Текст книги "Совпадения случайны (СИ)"

Автор книги: Маргарита Алешина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Глава 63

Пенсия приходила бабушке на карточку, бумажных писем она не писала, лотерейных билетов не покупала.

– Зачем мама Оля ходила на почту? – спрашиваю я Варвару Ивановну.

Та с радостью выкладывает:

– Гостинцы от кого-то принимала! Каждый раз коробку – ого-го! – женщина руками обрисовывает в воздухе внушительных размеров квадрат.

– Что Вы имеете в виду?

– Конфеты, игрушки, книги, – поясняет баба Варя.

– Что?

– Да, да! – кивает старушка. – А ещё, помню, деньги были. Сама видела. В конвертах. Белых таких.

– Деньги…

Я задумываюсь.

Антонина Петровна упоминала о деньгах, которыми бабушка рассчитывалась за съёмную квартиру. Я и сама видела белую россыпь пустых конвертов у своих ног. Один такой конверт покоится сейчас во внутреннем кармане моей багажной сумки. В нём без малого пятнадцать тысяч, которые я взяла у Антонины Петровны. Остальные деньги вернула ей в качестве благодарности за заботу и участие в моей жизни.

Повозившись с молнией, я вынимаю конверт из сумки и протягиваю его Варваре Ивановне.

– В посылках были такие же конверты?

Та жадно впивается глазами в белый прямоугольник. Крутит, вертит его, будто взвешивает, а после возвращает мне со словами:

– Один в один, Дашенька! Один в один!

Вот как бабушка платила за аренду!

Кто-то регулярно высылал ей деньги.

Кто же он? Этот благодетель?

Первым на ум приходит дядя Коля. Весёлый, коренастый дядька из дома напротив.

Когда-то у него был свой продуктовый магазинчик и машина "девятка".

В своё время дядя Коля оказывал бабушке знаки внимания. Помню, приходил с цветами, звал нас обеих в кино. Но мама Оля его букеты не принимала и от свиданий вежливо отказывалась. Она позволила дяде Коле починить две розетки, собрать книжный шкаф и помочь вынести из дома старый ламповый телевизор. На этом всё.

Потом у дяди Коли возникли сложности в делах. Он закрыл свой магазин и уехал из города. И больше они с бабушкой не виделись.

Мне нравится думать, что это дядя Коля протянул бабушке руку помощи. Но я знаю, что это неправда.

Мама Оля ни за что не взяла бы его денег.

Она привыкла рассчитывать только на себя и меня с детства этому учила.

"Поверь мне, Дашенька, твои заботы никого не волнуют! – говорила мама Оля. – Люди выслушают тебя из вежливости, а потом пойдут решать собственные проблемы, даже не вспомнив, о тебе!"

"Коллеги не станут искренне радоваться твоему повышению, сколько бы чашек кофе ты с ними не выпила! А с лучшей подругой вы будете дружны ровно до тех пор, пока её парень не шлёпнет тебя по заднице забавы ради…"

"Ни на кого не надейся! Никогда не жалуйся! Будь сильной и самостоятельной!" – неустанно повторяла бабушка, а сама тайком принимала от кого-то деньги и подарки.

Что ещё было в посылках?

Конфеты? Игрушки? Книги?

Я не получила ничего из перечисленного.

Тот вшивый кулёк сливочных карамелек, которые бабушка отдавала мне со словами: "Это тебе от Алечки!", не в счёт. Сегодня я уверена, что она покупала его на обратном пути в ближайшем супермаркете.

Во мне вдруг просыпается та маленькая девочка с Садовой, которая жила с бабушкой на гроши. Та девочка, у которой не было новых кукол и ярких раскрасок. Которая ни разу не была на море и последняя в своём классе попробовала шоколад в модной обёртке.

"Где мои игрушки? Где мои книги? Где те самые конфеты из огромной коробки?" Варвара Ивановна будто читает мои мысли.

– Знаешь, что самое странное? – говорит она. – Твоя бабушка ничего, кроме денег, из этих посылок не забирала. Она получала коробку, здесь же её потрошила, выуживала конверт с наличностью, а остальное содержимое так и оставляла где-нибудь на лавочке во дворе. У меня сердце кровью обливалось! – баба Варя роняет руки на грудь. – Чего там только не было за всё время! И разные игрушки, и шоколад импортный, и платьица, точно для принцессы, и книги красочные в дорогом переплёте. Однажды я осмелилась одну книжечку себе забрать. Для внучки. Сейчас покажу.

