Текст книги "Кто я для тебя? (СИ)"
Автор книги: Марго Белицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)
В одну из официальных проверок Гилберт с гордостью демонстрировал Эржебет новую крепость Мариенбург и в своей обычной хвастливой манере рассказывал о недавней крупной победе над половцами. Эржебет улыбалась, с довольным видом осматривала прочные каменные стены и периодически вставляла в цветистую речь Гилберта свои обычные ехидные замечания. Зато перешептывания знатных господ во главе с наследным принцем Белой были далеки от добродушных шуточек Эржебет, они так и сочились ядом. Гилберт сжимал зубы и старался не обращать внимания, убеждая себя, что всякие идиоты не заслуживают этого. Но с каждой минутой сдерживаться было все труднее.
В качестве кульминации сегодняшнего дня Гилберт преподнес Эржебет саблю в роскошных инкрустированных драгоценными камнями ножнах: изумруды и рубины были выложены в виде скачущего по полю коня.
– Это клинок вождя половцев, – объявил Гилберт, торжественно опускаясь перед Эржебет на одно колено и протягивая ей оружие. – Я забрал его после того, как убил мерзкого язычника в поединке.
– Благодарю, герр Байльшмидт, – церемонно произнесла Эржебет, принимая дар. – Ваша храбрость достойна быть воспетой в балладах лучших королевских менестрелей…
– Такие ножны можно заказать у хорошего ювелира, – довольно громко шепнул принц Бела стоящему рядом с ним барону, тот тихо хихикнул, старательно прикрыв рот ладонью.
Эржебет бросила на них суровый взгляд, у Гилберта на скулах заиграли желваки. Он резко встал и одарил принца не предвещавшей ничего хорошего милейшей улыбкой.
– Боюсь, что господам сложно отличить саблю половецкой работы от, скажем, арабской, – как бы невзначай обронил Гилберт. – Все-таки они так редко видят это оружие в деле…
Стоявшие возле него тевтонские рыцари злорадно осклабились, несколько откровенно захохотали в голос.
– На что это вы намекаете? – процедил побелевший от ярости принц.
Гилберт уже собрался ответить, но тут вмешалась Эржебет.
– Герр Байльшмидт, вы, кажется, упоминали, что с крепостной стены открывается прекрасный вид, – поспешно заговорила она. – Не проводите меня туда? Хочу полюбоваться бурценландскими пейзажами…
Эржебет подхватила Гилберта под руку и едва ли не силой потащила вперед, так что казалось, это не он ее провожает, а наоборот. Они оставили свиту позади и вдвоем поднялись по проложенной в каменной кладке лестнице на стену. Отсюда действительно открывался прекрасный вид на долину. Распаханные поля, аккуратные белые домики в деревеньке под холмом, а вдалеке темно-зеленая громада леса и поддернутые лиловой дымкой Карпаты.
Гилберт облокотился о серый гранитный зубец, вдохнул полной грудью пропитанный вечерней свежестью воздух.
– Красота! – прошептала вставшая рядом с ним Эржебет. – Вечно бы смотрела…
– Да… Мне нравится эта земля, Лизхен. – Его голос дрогнул от нахлынувших чувств. – Я хочу ее защищать.
– И у тебя прекрасно получается. – Она улыбнулась, потрепав его по плечу. – Я не жалею, что отдала Бурценланд тебе, но…
Она не договорила, Гилберт и так понял, что она не решалась сказать.
– Но твоя знать меня на дух не переносит.
– Завидуют… Хотя в этом есть и твоя вина. – Эржебет бросила на него строгий взгляд. – Твои рыцари часто ведут себя слишком высокомерно и нагло… Что не удивительно, при таком-то командире. Постарайся быть с вельможами немного обходительнее. Разве это сложно? Устраивай приемы и охоты, дари подарки… И не подчеркивай так явно, насколько ты их превосходишь. Покажи, что ты такой же, как они…
– То есть льстить и лизать задницы? – Гилберт мгновенно ощетинился. – Да ни за что! Плевать, что там обо мне думают эти слюнтяи, которые даже живого половца ни разу не видели!
Он люто ненавидел все эти игры светского общества: сплошное притворство и милые улыбки, за которыми прячутся отравленные кинжалы.
