Текст книги "Танец над вечностью (СИ)"
Автор книги: Маргарита Дорогожицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)
– Вы не колдунья… – потрясенно прошептал я.
Пришло осознание того, что душевные узы никуда не исчезли, я сам их отверг, не желая признавать, что до сих пор люблю чудовище, но теперь, если приму страшную правду, то смогу подчинить тело безумицы… Ужас от осознания того, что тогда сотворю с ней, вдруг опустошил меня. Я застыл недвижимо, как мертвый, напряженный до предела.
– Мой цветочек поник… – разочарованно выдохнула истязательница. – Устали, да? Бывает… Вам надо попить шоколад, он способствует мужской силе.
– Убирайтесь, – одними губами выговорил я и закрыл глаза.
Но образ безумицы все равно упрямо лез в сознание, искушая возможностью подчинить мерзавку, чтобы схватить ее за горло, сжать и удавить…
– Кстати, а кому это вы заказали в подарок часы, а? – Хриз сползла с меня и села на кровати, свесив босые ноги. – Кто эта шлюха? Пихлер? Циркачка? Дочка аускрета? Кто?
– Вы.
– Хм… – она небрежным жестом собрала волосы и завязала их в хвост. – Так я вам и поверила…
Хриз прошлепала к секретеру, взяла коробочку и открыла крышку, сосредоточенно разглядывая содержимое. Странная тревога овладела мной.
– Мило… – Хриз достала браслет и потянулась к застежке.
– Не смейте! – взвился я, натягивая путы. – Не смейте трогать часы!
– Это еще почему?
Она защелкнула застежку у себя на запястье. Чернильная тьма заструилась по ее руке выше и выше… вспыхивая алыми каплями… подбираясь к сердцу… обвиваясь вокруг горла…
– Рубины… В часах… Колдовство может быть связано с ними! Слышите? Снимите!
– И не подумаю, – отрезала она, встряхивая запястьем и любуясь на себя в зеркале. – И кстати, господин инквизитор, к следующему разу, сделайте одолжение, побрейтесь сами, чтобы было больше времени на утехи. И попейте шоколад, чтоб не оконфузиться…
Она выгребла из ящиков все золото, накинула плащ на плечи и растворилась в темноте, неслышно прикрыв за собой дверь.
Глава 11. Хризокола
Я переоделась, натянула парик, спрятала часики и завалилась в постель, слыша, как за стеной надрывается инквизитор, тщетно пытаясь дозваться Луку. Внутри все горело и саднило, ныла и дрожала невидимая жилка в паху, а до губ было больно дотронуться. Я мурлыкнула сытой кошкой, сворачиваясь клубочком, и засунула голову под подушку, чтобы не слышать Кысю. Ощущение его чувств на пике наслаждения, гремучей смеси из страсти, ненависти и стыда, было столь полным и горько-пьянящим, что я вновь чувствовала себя живой… Пусть вопреки здравому смыслу, пусть ненадолго, пусть рискуя быть пойманной или узнанной, пусть умирая от внушенной боли, но оно того стоило.
А еще я знала, каким коротким будет мое счастье. Именно так счастлив безумец, сорвавший большой куш… Только конченый игрок может поставить на кон все, вплоть до последней рубахи, и упиваться выигрышем, жадно погружая пальцы в груду монет и обнимая игорный стол, при этом зная, что на выходе его уже поджидают вышибалы, чтобы избить и отобрать все до копейки… Но он живет ради этих мгновений, живет одним днем, он богат, он счастлив… До следующей игры…
Символ пылал на груди, пульсировал под веками, проникал в сознание. Мне хотелось сложить дулю и показать ее Единому. Я выиграла у тебя твоего верного пса! И буду играть на него снова и снова, пока не сдохну…
Кто-то бесцеремонно тряс меня за плечо и требовал проснуться. Одеяло вырвали из рук, а следом я полетела с кровати.
– Вставай, лоботряс! – привратник пнул меня под ребра. – На хозяина напали, а он и в ус не дует! Вставай!
Я торопливо подскочила, спросонья отчаянно пытаясь сообразить, кто посмел покуситься на мой цветочек. Чудом успев схватить с тумбочки очки и напялить их на нос, я получила болезненный пинок под зад от привратника и оказалась в комнате Кысея. Тот сидел на кровати, завернувшись в одеяло и слепо уставившись в одну точку.
