Текст книги "Кто я для тебя? (СИ)"
Автор книги: Марго Белицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)
«Так вот оно что…». – Гилберт напрягся.
Его раздражали разговоры о чувствах, они смущали его, заставляли чувствовать себя неловко, глупо, и от этого он свирепел. Он так ненавидел это мерзкое ощущение собственной уязвимости, слабости, когда ты раскрываешь кому-то самые потаенные уголки своей души. Ведь он, Гилберт Байльшмидт, всегда должен оставаться сильным и блистательным!
– Так тебе нужны все эти сладкие слова? Романтическая дребедень? – едко процедил он. – Давно пора понять, что я не придворный франт и не умею говорить цветистую чушь! По-моему вполне достаточно того, что я тебе постоянно предлагаю союз. Это лучше всяких слов доказывает…
– Это доказывает лишь то, что тебе нужны мои земли, – перебила Эржебет. – Признайся, ты ведь просто хочешь оттяпать у Родериха побольше территорий, а меня используешь для удовлетворения своих амбиций! Ты никогда не говорил, кем я буду в нашем союзе… Служанкой, любовницей? Или равным партнером и законной супругой?
«Да не важно, как это будет называться! – мысленно крикнул Гилберт. – Главное, что ты будешь со мной!»
– Так кем я буду? – Эржебет скрестила руки на груди, с вызовом взглянула на него, требуя ответа.
Ее напор вызвал у Гилберта лишь злость и пробудил защитную реакцию. Эржебет пыталась давить, выпытать из него признание, заставить его открыться… Показать слабину! И Гилберт в ответ принял оборонительную стойку, спрятал все чувства за непроницаемой броней из язвительности и желчи.
– В чем ты, собственно, меня обвиняешь? – Он пошел в контрнаступление. – Ты сама никогда не говорила о чувствах! Только обзывала меня по всякому. Ты хочешь знать, кто ты для меня? Тогда сначала скажи: кто для тебя я?
В нем проснулись старые подозрения, выбрались наружу и сейчас показались как никогда правдивыми.
– Может, я был тебе нужен лишь для того, чтобы постель греть? Ведь у твоего Родди стоит только на Моцарта!
– Он не мой! – огрызнулась Эржебет. – Мне на него плевать!
– Да ну? – Гилберт все больше закипал, сейчас его языком управляла давняя, копившаяся годами ревность. – Почему же тогда ты так отчаянно цепляешься за ваш союз? Сколько раз я предлагал тебе помощь в восстании, а ты всегда посылала меня куда подальше!
Эржебет стушевалась, отвела взгляд.
– Я просто тщательно все взвешивала и поступала так, как было лучше для моего народа. – В ее голосе сквозила неуверенность. – Это ты все время порешь горячку.
– Черта с два! У меня тоже есть голова на плечах, и я умею планировать. Вот сейчас, например, удобный момент, я разгромил Родди, он слаб. Если ты уйдешь ко мне, он не посмеет вякнуть. Но ты как всегда откажешься…
– Нет, – неожиданно твердо произнесла Эржебет и заглянула ему прямо в глаза. – Я не откажусь, если ты ответишь на простой вопрос: кто я для тебя?
Повисла напряженная тишина, настолько осязаемая, что, казалось, ее можно разрезать ножом, как масло. Гилберта затянул водоворот эмоций, в нем боролись несколько стремлений. С одной стороны – упрямство, гордость.
«Да как она вообще смеет предъявлять ко мне какие-то требования? Почему я должен ей что-то говорить? Пресмыкаться перед ней?! Расточать слова любви и целовать ее ножки?»
Но другая половина спрашивала, а так лишь уж это страшно, если он признается ей. Ведь она – не какая-нибудь жеманная девица, а Эржебет. Та, кого он знает так долго, что кажется, изучил наизусть. И в то же время не до конца, ведь он так и не знал, что сама она чувствует к нему. И эта неопределенность пугала. Если он признается первым – то проиграет. А проигрывать он не хотел.
