Текст книги "Танец над вечностью (СИ)"
Автор книги: Маргарита Дорогожицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)
– Тебе его не уничтожить! – веселился он.
Я похолодела и оглянулась. В кромешной тьме рубин лучился призрачным багровым светом, целый и невредимый. Я подошла к нему. Ни единой царапины. Рядом валялся затупившийся топор. И тогда я тоже начала смеяться. До упаду, до колик в животе, до слез, до икоты… Так вот почему мне никогда не умереть!
– Прекрати! Эй ты, прекрати! – заволновался колдун. – Освободи меня!
Всхлипывая и вытирая слезы, я подобрала топор и направилась к колдуну.
– А давай проверим, а?
Я схватила его за шиворот и рывком вздернула на ноги, после взмахом топора рассекла его путы. Пригвоздила к полу, придавив ногой его запястье.
– Нееееееет! – заорал он, когда я обрушила обух топора на его пальцы.
Часовщик вопил и рыдал, захлебываясь от ужаса и боли, а я крушила его пальцы в мелкое крошево костной пыли, топтала и давила мерзкого жирного слизняка, посмевшего повернуть стрелки моих часов вспять, заставившего меня жить, не давшего умереть тогда на озере, пробудившего из тьмы зеркальных отражений.
– Ты еще не понял, кто я? – рычала я, втаптывая его пальцы в мрамор. – Я то самое отражение, которое ты вызвал двадцать лет назад! И я пришла за тобой!
Он вдруг взвизгнул резаным поросенком и выплюнул:
– Ты! Я понял! Понял, почему начали отставать мои часы! Ты пришла! И остановила львиное сердце! Это ты забрала чужое время! Заняла чужое место! Ты! – и он потерял сознание, растянувшись на полу жирной бесформенной тушей в луже крови, словно недобитый кабанчик.
А я застыла, потрясенная. А если он прав? Когда пропала первая девушка? Что тогда случилось? И разум бесстрастно подсказал, что тогда мое сознание разлетелось вдребезги. Тогда поганая бесконечность обожгла мою кожу и заклеймила чужой святостью. Тогда я умерла во второй раз. И вновь стала отражением. Отражением придурошного праведника. Я украла чужие жизни… чужое время… и чужое место. Я даже умереть не могу по-человечески. Может потому, что давно уже и не человек?
А плевать. Я обернулась к рубину, который кровожадно смотрел на меня красным глазом, и показала ему кулак. Два камня. Ущербный оригинал здесь и его совершенная копия в ратушных часах. Часовщик повернул время вспять и выдернул из бездны отражение желанного камня. Но почему зацепило меня? И что теперь делать? Если убить часовщика, сжечь его тело и развеять прах по ветру над рекой, сгинет ли вместе с ним клятое колдовство? А если тогда исчезну и я?
Я сползла на пол и прислонилась спиной к мраморному саркофагу. Моя призрачная тень сидела напротив. Я вяло пошевелила пальцами, наблюдая, как послушно шевелит пальцами тьма на полу, и пнула ногой полудохлого часовщика.
– Просыпайся, спящий красавец. Будем творить историю.
Удары молотка по зубилу были похожи на зубную боль, которая терзает десну и отдает в мозги.
– У тебя все равно ничего не получится, – твердил мне часовщик, баюкая изуродованные кисти и наблюдая за мной. – Ты исчезнешь. Закончишься. Твое время вышло.
– Мое время вышло двадцать лет назад, – огрызнулась я, смахивая пот со лба и отвоевывая еще одну лапку. – Поэтому я заберу чужое. Может быть, твое.
– Ты не сможешь, не сможешь, не сможешь… – от боли колдун начал заговариваться. – Не знаешь как, не знаешь, не знаешь, не знаешь…
– Зато ты знаешь, – я отбила еще один кусок от мраморной могилы. – И заберешь для меня время у Ордена Пяти.
Часовщик хрюкнул и зашелся в кашляющем хохоте.
– А если у тебя не получится, я уничтожу его… – я похлопала горячую поверхность рубина и поддела его, высвобождая из мраморного ложа. – Похороню на дне морском. Там, где его никто и никогда не найдет.
