Текст книги "Кто я для тебя? (СИ)"
Автор книги: Марго Белицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)
Глава 15. Без тебя. Часть 2
Свет добрился мириадами ярких радуг в хрустальных люстрах, отражался от белоснежного мраморного пола, заставлял ярко сверкать позолоту на стенах – казалось, вся бальная зала сияет. Такая красота должна была вызвать трепет и восхищение, но стоящая у окна Эржебет не испытывал ни капли восторга по поводу окружавшей ее прекрасной обстановки. Несмотря ни на что, она так и не смогла полюбить светские приемы. Театр фальши и лести угнетал ее, она задыхалась среди роскошно одетых дам и подчеркнуто галантных кавалеров.
После замужества все стало только хуже, ведь теперь ей приходилось играть в этом бездарном спектакле одну из главных ролей: хозяйки дома. Эржебет должна была расточать гостям любезности, вежливо улыбаться, быть обходительной и очаровательной дамой. И, конечно же, старательно демонстрировать, какая они с Родерихом прекрасная пара и как прочен Австро-Венгерский союз. Хотя на самом деле они никогда не были любящими супругами. Эржебет бы даже друзьями могла назвать себя и Родериха лишь с натяжкой.
Он всего был с Эржебет добр и предупредителен. Никогда не повышал голос, не позволял себе резких слов и уж тем более грубостей. В их семейной жизни все было чинно и пристойно. Единственное, что могло вызвать у него эмоции, волне, радость, даже гнев, была музыка. Но никак не Эржебет.
И в постели казалось, что Родерих вообще не испытывает удовольствия, просто выполняет нудные и скучные, но необходимые обязанности. Дозированные ласки, точно отмеренное число поцелуев. Супругам положено спать вместе? Значит, будем спать. Раз в неделю, строго по расписанию. Это было вовсе не занятие любовью. Это был супружеский долг. И Эржебет всегда просто лежала, безучастно позволяя делать с собой, все, что он сочтет нужным.
Иногда, закрыв глаза, пыталась представить, что с ней Гилберт. Но от этого было мало толку, потому что холодные холеные руки Родериха трудно было спутать с его обжигающе-горячими чуть шершавыми пальцами.
Эржебет скучала по нему. По Гилберту, с которым можно было нарушать правила. Громко смеяться, устраивать безумные выходки. Бурно ссориться с крушением мебели и посуды. Затем также бурно мириться. И потом просто лежать рядом в кольце его сильных рук, позволяя углям страсти остывать в тишине и покое. Она скучала по этому фейерверку чувств. И чем глубже Эржебет затягивало в скучное болото австрийской жизни, тем больше она понимала, что по-настоящему живой она ощущала себя лишь рядом с Гилбертом. Глупо было от него бежать, бесполезно пытаться вырвать из сердца, забывшись рядом с другим мужчиной, более спокойным, более респектабельным… Следовало признать, что ее попытка начать новую жизнь провалилась. Она не могла без него.
Временами Эржебет уходила в воспоминания о нем и просто выпадала из реальности. Потом приходила в себя от взволнованного голоса Родериха, и оказывалось, что он уже минут пять пытается ее дозваться, а она не реагирует, точно мертвая.
Возможно она действительно умерла? По крайней мере, самой себе она казалась лишь трупом, двигающимся, разговаривающим, но совершенно бесчувственным. И все чаще бывали дни, когда она не могла найти себе места, без толку бродила по комнатам дворца. Все валилось из рук, ничто не радовало, она раздражалась и даже срывалась на Родериха, виновато лишь в одном. В том, что он не тот, кто ей на самом деле нужен.
И в такие моменты Эржебет думала, что надо просто все бросить, расторгнуть брак, оставив лишь нужный стране союзный договор, и продолжить сбегать из Вены к Гилберту. Но затем гордость брала верх. Она не могла позволить себе такого унижения – прийти к нему самой, признать свои ошибки. Точно побитая собака! Она живо представляла себе его торжествующую улыбку и даже знала, что он скажет.
«Что, Лизхен, теперь-то ты понимаешь, что ты принадлежишь мне?»
