Текст книги "Танец над вечностью (СИ)"
Автор книги: Маргарита Дорогожицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)
Я удовлетворенно кивнула и присела на кровать рядом с Лу, рассеянно гладя девушку. Она зарылась под подушку и ревела.
– Какая милая парочка, а? У одной маменька – убийца, у второго папочка – каторжник… Да они просто созданы друг для друга!
– Замолчи. Ты должна придумать, как избежать этой дуэли, или я сам выступлю вместо Сигизмунда. Даже если он не мой сын, я не дам его убить. Воевода совсем одурел, его просить бесполезно.
– Выступай. Мне все равно. Я не нанималась спасать весь мир.
– Госпожа, – вылезла из-под под подушки заплаканная Лу, – но это же вы подстроили…
Я отвесила ей подзатыльник, но было поздно.
– Что подстроила? – вскинулся Ёжик. – Фальшивое письмо? Ну конечно! Кто еще способен на подобную пакость! Ах ты дрянь! Учти, если не придумаешь, как спасти Сига, я отправлюсь к твоему инквизитору и…
– Ну вперед, сдай меня, только мне терять нечего, а ты следом пойдешь… – завелась я.
– Дядя, пожалуйста, хватит!
– Госпожа, не надо, не ссорьтесь!
Лу вцепилась в Ёжика, а Тень в меня, удерживая от рукоприкладства. Я медленно разжала кулак и оттолкнула служанку.
– Больше никогда не смей мне угрожать, – тихо процедила я Ёжику. – Я буду делать то, что сочту нужным. Но, так и быть, дам бесплатный совет. Лу может отправиться к Сигу и признаться, что это она подделала то письмо. Счастливое примирение влюбленной парочки, принесенные извинения воеводе, и конфликт исчерпан!
– Но я этого не делала! – возмутилась девчонка. – Почему я должна…
– А кто должен? Я? Мне пойти и открыть Сигу всю правду? Про то, кто его отец, кто его возлюбленная, кто я, в конце концов?
– Господи, как же все запуталось, – пробормотала Тень и нервно поправила очки, постоянно сползающие на переносицу. – Лу, солнышко, это единственный выход. А ты не волнуйся, потом Алиса узнает правду, вы помиритесь и…
Лу покачнулась и осела на кровать. По ее щекам текли слезы. Служанка бросилась к девчонке, обнимая и утешая. Ёжик осторожно присел рядом на корточки с Лу и просительно заглянул ей в лицо, не говоря ни слова.
– Хорошо, дядя, – вымучено кивнула она ему. – Я все сделаю ради тебя. Только не оставляй меня…
– Вот и молодец, девочка, – Тень обеспокоенно приложила ладонь к ее лбу. – Что-то ты мне не нравишься. Совсем ничего не ешь, никак заболела. Опять тошнит?
Опять? Я застыла на полдороге к двери. Время остановилось, а потом разлетелось осколками страшной догадки. Я медленно повернулась к Лу. Только не это, господи Единый… Я отшвырнула от нее Ёжика, так что он удивленно крякнул, вздернула девчонку на ноги и уставилась ей в глаза.
– Ах, тебя опять тошнит? Когда в последний раз была женская кровь? Отвечай!
Зеркало жалобно мявкнуло и разлетелось осколками. Они противно хрустели под ногами, пока я в бешенстве металась по комнате. Тень обнимала Лу и укачивала ее на руках, потерянно лепеча:
– Госпожа, но может быть обойдется… еще ведь неизвестно…
– Что тебе неизвестно, дура? – набросилась я на служанку. – Куда ты вообще смотрела! У нее задержка, тошнит по утрам, вчера в обморок грохнулась! Подождем, пока пузо вырастет? Господи, да вы все сговорились сегодня, что ли? Твари! Ненавижу!
Я вытащила письмо от Дылды и изорвала его в мелкие клочки. Тетушка Хриз вам понянчит племянника, как же! Придурок! В бессильной злости я топтала разбросанные клочья бумаги, но перед глазами все равно стояла самодовольно улыбающаяся княжна, поглаживая огромный живот, а рядом с ней счастливый Антон… Забыть! Выкинуть из головы! Их нет! И меня нет! Пустоцвет! Ненавижу!
– А ты! – обернулась я к Лу. – Ты избавишься от ребенка.
– Да вы что, госпожа! – ужаснулась Тень. – Как можно!