– Я не могу! – взвизгнул колдун. – Мои руки!..
Я подняла рубин, держа его в ладонях перед собой и задумчиво склонив голову набок.
– Что же мне с ним сделать? Вдруг это та самая потерянная Искра из легенды? Которой отцы-основатели сокрушили Шестого? Тогда может подарить его Часовому корпусу? Пусть он сокрушит для меня Орден Пяти, раз ты не можешь?
– Нееееет! – опять взвизгнул часовщик. – Не смей!
– Но у них уже есть твоя копия "Крови"… – продолжала я рассуждать вслух. – Она также хороша? Думаю, они смогут использовать ее в имперском хронометре.
– Нет, нет, нет, нет!.. – часовщик бился затылком о стену, на губах выступила пена.
Я скинула плащ и завернула в него рубин. В склепе стало темно. Колдун заскулил, чтобы я не забирала его кровь, но тяжелая каменная плита саркофага накрыла его и приглушила мольбы. Сад встретил меня душным терпким запахом акации и звенящей трелью кузнечиков в траве. Мир продолжал существовать, как будто ничего не случилось, только я в нем была уже чужой. Я перехватила завернутый в плащ камень и зашагала по дорожке к особняку, прикидывая, как бы разыграть карту с императором так, чтобы натравить колдуна на Орден Пяти и заполучить себе Кысея. И мне уже было все равно, сколько людей при этом погибнет. Даже если понадобится развязать войну, даже если доведется утопить этот нелепый мир в крови, даже если придется свернуть пространство и время и засунуть трубочкой в бездну безумия, я это сделаю. Я заполучу себе игрушку.
Орден Пяти. Часовой корпус. Тайный сыск княжества. Колдун. И Кысей. Задачка со многими неизвестными. И бесконечным множеством решений. Из которых надо выбрать одно-единственное верное. Вот зачем я прогуливала лекции магистра Солмира по математике? Дура! Натравить колдуна на Часовой корпус легко. Но мне нужен Орден Пяти. Враг моего врага – мой друг. Верно ли обратное? Что друг моего врага станет и мне врагом? Я больно шлепнула себя ладонью по лбу, пытаясь взбодриться. Надо подружить Часовой корпус и Орден Пяти. Крепко-накрепко связать их. Чем? Слишком мало сведений. Положим, Часовой корпус действует от лица империи и преследует те же цели – добиться военного преимущества и оттяпать часть земель Кераимского княжества. А чего хочет Орден Пяти? Я слишком мало знала о его целях. Вернее, вообще ничего не знала. Зато наверняка знает Кысей. А тайный сыск? Советник Сипицкий принял мои условия и сделал щедрый аванс, подписав помилование Гуго. От меня требовалось устранить императора и спровоцировать грызню за престол, во время которой империя перестанет интересоваться делами соседей.
Но если я натравлю колдуна на империю? Чем я буду отличаться от самого императора, не погнушавшегося использовать банду Вырезателей против жителей княжества? Во время казни жалких недобитков из этой шайки на воеводу было страшно смотреть даже мне. Этот нелепый фарс устроили для успокоения черни, ведь главарь все еще на свободе. Еще одно мое обещание, которое надо исполнить. Но как? Я не знала. Сидя в углу своей комнаты в мрачном особняке Рыбальски, я чувствовала себя загнанным в ловушку зверем. И совсем как мастер Гральфильхе часом ранее, я начала стучать затылком о стену, мерно и безнадежно отмеривая секунды промедления. Что же делать? Что?
В комнату поскреблась, а потом, не дождавшись ответа, проскользнула Лу.
– Госпожа, что с вами? – застыла она передо мной, потом осторожно присела рядом и обняла. – Вы все еще злитесь на меня? Пожалуйста, не надо.
Ее ладошка легла на мой затылок, придерживая и оберегая от ударов. От девушки пахло теплым молоком. Скоро ее беременность уже будет не скрыть, а она все еще не соблазнила императора. Может, и в самом деле отправиться вместо нее? Но без маски меня сразу раскусят. Ну что же делать? Что? Почему все только мешают?
Я обняла Лу в ответ и погладила по голове.