– Фрон профессор, вот разбудил его, живехонек он, – подобострастно раскланивался привратник. – Но как же так? Как на вас могли напасть? И никто не слышал? Много украли? Какой скандал! Сейчас пошлю за стражей…
– Не надо, – отмер инквизитор. – Я просто хочу… принять ванну… и смыть…
Меня разобрала злость на этого чистоплюя, корчившего из себя жерту. Подумать только, какая нежная ромашка оказалась! Привратник схватил меня за ухо и повел к двери:
– Слышал? Живо тащи хозяину теплой воды!
Впрочем, злость быстро улетучилась, и даже грубость привратника не могла испортить мне настроение. Я тащила полные ведра, мурлыкая себе под нос легкомысленную песенку и вызывая недоуменные взгляды прислуги. Если бы не тяжесть ведер, я бы даже приплясывала. В голове звенела необычайная пустота, которая вытесняла любые тревожные мысли. Не хотелось думать о том, как я буду объясняться с воеводой, что мне делать с Лешуа, как распутать клубок лжи вокруг Луиджии, закрученный шкодливым Кысенькой… И только где-то в глубине сознания упрямо тикала неясная мысль-напоминание о колдовстве… Но я не помнила, что именно было связано с колдовством, и вспоминать не хотела. Зачем портить себе такое чудесное весеннее утро, когда ярко светит солнышко, поют птички, тепло и вкусно пахнет ранняя клубника на кухне, а мой сладкий цветочек…
А он стоял в ванной комнате напротив зеркала, обнаженный и дрожащий. В его руке было зажато острое лезвие, приставленное к груди. От вида кровоточащих порезов у меня подкосились ноги. Ведра грохнулись об пол. Я бросилась к инквизитору, хватая его за руку и испуганно мыча:
– МММ!!!
Мне удалось вывернуть ему запястье, и лезвие с негромким звоном упало. Я тут же подняла его и вылетела из комнаты, поднимая брызги на разлитых лужах воды.
– Лука, постой!
Но я уже открыла окно и вышвырнула в него лезвие, от греха подальше. Ярость и ужас клокотали в груди. Праведник клятый! Козлина трепетная! Не может пережить, что его чуток поимели? Да не убудет от него! Пусть привыкает! И этой ночью были только цветочки, а пестики, тычинки и ягодки еще впереди! Я дрожала от пережитого ужаса так, что стучали зубы.
– Лука, ты что творишь?
Нагой Кысей прошлепал в гостиную, оставляя за собой мокрые следы. Его грудь выглядела кошмарно, как будто он пытался выцарапать на ней священный символ. Я едва сдержала стон, закрывая лицо руками, чтобы скрыть гримасу боли. Клятая бесконечность пылала и на моей груди.
– Ты испугался? – двинулся ко мне инквизитор. – Но я не собирался…
В этот момент в дверь постучали, а следом, не дожидаясь разрешения, в комнату просунулся офицер Матий с довольной ухмылкой, которая, впрочем, мгновенно сползла, уступив место изумлению.
– На мальчиков потянуло? – присвистнул сыскарь, окидывая взглядом голого инквизитора, который спешно искал, чем прикрыться, и меня, испуганно дрожащую и съежившуюся в комок. – Не ожидал я от тебя такого, пушистик, не ожидал…
Я поставила перед ними бутылку вина и, обиженно хнюпая носом, удалилась в другую комнату, правда, неплотно прикрыв за собой дверь, чтобы слышать разговор.
– Хм… А что тогда? Месть отвергнутой девицы? Привратник сказал, что нашел тебя голого, привязанного к кровати и…
– Уймитесь, офицер. Я не собираюсь с вами обсуждать произошедшее.
Звук разливаемого по бокалам вина и тихий смешок сыскаря.
– Титька тараканья, если бы ты был девкой, я б решил, что тебя снасильничали…
– Заткнитесь!
– Ша, тише! Сядь. Я ж разве сомневаюсь? Видел, что не девка, видел…
– Офицер! Вы пришли с новостями про Вырезателей или как?
Было слышно, как Матий довольно крякнул, глотнув вина.