– Как? Я тебе расскажу, как! Срок – месяц с небольшим, значит, обойдемся малой кровью. Сегодня же достану настойку спорыньи, чтобы вызвать выкидыш.
– Нельзя убивать дите невинное!..
– Заткнись! Какое невинное? От того ублюдка, который и не человек вовсе, быть может? Зачатого в насилии выродка ты собралась спасать? А уж во что он мог превратиться в ее чреве после купания в колдовском эликсире я даже думать не хочу!
– В каком еще колдовском эликсире? – нахмурился Ёжик, загораживая от меня Лу, которая беззвучно рыдала на кровати, подобрав ноги и затыкая рот одеялом.
– В каком? Да в том самом, который твои колени излечил! Или ты поверил в эту сказочку про чудотворную реликвию святой?
– Госпожа! – неожиданно твердо возразила служанка, вставая рядом с воякой плечом к плечу. – Чудо новой жизни – это милость Единого, божий дар, неподвластный ни человеку, ни колдуну, ни демону. Искупление тех ужасов, которые случились… Ребенок ни в чем не виноват. Нельзя его убивать.
– Можно и нужно! Ты посмотри на меня, внимательно посмотри! – я стукнула себя кулаком в грудь, брызжа слюной. – Вот что получается, если вовремя не удавить в утробе чудовище! Если бы моя мать не была овцой дрожащей, если бы задушила проклятое отродье пуповиной, знаешь, сколько бы людей осталось в живых, а? А ты подумай, подумай хорошенько, скольких еще я утоплю в крови!
Сделалось очень тихо.
– Зачем вы так! Если бы не вы, меня бы тоже не было в живых!.. – навзрыд выкрикнула Лу в пустоту.
У меня вдруг закончилось дыхание, исчезли силы. Я сползла на пол рядом с кроватью, прислонилась к ней и прикрыла глаза.
– Если бы не я, то возможно и Вырезателей бы тоже не было… – безжизненно пробормотала я. – Антон как-то сказал, что где бы я ни появлялась, обязательно нахожу колдовство на свою голову. Иногда мне кажется, что я и есть его источник…
– Что вы такое говорите, госпожа? Ну вспомните ту грибную колдунью! Она ж бог знает сколько лет губила детей, а вот вы появились и уничтожили ее. Подумайте, скольких вы спасли! А потом? Евочка, вы ее помните? А тех детишек из приюта? А мальчика ▵орана? Не губите невинную жизнь…
Служанка замолчала, но я не открывала глаз. Мне сделалось все равно. К демону всех, пусть делают, что хотят. Безразличие опустилось на меня тяжелым одеялом, хотелось завернуться в него, уснуть и никогда не просыпаться. Я словно выгорела и осыпалась безжизненным пеплом.
– Я сам поговорю с воеводой, – тяжело проронил Ёжик. – Заставлю признать Лу, но ребенок…
Раздался стук в дверь, а следом голос инквизитора:
– Луиджиа, вы здесь? Можно войти?
Я даже не пошевелилась. И его тоже к демону.
– Господи! Что делать? Что делать?
Торопливо вытерев слезы, Лу встрепенулась и принялась меня тормошить, обжигая ухо горячим шепотом, потом стала лихорадочно натягивать на меня парик и очки.
– Я не одета! Не входите! – крикнула она.
Служанка в отчаянии заметалась по комнате и уселась на кровати, повернувшись ко входу спиной и сгорбившись. Ёжик бросился к двери и распахнул ее, загораживая собой проход.
– Что вам надо? Убирайтесь!
Я приоткрыла глаза, недовольно мазнув взглядом по небритой роже, выглядывающей из-за плеча вояки. Чтоб ты сгинул, злыдень! Тень сидела ни жива ни мертва, застыв каменным изваянием.
– Господи, Лука, вот ты где! – обрадовался Кысей и тут же нахмурился, заметив мою распухшую губу. – Что с ним случилось? Кто его ударил?!?
– Убирайтесь, сказал! Не видите, у Лу лекарь!
Тень еще сильнее сгорбилась.
– Что-то случилось? Вы заболели? – инквизитор пер вперед с упорством барана.
– Пожалуйста, – пискнула Лу, натягивая одеяло и выставляя вперед ладонь. – Не подходите! Я раздета! Забирайте Луку и уходите!