«Черта с два я буду плясать на задних лапках перед всякими слабаками!»
– Гил, ты слишком неуживчивый. – Эржебет сокрушенно покачала головой. – Если все время не обращать внимания на мнение других, это может сыграть с тобой злую шутку. Нужно уметь быть гибким, но сохранять стержень.
В душе Гилберта закипел праведный гнев.
– Я и мои братья проливали кровь за эти земли! Мы заслужили уважение! Я не собираюсь ни под кого прогибаться! Так что хватит меня поучать!
– Я не поучаю, а лишь даю советы, упрямец! – выкрикнула в ответ Эржебет, тоже выходя из себя. – И, между прочим, не забывай, что Бурценланд все-таки принадлежит мне! И ты мой вассал!
– Что-то ты им хреново управляла для хозяйки…
Гилберт прикусил язык, тут же пожалев о сказанном, но было уже поздно. В глазах Эржебет сверкнула ярость.
– Ты не страна! Тебе не понять, каково это – следить за большой территорией, за множеством жителей! Легко рассуждать, когда у тебя в подчинении всего пара сотен рыцарей да горстка слуг и крестьян! А у меня тысячи людей!
Эржебет круто развернулась и принялась быстро спускаться по лестнице. Гилберт смотрел ей вслед, с запозданием осознавая, что она всего лишь хотела помочь ему, он же в ответ наговорил кучу гадостей.
Вечером Эржебет и вельможи уехали, она попрощалась с ним подчеркнуто холодно, и Гилберта, к его собственному удивлению, это задело даже сильнее, чем ее гнев. Видеть лед в ее глазах было невыносимо.
Весь следующий день Гилберт раздумывал над ее словами и в итоге принялся писать письмо.
***
Они жили рядом уже больше десяти лет, и за это время Эржебет успела привязаться к Гилберту. Он оказался не только раздражающим соперником, но и отличным другом. Рядом с ним ей было по-настоящему хорошо, и она всегда пользовалась любой удобной возможностью, чтобы навестить его в Бурценланде. Постепенно она привыкла ко многим его недостаткам, а некоторые даже стала считать достоинствами – например, привычку всегда говорить правду в лицо. Но вот кое с чем она смериться не могла – с феноменальным, почти ослиным упрямством Гилберта. Если он упирался рогом, то на него не действовали никакие разумные доводы. Как сейчас, когда она пыталась ему советовать, а он только огрызался. Эржебет была уверена, что разбирается в тонкостях общения с вельможами гораздо лучше прямого и лишенного светского лоска Гилберта, и ему следует у нее поучиться. Раз уж он теперь обзавелся своими землями, надо уметь уживаться с соседями. Она восхищалась тем, как он замечательно устроил жизнь в Бурценланде, видела, что под его рукой провинция процветает. Она радовалась, что нашла такого замечательного союзника, который заставил половцев отступить далеко в степь, и они больше не тревожили ее королевство. Эржебет уже видела их замечательное будущее, построенное совместными усилиями. Осталась лишь самая малость – Гилберт должен был поладить со знатью, чтобы прекратились все сплетни о том, что он хочет забрать Бурценланд себе и создать отдельное государство. Но Гилберт упорно не желал идти на компромисс и своим высокомерным поведением будто специально провоцировал знатных господ, так и кричал: «Вот смотрите, какой я великолепный, вы по сравнению со мной кучка трусов!»
«Идиотина, – в который уже раз обругивала его Эржебет, сидя в своем любимом кресле возле камина и обдумывая сложившееся положение. – Упертый болван!»
– Госпожа, вам письмо от господина Байльшмидта… – робко окликнула ее слуга.
– Да неужели? – Эржебет фыркнула, и тот съежился под ее злым взглядом. Она отобрала у него свиток, сломала печать и принялась читать.
Это было даже не письмо, а короткая записка: Гилберт не здоровался и сразу переходил к делу.
«Ладно, уговорила, так и быть, я организую прием для твоих вельмож. Все будет пышно и шикарно так, что они подавятся дорогими яствами. Надеюсь, принц Бела потом долго будет мучиться несварением… Конечно же, ты тоже приглашена. И только попробуй не явиться!»
