Текст книги "Совпадения случайны (СИ)"

Автор книги: Маргарита Алешина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Глава 104

– Я хочу, чтобы ты немедленно вернула мне мои документы. А это забери… – возвращаю Маше её паспорт.

Та глядит то на меня, то на бардовую книжечку в своих руках и растерянно хлопает глазами:

– У меня его нет здесь… Он там, у Пановых…

А затем меняется в лице.

– Постой, это что значит? Ты решила всё рассказать Кириллу? – хмурит брови. – Ты решила сдать меня? Да?

Её голос дрожит, будто она вот-вот заплачет.

Ни за что в это не поверю.

Нарочно ничего не отвечаю, а только нервно притопываю, демонстрируя нетерпение.

Маша покрывается пунцовыми пятнами.

Ещё бы! Наверняка она рассчитывала, что я буду действовать по её указке.

– Ты же не серьёзно… Правда? – улыбается, полагая, что я её разыгрываю.

Но я строго повторяю:

– Верни. Мне. Мой. Паспорт.

Маша, наконец, понимает, что я не шучу, и взрывается:

– Значит, всё-таки сдашь меня?! Значит, всё расскажешь?! – нервно выдыхает. – Ну, спасибо тебе, сестричка! Я думала, мы сумеем договориться! Рассчитывала на твоё понимание! – нарочно держится за живот, намекая на младенца. – А ты сухая, бессердечная, бездушная… Ты…

"Подбирает ещё какое-нибудь подходящее словечко. Что-нибудь такое едкое, чтобы ущипнуть больнее! – думается мне. – Ну, давай, удиви меня!"

– Ты… – Маша сощуривается и устремляет в меня… нет, не взгляд, а скорее стрелу, пропитанную ядом. Чёрт возьми, я даже не подозревала, что глаза, похожие на мои, могут быть такими злыми. – Так тебе и надо! Поняла?

Если честно, я в замешательстве.

О чём она говорит?

– Я рада, что Полянский нас перепутал! – заявляет Маша. – Рада тому, что он сделал с тобой! И будь у меня возможность, я бы ещё раз всё это провернула! Ясно? Только теперь я бы не стала подвозить тебя до города. Теперь ты шла бы сама! Как бродачая псина! Пешком! Босиком! Как угодно! Поняла?!

Да всё я поняла…

Поняла, что Маша напугана грядущим разоблачением и от страха не понимает, что говорит. Она хочет напоследок укусить меня как можно больнее. Потому что ничего другого ей не остаётся. Она больше не может контролировать ситуацию. Теперь её судьба полностью зависит от меня. Вот она и мечет в мою сторону копья и стрелы.

– Паспорт мне верни! – рявкаю я, игнорируя её колючие слова.

И Маша сдаётся.

– Да и подавись! – гневно выплёвывает она. – Я раньше без него обходилась и теперь обойдусь! Но учти, если ты расскажешь Кириллу правду, тогда и я молчать не стану. Я всем расскажу, что случилось с Полянским на самом деле! Расскажу, что это был вовсе не несчастный случай! Расскажу, что на самом деле его убил твой приятель! Карасёв Анатолий Владимирович! Кстати, как тебе целоваться с убийцей? Понравилось? – опять этот взгляд, бьющий в самое сердце.

Моя сестра меня не щадит. Её слова – сплошная желчь. Я бы ещё стерпела, если бы Маша поливала грязью только меня, но сейчас она нагло лжёт про моего друга. Поэтому я не могу молчать.

– Карасёв – не убийца! – осекаю сестру. – Это был несчастный случай! Толик рассказал мне, как всё случилось! Полянский был пьян и сам влез на подоконник!

– Да уж… Я слышала, какой чуши он тебе наплёл! "Бу!" – кривляется, передразнивая Толика. – Это ж надо было такое придумать! Я чуть не лопнула со смеха, клянусь!

На что, чёрт возьми, она намекает?

– Ты что, хочешь сказать, что Карасёв мне солгал? – спрашиваю я у Маши, которая всё ещё давится злыми смешками.

– Конечно! Ещё как! – отвечает она.

– Но зачем? – проглатываю подступающий к горлу ком.

