Текст книги "Кто я для тебя? (СИ)"
Автор книги: Марго Белицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)
Бонус 10. Летнее настроение
Мягкое южное солнце, которое греет, но не опаляет. Лазурное море с белыми барашками волн. Легкий бриз. Ослепительно яркий желтый песок. Что может быть лучше? Разве что стройные, загорелые девичьи тела, едва прикрытые купальниками и воздушными палантинами… Трое молодых людей, сидящих за столиком пляжного кафе, как раз занимались их пристальным изучением с помощью бинокля и собственных зорких очей.
– Смотри, смотри, какая лапочка… И ножки, ножки!
– Не, тощая больно. Как доска. Лучше вон на ту посмотри…
– Жирновата будет…
– Мужики! Вы туда гляньте! Вот это конфетка… Зуб даю, третий размер. А талия! А ноги!
Двое повернулись на восторженные вопли своего товарища и дружно уставились в ту сторону, куда он возбужденно тыкал пальцем.
На шезлонге под красно-черно-желтым зонтиком лежала девушка, при одном взгляде на которую мужчины безмолвно сошлись во мнении, что восхищение их приятеля вполне оправдано. Точеная фигура, кожа, чуть тронутая золотистым загаром, и ярко-зеленое бикини, только подчеркивающее соблазнительные формы – действительно, вкуснейшая конфетка.
Девушка повернула голову, потянулась, и ее русые волосы сверкнули медью.
– Шикарно!
– Отпад!
– То, что мне нужно! Все, я пошел, мужики. – Один из компании бодро вскочил из-за стола и, многозначительно улыбнувшись, отсалютовал приятелям.
– Ты бы прыть то поумерил, Крис. У такой красотки наверняка есть дружок, – заметил его товарищ.
– Да я уже минут двадцать за ней наблюдаю и никого поблизости нет. Она точно одна… Пока что одна.
И бравый дон Жуан решительно зашагал к предполагаемой добыче, поддерживаемый ободряющими криками приятелей…
– Здравствуйте. Вы говорите по-немецки? – Парень остановился рядом с шезлонгом. Он так старался улыбаться обворожительно, что в итоге выглядел скорее глупо, чем сексуально.
Девушка изящным движением приподняла солнечные очки, окинула его задумчивым взглядом и как-то странно усмехнулась.
– Да, говорю…
– Как хорошо, так приятно встретить землячку! – Сердцеед продолжал старательно растягивать губы. – Я уже давно за вами наблюдаю и все гадаю, как такая очаровательная фройляйн может скучать в одиночестве. Не возражаете, если я составлю вам компанию?
На долю секунды девушка стрельнула глазами ему за спину, а затем в ее ухмылочке появилось что-то каверзное.
– Не возражаю, отнюдь… Вы поможете мне намазать спину? – Она кокетливо прищурилась, тряхнула баночкой с кремом для загара, а парень едва не выпрыгнул из шорт от радости.
«Готово! О да, детка!» – мысленно поздравил он себя.
– Тогда давайте познакомимся. Меня зовут Кристиан. Можно просто Крис. А вас как…
– При-и-и-иве-е-е-ет! – раздался у него над ухом неприятный, скрипучий голос.
Кристиан ощутил, как голову сжали стальные тиски и только через мгновение понял, что это вовсе не железо, а вполне человеческая рука. Только чудовищно сильная.
– А не хочешь сначала со мной познакомиться? Меня зовут Гилберт. Можно просто… эм-м-м… Гилберт.
Голову парня грубо качнули пару раз, едва не сломав при этом шею, потом отпустили, и он смог обернуться. Рядом с ним, нависая источающей угрозу горой, стоял крепкий, жилистый мужчина. Бледный альбинос с жуткими глазами цвета свежей крови. Уже от одного их взгляда у незадачливого ухажера засосало под ложечкой. А когда он заметил шрам на груди и маленькую татуировку в виде орла на плече, то окончательно понял, кто перед ним.
«Мафиози на отдыхе! А я к его бабе подкатывал! Мамочка, он же меня в асфальт закатает!»
В воображении Кристиана тут же возникли раскаленные утюги, железные трубы, цемент и рыбки на дне моря, с которыми ему вскоре придется вести философские беседы о превратностях жизни.