Эржебет сжимала зубы и обещала, что никогда не сдастся, не позволит ему выиграть эту их странную войну, длившуюся с тех пор, как они впервые встретились. И эта решимость придавала ей сил дальше выполнять обязанности хорошей жены: вежливо улыбаться на приемах, без зевков слушать очередную сонату Родериха, не кривиться от его поцелуев в щеку на ночь…
Хоть иногда тоска становилась настолько невыносимой, что Эржебет уже готова была отбросить свою гордость и просто бежать. Бежать, бежать, бежать к нему. Но от этого ее уже удерживал страх, самый тайный и самый жуткий из ее страхов. Страх, что Гилберт не захочет ее принять. Что он уже ничего к ней не чувствует. Совсем. Что она ему больше не нужна. Эржебет понимала, что если такое случится, ее сердце разлетится на мириады острых осколков, рвущих ей грудь и несущих смерть…
И поэтому она продолжала свой мучительный танец: жить с одним, думать о другом и терзаться сомнениями, противоречиями…
– Эржебет! – Оклик Родериха вывел ее из задумчивости.
«Вот опять. – Она обреченно вздохнула. – Я наверняка уже давно стою, глупо пялясь в пространство… Как же я ненавижу эту жизнь…»
– Дорогая, – в устах Родериха это слово звучало скорее как титул, чем нежное обращение к любимой женщине, – ты себя хорошо чувствуешь? Гости приедут с минуты на минуту…
– Со мной все в прядке, – привычно ответила Эржебет.
– Отлично. – Родерих сухо кивнул. – Сегодня ожидаются несколько особо знатных персон, поэтому все должно быть идеально. Если тебе действительно плохо – скажи.
«О да, конечно, на мое здоровье тебе плевать. А вот опозориться перед важными гостями ты боишься…».
– Все просто прекрасно, – процедила Эржебет сквозь зубы.
Родерих улыбнулся, взял ее под руку, и они отправились к главному входу в зал, чтобы приветствовать гостей.
На грандиозный бал, который Родерих традиционно устраивал каждый год, должны были прибыть не только австрийские вельможи, но и страны. Четко следуя этикетку, Родерих приглашал всю Европу, даже тех, кого на дух не выносил, например, Франциска и Артура. Да что там, он отсылал приглашение даже Гилберту. Но тот, в отличие от Родериха, никогда не отличался переизбытком вежливости, из года в год не жалуя венский бал своим присутствием.
На мероприятии от Германии появлялся лишь Людвиг, всегда сокрушенно извиняясь за грубость брата. Но Эржебет только радовалась, что Гилберта нет. Она не знала, что бы с ней случилось, если бы она увидела его. Эржебет отлично помнила тот случай пару месяцев назад, когда она вместе с Родерихом приехала в гости к братьям. Каждый раз, нанося визиты в Берлин, она страшилась, ожидая встречи с Гилбертом, и одновременно надеялась, что сможет сохранить самообладание. Куда там! Обычно в ее приезды он не появился, но в этот раз пришел и стоило ей только увидеть Гилберта, как она мгновенно потеряла голову. А когда они каким-то образом остались наедине, ни о каком самообладании уже не могло быть и речи.
Сильные руки, до хруста костей стискивающие ее талию. Жесткие волосы под ее пальцами. Поцелуй, полный горечи и страсти. И она растворяется в нем, теряет себя…
Если бы Людвиг тогда не вошел в комнату, Эржебет сомневалась, что стояла бы здесь сейчас рядом с Родерихом, приветствуя гостей натянутой улыбкой. Нет, совершенно точно, что она была бы сейчас в Берлине. И только она об этом подумала, как церемониймейстер объявил о прибытии господина Пруссии и господина Германии.
«Он наверняка ошибся, Людвиг всегда приезжает один… Гил бы никогда…»
Эржебет вздрогнула, как от удара, когда увидела, как следом за младшим братом в зал чеканным строевым шагом входит старший.
Эржебет отлично помнила, что Гилберт всегда надевает на любые торжественные мероприятия военную форму. Сам он часто приговаривал, что хочет отличаться от не нюхавших пороха слюнтяев, а Эржебет дразнила его солдафоном. Хотя в тайне всегда восхищалась: она была уверена, что Гилберт был создан для формы или точнее форма – для него. Вот и сейчас Эржебет невольно залюбовалась им. Темно-синий мундир с ярко-красной окантовкой и золотыми эполетами сидел на нем идеально, подчеркивая гордую осанку и широкие плечи. А белоснежная перевязь…
«Это же мой подарок. – Эржебет ощутила, как больно кольнуло сердце. – На день рождение… Еще в середине прошлого века… Ну да, та самая перевязь! Сколько я мучилась, пока пыталась вышить на ней его герб. Все пальцы исколола… Он ведь специально ее одел…».
В этот момент Гилберт отвернулся от Людвига, которому что-то раздраженно шептал и встретился взглядом с Эржебет. Алые глаза вспыхнули, ей показалось, что он сейчас улыбнется ей задорно и тепло, как в старые времена. Но затем на лицо Гилберта набежала тень, он скривился и одарил Эржебет злой ухмылкой, от которой защемило в груди.