Баба Варя скрывается за дверью и скоро появляется вновь, сжимая в руках толстую книгу с красочной обложкой.

"Детский детектив" – читаю про себя название, и руки сами тянутся потрогать глянцевый рисунок.

Раскрываю книгу и замираю. На первой странице надпись шариковой ручкой:

"Даше от Тани. В детстве я очень любила эту книгу. Надеюсь, и тебе она понравится!"

Ниже рисунок цветными карандашами. Молодая женщина с волосами цвета горького шоколада, печальными глазами и лёгким румянцем на щеках.

Я смотрю на неё, и в памяти всплывают найденные мной фотографии, на которых нас трое. Я, бабушка и девушка без лица.

Женщина на книжной странице срисована с одной из этих фотографий…

Глава 64

Мама…

Теперь я точно знаю, что она жива и даже прекрасно рисует. А ещё её гложет чувство вины. Чувство настолько сильное, что в своей подписи она не осмеливается назвать себя матерью. Пожалуй, и я не стану так её называть.

"Даше от Тани…"

Легко касаюсь аккуратных чернильных завитков и искусно рассыпанных по бумаге карандашных линий. Мягкий грифель цепляется за кончики пальцев. Рисунок свежий, книгу отправили недавно.

– Кто такая Таня? – неожиданно резко спрашивает баба Варя.

От её голоса я вздрагиваю.

С губ едва не срывается: "Мама…"

Но я вовремя осекаюсь. Баба Варя переехала на Садовую, когда мне было три года, и мы жили вдвоём с бабушкой. Она тоже думает, что моя мама умерла, и другой правды ей знать не следует.

– Так, никто… Дальняя родственница… – бросаю небрежно первое, что приходит в голову.

– Поня-я-ятно! – протяжно произносит баба Варя. – Не понятно только, чем же эта бедолага твоей бабушке не угодила? Деньги она, значит, забирала, а всё остальное бросала как есть…

Я неопределённо пожимаю плечами. Мол, понятия не имею.

Хотя уже предполагаю, почему и как всё случилось.

Чтобы подтвердить свою догадку, мне нужен ответ только на один вопрос.

Я поднимаю глаза на Варвару Ивановну:

– С какой посылкой пришла эта книга?

– Это последняя была… Июльская… – отвечает женщина. – Последние два месяца Оля ничего не получала. Сама слышала, как эта бабища почтовая дважды рыкнула ей из окошка: "Пригород отгрузили! Других коробок нет!" И в августе так было, и в сентябре…

Всё правильно.

События словно шерстяные петельки вязаного рисунка цепляются друг за друга и выстраиваются в ряд.

– Я знаю… – произношу чуть слышно, игнорируя изумлённый взгляд Варвары Ивановны. – Знаю, как всё было!

А всё было так.

Мама… К-хм, девушка по имени Таня рожает меня в семнадцать. Будучи совсем юной и беспечной, она оказывается не готова к бессонным ночам, подгузникам и детским болячкам. Не выдержав "прелестей" материнства, Таня оставляет меня бабушке и бежит в Пригород.

Бежит за лёгкой беззаботной жизнью. Возможно, за новой любовью. Не знаю.

Бабушка, разгневанная поступком дочери, вычеркивает её из нашей жизни. Испорченные семейные фотографии и выдуманные истории о белокурой красавице Ларе, умершей много лет назад, – прямое тому доказательство.

В своих рассказах мама Оля нарочно "хоронит" свою дочь, называет её другим именем и придумывает ей новую внешность, настоящую пряча на фотографиях под толстым слоем чернил. Она делает это, чтобы при случайной встрече мы с Таней не узнали друг друга.

Следующие семь лет Татьяна не участвует в нашей жизни и никак себя не проявляет. Но приходит день, и она вспоминает о моём существовании.

Таня выходит на связь, принимается слать из Пригорода деньги и подарки. Но не за тем, чтобы искупить свою вину и вымолить прощение, а чтобы… заткнуть бабушке рот.

Не просто так в своё время в школьных коридорах шептались, мол, видели дочку Ольги Николаевны и беременной, и с ребёнком на руках. В Пригороде у Татьяны теперь другая семья.

Она боится, что правда о когда-то брошенном ею младенце выплывет наружу. Потому Таня просит бабушку исчезнуть. Возможно, угрожает ей.

