Текст книги "Кто я для тебя? (СИ)"
Автор книги: Марго Белицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)
– Можно, всецело. – Гилберт нахмурился, немного раздраженный тем, что кто-то сомневается в честности Эржебет.
– Ого, не раскроешь имя этого ценного осведомителя? Я награжу его по заслугам…
– Увы. – Гилберт развел руками. – Это моя личная тайна.
Фридрих только задумчиво хмыкнул и не стал настаивать, хотя Гилберт был уверен, что его король достаточно умен, чтобы догадаться обо всем.
– Все же, как бы ты не доверял своему человеку, стоит проверить его сведения, – заговорил Фридрих. – Я не хочу, чтобы вся Европа считала нас агрессорами, прежде, чем выступать против врага, мы должны обладать доказательствами того, что он начал первым. Я разошлю приказы своим шпионам в столицах, чтобы они прощупали почву и собрали информацию.
– Вечно ты заботишься о мнении Европы. – Гилберт презрительно фыркнул. – Пока ты над этим трясешься, Родди уже успеет собрать армию.
Фридрих вдруг хищно улыбнулся.
– Вот поэтому, пока шпионы разведывают обстановку, ты и займешься тайной мобилизацией, чтобы его опередить.
Гилберт ответил ему не менее хищным оскалом.
У его короля была хорошо отлаженная сеть агентов при всех европейских дворах и вскоре на руках у Гилберта уже были копии секретной переписки между Родерихом и Вильгельминой, воплощением Саксонии, которая была ближайшей соседкой Пруссии. Она обещала Родериху свободный проход через свою территорию для нападения на самое сердце владений Гилберта, а плюс к этому еще и свои войска.
Шпионы из Вены доложили о том, что австрийские войска стягиваются к границам. Сомнений не было – они готовились к атаке.
Гилберт и Фридрих принялись составлять план боевых действий, искать союзников – удалось заключить договор с Англией, но Артур Керкленд особо не рвался в бой. Его интересовала лишь давняя грызня с Франциском на далеких материках, в Европе у его королевской династии было наследное владение – Ганновер, и Артур хотел его защитить от загребущих лапок Франциска, используя союз с Гилбертом. Но вот воевать за прусские интересы хитрый бритт, конечно, не собирался. Гилберт понимал, что он остается фактически один против всей Европы, однако он не чувствовал страха, а лишь возбуждение – ему предстояло сразиться против сильнейших держав и это будоражило кровь. Он прекрасно понимал, что в войне против врагов, у которых больше войск и ресурсов, может сделать ставку лишь на внезапную и дерзкую атаку. Положиться на отвагу и выучку своих солдат. Гилберт не собирался ждать, пока противник нападет и навяжет ему бой на своих условиях. Нет. Он сделает первый шаг и заставит всех играть по своим правилам!
Вскоре стратегия была разработана, а войска готовы выступать. Гилберт поставил себе четкую цель: наголову разбить Родериха и его прихлебательницу Вильгельмину. Тогда другие страны трижды подумают, прежде чем вступить в войну.
Гилберт вторгся в Саксонию, собираясь оккупировать ее и использовать ее ресурсы для дальнейшей войны с Родерихом. Все прошло как нельзя лучше, саксонская армия отступила без боя, курфюрст бежал в Польшу и Гилберт без проблем занял столицу – Дрезден…
– Сволочь! – истерично верещала Вильгельмина.
В Гилберта полетел флакон духов, он ловко увернулся.
– Мразь! Как ты смеешь! Напасть так вероломно, без предупреждения! Каналья!
– Ну, ну, успокойся, это была вынужденная мера. – Гилберт театрально вздохнул и возвел очи к долу. – Это вовсе не захват, я лишь пройду через твою территорию, чтобы напасть на Родериха, а ты можешь беспрепятственно выехать к своему курфюрсту в Польшу. Мои войска будут вести себя достойно…
– Твои бандиты уже сперли мои брильянты! – взвизгнула Вильгельмина. – И разломали античные статуи в саду!
