Текст книги "Танец над вечностью (СИ)"

Автор книги: Маргарита Дорогожицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

– Восхищен вашей преданностью мужу, – император чуть заметно кивнул в сторону Джеймса. – Мне будет любопытно взглянуть на… На дочь вашего мужа.

– Благодарю, – на лице Шарлотты не дрогнул ни один мускул. – Мы все очень волнуемся за Луиджию.

Цвет лиц истуканов-охранников мне определенно не нравился. Однако спустя минуту стало не до них. К нам приближался Кыся в черном фраке. И он был не один.

На мгновение мне показалось, что я вижу под руку с ним Ежению. Но потом по замечанию Джеймса я поняла, что это не сон и не мара, а дочка аускрета Инженерной гильдии. Девушка была юной и рыженькой. Я сжала кулаки. В белом корсаже из себярского шелка и вильяжа ее талия была утянута так, что даже мне стало тесно. Пухлые плечи и пышная грудь нескромно прикрывались мирстеновскими кружевами и нелепыми буфчиками-фонариками. Длинный атласный подол был расшит жемчугом. Господи, да она же вырядилась, как под венец! Вся в белом! И эта шляпка с перьями и длинной вуалью явственно намекает на фату! Кровавое бешенство подступило к горлу, во рту появился соленый привкус. Я сжала кулаки и шагнула к этой сладкой парочке, но тут Джеймс подхватил меня под руку и потащил прочь.

– Представление скоро начнется. Пошли, Лука, потом с профессором поздороваешься!

Ложа благородного рода Гибауэр располагалась на втором этаже, в непосредственной близости от императорской ложи, но, увы, слишком далеко от ложи Кысея. Я свесилась через перила и ковыряла в носу, кося глаза на инквизитора.

– Лука, сынок, сядь на место, упадешь!

Рыбальски твердой рукой дернул меня обратно на место. В зале погас свет, и сцена озарилась неясным мерцанием газовых светильников, зазвучала томная музыка. От нечего делать я стала разглядывать императора, вернее, его охранников. В том, что эти пятеро были джасалами, я почти не сомневалась. Но Фердинанд Второй ни словом не перемолвился с ними, лишая возможности проверить догадку и использовать знание себе во благо. Если джасалов натаскивали на его голос, то могли возникнуть сложности. А с другой стороны… Глаза, привыкшие к темноте, нашли в зале офицера Матия. Яд… Да, яд медленного действия будет наилучшим вариантом, потому что тогда можно поторговаться. Но почти от любого яда есть противоядие. А если иначе?.. Если и нашим, и вашим? А потом наоборот? Это будет забавно. Я опять свесилась с балкона и злобно ухмыльнулась, разглядывая невозмутимого Кысея и его спутницу в белом. Гаденыш! Пожалуй, к трем тысячам золотых выкупа стоило добавить требование вернуть должок натурой…

– Вон она, смотри, сынок, вон наша Лу на сцене!..

На подмостках в ослепительных лучах светильников застыла Луиджиа. Ее хрупкую фигурку сковало стеклянное плетение нитей, волосы были спрятаны под шапочку, переливающуюся стеклярусом, на лице блестела серебряная маска. Девушка замерла, выгнувшись дугой и широко раскинув руки, вокруг нее кружились в танце маленькие воспитанницы из школы танца госпожи Рафаэль. Звучала тревожная музыка. И вдруг на заднем фоне появилось громадное стеклянное сердце и начало медленно опускаться на цепях. Оно было сделано из темно-красного стекла и изредка освещалось изнутри вспышками, которые совпадали со взрывами ударных.

– Огонь и лед, лед и огонь!.. – взволнованно прошептал Рыбальски и подался вперед, не замечая, что сам почти свешивается локтями с балкона ложи.

От вида багрового сердца меня охватило дурное предчувствие. Рубины? Клятые рубины… Почему я не могу вспомнить? Раньше память меня никогда не подводила. Кроме приступов, конечно… Я силилась вспомнить что-то важное, связанное с рубинами. Купец вез рубины в Винден… Обручальное кольцо Ежении с рубином… Фамильный камень Рыбальски… Рубины в часах… И еще что-то… И только когда Пихлер золотым росчерком пронеслась по сцене и закружилась в багрянце своего алого наряда, я вспомнила. Кукла!.. Слова инквизитора о том, что я видела в оранжерее… А что я видела?.. Рубиновый ключ?.. Нет, рубиновый свет! Искра? Надо остановить выступление!