– Не знаю, – сестра дёргает плечиком, – наверно, боялся, что от правды ты грохнешься в обморок! – Маша строго смотрит на меня. – Блин, да на тебе даже сейчас лица нет! А тогда вообще сидела вся бледно-зелёная, дрожала, дышала через раз. Вот он и решил не добивать тебя своей правдой! Я бы тоже на его месте тебе солгала. Ну, от греха подальше…

– Это что же получается… – произношу чуть слышно. – Карасёв, действительно, виновен в смерти Полянского?

Смотрю на Машу и пытаюсь найти в её глазах хотя бы крошечный намёк на шутку. Но, кажется, я зря на это надеюсь. У сестры в каждом глазу по бегущей строке:

"Виновен… Виновен… Виновен…"

– Да, сестричка, да… Тебя Анатолий пожалел, а мне рассказал совершенно другую историю. Он толкнул Полянского, когда тот стоял у окна. Стас был пьян, и твой приятель воспользовался его состоянием. Много ли надо сил, чтобы расправиться с человеком, который и без того еле держится на ногах?..

– Нет… Он не мог… Не мог… – я качаю головой и не отрываясь гляжу на Машу. – Он же сказал мне…

Оборачиваюсь назад, словно Карасёв стоит у меня за спиной. Комната пуста, и я беспомощно шарю глазами по очертаниям мебели, гляжу на окно, на чуть раздвинутые шторы.

Как бы мне хотелось, чтобы Толик был сейчас здесь, рядом со мной. Возник из ниоткуда, возмутился, опроверг слова моей сестры.

Но его нет.

А Маша есть, и ей на руку моё замешательство.

У неё появляется время подобрать аргументы, чтобы окончательно сбить меня с толку.

– Даша, сама подумай, стал бы двухметровый детина следовать указаниям какой-то пигалицы, которую видит в первый раз в жизни? – Маша намекает на себя. – Стал бы связывать себя обязательствами, будь он не виновен? – даёт мне пару секунд на раздумье и отвечает за меня. – Конечно, нет! А Карасёв между тем не только согласился заключить со мной "Уговор молчания", но и был на связи "двадцать четыре на семь". Тебе известно, что в большинстве случаев он отвечал на мои звонки уже после второго гудка?

Память будто нарочно подбрасывает мне кусочек одного зимнего утра. Когда Толик сбежал от меня, сверкая пятками, едва на экране его смартфона высветилась надпись "Вызывает Мари…"

– Какие ещё тебе нужны доказательства? – спрашивает Маша, будто только что прочла мои мысли. – Карасёв виновен! И я всем это расскажу… Если ты расскажешь…

У меня темнеет в глазах. В голове гул:

"Виновен… Виновен… Виновен…"

Опускаются плечи и руки, да я целиком опускаюсь… на подлокотник кресла. А Маша стоит надо мной и едва сдерживает довольную улыбку:

– Ты же не выдашь своего друга? Верно? И меня тоже не выдашь? Да?

Я ей не отвечаю. Не могу. Я раздавлена.

И вдруг где-то глубоко внутри слышу тоненький голосок надежды:

"Даша, сопротивляйся! Толик не виновен! Маша нарочно на него наговаривает! Ей нужно, чтобы ты поверила! Она хочет сломать тебя! Подорвать твою уверенность! Ей нужно, чтобы ты сбилась с намеченного пути!"

И я, только что раскисшая и подавленная, приказываю себе успокоиться. Поднимаюсь с подлокотника, на котором сижу, чтобы снова быть с Машей одного роста, и, вскинув подбородок, устремляю на сестру уверенный взгляд:

– Верни мне мои документы!

Каждое слово как удар молотом.

Маша не готова к такому повороту. Она была уверена, что я сломаюсь и поддамся ей. Но я сильнее, чем она думала. Её колючий взгляд сталкивается с моим.

– Значит, не хочешь по-хорошему? – она сощуривается. В ответ Маша получает от меня только лёд в глазах. Мне от неё прилетает набор слов, скорее похожий на огромный сгусток желчи.

– Что ж, сучка, будь по-твоему… – цедит она сквозь зубы. – Я верну тебе твой паспорт. Мы пойдём сейчас к Пановым, я достану его и брошу тебе прямо в морду. А потом ты свалишь в закат, и мы никогда… слышишь, никогда больше не увидимся! И кстати… Ты не рассчитывай на помощь Кирилла! Я забыла тебе сказать, что его сейчас нет в городе. Четыре дня назад он улетел в Ф-ск на какой-то там слёт чего-то там… И вернётся только послезавтра. Так что у меня полно времени, чтобы вытравить тебя из моей идеальной жизни! Что смотришь? Не ожидала? Думала, придёшь, всё расскажешь Кирюше? Думала, накажешь меня этим? А вот ничего у тебя не получится!

