Текст книги "Танец над вечностью (СИ)"

Автор книги: Маргарита Дорогожицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

Отец Васуарий подтвердил мою догадку.

– Неужели размером с человеческую голову?

– Именно, – кивнул казначей. – Невероятно чистый и большой рубин.

– Сколько же он стоил? Как мастеру Гральфильхе удалось купить его для часового механизма ратушных часов?

– Вы что-то путаете, – нахмурился отец Васуарий. – Старший Рыбальски никогда не продавал камень. Хотя бы потому что ни у кого не было таких денег…

– Я ничего не путаю, – перебил я его. – Видел все собственными глазами. Часы в ратуше и огромный рубин на оси анкерного механизма. Именно такой, как вы описывали.

– Да не может этого быть! Для Рыбальски камень был семейной реликвией, приносящей пусть проклятую, но удачу. И даже то, что балбес Джеймс разбил его ради девчонки, не могло бы заставить…

– Однако заставило. Рубин теперь в часах. Это факт. Кстати, вы позаботились о приглашениях?

Казначей нервно вытер пот с лысой макушки и поправил очки, сползающие с крючковатого носа.

– Видите ли… – замямлил он.

– Говорите прямо.

– Вы сильно досадили Рыбальски. Он видеть и знать вас не желает.

– То есть, приглашений на званый вечер у меня нет? – помрачнел я.

Отец Васуарий виновато развел руками.

– Замечательно. А Шарлотта?

– Что Шарлотта?

– С ней я не ссорился. Может, стоит напомнить, что в свое время я оказал ей услугу с Сигизмундом? Разумеется, в долгу я не останусь.

– Хорошо, я попробую, – посветлел лицом казначей и вздрогнул.

За окном прогремел раскат грома. Началась долгожданная весенняя гроза, разгоняющая удушливый зной последних майских дней.

Но моя радость была преждевременной. Шарлотта не захотела идти против воли мужа и приглашать меня на званый вечер. Мысль о том, что Хриз будет там, а я не смогу до нее добраться, приводила меня в глухое бешенство. Идти на поклон к Лешуа и просить его о помощи не хотелось. Сообщение воеводы Дюргера о том, что его бойцы, оставленные в засаде в доме на Фидеркляйд плац, упустили безумицу, тоже не прибавило радости.

– Это же Цветочек, – пожал плечами воевода.

– И что? – взорвался я. – Это оправдание? Ваших орлов там было сколько? Трое? Три здоровых мужика не смогли справиться с женщиной?

– Так-то она не женщина, а демон в юбке.

Я мрачно смотрел, как его бойцы грузят в экипаж поклажу. Надо было давно заняться замком. И не только им. Но лучше поздно, чем никогда. Ловушки расставлены, сюрпризы подготовлены.

– Вам удалось что-нибудь узнать о том офицере, в которого была влюблена Шарлотта?

Воевода кивнул.

– Да, Гуго Барнум. Дослужился аж до капитана. Командовал вардом. Оборонял крепость Буревестников в Окорчемском проливе.

– Подождите, подождите, – наморщил я лоб, припоминая военную хронику. – Это ту, что сдали пиратам?

– Она самая. А капитана засудили за государственную измену и сослали на каторгу.

– Понятно, – разочарованно вздохнул я, досадуя, что оборвалась еще одна ниточка.

– А три месяца назад он сбежал-то, – огорошил меня воевода.

– Как? – внутренне подобрался я.

– А поди, узнай-то, как, – хитро ухмыльнулся Дюргер в разбойничьи усы. – Но среди наших ходют слухи-то, что ему побратим помог.

– Кто? – коротко спросил я, догадываясь, каким будет ответ.

– Ингвар. А не пойман, значит не вор. Да и теперь-то что? Если и поймают, ничего ему-то не сделается, – вздохнул Дюргер.

– Почему?

– Адмирала-то, что его сослал, самого давно в отставку отправили, а вот на днях дела по евойным приказам-то и подняли. Так что теперича капитану Барнуму вернули-то звание, невиноватый он оказался.

– А про какого адмирала речь? Про Мирчева?