Пока Эржебет читала, на губах ее постепенно расцветала улыбка.
«Все-таки этот упрямец послушался меня!»
Она была довольна, что Гилберт смог перебороть свою непомерную гордыню. Эржебет была уверена: самое сложное как раз в этом и заключалось, теперь-то дело пойдет гораздо проще и вскоре удастся устранить все трения со знатью.
В назначенный день Эржебет, принц Бела и множество знатных господ прибыли в замок Мариенбург. Гилберт не соврал, он действительно организовал роскошный прием как при лучших дворах Европы. Столы ломились от изысканно приготовленной дичи, которую, Эржебет была готова поспорить на что угодно, Гилберт добыл лично. Вино лилось рекой, играли менестрели. Сам Гилберт сменил привычные белые одежды на черный камзол с серебряной вышивкой. Эржебет впервые видела его в светском облачении, он смотрелся немного странно и непривычно, но наряд ему, определенно, шел. Даже очень…
– Ты специально обрядился в черное, чтобы цвет подчеркивал зловещую бледность твоего лика? – Она усмехнулась.
– Ага, пускай знатные господа потрепещут передо мной немного. Должна же мне быть хоть какая-то награда за сегодняшние мучения! – проворчал Гилберт, а затем окинул задумчивым взглядом мужской костюм Эржебет.
– Между прочим, ради такого случая ты могла бы надеть платье…
– И ты бы весь вечер зубоскалил и отпускал колкости по этому поводу. – Она хмыкнула. – Да и платья я терпеть не могу. Иногда приходиться одевать на важные приемы, но это просто пытка… Однажды я запуталась в юбках и едва не упала…
Но долго болтать они не могли, Гилберт был вынужден заниматься гостями. Эржебет наблюдала за ним и мысленно аплодировала: он старался быть любезным со всеми, дружелюбно, насколько это было для него возможно, улыбался (хотя временами его улыбка больше походила на кровожадный оскал). Он вручил подарки нескольким особо титулованным вельможам, принцу Беле преподнес тяжелую золотую цепь с изумрудами, тот принял ее, но все же едва заметно скривился. Но вот остальные, как показалось Эржебет, остались вполне довольны презентами.
– Ты молодец, – шепнула она Гилберту, когда они смогли ненадолго уединиться в дальнем конце зала.
– У меня скоро рожа треснет улыбаться, а от фальшивых любезностей зубы сводит точно от приторного меда. – Гилберт натянуто хохотнул. – После этого приема мне точно надо будет кого-нибудь зверски убить… Эх, жаль нападения половцев в ближайшее время не предвидится.
– Знаешь, когда мне приходится быть милой с кем-то, кто мне не нравится, я стараюсь представить его в смешном виде, – поделилась опытом Эржебет. – Например, вон видишь барона Хуняди? Жирный боров, бесит меня ужасно, так бы и зажарила его на вертеле! Так вот, когда я с ним беседую, то всегда представляю, как у него вырастает пятачок, а на заднице – хвостик…
Плечи Гилберта затряслись от беззвучного смеха.
– Нет, у меня так не получится, – утирая с глаз слезы, произнес он. – Я сразу же начну дико ржать, и в результате все опять закончится жалобами в духе: «Ох, ох, этот невоспитанный чурбан Байльшмидт!»…
Эржебет посерьезнела.
– Не такой уж ты и невоспитанный. Ты действительно сегодня хорошо постарался. Я рада, что ты внял моему совету. Это большое достижение…
– К умным советам глупо не прислушиваться. – Гилберт едва не выдавливал из себя слова, было видно, как ему трудно признавать, что он был не прав.
Но затем в красных глазах сверкнул веселый огонек.
– Я тут из кожи вон лезу, и если все это зря, то ты будешь виновата, советчица. И я с тебя спрошу! Еще как спрошу!
– Ах, напугал, я вся дрожу. – Эржебет в притворном страхе округлила глаза.
Вдруг на лице Гилберта появилось беспокойство.