Молчание затягивалось, Эржебет все смотрела на Гилберта, почти с мольбой. И он уже был готов признать свое поражение, снова обнять ее и сказать «Я люблю тебя, мне нужна только ты. Останься со мной, я не смогу без тебя жить…». Надо было только решиться, еще чуть-чуть.
– Вот значит как, – вдруг обронила Эржебет.
Она отвела взгляд, словно разрывая связавшую их нить.
– Молчишь… Что ж я понимаю. – Ее голос был тихим, в нем звучали усталость и боль. – Все же я такая глупая, я надеялась, что ты… А ладно, черт с ним.
Она посмотрела на него и горько улыбнулась.
– Раз я для тебя ничего не знаю… Хорошо. Теперь я смогу спокойно принять предложение руки и сердца от Родериха.
– Чего? – сдавленно выдавил Гилберт. – Этот… этот… урод посмел сделать тебе предложение? Почему ты сразу не сказала?!
– Потому что ты тогда тоже сделал бы мне предложение, чтобы его обскакать. – Голос Эржебет так и сочился ядом. – А я не собираюсь быть яблоком раздора в вашей вражде и твоим трофеем победителя!
– Стой! – в отчаянии выкрикнул Гилберт. – Дура! Ты все не так поняла! Я просто…
– Поздно оправдываться, – отрезала Эржебет. – Давно пора было закончить наши странные отношения. Я хочу остепениться и стать респектабельной дамой, а не твоей шлюхой. Между нами все кончено. Я не хочу тебя больше видеть.
Она резко развернулась и зашагала прочь, а Гилберт просто стоял и беспомощно смотрел ей вслед.
– Брат. – Рядом раздался робкий голосок. – Сестренка Лиза ушла… Она ведь еще вернется?
Гилберт развернулся и натолкнулся на полный надежды взгляд Людвига.
– Нет, – глухо ответил он. – Не вернется.
– Почему? – с искренним детским изумлением спросил мальчик.
– Потому что твой брат – идиот, Люц…
***
– Итак, под моей властью будут Трансильвания, Хорватия, Славония, Воеводина, Банат, Словакия, Закарпатская Украина. – Эржебет говорила сухо и четко, как заводная кукла.
Все ее чувства заледенели в тот момент, когда она покинула Берлин.
«Только выгода для моего народа. Только холодный расчет», – мысленно повторяла она, выдвигая Родериху все новые и новые условия.
Она должна забыть о глупых привязанностях. Страна не может любить.
– …а также порт Фиуме, – закончила перечислять Эржебет.
– Как пожелаешь. – Родерих обреченно кивнул.
– Для финансирования общих расходов ты будешь вносить семьдесят процентов, а я – тридцать, – все так же монотонно продолжала она.
Тут Родерих не выдержал и попытался протестовать.
– Мы входим состав Империи на равных правах, значит и суммы должны вносить однако…
– Не нравиться? – Эржебет желчно улыбнулась. – Тогда можешь забыть о поставках продовольствия с моей территории.
Она демонстративно поднялась со стула.
– Хорошо, хорошо, семьдесят и тридцать вполне приемлемо, – тут же поспешил согласиться Родерих.
Положение его определенно было очень плачевным, раз он шел на такие уступки. Пожалуй, в любой другой ситуации Эржебет бы даже немного пожалела его, но не сейчас, слишком много ей пришлось перетерпеть за каких-то несколько дней – сил на сочувствие уже просто не осталась. Ей казалось, что после разрыва с Гилбертом внутри нее что-то умерло.
– Что ж, раз по этим пунктам возражений нет, идем дальше, – все тем же механическим голосом объявила Эржебет.
А в голове у нее звенели слова их с Гилбертом разговора, и она сама отвечала на свои же крики.
– Я не хочу тебя больше видеть.
«Нет, хочу, хочу, каждый день, каждый час»
– Теперь я стану респектабельной дамой.