– Ах, статуи, – протянул Гилберт, начисто игнорируя фразу о драгоценностях. – Просто у твоих греческих богов были слишком большие причиндалы, моим парням стало завидно, вот они и разошлись. Если хочешь, я могу лично все склеить и прислать тебе на Рождество, чтобы тебе не было одиноко долгими зимними ночами…
– Скотина, – прошипела Вильгельмина.
На это Гилберт нахально улыбнулся.
Она уехала, оставив свои земли у него, а специалисты Гилберта распотрошили оставшийся в Дрездене архив курфюрста, где нашли тайный договор с Австрией. Фридрих надеялся, что публикация этих бумаг поможет оправдать его действия перед мировым сообществом. А Гилберту было на это плевать, он рвался встретиться с армией Родериха.
Его войска вступили на австрийскую территорию, и вскоре состоялось тяжелое сражение. Гилберт победил, но дорогой ценой, погибших было много и среди них его старый талантливый генерал, которого Гилберт очень ценил. Он искренне переживал каждую смерть: и офицеров, и простых вояк. Гилберт любил своих солдат, проводил много времени в их обществе, на марше он всегда ехал рядом с одним из полков, болтал с людьми, перебрасывался шуточками, пел незатейливые песни, а на привалах он ел с ними из одного котелка. Солдаты платили ему не меньшей любовью, им, простым неродовитым мужикам, было позволено называть его не «господин Пруссия», «старина Гилберт»… Поэтому любые потери Гилберт всегда воспринимал очень остро, словно свои раны.
Гилберт осадил Прагу, один из важнейших городов Империи Габсбургов, надеясь, что взяв его, заставит Родериха капитулировать. Но гарнизон упорно сопротивлялся, а в сторону прусской армии двигались свежие силы австрийцев. Гилберт выступил против них, но в этот раз его ждало тяжелое поражение, первое за многие годы. И самое скверное было то, что победа была почти у него в руках, еще бы чуть-чуть и он бы торжествовал, но удача повернулась к нему спиной. Его потери были велики, пришлось отступить от Праги назад в Саксонию. А по Европе прокатились шепотки, что миф о непобедимости Гилберта развеян.
Фридрих тоже тяжело переживал поражение, на несколько дней он заперся в своей комнате в доме, где теперь располагалась его ставка. Гилберт предпочитал бесцельно бродить по округе и думать, думать, думать. Он не мог так просто сдаться после одного поражения, он должен был окончательно доказать всем свою силу. Чтобы его люди могли жить спокойно, чтобы Пруссия стала великой страной, а не нищей дырой.
– Ничего не кончено. Мы еще повоюем! – выкрикнул он, грозя кулаком то ли своим врагам, то ли холодным звездам, то ли всему мирозданию.
Тем временем, Франциск наконец-то решил вступить в войну. Он легко разбил небольшие войска, которые Артур отрядил защищать Ганновер и направился в сторону Гилберта. Известие о грозящей опасности взбодрило и Гилберта, и его короля – они оба были удивительно похожи в том, что в критической ситуации чувствовали себя уверенно и легко, и чем сильнее был враг, тем увереннее они становились.
Масла в огонь подлило то, что и Брагинский тоже начал движение. Гилберт отрядил часть войска в Восточную Пруссию для сдерживания русских, а сам с тридцатью пятью тысячами отправился навстречу Франциску и встретил его у местечка Ройсбах. У французов было в два раза больше людей, и Гилберту оставалось надеяться лишь на военную хитрость и выучку своих солдат. Он разработал стратегию и выполнил все так, как и задумывал. Его кавалерия опрокинула врагов, а пехота Франциска попала в умело подстроенную ловушку. Это была настоящая резня, французы бежали с поля боя так, что только пятки сверкали, бросив богатый обоз, а Гилберт праздновал блестящую победу. Он потерял убитыми двести человек, а Франциск в двадцать раз больше.
– Не ожидал, что Франц окажется таким слабым противником, – рассуждал Гилберт, идя в сопровождении генералов к французскому обозу. – Видимо, постоянные балы совсем изнежили его… Он годится только на то, чтобы задирать юбки бабам!