– Девочка моя, пожалуйста, не упрямься. Тебе надо сделать императора отцом своих близнецов. Одно дело, родить невесть от кого и покрыть позором свою семью, а совсем другое – родить императору наследников. Он осыплет твое семейство щедрыми дарами, может быть, даже пожалует титул, даст за тобой хорошее приданое и выдаст замуж за одного из своих придворных.
– Я не хочу замуж! Лешуа пообещал, что заберет меня в столицу, где я смогу родить и…
– Хорошо, пусть так, – устало согласилась я. – Но эта постыдная тайна всегда будет висеть над тобой, понимаешь? А так ты, не таясь, родишь от императора, оставишь детей на воспитание и испросишь высочайшей милости продолжать танцевать на сцене. Матери своей детей, своих первенцев, император точно не откажет.
– Но ведь это тоже обман! И рано или поздно…
Я закусила губу, чуть не ляпнув, что мертвый император никогда не узнает об обмане, и оборвала Лу:
– Ты помнишь про булавку? Да, неприятно, но потерпеть-то можно, ради детей? Где твой материнский инстинкт, в конце концов? Убедишь императора в том, что именно он лишил тебя девственности, и пусть лекарь хоть на каждом углу орет, что ты уже была беременна, никто в это не поверит! Окровавленную простынь увидят слуги и охранники и все разболтают. Да, слухи будут, никуда от них не деться, но они бы все равно ходили, будь ты хоть святой Софией Непорочной. Да и не будет лекарь болтать, Рыбальски его быстро прижмет к ногтю. Все, успокойся. Выпьешь вина, и страх уйдет. Обещай мне.
– Я… попробую, – обреченно шепнула мне Лу и вытерла слезы.
– Вот и хорошо, – поцеловала я ее в макушку. – Иди репетируй.
После ухода девушки я переоделась и выскользнула из особняка. Мой сомнительный козырь, рубин, был надежно укутан тряпьем и покоился в заплечном мешке. Возле ворот дежурили двое. Я постояла какое-то время в задумчивости, наблюдая за соглядатаями. Кто их послал? Неприятный холодок пополз по спине. Имперские ищейки? Проверяют будущую фаворитку императора на вшивость? Слишком топорно, мне казалось, что имперцы умеют действовать тоньше. Но больше некому. Тайный сыск и Орден Пяти едва ли могли бы заинтересоваться семейством Рыбальски. Я оставила соглядатаев в покое, решив пока не обнаруживать себя, и направилась в орден когниматов.
Был ли рубин той самой Искрой из легенды? А разве есть разница? Надо просто сделать так, чтоб в это поверили все заинтересованные лица. У Часового корпуса есть копия. А кто вообще знает об оригинале? Сам Рыбальски, возможно, Шарлотта и Сигизмунд. Кто еще? Скорей всего, тот ювелир, который двадцать лет назад нарушил целостность камня и сделал колечко для Ежении. Тут я споткнулась и застыла от внезапно пришедшего озарения. В кольце была недостающая часть рубина! А значит… Мозаика наконец сложилась.
Антон всегда бурчал, что у меня страсть к дешевым театральным эффектам. Пожалуй, я бы согласилась с ним, с поправкой на то, что дешевыми они почти никогда не были, а обходились втридорога. Но почему я должна отказывать себе в маленьких удовольствиях? Вот и сейчас я не поскупилась и послала подарочек прямиком инквизитору. Крепко сбитый и проложенный соломой ящик был кокетливо перевязан пурпурным шелковым бантом в форме сердечка. Посылку через двух дюжих бандитов я отправила в орден когниматов с припиской "Для Кысея Тиффано, брата Ордена Пяти, срочно. Доставить лично в руки! Внутри скоропортящийся живой товар"
Устроившись поудобнее в уютной кофейне напротив гостиницы "Спящий лев", я обжиралась крошечными пирожными, запивала их ароматным кофе и терпеливо ждала, наблюдая за выходом. Когда из гостиницы выскочил взъерошенный инквизитор и заметался в поисках экипажа, я проводила его взглядом, умяла еще пару пирожных, после щедро расплатилась, накинула капюшон и неспешно двинулась в сторону винденской обители ордена когниматов. Пошла пешком, чтобы растрясти завязавшийся после сытного перекуса жирок. Спешить было некуда.