– Мы взяли всех, кроме главаря. Того, с пробитым глазом.
– Как это возможно? Я видел его труп. И вы видели.
– Ну да… А в замке он был живой, зуб даю. И с глазом у него все было отлично. Поэтому я к тебе и пришел. Побудь на допросе у захваченных недобитков, лады? Послушаешь их, может, тебе что дельное придет в голову… Если это колдовство, то без твоей помощи никак… Только не надо притаскивать с собой эту лысую хамку… Терпеть ее не могу.
– Госпожа Чорек в сане, в отличие от меня…
Я раздраженно почесала грудь и обомлела. На руках осталась кровь. Торопливо подскочила к зеркалу и рванула на себе рубашку. Клятый символ кровоточил, как будто Кыся полосовал лезвием не себя, а меня…
Инквизитора здорово развезло. Он упрямо доказывал офицеру, что поймает всех колдунов, сжимал кулак и подсовывал его под нос Матию, показывая, где они все у него будут, а потом порывался куда-то идти… Сыскарь соглашался, усаживал его обратно и подливал еще вина, выпытывая подробности. Но даже в пьяном угаре Кыся мужественно молчал про учиненное над ним насилие, только твердил, что полюбил чудовище и теперь сам стал чудовищем… Еще он продемонстрировал офицеру царапины на груди и заплетающимся языком выдал проповедь на тему прощения грехов как высшей милости Единого, под конец погрузившись в сложные философские измышления, что лучше – сжечь еретичку на костре или заставить ее искупать грехи… Тут офицер необычайно воодушевился и стал настаивать на втором варианте, уговаривая Кысеньку выдать преступницу, то бишь меня, ибо время не терпит, отечество в опасности и всякое такое…
Но инквизитор позорно захрапел в самый ответственный момент, когда сыскарь распинался про тайный заговор среди верхушки Виндена, с потрохами купленной коварной империей. Я с сожалением вздохнула, наблюдая в щелочку, как Матий принялся обыскивать спящего. Пора было уходить. Собрав награбленное в заплечный мешок, я открыла балконную дверь и перелезла через перила в номер Лешуа. Слова офицера про банду Вырезателей и возможную связь их нападений с имперскими планами окончательно испортили мне настроение.
Усадьба воеводы была на окраине города и снаружи походила скорее не на дом, а на огромный сарай с узкими, как бойницы, окнами. К главному строению лепились хозяйственные пристройки, помещения для слуг, амбары и конюшня. Это мрачное чудо оборонного искусства было обнесено неприступным частоколом, а для надежности еще и обкопано рвом. Мне усадьба напоминала волчье логово, схожесть с которым еще больше усугублялась неистовым лаем цепных псов, которые взвились от бешенства, едва я переступила порог. А с другой стороны, Ёжик был прав. Здесь Лешуа точно никто и никогда искать не будет…
На острове этот незадачливый влюбленный узнал в толпе переодетую служанку и проследил за ней. Хорошо, что выдержка ему изменила, когда он увидел Ёжика рядом с Тенью, и устроил той сцену ревности, обозначив свое присутствие. Невероятное везение, что инквизитор в это время был занят разговором и не заметил, как исчез его по-тихому скрученный спутник…
Внутри дома все разительно менялось. Хоромы были богато и добротно обставлены, однако без ненужной роскоши. Управительница усадьбы, сурового вида матрона с мужицкими чертами лица и россыпью мелких косичек, держала в страхе челядь и дворовых псов. Но меня сейчас мало что могло испугать или остановить. Хорошее настроение давно улетучилось, а тревога засела в груди болезненным покалыванием символа. Не моргнув глазом, я отодвинула управительницу с дороги, а когда она схватила меня лапищей за плечо, пытаясь задержать, то от души ей врезала. Баба упала, но попыталась встать, слепо мотая головой. Вышедший на шум воевода остановил слуг, похватавших топоры, и окинул меня странным взглядом:
– Явилась? Ну заходи, потолкуем…
– Потолкуем, – прошипела я ему в спину.
– … За пленника мы потребуем выкуп, твоей новообретенной племяннице на приданое. Оно ей понадобится. Лу нужно срочно выдать замуж. Но это я беру на себя. А ты сообщишь своему шурину из тайной разведки, что нашел Искру божественного света, и посмотришь на его реакцию, – устало закончила я и зевнула.