Гилберт осекся, когда увидел перед собой множество телег, заваленных дорогими шелками, роскошной мебелью, деликатесами. А на одной были даже клетки с пестрыми попугаями из далеких колоний.
Гилберт выругался, обозревая все это великолепие, наверняка стоившее немалых денег.
– Вот Франц дает… Начерта ему в походе вся эта дребедень? – пробормотал он.
Гилберт и сам был не против яркой мишуры, собрал у себя во дворце кучу дорогих безделушек, но вот во время войны он всегда был подчеркнуто аскетичен. Мобильность войск нельзя было уменьшать огромным обозом.
Занимавшийся ревизией добычи офицер поспешил подбежать к ошарашенному Гилберту и отдал честь.
– Господин Пруссия, позвольте доложить! С обозом были захвачены также слуги, цирюльники, повара и…
Тут он замолчал и покраснел, потому что те, о ком он явно собирался доложить, сами заявили о себе. Несколько женщин в кричаще-ярких платьях с весьма глубокими декольте окружили Гилберта, буквально повисли на нем.
– Ах, так, значит, вы и есть знаменитый господин Пруссия? – проворковала одна из куртизанок, водя пальчиком по плечу Гилберта. – Позвольте мне и моим подругам поздравить вас с победой… Мы так любим сильных мужчин…
– О да, красотки, здесь сильных мужчин хватит на всех. – Гилберт обернулся и подмигнул своим офицерам…
Но радоваться Гилберту было еще рано: из Силезии приходили тревожные вести. Родерих в нескольких сражениях разбил оставленные там Гилбертом для прикрытия войска, и теперь его армия грабила провинцию. Гилберт костерил на все лады отвечавшего за Силезию генерала, тому весьма повезло, что он попал в плен к австрийцам – у врагов ему сейчас было гораздо безопаснее, чем у его господина.
Гилберту пришлось спешно развернуть своих людей, еда отдохнувших после Ройсбаха, и быстрым маршем двинуть их на защиту своих земель. Ему позарез необходима была яркая и уверенная победа над австрийцами.
Они сошлись у местечка Лейтен, и снова соотношение сил было не в пользу Гилберта, у Родериха было почти такое же преимущество, как и у Франциска под Ройсбахом. Да и генералы у него были гораздо талантливее французских. Но и у Гилберта были тузы в рукаве. За те годы, что Силезия принадлежала ему, он отлично изучил местность, постоянно проводя здесь учения, и теперь расположил свои войска на выгодных позициях. Он выиграл это сражение благодаря искусному руководству армией, но главную роль сыграла слаженность действий пехоты, кавалерии и артиллерии. Гилберт гордился своими людьми – они в очередной раз доказали совой профессионализм, закрепляя за его армией славу лучшей в Европе. Не зря он столько лет потратил на разработку приемов обучения, тактики – все его старания были оплачены старицей.
Австрийцы бежали, понеся большие потери. Это был полный триумф. Гилберт наголову разбил две сильнейших армии Европы. В Восточной Пруссии после ожесточенного сражения, не принесшего победу ни одной из сторон, Брагинский отступил…
Этот год стал годом славы для Гилберта.
Глава 11. Превратности войны
Родерих нервно мерил шагами гостиную, то и дело подходил к разложенной на столе карте Европы, сосредоточенно смотрел на нее и, раздраженно цокнув языком, продолжал ходить туда-сюда.
Эржебет сидела на диване, читая книгу Вальтера, хотя на самом деле она давно уже не обращала внимания на буквы. Эржебет следила за мечущимся по комнате Родерихом. Она прекрасно представляла, как он сейчас злиться. Даже невозмутимого Родериха такое сокрушительное поражение должно было выбить из колеи: при Лейтене у него было большое численное превосходство едва ли не в два раза, но, тем не менее, Гилберт разбил его в пух и прах, заставив австрийские войска удирать с поля боя сломя голову. Потери были огромны, как убитыми, так и пленными.