«Чего я ожидала? Теперь он наверняка меня ненавидит…».
Гилберт вместе с Людвигом тем временем неумолимо приближался к ней и Родериху, скоро она должна будет улыбнуться ему также любезно, как другим гостям. Словно между ними никогда ничего и не было.
«Нет! Уж лучше нам вообще не пересекаться!»
– Мне все же чуть-чуть нехорошо, – шепнула Эржебет Родериху. – Я пойду, подышу свежим воздухом на балконе.
– Конечно, дорогая. – Он кивнул, взглянув на нее с легким беспокойством. – Если станет совсем плохо, не заставляй себя, лучше покинь прием.
Эржебет прошла в дальний конец зала, взяла с подноса проходившего мимо официанта бокал шампанского и немного отпила, чтобы успокоиться. Эржебет чувствовала, что ее слегка трясет. Из головы не выходил взгляд Гилберта. Да, ничего не изменилось, ее все также тянуло к нему, как и сто, и пятьсот лет назад.
«Неужели это особенность нашей природы? Если уж страна полюбит, то навсегда?» – Эржебет криво усмехнулась, еще раз пригубив шампанское.
Она стояла так несколько минут, просто наблюдая за ходящими по залу людьми и стараясь ни о чем не думать.
Решив, что уже достаточно пришла в себя, Эржебет поискала глазами Родериха. И только тут заметила, что к ней направляется Людвиг. И не один. Он тащил на буксире Гилберта, который недовольно хмурился и что-то говорил младшему брата, явно не желая никуда идти. Людвиг, игнорируя его протесты, помахал Эржебет рукой и ускорил шаг.
Эржебет тут же запаниковала. Первой мыслью было сбежать и затеряться в толпе. Но Людвиг ведь уже заметил ее, и такое поведение наверняка его бы обидело. Да и трусливо улепетывать – это было не в ее духе, Эржебет привыкла встречать опасность лицом к лицу.
«На этот раз я смогу выдержать и не брошусь, как дура, Гилберту на шею».
Она постаралась принять спокойный вид и улыбнулась подошедшему к ней Людвигу. Гилберт же демонстративно отвернулся, не глядя на нее.
– Мы так и не поздоровались, – начал Людвиг. – Фрау Эдель… – Он резко замолчал, нервно покосился на брата. – То есть фройляйн Хедер… Эдельш…
Он совсем растерялся, и Эржебет поспешила прийти ему на помощь.
– Брось эти формальности, Людвиг. – Ей даже не пришлось притворяться, тепло в голосе прозвучало само собой. – Я же тебя еще играющим в солдатиков помню. Для тебя я всегда останусь сестренкой Лизой.
Людвиг заметно расслабился, робко улыбнулся в ответ.
– Я хотел поблагодарить за приглашение. Сейчас у нас столько дел, что мы почти не общаемся. Рад, что мы можем встретиться хотя бы на балу. Уверен, что брат тоже…
– Эй, засранец, пиво есть?! – Тем временем нарочито громко и грубо закричал Гилберт проходившему мима официанту.
– Нет, герр, – озадачено ответил тот.
– Что и следовало ожидать от Родди. – Гилберт фыркнул. – Тогда принеси мне вина, не буду же я пить эту новомодную гадость с пузырьками! Давай, шевелись, болван! Лучшего токайского сюда!
Людвиг страдальчески закатил глаза, затем покосился на Эржебет, словно извиняясь. Она в свою очередь плотно сжала губы, сдерживая так и рвущееся едкое замечание.
«Нет, я не буду с ним ругаться. Я буду приветливой и вежливой… Если Гил хочет вести себя, как скотина, пусть ведет. Но я не позволю себя разозлить».
– Если бы ты предупредил, что приедешь, я бы приказала слугам приговорить лучшее пиво специально для тебя. – Эржебет явственно ощутила, как от фальшивой улыбки сводит скулы.
Услышав ее голос, Гилберт резко повернулся, заглянул ей в глаза. По его тонким губам снова скользнула саркастичная ухмылка.
– Ну что вы, не стоило так беспокоиться из-за меня, – его голос так и сочился ядом, – фару Эдельштайн.
Последние два слова Гилберт проговорил, словно какое-то особо гадкое ругательство.
Эржебет заскрежетала зубами: он определенно задался целью ее довести.
– Mio caro, Людди! – вдруг прозвучал совсем рядом звонкий девичий голос.