К моему приходу маховик событий раскрутился уже на полную мощь. Обитель оцепила стража, и успели подтянуться любопытные. В толпе зевак мелькали красные мундиры имперцев, что заставило меня довольно улыбнуться. Я подоспела как раз вовремя. Поссорить всегда легче, чем подружить, особенно когда точно знаешь, чем или кем вызвать раздор. На парадном крыльце с непроницаемым лицом появился Кысей. Под руку он тащил бледного скулящего часовщика, к лысине которого пристало несколько соломинок. Подкатил наглухо закрытый экипаж, из которого выскочила Нишка и бросилась к инквизитору. Тот спокойно что-то сказал ей и передал колдуна из рук в руки. И тут их обступили красномундирники, взяв в плотное кольцо. Пока все шло по плану, вот только несколько беспокоило поразительное хладнокровие Кысея. Я ему, можно сказать, на блюдечке с голубой каемочкой преподнесла тепленького колдуна, а он еще морду кривит.
– Что ж это делается? – пробормотала я достаточно громко, чтобы меня услышала торговка и пара зевак поблизости. – Неужто Искру нашли?
– Какую искру? – тут же навострила уши любопытная торговка.
– Так ту самую, из легенды, – я понизила голос до шепота, что мгновенно привлекло ко мне внимание еще нескольких ротозеев. – Говорят, война грядет, с Шестым. Колдун-часовщик украл у Ордена Пяти Искру и прятал ее в ратушных часах! Рубин-то видали? Вот таких размеров!
Я развела руками, пытаясь объять необъятное, и сделала заговорщицкое выражение лица. После переместилась в другой конец площади и повторила историю про загадочный громадный камень в ратушных часах, искру и происки колдуна. Меж тем, обстановка накалялась, красномундирники попытались отбить часовщика, но влезли охранники Кысея и оттеснили их, обеспечив численный перевес. Колдуна затолкали в экипаж и увезли. Инквизитор остался стоять, разглядывая толпу со странным выражением. Я почла за благо убраться. На душе было неспокойно, но я не понимала, почему. Ведь все шло правильно: колдун оказался во власти Инквизиции, считай, в лапах Ордена Пяти, и Часовой корпус сделает все возможное, чтобы заполучить его. Не бог весть что, потому что едва ли корпусу удастся одолеть Орден Пяти, но потрепать церковникам нервы и отвлечь их внимание он точно способен. А это даст мне выигрыш во времени, столь необходимый, чтобы завершить интригу. Почему мне вечно не хватает времени?..
Я мрачно разглядывала изуродованное обручальное кольцо Ежении и вытащенный из него рубин. И ничего не чувствовала. Камень был невероятной чистоты и безупречной огранки, стоил дорого, но казался холодным и… каким-то чуждым. В нем пропала та бешеная ненависть безумия, которой лучилась и кипела каждая грань "Крови". Настоящей крови, а не той подделки, выдернутой часовщиком из бездны отражений. Я крутила рубин в руках, разглядывала на свет и размышляла. Инквизитор спрашивал воеводу, дарил ли кто-нибудь его сестре часы работы Гральфильхе. Даугав не стал отвечать Кысею, зато ответил мне. Незадолго до исчезновения воевода действительно заметил у Ежении карманные часы. Но на вопрос, откуда они, девушка смутилась и сказала, что заказала их у Гральфильхе для будущего жениха.