– Веди. Меня. К. Пановым! – звучит в тишине мой ей ответ.

И Маша, надменно вскинув подбородок, шлёпает к двери. А я иду следом, не отставая ни на шаг.

Нам требуется ровно тридцать секунд, чтобы покинуть квартиру, пересечь тёмный квадрат лестничной площадки, распахнуть соседнюю дверь-шоколадку и оказаться у Пановых, в их тесной прихожей.

Мне кружит голову запах этого дома. И разогретая индейка и свежая выпечка здесь ни при чём.

Мне сносит крышу от запаха детства и запаха первой любви. Это ностальгия вынимает последний воздух из моих лёгких и разгоняет сердечную мышцу до предела.

У меня начинают предательски дрожать колени, едва я наступаю на коврик у двери. Мне приходится держаться за стены, чтобы удержаться на ногах.

Когда я была здесь, в его квартире в последний раз? Месяцев восемь назад? Или семь? Не помню уже. Это было в другой, прошлой жизни и теперь уже ничего не значит.

Но тогда почему меня опять тошнит от страха, словно школьницу перед экзаменом? Радуюсь, что в прихожей темно, и моих серо-буро-малиновых щёк никто не видит.

Моя радость длится не долго. Секунды две или три спустя узкий коридор озаряется холодным белым светом. И перед нами вырастает тощая фигура Натальи.

На ней нет её обычного фартука, а вместе с ним и лица нет…

– Девочки… Вы вместе… – громко шепчет она, приложив к губам кончики пальцев. – Не губите меня… Кирюша…

Маша вспыхивает румянцем.

– Что? Что с ним? – спрашивает она у Натальи.

Я молча наблюдаю за ними, не понимая, что не так.

– Он приехал… Час назад… – поясняет Наталья таким же громким шёпотом. – Сюрприз тебе сделать решил… Я сказала, что ты вышла к соседке… за луковицей… Сейчас Кирюша душ принимает…

– О, чёрт… – выдыхает Маша и, обернувшись, говорит мне вполголоса. – Дашка, сестра, не губи! Забирай свой паспорт и вали отсюда! Пожалуйста! Кирилл не должен тебя здесь увидеть!

"Да вы что?!"

Этот вопрос, приправленный дерзкой усмешкой, едва не срывается с моих губ,

И куда только делся весь её гонор? Куда запропостилась желчь, с которой Маша угрожала "вытравить меня из своей жизни"? Где вся эта "ежовая" мишура? Слезла, как шкура со змеи? Растворилась перед лицом реальности?

Всё так.

Потому что сколько бы моя сестра не ерепенилась, Даша – это я, а Маша – это она. И по-другому уже не будет. Это по отдельности мы выглядим, как две капли воды. Но поставь нас рядом, и будет заметно, что у Маши родинка на щеке ниже на два сантиметра, а на ухе едва заметный шрам, а на переносице… В общем, таких мелочей наберётся немало. И нужно быть совсем слепым, чтобы не отличить нас друг от друга, когда мы стоим бок о бок.

А Кирилл тем более увидит разницу и, наконец, поймёт, что уже почти год живёт не с той самой Дашей, которую полюбил когда-то, а с её беременной "подделкой"…

– Я сейчас! Я быстро! – говорит Маша и теряется в закоулках квартиры.

Возвращается она очень быстро.

– Вот, держи свой паспорт и уходи, уходи! – она суёт мне в руки бардовую книжецу и делает попытку вытолкнуть меня за порог.

Само собой, я сопротивляюсь. Я хочу остаться и поглядеть, что будет дальше, когда Кирилл выйдет из душа, весь такой красивый, с полотенцем на бёдрах, и увидит нас двоих, толкущихся в прихожей.

– Дашенька! Деточка, богом прошу! На тебя одна надежда! – слёзно шепчет Наталья. – Если Кирюша мою правду узнает, не простит! Никогда меня не простит…

И теперь уже два человека смотрят на меня с мольбой, надеждой и негодованием одновременно. И ждут от меня каких-то действий.

А я что?

А я смотрю на того, кто только что вывернул из-за угла…

Он стоит, окутанный облаком пара, облачённый в спортивные шорты, гладко выбритый и модно причёсанный. Он бесшумно возник за спинами этих двух и теперь взирает на происходящее с лёгким недоумением.