– Ну, что же ты вдруг замолчал, приятель? – Мужчина обнажил в оскале ровные белые зубы.
Парень затрясся мелкой дрожью, из горла вместо слов вырвалось какое-то бульканье.
– Я-а-а-а-а… а-а-а-а… просто… мимо… про… ходил… – наконец проблеял он и, сорвавшись с места, бросился наутек с поистине спринтерской скоростью.
Пока Кристиан бежал, он ощутил, как что-то болезненно клюнуло его спину, потом еще раз и еще, далее последовал неприятный укол в мягкое место, в шею, в затылок. И вот перед носом у парня появился быстро-быстро машущая крыльями птичка, породу которой он не смог бы определить, даже если бы не был столь напуган. Может сокол? Или ястреб? Точно ястреб, питающийся человечиной! Птица яростно сверкнула желтыми глазами, клюнула Кристиан в нос и с победоносным видом улетела.
«Так этот бандюган еще и ручных птиц-убийц держит!»
Несчастный ловелас позеленел от страха и, кое-как добежав до кафе, без сил плюхнулся за стол к своим приятелям. Те воззрились на него с немым вопросом в глазах.
– Не зря эта цыпочка выглядит, как топ-модель! – выдохнул Кристиан. – Она подружка какого-то головореза! Он меня чуть на месте не пришиб, да еще и бешеную птицу натравил, насилу ноги унес!
***
Гилберт проводил улепетывающего парня злобным взглядом и, пробормотав «вали, вали, петушок», предоставил Фрицу добивать противника, а сам обернулся к Эржебет.
– Эх, Гил, зачем же ты напугал бедного мальчика до полусмерти? – с фальшивым огорчением протянула она.
– Черт, Лизхен! Тебя на минуту нельзя оставить! Только отошел – и ты уже строишь глазки всяким молокососам! – Гилберт так и искрился бешенством.
Но Эржебет лишь одарила его невинной улыбкой.
– И вовсе не на минуту, ты почти полчаса бродил. А мне было скучно…
– В киоске здоровая очередь, не ты одна хочешь холодного пивка, – едко процедил Гилберт.
– Не ворчи, милый. – Эржебет перевернулась на живот, призывно развязала ленточки бикини и протянула Гилберту крем от загара. – Лучше намажь мне спинку…
И томный взгляд из-под пушистых ресниц.
– Пиво принеси, спинку намажь… Эксплуататорша, вот ты кто. Как тебе только не стыдно так помыкать Великим, женщина, – недовольно пробухтел Гилберт.
Однако, как бы старательно он не нахохливался, изображая обиду, он не мог отвести глаз от гладкой кожи Эржебет, плавных изгибов ее фигуры. Вот острые лопатки, темная родинка-розочка на талии, впадинка чуть пониже спины… Как тут можно отказать, когда предлагают потрогать всю эту красоту?
Он поставил в песок пару холодных запотевших бутылок, которые все это время сжимал в одной руке, забрал у Эржебет крем и уселся рядом с ней на шезлонг.
Эржебет блаженно зажмурилась, чувствуя, как горячие пальцы Гилберта заскользили по ее коже, чуть надавливая, изредка игриво пощипывая… Вот только постепенно ей начало казаться, что двигаются они как-то странно. Будто он не размазывал крем по всей поверхности спины, а наносил на отдельные участки.
– Закончил? – требовательно спросила Эржебет, уже подозревая неладное.
– Ага, в лучшем виде! – Гилберт отстранился, с довольной лыбой осматривая результат своих трудов.
На спине Эржебет аккуратными буквами было выведено «der Besitz von Preußen»(Собственность Пруссии).
Бонус 11. Маленькое счастье
У Эржебет раскалывалась голова. Споры в парламенте о Конституции, едва не переходящие в драки, разгул банд, долги перед Евросоюзом – все это тяжким грузом навалилось на нее и не давало свободно вздохнуть…
Эржебет взглянула на лежащую на столе кипу бумаг – безмолвное напоминание о ждущих ее делах – и спрятала лицо в ладонях. Она так устала. Так устала…
Что-то мягкое коснулось ее локтя, она едва не подскочила на стуле от неожиданности, но быстро успокоилась, увидев знакомого ястреба-перепелятника. Он гордо восседал прямо на гневном письме вождя оппозиции и держал в клюве василек. Всего лишь простой небесно-синий цветок, но от одного взгляда на него у Эржебет потеплело на душе, а все проблемы вдруг показались не такими уж и страшными.