– Эмм… простите… – Кысей ненадолго смутился и замер в нерешительности. – Просто Лука исчез, я волновался…
– Он боится грозы, я забыла вам сказать. Вчера ночью он прибежал перепуганный и… Забирайте его и уходите! Пока воевода Даугав опять его не побил…
– Так это он? Как он посмел поднять на него руку! – скрипнув зубами, инквизитор подошел ко мне и взял за руку. – Пошли, Лука! Я не дам тебя в обиду.
Служанка старательно отворачивалась от незваного гостя, поправляя очки. Я не двинулась с места.
– Пошли, не бойся!
Инквизитор потащил меня за собой, я вяло сопротивлялась. За что мне эта пытка? Видеть и не сметь сделать с ним то, что хочу… Не пойду! Я уперлась ногами и замычала. Кысей остановился и обернулся к Лу.
– Кстати, а чего еще он боится? Хотелось бы сразу знать все.
На лестнице я вцепилась в деревянные перила и наотрез отказалась идти дальше, жалобно мыча. Инквизитор попытался меня отцепить, но я только плотнее обвила прутья, плюхнувшись на ступеньки и спрятав лицо в коленях. Кысей потоптался, потом уселся рядом.
– Лука, не бойся, я смогу тебя защитить, обещаю.
Он тронул меня за плечо, и я недовольно дернулась, сжимаясь плотнее в клубок. Пусть убирается, защитник клятый! Катится подальше! Надоел! Инквизитор тяжело вздохнул.
– Прости меня, я заснул так крепко, что даже не слышал грозы. Привратник сказал, что ты вылетел из гостиницы прямо под дождь, на тебе лица не было… Ты сильно испугался, да?..
Привратник меня видел? Я ничего не помнила.
– … а меня не было рядом, чтобы успокоить. Обещаю, больше это не повторится. Я с тебя глаз не спущу. Не волнуйся. А теперь пошли.
Инквизитор встал и попытался поднять меня под локоть, но не преуспел. Больше всего мне хотелось столкнуть мерзавца с лестницы, чтобы он сломал себе шею и навсегда исчез из моей жизни.
– Лука, у меня много дел! Хватит упрямиться! Пошли!
Острая боль обожгла ухо. Паскудник схватил меня за ухо и потащил за собой под улюлюканье подвыпивших завсегдатаев таверны.
Я брыкалась и громко мычала, но инквизитор даже бровью не повел, запихнув меня в экипаж и ввалившись следом. Велев извозчику трогать, он повернулся ко мне. Я забилась в угол, дрожа от злости. Еще чуть-чуть, и исчезнут последние ошметки самообладания, после чего я вцеплюсь этому мерзавцу в лицо, выцарапаю глаза, переломаю руки и ноги, а потом… потом отымею прямо в экипаже. Кысей тяжело вздохнул и погладил меня по голове. Я закусила губу, уговаривая себя потерпеть.
– Ты молодец, Лука, – неожиданно похвалил он. – Умылся и даже волосы расчесал. Я тобой очень доволен. Сейчас по дороге заглянем в лавку готового платья и купим тебе обновки. Тебе понравится. Ты же не боишься портных?
Да он просто издевается! Инквизитор взъерошил мне волосы, а потом виновато сказал:
– Прости за ухо. Обещаю, если будешь себя хорошо вести, больше так делать не бу… – он осекся, проведя пальцем по мочке. – У тебя проколоты уши?..
Отчаянная решимость овладела мной. Все, довольно этого нелепого цирка. Инквизитор развернул меня к себе за плечи и отвел волосы, чтобы проверить второе ухо. Я облизнула губы, тяжело дыша. Серый сюртук из дорогой шерсти безупречно сидел на Кысее, но меня больше интересовало то, что под ним. Сейчас эта тщательно выглаженная стрелка на брюках будет смята моей рукой, когда я…
– Хотя да… Чему я удивляюсь, – пробормотал инквизитор, похлопав меня по плечу. – Ты же родился в семье циркача. Не помню, у твоей сестры уши проколоты? О, приехали. Лавка портного.
Он распахнул дверцу экипажа и вылез наружу, а я в бессильной ярости царапнула сиденье. Отымею! Оприходую по самое не балуй, и никто меня не остановит. Решено. Шуточки кончились. План в голове возник так ясно и зримо, что я зажмурилась.