Я смотрю на Кирилла…

Глава 105

– Мама… – Кирилл обращается к Наталье. – Что здесь происходит?

Та вздрагивает и оборачивается. Вслед за ней дёргается и моя беременная сестра. А я сначала гляжу с ухмылкой на их взъерошенные затылки, а потом перевожу спокойный уверенный взгляд на Кирилла.

– Кирюша… Солнышко… – лепечет Наталья. – Мы это… Мы тут…

Кирилл смотрит на мать, но та не в состоянии подобрать нужные слова.

Не дождавшись внятного ответа, Кирилл переводит глаза на свою беременную подружку. Но и Маша при всём её красноречии стоит, прикусив нижнюю губу.

И, наконец, взгляд Кирилла целиком и полностью принадлежит мне. Он сканирует моё лицо, будто я какая-нибудь карта сокровищ, будто выкройка с уймой вытачек, будто… Ну, вы поняли.

Почему он так странно на меня смотрит?

Почему хмурится?

Почему ничего не говорит?

Почему не подходит?

Или Кирилл меня не узнаёт?

Но разве это возможно?

Конечно, возможно… В этой шапке я сама на себя не похожа…

А может быть, плохое освещение сильно искажает мои черты?

Неужели он не видит, что я и есть – настоящая Даша?!

Его Даша…

Без татуировок, без лишней краски на лице, без злого умысла в голове.

Как он может не узнавать меня?

Ведь даже этот пуховик на моих плечах мы когда-то выбирали вместе!

– Кирилл… – начинаю я, тишина между нами звенит от напряжения.

Услышав мой голос, Маша выходит из ступора. Ещё бы! Сейчас ей самое время вмешаться.

– Кирюша, ненаглядный мой! Ты вернулся! Какой сюрприз! – театрально щебечет она, бросаясь к "своему ненаглядному". Меня сейчас стошнит…

Через считанные секунды Маша висит у Кирилла на шее.

Тот обнимает её машинально, но продолжает смотреть на меня. Не могу понять, что означает его взгляд.

В груди стягивается тугой узел…

Что-то не так…

– Даша, может, ты объяснишь мне, что происходит? Это кто? – спрашивает Кирилл у моей сестры.

Он только что назвал Машу моим именем!

Я поверить не могу!

Кирилл, действительно, меня не узнаёт!

Маша не успевает ему ответить, потому что я её опережаю. Пора уже заканчивать это дурацкое представление и валить прочь из этого дома. Мне нужен мой чемодан, свежий воздух и покой…

– Даша – это я! – выкрикиваю из своего угла. – Раскрой глаза, Кирилл! Я есть та девчонка, с которой ты в детстве играл в песочнице, а потом спустя годы целовался на скамейке во дворе! Мы болтались с тобой по городу, слушали музыку и ели мороженое одно на двоих! Как ты можешь меня не помнить? Моя бабушка тебя терпеть не могла, а Наталья, – киваю на бледную женщину у стены, – наоборот, всегда заступалась за нас и защищала! Я та самая Даша, из-за которой ты однажды подрался и заработал этот шрам на переносице! Да, я и есть та девушка, которую ты любил и, по всей видимости, любишь до сих пор. Но кое-кто сбил тебя с толку! – киваю на свою пузатую копию. – Та, которую ты только что назвал моим именем, на самом деле моя сестра-близнец. И зовут её Маша. Эта наглая, бессовестная, беспринципная особа обманом проникла в нашу с тобой жизнь и заняла моё место!

Я замолкаю, глубоко дышу и смотрю не только на Кирилла, а сразу на всех присутствующих.

Наталья, которая стоит справа, подпирая собой стену, слилась с рисунком на обоях.

Маша, белая как мел, так и висит бусами у Кирилла на шее. От неё остались одни глаза. Да и те поменяли цвет от тёмно-карих до угольно-чёрных. Я вижу в них сразу все эмоции. Страх, стыд, гнев, отчаяние…

И только Кирилл не выдаёт никаких эмоций. Его лицо абсолютно бесстрастно. Можно сказать, никакое лицо.

Мы все четверо смотрим друг на друга, и между нами, в нашем "неправильном" четырёхгольнике, опять стоит звенящая тишина.

Маша подаёт голос первой.