Музыка сошла с ума, унося с собой фигурки танцовщиц. Звуки мелодии накатывали штормовыми волнами, подхватывали отчаянную борьбу пламени и льда за сердце, которое разгорелось рубиновым светом и вспыхивало все чаще и чаще. Но ритм не совпадал, он отставал, безнадежно опаздывал от движений балерин, он терялся и исчезал в бесконечности. Но никто этого не замечал, зачарованный игрой света и тени. Пихлер кружилась вокруг ледяной Луиджии в порочном вихре… Нежность и жестокость… Любовь и ненависть… Ревность и прощение… Огонь страстей разжигался львицами, которые подступали все ближе и ближе к Лу. Их расшитые золотом одеяния все чаще вспыхивали крошечными алыми искрами, и тем сильнее разгоралось стеклянное сердце, грозя взорваться.

– П-п-п-плохо! – я отчаянно дергала Рыбальски за рукав, но он меня не замечал.

Барабанная дробь грянула так громко, что я едва не прикусила язык. Лед раскололся. Луиджиа вспорхнула призрачной бабочкой, растекаясь по сцене серебряной метелью. Они с Пихлер сошлись в последнем танце, в последней битве… за сердце… за жизнь… за вечность… Пронзая тьму, из-под ног Лу в танце летели рубиновые капли. Я сморгнула. Мне не показалось! Это кровь!

– Лу! Ей плохо! – не выдержала я. – ЛУУУУУУУУ!

Плюнув на все, я перемахнула через балкон, удачно приземлившись в проходе, и ринулась на сцену. Словно густой кисель сковал движения… Время замедлилось… Инквизитор медленно переставлял ноги с другой стороны, его крик искажался и превращался в чудовищный рев. Пихлер взвилась в прыжке и… исчезла, рассыпавшись сотней алых искр. Музыка оборвалась, и зал взорвался аплодисментами.

Время вздрогнуло и понеслось. Все смешалось в суматоху и пришло в движение. Восторг публики быстро сменился недоумением и ужасом понимания, а окрик инквизитора оцепить театр вызвал панику. Зрители вскочили с мест и ринулись прочь из зала, толпясь и застревая в проходах. Кому-то стало плохо, кто-то упал, кто-то кричал, кто-то ругался. Стражники беспомощно метались, не в силах остановить спятившую лавину. На сцене застыла Луиджиа, бледная, как смерть, ее балетные тапочки были красными от крови. Брызги на одежде стремительно темнели и расползались уродливыми пятнами. Неужели это действие спорыньи? Зачем эта дура выпила отвар перед выступлением? Нельзя было сделать это после? Я пыталась добраться до девчонки, но это было все равно, что плыть против течения. Меня сбили с ног, я едва успела сгруппироваться, чтоб не затоптали, а потом под прикрытием кресел выбралась и стала перепрыгивать через пустые ряды, пробираясь к сцене. Луиджиа пошатнулась и рухнула наземь.

– Лу-у-у-у! – заорала я и бросилась к ней.

Я тормошила ее для вида, а сама задирала на ней платье, пытаясь понять, выкидыш или что похуже. Ее серебряные чулки были пропитаны кровью, но только внизу. Какого демона?.. И тут меня оттолкнули от девчонки. Инквизитор склонился над Лу и приложил палец к ее шее, нащупывая пульс, потом поднял голову и заорал:

– Лекаря! Срочно лекаря!

Я подлезла ему под руку и пыталась расшнуровать балетные тапочки.

– Лука, не трогай ее! Уйди! Уйди, я сказал!

Но я упрямо дергала шнуровку из атласных ленточек, скользких от крови.

– Ммм!

Наконец инквизитор сообразил, что я хочу, и, выхватив кинжал из голенища сапога, рассек переплет лент, освобождая Лу от туфелек. Ее ступни были безбожно изранены… битым стеклом. Оно высыпалось из уплотненного носка грязной кучкой. Кысей негромко выругался, стащил с шеи шелковый шарф, порвал его на две части и начал заматывать ступни, чтобы остановить кровотечение. Я осталась сидеть на сцене в луже крови, закрыв лицо руками.

– Лекарь! Сюда!