– Лука, пошли! – позвал он. – Не заставляй меня применять силу.
Угу, я тоже применю силу, и не только для того, чтобы побрить…
Глава 10. Профессор Тиффано
Я оставил Луку на растерзание портному, велев тому не скупиться и одеть мальчишку по последней моде. Из-за воеводы придется таскать слугу с собой повсюду, поэтому нормальный костюм ему не помешает. Надо было еще придумать что-то с очками, тогда Лука примет вполне приличный вид. Хотя бритым ему было бы все-таки лучше.
Я провел ладонью по затылку, с неудовольствием ощущая отросший ежик волос. Нет, это все может подождать, в отличие от Пихлер, которая даже в монастыре продолжала терять в весе. Правда, она похудела всего лишь на два паунда за последние двое суток, но все равно, мне стоило поспешить с дознанием. Решительно толкнув двери в лавку часовых дел мастера, я очутился внутри.
– Доброе утро, мастер Гральфильхе.
Часовщик неохотно оторвался от мудреного механизма, над которым колдовал, и взглянул на меня.
– Ох, это вы, фрон профессор, – искренне обрадовался он. – Проходите! Ваш заказ готов.
– Какой заказ? – недоуменно нахмурился я, а потом сообразил. – Неужели вы все-таки сделали часы для… нее?
– Да, – мечтательно улыбнулся мастер, крутанулся на стуле и ловко вытащил длинный ящик из ряда других на полке. – Я долго над ними бился, но мне удалось. Я поймал свет и тень, обращенные точно друг против друга. То, что надо. Держите.
Мастер довольно сложил руки на округлом брюшке и откинулся на стуле, наблюдая за моим изумлением. Сначала мне показалось, что на красном бархате струится жидкая тьма, сплетаясь осколками в бесконечность и подмигивая кровавыми звездами. Я сморгнул, вглядываясь внимательно, и наваждение пропало. Стало ясно, что браслет сделан из черного оникса, отполированного и искусно вправленного в золото. Корпус часового механизма был врезан прямо в камень, отчего и создавалось впечатление, что оникс дышит и течет, вспыхивая и потухая рубиновыми каплями-шестеренками. Циферблата и стрелок как таковых не было.
Я поднял взгляд на часовщика.
– А как увидеть?..
– Время? А его нет. Как нет света без тьмы, – загадочно произнес он.
– Наоборот, – поправил я. – Тьма есть отсутствие света.
– Обратное тоже справедливо. Свет есть отсутствие тьмы, – хитро подмигнул мастер Гральфильхе. – Но не волнуйтесь. Свет, как и время, можно увидеть. Смотрите.
Он подцепил полоску тьмы и замкнул ее в бесконечность. Крошечные алые искры вспыхнули, пришли в движение и сложились в звездный узор времени, в центре которого возникло два лепестка света.
– Вы знаете, что наше сердце отсчитывает в среднем шестьдесят ударов в минуту? Вдумайтесь, фрон профессор. Самый совершенный хронометр уже создан Единым. Тик-ток наших сознаний определяет течение времени. Но оно неравномерно, увы… В скуке минуты кажутся часами, а в страсти они пролетают мгновеньями. Но мне удалось решить и эту задачу. Я создал самые точные часы для вашей возлюбленной, в которых тень гоняется за светом, чтобы, догнав, пуститься от него прочь. Держите.
Он разомкнул браслет, и механизм замер, едва слышно продолжая отсчитывать неумолимый ход времени. Меня вдруг окатило ужасом от того, что с каждым оборотом шестеренок утекают в бесконечность остатки души Хриз. Я должен спешить… найти ее… пока не поздно…
– Я… не могу взять их, простите, – с трудом выговорил я, осторожно положив часы обратно в ящичек. – Потому что не смогу подарить их той, для которой… Неважно! Я пришел не за этим.
Решительно мотнув головой, я полез в карман и достал свои часы.
– Простите, что был так неосторожен, но я сломал их. Неудачно… упал с лошади. Их можно починить?
Часовщик задумчиво поправил съехавшие на переносицу круглые очечки и кивнул.
– Оставьте, – коротко ответил он и отвернулся, возвращаясь к работе.
Он был явно обижен моим отказом.
– Простите меня, мастер, – покаянно произнес я. – Вы создали шедевр, а я не могу его принять. Правда, не могу. Не сердитесь, прошу вас.