– Ага. Чудные дела-то творятся. Не иначе как опять войну-то затевают, раз каторжникам начали взад звания вертать…

Я поморщился из-за его безграмотного говора, но мои мысли были заняты другим. Война. Ее призрак маячил над городом угрожающей тенью, а действия безумицы еще больше подливали масла в огонь. Я должен ее остановить. Кроме того, чутье подсказывало мне, что все, даже малозначительные на первый взгляд факты связаны невидимой, но прочной нитью. Надо просто спокойно сесть и все обдумать…

– … А уж если тайный сыск в дела-то военные вмешивается, то и вовсе ждать беды-то, – горестно закончил свои измышления воевода, и я встрепенулся.

– Почему тайный сыск?

– Так приказ о помиловании Барнума лично советник Сипицкий подписал.

Холодная змейка дурного предчувствия скользнула по спине. Офицер Матий обмолвился, что советник принял условия безумицы, а спустя три дня тот скоропалительно подписывает приказ о помиловании. И кому? Тому самому офицеру, побег которому предположительно устроил воевода Даугав! Я не идиот, чтоб верить в подобные совпадения. Если предположить, что беглый каторжник прятался в торговом обозе, то становилось понятным, почему воевода выделил двух бойцов для сопровождения Хриз. Чтобы не попасться на таможенном досмотре, он отправил беглеца в поместье к своему шурину, а заодно избавился от безумицы. Но почему та поставила советнику такое условие? Зачем ей нужно помилование для Барнума? Я скрипнул зубами от злости, вдруг как наяву представив мерзавку в объятиях каторжника. Прибью обоих!..

– Воевода Дюргер, мне нужен портрет Гуго Барнума.

С плохо выполненного рисунка на меня смотрела бандитская рожа. Борода, большой нос с заметной горбинкой, темные злые глаза. Снедаемый болезненной ревностью, я жадно всматривался в портрет Барнума, гадая, могла ли Хриз соблазниться таким типом… А еще лицо каторжника казалось мне смутно знакомым. Я его уже где-то видел. Но где? А если представить, что он сбрил бороду? Я закрыл ладонью нижнюю часть лица на рисунке и обомлел. На меня с портрета смотрел… Ежи Кава! Водоворот мыслей завертелся так, что я был вынужден сесть. Ноги меня не держали. Как беглый каторжник очутился в цирке? Получается, та женщина – Милагрос? Но где тогда пряталась Хриз? Тоже в цирке? А если прячется до сих пор?.. Я вскочил с места и ринулся к двери, но потом заставил себя остановиться, закрыть глаза и сосчитать до десяти, упершись лбом в косяк. В этот раз я не ошибусь. Не имею права на ошибку.

В цирке часть моих подозрений подтвердилась. В портрете Милагрос опознали жену Ежи Кавы, тетку бесцветных близнецов, однако никто не видел Хриз, хотя я просил всех внимательно всмотреться в рисунок, как попугай повторяя каждому, что преступница могла переодеться и поменять внешность.

Сомнений больше не оставалось. Хриз спелась с воеводой Даугавом и его побратимом. Но как в эту компанию попали близнецы? Я раз за разом прокручивал в голове сцену, когда впервые увидел выступление Луиджии и перепутал ее с Хриз. Если бы я тогда не видел изуродованное лицо девушки собственными глазами, то мог бы поручиться, что это переодетая Хриз… Они так похожи, что… Хотя нет. Луиджиа совсем еще девочка… Однако ее беременность… А ее ли?!? Мне сделалось дурно. Запах лаванды на ее волосах… Маска на лице… Фигура не та… Грудь? И уши!.. Проколотые уши! Точно! Меня обожгло огнем, щеки запылали от ярости. На регате была Хриз! А в замке кто? Волосы были ее! Хна? Как же! Хладнокровная дрянь сначала беззастенчиво вешалась мне на шею, а потом, глазом не моргнув, метнула кинжал в разбойника и убила его! Как я мог поверить, что это Лу?!? Водила меня за нос все это время! Идиот! Стоп. Настоящая Луиджиа должна была все знать… а значит… значит, может знать, где сейчас прячется Хриз!

Я с такой силой хлопнул дверцей экипажа, что задрожали стекла. Но мои натянутые до предела нервы дрожали еще сильнее.

– В особняк Рыбальски! – крикнул я извозчику.

Вышколенный управитель провел меня в гостиную и велел обождать. Сидеть спокойно не было сил. Я метался по гостиной из угла в угол, раз за разом перебирая в уме все детали встреч с фальшивой Луиджией и беленея от злости. Меня провели, как мальчишку!.. Балбес! Придурок!