К нам уже пробирался Рыбальски, сурово стиснув зубы и таща за собой упирающегося Дудельмана. Не отнимая ладоней от лица, я обозревала сквозь пальцы происходящее. Нишка успела добраться до сцены первой и развила бешеную деятельность, зычно командуя стражей. Шарлотты нигде не было видно, как и Сигизмунда. Впрочем, мальчишка улетучился еще раньше, посреди представления. Из-за кулис выглядывали перепуганные балерины, которых уже теснили стражники. Мелькнуло лицо Алисы. Девушка была бледной, ее полные губы изгибались в злобной ухмылке. Неужели стекло в балетных туфельках – ее рук дело? Прибью соплячку! И тут мой взор наконец остановился на императорской ложе. Фердинанд Второй был абсолютно спокоен и с интересом разглядывал творящееся в зале. Мне даже показалось, что на его лице мелькнуло некое одобрительное выражение, как будто кровавая феерия развернулась специально для одного зрителя… Император жестом подозвал к себе кого-то из свиты и что-то сказал, кивая на сцену и на бездыханную Луиджию на руках у инквизитора. Прихлебала угодливо изогнулся в поклоне и исчез. А следом Фердинанд Второй поднял два сложенных вместе пальца – указательный и средний. Его джасалы бесшумно поднялись и взяли хозяина в плотное кольцо, защищая от всех опасностей. При этом император не произнес ни слова, я была в этом уверена, потому что не сводила взгляда с его лица. Но это было совершенно невозможно! Джасалов натаскивают на голос хозяина, но не на жесты! И к тому же я в первый раз видела, чтобы этих гаяшимских смертников использовали в качестве охранников. В качестве слуг и безвольных игрушек сколько угодно, но так… Невольно вспомнился джасал грибной колдуньи, из которого получился никудышный защитник. Когда колдунья натравила его на меня, достаточно было имитировать ее голос и отдать приказ, как он направил свое оружие против хозяйки.

– Лука! – тормошил меня за плечо Рыбальски. – Сынок, вставай, пошли! Ты не поранился? Идем, идем!..

Он потащил меня следом за Кысеем, который нес Луиджию за кулисы.

Рыбальски не находил себе места, наворачивая круги под гримеркой в ожидании, когда оттуда выйдет лекарь. Кысей в сторонке о чем-то тихо шептался с Нишкой, и лишь изредка до меня долетали отдельные слова беседы. Кажется, Нишка упрекала инквизитора и корила себя, что разрешила Пихлер принять участие в выступлении. Рыжей толстушки не стало. Она исчезла на глазах у сотен зрителей. Хотя, надо признать, исчезла красиво, в последнем танце умирающего огня, рассыпавшись искрами… Алыми искрами… Я кусала губы и ревела в три ручья. Ревела от злости и усталости, даже притворяться не приходилось. Нишка повысила голос:

– Да пошел ты!.. Я сама разберусь!..

Девушка развернулась и утопала по полупустому коридору театра. Кысей тяжело вздохнул и покачал головой, глядя ей вслед, а потом подошел ко мне, потоптался рядом и привлек к себе, гладя по голове:

– Тише, Лука, не плачь, все обойдется…

– Отойдите от моего сына! – взвился Рыбальски.

– Что?

Но я уже так крепко вцепилась в инквизитора, что отодрать меня от него не смогла бы и четверка тяжеловозов гаяшимских кровей.

– Я не желаю видеть вас рядом с Лукой!.. – Джеймс вовремя осекся и поправился. – Не желаю, чтобы вы позволяли себе такие вольности с моим сыном! Мне слухи не нужны!

– Какие еще слухи? – удивился Кысей.

– Те самые! Столичные! О ваших пристрастиях! К молодым мальчикам!

Инквизитор вздрогнул всем телом и попытался отстраниться, но не тут было. Я заголосила пуще прежнего, обхватив Кысея руками вокруг туловища и с мстительным наслаждением пропитывая слезами и соплями его новенький фрак.

– Это грязные слухи, в которых нет ни капли правды! Лука, да отцепись ты от меня!

– Мой сын слишком к вам привязался, и мне это не нравится. Я благодарен вам, что вы научили его говорить…

– Что-о?

– … но дальше с ним будет заниматься профессор Бринвальц, а не какой-то недоучка-душевед! Кстати, а за что вас изгнали из сана? Вы же были инквизитором?