Даугав обрадовался, решив, то его сестра выкинула глупости из головы и готовится к браку с младшим Маттернихом, и благополучно забыл о часах. Однако потом в вещах Ежении часов не оказалось. Они исчезли вместе с девушкой. Логично предположить, что Ежения заказывала часы в подарок для любимого, но не для Маттерниха, а для Рыбальски. Гральфильхе был тогда подающим надежды молодым мастером, честолюбивым и чуточку безумным. Наивная, по уши влюбленная девушка отправилась к нему с заказом. Она наверняка похвасталась часовщику, что тот самый рубин, который он отчаянно мечтал заполучить, безнадежно изуродован ради ее обручального колечка. Это могло стать последней каплей… каплей кровавого безумия, переполнившей чашу сознания часовщика и ввергнувшего его в бездну колдовской силы. Но что произошло дальше? Того ювелира, который делал кольцо, уже не спросишь, его нет в живых. А если Гральфильхе, ослепленный отчаянием, упросил продать камень ему? Заполучить хотя бы каплю крови… лучше, чем ничего. А тогда получается, что в кольце подделка. Вернее, рубин-то настоящий, но самый обычный. Тогда где же капля "Крови"? Что с ней мог сделать часовщик? Ответ был очевиден. Что может сделать мастер, одержимый своей работой и Даром, превратившимся в проклятие? Разумеется, часы. Карманные часы для Рыбальски. Сумасшедшее желание повернуть время вспять, даже отняв его у других, воплотилось в хитроумном часовом механизме. Как все произошло? Мне никогда не узнать деталей. Но если в часах для Рыбальски была капля крови, то возможно, что она была и в часах Пихлер. Я прекрасно помнила, как опрокинула на приму горячий кофе, и она затрусила обожженной рукой, на которой красовались изящные часики. Наверняка, работы Гральфильхе. Тут я подскочила с места и рванула в кабинет Рыбальски. Безумный часовщик делал часы под заказ Кысея и для меня!
Я обшарила весь кабинет, но часов не нашла. Мерно тикающие настольные часы в виде льва и часы над камином раздражали. В их цоканье чудилось издевательское хихиканье часовщика, а стрелки были похожи на подрагивающие усы. Куда Рыбальски дел браслет? И была ли в тех часах капля безумной крови? Сколько еще крови осталось у часовщика? И где? Рано я отдала Кысею колдуна, ой как рано… Спешка ни к чему хорошему не приводит.
Я так задумалась, что не заметила возникшую как из-под земли Шарлотту. Она смотрела на меня со странным выражением.
– Как ты попал в закрытый кабинет? – холодно поинтересовалась она и, не дожидаясь ответа, схватила меня за ухо. – Убирайся отсюда.
Я не стала ей сопротивляться, лишь жалобно мычала. Хотя мне тоже стало интересно, для чего Шарлотта явилась в кабинет мужа на ночь глядя и в его отсутствие…
Лавка часовщика была закрыта, но вещи из нее, слава Единому, не забрали. Нерасторопность церковников поражала. Или это ловушка? Я притаилась на крыше соседнего дома, обшаривая взглядом окрестности, залитые тусклым лунным светом. Перед лавкой вяло переминались с ноги на ногу два стражника. Им было скучно. Мне тоже. И еще немного обидно. Неужели пущенные мною слухи не дошли до церковников? Или хотя бы до имперцев? Где облавы по всему городу? Где мои портреты на каждом столбу? Где усиленные патрули и обыски? Я чувствовала себя уязвленной. Да они землю должны были рыть в поисках!.. А если часовщик ничего им не сказал о камне и о том, кто его похитил? Скорей всего, так и случилось. Кроме того, он совсем умом тронулся от боли и моих угроз уничтожить "Кровь". Значит, фальшивое отражение приняли за Искру. Но ведь Кысей не мог не знать о том, что рубин был поврежден еще Рыбальски? Он же видел обручальное кольцо и слышал всю историю от чудаковатого старика-душеведа.