– Хозяин занят, – важно изрек управитель. – Однако готов уделить вам несколько минут. Следуйте за мной.

– Фронляйн Луиджиа дома? – дрожащим голосом поинтересовался я.

– Изволит отдыхать.

Я скрипнул зубами, уговаривая себя успокоиться. Безумица ни в коем случае не должна заподозрить, что я обо всем догадался.

– Прошу вас, – управитель распахнул передо мной тяжелую дубовую дверь в кабинет Рыбальски.

– Фрон профессор, я принял вас только для того, чтобы сообщить, что больше не желаю видеть вас ни в своем доме, ни…

– Придется, – сквозь зубы процедил я и, не дожидаясь позволения, плюхнулся в кресло. – Мне нужны приглашения на завтрашний званый вечер.

– Вы не слышите, что я вам говорю? – всплеснул руками Рыбальски и встал из-за стола. – Ваши выходки слишком безумны. Да ни в одном приличном доме!..

– Безумны? – оскалился я. – Это вы еще не видели действительно безумных выходок. Вам придется пригласить меня, если не хотите, чтобы завтра весь город узнал о беременности вашей дочери!

– Вы не посмеете! – побелел Джеймс и рухнул обратно в кресло. – Это подло!

На мгновение мне стало стыдно, я словно вынырнул из темного омута и взглянул на себя со стороны. И ужаснулся. Как можно было докатиться до такого? Ведь настоящая Луиджиа ни в чем не виновата. Хотя возможно, что беременна вовсе не она, а та паскуда, что жила с каторжником в одном фургончике, спала с ним в одной постели и…

– Да, это подло, – кивнул я. – Но у меня нет выхода. Поверьте, ради вашей же дочери будет лучше…

И слова застряли в горле. А его ли дочери? Ведь мои предположения основывались на словах Луиджии о возрасте и на ее воспоминаниях о замке… Но все это время не Лу, а безумица играла со мной, как кошка с мышью. А если это был ее коварный план? Заполучить наследство Рыбальски, используя несчастных близнецов?.. Да нет, это слишком даже для нее… Но…

– Я вижу, что вы одумались, – с нажимом произнес хозяин кабинета. – Полагаюсь на остатки вашего благородства. Кстати, давно хотел вернуть вам, чтобы окончательно покончить с любыми недоразумениями. Моему сыну не нужны ваши подарки. Забирайте.

Рыбальски достал из шкатулки и положил передо мною… тот самый браслет с часами Гральфильхе. Я не поверил глазам.

– Откуда он у вас?.. – холодная тьма оникса обожгла мне пальцы, когда я взял его в руки.

– Забрал у Луки. Бедный мальчик так не хотел расставаться с этой цацкой, что пришлось…

Слова Джеймса утонули в глухом тумане, заклокотавшем в висках. Лука? Это невозможно! Разум еще пытался придумать логическое обоснование, как браслет мог оказаться у дурачка, но… Нет, нет и нет! Мальчишка совсем на нее не похож! Другой овал лица. Красные глаза. А грудь? Куда она дела грудь?!? Если снять очки на пол-лица? И парик? И фальшивую бородавку? Что тогда останется? Я зажмурился и потрусил головой.

– Вам нехорошо? – встревожено спросил Рыбальски. – Вы меня слышите?

– Лука носил браслет? – еле выговорил я.

– Что? Что вы там шепчете?

– Этот браслет был надет на Луке? – повторил я громче.

– Будто бы вы не знаете, как мой мальчик привязался к вам! Конечно, он носил ваш подарок, не снимая!

Привязался ко мне… Смешно. Это я привязался к мальчишке, искренне жалея несчастного дурачка и защищая его от жестокости… О господи! Нашел, кого защищать! Нервный смешок превратился в хохот, а потом я уже не мог остановиться.

– С вами точно все хорошо? – переспросил Рыбальски и добавил в сторону: – Ну точно, псих же…

Слезы выступили на глазах, я согнулся пополам, задыхаясь в истерическом смехе.