«Не желаю быть респектабельной! К черту чужое уважение! Хочу быть твоей. Любовницей. Шлюхой. И пускай мне шипят в спину – плевать! Ведь я буду с тобой»
– Между нами все кончено…
Они с Родерихом подготовили первый вариант договора, затем он обсуждался и дополнялся австрийскими и венгерскими чиновниками. В ноябре было объявлено о помолвке, а в июне следующего года Эржебет пошла под венец
Только после свадьбы странное оцепенение покинуло ее. И раздираемая яростью и болью она схватила старую саблю и покромсала в клочки белоснежное платье невесты…
Глава 14. Без тебя. Часть 1
Бордель встретил Гилберта болезненным желтым светом ламп и тяжелым, удушающим запахом лилий. Едва он вошел, как ему на встречу поспешила сама хозяйка, фрау Матильда – молодящаяся дама в темно-бордовом платье с не по возрасту глубоким декольте, обнажавшим ее пухлые, покрытые родниками плечи.
– Герр Байльшмидт, добро пожаловать! – Она всегда преувеличенно радовалась его приходу, буквально источая патоку.
Что не удивительно, ведь Гилберт был постоянным клиентом и всегда отлично платил.
– Вам как обычно?
– Да. – Гилберт небрежно кивнул.
Матильда сделала едва уловимый жест рукой и всего через мгновение к ним подошла стройная женщина. Гилберт скользнул по ней равнодушным взглядом, отметил рыжие волосы, кричаще яркие и, конечно же, совершенно не такие волнистые и мягкие, как те, что грезились ему по ночам; зеленые глаза – тусклые и пустые, хоть и тщательно подчеркнутые косметикой. Ладно, ему и так сойдет.
– Прошу за мной. – И голос у нее был тоже неправильный…
Женщина под ним тяжело дышала и вскрикивала, вторив ей, жалобно скрипела кровать. Но Гилберт не собирался быть осторожным и нежным, он просто снимал напряжение, с остервенением вдалбливал шлюху в матрас.
«Сильнее, сильнее, еще сильнее. Получай за все! За все! За мое одиночество, за мою боль!»
И в полумраке комнаты женщина, чьего имени он даже не запомнил, становилась почти похожа…
– Лизхен, – сдавлено, надрывно вдохнул он, кончая.
Но как всегда удовольствия Гилберт не получил. Так, разрядка. Он презрительно взглянул на дрожащую женщину, застегнул брюки, медленно поднялся, держась за железную спинку кровати. Гилберт чувствовал себя просто отвратительно, на душе было паршиво, казалось, он даже ощущает во рту горечь собственного стыда. Жалкие попытки заменить Эржебет куртизанками ему самому были противны. Это было так глупо – ведь его Лизхен незаменима, единственная в своем роде. И тем не менее, когда ему становилось совсем невмоготу, когда внутренний огонь невозможно было затушить ни муштрой, ни алкоголем, он снова приходил сюда, в элитный бордель фрау Матильды. Где для него всегда находилась рыжеволосая зеленоглазая девица, которую он мог называть «Лизхен».
Гилберт вышел из борделя на шумную улицу и сразу же окунулся в поток людей. Они смеялись, ссорились, что-то кричали – жизнь била ключом. Но Гилберт ощущал себя отрезанным от нее, никчемным и никому не нужным. Он приходил в бордель, чтобы забыться, хотя бы ненадолго избавиться от одиночества, но в итоге выходило только хуже. Что ж, существовал еще один способ избавиться от хандры – выпивка. После ухода Эржебет, он беспробудно пил почти неделю, пока однажды утром не проснулся и не заглянул в полные отчаяния и страха глаза Людвига. Мальчик чуть не плакал, все это время он был предоставлен сам себе и не понимал, почему его веселый и добрый брат вдруг превратился в вечно пьяное существо. Тогда Гилберт почувствовал себя настоящей скотиной и постарался взять себя в руки. Хотя бы ради Людвига. Только присутствие брата, о котором необходимо было заботиться, не позволило ему окончательно скатиться на дно.
Затем на помощь Гилберту, как всегда, пришла война. На сей раз с Франциском.