Гральфильхе молча продолжал ковыряться в механизме. Я тяжело вздохнул.
– Мне жаль, но я должен спросить вас еще кое о чем. Рубины. Почему Часовой корпус ввел запрет на их торговлю?
Мастер пожал плечами и, не оборачиваясь, равнодушно произнес:
– Потому что их не хватает.
– Для чего?
– Для имперского хронометра.
Я нахмурился.
– Если я правильно понимаю, рубины используются только в цапфах и анкерном механизме? Используются из-за прочности и способности выдержать нагрузку часового хода? Ну хорошо, пусть они идут еще на украшения. И сколько же камней нужно на хронометр? Почему их не хватает? И почему, демон раздери, имперский Часовой корпус устанавливает правила на территории княжества, как у себя дома?
– Потому что свет, – невпопад ответил часовщик, надвигая увеличительное стекло на глаз и склоняясь над развороченным нутром механизма. – Но они его не получат. Я не позволю.
– Свет? Не понимаю. Какой свет?
– Потерянный. Они никогда его не найдут, – хихикнул мастер, вновь приходя в отличное расположение духа, и тихо напел: – Ни-ког-да!
Сумасшествие часовщика уже не вызывало у меня сомнений. Но причастен ли он к исчезновению девушек? Какой у него мотив?
– А Рыбальски? Он найдет свет? – выстрелил я наугад.
– Это он! – вдруг разволновался мастер, роняя инструмент. – Это он ее погубил! Погубил чистейшую кровь!
– Ежению? Вы ее имеете в виду?
– Не хочу ничего слышать об этой глупой девке! Убирайтесь! Разбить кровь! Как он мог!..
Больше мне ничего не удалось добиться. Гральфильхе замкнулся, бормоча себе под нос какую-то нелепицу про вскипающее время и потерянный свет. Я ушел от него в глубокой задумчивости.
– Фрон профессор доволен? – лукаво улыбнулся портной и подмигнул насупившемуся Луке.
Тот похорошел, сменив неряшливую просторную рубаху и плохо подпоясанные, вечно сползающие штаны на строгую становую сукманку с широким поясом, немного похожую на форменную одежду студиоза. Общее впечатление портили уродливые очки и распухшая губа, которые придавали облику мальчишки некоторую воинственность.
– Прекрасно, мне нравится, – кивнул я. – Лука, не горбись.
Слуга недовольно мукнул что-то себе под нос, яростно воюя с тугим стоячим воротничком в попытках ослабить его накрахмаленную хватку. Я подошел к Луке и смахнул невидимую ворсинку с плеча. Мною овладела странная гордость за мальчишку. Я развернул его к зеркалу и сказал:
– Посмотри, какой ты стал красивый. Нравится?
Он опустил руки и медленно кивнул, расползаясь в улыбке, которая почему-то показалась мне голодным оскалом хищника. В животе позорно забурчало.
– Точно! – вспомнил я и хлопнул мальчишку по плечу. – Лука, ты же тоже, наверное, ничего не ел с утра? Пошли, позавтракаем в Стеклянной галерее. И помни, за столом вести себя прилично, не чавкать, в скатерть не сморкаться, в носу не ковыряться…
Я сглотнул голодную слюну. Нам принесли дрожащую яичницу на большом поджаренном ломте белого хлеба, перевитую ароматными полосками ветчины с сыром и посыпанную рубленной ранней зеленью.
– Спокойно, Лука, – сказал я больше себе, чем кислому спутнику. – Мы же с тобой воспитанные люди, верно? Мы не будем набрасываться на еду, а аккуратно порежем ее кусочками, вот так…
– Простите, вы профессор Тиффано? – возле нашего стола возник древний старик в поношенном сюртуке и старомодной шляпе.
– Да, – ответил я, неохотно откладывая вилку с ножом. – Простите, а вы?..
– Профессор Бринвальц, – улыбнулся тот и отодвинул стул. – Не возражаете, если присоединюсь к вашей трапезе?
Повинуясь властному жесту старика, хозяин "Золотой розы" поспешил лично подать еще один завтрак для постоянного посетителя.