– Бред сумасшедшей! – не выдержал воевода. – Ты втянула меня и мою семью в эту безумную авантюру, а теперь у тебя еще хватает наглости требовать, чтобы я…
– А у тебя выхода нет. Ты вместе со мной по уши в дерьме, которое, заметь, заварила не я… Это ты первый полез в политику.
– Да я тебя!..
– Тише, успокойся! – молчавший до этого Ёжик перехватил побратима за локоть и вынудил сесть обратно. – Давайте не ссориться. Объясните мне толком, что за искра такая?
– Не искра, а Искра. Проверка на вшивость. Если мои предположения верны, то банда Вырезателей появилась в окрестностях Виндена неспроста. Кстати, а я не сказала? – делано хлопнула я себя по лбу. – Банду взяли. Якобы всех, кроме главаря. Того самого, которого я убила в лагере шпилькой в глаз…
Даугав покрутил пальцем у виска и вздохнул.
– И что я время трачу на блаженную?..
– Впрочем, ничто не помешает мне проделать это снова, – я кровожадно почесала символ на груди. – Ужасно хочется кого-то убить…
– Я знаю, что банду взяли. Слышал от капитана Чапки. И поэтому не собираюсь больше задерживаться в Виндене, у меня дела в империи. Сама разгребай, что наворотила. Бери своего пленника и выметайся отсюда!
– И не подумаю. Мы в одной лодке, Даугав, хочешь ты того или нет. И будем играть в политику. Играть по-крупному, – в возбуждении я разгладила складки на скатерти и обняла стол, воображая голого Кысеньку на кону. – Но я еще не решила, на кого поставить…
– Это не игра, – разозлился воевода. – А ты психопатка!..
– Угу. Ёжик, а ты за кого?
– Я давал присягу, – глухо ответил тот. – И да, это не игра, чтобы метаться с одной стороны на другую! Я верен князю и не собираюсь предавать!..
– Вот и похвально, – оборвала я его патетику. – А ты, воевода? На кого ставишь ты?
– На победителя, – северянин ответил с вызовом, глядя на Ёжика. – И тебе того же советую, брат.
– Это предательство!
– Нас первых предали!
– Тихо! Победителя здесь буду выбирать я, – оборвала я обоих. – А ты, воевода, задумайся вот о чем. Банда Вырезателей появилась с западной границы. Они хорошо организованы, вооружены и многочисленны. Слишком многочисленны для банды. Они хотели захватить именно Соляной замок. Тот самый, который был отмечен на пропавшей карте среди прочих. И отмечен он значком пламени… или искры.
– Ты на что намекаешь? – побледнел Даугав.
– На имперский Часовой корпус.
– Господи, с тобой невозможно говорить! Говори прямо!
– Часовой корпус занят якобы строительством гигантского хронометра в подарок императору, – пояснила я. – Только по имеющимся у меня сведениям на самом деле они хотят получить Искру божественного света, которой отцы-основатели по легенде сокрушили отступника, Шестого.
– Чушь!
– Я тоже так подумала, но почему цены на рубины в городе взвинтили до предела? Почему наложили запрет на продажу камней? – я рассеяно покрутила на запястье браслет, чье мерное тиканье успокаивало. – И самое главное, почему Вырезатели напали именно на Соляной замок?
– Да потому что твой блаженный инквизитор распустил слухи о сестрах-монашках…
– Ты сам-то в это веришь? Ради двух монашек прислать полсотни человек? Нет, их послали захватить замок. Послала империя. А в архивных документах на Соляной замок, которые я видела у инквизитора, тоже упоминалась некая Искра, которую надлежит охранять от еретиков любой ценой.
– Империя не могла послать Вырезателей. Гнусь. Не хочу тебя слушать.
– Не слушай. Просто слей сведения о том, что Искра находится… ммм… Где устроить западню? Где ты сможешь незаметно стать своим вардом, чтобы при появлении банды внезапно напасть на них?
– Ты действительно думаешь?.. – Даугав почернел лицом. – Они не могли послать этих ублюдков в дом моей сестры!.. Не могли!.. Зачем? Какой смысл?