Я тихо проскользнула в лавку через слуховое окно на чердаке. Часы были повсюду и оглушали с порога механическим кудахтаньем. Как узнать, какие из них сотворены из капель безумной крови, а какие нет? Часы обступали меня и казались злобными карликами, брошенными жестоким хозяином цирка на произвол судьбы. А еще все они показывали разное время. Я схватила первые попавшиеся часы в виде стеклянного цветка и обрушила их о каминную полку. Они рассыпались хрустальными лепестками и брызнули шестеренками. К счастью, двери лавки были массивными, и моя выходка не привлекла внимание дежуривших снаружи стражников. Я глубоко вздохнула, закрыла глаза, прикрыла уши ладонями, чтобы не слышать тиканье, и попыталась сосредоточиться. Но звук бьющегося сердца все равно просачивался в сознание. Этот стук был таким похожим на отсчет секундной стрелки, что мне сделалось страшно. Биение убыстрилось. Мое сердце тоже. Или не мое? Под плотно сомкнутыми веками возник алый сполох. Он бился перед глазами и рассыпался каплями-искрами, пульсируя злобой. Я пошла по комнате, двигаясь вслепую, как будто играла в жмурки с неведомым чудовищем. Частота сполохов усилилась, сердце стучало, как сумасшедшее. Рука наткнулась на обжигающий холод мрамора. Я открыла глаза. Одно хрустальное сердце на двоих в кукольном домике. Какая нелепость! Я стала колотить часы о каминную полку, пока из-под хрустальных обломков не сверкнул рубин. Вернее, то, что от него осталось. Камень был крошечным и сильно изъеденным, словно над ним поработали жуки-древоточцы, но от него исходила такая волна ненависти, что я на мгновение захлебнулась и перестала дышать. А после заставила себя подобрать с пола рубин и сжала в кулаке еще один свой козырь. Игра обещала быть интересной.
Страх казался живым. Лезвие в руках дрожало, а зрение туманилось. Камень лежал передо мной, а я не могла заставить себя сделать разрез. Белая кожа бедра казалась чужой. Страх уже полностью завладел мною, но я продолжала слепо пялиться на камень, держась на одном упрямстве. Я все равно это сделаю. Немеющими пальцами я сжала рукоять кинжала и всадила лезвие себе в бедро. Боли почти не было. Разрез вышел кривым и неглубоким, зато наступило опьянение собственной кровью. Боль всегда была моим спасением, и сейчас я радовалась даже ее слабым отголоскам. Окровавленными руками я схватила ненавистный рубин.
– Теперь все время мира принадлежит мне, ты понял? – прорычала я ему и стала запихивать его в рану.
За этим занятием и застала меня Луиджиа, по обыкновению пришедшая позвать к завтраку. Она застыла, глядя на меня расширившимися от ужаса глаза, потом всплеснула руками и открыла рот.
– Ни звука! – рявкнула я. – Лучше помоги зашить.
Я чувствовала, что теряю сознание от усиливающейся боли. Рубин обжигал, мне казалось, что в рану плеснули кислотой, проедавшей до костей.
– Шей, – прошипела я. – И прекрати реветь.
Но у самой слезы брызнули из глаз, когда неумеха дрожащей рукой воткнула иголку в кожу. Теперь боль уже пульсировала, растекаясь по всему телу от бедра. Казалось, меня сжигают живьем, я горела изнутри и задыхалась в чаду чужой злобы, накопленной веками. И тут пришла еще одна боль, леденящая сознание. Символ в груди. Теперь меня разрывало на части. Каждый шов вырывал из тела куски плоти, чтобы кинуть их в чавкающую пасть времени, а потом пришить заново, обугленными, искореженными, чужими. Чтобы плеснуть в лицо ледяной метелью и утопить в проруби. Чтобы выжечь насквозь легкие и тут же забить в сердце кол. Но среди этого шторма я видела луч света… А потом света стало нестерпимо много, он распадался на мириады чужих разумов, которые что-то шептали и кричали, и мне даже казалось, что я их понимаю, потому что я это они, как часть является единым целым, будучи бесконечностью, ужатой до точки и мгновения…
– Госпожа! Ну очнитесь же!
Лу тормошила меня, орошая слезами. Я открыла глаза, щурясь от яркого света и пытаясь все вспомнить. Буквально мгновение назад казалось, что я все знаю. Абсолютно все. Как будто кто-то дернул меня наверх и показал все, что происходило, происходит и будет происходить в бесконечности возможностей. Но я все забыла. Да разве можно такое упомнить? Это все равно что пытаться всю воду океана удержать в одной капле.
– Слава Единому… – с облегчением выдохнула Лу. – Я уже думала, что вы…
– Сколько я провалялась? – приподнялась я на локте и поморщилась, откинув одеяло.
– Полчаса! Я полчаса не могла привести вас в чувство. Уже думала за лекарем бежать. Что вы с собой сделали!