Гилберт разгромил его наголову, забрал исконные немецкие земли, которые ушлый Франциск присвоил давным-давно. В Версале Гилберт торжественно объявил о создании Германской империи: он поднял над головой смущенного Людвига, генералы и министры разразились ликующими криками. Гилберту тоже полагалось радоваться, ведь он осуществил свою давнюю мечту: объединил все немецкие земли, вырвал у Родериха право на главенство, оставил его на отшибе. Но торжество было неполным, потому что в мечте Гилберта рядом с ним на этой церемонии должна была стоять Эржебет. И здесь Родерих его победил…
А теперь Людвиг вырос, наступил период мира и Гилберт со спокойной совестью пустился во все тяжкие. Ему нужно было как-то заполнить пустоту, вернуть в жизнь краски. Но как он не старался, ничего не помогало. Он лишь в очередной раз убедился, что без Эржебет может влачить лишь самое жалкое существование. Иногда Гилберт думал, что еще не все потеряно. Пусть она замужем, но если он признается ей… Но гордыня брала свое.
«С какой стати я должен перед ней пресмыкаться? Это она меня бросила! Кто я, чтобы бегать за ней хвостом? Ее ручной Гил? Да черта с два! Сколько раз она меня посылала куда подальше? Тогда, в Бурценланде предпочла мне своих дворян, потом после восстания Ракоци променяла на подачки Родди. И вот теперь снова польстилась на его обещания! Ну и черт с тобой, Лизхен! Не хочешь – не надо! Живи со своим слюнтяем! Мне и без тебя неплохо!»
И Гилберт доказывал, как ему хорошо живется, устраивая очередной кутеж. Сегодня явно пора было как следует повеселиться.
Гилберт взмахом руки остановил экипаж, забрался внутрь и велел кучеру отправляться в один из шикарных берлинских ресторанов. Там он заказал дорогие блюда, лучшую выпивку, а достаточно захмелев устроил драку. Гилберту с трудом удалось скрыться от прибывшей полиции и, убегая темными переулками, он чувствовал облегчение и звенящую пустоту в голове. Лучше пустота, главное, что нет образа Эржебет.
Под утро Гилберт привычно прошел на их с братом половину дворца через черный ход, собираясь незаметно прокрасться в свою комнату. Но в гостиной столкнулся с Людвигом. Младший брат смерил его осуждающим взглядом, сокрушенно покачал головой.
«Сейчас начнутся нотации», – хмуро подумал Гилберт и нацепил на лицо привычную идиотскую улыбку.
За последние годы она стала его любимой маской, за которой можно скрыть боль.
Интермедия 2. Глаза смотрящего. Очень серьезный юноша
Людвиг по второму разу прочел стихотворение Гете и задумался. Поэзия всегда давалась ему с трудом, но он не собирался сдаваться, как всегда стремясь довести любое дело до конца и разложить все по полочкам, будь то работа или простое чтение книг. Вот и сейчас он старательно раздумывал над томиком Гете – он просто обязан был понимать величайшего немецкого поэта!
От прожигания взглядом очередной непонятной строчки и мучений по поводу того, какой же глубинный смысл в ней скрыт, Людвига отвлекли тяжелые шаги на лестнице. Через минуту в гостиную ввалился Гилберт, принеся с собой тяжелую смесь запахов: дешевый табак, кислое вино и приторно-сладкие духи. Без труда можно было понять, откуда вернулся Гилберт.
«Опять шлялся по борделям». – Людвиг мысленно вздохнул, нахмурившись.
– Чего такой кислый, Люц? – Гилберт плюхнулся на диван рядом, от чего мерзкий запах перегара стал еще сильнее, и Людвиг скривился еще больше.
– Брат, я уже в который раз повторяю – мойся сразу же после посещения из кхм… домов терпимости, – процедил Людвиг. – От тебя несет… Обивку диванов слуги, между прочим, не так давно протирали…
– Ах, какие мы чистоплотные! – Гилберт фыркнул. – Лучше пошли в следующий раз со мной – я тебе подберу хорошую девочку, и ты вмиг подобреешь.
