Текст книги "Шесть систем индийской философии"

Автор книги: М Мюллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 40 страниц)

САНСКАРЫ И ВАСАНЫ

Хотя обыкновенно всякое дело, совершенное человеком, имеет результаты, хорошие или дурные, акт йогина – ни черный, ни белый; он не приносит плода, потому что совершается без всякого желания.

Результаты действий васины (впечатления) или санскары (расположения). Они проявляются в том, что остается, часто как бы во сне, и тогда они называются памятью[184]184
  Этот род памяти очень близок к тому, что мы называем инстинктом, склонностью, предрасположением или неприобретенной, естественной способностью.


[Закрыть], или в особом роде человека, птицы, коровы или шудры, в местности или во времени, когда человек рожден. Эти остатки никогда не исчезают, так что животные склонности могут пребывать в дремотном состоянии в брахмане и проявляются тогда, когда он возвращается собакой. Они не считаются не имеющими начала, так как желание и страх могут появиться только тогда, когда есть объект, который возбуждает страх и желание (IV, 10). Впечатления производятся восприятиями, восприятия происходят от желаний, а желание – от незнания. Результат этих всех и есть тело с его инстинктами, его настроением ума; а их поддержка или то, на что они опираются, та же самая, что и опора восприятия, то есть объективный мир. Поэтому говорится, что они прорастают, подобно семенам, но при посредстве знания и йоги они могут быть уничтожены также, подобно семенам, когда их изжарят. В связи с этим обсуждается вопрос, каким образом что-либо может быть разрушено, уничтожено, каким образом можно существующее сделать несуществующим или несуществующее существующим. Сомневаюсь, однако, чтобы Раджендралал Митра был прав (III, 9; IV, 12), открывая в этом нечто подобное теории идей (logoi) у Патанджали и утверждая, что три формы (апхваны), в которых объекты представляются уму, или три пути, которыми они действуют на ум, как прошлое, настоящее и будущее, соответствуют признанию universalia ante rem – идей или типов, universalia in re – субстанций, сущностей и universalia post rem – понятий нашего ума. Сознаюсь, что не понимаю, что он хочет этим сказать. Не следует забывать, что Патанджали считает ум сам по себе бессознательным (а не свабхаса, самоосвещенным, IV, 18) и делающимся сознательным и разумным на время и только при соединении его с пурушей, который и есть чистый разум. Манас только получает сознание восприятия, в действительности приходящее к нему от пуруши, так что тут мы имеем этимологическое, хотя и несколько фантастическое определение сознания (сопscientia), а также и санскритского сом-вид – знания вместе с умом, то есть познавания впечатлений ума (свабуддхи-самведана). Но хотя читта и есть манас (ум), а не прямо буддхи (разум, интеллект), читта, видимая видящим (пурушей) с одной стороны, и получающая окраску видимого – с другой, может быть названа мыслью пуруши, хотя она такова только в силу временного недоразумения. Эта читта опять-таки окрашивается многими прежними впечатлениями. Ее можно назвать высшей формой пракрити, и как таковая она служит не своим целям, а в действительности работает для другого – пуруши, которого она временно связывает и ослепляет (чарует) с единственной, как утверждают, целью возвратить его к окончательному признанию его истинного я (IV, 24).

КАЙВАЛЬЯ

Раз это достигнуто, пуруша узнает, что он сам не есть испытывающий, познающий и действующий манас или деятельный, действующий ум; чувствуя приближение кайвальи (одиночества), он обращается внутрь и все более и более отврашается от мира, чтобы не мешать пуруше в достижении им высшего блаженства. Но тут всегда есть опасность возврата в минуту неосторожности или в промежутки между созерцаниями. Старые впечатления могут появиться вновь, ум может утратить свое постоянство, если снова и снова не воспользоваться средствами, предлагаемыми йогой для устранения всех препятствий. Тогда, наконец, совершенное различение (субъекта от объекта) вознаграждается тем, что названо странным термином дхармамеджха (облако добродетели), так как знание и добродетель нераздельны, подобно причине и следствию. Все дела и все страдания тогда прекращаются; даже то, что должно быть познаваемо, становится меньше и меньше; сами гуны, то есть пракрити, сделав свое дело, перестают беспокоить пурушу; и он, сделавшись самим собой, становится независимым, невозмутимым, свободным и блаженным.

ЕСТЬ ЛИ ЙОГА НИГИЛИЗМ?