– Я… Меня не изгоняли, я сам подал прошение, но это никак не относится…

Тут распахнулась дверь гримерки, и оттуда вышел усталый лекарь Дудельман. У него даже усы печально обвисли и поникли. Он потянулся вытереть пот со лба тыльной стороной запястья, но Рыбальски нетерпеливо схватил его за руку.

– Что с моей девочкой? Как она?

Я на мгновение ослабила хватку, и инквизитор этим воспользовался, оттолкнув меня от себя.

– В ее балетных туфельках было стекло…

– Что?!? Как? Кто посмел?!?

– … я вытащил мелкие осколки, обработал раны и наложил швы… Удивительно, как она вообще танцевала, это же жуткая боль. А так ее состояние не внушает тревоги, но есть еще кое-что…

– Но что?

Я закусила губу, догадавшись, что обнаружил лекарь. Только не это! Нельзя допустить, чтобы о беременности Лу узнали, но, как назло, ничего путного в голову не приходило.

– … но я бы хотел сообщить об этом вам, фрон Рыбальски, наедине, – твердо закончил лекарь.

– Конечно, конечно…

– Нет. Говорите здесь, – вмешался инквизитор.

– Фрон Тиффано, я как-нибудь сам решу, что мне делать с дочерью. Подите вон!

– Не пойду. Фронляйн Пихлер исчезла прямо на сцене. Это колдовство. И я требую, чтобы вы сообщили мне все, что связано со здоровьем Луиджии.

– Да кто вы такой, чтобы что-то требовать!

– Мне сообщить инквизитору Чорек, чтобы она взяла вас всех под стражу за препятствия дознанию в деле о богопротивном колдовстве? – Кысей не выдержал и повысил голос, грозно надвинувшись на лекаря.

Тот стушевался и нерешительно взглянул на Рыбальски.

– Да говорите уже!.. – махнул рукой Джеймс. – Что-нибудь серьезное? Я не переживу, господи, не переживу, если с ней…

– Она беременна, – оборвал его причитания лекарь.

Из театра я сбежала, воспользовавшись возникшей неразберихой. Рыбальски кричал и топал ногами, брызжа слюной, что это инквизитор совратил бедную девочку, Кысей лепетал что-то в свое оправдание, а лекарь робко заикнулся про то, что срок больше месяца, но его никто не услышал. Я чувствовала себя словно в удавке, которая медленно и уверенно затягивается вокруг шеи. И чем больше я трепыхаюсь, тем туже становится петля… Мне надо было отдохнуть, выспаться и хорошенько все обдумать. И пожрать!

Но в усадьбе воеводы меня ждал еще один неприятный сюрприз. В гостином покое за столом сидел Лешуа и мирно беседовал с хозяином. Подле него сидела румяная от смущения Тень, взирающая на повара с немым обожанием. Ёжик что-то чертил на карте и горячился, доказывая свою правоту.

– А я говорю, здесь надо засаду устраивать! Здесь! – для пущей убедительности он потыкал пальцем в карту.

Я прошла к столу, стянула с себя парик и плюхнулась на лавку.

– Это что здесь за цирк вы устроили за моей спиной? Я не разрешала выпускать пленника!..

– Сядь, – поморщился воевода. – У себя дома будешь командовать. Господин Лешуа – мой гость.

– Вот значит как… – протянула я. – Уже спелись? И ты, Тень, туда же? Все против меня? Ну тогда пеняйте на себя.

– Госпожа, пожалуйста, вы только не гневайтесь, а выслушайте, – зачастила служанка. – Выслушайте, что предложил Дерек. Я ему все про девочку рассказала, и он…

– Я признаю Алису своей дочерью и сделаю все, чтобы ее приняли в семью Рыбальски, – вмешался Лешуа, глядя на меня исподлобья и придвигаясь ближе к Тени. – Но женюсь я на Милагрос. Что же касается этой несчастной девочки и ее беременности, то я предлагаю следующий выход. Мы с Милагрос вернемся в Зевасталь и увезем Луиджию с собой под предлогом того, что она будет учиться в столичной школе танца у лучших преподавателей. А на самом деле она скроется в нашем поместье, там родит и…

– И мы с Дереком заберем деток себе на воспитание, – подхватила Тень. – Вы правы, госпожа, девочка не сможет их полюбить, они всегда будут ей напоминать о том страшном дне, а я… я смогу… Лу продолжит обучение и вернется домой настоящей звездой, потом встретит славного молодого человека, выйдет замуж и родит еще…

Я сложила голову на руки на столе и прикрыла глаза.