– Поглумиться и до смерти забить калеку? Жестоко? Да, безусловно. Но почему? Откуда берется жестокость в людях? А я вам скажу. Она порождается примером. Чужим, запретным, подслушанным, разнесенным слухами, как чумой. И вот уже зло становится обыденностью. Сначала люди представляют и ужасаются, сокрушаются, сочувствуют, а потом… привыкают. Но не забывают! В этом-то и суть. Зло остается в нашем сознании, словно отложенное послание, которое в любой момент может дойти до адресата. Поэтому я целиком согласен с Орденом Пяти, – триумфально закончил профессор, – хотя и не всегда одобряю их методы.
Чудом сберегшиеся редкие волосинки на его голой черепушке торчали дыбом, отчего в солнечных лучах голова профессора казалась несколько обтрепанным одуванчиком. Бринвальц, несмотря на свои лета, сохранил удивительную ясность ума и живость речи.
– Позволю себе не согласиться, – ответил я. – Да, я понимаю политику замалчивания, когда речь идет о страшных преступлениях против веры, которые могут вселить в людей ужас перед колдовством и тем самым сделать их уязвимыми. Но я решительно не понимаю, зачем Ордену скрывать изобретения, которые, наоборот, могут сделать человека сильнее. Например, открытия моего отца…
Лука шумно втянул воздух и наморщил нос, и я предупреждающее погрозил ему пальцем, протягивая платок под столом.
– Ох, молодой человек, – профессор качнул головой. – Когда я смотрю на всю эту мышиную возню, мне становится и грустно, и смешно. Ну куда, простите, со свиным рылом да в калашный ряд? Куда нам лезть в тайны бытия, если в себе не можем разобраться? Допустим, ваш отец обнародовал бы свое изобретение… Чего он там изобрел? – нетерпеливо щелкнул пальцами старик.
– Корабельный хронометр, с помощью которого можно точно измерять долготу в дальних плаваниях.
– Вот! – чрезвычайно воодушевился профессор. – А зачем? Зачем это людям, вы подумали?
– Что значит зачем? – оторопел я. – Чтобы открыть дальние земли, чтобы заглянуть за горизонт, чтобы узнать мир!
– Мир он узнавать собрался, тоже мне, – фыркнул профессор и постучал себя по виску. – Тут познай сначала.
– Да вы хоть знаете, сколько кораблей погибло, потерявшись в штормах? Не найдя дорогу? Без надежной навигации? Это лучше, по-вашему? Иметь то, что могло им помочь, и скрывать? Потому что эти несчастные, как вы выражаетесь, – я тоже постучал себя по виску, оттолкнув Луку, который расчихался, – только потому что они недостаточно себя познали?
– Не горячитесь, молодой человек, – снисходительно произнес профессор. – Лучше подумайте, сколько могло бы погибнуть? И сколько гибнет уже сейчас, потому что князь, несмотря на все запреты Святого Престола, все-таки отправил экспедицию в Дальний свет? А теперь его корабли везут оттуда награбленное, в том числе и живой товар. Людьми всегда движет корысть и жажда власти, а вовсе не расширение каких-то там горизонтов. Новые земли – новые источники влияния, за которые непременно начнется война. Вот чего Орден Пяти пытается избежать любой ценой. Любой!
– Ммм! – согласно шмыгнул носом Лука, и мне сделалось вдвойне обидней.
– И поэтому Винден все больше и больше смотрит в сторону запада? В империи лучше? Разве имперцы не делают тоже самое? Разве не отхватывают кусок за куском от княжеских земель? И заметьте, для этого им не нужны чьи-либо изобретения! Объясните, куда смотрит Святой Престол? Вы знаете, например, что Часовой корпус запретил торговлю рубинами, чтобы создать собственный, имперский хронометр? Почему империя хозяйничает здесь без зазрения совести? – не выдержал я.
– Ха!.. – пренебрежительно махнул рукой профессор. – Хронометр – это для отвода глаз. Но ничего у них не получится. Божественный свет они не увидят. Пусть забавляются.
– Божественный свет? О чем вы? Я слышал от мастера Гральфильхе о потерянном свете, но решил, что он немного не в себе.
– О, так вы не знаете этой легенды? – обрадовался старик и потер ладони в предвкушении благодарного слушателя. – Ну да, вы же приезжий. Согласно здешним летописям, в великой битве Пятерых против Шестого…
Я вздрогнул и крепко сцепил пальцы, чтобы унять волнение. Лука сидел, открыв рот и забыв улыбаться.
