагал помощь сам, без просьб и уговоров.
– Фух, готово. – Гилберт облегченно вздохнул, выливая в таз последнее ведро. – Вот это бандура. Здоровенная! В ней же мыться можно, как в ванне.
– Я бы и не отказалась искупаться, – Эржебет смахнула бисеринки пота со лба. – Сегодня такая жарища. Поэтому я затеяла стирку, так можно хоть как-то освежиться…
Она вытряхнула в таз белые рубашки Родериха, принялась полоскать. Гилберт встал рядом и наблюдал за ней. Через несколько минут Эржебет начала чувствовать неловкость под его взглядом. В последние годы она иногда замечала за ним такую странность: он вдруг замирал, пристально смотря на нее. Просто смотрел и все. Но Эржебет ощущала, как в такие моменты что-то сладко сжималось внутри, по коже пробегали приятные мурашки, а на щеках вспыхивал румянец. И она невольно вспоминала о той их встрече во дворце в Стамбуле, о которой они, будто сговорившись, никогда не упоминали.
– Чего ты уставился, Гил? – пробормотала Эржебет.
– А… Что? – Он вздрогнул, отвел было взгляд, затем снова повернулся к ней и небрежно кивнул на белье. – Да вот думаю, не явить ли мне сегодня истинные грани своего Величия и не помочь ли тебе еще и со стиркой?
Эржебет изумленно вытаращилась на него, начисто забыв о смущении. Одно дело колоть, рубить, забивать и таскать – занятия для «настоящего мужика», а совсем другое – полоскать рубашки. Такого она от него не ожидала. Стирающий Гилберт – это должно быть просто незабываемым зрелищем.
– Вы сегодня действительно превзошли сами себя, о Великий! – Эржебет отвесила ему шутливый полупоклон.
– Сам себе поражаюсь. – Гилберт хмыкнул и присел рядом с ней.
Он подцепил пальцем одну из рубашек, чуть приподнял над водой, брезгливо осмотрел. – Сколько кружев, черт возьми! Мне было бы стыдно такое носить.
– Осторожнее, – шикнула на него Эржебет. – Это дорогое фламандское кружево. Если порвешь… Я сама тебе что-нибудь оторву!
– Жуть. Я ей помогаю, а она мне еще и угрожает. – Гилберт картинно вздохнул. – Не волнуйся, я буду аккуратным. Он старательно прополоскал рубашку, затем отжал. – Ой, кажется, что-то треснуло. – На лице Гилберта отразилась паника.
– Треснуло?! – Эржебет в ужасе уставилась на него. – Шутка! – Он с милейшей улыбкой продемонстрировал ей целую рубашку.
– Сейчас ты у меня дошутишься, остряк. – Она погрозила ему кулаком.
После этого несколько минут все было спокойно, Эржебет стирала, Гилберт старательно пыхтел рядом. Вдруг что-то булькнуло, и в лицо Эржебет ударили серебристые брызги. Она взвизгнула от неожиданности, обернулась к Гилберту.
– Какого хре… Он каверзно хихикнул и снова плеснул в нее водой. – Ты же сама недавно говорила, что хочешь освежиться. Я просто решил помочь.
– Помочь, значит? – Эржебет недобро сощурилась и резко шлепнула по воде рукой, поднимая тучу брызг. Но хитрый Гилберт успел вскочить и чуть отбежал, так что намокла опять лишь она одна.
– Ванна только для вас, госпожа. – Гилберт показал ей язык.
– Ах, так? – Эржебет взвилась в притворном гневе. – Ну, тогда держись! Она проворно схватила стоящее рядом еще наполовину полное ведро и попыталась окатить Гилберта с головы до ног. Он отшатнулся, но недостаточно ловко, и его рубашка все же намокла.
– Искупайся немного вместе со мной. – Эржебет усмехнулась.
– Эй, так нечестно! – Гилберт взглянул на сырую, липнущую к телу ткань. – Я в тебя – совсем чуть-чуть, а ты вон на меня сколько воды вылила.
– Ничего, тебе полезно освежиться. Да не волнуйся, высохнет все. Давай я ее повешу… В ответ он проворчал что-то невнятное, но рубашку все-таки снял и протянул Эржебет. Та развесила ее на вешалке рядом с роскошной кружевной сорочкой Родериха и мысленно подивилась, как забавно они смотрелись рядом.
Эржебет обернулась к Гилберту, собираясь отпустить какую-нибудь шутку по этому поводу, но так и застыла безмолвной статуей. До нее вдруг дошло, что она впервые видит его без верхней одежды. Взгляд помимо воли заскользил по его обнаженному торсу: широкая грудь, рельефные мышцы, кубики на животе. Кожа у него была очень светлой, фарфорово-белой, но при этом он не казался хрупким, скорее он походил на статую из чистого мрамора, от него исходило ощущение надежности и силы. Эржебет закусила губу, почувствовав вдруг зуд в кончиках пальцев – мучительно, до дрожи, хотелось к нему прикоснуться. Она вся сейчас превратилась в одно это желание: гладить, ласкать. Ее взгляд уцепился за что-то блестящее – по груди Гилберта стекала капелька влаги. Медленно-медленно, точно густой мед, а не вода. «Сладкая, наверное… А его кожа сладкая? Или солоноватая от пота? Лизнуть… Попробовать…» – всплыли в голове неясные мысли. Двигаясь словно в бреду, Эржебет подошла к Гилберту вплотную. Он напряженно смотрел на нее, в глазах застыло озадаченное выражение.