– Эй, смотри, там что-то происходит. – Он тронул Эржебет за плечо, кивком указал в центр зала. – И печенка мне подсказывает, что-то скверное…
Эржебет проследила за направлением его взгляда и напряглась: гости плотным кольцом окружили кого-то, раздавались громкие раздраженные голоса. Слов она различить не могла, но уже по тону было понятно, что разговор далеко не мирный. Они с Гилбертом переглянулись и поспешили к толпе. Пока Эржебет протискивались сквозь ряды гостей, дурные предчувствия все усиливались, и как оказалось не напрасно.
– Да как вы смеете обвинять благородных мадьярских рыцарей в трусости! – надтреснутым фальцетом звенел голос принца Белы.
– Кто же вы еще, если не трусы, раз не смогли разогнать кучку степных дикарей и позвали нас? – отвечал ему один из тевтонских рыцарей.
Они стояли друг против друга на окруженном гостями открытом пространстве, точно на турнирной арене. И Эржебет явственно ощутила, что в ход кроме слов вот-вот пойдут клинки. Атмосфера была раскалена до предела, тевтонские рыцари поддакивали своему товарищу, насмешливо поглядывали на венгров. Те отвечали злобными взглядами.
«Опять противостояние, опять, опять… Да сколько же можно!»
– Дерьмо, Генрих, говорил я ему не петушиться, – прошипел Гилберт.
– Надо их разнять как можно быстрее, – шепнула в ответ Эржебет. – Иначе все твои сегодняшние старания пойдут прахом.
– Да знаю я, сейчас этот идиот у меня получит…
– Вы только и годитесь, что для разгона степных дикарей! – тем временем надменно бросил принц. – Мало чести в том, чтобы победить каких-то там кочевников. Против арабов вы уже бесполезны. Кто бежал из Святой Земли так, что только пятки сверкали, а? Тоже мне храбрые рыцари! Столько лет болтать об освобождении Гроба Господня, и в итоге не справится с сарацинами! Вы умеете только хвастаться!
«О нет…»
Эржебет очень захотелось подбежать к Беле и заткнуть ему рот, но было уже поздно – роковые слова были произнесены. Принц, сам того не подозревая, разбередил старые раны и задел самую больную для Гилберта тему. Эржебет отлично знала, как остро он переживает провалы многочисленных Крестовых походов. Это было для него личной трагедией…
Она взглянула на Гилберта и поняла, что теперь о мирном разрешении спора нечего и думать. Его глаза налились кровью, руки сжались в кулаки. Прежде, чем Эржебет успела что-либо сказать, попытаться как-то его успокоить, он рванулся вперед и схватил Белу за воротник камзола.
– Чертов выродок! – рявкнул Гилберт, с силой тряхнув принца. – Ты никогда не был под Иерусалимом! Никогда не видел полчищ сарацин! Ни разу не скрестил мечи ни с одним из них! С твоих товарищей не сдирали живьем кожу, их не сажали на кол, не вешали на стенах Святого Города! Так что не смей… Слышишь! Не смей марать своим мерзким языком доблесть павших за веру рыцарей!
Принц побелел, на щеках выступили красные пятна.
– Руки прочь, – прохрипел он, пытаясь оттолкнуть от себя Гилберта. – Что вы себе позволяете, герр Байльшмидт?! Это может быть расценено как попытка покушения на жизнь наследника престола!
– Расценивай, как хочешь, кусок дерьма… Принц ты там или нет, но я набью тебе морду!
– Бандит! Не строй из себя рыцаря! Вы не смогли захватить земли сарацин, так решили нашими поживиться! Собираетесь окопаться в Бурценланде и забрать его себе… Проваливайте-ка отсюда лучше назад в свой Иерусалим, раз вы его так любите!
– ПРЕ-КРА-ТИТЬ! – От крика Эржебет задрожали стоящие на пиршественном столе кубки.
Мужчины застыли, казалось, они даже боялись дышать, и оба смотрели на Эржебет с суеверным ужасом. В зале повисла звенящая тишина, все взгляды были устремлены на Эржебет, а она выдержала паузу и заговорила нарочито тихо и властно:
– Ваше Высочество, вы немедленно принесете свои самые искренние извинения герру Байльшмидту и его братьям.
Принц открыл было рот, чтобы возразить, но Эржебет не дала ему вставить ни слова.