– Неужели это мне, Фриц? – ласково улыбнулась она.
Тот важно переступил с лапки на лапку и даже будто бы слегка поклонился, а затем протянул ей цветок.
Эржебет приняла василек, вдохнула нежный, почти неуловимый аромат. И ей стало совсем-совсем хорошо.
– Передай своему хозяину, – шепнула она и чмокнула Фрица в блестящий клюв.
Птиц в ответ смущенно пискнул и быстро улетел. А Эржебет еще немного покрутила цветок в руках и положила рядом с фотографией, неизменно стоящей на ее рабочем столе вот уже много лет. Она особенно любила этот снимок – пусть и слегка размытый, получившийся совершенно случайно, он казался особенно живым и настоящим. Это было в один из их семейных выездов на природу, Гилберт вдруг подхватил ее на руки и закружил, она весело рассмеялась, а Людвиг подловил момент и щелкнул фотоаппаратом…
И весь день, работая с документами, Эржебет нет-нет да поглядывала на снимок. Счастливая, открытая улыбка Гилберта, и ее собственная, такая радостная и беззаботная… И маленький василек, скромно лежащий рядом на столе. Все это почему-то поднимало ей настроение, она черпала силы в ощущении любви и тепла, что дарила ей эта картина…
Вечером Эржебет вернулась домой усталая, но довольная – она разобралась со всей нудной бумажной волокитой, сегодня дело спорилось и все получалось как-то само собой. Она была уверена, что тут не обошлось без помощи волшебного цветка.
Едва переступив порог, Эржебет услышала громкий голос Гилберта, шумно комментировавшего какую-то политическую программу.
– О-о-о-ох, Ангела, черт возьми, зачем ты надела этот идиотский бежевый костюм! Я же говорил, ты в нем похожа на грушу! Большую такую и толстую! Но нет, мы старину Гилбо не слушаем, у старины Гилбо же нет вкуса. Мы лучше будем слушать Люца, который никогда не таскался по магазинам и не подбирал шмотки в подарок своей придирчивой подружке, ага… Если моим канцлером должна была стать женщина, уж лучше бы это была длинноногая пышногрудая красотка… Чтобы все премьеры и президенты дружно пялились в ее декольте и машинально подписывали любые бумажки, хе-хе… Эх, Отто, как же я по тебе скучаю! Твои усищи сейчас бы смотрелись так круто и стильно! Ух! И построить ты всех умел. Вот это я понимаю, канцлер!
Эржебет улыбнулась: такое привычное гилбертово ворчание создавало домашнюю атмосферу. Она скинула босоножки и на цыпочках прокралась в комнату. Гилберт развалился на диване перед телевизором, Эржебет неслышно подошла к нему сзади, обняла.
– Я вовсе не придирчива. – Она усмехнулась.
– Ага, как же, – хмыкнул он, не поднимая головы, и добавил тоненьким голоском. – Ой, рисунок в цветочек такой детский, а горошек меня полнит, кружев слишком много, а эти розы на юбке вульгарные…
– Просто у тебя действительно совершенно нет вкуса, вечно подбираешь для меня всякую жуть…
– Неправда! Он есть! Просто вы все не можете понять его своеобразие!
Эржебет тихонько хихикнула и поцеловала его белобрысую макушку.
– Гил, спасибо, – шепнула она.
– За что? – Он старательно изобразил недоумение.
– Просто так… За то, что ты есть.
– Ну, наконец-то, ты оценила Великого по-достоинству…
И на несколько минут воцарилось молчание, особое уютное молчание, которое возникает между теми двумя, кто уже давно научился понимать друг друга без лишних слов. Гилберт нежно поглаживал предплечье Эржебет, она перебирала свободной рукой жесткие пряди его волос.
– Тебя сегодня опять донимали эти политические крысы, котенок? – наконец спросил он.
– Как обычно… – Она чуть поморщилась.
– Хочешь, я отрублю им головы? – то ли в шутку, то ли всерьез предложил он.