– Госпожа, почему вы молчите? – встревожилась Тень. – Что-то случилось?

– Пихлер растворилась в воздухе прямо на сцене. Рыбальски узнал о том, что Лу беременна. Шарлотта не допустит брака Алисы со своим сыном, даже если ее отцом окажется сам император. А он, кстати, заинтересовался Луиджией. Еще у него в охране странные джасалы. А так не, ничего не случилось. Продолжайте и дальше строить воздушные замки.

Я отправилась спать, не обращая внимания на посыпавшиеся вопросы. Мне была нужна ясная голова. Но заснуть долго не получалось, поэтому я просто лежала в кровати, разглядывая деревянные перекрытия и размышляя. Кружево интриги расползалось и превращалось в паутину, которую плел все еще слепой, но не менее деятельный паук. Эта паутина то провисала, то натягивалась, как струна, то прилипала, не давая дышать, то незаметно отравляла сознание. А может, зря я трепыхаюсь? Может, надо просто замереть и ждать? Как та паучиха? Чтобы потом сожрать неосторожных жертв? А если не получится, то всегда есть очищающий огонь…

– Твою дочь, Тень, я нашла, свое обещание выполнила. Луиджиа учится в школе танца госпожи Рафаэль и выступает на сцене Императорского театра, как и было обещано. Ты, Ёжик, сам отказался бежать в империю и тем самым освободил меня от обещания. Я никому из вас ничего не должна, – объявила я за завтраком. – Поэтому дальше выкручивайтесь сами. За сим прощаюсь.

– Натворила дел, и в кусты? – презрительно скривился воевода.

– Госпожа! Как же мы без вас? – залепетала служанка. – Дерек, ну скажи же ей! Сделай что-нибудь!

– Да никуда она не денется, – сквозь зубы процедил Лешуа, ковыряясь в тарелке. – Это все игра на публику. Без денег и нашей поддержки что она может?

Я встала из-за стола и покачала головой:

– Вопрос не в том, что я могу, а в том, чего вы не сможете без меня. Рассказать, что случится дальше? Колдун, губящий танцовщиц, все еще на свободе. Кто станет следующей после Пихлер жертвой? Луиджиа? Или твоя Алиса? Кстати, Тень, на досуге загляни в дом на Фидеркляйд плац, поздоровайся со своей сестричкой. Конечно, если эта вечно пьяная полубезумная старуха тебя вообще узнает… А тебе, воевода, никогда не поймать главаря Вырезателей, потому что он тоже колдун. Колдун на службе у Его императорского Величества. А ты, Ёжик, так и останешься в бегах, а твой сын будет продолжать называть другого мужчину отцом. Но эта ваша жизнь и ваш выбор. Удачи.

– Сядьте, – вдруг повысил голос Лешуа. – Вы забыли о господине Тиффано.

– О нет, о нем я никогда не забуду, – мерзко ухмыльнулась я. – Этот поганец и вам крови попьет, помяните мое слово. Не удивлюсь, если Рыбальски заставит его жениться на Лу. А! Вы, наверное, думаете, что он может поймать колдуна? Три раза ха!

– Нет, я думаю, что у вас нездоровое влечение к Тиффано. Думаю, что вы на все готовы, чтобы заполучить его себе. И у меня есть, что вам предложить. Сядьте на место.

Ёжик присвистнул, глядя на Лешуа с уважением. Воевода остался невозмутимым, лишь заинтересовано выгнул бровь. Я сжала кулаки, разрываясь между желанием послать всех к демонам кошачьим и слабой надеждой, что, быть может, ну а вдруг…

– Сядьте!

– У вас ничего нет. Это блеф. Идите в задницу!..

– Перед отъездом ко мне заходил отец Георг. У нас была долгая беседа. Интересно?

Я скрипнула зубами и села за стол.

– Говорите.

– Он поведал мне кое-что удивительное о своем воспитаннике.

– Дальше!

– Если хотите дальше, то соглашайтесь на наши условия. Я женюсь на Милагрос. Это не обсуждается. Вы ловите колдуна…

– И Вырезателей! – влез Ёжик.