В тайне Эржебет радовалась успехам Гилберта. Наблюдая, как он сейчас завоевывает себе место под солнцем, она вспоминала свое прошлое, когда точно также, приведя своих людей в Европу из далеких степей, огнем и мечом доказывала свою силу… А еще, узнав от служивших в австрийской армии венгров о ходе сражения, о диспозиции войск, Эржебет мысленно представляла, что бы делала на месте Родериха, как бы сражалась с Гилбертом.
«Ха, так просто я бы ему не проиграла, это уж точно…»
Родерих словно прочитал ее мысли.
– Эржебет, а ты что думаешь о сложившейся сейчас ситуации? – спросил он, присев рядом с ней на диван.
– Боюсь, у меня довольно слабое представление о нынешнем положении ваших войск. – Эржебет попыталась прикинуться дурочкой.
Родерих нахмурился, явно ей не поверив, но все же начала обстоятельно и подробно описывать диспозицию частей своей армии, французов и пруссаков.
– Как по твоему мне теперь стоит поступить? – осведомился он, закончив свой рассказ.
– О, герр Родерих, вы спрашиваете у меня совета в военных делах? – Эржебет невинно захлопала глазками, мысленно зло улыбаясь. – Боюсь, я ничем не смогу вам помочь. Я же всего лишь женщина и ничего в этом не понимаю.
Она просто не могла удержаться от того, чтобы не съязвить.
«Как же, столько лет старательно лепил из меня светскую даму, держал подальше от войны, а теперь, видите ли, помощи просит! Черта с два!»
Поведение Родериха чем-то напомнила ей Садыка, пусть он никогда и не подчеркивал в столь уничижительной манере ее женскую слабость, не позволял себе грубостей, но все же…
– Эржебет, не стоит мне дерзить, – сухо произнес Родерих. – То, что я позволил тебе не участвовать в войне, еще не значит, что теперь ты можешь творить все, что тебе вздумается.
Эржебет напряглась, внутри разлился холод.
«Вдруг Родерих догадывается, что это я сорвала их план внезапного нападения? Я предала его, нарушила слово».
Она боялась подумать, что случиться, если Родерих заподозрит ее в измене. Годы, которые она провела рядом с ним, наглядно ей показали, что при всей нелюбви к насилию, он не боится наказать тех, кто, по его мнению, провинился перед Империей. Он правил подвластными ему землями твердой рукой, без лишних сюсюканей подавляя любые бунты. Эржебет спасало лишь то, что она была главной частью его владений, Родерих не хотел ее потерять и старался найти компромисс. Более мелким странам же от него доставалось по полной.
Эржебет постаралась сохранить невозмутимость.
– Герр Родерих, я исправно плачу налоги, поставляю вам лучших лошадей из моих табунов, фураж и зерно, – чеканя слова начала она. – Моя легкая конница ни раз и не два спасала ваши войска. Венгерские дворяне служат в вашей армии… Что вам еще от меня нужно? Я считаю, что вы неплохо справляетесь и без моего ополчения. А мой совет… Раньше он вам не был нужен, хотя я пыталась его предложить, так что теперь разбирайтесь сами.
– Эржебет, я хотел бы кое-что прояснить, – тихо произнес Родерих и добавил уже громче, твердо встретив ее взгляд:
– Да, у тебя особое положение в моем доме. Но не забывай, ты все равно остаешься в моем доме. Если ситуация станет критической, то мне потребуется твое ополчение, и твое согласие уже не будет иметь значения. Я не принуждаю тебя воевать лишь потому, что не хочу кризиса в Империи, мне достаточно и внешних проблем. Однако, если ты дашь мне хоть малейший повод сомневаться в твоей лояльности… Или того потребуют обстоятельства…
– Но ведь пока что ситуация не критическая, – холодно обронила Эржебет.
– Пока нет. – Кивнул Родерих и вдруг нехорошо улыбнулся. – К тому же, Брагинский наконец-то переходит к активным действиям…
В этот момент Эржебет стало страшно.