– Твоей сестре просто не повезло. Вырезателей послали за Искрой, дав добро на любые сопутствующие потери среди мирного населения… – ухмыльнулась я. – Так это, кажется, называется у вас военных?
– Не ерничай! В этом нет смысла. Банду уже взяли. А империю все равно не остановить.
– Банда никуда не делась, пока жив ее главарь. Это колдовство. И он жив, я это чувствую…
– Господи, Ингвар! – в этот раз не выдержал уже Ёжик. – Подумай о том, что эти ублюдки сделали с Ингой и ее дочерьми! Ты вот так просто будешь продолжать служить тем, кто их послал?
– Любой правитель должен быть готов принять на себя ответственность за сопутствующие жертвы, – важно изрекла я, невольно вспомнив наставления бабки юной вояжне. – Поэтому я понимаю резоны императора, однако есть черта, которую не следовало переступать. Никому и никогда. Это колдовство. Игры с ним, попытка поставить колдуна себе на службу, попустительство его власти – это путь в один конец. Который я империи и обеспечу.
– И кто сейчас аж брызжет пафосом? – устало спросил воевода, подпирая висок кулаком и с жалостью глядя на меня. – Что ты можешь, чудо потрепанное? На тебя ж даже злости не хватает, так жалко ты выглядишь…
Я покрутила браслет на руке и сложила дулю, подсунув ее под нос Даугаву и зачарованно разглядывая вспыхивающие алые искры перед глазами.
– Крошечная гадюка может убить громадного слона, отравив его своим ядом, – я подвигала большим пальцем, воображая его жалом в змеиной пасти. – Так и я… убью империю, отравив ее императора.
– Ну хватит уже этих пьяных бредней! – воевода отодвинул мой кулак от своего лица и поморщился, принюхиваясь. – Где ты так успела наклюкаться?
– Я трезва, как стеклышко… Не-а, как рубин, – хихикнула я, чувствуя, что язык и в самом деле заплетается. – Рубины… Я уверена, что Искра в рубине. В том самом, который кровавый. А Рыбальски расколол его ради твоей сестры Ежении… Вдруг колдун хочет собрать его обратно, чтобы получить Искру?.. Или уже?..
Я уронила голову на стол, и слова Даугава утонули в розовом тумане:
– Отнеси эту пьянчужку в гостевую комнату… Пусть проспится, а там решим…
Над моей головой по потолку медленно полз паук. Его паутина, свитая в углу, колыхалась, подрагивая в такт движению мохнатых лапок. Паук подбирался к мухе, которая отчаянно трепыхалась в алых лучах закатного солнца.
Меня тошнило, раскалывалась голова, как будто я и в самом деле перепила. Только я точно не пила, в отличие от этого мохнатого душевноспасителя… Я тяжело сглотнула и нащупала символ на груди. Что там было в описании ритуала сказано про душевные узы и разделение телесной боли? Почему с этим засранцем вечно все не как у людей! Даже отыметь просто так не получилось!
Открылась дверь, и в комнату заглянула обеспокоенная Тень. Она всплеснула руками и бросилась ко мне:
– Госпожа, вы очнулись? Скажите же, чтобы меня пустили к Дереку! Мне надо ему все объяснить!..
– Тише ты… – пробормотала я, садясь на постели и держась за голову, в которой бешено стучали сотни маленьких молоточков. – Что ты ему собралась объяснять? Я сама все объясню… А ты бери бумагу и карандаш.
– Но мне надо его видеть!..
– Позже… А сейчас рисуй… – я прикрыла глаза, вспоминая.
Хищный оскал лысой морды и серые глаза зверя, вкусившего прелесть людской боли… Что может быть слаще? Только еще большая боль, когда душа рвется наизнанку, выворачивая из себя все человеческое… И множатся сущности, множатся звери, как кривые отражения зеркал.
– Вот, полюбуйся на главаря банды! – я расстелила перед воеводой рисунки Тени с восстановленной картой и странными, пугающими портретами.