Чтобы спасти нас обеих, мама Оля бросает Садовую вместе с нажитым потом и кровью имуществом и бежит на Центральную.

Чтобы оплачивать новое жильё бабушка вынуждена принимать от дочери деньги, но подарки, книги и разные угощения отправляются на растерзание бродячим собакам.

Между тем Татьяне дорого обходится её тайна. Она очень быстро понимает, что не сможет вечно платить матери за молчание. Поэтому спустя годы, она возвращается в Н-ск, чтобы раз и навсегда избавиться от прошлого.

Начинает с меня.

Для воплощения в жизнь своего коварного замысла Тане нужен помощник. Кем ей приходится Полянский, остаётся только гадать. Но он активно берётся за дело. Находит меня в Н-ске, увозит к себе и… не выполняет задуманного.

"Пошла прочь, Соколова! Убирайся! Исчезни!" – кричит он мне вслед, когда я, не оборачиваясь, покидаю его территорию, когда я плачу и ненавижу его, даже не подозревая, что он только что сохранил мне жизнь, которую должен был отнять.

А Таня между тем наблюдает за нами. Поняв, что её план провалился, она подбирает меня, грязную, босую, но живую с обочины адского перепутья и увозит обратно в Н-ск, а после возвращается к Полянскому. Он слишком много знает, и ему нельзя доверять. И потому спустя время все новостные каналы трубят о внезапной кончине "парнишки" из Пригорода.

Не справившись со мной, Таня приходит за бабушкой. С пожилым человеком расправиться проще. Достаточно рассказать ему что-то страшное. Что-то такое, чего не выдержит старческое больное сердце. Например, о свидании единственной внучки с грубым хулиганом и насильником в дремучем дачном посёлке. А в доказательство показать напуганной женщине пояс от платья, который та расшивала когда-то собственными руками…

Что ж, здесь у неё всё получилось. Бабушка ей больше не помешает. Но я-то ещё жива и здорова. И я всё знаю! И я её не боюсь!

– Слышите? Я не боюсь её! – говорю с вызовом Варваре Ивановне.

Та не понимающе хлопает глазами:

– Даша? Что с тобой? О ком ты говоришь?

Я игнорирую вопрос и продолжаю:

– Если она здесь, за этой обшарпанной дверью, притаилась и ждёт моего визита, пусть знает, что я пришла и готова встретиться с ней лицом к лицу!

Под недоумённым взглядом старушки делаю пару шагов в сторону запертой двери и уже не скребусь чуть слышно игрушечным ключом, а стучу громко, открыто и кричу, не жалея голоса:

– Я здесь! Я сама пришла к тебе! Открывай!..

Глава 65

– Тише!

Варвара Ивановна бросается ко мне и хватает за манжет рукава. Её круглые чёрные глаза кажутся сейчас в два раза больше, а морщины – глубже.

– Не шуми! Деток разбудишь! – громко шепчет она. – Что с тобой? К кому ты обращаешься?

– Вы знаете её? Видели её здесь? – я тычу пальцем в карандашный рисунок. Корешок книги трещит в моих руках.

Баба Варя часто моргает, вглядываясь в картинку.

– Никогда, Дашенька, никогда! Это же просто рисунок…

– Нееет, это не просто рисунок! – выдыхаю с раздражением. – Это послание, понимаете? Послание для меня! Она боится меня, своего прошлого, понимаете? Боится, что я всем расскажу! И сейчас она там, за дверью… Понимаете?

Я часто дышу, глядя на бабу Варю. Пытаюсь разглядеть на её лице хотя бы крошечный намёк на понимание, но вижу только жирный вопросительный знак и ничего больше.

– Даша… Ты меня пугаешь, – медленно говорит старушка. – В этой квартире уже двенадцать лет никто не живёт! Она стоит бесхозная с того самого дня, как вы с бабушкой покинули её стены. Я всё ждала новых соседей! Но с тех пор, как Ольга заперла эту дверь, здесь не было ни души!

– Как же так? – спрашиваю растерянно, но вовремя замечаю огромный целофановый пакет у двери. – Тогда чей это свёрток?

– Так это Натальин… – невозмутимо отвечает баба Варя. – Коляску для будущего внука приготовила. Ты знаешь, что Кирилл скоро отцом станет?

Закусив нижнюю губу, я молчу.