***
Прекрасная и жестокая богиня войны переменчива, никто не может надолго сохранить ее благосклонность, даже такие отчаянные рубаки, как Гилберт Байльшмидт, щедро окропляющие кровью ее одежды…
На следующий год Иван начал масштабное наступление на востоке, и Гилберт, оставив небольшие силы прикрывать Силезию и Саксонию, с основной армией двинулся навстречу русским. Он не опасался нападения Родериха, после поражения под Лейтеном тот еще не скоро решится на активные действия. Насколько Гилберт успел изучить своего врага за годы войн, он отличался осторожностью и давал сражение лишь тогда, когда занимал выгодную позицию и имел серьезный численный перевес. Нынешний фельдмаршал Родериха, Даун, полностью разделял эти убеждения – австрийские войска отошли, и Гилберт смог сосредоточиться на русских.
У Ивана было вдвое больше людей, но Гилберта это не смутило: в конце концов, он все это время только и делал, что сражался с превосходящими по силе противниками. И блестяще побеждал. Почему сейчас все должно быть иначе?
Гилберт рвался в бой, после Ройсбаха и Лейтена окрыленный ощущением собственного могущества. Сражение произошло у деревни Цорндорф. Гилберт собирался использовать уже не раз отлично зарекомендовавшую себя тактику, но все пошло не по плану. Русские стояли насмерть, дрались, как дьяволы, не уступая в храбрости и упорстве солдатам Гилберта. В какой-то момент сражением стало уже невозможно управлять: на поле боя царил хаос. Настоящая кровавая баня – Гилберт никогда еще не видел такой жесткой рубки, хотя побывал в стольких битвах. Его ранили, но он продолжал сражаться рядом со своими людьми. Быть с ними в тяжелый час – его священный долг, как страны и командира.
Наконец, войска разошлись. А над полем боя в сумерках еще долго разносились крики умирающих… Потери с обеих сторон были огромны, Гилберт с ужасом слушал отчет о погибших: так много солдат он еще никогда не терял.
Союзники поспешили объявить о победе, в Вене по этому случаю устроили бал и праздничный салют. Гилберт в противовес приказал опубликовать данные о потерях русских и заявить о том, что выиграл все-таки он. На деле, конечно же, и он, и его враги понимали, что получилась ничья. Кровавая и жестокая.
Гилберта радовало лишь то, что Иван все же отступил, дав ему возможность передохнуть и обратить взгляд на юг, где оклемавшийся и вдохновленный примером союзника Родерих собирал новые силы. Гилберт повел войска туда, нацелившись на победу. После Цорндорфа она была необходима, как воздух.
«Ничего, с Родди я воюю давно и всегда его бил, побью и сейчас, – успокаивал себя Гилберт. – Затем отомщу Брагинскому».
Но он вел себя слишком самоуверенно, недооценил Родериха и его генералов. Гилберт получил неверные сведения от разведки, вместе с Фридрихом составил на их основе провальный план и стал претворять его в жизнь, не обращая внимания на дельные замечания советников. В итоге под Гохкирхе его постиг очередной крах. В какой-то момент отчаянной сечи все буквально висело на волоске, еще один рывок, еще немного храбрости – и пруссаки бы победили. Большой ценой, но победили. Однако богиня войны посчитала, что следует наказать гордеца.
Родерих торжествовал, а Гилберту пришлось спешно отступить. Хотя эта победа не дала Родериху никаких стратегических преимуществ, но он смог морально раздавить Гилберта, посеять в его войсках сомнения и страх. Два поражения подряд сильно подкосили уверенность и обычную браваду Гилберта. Но он старался не впадать в уныние, угрожающе рычал и скалился, как загнанный в ловушку зверь, который решил драться до конца.
«Еще не все, – как молитву повторял Гилберт. – Вам так просто меня не одолеть!»
Он подбадривал впавшего в депрессию Фридриха: король был совсем разбит поражением и последовавшей буквально на следующий день смертью любимой сестры.