– Вот, попейте водички, – подвинул он ко мне стакан. – И это… не смею больше задерживать. Больше не хочу видеть вас рядом со своими детьми…

Детьми! Это вызвало новый приступ хохота. Память мстительно подсовывала мне чумазую рожу Луки, как он ковырял в носу, как закатил истерику, не желая купаться, отказываясь идти в бани и к цирюльнику… Взрыв хохота сменился беспомощными всхлипываниями, когда я представил бритую наголо светлую вояжну Ланстикун, безропотно таскающую ведра воды и выносящую за мной горшки…

– Ну что же это за напасть такая? Послать за лекарем? – суетился возле меня Рыбальски.

Лекарь? О да! Лука же так самоотверженно ухаживал за мной!.. Поил шоколадом! И тут я вспомнил, как спустил с мальчишки штаны и отлупил ремнем по заднице… Господи! Как же я был слеп! Я же просто не хотел замечать очевидного!.. Порезанные руки и лицо сразу после ограбления оранжереи! Постоянные отлучки! Ревнивая злость! А Лешуа? Конечно, он не будет встречаться с Лидией! Зачем? Если она и так у него на виду, пока он гостит в доме Рыбальски! Смех захлебнулся. Все против меня. Я схватил стакан и выпил воду залпом.

– Мне надо увидеть Луку.

– Вы не слышали? Я не желаю, чтобы мой сын общался с вами!

– Придется.

Вытащить паскуду за шкирку из особняка и сдать бойцам, которые караулят меня возле экипажа. Чего церемониться?

– Убирайтесь! – вышел из себя Рыбальски. – Или я позову охрану!

Его слова остудили мой запал. Не надо спешить. Силой мне никто не позволит забрать отсюда Хриз. В конце концов, раз я был дураком столько времени, можно побыть им еще немного… чтобы потом потребовать по всем счетам с лихвой. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

– Фрон Рыбальски, если я не получу приглашений на завтрашнее торжество, то весь город узнает не только о том, что ваша дочь беременна, но еще и том, что ваш сын и я, – я мерзко ухмыльнулся и сделал паузу, – любовники.

И ведь я даже не солгал… Рыбальски побагровел.

– Вы!.. Совратили моего сына?!?

– Нет, – покачал я головой. – Но заявить так мне ничто не помешает. Как вы там сказали? Моя репутация и так подмочена? Вот поэтому мне ничего не стоит подмочить ее и вашему сыну. Но я надеюсь, что до этого не дойдет, и вы проявите благоразумие и пришлете мне приглашения. Кстати… я знаю, кто отец ребенка Луиджии.

– Кто? И откуда вы можете знать?

– Приглашения?

Рыбальски скрипнул зубами, буравя меня яростным взглядом, но кивнул.

– Будут.

– Я просто догадался. Подумайте сами. С кем она жила в цирке? Кто легко мог соблазнить девочку? Кто, в конце концов, ее фальшивый дядя?

Я вышел из кабинета, оставив сидеть в кресле потрясенного и раздавленного Рыбальски. Мне было его искренне жаль. Он так радовался тому, что у них с Еженией нашлись дети, а на самом деле… Но теперь все вставало на свои места. Ежения была первой жертвой часовщика. Он погубил ее из мести за погубленный рубин. Но почему стал убивать вновь?..

– Ммм!

Я не успел опомниться, как спускавшийся по лестнице Лука перепрыгнул через три ступеньки и налетел на меня, повиснув на шее.

– П-п-плофессол!

Он задрал голову и лыбился мне с идиотским выражением на лице. Я даже засомневался. Актриса! Неужели можно так притворяться? Деревянной рукой я обнял ее за плечи и прижал к себе, мечтая придушить дрянь. Заболела челюсть от крепко стиснутых зубов.

– Я уже ухожу, Лука…

– Ммм!

Она не желала меня отпускать, уткнувшись в шею и тяжело сопя. А я пытался понять, неужели можно до такой степени утянуть грудь?.. Может, я сошел с ума? Вдруг ошибаюсь? А если взять и поцеловать ее? Вот что она сделает?

– Лука! – раздался резкий окрик позади меня. – Немедленно оставь профессора в покое! Я запрещаю тебе с ним общаться!

Подоспевший Рыбальски силой отцепил от меня сына и держал его за руку, глядя на меня.

– Всего хорошего, фрон Рыбальски, – церемонно поклонился я ему. – И напоминаю, что мне нужны два приглашения. Два. Для меня и моей дамы. Дамы сердца.

Я смотрел на хозяина дома, но успел уловить злобную гримаску, пробежавшую по лицу Луки. Улыбка обожания превратилась в ревнивый оскал. Последние сомнения отпали. Передо мной стояла Хриз.