– Кирюша… – выдыхает она, когда Кирилл берёт её запястья и размыкает кольцо её рук на своей шее. Она смотрит на него с мольбой и отчаянием и провожает глазами, полными слёз, когда выпутавшись из её объятий, он идёт в мою сторону.

Кирилл подходит ко мне так близко, что я чувствую его дыхание на своей щеке.

Что ж, отлично… С этого расстояния он наверняка меня узнает…

– Пошутили и хватит! – его дыхание обжигает. – А теперь говори, кто ты есть на самом деле?

Я слегка отстраняюсь и нервно сглатываю. Здесь и без того слишком жарко. Мне не хватает воздуха. Рука сама тянется к вороту свитера. Оттягиваю его, чтобы сделать короткий вдох, и за одно будто случайно открываю правую ключицу и показываю ему, что у меня нет татуировки-сердечка, как у этой беременной барышни. Но есть созвездие из родинок, которое он так любил целовать.

Я хочу, чтобы он увидел его и вспомнил.

Но Кирилл слеп, глух и туп… Он не видит никакого "созвездия". Он давит на него холодными пальцами, больно сжимая моё плечо:

– Кто. Ты. Такая.

У Кирилла своя правда. Он знает, что за его спиной дрожит от страха беременная от него девушка. Рядом с ней белая и чуть живая стоит его мать. А в его доме чужой человек. И он должен защитить от чужака дорогих ему женщин.

– Вы обе! Уйдите в комнату! – приказывает Кирилл своим девочкам.

Господи, он так их оберегает, будто у меня в руке нож! Даже смешно, ей-богу…

Маша и Наталья, взявшись за руки, послушно исчезают из прихожей, а Кирилл возвращает своё внимание мне.

Он не спрашивает, почему я так похожа на его беременную подругу. Он спрашивает:

– Что. Тебе. Нужно. В. Моём. Доме?

Я его не боюсь. Ему не испугать меня ледяным тоном и колючим взглядом. Меня скорее пугает его тупость…

– Дурак! Ты разве не видишь? Разуй глаза! – вскрикиваю я. – Я есть настоящая Даша! А с тобой живёт моя сестра! – показываю пальцем в сторону арки, за которой только что исчезла Маша. – Мы с ней близнецы! – Или ты реально так слеп, Кирилл?

Тот подозрительно сощуривается, и до меня, наконец, доходит.

Нет, Кирилл не слеп! Он скорее одурманен влиянием этих двух женщин. Его мозг настолько пропитан их ложью и фальшивой лаской, что правдой его не излечить…

Передо мной стоит совершенно другой человек. Не тот милый парнишка, когда-то влюблённый в Соколову Дашу… А безумец, сгорающий от любви к Соколовой Маше.

Когда холодные пальцы в очередной раз больно сдавливают моё плечо, а слух обжигает жёсткое: "Убирайся из моего дома… Даша!" я, наконец, понимаю…

Это не Кирилл глуп и слеп!

Это я! Слышите? Это я полная дура!

Кирилл узнал меня. Сразу узнал. Только он не рад моему присутствию.

Он привык к ней! К своей "новой Даше"! Теперь он любит её!

А я должна исчезнуть с их праздника жизни!

Как бы больно мне сейчас не было, какой бы величины ком не давил сейчас мне на горло, я нахожу в себе силы гордо поднять голову, вскинуть подбородок и сказать ему прямо в глаза:

– Ты ведь узнал меня, Кирилл! Верно? – он молчит, и я горько выдыхаю, – Конечно, узнал! – наши губы так близко, что вот-вот соприкоснутся, – просто я больше не нужна тебе! Теперь ты любишь её! Конфету в той же обёртке, но с другой начинкой! Ты нашёл в ней то, чего тебе не доставало во мне. Этакой перчинки! Так ведь?

Кирилл медлит с ответом, но его глаза уже всё сказали за него…

И сейчас самый подходящий для меня момент достать козырь из рукава и вывалить ему всю правду.

Сказать, что ребёнок, которого носит его мамзель, вовсе не от него. А женщина, которую он всю жизнь называет матерью, на самом деле украла его из роддома.

Я набираю воздуха в лёгкие:

– Позови сюда своих девочек! Я должна кое-что сказать и хочу, чтобы они тоже послушали!

А девочек и не нужно звать. Услышав упоминание о себе, они одна за другой снова появляются в прихожей. Будто никуда не уходили.