– Очухалась? – Даугав выгнул бровь, даже не соизволив взглянуть на бумаги, и продолжил начищать оружие, любовно полируя изогнутую полумесяцем трофейную орловку. – Тут по твою душу столько охочих приходило… Сначала явился инквизитор, требуя выдать ему бедного мальчика, которого я якобы удерживаю силой, бью и издеваюсь… Потом приехал Джеймс Рыбальски и потребовал вернуть ему сына Луку, которого я подло скрывал от него двадцать лет… А буквально полчаса назад я еле выпроводил… знаешь кого еще?
– Кого? – буркнула я.
– Шарлотту Рыбальски.
– Уж эта дамочка точно не ко мне приезжала. Небось искала Ёжика, то есть Гуго?
– Все-то ты знаешь… Мой дом стал похож на проходной двор, а меня самого смешали с дерьмом, полоща доброе имя Даугав на каждом углу!
– Хватит ныть, – поморщилась я. – Делай то, что велено, иначе будешь видеть эту морду, – я постучала пальцем по рисунку, – каждый раз, нянча своего внучатого племянника…
Орловка с грохотом полетела на пол. Воевода вскочил с лавки.
– Что?!?
– Но если прикрыть ложь про детей Ежении и выпихнуть Лу замуж до того, как станет заметно ее пузо, то это уже будет не твоей головной болью… Подумай, где устроить засаду на Вырезателей. Кстати, надеюсь, ты не подпустил Шарлотту к Ёжику? С этого балбеса станется ей проговориться…
Лешуа сидел связанным в погребе среди бочек с мочеными яблоками и солеными огурцами. Достойное место для бывшего повара. Я хмыкнула и направилась к нему, стягивая парик с головы.
– Вы? – его глаза расширились в узнавании. – Господи, я должен был догадаться! Видел же, как жадно вы смотрели на инквизитора!..
– Господин Лешуа, – оборвала я его негодование, – на что вы готовы ради Тени?
– Не называйте ее этой дурацкой кличкой! Ее зовут Милагрос!
– На что вы готовы ради… Милагрос?
– На все! Где она?
– Скоро увидите, если будете себя хорошо вести…
– Постойте, не уходите! – остановил он меня. – Отпустите ее со мной, пожалуйста… Я заплачу вам, хорошо заплачу.
– Ее дар бесценен, – ухмыльнулась я. – И нужен мне самой.
– Пожалуйста, прошу вас! Мне нет дела до ваших преступлений, я просто заберу Милагрос с дочерью, и мы уедем отсюда!
– Не получится, – я тяжело вздохнула и покачала головой. – Никто никуда из Виндена не уедет. Здесь все и закончится.
– Что закончится? – побледнел Лешуа и яростно забился в веревках. – Только посмейте причинить ей вред!
Я обошла его кругом и похлопала по плечу, наклоняясь ближе и шепча на ухо:
– Винден похож на паутину, где правда и ложь причудливо сплетаются в реальность… Кто знает, кем окажется отец Луиджии? И кто окажется отцом ее ребенка? А, господин Лешуа? А если зайти еще дальше? И придумать нового отца для Александры?
– Вы о чем?
– У вас есть имя и деньги…
– Я отдам вам все!
– Вы признаете дочь Милагрос своей…
– Признаю!
– Признаете ребенка Луиджии…
– Что?
– … и женитесь на бедной девочке…
– Вы с ума сошли?!?
– Это будет так мило… – прослезилась я. – Мы сыграем две свадьбы в один день. Большая дружная семья Рыбальски. Сын женится на Алисе, вашей новой дочери от Милагрос, а вы женитесь на новой дочери Джеймса Рыбальски, осчастливив его внуком… или внучкой.
Я расхохоталась, глядя на вытянувшееся лицо Лешуа.
– Да-да, приходится чем-то жертвовать. Зато ваша Милагрос будет счастлива, что ее дочь принята в самую влиятельную семью Виндена, не будучи попрекаема за низкое происхождение или преступное прошлое ее матери… Разве не достойная жертва для любимого человека?
Велев Тени возвращаться в школу танца, а также отдав распоряжения хмурой управительнице, чтобы служанку ни под каким предлогом и близко не подпускали к Лешуа, а Ёжик не высовывал нос из усадьбы, я отправилась на ночную вылазку. У меня было много планов, начиная с посещения городской ратуши со знаменитыми часами Виндена и заканчивая визитом в дом на Фидеркляйд плац.