– Я приказываю вам, как ваша страна, – отрезала она. – Вы нанесли нашим союзникам и друзьям тяжкое оскорбление и должны загладить вину. Герр Байльшмидт…
Она повернулась к Гилберту.
– Как я поняла, ваш брат также оскорбил моих людей и я требую, чтобы он извинился.
Пару мгновений он смотрел на нее, затем медленно кивнул и отпустил воротник принца, который все еще продолжал безотчетно сжимать.
– Хорошо, пускай принц и герр рыцарь пожмут друг другу руки в знак примирения, – приказала Эржебет.
– Генрих, – окликнул своего товарища Гилберт.
Под тяжелым взглядом командира он с видимой неохотой протянул Беле руку, тот с не меньшей неохотой пожал широкую ладонь.
– Отлично. – Эржебет лучезарно улыбнулась. – Теперь, когда мир и дружба восстановлены, почему бы нам не продолжить праздник, господа?
Но Эржебет прекрасно понимала, что никакие рукопожатия положения уже не спасут. Несмотря на все усилия, ее и Гилберта, пропасть между тевтонскими рыцарями и знатью только расширялась. И в глазах Гилберта она прочла, что он ничего не простит и не забудет…
***
– Тупоголовые кретины! – Гилберт в сердцах стукнул кулаком по столу, чернильница опрокинулась и черная клякса расплылась на светлых досках.
– Да уж, не ожидал, что с венгерской знатью будут такие проблемы, – протянул фон Зальца, задумчиво глядя на пятно. – Мне следовало меньше бывать в разъездах и больше внимания уделять общению с местными баронами. Но я даже не думал…
– Бог свидетель, я старался поладить с этими болванами! – Голос Гилберта звенел от обиды и гнева. – Но зависть застилает им глаза. Они даже не понимают, что если прогонят нас отсюда, орды половцев тут же набросятся на их теплые гнездышки. И уже не будет рыцарей, которые грудью примут удар… Черт…
– Не произноси имя врага рода человеческого всуе, – одернул его фон Зальца.
– Да как тут не произносить, когда эти… – У Гилберта кончились слова, и он просто махнул рукой.
– Но король и госпожа Венгрия пока на нашей стороне. – Фон Зальца ан потеребил бороду. – Настоящие проблемы начнутся, когда наследный принц вступит на престол… До этого времени нам надо как-то обезопасить себя от произвола знати. Они уже заставили Андраши подписать Золотую Буллу, расширяющую их права, а уж после коронации слабого Белы разойдутся по полной…
– У тебя есть какие-то идеи, признавайся, старик. – Гилберт прищурился.
– Я хочу обратиться к Папе, просить, чтобы он взял наши земли под свою защиту.
Гилберт нахмурился.
– Но разве это будет не то, что нам так упорно приписывают в своих грязных сплетнях вельможи? Что мы хотим создать королевство в королевстве и все такое… Это подло! Мы будем выглядеть как какие-нибудь воришки!
– Что нам еще остается? – Фон Зальца развел руками. – Ты не хуже меня понимаешь, что нас погонят с обжитых земель в тот момент, как только корона коснется головы Белы… Но на феод Святого Престола он покуситься не посмеет. Я утрясу все формальности в Риме, а потом поговорю с Андраши и заверю его в том, что мы останемся его верными союзниками. Можно будет даже принести вассальную клятву, чтобы он, не дай Бог, не вздумал двинуть против нас войска… Я все улажу, не переживай.
– Надеюсь. – Гилберт криво улыбнулся . – Все-таки ты силен в дипломатии, так что я на тебя полагаюсь, старик.
Сам же он плохо разбирался во всех этих политических дрязгах, договорах и прочем, для него главное было одно: с помощью них он сможет избежать расставания с Эржебет.
***
– Я говорил! Я же говорил! – Бела метался по комнате, вскрикивая точно истеричная девица.
– Ваше Высочество, я уверена, здесь какая-то ошибка… – робко начала Эржебет.
– Да какая тут может быть ошибка?! – взвизгнул принц. – Все же ясно, как день! Фон Зальца сговорился с Папой и хочет отобрать наши земли! Феод Святого Престола, как же! Я предупреждал, что эта кучка проходимцев, называющих себя рыцарями Креста, еще принесет нам бед!