Все армии ушли на зимние квартиры, война замерла на время холодов, словно погрузилась в спячку, и можно было строить планы на компанию в следующем году. Чем Гилберт и занялся, стараясь максимально заинтересовать этим своего короля, чтобы хоть как-то отвлечь его от мрачных мыслей. Было очевидно, что Иван и Родерих постараются атаковать вместе, хотя координировать действия двух огромных армий, да еще при условии постоянно приходящих из столиц противоречивых приказов, было сложно. В этом плане у Гилберта было преимущество: Фридрих был с армией и всегда четко руководил ее действиями, превращая даже рассредоточенные войска в единый организм.
Еще Гилберта радовало, что можно не волноваться о западном направлении. Франциск не горел желанием разворачивать массированное наступление, его больше волновала грызня с Артуром за колонии. Он пытался атаковать важный для англичан Ганновер, и Гилберту пришлось отрядить союзнику для его защиты несколько полков, но опасности мелкие стычки в этом районе не представляли.
Пока войска находились на зимних квартирах, Гилберт много времени проводил с солдатами, чей дух сильно упал после поражений. Он поддерживал их, старался вселить надежду.
– Мы еще всем покажем прусский дух, парни! – говорил он, сидя у костра с ветеранами.
С началом весны противники не торопились наступать, Фридрих очень надеялся, что удастся отсидеться в обороне, но Гилберт здорово сомневался. Слишком уж хорошо он запомнил яростный блеск в глазах Родериха, когда они подписывали договор, отдававший Гилберту Силезию. Родерих ни перед чем не остановиться, чтобы вернуть провинцию.
К середине лета зашевелился Иван, у него как всегда было больше людей, к тому же Гилберт не смог помешать его соединению с австрийскими частями. Положение было тяжелым, но победа была жизненно необходима. Решительная, мощная, такая, которая надолго бы отбила у врагов желание нападать, а возможно даже ознаменовала бы конец войны…
Под Кунерсдорфом произошло отчаянное и жестокое сражение. Гилберт метался по полю боя, он был буквально везде: вдохновлял, призывал своих людей быть смелыми, первым бросался на врага, увлекая их за собой. Пули свистели вокруг Гилберта, его ранили в руку, но он все равно оставался в седле и продолжал истошно кричать: «Вперед!»…
Все было бесполезно.
Были ли тому виной тактические просчеты, сила русских или упавший за годы войны дух его армии, но поражение было ужасным. Гилберту с трудом удалось спасти жалкие остатки своей армии, увести их с поля боя, которое осталось за Иваном. Путь на столицу Гилберта теперь был открыт. Катастрофа неотвратимо надвигалась.
– Если русские начнут наступать на Берлин, мы будем драться с ними – скорее ради того, чтобы умереть под стенами города, чем в надежде их одолеть, – с мрачной решимостью заявил Фридрих.
– Завидую я вам, людям, – Гилберт горько улыбнулся. – У вас есть легкий способ сбежать от проблем – достаточно броситься под вражеские пули. А что прикажешь делать мне?
Король не нашелся, что ответить. А Гилберт действительно завидовал тем, кто может найти смерть на поле брани. Он не сомневался, что даже если пустит себе пулю в лоб, то выживет. Хотя стоило попробовать.
Отчаяние, после Цорндорфа медленно подбиравшееся к Гилберту на мягких лапах, теперь набросилось зверем, рвало сердце на части. Давно ему не было так тяжело. Перед ним маячил призрак полного разгрома, позорного плена, а потом, возможно, расчленение под смех удачливых победителей. Но нет! Лучше умереть, чем снова быть чьим-то слугой!
На второй день после Кунерсдорфа Гилберта взял пистолет и приставил к виску холодное дуло. От спуска курка его остановил всплывший в голове образ Эржебет. За время войны он старался сосредоточиться на битвах и не думать о ней, лишь в спокойные зимние месяцы позволяя себе немного помечтать. А вот сейчас Эржебет встала перед ним, как живая, грозно нахмурилась, уперла руки в боки.
«Трус! Слабак! – выговаривала она ему. – Выбрал легкий выход, да? Я тебя призираю!»