Когда мы опять все в сборе, я с широкой улыбкой произношу:

– Кирилл, а ты в курсе, что ребёнок, которого она, – указываю пальцем на Машу, – носит под сердцем, вовсе не от тебя, а от парня, который меня изнасиловал?! Ты в курсе, что она сбежала от него будучи беременной, и чтобы укрыться от преследования подставила меня! А эта женщина… – перевожу указательный палец на Наталью, – вовсе не твоя мать! Она похитила тебя младенцем из роддома, потому что не могла родить сама… Раскрой глаза, Кирилл! Они обе тебя обманывают!

Довольная собой я выдыхаю и принимаюсь наблюдать за всеобщей реакцией.

Возникшая далее пауза могла бы занять место в книге мировых рекордов как самая долгая и самая театральная. Ей разве что не хватает музыкального сопровождения.

Все смотрят друг на друга, и никто не решается сказать первым, чтобы как-то объясниться или опровергнуть мои слова.

И только глаза у Кирилла безмолвно кричат:

"Что?!"

И мечутся между бледной Натальей и такой же бледной Машей.

А я смотрю на Машин огромный живот… Я не хочу смотреть, но глаза как-то сами приклеиваются…

Так вот…

Я смотрю на беременный живот сестры и замечаю, как он… дёргается под халатом.

Я сейчас не шучу. Я действительно это вижу.

Маша волнуется, и малыш это чувствует и волнуется вместе с ней.

Но моя сестра пребывает сейчас в таком ступоре, что либо ничего не чувствует, либо нарочно ничего не делает, чтобы успокоить кроху. Не прикладывает к животу ладони, не воркует, как обычно. А ведь она умеет это делать, я видела.

Сейчас Машу не интересует её крошечка. Её интересует только реакция Кирилла. Наверно, в данный момент она подбирает в уме нужные слова, чтобы объясниться с ним. Ей придётся очень постараться. Ведь от того, что Маша скажет Кириллу, будет зависеть судьба её ребёнка. Но судя по тому, с каким тупым видом она сейчас уставилась в пол, Маша не может помочь ни себе, ни своему крохе…

А тот всё чувствует и трепыхается изо всех сил…

Блин… Я так больше не могу…

Я должна что-то сделать…

Внутри меня срабатывает какой-то тумблер, и я заливаюсь искуственным смехом:

– Видели бы вы свои лица, ребята! Вы что серьёзно этому поверили? Я же прикалываюсь! Я книгу пишу! Как вам сюжетик? Судя по вашей реакции, отличный выйдет роман! Так и вижу слоганы на обложке! "Близнецы. Встреча годы спустя" или "Он её любит, но она ждёт ребёнка от другого" или ещё лучше "Она не та, за кого себя выдаёт!" Класс! – показываю жест "большой палец вверх" и театрально хлопаю в ладоши.

Хлоп-хлоп-хлоп…

– Нет, то, что мы близнецы – это чистая правда! Вы и сами это видете! – продолжаю театрально смеяться. – А всё остальное я придумала! Короче, мы с сестрой в детстве потерялись, а теперь нашлись! Вдаваться в подробности, как это случилось я не буду! Она сама потом вам расскажет!.. А я это… Я что пришла-то… Сейчас, погодите… – демонстративно шарюсь по своим карманам, будто что-то ищу в них. Хотя прекрасно знаю, где у меня лежит то, что мне сейчас нужно. – Вот! Нашла!

Из нагрудного кармана достаю свой паспорт, только что отданный мне Машей и протягиваю сестре.

– Держи, Дашка! Ты его в моей прихожей забыла, когда у меня в Пригороде была! Помнишь? Два дня назад! – подмигиваю сестре, мол, подыграй мне. – Мы с тобой ещё торт один на двоих слупили! Чаю ведро выпили!.. Короче, вот! Возвращаю тебе твой документ!

Маша в растерянности. Похоже, она не верит в реальность происходящего. Смотрит с опаской, колеблется, но всё же не спеша подходит к мне и осторожно принимает из рук бордовую книжечку.

– Спасибо! – говорит одними губами, смотрит прямо в глаза.

Мой паспорт тонет в кармане её халата, а после её руки мягко опускаются на огромный живот и нежно поглаживают его. Ну, наконец-то… В моей сестре снова проснулась мать, а, значит, малыш снова в безопасности. Вот и прекрасно.