Боль все еще пульсировала в бедре. Рана выглядела ужасно, криво заштопанная, воспаленная по краям, и до сих пор кровила. Но этой ночью я не могу позволить себе слабость.
– Со мной все хорошо. Не надо никого звать. Иди к себе, Лу, и готовься. Вечером твой первый бал, не забыла?
После ухода девушки я проковыляла к комоду и вытащила из тайника одну из последних склянок грибного эликсира. Хорошо, что я тогда пожадничала и не потратила ее на Кысея, который свалился в постель с сотрясением мозга. И ведь всего слегка приложила балбеса, а какой нежный оказался… Нежный цветочек.
Поспать перед балом не удалось. Едва я проваливалась в болезненную дневную дрему, как в комнату заглядывала Лу, прокрадывалась к кровати, вздыхала, мялась, потом осторожно прикладывала ладонь к моему лбу; я шипела, чтобы дали поспать, и девчонка радостно кивала и успокаивалась, правда, ненадолго. Через час она вновь заглядывала, то принести попить, то промыть рану, то еще что-нибудь придумывала, и все повторялось, как в дурном кошмаре. В конце концов, злая и невыспавшаяся, я наорала на нее и надавала пощечин. Впрочем, все обитатели особняка были на нервах. Шли последние приготовления к балу. Шарлотта расцвела, и я гадала, преобразилась ли она так из-за того, что будет хозяйкой вечера, который почтит своим присутствием сам император на зависть всему городу, или из-за появления в ее жизни бывшего возлюбленного. У нее на щеках даже появился слабый румянец, а глаза подозрительно заблестели. Похоже, Ёжик всерьез решил последовать моему совету и приударить за старой зазнобой.
Я переоделась в заранее выпрошенное у любимого папочки платье шута. Все-таки идея с цветочным балом-маскарадом, подкинутая мною Шарлотте устами Лешуа, была очень и очень недурственна. Да и Лу будет так меньше смущаться из-за маски на лице. Мой наряд представлял собой пестрые желто-зеленые лохмотья, расшитые сотней крошечных золотых колокольчиков и перевитые косичками из шелковых лент, а увенчивалось все предметом особой гордости – ярко-алой шляпкой в форме полураспустившегося бутона колокольчика. Я очень живо представляла смущение Кыси каждый раз, когда его взгляд будет натыкаться на мою довольную физиономию. А натыкаться он будет часто, поскольку место инквизитора было как раз напротив моего. Правда, вспомнив о неведомой спутнице Кысея, я помрачнела и задумалась, как бы незаметно подлить ей проносное.
Из-за духоты майского вечера бал было решено проводить на открытом воздухе. В просторном саду поставили навесы из зеленой шелковой ткани. Их поддерживали колонны, увитые гирляндами из живых цветов. Столы были выставлены полукругом, в центре располагался стол императора и его свиты. Предметом особой гордости Рыбальски стала огромная статуя розы, высеченная из цельной глыбы льда и доставленная прямиком из горного монастыря. На каждом ледяном лепестке по задумке Лешуа стояла корзиночка с молочным холодным лакомством, которое он назвал мороженым, чтобы отличать от княжеского "Поцелуя Единого". Ледяную розу должны были вынести из ледника и разместить на лужайке во время танцев, чтобы разгоряченные гости могли охладиться, отведав изысканного угощения.
Рыбальски вообще не скупились на устроении балов. Были приглашены лучшие музыканты, доставлены три телеги живых цветов, закуплены горы продуктов, из которых Лешуа обещал сотворить нечто настолько восхитительное, что про бал-маскарад еще долго будут вспоминать в Виндене и за его пределами. Впрочем, я тоже собиралась поспособствовать в создании незабываемой атмосферы вечера.
Шарлотта сновала между столов, поправляла газовые светильники-шары из разноцветного стекла на каждом из двадцати столов, проверяла чистоту и блеск столовых приборов из серебра, выискивала в померанцах увядшие лепестки и обрывала их, шипела на нерасторопных слуг в золотисто-зеленых ливреях и везде совала свой нос. Хозяйка особняка походила на тощую злую ворону, хотя ее платье из черного бархата символизировало орхидею, чьи кружевные цветы и темно-пурпурные перья украшали шляпку. Но мне крупный аметист в черной бархатке на шее женщины упорно казался глазом. Именно так, каркающая одноглазая ворона, кружащаяся над падалью…
Я болталась под ногами и раздражала Шарлотту, пока она не выдержала и не схватила меня за ухо. Колокольчики на моем наряде тревожно зазвенели.