– … им помогла искра божественного света, ниспосланная Единым. Ее алый всполох ослепил отступника, упал он с небес на грешную землю и не смог больше поднять головы, обратившись в тлен. А отцы-основатели спрятали частицу божественной сути, ибо силы она была неимоверной, да так хорошо спрятали, что и сами потом забыли, где, – рассмеялся профессор и покачал головой. – Но этим имперским умникам втемяшилось, что они смогут сами создать божественный свет. Дурни!
– А почему часовщик говорил, что он не позволит им найти свет? Он что-то знает?
– Я вас умоляю, мастер Гральфильхе талантлив, никто не спорит, но чудаковат без меры. Это еще мягко говоря.
– Вы его хорошо знаете? Он всегда был таким?
Лука чихнул так оглушительно, что задрожали столовые приборы на столе. Я поморщился и отодвинулся от мальчишки.
– Я, молодой человек, родился в этом городе и знаю его обитателей лучше их самих. А Жука – ровесник моей младшей дочки, он и подростком был немного не от мира сего.
– А кого он имел в виду, когда упомянул, что Рыбальски погубил невинную кровь? Ежению? Или кого-то другого? – осторожно спросил я.
– Не кого-то, а что-то, – поправил профессор. – Разумеется, эту историю вы тоже не знаете. Но я вам расскажу. Рыбальски…
– Аппхчи!
– Лука! Господи, да что с тобой! – возмутился я и осекся.
У мальчишки был совершенно несчастный вид. Он виновато уткнулся носом в мой платок и засопел.
– … так вот, Рыбальски совершил ужасную вещь. Он украл у отца "Кровь"…
– Кровь? – переспросил я, уже догадываясь, о чем идет речь.
– Да, фамильный камень. Рубин невероятной чистоты и размеров…
– Я видел кольцо с ним, он не такой уж большой… – я прикусил язык, но старик не придал значения моей оговорке.
– Вы видели то, что осталось от "Крови". Этот прыщавый юнец варварски расколол камень, чтобы огранить один из осколков для этой… как ее? – старик щелкнул пальцами.
– Ежении, – подсказал я.
– Вот именно, Ежении. За что, собственно говоря, и был бит отцом, да только поздно. Камень уже было не вернуть.
– А почему Гральфильхе так переживал по этому поводу? Ему-то какое дело до семейных драгоценностей Рыбальски?
– О да, про это вы тоже не знаете!.. – старый сплетник аж подпрыгнул на стуле от возбуждения и устремил костлявый палец на ратушные часы. – Видите их? Это первая работа Гральфильхе. По поручению магистрата. Часовщик хотел выкупить камень у Рыбальски, чтобы сделать конструкцию часов какой-то особенной, но разумеется, никто не собирался продавать ему "Кровь". А потом уже и нечего было продавать. Ух, как старший Рыбальски лютовал!..
– И вы, конечно же, знаете, – перебил я старика, – кто из ювелиров сделал то злополучное кольцо?
Мне с трудом удалось распрощаться со словоохотливым профессором, который был полон нравоучительных и странных историй о городе и жаждал ими поделиться. Тут меня невольно спас Лука, который сильно расчихался и рассопливился. Я даже забеспокоился, что он мог простыть под вчерашним дождем. Пообещав Бринвальцу, что непременно загляну к нему в гости, я раскланялся со стариком и отвел мальчишку в гостиницу, проследив, чтобы он лег в постель. После я закрыл его в номере, строго приказав привратнику никого к нему не впускать, особенно воеводу, а сам отправился в ювелирную лавку.
Здесь меня ждало разочарование. Старый мастер, который в свое время взялся за огранку осколков "Крови", умер пять лет назад, а его старший сын знал об этой истории лишь в общих чертах. Правда, он вспомнил интересную подробность. Оказывается, Ежения приходила в ювелирную лавку, чтобы выбрать перстень для… Джеймса. Я и не сообразил, что обручальное кольцо с рубином имело пару. Тогда где же второе? А еще меня до крайности заинтересовал тот факт, что Ежения приходила в лавку не одна…
– Она опять пришла, – с легким оттенком неудовольствия сообщил мне привратник по возвращению и кивнул на кресло возле камина. – Сидит.
Я обернулся, и у меня перехватило дыхание. На мгновение показалось, что в кремовом облаке из шелка и кружев греется на солнышке поджидающая меня безумица… Но тут девушка повернула голову, сверкнув янтарным блеском маски, и наваждение исчезло – я узнал Луиджию. Она вспорхнула с кресла и бросилась ко мне.