Глава 13. Хризокола

Я сдержала порыв вцепиться Кысею в морду и расцарапать ее в кровь. Какая еще дама сердца? Пихлер нет. Кто тогда? Розалинда? Пусть только попробует с ней заявиться, и я их!..

– Сынок! – Рыбальски вовремя поймал меня за шиворот. – Иди наверх. А вас, фрон профессор, я не смею больше задерживать.

Выражение лица инквизитора мне не понравилось. Этот гаденыш мечтательно улыбался!

– Ммм! – дернулась я за ним, но он еще шире расплылся в улыбке и направился к выходу. И даже не обернулся!

– Все, все… Иди, Лука, иди. Там для Лу посылку доставили. Отнеси сестренке. Она обрадуется.

Я цапнула сверток и затопала по лестнице. Меня трясло от ярости. Ворвавшись в комнату Луиджии, я скомандовала ей подъем.

– Вставай, клуша! Подарочек тебе принесла.

Пока заспанная девчонка приводила себя в порядок, я металась по комнате, не находя места. Инквизитор что-то задумал. Почему он так рвется на этот прием? Неужели Лешуа проговорился?

– Примеряй! – я вытащила из свертка заказанные для нее хрустальные туфельки и выскочила из комнаты, направляясь на кухню.

Под предлогом подготовки незабываемого ужина, достойного самого императора, Лешуа был приглашен Шарлоттой погостить у нас в доме. Все свободное время он проводил на кухне, экспериментируя с десертами и пытаясь понять подвох моей задумки. Но я была спокойна. Едва ли ему известны подробности хитроумного отравления гаяшимского посла Нам Ли, кроме того, этот вариант был запасным. Повар колдовал над гаяшимскими персиками, чей переспевший аромат был одновременно и соленым, и сладким, придавая неповторимый вкус любому блюду.

– Вы говорили инквизитору что-нибудь о предстоящем ужине? – с порога спросила я.

Лешуа даже не поднял головы.

– Упомянул, что на званом вечере собираюсь признать Алису своей дочерью, – он виртуозно извлек косточку из персика, ухитрившись не повредить нежную кожицу.

– Зачем? – напустилась я на повара. – Хотите все испортить?

– Мне показалось, что вам… – он выдавил на персик фигурную полоску из взбитых сливок и полюбовался на результат, – что вам будет приятно видеть господина Тиффано на приеме. Я не прав?

Мерзавец поднял на меня взгляд и безмятежно улыбнулся. Я скрипнула зубами, выхватила у него персик и раздавила его в руке.

– То же самое случится с вами, если что-то пойдет не так! – и вытерла ладонь о его чистенький фартук.

Луиджиа стояла перед зеркалом в роскошном наряде из белого атласа, прижимая к груди хрустальные туфельки. Их по моему заказу изготовили в гильдии стекольщиков под чутким руководством лучшего башмачника города. А платье для завтрашнего ужина было сшито у придворной модистки за бешеные деньги. К счастью, Джеймс ни в чем не отказывал своей любимой дочурке.

– Ну и как я в них буду ходить? – растерянно обернулась ко мне девушка. – Они ведь… такие хрупкие…

Ее лицо после сна было слегка опухшим. Я с тревогой оглядела пока еще тонкую фигурку девушки и покачала головой.

– А тебе никто не говорит в них ходить. Они для танца. И соблазнения. Женская ножка, особенно такая изящная и маленькая, как у тебя, сводит мужчин с ума. И этим надо пользоваться. Ты же опять не уступила императору?

Лу вспыхнула румянцем и закусила губу, виновато склонив голову и опустив плечи.

– Стой ровно! – прикрикнула я на нее. – Нет, чем дольше мужчина тебя добивается, тем ценнее и слаще для него победа, но это не твой случай. Ты не можешь позволить себе долго водить его за нос. Время поджимает.

Я обняла Лу за плечи, стоя позади и глядя на ее смущенное отражение в зеркале.

– Подумай о своих детках. Им нужен отец.

– Я не хочу обманывать императора, – выдавила из себя Лу. – Он такой добрый… щедрый… обходительный… и смотрит на меня с таким восхищением, что я чувствую себя… как… как…

– Как на вершине мира? – подсказала я ей. – Верно. Поэтому надо ловить момент. Хотя странно. Почему он до сих пор не попытался тебя хотя бы облапать? Может, у него слабость по мужской части?.. Только смотреть и может?