– … и Вырезателей, – согласно кивнул Лешуа. – А еще устраиваете счастье Алисы с ее молодым человеком. Тут я готов оказать всяческое содействие. Признать ее своей дочерью, завещать ей половину состояния, что угодно. Что же касается Луиджии, то я не вижу ничего страшного в том, что Рыбальски узнал о ее беременности. Он тем более согласится отпустить девочку с нами в столицу, даже врать не придется.

– Ловко у вас все получается, господин Лешуа, – покачала я головой. – Вы пытаетесь продать мне паршивенький товар втридорога. Сомневаюсь, что вы действительно что-то знаете о Тиффано. Так не пойдет.

– Не собираюсь с вами торговаться. Я назвал свои условия. Ваше дело – принимать их или…

– Или, – оборвала я его. – У меня тоже есть условия. Вы, господин Лешуа, должны стать личным поваром императора.

– Что за нелепый бред?

– И вам в этом поспособствует Шарлотта Рыбальски, в девичестве Гибауэр, которая пользуется личным расположением императора. Но чтобы она отнеслась к вам и вашей новоявленной дочурке благосклонно, с нее надо немного сбить спесь. И этим займешься ты, Ёжик.

– Чего? И не подумаю, – заартачился каторжник.

– Ну нет, так нет, – легко согласилась я и встала. – Прощайте.

– Подождите, Гуго, не горячитесь, – вмешался Лешуа, успокаивающе кладя руку на локоть каторжника. – Давайте ее дослушаем. Зачем вам все это надо?

– Мне надо? Мне ничего не надо! Это же вам надо счастье Алисочки с ее молодым человеком, – передразнила я повара. – Шарлотта и так разбавила свою благородную кровь, спутавшись с безродным офицером и родив от него…

– Ты выражения-то выбирай, – грозно нахмурился воевода. – Мой побратим стоит с десяток таких дутых аристократов, как эта…

– Поэтому она и мечтает о знатной невестке для сына. А личный повар императора – это уже что-то…

– Дерек? – служанка робко тронула своего ненаглядного за плечо. – Это возможно?

– Вы недоговариваете, – Лешуа прищурился, глядя на меня, его бесцветные глаза сверкнули. – Что вам на самом деле надо?

Клятый повар почуял неладное.

– Когда вы завоюете благосклонность императора непревзойденным гаяшимским десертом "Поцелуй Единого" и роскошным княжеским напитком из какаовых бобов, то подадите новое блюдо по моему особому рецепту…

– Вот оно что… Я не собираюсь становиться отравителем!..

– Да бог с вами, никто вас и не заставляет. Вы порадуете императора смешением этих двух блюд. Ванильное холодное лакомство, политое молочком из горького миндаля и взбрызнутое горячим шоколадом на виноградном сахаре. Красиво и вкусно… ммм… пальчики оближешь…

– Не понимаю.

– Ах да, думаю, еще стоит украсить дольками переспевшего гаяшимского персика, у него такой аромат… Демон, да я сейчас сама слюнями захлебнусь. Ну не верите, при вас слопаю всю креманку этого лакомства, слово даю, – я смотрела на Лешуа прямым честным взглядом и широко улыбалась, но он все равно чуял подвох.

– Вы ничего не делаете просто так. Еще раз спрашиваю, зачем вам это надо?

– За это лакомство вы попросите императора о высочайшей милости, – посерьезнела я. – Головы.

– Чьей головы? – оторопел повар.

– Ой да господи, ну что ж вы все такие тупые! Головы колдуна Вырезателей, конечно же! Чьей еще? Или я, по-вашему, святая София-угодница? У которой в рукаве завалялся источник божьей благодати, исполняющий любые, самые дикие желания? Ваши желания, между прочим!

– Я бы ей не верил, – тихо пробормотал воевода в сторону. – Она грозилась отравить…

– А что касается тебя, Даугав…

– А я все гадал, когда же до меня дойдет очередь, – скривился он. – Я под твою дудку плясать не намерен, так и знай!

– Ты обеспечишь достоверность той нелепой выдумке, которая пришла в голову инквизитору. Шарлотта не успокоится и будет копать, пытаясь доказать, что Луиджиа и Лука – не дети Рыбальски. Да и сам Рыбальски тоже не так прост… Хотя с ним легче. Он слишком хочет верить в свое отцовство, поэтому любые сомнения будет трактовать в нашу пользу, но все же… Побеспокойся, чтобы в общине бесцветных нашлась могила Ежении, чтобы нашлись свидетели, которые вспомнят о ее пребывании в Соляном замке. Сделай все, чтобы комар носа не подточил.