Король Андраши молча положил подбородок на скрещенные руки и сумрачно наблюдал за беснующимся сыном, не спеша высказывать свое мнение. А вот Эржебет молчать не собиралась.
– Ваше Высочество, успокойтесь, – одернула она принца. – Не надо пороть горячку. Я уверена, если мы сядем и спокойно все обсудим с Великим Магистром и герром Байльшмидтом, то разберемся в этом недоразумении… Я не верю, чтобы они замышляли что-то дурное…
Бела вдруг резко остановился и взглянул на Эржебет в упор.
– Что-то вы так пылко защищаете этого несносного выскочку Байльшмидта, госпожа Эржбет. Хоть он и ваш друг, но это не помешало ему нагло присвоить ваши земли… Но… Может у вас не только дружеские отношения? Все-таки вы столько времени проводили вместе… И на охоту, и на прогулку… Прямо влюб…
Звук пощечины разорвал воздух. У Эржебет была тяжелая рука, и принц едва не упал от ее удара.
– Не забывай, с кем разговариваешь, мальчишка! – Эржебет буквально трясло от бешенства.
Но всего на краткий миг ей вдруг стало стыдно, словно ее и Гилберта действительно поймали за непотребным занятием. И от этого сиюминутного ощущения она разозлилась еще сильнее.
– Я твоя страна, а не какая-нибудь распутная трактирная девка! – рявкнула она.
Бела побледнел, отступил на шаг, прижимая руку к покрасневшей щеке.
– Сын, немедленно извинись. – Слова Андраши падали, как тяжелые камни.
И под его хмурым взглядом Бела медленно опустился перед Эржебет на колени.
– Прошу простить меня, госпожа Эржбет, я не хотел вас оскорбить, – В голосе его звучало искреннее раскаяние, он попытался поцеловать ее руку, но Эржебет лишь смерила его подчеркнуто холодным взглядом и отстранилась.
– Тперь выйди вон, и в следующий раз думай, прежде чем сказать! – бросил Андраши, и принц покорно удалился.
Как только за Белой закрылась дверь, Андраши тяжко вздохнул и посмотрел на Эржебет.
– Прости его, Эржи, он еще молод и глуп…
– Тогда постарайтесь выбить из него эту глупость, – процедила Эржебет. – Я не желаю, чтобы мой будущий король позволял себе такие грязные подозрения!
– Да, да, конечно, пожалуйста, не гневайся на него, он просто переживает за твою судьбу. – Андраши замолчал, нервно закусил губу, но затем продолжил решительным тоном. – И он прав, Эржи… Стой, погоди! Не злись! Я имею в виду он прав в том, что касается Ордена. Байльшмидт и фон Зальца… Какие бы у них не были намерения, они по сути захватили наши земли. Такое нельзя спускать с рук.
– Но Гилберт столько лет защищал нас от половцев…
– Да и я благодарен ему за это. И я верю, что мой добрый друг Герман не собирался меня предавать… Но ты сама видишь – вельможи ненавидят Орден, с каждым годом их злость все сильнее… Ты хочешь, чтобы начались усобицы?
Эржебет покачала головой. Она уже знала, что скажет ее король.
– Тевтонский Орден должен уйти.
– Я понимаю, Ваше Величество, – через силу произнесла она.
В этот момент в коридоре раздался грохот, топот и крики.
– Стойте! Туда нельзя без разрешения!
– Мне можно! – Этот рык Эржебет узнала бы из тысячи.
Дверь распахнулась, едва не слетев с петель, и в комнату ворвался Гилберт.
– Лизхен! – с порога заорал он. – Это все вранье! Да я бы никогда…
Дыхание сбилось, и он оперся плечом о стену – запыхавшийся и взмыленный после долгого бега.
– Думаю, вам стоит поговорить наедине, – почти одними губами шепнул Андраши и деликатно выскользнул за дверь.
Но Эржебет едва обратила на него внимание, сейчас она видела только Гилберта.
Он перевел дух, подошел к ней ближе, заглянул в глаза.
– Лизхен, слушай… Это обращение к Папе… Это вовсе не то, что вы подумали, – с жаром выпалил он. – Мы всего лишь хотели защититься от нападок знати. Я не собирался ничего отбирать… Вся эта гребаная казуистика… Черт… Не смотря ни на какие грамотки я бы продолжал защищать твои земли от половцев – это моя единственная цель!