– Пожалуйста! И больше не теряй! – отвечаю я с наигранной строгостью. – И это, Дашуль… Ты расскажи своим домашним, – киваю на Наталью и Кирилла, – кто я и что я. Занятная вышла история! Вы, ребята, заслушаетесь! А мне некогда! Электричка у меня! До Центрального Пригорода! Давайте, друзья! Аmigos adies!

На этом я отчаливаю. Мои силы, как и моё актёрское мастерство, на исходе.

Не помня себя, выскакиваю на площадку и, не оборачиваясь, бросаюсь вниз по лестнице. Подступившие слёзы жгут глаза.

Пока бегу вниз, перебирая ногами ступеньки, успокаиваю себя, как могу:

"Всё, Даша, всё! Пусть живут и будут счастливы! А тебе нужно бежать прочь от этого дома и от этих людей!"

Когда я оказываюсь на улице, когда после душного разговора вбираю полной грудью ночной морозный воздух и думаю, что сбежала от всей этой ситуации, меня догоняет голос сестры:

– Даша…

Я оборачиваюсь. Маша выглядывает из-за тяжёлой двери и вскоре уже стоит на крыльце. Выскочила, ненормальная, на мороз в чём была, в халате и тапочках. Что-то держит в ладошке, мне протягивает. Говорит:

– Возьми это! – трясётся от холода.

Мне приходится вернуться, чтобы не задерживать её. Как ни крути, она всё-таки в положении…

– Что это? – спрашиваю я, хоть и сама вижу, что у неё в руках.

Это ключи. Небольшая связка на кольце с брелком-ленточкой.

– Даша, я понимаю, что одного "спасибо" недостаточно… – говорит Маша, стуча зубами от холода. – Я должна была ещё что-то сказать или сделать для тебя… Ты возьми это… Это ключи от моей съёмной квартиры в Пригороде. Мы жили в ней с мамой. Там уютно и аренда на год вперёд оплачена…

Я не принимаю ключи. Говорю:

– Спасибо, не надо… Оставь себе. Я не думаю, что они мне понадобятся…

– Ладно… Тогда это возьми хотя бы… – Маша убирает связку в карман, и здесь же достаёт ту самую бордовую книжечку, которую я уже держала сегодня в руках. Её паспорт. – Ты отдала мне свой, а я отдаю тебе свой…

– Меняемся… Как ты и хотела… – подмечаю с горькой улыбкой.

– Да… – Маша опускает глаза. – Прости, что так вышло… Ладно?

– Что будешь говорить Кириллу, когда твой ребёнок родится на девять недель раньше положенного срока? – спрашиваю я, намеренно игнорируя её вопрос. – Кажется, столько у тебя было на момент вашей встречи…

– Я ему уже наврала, что такое возможно. Он в этом не разбирается, поэтому принял как должное… Спасибо, что в конечном счёте не выдала меня… И Наталья тоже тебя благодарит! Кирилл поверил, что ты пошутила!

– Да уж… – вздыхаю. – Пожалуйста… Береги его… Теперь он любит тебя. Это издалека видно… И малыша своего береги! Он ни в чём не виноват! Ну, всё… Иди в дом, а то простынешь! Пока!

На этом я разворачиваюсь и ухожу с крыльца. Иду по зимней улице, не оглядываясь. Не проверяю, скрылась ли Маша в подъезде, или всё ещё стоит и смотрит мне в след.

А вокруг тишина…

И только снег под ногами…

Скрип… скрип… скрип…

Петляю дворами и всё равно выхожу к перекрёстку.

Через дорогу Светкин дом. В её окнах черным-черно. Подруга видит десятый сон. Там, где-то у её кровати остался мой чемодан…

Да и бог с ним…

Нащупываю в кармане свой мобильник, вынимаю симку и бросаю её в снег.

Больше мне никто не станет звонить.

Звонить будут Даше… А я Маша…

– Ну, и куда теперь? Без денег, без вещей, без жилья… – громко спрашиваю я у зимней ночи, полагая, что меня всё равно никто не слышит.

– Домой, Дашка, домой… – раздаётся за спиной знакомый голос.

Вздрогнув от неожиданности, оборачиваюсь.

Толик…

Только ему можно называть меня настоящим именем.

Бросаюсь Толику на шею и говорю сквозь слёзы:

– Забери меня отсюда! Пожалуйста, забери…

– Тише, Дашка, тише… Сейчас поедем… Наконец, всё закончилось…