– Пфф…

– Ах да, еще мне нужен священник посговорчивей. Сделай милость, воевода, найди такого до завтра. А ты, Ёжик, да-да, и это не обсуждается, ты пригласишь Шарлотту на обед и представишь ей Лешуа как своего лучшего друга, которому многим обязан. Будешь просить за него и его дочурку, а если твоя бывшая зазноба начнет упрямиться, то пригрозишь, что расскажешь Сигизмунду, кто его настоящий отец. Но попытайся обойтись без угроз. Вспомни молодость и прояви всю обходительность, очаруй Шарлотту, можешь даже закрутить с ней роман. Надо только тебя одеть поприличней…

– Она замужем, – сквозь зубы процедил Ёжик и побледнел. – И я не собираюсь портить жизнь своему сыну.

– Тогда я соберусь и испорчу, – разозлилась я, чувствуя, как снова подкатывает усталость. – Расскажу Рыбальски, чьего сына он воспитывал двадцать лет как своего! И оставит он твоего Сига без наследства, а Шарлотту вышвырнет на улицу! Не злите меня!

Я хлопнула ладонью по столу и встала, обведя присутствующих тяжелым взглядом. Мои спутники молчали. Повар кусал губы и морщил лоб, Тень прильнула к его плечу и что-то тихо шептала.

– Я жду, – нарушила я тишину.

– Хорошо, – кивнул Лешуа. – Но я хочу, чтобы вы поклялись, что не задумали отравить императора моими руками. Милагрос утверждает, что вы всегда держите слово.

– Всегда, – кивнула я, скрывая торжествующую улыбку. – Я клянусь, что в ваших блюдах яда не будет…

Но непомерное потребление сладкого все равно доведет императора до могилы…

За Лешуа захлопнулась дверь, а я осталась сидеть потрясенная и раздавленная из-за услышанного. Кысей вступил в Орден Пяти? И получил громадное наследство от отца Георга, от этого тихушного жука? Ладно, богатство отберем, лысому бессребренику оно все равно ни к чему, а вот что делать с Орденом Пяти? Почему старик просил Лешуа присматривать за Кысеем? Как там сказал повар? "Отец Георг был очень обеспокоен, объясняя, что его воспитанник принял символ бесконечности в пяти, тем самым связав себя опасным обетом… " Но что именно за опасный обет? Обещание уничтожить Орден Пяти, опрометчиво данное мною Орфуа, теперь виделось очередной насмешкой Единого, который сталкивал беспомощные человеческие фигурки забавы ради… И какой к демону символ? На груди Кысея не было ничего. Или было? А я просто забыла? Или не увидела? Собственное клеймо на груди заныло тупой болью. Ничего, сегодня еще раз посмотрю. Я встряхнула головой и направилась к письменному столу, чтобы назначить Кысеньке свидание и составить заманчивое предложение офицеру Матию. Некогда было сомневаться, время поджимало.

Мое возвращение в особняк Рыбальски обрадовало только Джеймса. Он устроил мне форменный допрос, где я была, куда исчезла, ощупал с головы до ног, но убедившись, что я цела и невредима, оставил в покое. Луиджию забрали из школы танца, и девушка заняла комнату рядом со мной. Слуги ходили на цыпочках, опасаясь побеспокоить болезную. Пришедший к ней лекарь хотел было по требованию Рыбальски осмотреть заодно и меня, но я завыла и принялась кидаться в него чем попало. Едва увернувшись от тяжелого подсвечника, фрон Дудельман почел за благо убраться восвояси, соврав Рыбальски, что со мной все в порядке.

Луиджиа лежала в постели, уставившись в одну точку, недвижимая, бледная, несчастная. Дождавшись, когда за Рыбальски закроется дверь, а его шаги стихнут в конце коридора, я заперла дверь на ключ, распахнула шторы, щедро впуская солнечный цвет в мрачную комнату, и сдернула с девчонки одеяло.

– Вставай! – скомандовала я.

Она не шевельнулась, продолжая слепо смотреть в потолок.

– Хватит строить из себя великомученицу!