– Гил, – мягко прервала его сбивчивую речь Эржебет. – Ты самовлюбленный, наглый, высокомерный хам. Но ты не предатель. Я знаю.
Несколько секунд он просто внимательно смотрел на нее, а затем положил руку ей на плечо, и она, пожалуй, впервые в полной мере ощутила, какая сильная у него ладонь. Крепкая. Дарящая ощущение надежности и уверенности.
– Лизхен, ты вспыльчивая, язвительная, совершенно невыносимая стерва. Но ты мой лучший друг… Мы заключили договор, и я никогда бы не нарушил данное тебе слово. Всё эти изнеженные вельможи! Они собираются прогнать меня, словно отслужившего сторожевого пса! А я не хочу уходить! Эта земля стала мне родной. И я не хочу расставаться с тобой…
Последнюю фразу он произнес так тихо, что Эржебет едва разобрала. Ее щеки тронул легкий румянец, сердце вдруг забилось быстрее.
– Гил, я тоже не хочу… С тобой расставаться… Но… Так надо. Я не могу идти против своих людей…
Следующие слова дались ей с трудом, но она заставила себя их проговорить:
– Гил, ты и твои рыцари должны уйти.
Его лицо исказилось, он чуть сильнее сжал ее плечо.
– Уйти? Вот так просто? После стольких лет? Нет уж! Сколько моих братьев погибло, защищая, между прочим, твои земли?! Сколько сил и средств я вложил в укрепление Бурценланда! Да я всю душу в него вложил, черт подери! А теперь ты говоришь, что я должен бросить все это, оставить на растерзание твоим ленивым, трусливым вельможам и покорно уползти, поджав хвост?! – с каждым словом Гилберт говорил все громче и громче, и, в конце концов, перешел на крик.
Его хватка на плече Эржебет усилилась, он уже впивался в нее пальцами, точно хищник – когтями.
Она вырвалась, оттолкнула его руку.
– Ты и сам хорош! Я тебе говорила не выставлять свои достижения на показ, не злить знать, а ты будто нарочно дразнил их. Тряс жирным окороком у голодного перед носом… Да ты практически нарывался на драку! Надо уметь быть дипломатичным! Если ты хочешь когда-нибудь создать свое государство, то придется поумерить спесь и научиться копаться во всем этом дерьме, которое называется политикой!
– Я пытался!
– Плохо пытался!
Они застыли, глядя друг на друга пылающими гневом глазами. Оба упрямые, несгибаемые, уверенные в своей правоте.
– Гил, если ты не уйдешь добровольно, я вынуждена буду двинуть против тебя войска, – отрезала Эржебет. – Я не шучу! Я не посмотрю, что ты мой друг.
– Ха, давай, будет весело! – Гилберт оскалился. – Сразимся по-настоящему!
– Хорошо, – медленно произнесла Эржебет, прищурившись. – Сразимся…
– Отлично! Щадить тебя я не собираюсь! – бросил Гилберт.
Он развернулся, белый плащ всколыхнулся у него за спиной, словно знамя.
«Я тоже не буду тебя щадить», – мысленно пообещала Эржебет, провожая его взглядом.
Но, даже несмотря на всю свою злость, она не могла не любоваться его гордой осанкой…
Войско выдвинулось в Бурценланд через несколько дней. Принц Бела рвался в бой и вызвался возглавить армию, Эржебет отправилась с ним, хотя Андраши предлагал ей остаться в столице.
– Тебе будет тяжело сражаться со своим другом, – осторожно заметил он.
– Нисколько, – непреклонно возразила Эржебет. – Он еще в нашу первую встречу бросил мне вызов, и мы так и не закончили поединок…
Она не кривила душой, может они с Гилбертом и были друзьями, но она всегда хотела скрестить с ним клинки в настоящей схватке. А еще, хоть Эржебет и неприятно было это признавать, но она понимала, что собирается драться с Гилбертом не только из-за их старого соперничества. Ей очень хотелось доказать Беле, что между ними ничего нет. Может и не только принцу, но и самой себе…
Оба войска встретились на границе Бурценланда, но сражения не получилось. От армии Ордена отделилось несколько всадников, ехавших под белым знаменем парламентеров.