– Спасибо за предложение, но вынужден отказаться, – сухо ответил Людвиг, утыкаясь в книгу. – Такое поведение будет предательством по отношению к Аличе…
– Ого, да ты у нас еще и верный! – Гилберт присвистнул. – Молодчина, братик гордится! Вот только бабы верность не ценят, все они стервы. И твоя Аличе тоже. Кто знает, как она там развлекается у себя в Венеции на знаменитом карнавале…
Людвиг отбросил книгу, подался вперед и схватил брата за воротник рубашки.
– Не смей оскорблять ее! – прорычал он Гилберту в лицо. – Иначе я не посмотрю, что ты мой брат и набью морду!
Когда дело касалось Аличе спокойный и собранный Людвиг, с ранних лет старательно подавлявший эмоции, не мог сдержаться. Она была для него прелестным ангелом, веселым солнечным зайчиком, приносившим в сухую, размеренную жизнь, которую Людвиг с возрастом сам для себя выбрал, нечто особенное. Неожиданности, яркие краски, чувства. Он оберегал ее, заботился так нежно, как мог, до сих пор не решился пойти дальше простого поцелуя розовых губ со вкусом меда. И, словно рыцарь из старинных баллад, был готов защищать честь Аличе перед кем угодно, даже перед братом.
С минуту Гилберт смотрел на Людвига как-то странно, затем грустно улыбнулся.
– Действительно молодец, – тихо произнес он, затем добавил уже громче, с деланной веселостью. – Да ладно тебе, Люц, я же пошутил. Не кипятись.
– Завязывал бы ты с гулянками, – проворчал Людвиг, отпуская его воротник.
– В нашей семье должен хоть кто-то быть буйным. – Гилберт беззаботно ухмыльнулся. – В противовес твоей серьезности и степенности настоящего немецкого бюргера… Эх, скучно с тобой. Я лучше вздремну.
Он поднялся с дивана и нетвердой походкой вышел из комнаты, напевая себе под нос какую-то похабную песенку. Людвиг проводил его взглядом и подумал, что веселость старшего брата выглядит слишком напускной. Он достаточно хорошо изучил Гилберта и заметил, что чем ему хуже, тем громче он смеется. Людвиг хотел бы помочь брату, но не знал, что его гнетет, а тот бы ни за что не рассказал: вытянуть из Гилберта что-то о его чувствах было непосильной задачей.
Так что Людвигу оставалось лишь гадать, почему в последние годы брат ударился в кутежи. Он ведь раньше не был таким. Раньше, когда Эржебет еще была с ними. Тогда все было так прекрасно, пожалуй, это были лучшие годы за пока еще такую короткую жизнь Людвига. Тогда в их доме царил настоящий, семейный уют, Людвиг с теплотой вспоминал, как Эржебет вечерами у камина рассказывала сказки, пела старинные венгерские баллады, и Гилберт слушал ее едва ли не с большим интересом, чем сам маленький Людвиг. А еще она учила его ездить верхом, готовила вкуснейший вюрст и целовала на ночь в макушку… Самыми же лучшими днями были те, когда их маленькая семья выезжала к морю. Гилберт купил небольшую яхту, и они совершали прогулки по Балтике. Иногда к ним присоединялась Аличе, и счастью Людвига не было предела. Уже тогда, будучи сопливым мальчишкой, он чувствовал к ней что-то особенное…
Белоснежная широкополая шляпа Эржебет, через ткань которой просвечивает солнце, и которую ей постоянно приходится отбирать из цепких пальцев ветра.
Широкая белозубая улыбка брата, строящего песчаные замки.
Весело хохочущая Аличе, брызгающаяся во всех водой.
Такой Людвиг и запомнил их маленькую семью: полную света, смеха и тепла.
Но затем все пропало. Эржебет и Гилберт разругались, в большом особняке в Берлине стало тихо и пусто. Даже Аличе своим задором не могла вернуть былого. Она тоже не понимала, какая кошка пробежала между старшими друзьями, однако со свойственным ей легкомыслием считала, что все как-нибудь само собой наладится.
Людвиг часто задумывался, а не связны ли загулы Гилберта с давней ссорой с Эржебет. К тому же он, конечно же, не мог не слышать гуляющие по Европе сплетни о том, что Эржебет и его брат – любовники.