Ратуша являла собой образец тяжеловесной безвкусицы с пышным великолепием двух башен, соединявшихся в арочное перекрытие, в котором над городом парили часы. Я задрала голову, разглядывая их при свете луны. Циферблатом служило мозаичное панно из кусочков стекла, мрамора и метала, которые складывались в красочные фигуры отцов-основателей и святых. Вместо двенадцати цифр были буквы, собранные в надпись "Время в свете?". Очевидно, время в свете бесконечно? Знак бесконечности был размещен на двенадцати часах. Я тяжело вздохнула и отправилась покорять ратушу.
Винтовая лестница петляла, словно бешеный заяц, уходящий от погони. Но я все-таки дожала последний пролет и выбралась на арочное перекрытие, вспугнув ворон. С тихим шелестом крыльев они тяжело поднялись в ночь и с недовольным карканьем сели на шпиль, наблюдая за мной. Спящий город раскинулся подо мной, как на ладони. Я невольно вскинула руку с подаренными часиками – на них было начало двенадцатого ночи – и дернула дверь, намереваясь проникнуть в сердце часового механизма… Но на ней висел замок. А еще через полчаса я сдалась. Замок не поддавался. Вообще никак. У меня сложилось странное ощущение, что хитроумные запорные механизмы всего лишь для вида, а на двери просто висит цельный кусок металла, намертво сковавший дверь. Но это же невозможно? Часы ведь надо заводить, чинить, смазывать шестеренки или что там полагается смазывать?
Я принялась ожесточенно ковыряться в замке, досадуя, что не захватила с собой воровской порошок. Взорвать эту клятую дверь коту под хвост! Разнести поганую механику на болтики и шестеренки! В карканье ворон над головой чудилась скрытая издевка. Со всей дури стукнув массивную дверь ногой, я сплюнула и полезла спускаться. Ничего, ничего… Наведаюсь в дом к часовщику и украду ключ от часовой камеры! А заодно и сундуки обнесу! Ну а если у него и дома такие замки, то… взорву, Единый видит, взорву и все разгромлю!
На площади меня оглушило мелодичным перезвоном. Полночь. Я обернулась к часам и остолбенела. Снизу было видно, как дверь в часовую камеру открылась, из нее выползла фигурка святого Луки и с печально-торжественным перезвоном покатилась по арочной галерее. Я подобрала ноги в руки и ринулась обратно, твердя себе, что успею. Но не успела. Прямо под носом последняя фигурка в виде священного символа алой бесконечности въехала по рейкам в камеру, и дверь захлопнулась, едва не отрезав мне пальцы. Я в бешенстве заколотила по ней, плюясь и изрыгая проклятия.
По дороге на Фидеркляйд плац какой-то идиот попытался затащить меня в подворотню и ограбить, и я отвела душу, выколотив из него дурь и обобрав до копейки. Еще парочка бандитов встретилась мне на подходе к дому Алисы, и я почти пожалела, что наткнувшись на мой бешеный взгляд, они стушевались и исчезли в темноте.
Особняк больше походил на склеп. Веяло сыростью и запустением, было темно, хоть выколи глаз, даже не горели фонари на улице перед домом. Только лунный свет заливал неясным светом убогую обстановку. Остатки былой роскоши были прикрыты белыми пыльными тряпками, чем-то напоминая застывших в полете призраков. Мебели почти не было. Гуляли сквозняки, раскачивая старую лампу на цепях, а половицы скрипели даже под моей бесшумной поступью.
Я двигалась в темноте, идя на тепло, как идет голодный волк на запах крови. Единственная жилая комната в доме обогревалась обветшалым камином. Перед ним в кресле-качалке сидела… Равена. Я осторожно обошла женщину, чувствуя в воздухе кисловатый запах дряной выпивки и масляной краски. Старуха была мертвецки пьяна. Жизнь ее не пощадила. У нее были бесцветные замасленные патлы, изъеденное морщинами лицо и впавшие щеки. Она похрапывала, неприглядно обнажая беззубые бледно-розовые десны и пуская слюни. Будучи старше Тени на десять лет, Равена выглядела древней развалиной.