Я подошла к Лу и вздернула ее на ноги. Она почти не стояла, приходилось удерживать ее за шиворот.

– Подъем!

– Оставьте меня… – всхлипнула она, – в покое…

– Ну уж нет. У меня на тебя, девочка, большие планы. Ты даже не представляешь, насколько большие, просто огромные.

– Со мной все кончено… – она указала на забинтованные ступни, которые начали кровоточить. – Я больше не смогу танцевать…

– Что за глупости? Кто тебе такое сказал? – я толкнула ее в кресло и принялась разматывать бинты.

– Лекарь… Он не сказал, но… Я спросила, смогу ли танцевать, а он… глаза отвел и промолчал… – Лу изо всех сил сдерживала рыдания.

Я осматривала ее ступни, действительно сильно изрезанные.

– Заживет, лишь бы не загноилось. Мышцы и сухожилия не повреждены, так что будешь ты танцевать. Танцевать для самого императора… Ему, кстати, понравилось твое выступление.

– Правда? – она впервые подняла на меня взгляд и слабо улыбнулась. – А я ничего вокруг не видела, было так больно, что…

Я сильно ущипнула ее за внутреннюю поверхность бедра, но Лу лишь чуть вздрогнула и поморщилась.

– Да у тебя низкий болевой порог, – восхитилась я. – Почти как у меня. Это хорошо. Кстати, а кто тебе подложил стекло в туфли?

– Не знаю, – пожала она плечами и отвела взгляд. – Я не видела.

– Алиса? Это ведь она? Ну я ей устрою…

– Не надо, прошу вас! Я же на самом деле ничего не видела!

– А кто еще это мог быть? Только она.

– Даже если и Алиса… Она ведь дочь Милагрос. Не надо, пожалуйста. А я вправду буду танцевать?

– Угу, причем прямо сейчас…

Но тут дернули дверь, а следом раздался стук. Рыбальски беспокоился и требовал впустить его. Пришлось открыть дверь, иначе заботливый папочка все равно бы послал слуг за ключом.

– А зачем вы закрылись? О, девочка моя, ты уже встала? Это Лука так на тебя подействовал, да? Как же я рад! Может, покушаешь что-нибудь? Смотри, что тебе прислали… Особое внимание от Его Императорского Величества! От Фердинанда Второго!

Внесенная слугой корзина не была большой, но отличалась необыкновенной изысканностью. Роскошные белые камелии были взбрызнуты искрами огненных ирисов, как будто подчеркивая сдержанное очарование шкатулки из черного дерева, в которой сияла брошь из белого золота и крупного брильянта, ограненного в форме полумесяца. Воистину, император не поскупился… В записке с императорским вензелем Луиджиа называлась "несравненным цветком чистоты". Император желал ей скорейшего выздоровления, восхищался ее танцем и высказывал надежду вновь лицезреть "ледяную луну " на сцене… Девушка перечитала записку несколько раз, как будто не веря своим глазам. И с каждым перечитыванием глупая счастливая улыбка на ее лице становилась все шире и шире.

– Неужели это мне? – прошептала она и подняла на меня взгляд.

– Конечно, тебе, доченька, – закудахтал Рыбальски. – Ты у меня такая талантливая… Ты только от еды не отказывайся, ладно? Тебе теперь надо кушать за двоих…

– За троих, – пробурчала я в сторону.

– Ты слаба и еще не развита, но так даже к лучшему, – заявила я, разглядывая с трудом стоящую на ногах и раздетую донага Луиджию, которая пыталась прикрыться.

Дверь была заперта, Рыбальски обещал нам не мешать, обрадованный, что его дитятко наконец поело.

– Запомни, твоя сила не извне, а внутри, во внутренних мышцах. Особенно, если собираешься танцевать и… соблазнять императора.

– Что? – Лу от неожиданности покачнулась и едва не упала.

– Стой и держи позу, – прикрикнула я на нее. – Гаяшимцы очень практичны, особенно в танцах. В их танцах много движений с извивами талии и покачиванием бедрами. Именно они упражняют глубокие мышцы, создают ловкость, гибкую талию и тренируют… силу лона… Которое тебе еще развивать и развивать… и рожать, кстати. Хотя мышцы у тебя еще не до конца сформировались, так что будет легче. Матушка Ген пришла бы в восторг при виде твоего тела…