– Мон амур Родерих, ему наставили такие некрасивые рога, – приговаривал Франциск со скорбным вздохом. – Хотя бы я тоже не отказался приударить за очаровательной Элизой… Но, боюсь, наш бешеный Гилбо оторвет мне яйца и скормит свиньям. Удивительно, как он до сих пор не порвал на куски бедного Родериха…
Людвиг не верил всяким грязным слухам, и уж тем более пошлой болтовне Франциска. Такая изысканная дама, как Эржебет. И его грубый брат. Он не мог представить их вместе. Это было совершенно нелепо! Хотя он помнил, что раньше она была не такой уж изысканной, особенно когда лихо запрыгивала на норовистого жеребца и заставляла его покориться, демонстрируя Людвигу, как надо обращаться с удилами. И все же в его воспоминаниях Гилберт и Эржебет никогда не выглядели парой, между ними не было нежностей и любовного воркования, они лишь иногда обнимали друг друга, никаких поцелуев, даже в щечку. Оглядываясь назад, Людвиг думал, что они больше всего были похожи на старых друзей, очень близких и притершихся друг к другу за долгие годы знакомства. Они подшучивали друг над другом, иногда ругались, устраивали поединки, часто выглядевшие весьма серьезно для шуточных баталий. Боевые товарищи, вот кем они были. Какая тут любовь?
Однако кем бы они ни были, парой или друзьям, Людвиг скучал по тем дням, когда Эржебет приезжала в Берлин почти каждый месяц. Мысленно он винили Гилберта в их ссоре, наверняка старший брат доконал Эржебет своим скверным характером, а теперь с истинно байльшмидтским упрямством не желал мириться.
Сам же Людвиг не хотел следовать его примеру и старался поддерживать дружеские отношения с четой Эдельштайн. Он вообще не понимал предубежденность брата против Родериха, да они много воевали, но как-никак они были родственниками – для всех них общим предком был Древний Германия. И, как родичам, им стоило объединиться, а не враждовать. Людвиг старался претворить эти принципы в жизнь, радостно поддержав идеи Бисмарка о сближении с Австро-Венгерской Империей. Несмотря на яростные протесты Гилберта, он заключил с Родерихом и сестрами-итальянками Тройственный союз, который старательно поддерживал.
Людвиг всегда с удовольствием приглашал Родериха и Эржебет к себе в гости, сам принимал приглашения от них. Гилберт же всячески избегал таких встреч, отговариваясь делами, иногда просто откровенно заявлял, что не хочет видеть «эту очкастую рожу».
Вот и завтра должен был состояться очередной званый обед.
«А брата то я о нем и не предупредил, – вдруг понял Людвиг. – Ладно, чем позже он узнает, тем меньше у него будет возможности отвертеться. Пускай присутствует и учится налаживать отношения с союзниками. Не все же время ему из себя оскорбленную невинность разыгрывать».
Днем за обедом, когда до приезда гостей оставалось всего два часа, Людвиг все же решил предупредить Гилберта, чтобы тот хотя бы успел сменить мятую рубашку на подобающий наряд.
– Брат, я пригласил к нам сегодня герра и фрау Эдельштайн. Они прибудут в… – Он резко замолчал, натолкнувшись на полный ненависти взгляд.
– Фройляйн Хедервари, – делая ударение на каждом слоге произнес Гилберт. – Ясно?
Людвиг сглотнул и быстро кивнул: сейчас брат выглядел как никогда жутко, казалось, он вот-вот набросится, если младший вздумает перечить.
– Кхм… в общем они прибудут через два часа и я надеюсь, что ты тоже будешь присутствовать на встрече, – выдавил Людвиг после минутного молчания.
– Делать мне больше нечего, – буркнул Гилберт, изображая, что очень заинтересован статьей в газете.
– И все же не стоит каждый раз трусливо сбегать, едва по близости появляется фрау… фройляйн Хедервари… – как бы невзначай заметил Людвиг, отпивая свой кофе.
Брат злобно зыркнул на него исподлобья, но ничего не сказала, а после завтрака молча поднялся к себе в комнату.