– И бросишь к моим ногам? – Она звонко рассмеялась. – Или сваришь из них суп?
– Зачем же варить? В них наверняка столько яда, что ты отравишься…
– А я бы не отказалась попробовать. Просто умираю от голода.
– Тогда давай лучше приготовим блинчики!
И весь вечер они весело возились на кухне. Гилберт, изображая шеф-повара, пытался подкидывать почти готовый блин на сковородке, едва не уронил его Эржебет на ногу и чуть не схлопотал от нее этой самой сковородой… А потом они устроились с блинами и клубничным джемом перед телевизором, смотрели старый немецкий фильм, и прикорнув на плече у Гилберта Эржебет подумала, что вот оно – простое маленькое счастье.
И она знала, что в следующий тяжелый день на гору документов перед ней опять приземлится Фриц и принесет простой полевой цветок. А она набросает на бумажке забавные рожицы, напишет «Szeretlek((венгр.) – Я тебя люблю), дурачок» и пошлет Гилберту в офис…
Бонус 12. Очки
Это была одна из тех уютных пивных, которыми так славится Берлин: обшитые черным деревом стены, мягкие кожаные кресла. В воздухе витали ароматы жарящегося мяса, картошки и свежего хлеба. Хозяин – круглолицый, полный усач – казался живым воплощением образа настоящего немецкого бюргера, будто сошедшего со старинных гравюр. А главное, несмотря на дух средневековья, здесь были телевизоры, непрерывно транслировавшие футбольные матчи.
Гилберт любил бывать в таких местах. Раз в месяц они с братом выбирались на мужские посиделки, за кружечкой пива болтали о политике, спорте, машинах. Вот и сейчас они устроились за столиком в укромном уголке заведения и обсуждали последние новости, неспешно потягивая золотисто-янтарную жидкость, словно впитавшую в себя яркий свет летнего солнца.
– Нечего нянчиться с этим соней! – В подтверждение своей жесткой позиции Гилберт грохнул об стол пустой кружкой так, что ножки едва не надломились.
У него на лице остались роскошные пивные усы и, глядя на них, Людвиг невольно вспомнил канцлера Бисмарка. К тому же, Гилберт сейчас говорил точно так же резко и непримиримо, как старик Отто.
– И все же я считаю, что нам следует помогать Гераклу, – заметил Людвиг. – Европейское единство очень важно. Благодаря ему мы сможем забыть о конфликтах, поддерживать друг друга в трудную минуту. Мы построим новый мир в новом веке!
– Идеалист хренов, – недовольно пробубнил Гилберт, вытер усы и громко потребовал у официанта еще пива.
Людвиг вздохнул и, отвернувшись к окну, принялся рассматривать снующих по тротуару прохожих. Вдруг его внимание привлекло здание на другой стороне улицы.
– Смотри-ка, брат, вон в том музее проходит выставка, посвященная Фридриху Великому, – Людвиг был рад такой удобной возможности сменить тему.
– Где? Где? – тут же оживился Гилберт.
Он едва не прилип носом к окну, рассматривая вывеску на здании музея.
– Ого, действительно! Здорово! Давай в эти выходные сходим вместе: я возьму Лизхен, ты – свою макаронную малышку. Устроим культурный досуг. Я даже сам организую вам экскурсию. Специальный бонус от Великого! К черту этих гидов. Они совсем не рассказывают о блестящих победах Фрица, а только мусолят тему, был он педиком или нет…
Гилберт обернулся к Людвигу, увидел, как тот нахмурился и тут же поспешил исправиться:
– Ладно, ладно, гомосексуалистом. Только не начинай опять свои лекции о правах меньшинств! Всю плешь проел!
– Да черт с ними, с меньшинствами… Брат, я уже давно замечаю, что ты сильно щуришься. Вот и сейчас, когда рассматривал вывеску, тоже. Это наверняка начинает развиваться близорукость. – В голосе Людвига звучало искреннее беспокойство. – Думаю, тебе стоит проверить зрение. И заказать очки.
– Еще чего! – мгновенно взвился Гилберт. – У Великого не может быть близорукости! Никаких очков! Их носят неженки и слюнтяи, вроде нашего любителя Моцарта!