К их компании, подобрав пышную юбку алого бального платья, бежала Аличе. Она хоть и выросла, но все еще оставалась такой же нерасторопной, как и в детстве, и, по своему обыкновению, опоздала на бал, так что Эржебет даже не удивилась, что не встретила ее у парадного входа.
Аличе давно стала свободной страной, покинув дом Родериха и воссоединившись со старшей сестрой. С тех пор она много общалась с Людвигом, их отношения уже давно переросли дружеские.
– Я так рада тебя видеть! – пропела Аличе, бросаясь на шею Людвигу. – Я так скучала! Так скучала!
Она расцеловала его в обе щеки, залепетала что-то на причудливой смеси немецкого и итальянского. В ее ворковании Эржебет явственно разобрала слова «любимый», «милый» и прочие нежности. Людвиг в свою очередь покраснел до корней волос, но все же обнял подругу за талию и едва слышно буркнул «сердечко мое, я тоже скучал».
Наблюдая за ними, Эржебет вдруг ощутила острый укол зависти. Вот так вот просто говорить о своих чувствах, обниматься у всех на виду… Она вынуждена была признаться самой себе, что многое бы отдала, чтобы вот так же свободно говорить Гилберту такие глупые, но такие важные нежные слова.
Эржебет покосилась на него: Гилберт смотрела на пару тяжелым, сумрачным взглядом и так сильно сжимал бокал, что казалось, хрупкий хрусталь сейчас треснет. Затем он перевел взгляд на Эржебет, но, увидев, что она наблюдает за ним, тут же поспешил отвернуться.
– Люц, уйми уже свою женщину! – раздраженно бросил Гилберт, после очередного радостного писка Аличе.
– Ой. – Та, похоже, только сейчас заметила, что рядом с ней и ее любимым есть кто-то еще. – Сестренка Лиза, братик Гил! И вы тоже здесь! Как хорошо!
Аличе наконец-то отцепилась от Людвига, но только затем, чтобы повиснуть на шее Эржебет. Затем она попыталась обнять и Гилберта, но тот отстранился, недовольно проворчав что-то себе под нос.
– Почему вы такие хмурые? – изумилась Аличе, обводя недоуменным взглядом Гилберта и Эржебет. – Разве вы не рады друг друга видеть, как мы с Людди?.. Ах, да вы же не вместе… – спохватилась она. – Сестренка Лиза вышла замуж за господина Родериха… Хотя я всегда думала, что она станет женой братика Гила. Вы были такой замечательной парой!
Эржебет ту же пожалела, что именно в этот момент решила отпить немного шампанского. От шока она поперхнулась и выплюнула все содержимое, едва не попав на великолепный мундир Гилберта. Того спасла только отработанная столетиями войны молниеносная реакция.
Лицо Гилберта исказилось от ярости, Людвиг заметно побледнел.
– Я сказала что-то не то? – испуганно пролепетала Аличе.
– Извини, Гил, – пробормотала Эржебет, чувствуя себя самым глупейшим образом.
– Ну давай, еще по морде мне заедь для полной картины! – прорычал он в ответ.
– Эй, я же попросила прощения! – Эржебет мгновенно ощетинилась. – Хотя тебе не помешало бы врезать, чтобы вел себя приличнее!
– Уж извините, я, в отличие от вашего драгоценного муженька, неотесанный дикарь, манерам не обучен, – едко процедил Гилберт.
Эржебет собралась было выдать не менее едкий ответ, но тут вмешался Людвиг.
– Мы отойдем покурить, – неловко произнес он, подхватывая Гилберта за локоть.
– Ты же не куришь. – Тот озадаченно уставился на младшего брата.
Но Людвиг почти силком потащил Гилберта прочь, а Эржебет резко развернулась и бросилась в противоположном направлении.
На всех парах она вылетела на пустой балкон, со всего размаху запустила бокал, который все еще держала в руке, в темноту сада. У нее в ушах все еще эхом звучали слова Аличе «Я думала, что она станет женой братика Гила… станет женой… Гила…».
Эржебет тяжело оперлась ладонями о поручни балкона, чувствуя, как запершило в горле. Вдруг ей на плечо опустилась маленькая ладошка.
– Сестренка, прости… – раздался дорожащий голос Аличе. – Я такая глупая, наговорила всякого… Я не хотела никого обидеть.
– Тебе следует быть тактичнее, – холодно произнесла Эржебет. – Ты уже не ребенок.
Она обернулась, стряхивая с плеча руку Аличе, и смерила ее строгим взглядом. Та потупилась и с минуту разглядывала оборки на подоле своего платья.
– Прости… – прошептала Аличе. – Просто я думала, ты любишь братика Гила…
Эржебет похолодела.