– Убирайся и сиди в комнате, пока тебя не позовут, – процедила она.
– Не трогайте Луку! – отважно бросилась на мою защиту Луиджиа.
– А ты бы лучше себя в порядок привела, – обратила на нее свой холодный взор Шарлотта. – Почему до сих пор не заплетена? Хочешь опозорить нас перед императором?
Неожиданное внимание императора к свалившейся на ее голову падчерице вынудило Шарлотту лично заняться Лу. Она натаскивала девушку, как вести себя за столом и со знатными гостями, что и как говорить, как кланяться, как двигаться. Шарлотта сама выбрала падчерице наряд серебряной розы, мне почти не пришлось вмешиваться, если не считать идеи с хрустальными туфельками, которые надменная аристократка сдержано одобрила, даже не поморщившись от того, во сколько они обошлись. Все-таки, при всей моей неприязни к Шарлотте, во вкусе и щедрости ей было не отказать, как и в умении держать лицо в любых обстоятельствах. Правда, сегодня на балу ей придется проявить чудеса выдержки. Я довольно ухмыльнулась и позволила Лу увести себя.
Прибывающих гостей встречала хозяйка дома в черном, а рядом с ней, на контрасте, застыла падчерица в белоснежном воздушном платье, с туго заплетенной и уложенной в корону косой, в которую были вплетены серебряные нити. Серебристая маска была выполнена из тонкой парчи и увенчивалась у виска живой белой розой вместо шляпки. Появление императора сопровождалось нездоровым оживлением, к Фердинанду Второму были прикованы все взгляды, кроме моего. Меня интересовал Кысей. И я не сомневалась, что узнаю его, в каком бы наряде он не пришел. Гости-цветы все текли и текли, заполняя лужайку перед особняком веселым смехом и болтовней, я рыскала среди них и выглядывала инквизитора, обуреваемая ревностью, и не находила его. К гостям уже вышел хозяин в щеголеватом белом фраке и с золотистой маской нарцисса, подходящей к его огненной шевелюре, а Кыси все не было видно. Рыбальски пригласил всех к столу и представил повара. Лешуа в строгом черном фраке и в темно-красной маске полевого мака поклонился и подозвал к себе Луиджию. Вдвоем они должны были оказывать особую честь императору и лично прислуживать ему за столом. Сигизмунд в образе горделивого синего ириса стоял в стороне, обиженно поджав губы и пытаясь скрыть волнение.
А я наконец узрела мерзавца. Весь в темном, Кысей был в образе черного тюльпана, чей цветок перетекал с шелковой маски на лицо, скрывая добрую его половину. Работая локтями и расталкивая гостей, я бросилась к Кысеньке, краем глаза успев отметить нелепый наряд его спутницы в образе скромной незабудки.
– П-п-плофессол! – я оттолкнула от инквизитора девку в синем и повисла у него на шее, преданно заглядывая в глаза.
– Лука, – обнял он меня и придержал, пристально вглядываясь в лицо, – а тебе идет эта шляпа…
Он даже не покраснел, а на его лице не дрогнул ни один мускул. Неужели все забыл? Я расплылась в широкой улыбке и попыталась выговорить:
– Я – к-к-кол-л-л-ло…
– Мальчик-колокольчик, я понял, – отозвался он и вдруг провел пальцем по моей щеке, едва не смахнув фальшивую бородавку. – Будет весело, да, Лука?
Я растерялась, но не успела ничего ответить, потому что наглая девица, недобро зыркнув выцветшими глазами из-под муслиновой вуали, закрывавшей ее лицо на восточный манер, оттолкнула меня от Кысея и цапнула его за локоть, что-то прошипев сквозь зубы.
– Да, дорогая, пойдем за стол… Ты ее увидишь, я же обещал.