– Лиз… Она легко смахнула пальчиком блестящую каплю и заскользила рукой дальше. На ощупь его кожа оказалась гладкой и упругой, все еще чуть-чуть влажной от воды. Гилберт судорожно вздохнул, вздрогнул. И вдруг резко накрыл ладонь Эржебет своей, прижал к груди точно там, где билось его сердце. Она почувствовала, как оно бешено стучит, и этот грохот отдался во всем ее существе. Другой рукой Гилберт обнял Эржебет за плечи, привлек к себе, и даже через одежду она ощутила жар его тела… В этот момент в кустах шиповника раздался жуткий треск. Громкий звук привел Эржебет в себя, она отшатнулась от Гилберта, испуганно взглянула на него и увидела в его глазах отражение своего страха. В кустах опять зашумело, казалось, через них пробирается кто-то весьма крупный.
– В здешних лесах, случайно, медведи не водятся? – почему-то шепотом спросил Гилберт, настороженно глядя на колышущиеся ветки.
– Да откуда? – Эржебет тоже внимательно наблюдала за кустами, мысли о том, что произошло сейчас между нею и Гилбертом, отошли на второй план, уступив место нехорошим предчувствиям. Ветки, наконец, раздвинулись, и на лужайку возле колодца вывалился человек в грязном камзоле, который, тем не менее, явно когда-то был весьма роскошным. Он затравленно осмотрелся, взгляд его остановился на Эржебет, лицо озарилось радостью пополам с облегчением.
– Госпожа Венгрия! – воскликнул мужчина на венгерском и ринулся к ней. Реакция Гилберта была молниеносной, Эржебет еще не успела толком сообразить, что происходит, а он уже метнулся вперед и повалил незнакомца на землю. Впечатав мужчину лицом в траву, Гилберт старательно заломил ему руки за спину.
– Постойте! – прохрипел тот. – Пустите! Я князь Ракоци… Госпожа Венгрия… Он повернул голову, устремил на Эржебет умоляющий взгляд.
– Князья по кустам не шастают. – Гилберт и не думал ослаблять хватку, он уперся коленом в спину отчаянно дергающегося мужчины и продолжал надежно удерживать его за руки. «Ракоци… Что-то знакомое. Кажется, был такой дворянский род в Трансильвании. Но что-то не припомню, чтобы они были князьями. Хотя я уже давно не была в своих землях. Многое за это время могло измениться». Эржебет подошла к мужчине, вгляделась в его лицо.
– Как же вы оказались в таком непрезентабельном виде у австрийского особняка, князь?
– Я только что сбежал из крепости близ Вены, где Габсбурги держали меня в плену и собирались казнить! – выпалил он. Мгновение поколебавшись, Эржебет перевела взгляд на Гилберта.
– Гил, думаю, он не опасен.
– И ты веришь этому подозрительному типу? – Гилберт нахмурился. – Он такой же князь, как я – Папа Римский!
– Знаешь, глядя на тебя, тоже мало кто догадается, что ты – первый аристократ своей земли и стоишь даже выше короля. Я ему верю. Несмотря на слой грязи, можно было заметить, что черты лица у назвавшегося князем Ракоци благородные, не грубо выточенные, как у простых крестьян, да и осанка, насколько Эржебет успела разглядеть, была гордой, как у дворянина. А кроме этих наблюдений, было еще и чутье, которое говорило ей, что мужчина именно тот, за кого себя выдает.
С видимой неохотой Гилберт отпустил Ракоци, тот быстро поднялся, но только лишь для того, чтобы практически сразу опуститься перед Эржебет на одно колено.
– Позвольте представиться должным образом. Я князь Трансильвании Ференц Ракоци, ваш преданный слуга… Вы не представляете, какое это счастье видеть вас воочию, госпожа! – благоговейно воскликнул он, целуя ее руку. – Я столько слышал о прекрасной и сильной Венгрии, но даже не мечтал встретить вас! Поистине, ради этого стоило пережить все ужасы австрийского плена!
«Прекрасная и сильная… Боюсь, ты будешь разочарован, мальчик. Сейчас я лишь жалкая прислуга. Хорошо хоть мой народ запомнил меня такой». Ракоци снова припал к ее руке, и в этот момент Эржебет краем глаза заметила, что Гилберт смотрит на князя зверем: хмуро, исподлобья. «Эх, какой же ты подозрительный, Гил», – подумала она, решив, что он все еще не доверяет чужаку.