– Ну зачем вы такое говорите! Госпожа, а вы ведь не собираетесь… – она замялась, – не собираетесь причинить Его Величеству… вред?

Я прищурилась, рассматривая девчонку в упор и пытаясь понять, откуда ветер дует. Она еще больше смутилась, но упрямо не опустила взгляд.

– Просто скажите, пообещайте мне! – потребовала она.

Вместо ответа я отобрала у нее одну туфельку и подняла ее, разглядывая хрупкое изящество на свет. Каблук был острым и тонким, словно ножка бокала.

– Ты станцуешь танец огня и предложишь Его Величеству выпить из твоей туфельки вина… кроваво-терпкого, горячего и сладкого вина… чтобы император захмелел… И выпьешь сама… чтобы избавить от ненужной стыдливости… И тогда наконец все произойдет… я надеюсь.

– Вы хотите его отравить?!?

Я бросила туфельку на кровать и схватила девчонку за шиворот, притянув к себе.

– Это тебе Лешуа обо мне сказок успел наплести?

Она съежилась и кивнула.

– Он говорит, что вы задумали что-то недоброе.

– Конечно! – вызверилась я. – Я же чудовище! Чудовище, только и мечтающее сожрать кого-нибудь на завтрак! А ты знаешь, он прав! Я сожру! Сожру этого клятого инквизитора! Вот он у меня где будет! – я сунула девчонке под нос кулак. – Пусть только посмеет заявиться на ужин с этой дурой Розалиндой!

– Но она же все равно там будет… с родителями… – испуганно пролепетала Лу.

– Что? Это точно? Хм… Тогда для кого этот вышкребок требовал второе приглашение?

– Я не знаю! Госпожа, не увиливайте! Вы мне не ответили! Пообещайте, что не будете вредить императору!

Я села на кровать и похлопала садиться рядом. Лу настороженно подошла и присела на краешек.

– Пообещаю, если ты пообещаешь, что завтра наконец уступишь и отдашься Его Величеству.

– Я не… Я не могу!

– Тогда… – я растянулась на постели, задумчиво выводя хрустальным каблуком на потолке воображаемый символ священной бесконечности. – Тогда мне придется отправиться вместо тебя.

– Но…

– И самой отдаться императору… Нет, он хорош, спору нет, но я же так люблю инквизитора… – я прижала туфельку к груди и делано всхлипнула, краем глаза следя за Лу. – Но ради твоих деток…

– Не надо! – не выдержала она. – Вы опять все врете!

– Если бы ты только знала, как я устала… – пробормотала я и всхлипнула еще громче. – Вот что он со мной сделал? Я пыталась его забыть, сбежать от него, избавиться от любовного наваждения, но оно вот здесь!

Я дернула на себе рубашку и застонала, прижимая ладонь к груди, где пульсировал символ.

– Словно рыбка, пойманная на крючок… Мне удалось вырваться, но крючок остался, понимаешь? И тянет, тянет!.. Так больно, что сил нет терпеть!.. И даже гордости уже не осталось. Ведь стоит инквизитору пальцем поманить, и я приползу послушной собачонкой! Только он не зовет… Я ему не нужна.

– Хватит! Я вам не верю! Лешуа сказал, что вы и так с инквизитором!..

– Ах, Лешуа! – рассвирепела я, вытирая слезы. – Тогда знай! Я отправлюсь к императору вместо тебя и выколю ему глаза вот этим каблуком!..

Я поднесла острый каблук к лицу побледневшей девчонки.

– Выбирай! Твоя честь или жизнь императора!

– При чем здесь моя честь! – в отчаянии воскликнула Лу. – Ну правда, я не могу! Он мне нравится, очень нравится! Но я просто не могу! Мне страшно, как вы не понимаете!

– Выпьешь вина, и страх пройдет, – отрезала я.

– А в нем будет яд, да? – обреченно спросила она.

– Господи… да не будет там никакого яда. Обещаю. Просто капелька кошачьей травы, чтобы вспыхнуло любовное желание. Все, успокойся. Давай, примерь.