Гилберт убрал пистолет в ящик стола, запретив себе даже думать о нем, и принялся помогать Фридриху готовить оборону Берлина. Он должен выстоять до конца.
Однако героическая смерть под стенами любимого города Гилберту пока не грозила. Иван и Родерих отступили, их потери были не меньше, чем у Гилберта, а тыловое обеспечение – скверным. На словах это казалось несущественной причиной, но на деле было даже важнее оружия: никто не может воевать на голодный желудок, да и лошадей нужно было чем-то кормить. Но главной причиной было даже не это. Как доносили шпионы, в стане союзников начались разногласия. Все-таки их дружба была слишком молодой и непрочной, слишком много было застарелых противоречий и недоверия.
Фридрих ликовал и говорил о чуде Бранденбургского дома. Гилберт же совсем расклеился, когда понял, что последнего сражения не на жизнь, а на смерть не будет, и можно перевести дух. Он позволил отчаянию захватить себя, заперся в своей комнате и беспробудно пил. Вино помогало забыться и спастись от кошмаров. Гилберта все время мучил один и тот же сон.
Он стоит в полном крови море, со всех сторон доносятся стоны, крики и мольбы о пощаде. Из окружающего его багрового тумана выплывают искореженные фигуры. Мертвые солдаты: изуродованные тела, залитые кровью бледные лица, порванные мундиры. Простые люди: мужчины с отрубленными руками, женщины в изодранных платьях, дети… Все они, покачиваясь, движутся к Гилберту. Из воды появляются скрюченные серые руки, хватают его за ноги, впиваются ногтями в кожу, не давая сдвинуться с места.
– За что? – глухо ропщут мертвые пруссаки. – Почему ты обрек нас на смерть? Это твоя вина… Твоя…
– Твоя… твоя… твоя… – вторит им зловещее эхо.
Гилберт пытается оправдаться, пытается сказать, что хотел сделать, как лучше. Хотел стать великой державой, чтобы их потомки жили в сильной, мирной стране, а не маленьком нищем королевстве. Но он не может произнести ни слова. Во сне он нем…
Гилберт каждый раз просыпался, захлебываясь криком, и в конец концов, решил, что лучше вообще не смыкать глаз.
Фридрих пытался вытащить его из пучины горя, увещевал, кричал, взывал к гордости – но все было бес толку. Поэтому когда через три дня после начала своего затворничества Гилберт услышал в коридоре шум, то решил, что король опять пришел читать ему нотации.
– Господин Пруссия. – В его покои робко заглянул камердинер.
Он верой и правдой служил Гилберту с малых лет, не сбежал из Берлина, даже когда пришла весть о приближении неприятеля. Гилберт ему доверял и позволял появляться в своей комнате. К тому же ведь кто-то должен был приносить выпивку.
– Пришла госпожа Венгрия, – сообщил камердинер, он был одним из немногих, кто знал Эржебет в лицо и был посвящен в ее отношения со своим господином. – Она очень обеспокоена и хочет вас видеть…
Гилберт замер с поднесенной ко рту бутылкой. Такого поворота он не ожидал. Его охватило смятение. Гилберт хотел увидеть Эржебет, прижаться к ней, ощутить тепло и мягкость ее тела, почувствовать знакомый аромат полевых цветов и трав. Она бы приласкала его и утешила, сказала, что все будет хорошо. Но это было проявление слабости! Она увидела бы его жалким и разбитым. Только не она! Для нее он всегда должен оставаться сильным, настоящим мужчиной, а не жалкой тряпкой, заливающей горе выпивкой!
Мысли в затуманенной алкоголем голове путались, гордость боролась с отчаянным желанием получить хоть чуточку тепла. Гилберт несколько минут просто сидел, тупо разглядывая узор на ковре на полу, а камердинер терпеливо ждал ответа.
– Скажи… что я никого не принимаю, – с трудом ворочая заплетающимся языком, объявил Гилберт. – Пускай катится отсюда ко всем чертям!