Родерих всегда отличался пунктуальностью, и они с женой прибыли точно в назначенное время. Людвиг встретил их на парадной лестнице, проводил в одну из гостиных. Они чинно пили чай, обсуждали последние новости, политику и искусство. Говорил в основном Родерих, Эржебет больше молчала, тыкая ложечкой в пирожное, будто ребенок палкой – в дохлую птицу.
Идиллия была нарушена топотом и грохотом распахивающейся двери, ознаменовавшей появление Гилберта во всей красе.
«Хорошо, хотя бы надел чистый костюм». – Людвиг облегченно вздохнул.
– Всем приятного или ужасного, это уж как посмотреть, дня! – объявил Гилберт.
Он плюхнулся на диван, закинул ногу на ногу и одарил присутствующих нахальной улыбкой. В наступившей после этого тишине особенно резко прозвучало надрывное дребезжание – Эржебет ударила ложкой по тарелке.
– Добрый день. – Родерих подчеркнуто вежливо кивнул Гилберту.
– Рад, что ты решил к нам присоединиться, брат. – Людвиг постарался непринужденно улыбнуться, он почувствовал, как изменилась атмосфера в комнате, и уже жалел, что предложил Гилберту прийти на встречу.
Еще не хватало, чтобы он обидел Родериха какой-нибудь колкостью.
– Мы как раз обсуждали последние технические новинки. Думаю, эта тема тебе будет интересна…
– Если это не оружие, то я пасс. – Гилберт отмахнулся.
От Людвига не укрылось, что все это время брат не отрывал взгляда от Эржебет, та наоборот смотрела куда угодно только не на Гилберта.
Чаепитие продолжалось, говорили в основном Людвиг и Родерих, Гилберт и Эржебет упорно играли в молчанку, и это все больше настораживало.
«Вдруг сплетни не врут, и между ними действительно что-то было?» – подумал Людвиг, все еще не желая верить.
Слуги унесли пустые чашки, Гилберт вышел покурить на балкон, и Людвиг, извинившись перед гостями, поспешил за ним.
– Ты мог бы быть немного более разговорчивым, раз уж соизволил прийти, – ворчливо заметил он, но Гилберт его проигнорировал, задумчиво разглядывая клубы сизого дыма.
– Эй, брат, я к тебе обращаюсь. – Людвиг начала терять терпение. – Я, конечно, рад, что ты не грубишь, как обычно. Но просто молча сидеть – тоже не выход. К тому же так откровенно разглядывать чужую жену… Это неприлично!
При упоминании Эржебет, Гилберт наконец-то взглянул на Людвига.
– Слушай, Люц, – зашептал он, отбросив сигарету и склонившись ближе к младшему брату. – Можешь ненадолго убрать из комнаты этого очкастого тюфяка, а? Покажи ему свою коллекцию книг немецких философов или еще какую-нибудь высококультурную лабуду. В общем, отвлеки его.
– Зачем это? – Людвиг еще больше насторожился.
– Не все ли тебе равно, – бросил Гилберт. – Помоги. Брат ты мне или нет?
Людвиг неуверенно переступил с ноги на ногу, его изумила такая внезапная просьба.
«Он что, хочет остаться с Эржебет наедине? Хотя это, наверное, даже хорошо, может быть, он все-таки решил извиниться. Было бы замечательно, если бы их отношения наладились».
– Я попробую. – Людвиг кивнул.
– Спасибо, Люц, ты лучший брат. – Гилберт улыбнулся и на мгновение дружески стиснул его плечо.
Людвигу претила ложь и увертки, но все же он решил попробовать. Он предложил Родериху посмотреть библиотеку, где хранилось много экземпляров редких книг. Тот с радостью согласился, Людвиг подозревал, что во многом из-за того, что это давало удобный предлог сбежать от общества Гилберта.
Он повел гостя в библиотеку и сразу же отметил, что Эржебет не пошла с ними, а Родерих то ли не заметил, то ли не придал этому значения.