– Я, между прочим, тоже иногда ношу очки, – слегка обиженно заметил Людвиг. – Ничего в этом страшного нет. Не хочешь очки, можно линзы…
– Я не буду пихать себе в глаза какую-то хрень. – Гилберт отмахнулся.
Но его младший брат в полной мере унаследовал семейное упрямство и не собирался так просто сдаваться.
– Если ты не будешь носить очки, то близорукость продолжит прогрессировать… Так можно и зрения лишиться, – продолжал нудеть Людвиг. – Может, мы и страны, но тоже подвержены человеческим недугам. Давай сходим в оптику, подберем тебе хорошую оправу.
– Только через мой труп! – отрезал Гилберт.
Все же в игре «Кто кого переупрямит» победил младший брат: расплатившись по счету в пивной, он почти силком потащил старшего в ближайшую оптику. Там Гилберту, который возмущался так, словно его ведут на ампутацию как минимум мужского достоинства, быстро проверили зрение. А затем уже порядком раздраженный Людвиг купил ему первые попавшиеся на глаза очки – не слишком красивые, с толстой черной оправой.
Вечером того же дня Гилберт сидел на диване в гостиной их с Эржебет берлинской квартиры и крутил в руках подарочек брата. Гилберт и сам чувствовал, что в последнее время стал видеть хуже, но готов был скорее откусить себе язык, чем признать это прилюдно.
– Не нужны они мне, – проворчал Гилберт, отбросил очки на подушку и демонстративно развернул газету.
У первой же заинтересовавшей его статьи был такой мелкий шрифт, что читать было просто невозможно. Гилберт витиевато выругался и воровато огляделся: Эржебет плескалась в ванной, как и положено женщине, она посвящала этому важному занятию не меньше часа. Значит, он успеет просмотреть статью и не опозориться перед ней, представ в слишком интеллигентном виде. Поняв это, Гилберт решительно нацепил очки и погрузился в чтение. Вскоре он вынужден был согласиться с тем, что они были очень полезны – он мог прекрасно различить мелкие буквы. Постепенно он вообще забыл про ненавистный аксессуар, увлекшись статьей о футбольном скандале…
– Гил, ты носишь очки?!
Изумленный возглас Эржебет вернул Гилберта в реальность. Он выронил газету, обернулся и увидел застывшую в дверях Эржебет. Она только что вышла из ванной, закутавшись в зеленое полотенце с ромашками, которое едва-едва прикрывало ее грудь и доходило лишь до середины бедер. В любое другое время Гилберт не отказал бы себе в удовольствии полюбоваться ее чудесными точеными ножками и отпустил бы пару пошловатых комплиментов, но сейчас было не до этого.
«Она увидела меня в таком непотребном виде! Черт! Дерьмо!»
Гилберт сорвал очки и едва удержался, чтобы не зашвырнуть их куда подальше.
– Лизхен, это не то, что ты подумала, – с деланной небрежностью заговорил он. – Просто вот решил приме…
– Надень обратно! – Эржебет в одно мгновение оказалась рядом и с такой силой водрузила очки ему на нос, что едва не впечатала дужки в щеки.
Гилберт растерялся, он ожидал чего угодно: насмешек, шока, сочувствия, но только не такой реакции.
А Эржебет отстранилась, рассматривая его так внимательно, словно видела впервые. Ее взгляд подернулся задумчивой дымкой, щеки порозовели. Гилберт не мог не заметить, как от возбужденного дыхания колышется ее грудь под полотенцем. Эржебет приоткрыла рот, нервно облизнула губы и вдруг, протянув руку, легонько провела пальчиком по шее Гилберта. Он невольно вздрогнул, по коже побежали приятные мурашки.
– Профессор Байльшмидт, простите, – покаянно прошептала Эржебет, опустив очи долу, – я не сделала домашнее задание. Вы ведь не будете меня наказывать?
Она состроила невинную мордашку, и до Гилберта наконец-то начало доходить, в чем дело.
Он грозно свел брови, демонстративно поправил очки.
– Это непростительно, фройляйн Хедервари! – постаравшись подпустить в голос как можно больше холода, отчеканил он. – Вы заслуживаете строгого взыскания!