«Неужели мои чувства настолько очевидны?»
– С чего ты это взяла? – гораздо более резко, чем следовало, спросила она.
Аличе вдруг улыбнулась удивительно мягко, даже заботливо.
– Пока жила у сеньора Родериха, я все время наблюдала за тобой. И ты всегда была очень грустной… Нет, нет, ты вроде бы и смеялась, и веселилась, но в твоих глазах всегда была тоска. Она пропадала только, когда приходил братик Гил. Ты будто светилась, стоило ему появиться. И даже злясь и ругая его на все лады, ты все равно продолжала сиять. Разве это не означало, что ты очень сильно любишь его?
– Да, ты права, – согласилась Эржебет.
В конце концов, глупо было притворяться перед Аличе. Однако Эржебет поразила ее наблюдательность, она никак не ожидала, что вечно рассеянная и легкомысленная девочка так тонко подмечает оттенки чужих эмоций и делает верные выводы.
– Тогда почему ты вышла за сеньора Родериха? – Аличе пытливо посмотрела на Эржебет. – Ты больше не любишь братика Гила? Или вы поссорились?
– Люблю, – едва слышно ответила Эржебет. – Просто… Все это так сложно…
– Почему? – В глазах Аличе отразилось искреннее недоумение. – Почему сложно? По-моему все очень просто. Ты любишь его, он – тебя, значит, ты должна просто признаться и все будут счастливы. Пусть мы и страны, но никто не вправе нам запретить испытывать чувства!
Она улыбнулась по-детски наивно и светло.
– Любит? Гил? – Эржебет фыркнула. – Я не настолько уверена. Ты не знаешь его так хорошо, как я. Он любит только себя.
– Но разве стал бы он постоянно приезжать к девушке, которую совсем не любит? – Аличе на мгновение хитро прищурилась и будто стала на годы старше.
Эржебет сама себе часто задавала этот вопрос и каждый раз находила разные ответы от «любит», до «просто хотел захватить».
– А ты первая призналась Людвигу? – Разу уж у них начался откровенный разговор, Эржебет решила не смущаться личных вопросов.
– Ага. – Аличе легко кивнула и хихикнула в кулачок. – Он так жутко покраснел и дар речи от смущения потерял. Все-таки Людди такой милый.
– И ты не боялась, что он откажет? Не волновалась?
– Неа… Разве что самую малость… Но ведь если не попробуешь, не узнаешь, верно? Лучше уж сразу получить отказ, чем вечно сомневаться и мучиться.
– Когда только ты успела стать такой мудрой, – изумленно пробормотала Эржебет.
– Я? Мудрой? – Аличе округлила глаза, едва заметно покраснев. – Да что ты, сестренка Лиза! Я просто говорю, что думаю, вот и все. И знаешь что?
– Что?
– Сеньор Родерих, конечно, хороший, но все же тебе не стоит быть его женой. Потому что, когда ты рядом с ним, я опять вижу в твоих глазах ту давнюю тоску.
«Ты мудрая, как бы ты это не отрицала… – Эржебет грустно улыбнулась. – Возможно мудрее нас всех вместе взятых».
– Аличе! Вот ты где! – На балкон заглянул запыхавшийся Людвиг. – Я тебя везде ищу!
Тут он заметил Эржебет и поспешно поклонился.
– Прошу прощения за поведение брата. Он…
– Не извиняйся. – Эржебет отмахнулась. – Я знаю Гила гораздо дольше, чем ты и уже привыкла…
«К тому же в таком его поведении виновата лишь я…»
– Людди! – Аличе схватила его за руку и счастливо улыбнулась. – Пошли танцевать! Я хочу танцевать!
Она потащила Людвига в зал.
– А где Гил? – поспешила спросить Эржебет.
– Уехал. – В голосе Людвига ясно прозвучало невысказанное «как я его не уговаривал».
– Ясно…
Юная пара вышла в зал и закружилась в вальсе, Эржебет, прислонившись к косяку балконной двери, наблюдала за ними.
«Мы с Гилом точно также могли бы танцевать сейчас. Он ведь умеет, хоть и не любит… Ведь Аличе права. К чему все эти надуманные сложности? Почему просто нельзя быть вместе? Все-таки я такая глупая… И трусливая. Могу повести войска в атаку, а когда дело касается чувств – убегаю и прячусь… Может мне действительно стоит поговорить с ним и все сказать… И пусть он откажет, пусть посмеется… А может и не посмеется…»
Вот только поговорить с Гилбертом Эржебет так и не удалось, потому что через несколько дней после бала прогремели выстрелы в Сараево. Началась Первая Мировая Война.