– Слушаюсь. – Слуга быстро поклонился, исчезая за дверью.
***
Эржебет стояла в холодном коридоре опустевшего дворца, нервно теребила в руках край плаща и вспоминала, как попала сюда…
Согнувшись в три погибели, Эржебет приникла ухом к стене, старательно ловя каждый звук. Здесь, из-за недобросовестности строителей усадьбы или еще по какой причине, кладка была чуть тоньше и можно было услышать, что происходит в соседней комнате, где Родерих любил проводить совещания. Подслушивать таким образом было унизительно, но выхода не было. С тех пор, как Эржебет отказалась помогать Родериху советом, он перестал делиться с ней информацией о ходе боевых действий. Теперь ей приходилось довольствоваться слухами, которые были один другого хуже. И вчера она с содроганием узнала о разгроме Гилберта под Кунерсдорфом. Последние два года, в отличие от начала войны, складывались для него неудачно, во многом благодаря стараниям Ивана – как Эржебет и ожидала, среди противников Гилберта, он оказался самым опасным. Эржебет с тревогой следила за вестями с полей сражения, узнавала о поражениях Гилберта и все больше переживала. Страх за него был настолько силен, что Эржебет не могла заниматься обычными делами, цифры отчетов чиновников расплывались у нее перед глазами, она с трудом заставляла себя слушать доклады министров.
И вот сейчас Гилберт оказался на краю гибели, его войска были уничтожены, путь на столицу – свободен, а она ничего не могла сделать. Страшнее пытки сложно придумать. Эржебет так хотелось хоть чем-то помочь ему, но она не могла, не вызвав при этом гнева Родериха. Она даже не сомневалась, что любая попытка подержать Гилберта – оружием, припасами – тут же будет обнаружена. Несмотря на заверения Родериха, что он верит ее слову, он наверняка наводнил ее земли шпионами. Один неверный шаг – и австрийские полки со свирепыми русскими союзниками укажут зарвавшейся провинции ее место.
Эржебет оставалось лишь беспомощно наблюдать, как добивают того, кто был ей дороже всего. Но случилось невероятное: союзники не воспользовались удобной возможностью уничтожить надоедливого выскочку раз и навсегда, а отступили. И сейчас Эржебет пыталась выяснить, почему.
В комнате за стеной проходил военный совет, больше похожий на драку стервятников над трупом мертвого льва.
– Герр Брагинский, вам не кажется, что вы слишком много на себя берете? Извольте объясниться! – В голосе Родериха, обычно таком спокойном, звенел гнев. – Вы не желаете согласовывать действия со мной, отступаете, когда я прошу нападать, не поддерживаете мои войска. Затем предпринимаете самостоятельный победный марш. Ваши действия заставляют меня подозревать, что вы собираетесь единолично разгромить Байльшмидта и захватить все его земли, не учитывая наши с Франциском интересы!
– Милый Родерих, ты ошибаешься. – Эржебет была готова поклясться, что говоря это, Иван улыбнулся своей обычной благостной улыбкой, за которой могло скрываться все, что угодно.
– Я же не виноват, что ты слишком медлительный. Иногда, мне кажется, что я единственный, кто эффективно сражается с Байльшмидтом. И кстати, это ведь не я просил твоей помощи, а ты моей – так что не жалуйся. Если бы я не угрожал ему с востока, ты бы уже давно расстался не только со своей дорогой Силезий, но и с половиной империи…
Эржебет явственно представила, как при этих словах побагровел Родерих, как едва сдерживается, чтобы не закричать.
– А вы, Франциск? – Видимо он решил направить гнев в другое русло. – Почему вы не поддерживаете нас своими действиями? Как же наш план ударить с трех сторон? Если бы не ваша пассивность, мы бы уже давно покончили с Байльшмидтом, и война не затянулась бы так надолго…
– А он не может воевать без попугаев и цирюльника. – Иван обидно хохотнул.
Эржебет невольно фыркнула: история о богатом обозе Франциска, не без стараний Гилберта, облетела всю Европу, сделав его предметом насмешек.