– Фрон профессор! – она в волнении забыла о плаще, который скользнул к ее ногам. – Ой… Я должна… спросить…
Я поднял плащ и накинул ей на плечи. Девушка дрожала. Ее шелковая маска была светлого оттенка, сливаясь по цвету с кожей, а россыпь мелких янтарных бусинок, нашитая на ткани, создавала странное впечатление веснушек на носу и щеках.
– Луиджиа, успокойтесь. Что случилось?
– Дядя Ингвар… он упомянул… что вы купили замок, – она закусила губу и шмыгнула носом, задрав подбородок вверх. – Соляной замок.
– Да, это так. Но что вас так взволновало?
– Просто… мне кажется… что я там была…
– Что?!?
– Детские воспоминания… мы с братом… и дядя… Но я не уверена!.. Не могу ничего вспомнить, просто название кажется таким знакомым! Я понимаю, что много прошу, но… Не могли бы вы показать мне замок? Если я его увижу, то непременно вспомню!
Неужели недостающее звено? Но Ежения не была первой жертвой. А с другой стороны, почему она сбежала с циркачом, если выбирала обручальное кольцо для Рыбальски? Община при замке? Возможно ли, что отец Луиджии был оттуда родом? А что, если он выкрал Ежению? И тогда…
– Прошу вас! – она топнула ногой. – Поехали туда!
– Хорошо, – медленно выговорил я, пытаясь сообразить, как поступить лучше. – Но мне надо проверить, как там Лука, и предупредить…
– Он просто простыл! Ничего с ним не случится, отоспится, и все как рукой снимет, – нетерпеливо сказала Луиджиа и взяла меня под руку, таща к выходу с неожиданной силой. – Пожалуйста, давайте не мешкать!
– Погодите… Луиджиа… Мне надо… Да куда ж вы так спешите?..
В экипаже девушка молчала, отвернувшись к окну и нервно теребя в руках сумочку. Я пытался расспросить ее, но она отвечала невпопад, напряженно вглядываясь в дорогу и морща лоб. В ее ушах покачивались длинные серьги с янтарными каплями, заключенными в золотую сеть. Я рассеянно разглядывал их солнечный блеск и тонкий профиль Луиджии. Как же она похожа на Хриз… Легкий цветочный запах кружил голову, пробуждая забытые горькие воспоминания. Я осторожно взял девушку за руку. Гладкий шелк перчатки холодил мне кожу.
– Луиджиа, не волнуйтесь так, – я накрыл ее узкую ладонь своей. – Все будет хорошо. Вас никто не обидит.
Лу ничего не ответила, лишь всхлипнула и еще больше отвернулась от меня, задирая голову вверх. Кажется, она вытирала слезы. Чтобы отвлечь ее, я стал рассказывать про замок.
В нем были расквартированы солдаты из городского ополчения под видом рабочих. Ушлый офицер Матий приспособил их под расчистку территории, объясняя это тем, что иначе в мою выдумку о новом чудаковатом хозяине замка никто не поверит. Скрепя сердце пришлось согласиться и выделить деньги на оплату работ, хотя я подозревал, что половину суммы сыскарь поделил с ратным и положил себе в карман. Но замок чудесным образом преобразился. Расчистили завалы на дороге, подлатали мост через ущелье, даже отвоевали у ржавчины блестящую цепь его перил. Офицер еще настаивал на том, чтобы вымостить грунтовую дорогу камнем и не страдать от паводков, но я оборвал его рвение, заявив, что меня интересуют не удобства для бандитов, а их поимка.
Предложив руку Луиджии, я повел ее по мосту. Она тяжело опиралась на меня и шла осторожно, поминутно останавливаясь и судорожно глотая воздух. Я молчал и не тревожил ее лишний раз расспросами. Если что-то вспомнит, то сама скажет.
Возле ворот один из солдат, стоявший на страже, бодро отчеканил, что их ратный наверху, проверяет казармы, и распахнул перед нами тяжелые двери, для пущей безопасности уже посаженные на тяжелый запорный механизм из цепей и противовесов. Луиджиа застыла, как вкопанная, потом медленно обернулась и взглянула назад, на ущелье. Ветер яростно трепал и надувал ее плащ, отчего девушка была похожа на колокольчик.