Чтобы привести в чувство пьяницу, надо засунуть его голову в ледяную воду и подержать пару минут. Так я и поступила. Отфыркиваясь и отбиваясь, старуха пришла в себя и уставилась на меня мутным взглядом. Нашлепав ее по щекам и надавав тумаков, я доходчиво объяснила, что со мной шутки плохи, а отвечать на мои вопросы надо быстро и внятно.
Пути Единого неисповедимы, но никогда не устают поражать меня каким-то извращенным чувством юмора. Вурстам пришлось спешно уехать из Ихтинборка, потому что обозленная мать Гийома, мужа Милагрос, искала встреч с внучкой и пыталась забрать себе девочку вместе с немалым наследством. По той же причине семейная чета поменяла и фамилию. Однако в Виндене, этом городе вечного праздника и бездумной роскоши, свалившееся богатство ударило мужу Равены в голову, подобно мочи. Он сдурел, швыряя деньгами направо и налево, купил баснословно дорогой особняк, устраивал балы, играл в карты, пил, влезал в сомнительные деловые авантюры… А потом как-то неожиданно оказалось, что деньги кончились. Остались долги. Патрик Вурст сбежал, бросив кредиторам на растерзание жену и дочь. Равена с горя начала пить, потихоньку продавая дорогие украшения и вещи, изредка картины, которые писала, пока слушались руки. Алиса изо всех сил пыталась скрыть бедственное положение семьи, от имени матери перезакладывая дом и уговаривая ту не пить и вновь начать писать картины. Их продажа позволяла семье худо-бедно выживать. На незаконченном холсте в углу была изображена темноволосая женщина, идущая по берегу моря и несущая прелестную маленькую девочку. Картина была пронизана светом, соленым ароматом моря и счастьем, и лишь тень, отбрасываемая женщиной на песчаный берег, была темной, бесформенной и страшной. Портрет был неплох, но до таланта сестры Равена явно не дотягивала.
Я почти не сомневалась, что со старухой сложностей не будет. Если Лешуа объявит, что Алиса – его дочь, сестра Виля, которую когда-то выкрала завистливая родственница Равена, то винденское высшее общество послушно проглотит и эту ложь, как приняла на веру и тот воспаленный бред, который пришел в голову инквизитора по поводу отца Луиджии. Даже я бы до такого не додумалась… Однако стоило мне заикнуться про то, что я собираюсь открыть правду про Алису, как старуха на глазах преобразилась. В ярости она взвилась и напала на меня, пытаясь выцарапать глаза и удушить. В ее немощных членах вдруг появилась такая бешеная сила, что мне сделалось по-настоящему страшно. Равена оседлала меня, повалив на пол, и бессмысленно шипела:
– Моя! Она моя! Не трожь мою девочку! Не трожь!
Я хрипела и задыхалась, тщетно пытаясь сбросить обезумевшую старуху. Под руку попалась пустая бутылка, и я стукнула Равену по голове. Она дернулась, булькнула и упала на меня. Кашляя и пытаясь отдышаться, я села на полу. Кажется, рано радовалась. Старуху придется убирать.
В школе танца были темны все окна, кроме одного. Я с наслаждением растянулась на постели Луиджии, давая отдых измученному телу и слушая сбивчивый рассказ девчонки.
– Он такой добрый… и смешной… Говорит, что я похожа на Ежению. Как думаете, так и есть? Все-таки она моя тетка.
– Угу, если тебя надуть примерно раза в два и раскрасить, то да, будет полное сходство. Вообще не понимаю, в кого ты такая уродилась? Кто-то из родственников отца был бесцветным?
– Не знаю, – погрустнела девчонка. – Папа меня видеть не хотел. А мама… она любила, но стеснялась…
– Как вообще получилось, что никто из твоей родни не вспомнил, что бесцветная племянница воеводы – это Бригитта Седвиг? Не могли же они не сложить два и два, когда инквизитор стал нести всю эту чушь про твой возраст и…
– А меня никому не показывали, – прошептала Лу и отвернулась, ее голос задрожал. – Когда кто-нибудь из родни приезжал в гости, то меня закрывали в комнате и…
– Хм… – я перевернулась на живот и подперла подбородок кулаком, разглядывая профиль девушки в лунном свете. – Это хорошо. Ничто не помешает тебе стать любимой дочкой самого богатого человека в Виндене.