А женщина продолжает:

– Я-то помню, как вы с ним под окнами целовались… Не жалеешь, что такого парня упустила?

Молчу.

– Ты его бросила, а он, смотри-ка, не растерялся! Быстро замену тебе нашёл! – говорит баба Варя. – Под ручку с ней ходит, всем показывает. А та будто нарочно лицо от людей прячет. То в палантин замотается, то шарф натянет до самых глаз, то очки тёмные напялит… Думаю, страшная она. Не просто так Наталья теперь по ночам воет и пьёт как не в себя. И тебя всё время вспоминает, жалеет. Не рада она новой невестке, а деваться некуда. У той пузо, как два арбуза…

Старушка вздыхает. Я нарочно не отвечаю, не поддерживаю этот бессмысленный разговор. Она всё равно не знает, как всё было на самом деле. Что Кирилл первый меня обманул. И врядли сейчас о чём-то жалеет…

После небольшой паузы баба Варя кивает на мою бывшую дверь:

– А в этой квартире призракам впору завестись! Мне, кстати, порой так и слышатся голоса. Бывает, ночью не спится. Лежу в тишине и вдруг слышу за стеной, будто стонет кто-то. Иногда смеётся. А иногда словно падает что-то. И половицы скрипят… А потом – раз! – и опять тишина…

Старушка замолкает, задумавшись, но через мгновение её лицо резко меняется. Она внимательно смотрит на меня, нахмурив седые брови.

– Погоди, что ты сказала об этой женщине с рисунка? Она боится тебя?

Я жалею, что наболтала лишнего и дала волю эмоциям. Теперь Садовая будет гудеть от сплетен. Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Пока я думаю, как выкрутиться, Варвара Ивановна берёт из моих рук книгу, ещё раз внимательно смотрит на картинку и возвращает мне, резюмируя:

– Нет, никогда её не видела… Так что, говоришь, она натворила?

– Ой, да не слушайте Вы меня! – восклицаю с глупой улыбкой, отступая назад. – Я просто устала сегодня. Сама не знаю, что говорю. Я пойду, пожалуй…

Я услышала главное – в этой квартире никто не живёт. А теперь мне пора уносить ноги.

– Вот, заберите себе! И забудем наш разговор! До свидания!

Отдаю книгу Варваре Ивановне, хватаю ручку багажной сумки и, громыхая ею, бегу вниз по ступеням. Спешу убраться прочь, пока старушка не опомнилась и не бросилась за мной вдогонку, засыпая вопросами.

На моё счастье, в квартире самой бабы Вари раздаётся телефонный звонок. Хлопая дверью, она уходит к себе, а я вскоре опять оказываюсь на улице под ледяным чёрным небом.

По укатанной скользкой тропинке иду вдоль горящих окон первого этажа. Там чьи-то голоса и музыка, звон посуды и смех, а мне выть хочется от собственной глупости.

Я ругаю себя за больное воображение.

Дура!

С чего я взяла, что меня кто-то ждёт в этой квартире на Садовой. Что её дверь легко откроется моим ключом. Что на пороге меня встретит мама…

Надо было прислушаться к словам Антонины Петровны и не дёргаться на ночь глядя. Сидела бы сейчас на её кухне, помешивала чай в бокальчике и не болталась продрогшая насквозь по ночному городу с тяжеленной сумкой за спиной.

Чертыхаясь, покидаю заснеженный двор и выхожу к ухабистой, разбитой машинами дороге, что разделяет Садовую на два берега. Там, на другой стороне, Светкин дом.

Пока стою на светофоре, ожидая "зелёного", невольно бросаю взгляд на её окна.

В комнате подруги горит настольная лампа. В соседнем окне – темнота. Тамара Борисовна на дежурстве. Иначе свет от экрана её плазменной панели скакал бы сейчас по шторам. Светка рассказывала, что её мама смотрит телевизор, даже когда спит.

Бог знает, зачем я сворачиваю к их дому.

До остановки 10 минут быстрым шагом или 20–25 с такой поклажей, как у меня. Там в этот час легко поймать такси. Я могу вернуться на Центральную и постучать к Антонине Петровне. Могу доехать до Привокзальной и переждать ночь в её душном номере.