– Ах! Ужасно… А если так…
Эржебет склонилась к «профессору» и подарила долгий, страстный поцелуй. Когда она отодвинулась, Гилберту с трудом удалось сохранить на лице невозмутимую маску. Но игра есть игра.
– Этого не хватит, – отрезал он. – Просите лучше, фройляйн.
Ему достаточно было лишь легонько потянуть, чтобы полотенце Эржебет соскользнуло на пол…
В воскресенье Гилберт осуществил свой план: две пары отправились в музей.
Людвиг сразу же заметил, что брат гордо щеголяет в новеньких очках с модной оправой, которые ему очень к лицу.
Пока их дамы, возбужденно переговариваясь, разглядывали роскошное платье, некогда принадлежавшее любимой сестре Фридриха Великого, Людвиг решился удовлетворить свое любопытство.
– Брат, ты ведь свирепел от одного упоминания об очках. С чего вдруг такая перемена?
– Я? Свирепел? – очень натурально удивился Гилберт. – С чего ты взял? Да я просто обожаю очки!
При этом он почему-то бросил на Эржебет мечтательный взгляд и расплылся в довольной улыбке.
Людвигу оставалось лишь теряться в догадках.
Бонус 13. В постели с Италией
Людвиг проснулся от острого ощущения: что-то не так. Он медленно открыл глаза и тут же едва не подпрыгнул на кровати – всего в паре сантиметров от его лица алели нежные девичьи губы.
Казалось бы, Людвиг уже давно должен был привыкнуть к тому, что Аличе без спросу залезает в его постель, но он все еще каждый раз пугался. И не только пугался.
Людвиг покраснел до корней волос, понимая, что скоро любителю рукоделия Родериху опять придется штопать его трусы: здоровый мужской организм так и норовил их порвать.
– Людди, – прошептала во сне Аличе и попыталась обнять его одной рукой. Это стало последней каплей. Людвиг практически скатился с кровати и стремглав вылетел из спальни.
Полминуты он стоял, тяжело дыша.
«Надо бы пойти в ванну. Освежиться…»
Людвиг поспешно зашагал по коридору и, сворачивая за угол, столкнулся с кем-то.
– А-А-А-А-А! Призрак старого Бисмарка! Прошу, не заставляй меня опять штудировать отчеты дипломатов!
– Брат, не ори, это всего лишь я, – пробормотал Людвиг, потирая ушибленный лоб.
– Люц? – озадачено заморгал Гилберт. – А что ты тут посреди ночи шастаешь?
– То же самое я хотел спросить у тебя…
– Эм-м… да я собственно… – Гилберт замялся, отводя взгляд. – Водички ходил попить, вот! А ты?
– И у меня в горле пересохло. – Людвиг радостно схватился за удобное оправдание, но Гилберта оказалось не так-то легко провести.
– И это от жажды у тебя физиономия так раскраснелась? – Он пытливо взглянул на младшего брата. – Люц, я же тебя, как облупленного знаю, ты совсем не умеешь врать. Колись, что случилось?
– Да там… у меня в постели… – Людвиг заалел, как маков цвет. – Аличе… Опять…
– Так. Стоп, – оборвал его Гилберт. – Ты говоришь, к тебе под одеяло забралась милашка Аличе?
– Угу.
– Так почему же ты здесь, а не там?!
– Но как же… Я не могу… Спать в одной кровати с девушкой… Неприлично…
– Но вы же вроде как пара и ты ведь ее туда силком не тащил. Она сама к тебе пришла. Черт, Люц, это настолько толстый намек, что толще просто не бывает! Давай иди и покажи ей всю мощь мужчин арийской расы! Вперед, вперед! – И Гилберт принялся настойчиво подталкивать Людвига в спину.
– Брат, но я не могу… Я не знаю как, – пролепетал тот.
– Да что тут сложного! Смотри: обнимаешь ее, нежно так целуешь, осторожно гладишь грудь, потом сильнее стискиваешь… Эй, я что тебе все на пальцах объяснять должен?!
Людвиг лучащимся надеждой взглядом воззрился на Гилберта и активно закивал.
– О, позор на мою седую голову! – театрально взвопил Гилберт. – Дожили, младший брат не может завалить девицу!
– Вообще-то ты не седой, ты от природы беловолосый, – заметил немного обиженный Людвиг.