Девушка была похожа на хрупкую статуэтку изо льда, застывшую в облаке снежной метели из мирстеновских кружев. Я любовалась ее изящной ножкой в хрустальном башмачке со смешанными чувствами. Меня тревожили джасалы императора. Я вообще не понимала, как Его Величество мог окружить себя этими живыми мертвецами и доверить им охрану. Джасал был недолговечной безвольной игрушкой, в которую превращался приговоренный к смерти после недели под палящим солнцем пустыни Нам'Ри, закопанный по шею в песок, без воды и еды. Человек попросту выживал из ума и становился послушным животным без чувств и собственной воли. Правда, и жил недолго. Хотя во дворце восточного хана ходили слухи о странных джасалах-долгожителях в оазисе Антарк, чьи жизни питались шипящими облаками… Впрочем, пустыня граничила с Мертвыми землями, так что все могло быть. Ладно, завтра ночью все и проверим. В конце концов, если мой план не сработает, всегда есть запасной вариант.

– Посмотри, какая ты красавица, – ласково произнесла я, обнимая Лу за плечи. – Кстати, обязательно надень подарок императора. Приколи брошь к плащу и иди с гордо поднятой головой, чтоб все видели новую возлюбленную Его Величества.

И чтобы тебя запомнили джасалы…

– Ничего не бойся, Лу, – продолжала я вкрадчиво вещать у нее над ухом. – Вино растворит все твои страхи без остатка. Это же знаменитое "Жаунеску" из виноградников Кльечи. Может быть, последняя бутылка… Я клянусь тебе, там нет яда.

Зато есть кошачья трава. Совсем немного, чтобы не вызвать подозрений у слуг, которые будут пробовать вино на предмет яда, но достаточно, чтобы император воспылал желанием. И чтобы после любовных утех уснул крепким сном…

– Будь смелее и уступи императору, девочка, – шептала я ей. – Будь с ним ласкова, и тогда он будет нежен и щедр с тобой. И не забудь ненароком оставить в его покоях брошь…

– Зачем?

– Как напоминание о себе. Чтобы Его Величество захотел вернуть ее и вновь увидеть тебя…

И чтобы у меня был повод вернуться в его покои сразу после твоего ухода в таком же плаще и такой же маске…

– И не только увидеть, но и вновь разделить с тобой ложе…

Лу вспыхнула до корней волос, но все-таки упрямо переспросила:

– Так ему ничего не угрожает?

– Солнышко, сама подумай, ну что ему может угрожать?

Кроме, разумеется, укола в ухо крошечной иглой, смоченной в вытяжке из бобов клещевины. Ее яд начнет действовать примерно через двенадцать часов, проявляясь в лихорадке, тошноте и кровавом поносе, а закончится смертью…

– Не увиливайте! – топнула ногой Лу. – Поклянитесь, что не причините вреда Его Величеству!

Я тяжело вздохнула и покачала головой. Упорная зараза.

– Почему все так и норовят стребовать с меня обещание? Ты хоть знаешь, что я уже пообещала Лешуа? Да-да, тому самому, который гадости про меня рассказывает. Так ты его спроси, спроси. А потом требуй что-то. Соплячка.

Я щелкнула ее по носу и ушла. За топором.

После грозы в саду царила влажная духота. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никого поблизости нет, я скользнула в холодную сырость семейного склепа Рыбальски. Внутри было темно и тихо. Я сдернула парик и очки, распустила волосы и накинула на плечи плащ. Топор в руке придавал приятную уверенность, а бурлящая ярость из-за выходки Кысея требовала выхода. Сейчас кто-то заплатит по его счетам.

– Ну что? Говорить будем? – спросила я в обманчивую пустоту склепа и сдвинула тяжелую крышку саркофага.

Оттуда на меня смотрел похищенный. Связанный часовщик был бледен и даже не скандалил, как в прошлые разы. Впрочем, скандалить и не мог – во рту у него торчал кляп. Я выдернула его и повторила вопрос.

– Тик-ток, – прошелестел он из каменной могилы. – Тик-ток. Время уходит. Твое время уходит.

– Вот как? Теперь мы перешли к угрозам, мастер Гральфильхе? – покачала я головой и вытянула его за шкирку из гроба. – Все никак не поймешь, кто перед тобой?

Усадив часовщика в угол, я зажгла светильник.

– У тебя есть тень, – заулыбался он, глядя на пол позади меня. – Но скоро она тебя догонит.

– Но еще раньше я догоню "Кровь".