Эржебет увидела среди них Гилберта и нервно стиснула поводья, так, что побелели костяшки пальцев.
«Переговоры? Сейчас?»
Она направила коня ему навстречу.
***
Пока Гилберт ехал вперед, в голове звучали слова Великого Магистра, снова и снова, как в замкнутом круге.
«Воевать с Венгерским Королевством это самоубийство! Мы не выстоим против большой, сильной армии. И никто не протянет нам руку помощи. Папа может поддержать нас лишь словами да молитвами. Государи соседних земель скорее выступят на стороне Андраши, ведь в их глазах мы захватчики и узурпаторы… Гилберт, я понимаю, как тебе тяжело, но мы должны покинуть Бурценланд без борьбы. Иначе, боюсь, что Орден уничтожат…»
Когда пару дней назад фон Зальца сообщил ему свое решение, Гилберт вспылил, долго спорил и грязно ругался. Но все это было лишь жалкой попыткой отсрочить неизбежное, на деле он и сам прекрасно понимал, что фон Зальца прав. Такой умный, рассудительный Великий Магистр, планирующий на несколько шагов вперед. Конечно же, его советы всегда были мудрыми и правильными. Вот только что теперь Гилберту делать с его чувствами, тот подсказать не мог.
Собирая вещи, руководя приготовлениями к отъезду, и затем весь путь до границ Бурценланда, Гилберт думал о том, почему же то, что начиналось так прекрасно, закончилось так скверно. Он проклинал венгерских вельмож и даже Эржебет, которая пошла у них на поводу. Гилберт злился на нее, ему казалось, что она променяла их дружбу на мнение своей знати. Но в то же время смутно осознавал, что и сам вырыл себе яму. Вот только признавать свои ошибки он не любил и закипал еще сильнее, обвиняя во всех бедах, кого угодно, кроме себя.
И вот сейчас Эржебет ехала ему навстречу в сопровождении своего принца и нескольких знатных господ. Но Гилберт видел только ее: холодную, строгую, собранную. И в глазах нет той теплоты, которая стала ему привычной за эти долгие четырнадцать лет.
Они остановились друг против друга посреди пустой полосы земли между двумя армиями.
– Мне казалось, время разговоров уже прошло, – ничего не выражающим голосом произнесла Эржебет и выжидающе взглянула на Гилберта.
Он сжал губы, не в силах признать, что уходит без борьбы. И ведь это были последние минуты, которые он мог провести рядом с Эржебет, поэтому хотелось растянуть их как можно дольше. Если он помолчит еще немного – то еще немного побудет с ней… Но обманывать себя бесконечно невозможно, время нельзя было остановить: нервно переступил с ноги на ногу его конь, зашушукались сопровождавшие Эржебет люди, разрушая иллюзию их уединения.
– Я не буду с тобой драться, – глухо проговорил Гилберт. – Мы уйдем. Просто пропустите нас…
На лице Эржебет отразилось смятение, она робко потянулась к нему рукой, но затем спохватилась, поспешила вернуть ледяную маску отчуждения.
– Это разумное решение, герр Байльшмидт. Я рада, что нам удалось избежать ненужного кровопролития.
«Герр Байльшмидт… Уже не Гил и даже не Гилберт…»
– Мы проводим вас до границы.
И на этом они разъехались…
Кавалькада Тевтонского Ордена тянулась по главному тракту в вязкой тишине, которую нарушало лишь поскрипывание телег в обозах, да стук копыт. Благородные рыцари скорбно молчали, их лица застыли, словно у мраморных статуй древних святых. Гилберт даже не сомневался, что все они сейчас, как и он, готовы разрыдаться от отчаяния. Старания четырнадцати лет пошли прахом – и теперь их ждет позорное изгнание.
Гилберт ожидал, что мадьяры будут потешаться над ними, свистеть, улюлюкать, но выстроившееся вдоль дороги венгерское войско также хранило молчание: то ли их приструнила Эржебет, заставив проявить уважение к бывшим союзникам, то ли они сами прониклись печальным величием рыцарей и не хотели глумиться…