Но меня манит свет лампы на письменном столе. Лапина не спит. Наверняка, сидит сейчас, сгорбившись, над своим ежедневником и строчит гадости про очередного любовника. И мне вдруг нестерпимо хочется подняться к ней, втащить свою сумку в её прихожую, и прямо с порога выпалить всё. И про Полянского, и про чужую квартиру на Центральной, и про посылки от матери, и про всё остальное. И расплакаться на её плече. Для чего ещё нужны подруги.

Домофон пиликает, пропуская меня в тёплый подъезд, едва я набираю номер квартиры. Словно подруга заранее ждала моего прихода. Кто знает, может, она и вправду увидела меня в окно.

Представляю себе нашу встречу. Светкины глаза, выпученные от удивления, и шквал её вопросов, первым из из которых будет:

"Соколова, ты что тут делаешь?"

А затем:

"Это что у тебя? Чемодан?! О, боже! Что случилось?"

И я расскажу. Всё расскажу. О том, что теперь мне негде жить. Что та квартира, в которой прошла большая часть моей жизни, на самом деле принадлежит чужим людям. А в этой, на Садовой, стоят новые замки и, по словам бабы Вари, гуляют призраки…

О, чёрт! Новые замки!

Как я могла о них забыть?

Варвара Ивановна сказала, что в квартире никто не живёт!

"…стоит бесхозная с того самого дня, как вы с бабушкой покинули её стены…"

"…призракам впору завестись…"

"…порой так и слышатся голоса…"

"…будто стонет кто-то…"

Конечно, это могут быть просто фантазии пожилого человека. Разыгравшееся воображение одинокой старушки.

Но!

Дверные замки-то в квартире самые настоящие! Другие! Новые! Они не по зубам моему старенькому ключу с белкой!

Кто установил их? Призрак?

Конечно, нет!

В эту квартиру явно кто-то наведывается. И Варвара Ивановна или не знает этого, или… нарочно это скрывает.

Я сопоставляю факты в уме.

Когда я принялась стучать в дверь, старуха поспешила меня остановить и была явно напугана.

"Деток разбудишь…" – сказала она.

Вот только дети тут ни при чём!

Она боялась, что меня услышат там, за дверью!

Ошарашенная внезапной догадкой, я застываю на месте.

Ну, Баба Варя! Ну, актриса! Ей бы в театр! На сцену! Как убедительно она сыграла удивление!

"Никогда, Дашенька, никогда!"

Как мастерски она заговаривала мне зубы!

И Кирилла не забыла упомянуть.

"Натальин пакет… Коляску приготовила для будущего внука… Кирилл скоро отцом станет…"

Сейчас я боюсь даже представить, чтона самом деле хранится в этом пакете.

Мне нужно немедленно вернуться обратно и довести начатое до конца, но прежде я должна освободить руки. Не могу больше таскать за собой свою тележку. Пока брошу её в Светкиной прихожей, а позже заберу.

– Погоди! Дверь открою! – доносится сверху Светкин голос.

Между нами один этаж. Подруга уже в пороге и ждёт меня. Судя по всему, у неё очередное свидание, на котором я опять стану непрошенной гостьей.

Ну, и ладно…

Без каких-либо угрызений совести поднимаюсь на площадку.

Дверь в квартиру Лапиных распахнута настежь. В проёме высокая фигура в домашнем халате.

И это не Светка…

Глава 66

Время застывает на том самом моменте, когда ещё ничего не случилось. Когда ещё есть шанс, что всё нормально. Этот человек в махровом халате находится у себя дома, где ему должно находиться. Пока его приёмная дочь где-то болтается со своими придурковатыми друзьями, он проводит тихий вечер в компании красавицы-жены.

Та выпорхнет сейчас из-за его спины и ослепит меня своей улыбкой.

"Даша?.. Здравствуй! А Светочки нет! Уехала в кафе с Алисой и Вадиком!" – скажет она.

"Да, Тамара Борисовна! Знаю… – совру я в ответ, потому что не могу этого знать. – Можно мне оставить у Вас чемодан?"

"Конечно! – воскликнет она. – Ты заходи, раздевайся! Выпей чаю со мной и Женечкой…"

И прильнёт к его махровому плечу.

Но моя фантазия вмиг рассеивается, когда из-за широкой спины высокого мужчины выглядывает не Тамара Борисовна, а её распущенная дочь. А сам Женечка, к сожалению, не превращается вдруг в какого-нибудь прыщавого Петю или Диму, а остаётся тем, кем по факту является – бессовестным козлом, нагло обманывающим жену.