– Не цепляйся к словам, Люц. Это была метафора для усиления эффекта. Ладно, пошли со мной, горе ты мое.
Гилберт схватил его за руку и решительно поволок к своему кабинету, там он достал из ящика стола стопку порножурналов и торжественно водрузил перед младшим братом.
– Вот. Изучай теорию и практикуйся потом на своей Аличе.
Людвиг с сомнением взглянул на яркие обложки, с которых ему подмигивали не совсем одетые красотки.
– Не уверен, что они мне помогут…
– Конечно, помог…
Гилберт недоговорил, едва успев увернуться от метко пущенной сковородки. Опасная кухонная утварь попала в стену, да так там и застряла.
– Людвиг, милый, не слушай этого идиота. – В комнату вошла Эржебет. – Он тебе ничего путного не посоветует. Нельзя просто так набрасываться на девушку! Ты сначала должен пригласить ее в шикарный ресторан. И обязательно подарить огромный букет алых роз! Романтичный ужин при свечах… А потом вы танцуете танго, и ты медленно склоняешься к ее губам…
Из груди Эржебет вырвался томный вздох, на мгновение она мечтательно прищурилась, а затем бросила осуждающий взгляд на Гилберта.
– Кстати, меня кое-кто уже давно не приглашал в ресторан. Про цветы я вообще молчу…
– Мне всегда казалось, что тебя больше цветочков и танцев интересуют как раз набрасывания, – недовольно пробурчал Гилберт.
– Да с ними тоже проблема, – едко процедила Эржебет. – Вон сегодня ты отвернулся к стенке и захрапел. А потом и вовсе сбежал!
– Ты же говорила, что у тебя голова болит! – выпалил Гилберт.
– Но ты мог бы проявить настойчивость, – накручивая на палец локон, протянула Эржебет.
– В прошлый раз, когда я проявил настойчивость, ты поставила мне фингал под глазом…
– Так я думала, ты хочешь поиграть в гестапо…
Людвиг украдкой вздохнул, понимая, что эти двое уже о нем забыли. Он собрался тихо слинять под шумок, но тут дверь с грохотом распахнулась и в комнату влетел еще один обитатель немецкого дома, в котором последнее время после заключения ряда союзов стало очень шумно.
– Похабники! – Непокорная прядка на макушке аж встала торчком, настолько Родерих был зол. – Чему вы учите ребенка?!!!
При слове «ребенка» Людвиг озадаченно взглянул на Родериха сверху вниз, но предпочел воздержаться от комментариев.
– Людвиг, друг мой, – мягко заговорил Родерих. – Ты сможешь передать всю силу своей любви только с помощью музыки! Я уверен, столь тонко чувствующая девушка, как Аличе, оценит это! В отличие от некоторых, не будем показывать пальцем…
При этих словах Родерих стрельнул глазами в сторону Эржебет.
– Оценит-то оценит, но главное, чтобы кроме музыки он смог предъявить что-нибудь еще… Повесомее, – проворчала Эржебет.
Родерих раздраженно поджал губы, а затем подхватил Людвига под руку и потянул к выходу.
– Пойдем, мы начинаем репетировать сонату для Аличе немедленно!
Людвиг попытался возразить, что у него, вообще-то, нет слуха, но его голос перекрыл громовой рык.
– Я протестую! – потряс кулаком Гилберт. – Я не позволю тебе испортить моего брата этим своим… музици… мюзици… в общем бренчанием на пианино! Еще не хватало, чтобы Люц превратился в такого же изнеженного слюнтяя, как ты!
– Это скорее ты его испортишь, неотесанный мужлан! – выкрикнул в ответ Родерих. – Сделаешь из бедного мальчика алкаша и грубияна!
Они принялись спорить, причем Родерих убедительно доказал, что еще неизвестно, кто из них с Гилбертом больший мужлан, в порыве гнева продемонстрировав все богатство лексикона истинного интеллигента.
– Да заткнитесь вы! – наконец, заорала Эржебет, в сердцах отвесив подзатыльники обоим мужчинам. – Людвиг, между прочим, уже ушел, пока вы тут собачились.
Вся троица, не сговариваясь, тут же дружно бросилась к комнате Людвига.