Он едва заметно вздрогнул и нахмурился. Пляшущее в отблесках света безумие колебалось и дрожало тенями на мраморных надгробиях давно почивших негодяев. Я взяла в руки топор.

– Тебе не остановить время… – покачал головой часовщик. – Даже если убьешь меня…

– Да кому ты нужен…

Я сняла с шеи украденный у Рыбальски ключ и вставила его в знакомое углубление на мраморном надгробии. С негромким щелчком каменные плиты разъехались в сторону. Алый свет ущербного рубина залил все пространство склепа. Часовщик побледнел. Тяжело сглотнул. Покрылся испариной. Открыл рот. Выпучил глаза. Дернулся вперед. У него был взгляд опиумного курильщика, унюхавшего вожделенную отраву. Я занесла топор над рубином.

– Нет! – вскрикнул безумец, мелко дрожа. – Не смей!

– А то что?

– Нельзя! Ты не понимаешь! Ты все нарушишь!

– Что нарушу?

– Связь. Связь времен. Нельзя.

– А если это именно то, чего я хочу? Если я хочу нарушить связь времен?

– Нельзя играть со временем! Нельзя! – заладил он. – Ты все уничтожишь! Пространство и время связаны! Ты уничтожишь всех нас!

– Правда? – обрадовалась я, лезвием топора царапнув с характерным звуком кровавую гладь рубина. – Так это же прекрасно. Пусть весь мир сгинет в бездне безумия вместе со мной. Чего еще желать Шестой?

– Не надо… пожалуйста… не надо, – бессвязно бормотал он, яростно извиваясь в путах. – Я повернул время вспять… Тогда… двадцать лет тому… Только что!.. Послезавтра на рассвете… Полночь стала полднем! Я спас "Кровь"! Но свет пространства исказился, понимаешь? Наложился! Потому что времени нет! Есть только свет и множество теней! Наш мир и его бесконечные отражения во тьме!..

– Да ты философ… – протянула я, внутренне содрогнувшись от ледяного холода.

– И я получил совершенное отражение "Крови"!.. Разве ты не слышишь, как бьется ее сердце? Прислушайся!

– Чье сердце? Ежении?

– Да нет же! Глупая девка! Она занимала чужое место во времени! Тени приближаются!.. Прислушайся! Из-за них мои часы отстают!..

И я услышала. Услышала стук собственного сердца. Звуки отдалились. Черные воды Грембела разверзли ледяную пасть и вновь сомкнулись над шестилетней вояжной. Я тонула, провалившись под лед на озере, куда мне запрещали ходить, но куда я все равно упрямо сбегала и каталась на коньках, рассекая по бескрайнему простору и представляя себя свободной птицей. Обжигающий холод сковал движения, тяжелая шубка тянула на дно. Я барахталась в полынье и еще больше уходила под воду. Легкие взорвались. Мир остекленел у меня над головой. Ледяная корка разделила жизнь и смерть, только густые хлопья снега заносили мой ледяной саван. Сердце остановилось. Я умерла. Тогда, двадцать лет назад, я утонула! Меня нет, нет Хризоколы Ланстикун. Ее трупик покоится на дне забытого богом и людьми озера. А я всего лишь ее отражение, пришедшее из бездны… тень… никто… Одна шестая от Шестой… Одна шестая одной шестой от Шестой… Одна шестая одной шестой в бесконечности дробей Шестой… Бесконечная тьма…

Я обрушила топор на рубин. Дикий крик часовщика утонул вместе со мной. Лед сомкнулся и брызнул. Я крушила и рубила ненавистный алый свет, рубиновые искры обжигали мне лицо, смешиваясь с ледяной крошкой.

Я хочу жить! Удар и еще удар! Даже если весь мир сгинет! В кровавом пламени! Не будет мира! Будут только мои отражения! Буду я! Я! Кем бы я ни была! Одной шестой! Или шестой деленной на бесконечность! Но я была! Я есть! И я буду!

Я очнулась в кромешной тьме. На одно ужасное мгновение показалось, что меня не стало, что я опять умерла. Тьма забвения. Но потом до меня донеслось тихое хихиканье. Я нащупала ледяной мрамор пола и осторожно поднялась на ноги. Глаза постепенно привыкли ко мраку склепа. Часовщик сидел в углу и раскачивался, хихикая цокающим смехом, как будто отмеряя секунды моей жизни.