– Женечка, зайчик, ты что так долго? Сдачи нет? – мурлычет Светка и замолкает, увидев меня. Её лицо бледнеет и вытягивается. – Дашка?.. О,чёрт… Ты что тут делаешь?

А я молчу в ответ. Сверлю их обоих глазами и молчу. А в голове только одна мысль. И та нецензурная…

"Этот мудак должен был только завтра вернуться из командировки…"

Наконец, сам Женечка решается подать голос.

– Дашка, клянусь, это не то, что ты подумала! – шутливым тоном произносит он.

Я горько ухмыляюсь в ответ:

– Ну, конечно! За твоей спиной девица в прозрачном пеньюаре и стрингах, а ты сам, я уверена, стоишь передо мной в халате на голое тело… Что тут можно подумать? Только одно – ты козёл!

– Даша! Не смей так говорить! Мы правда ничего такого не делали! – взвизгивает Светка, но напоровшись на мой холодный взгляд, меняет тон.

– Мы ждали курьера, – лепечет она. – В "Дима-Пицца" сегодня акция… Две по цене одной и десерт…

– Да уж, представляю, что у вас на десерт…

Последнее слово я буквально выплёвываю Светке в лицо.

Мне больше не о чем с ними говорить. Я разворачиваюсь и начинаю осторожно спускать по ступеням проклятую сумку. Не собираюсь оставлять свои вещи этой парочке.

– Погоди!

В отличие от своего любовника, которому, кажется, плевать на происходящее и который очень быстро исчезает с порога, Светка вырывается на площадку. Бежит за мной, хватает за плечо, разворачивает к себе.

– Да погоди же! – стоит, как есть, босиком, полуголая, с этими дурацкими кудряшками, пахнет сладкой водой и мятной жвачкой. – Я понимаю, как это выглядит… Слушай… Да, я знаю, я мразь, я обманываю свою мать, – сбивчиво тараторит она. – Да у нас всего один раз было… Ну, хорошо, два раза… В конце концов, тебе-то какая разница?..

Мне есть разница. Я очень трепетно отношусь к Тамаре Борисовне. Знаю, как много она работает, чтобы её единственная доченька ни в чём не нуждалась, чтобы одета была с иголочки, чтобы на море ездила. И знаю, как она любит того козла, который сидит сейчас у телевизора и, нисколько не переживая о её чувствах, спокойно ржёт над тупыми шутками какой-то тупой программы. И мне хочется плакать от мысли, что завтра эта чудесная, эта золотая женщина вернётся с ночного дежурства и, ни о чём не подозревая, будет готовить полезный завтрак этим мразям по случаю досрочного возвращения "любящего" мужа из командировки…

– Не рассказывай мамке… Ладно?.. – просит Светка.

Глаза печёт от подступающих слёз.

– Да пошла ты! – сдавленно произношу я, скидывая её руку со своего плеча.

– Даша…

– Пошла ты! Пошла ты! – кричу я в такт громыхающим по ступеням колёсам. – Видеть тебя не хочу!

И не смотрю на неё.

– Ну, и вали, дура закомплексованная! – кричит Светка мне в спину. – Так и будешь всю жизнь над тетрадками своими сидеть! Тебя вообще не касается, с кем я сплю! Она – моя мать, и мы сами разберёмся! Понятно?

– Шлюха… – говорю я, скрывшись с её глаз этажом ниже.

Светка в этот момент уже хлопает дверью и не слышит меня, а я под рваный стук сердца и грохот колёс спускаюсь на первый этаж.

На крыльце сталкиваюсь с молодым человеком с эмблемой "Дима-пицца" на стёганом жилете. На подъездной дорожке стоит фургончик с тем же логотипом.

А вот и тот самый курьер, которого они ждали…

Мне уже всё равно. Пусть делают, что хотят. Я огибаю фургончик и плетусь к перекрёстку.

Светкин поступок выбил меня из колеи, и потому я на время забываю, что хотела вернуться в свою бывшую квартиру. Иду, куда глаза глядят. Спешить мне некуда. Меня нигде никто не ждёт.

Считаю фонарные столбы и лампочки над головой, ловлю губами падающие снежинки, наслаждаюсь тишиной зимней ночи и вдруг слышу за спиной свист тормозов и громкий окрик:

– Соколова! Садись, прокатимся!

О, чёрт…