«Эх, надеюсь, я не зря стараюсь, – хмуро подумал Людвиг. – И брат не сведет все к очередной ссоре…»
Однако когда они с Родерихом добрались до располагавшейся в дальнем крыле дворца библиотеки, Людвиг понял, что интриган из него никакой: он забыл ключ от двери, хотя сам ведь пару месяцев назад решил, что такое важное помещение стоит закрывать.
– Простите, герр Эдельштайн, подождите здесь, я сейчас принесу ключ. – Людвигу хотелось провалиться сквозь землю от стыда.
– Ничего страшного. – Родерих доброжелательно улыбнулся. – Я пока рассмотрю эту замечательную резьбу по дереву, которая украшает дверь. Если мне не изменяет память, эта работа еще средневековых мастеров…
Людвиг оставил Родериха наслаждаться искусством, а сам поспешил назад в гостиную. Он точно помнил, что последний раз отдавал ключ Гилберту. Тот мог казаться неотесанным мужланом, но, как ни странно, немало читал, особенно книги по военной истории. В тот раз он тоже искал в библиотеке какое-то старое сочинение о полководцах древнего Рима, да так и не вернул ключ Людвигу…
Он едва ли не бегом добрался до гостиной, распахнул дверь… И замер на пороге, пораженный открывшейся ему сценой.
Гилберт, обнимая Эржебет за талию, прижимал к стене. Эржебет одной рукой ухватилась за его плечо, а другую погрузила в белоснежные пряди. Они самозабвенно целовались.
Потянув Гилберта к себе, Эржебет резко дернула его за волосы, обвила ногой талию. Он вдруг задрал ее юбку вверх, провел ладонью по бедру, с силой стиснул. И Людвиг увидел бежевые кружевные чулки и кажущуюся на их фоне особенно светлой кожу. Он сглотнул, машинально ослабил жесткий накрахмаленный воротничок рубашки.
Людвиг буквально кожей ощущал окутывавшую этих двоих ауру страсти. Ему было неловко, стыдно, но он не мог отвести взгляд.
«Так значит все это правда… Никакие они не друзья…».
Людвиг все же смог сбросить с себя оцепенение, он потянул дверь, собираясь осторожно закрыть ее и тихо уйти. Но почему-то именно тогда, когда хочется исчезнуть бесшумно, все начинает издавать громкие звуки. Петли пронзительно скрипнули, Эржебет тут же заметила Людвига. В ее широко распахнутых глазах промелькнула паника, она резко оттолкнула Гилберта и, молнией пролетев мимо Людвига, скрылась за поворотом коридора.
– Люц, твою мать! Я же просил! – набросился на него Гилберт.
– Я… э-э-м… прости, – пробормотал окончательно смутившийся Людвиг. – Я просто не знал… Даже не думал… Получается, ты, правда, влюблен во фрау Эдель… фройляйн Хедервари?..
– Не твое дело! – рявкнул Гилберт и вышел из комнаты.
Людвиг был уверен, что он отправился искать Эржебет, но чем закончилось дело, так и не узнал. Он вернулся к Родериху, извинился за то, что посещение библиотеки откладывается. Они вернулись в гостиную и нашли там Эржебет, которая с абсолютно невозмутимым выражением заметила, что им с супругом пора возвращаться домой. Они уехали, а Гилберт так и не показался.
Людвиг наблюдал, как уезжает автомобиль, который должен был доставить чету Эдельштайн на вокзал и думал. Теперь он, наконец, понял, почему Гилберт так много пил: заливал горе вином – ведь его любимая женщина вышла замуж за другого. Людвиг не знал, из-за чего поссорились брат и Эржебет, но сегодняшний день убедил его в одном – они все еще любят друг друга. И Людвиг решил, что сделает все, чтобы они снова были вместе. Да, это было некрасиво по отношению к Родериху, но как бы Людвиг его не уважал, брата и Эржебет он любил больше.
А еще он мечтал вернуть те дни и свою маленькую семью…
Поэтому, когда от Родериха пришло приглашение на ежегодный большой бал в Вене, Людвиг приложил все силы к тому, чтобы уговорить Гилберта пойти туда.