– И за что же благородный князь угодил в тюрьму? – осведомился Гилберт, скрестив руки на груди и смерив Ракоци скептическим взглядом. В его словах так и слышалось невысказанное: «За какое жуткое преступление?»
– Я участвовал в заговоре против Габсбургов. – Ракоци невесело улыбнулся, он уже успел выпустить руку Эржебет, но теперь схватил ее снова. – Госпожа Венгрия, не оставьте свой народ милостью! Люди стонут под гнетом завоевателей! Крестьяне умирают с голода, потому что весь урожай, до последнего зернышка, забирают проклятые австрияки. Истовые католики, они не приемлют иноверцев. Родерих Эдельштайн лично руководил резней протестантов в Пряшеве… Габсбурги вытягивает из нашей земли все соки, присосались, точно пиявки!
Каждое слово Ракоци острым ножом вонзалось в Эржебет. Она и так всегда переживала, что ей запрещено лично распоряжаться своими владениями. Да что там, даже побывать там, и то она не могла! Но она надеялась, что Родерих, в котором она успела разглядеть рачительного хозяина, управляет ими хорошо. Что ж, он действительно управлял хорошо. Хорошо для себя. Но вместе с возмущением жестокостью Родериха в душе Эржебет росли и сомнения. Ведь в доходивших до нее обрывочных сведениях не было ни слова о резне или огромных поборах с крестьян. «Что, если Ракоци сгущает краски? Может быть, он попал в темницу вовсе не за бунт против тирана, а по какой-то другой, гораздо более прозаичной причине и теперь рассказывает сказки о злом Родерихе, чтобы заручиться моей поддержкой и повернуть меня против него».
– Сейчас я собираюсь бежать в Польшу, чтобы встретиться там со своими друзьями, – тем временем почти шепотом произнес Ракоци. – Я хочу дождаться удобного случая и организовать восстание. Крестьяне готовы в любой момент подняться против Габсбургов, они уже столько натерпелись за эти годы. И если с ними будете вы… О, госпожа Венгрия, вы вдохнули бы мужество в их сердца уже одним своим присутствием! Пожалуйста, отправляйтесь со мной! Я знаю, Эдельштайн сейчас в отъезде, поэтому мне и удалось так легко выбраться из крепости. Вас вообще не стерегут, значит, вы сможете легко сбежать со мной!
Пока Эржебет слушала его вдохновенную речь, ее обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, от мысли о том, что ее люди страдают, ей хотелось избить Родериха до полусмерти. Но с другой… «Восстание. Оно наверняка обречено на провал. Так же, как и все другие до него. Да и надо еще проверить слова Ракоци. Хотя, если я поеду с ним, то увижу все своими глазами. Но мое исчезновение из особняка будет означать начало войны».
– Сомневаюсь, что бунт – это разумный выход, – обронила Эржебет.
– Что тут сомневаться! – вдруг взорвался до этого молчаливо слушавший Гилберт. – Лизхен, Родди же играет твоими землями, как хочет, а ты собираешься это терпеть?!
– Гил, я уже много раз тебе говорила, – Эржебет нахмурилась, – я не хочу, чтобы мои люди проливали кровь. На долю моего народа и так выпало много испытаний… Я попробую поговорить с Родерихом, уверена, мы сможем уладить все мирным путем.
– Разговорами тут уже не поможешь, – бросил Гилберт.
– Боюсь, что ваш друг, имя которого я не имею чести знать, прав, госпожа, – заметил, наконец, вставший с колен Ракоци. – Пришло время мечам говорить за нас!
– Да армия Родериха растопчет ваши кое-как набранные из крестьян войска! Я не хочу видеть смерть своих людей! – повысила голос Эржебет.
– Пусть лучше они умрут с оружием в руках, чем от побоев австрийского сборщика податей, – бросил князь.
– Точно! – запальчиво выкрикнул Гилберт. – Если что, я помогу оружием и деньгами! Взгреем Родди вместе!
– Князь, прошу нас простить… Гил, на минутку… – Эржебет подхватила его под руку и отвела в сторону. – С чего это ты вдруг встал на его сторону? Мне показалось, он тебе не понравился, – прошептала она.
– Нравится он мне или нет, не важно. Главное – этот хмырь дело говорит, – буркнул Гилберт. – Болтовней ты ничего не решишь. Надо взять в руки оружие и показать очкастому тюфяку, что ты не просто горничная! Основные войска Родди скованы войной за испанское наследство, он слишком занят грызней с Франциском… Как раз удобный момент, чтобы нанести ему неожиданный удар!
– Даже не знаю. – Эржебет покачала головой. – Ракоци ведь может банально врать, преследуя какие-то свои цели.
– Так поезжай с ним и убедись во всем сама!
– Ты же знаешь, мне запрещено покидать территорию поместья.
– Родди все равно где-то гуляет, можно ненадолго улизнуть. Ты же говорила, что его вроде бы неделю не будет. Малышка Аличе тебя наверняка прикроет, если попросишь.
– А если он вернется раньше? Ей же влетит по первое число! Потом и мне…