Гилберт и Эржебет приникли к двери, Родерих встал в сторонке, протирая очки и старательно делая вид, что ему происходящее совершенно не интересно.
Через пару минут Гилберт печально вздохнул.
– Тишина. Эх, Люц…
– Постой, – взволновано зашептала Эржебет. – Я, кажется, слышу какие-то крики.
– Крики?! – Родерих тут же оказался у двери и прижался к ней ухом.
Гилберт и Эржебет обменялись саркастичными взглядами над его головой.
До них донеслось тихое «Людди…», затем громче «О-о-о-о-о, Людди!».
– Люц. – Гилберт пустил скупую слезу умиления. – Мой маленький братик наконец-то стал мужчиной!
– Ну и молодежь теперь пошла, никакой романтики… эх. – Родерих в сердцах махнул рукой и направился к себе в комнату, решив выразить разочарование в нравах юных стран с помощью пианино.
– Лизхен, а как там твоя голова? – Гилберт немного робко взглянул на Эржебет.
– Если ты проявишь настойчивость, думаю, моя мигрень пройдет, – проворковала та.
– Это я запросто! – расплылся в улыбке Гилберт, и Эржебет невольно взвизгнула, когда он подхватил ее на руки.
***
– О-о-о-о, Людди!
Людвиг покраснел.
– Ах… ох… Какой ты большой и твердый!
Людвигу стало очень жарко.
– Ве-е-е-е, – сладко простонала Аличе, стискивая в тонких руках подушку.
Людвиг страдальчески закатил глаза: он уже минут двадцать сидел на кровати рядом с Аличе и наблюдал, как она, ворочаясь с боку на бок, стонет на все лады. Причем, самое скверное было в том, что он лично к этим стонам не имел никакого отношения. Вернее имел, но опосредованное. Стараясь игнорировать возбуждение внизу живота, Людвиг раздумывал, что же делать: опять сбежать, разбудить Аличе или не только разбудить, но и узнать, что же ей сниться. А затем повторить это наяву. Организм активно голосовал за последний вариант.
Но в итоге природная стеснительность взяла верх, и Людвиг просто потряс Аличе за плечо. Сонно моргая, она нежно улыбнулась ему, но затем до нее видимо начало доходить, что это уже не сладкие грезы, а суровая реальность. Лицо Аличе приобрело цвет так любимых ее сестрой томатов.
– Ве-е-е-е-е! – пропищала она и юркнула под одеяло.
– Аличе? – неуверенно окликнул ее Людвиг.
– Ве-е-е-е! Я что-то говорила? Да-да-да? Ве-е-е-е, как стыдно! Как стыдно! Не смотри на меня, Людди! Не смотри! Ве-е-е-е!
И весь остаток ночи Людвигу пришлось убеждать дрожащий и хныкающий кокон из одеяла, что, конечно же, она ничего не говорила во сне…
Утром не выспавшийся и злой Людвиг пил на кухне крепкий кофе.
– Утречка, Люц! – В комнату впорхнул сияющий Гилберт и заговорчески подмигнул брату. – Вижу ты изрядно притомился прошлой ночью… Вон какой бледный. Ох, уж эти итальянки… Малышка Аличе оказалась горячей штучкой, да?
– Не то слово, – процедил сквозь зубы Людвиг.
Но Гилберта, похоже, на самом деле мало интересовали его постельные подвиги. Напевая какой-то бравурный мотивчик, он поставил на поднос две чашки кофе и тарелочку с печеньем. Немного подумав, вытащил из стоящей на столе вазы ромашку и, дополнив ей композицию, пританцовывая, вышел из кухни.
Младший брат проводил его полным откровенной зависти взглядом.
– Людвиг-сан.
Он едва не подавился кофе от неожиданности. Рядом с ним неизвестно откуда появился Кику Хонда, приехавший недавно с дипломатическим визитом.
– Людвиг-сан, я слышал о вашей проблеме, – вкрадчиво произнес он. – Мне кажется, я мог бы помочь…
И он протянул Людвигу журнал, на обложке которого красовалось что-то отдаленно похожее на розового осьминога, в щупальцах этот монстр сжимал девушку в странной одежде.
– И что это такое? – спросил Людвиг.
– О-о-о-о… Это называется тентакли…