Тут и конец философии йоги, и не удивительно, что Кузен и другие принимали ее за полный нигилизм. Но прежде всего, игра пракрити, хотя и прекращающаяся для одного пуруши, получившего истинное знание, предполагается всегда продолжающейся ради блага других бесчисленных пуруш; до тех пор пока существуют зрители, зрелище пракрити никогда не прекратится. Во-вторых, пуруша, хотя и освободившийся от иллюзий, не уничтожается в силу этого. Он становится только самим собой, отдельным от природы, и, возможно, хотя прямо это и не утверждается, пуруша в его одиночестве может продолжать жить, подобно дживамукте веданты, сохраняя свою свободу среди толпы рабов, без всякого страха и надежды на другую жизнь, неизменным среди этой вечно изменяющейся санскары. Впрочем, нам незачем говорить о том, о чем умолчал сам Патанджали. Конечная цель как йоги, так и санкхьи, и даже веданты и буддизма, не поддается описанию. Нирвана в высшем смысле – имя и идея, но определить ее невозможно. Это то, «что невидимо глазу и что не входит в ум человеческий». Нам известно, что она существует, но никто не может сказать, что она такое, и люди, пытающиеся определить ее, способны свести ее к фантасмагории или к ничто.

Хотя я и надеюсь, что предлагаемый здесь очерк дает правильную идею относительно общего направления философии йоги, но я очень хорошо знаю, что есть некоторые пункты, нуждающиеся в дальнейшем уяснении и относительно которых даже туземные толкователи придерживаются различных мнений. При таких исследованиях мы прежде всего должны остерегаться отвергать как нелепое то, чего мы сразу не понимаем и что представляется нам фантастическим или неразумным. Я по собственному опыту знаю, как часто то, что мне в течение долгого времени казалось не имеющим значения и даже нелепым, потом через некоторое время оказывалось имеющим более глубокое значение, какого я и не подозревал.

Великое множество технических терминов, представляющихся нам запутанными, не могли быть устранены вполне, так как они указывают нам, какое долгое и непрерывное развитие должны были пройти эти индийские системы мышления прежде того, как Патанджали и другие сделали попытку привести их в систематический порядок. Я сильно убежден в том, что индийские философы были честны в своих рассуждениях и никогда не употребляли не имеющих значения слов. Но все-таки сделать остается еще многое, и я могу только надеяться, что если другие пойдут по моим стопам, им удастся вдохнуть новую жизнь в эти старые кости. Эти древние мудрецы должны стать нашими сотрудниками, нашими товарищами по исследованию неизвестных еще континентов мышления, и мы не должны бояться идти по их стопам. У них всегда была смелость высказывать их убеждения, они никогда не уклонялись от последствий, если эти последствия неизбежно вытекали из их посылок. Вот причина, почему я сомневаюсь, чтобы признание Ишвары (Господа) Патанджали в отличие его от Ка-пилы, отрицавшего, что имеются какие-нибудь аргументы для доказательства бытия этого Господа, могло быть признано простым приспособлением к народным мнениям и верованиям. Индийские философы были искренни, и Патанджали прямо говорит, что истина лучше жертвы (satyapratishthayam kriyaphalasraytvat). Они могли заблуждаться, как заблуждался Платон и даже Кант, но они не были «обманутыми обманщиками», они не обманывали и не убеждали себя самих и не пытались обмануть других.

Глава восьмая
Ньяя и вайшешика

ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ НЬЯЕЙ И ВАЙШЕШИКОЙ

В рассмотренных нами до сих пор системах, особенно в веданте, санкхьи и йоге, имеется сильное религиозное и даже поэтическое настроение, а теперь нам надо рассмотреть две системы – ньяю и вайшешику – совершенно скучные и непоэтические и очень похожие на схоластические философские системы, на деловые изложения того, что может быть узнано об окружающем нас мире или о мире внутреннем, то есть о наших способностях восприятия, составления понятий и рассуждений, с одной стороны, и об объектах, представляемых нам этими нашими способностями – с другой.

Мы должны при этом помнить, что сами индусы считали ньяю и вайшешику составляющими одну дисциплину, подобно санкхье и йоге и до известной степени пурве и уттара-мимансе. Правда, имеются совершенно отдельные сутры ньяи и сутры вайшешики, и они вместе с предполагаемыми их авторами давно признаются первоначальными источниками, давшими начало этим двум направлениям древней индийской философии. Но теперь нам известно, что литературный стиль, естественно появившийся в то время, которое я называю периодом сутр – периодом, к которому могут быть отнесены первые попытки письменности, заменившей литературу мнемоническую, совсем не был достоянием только этого древнего периода, что ему подражали и в позднейшие времена так удачно, что им пользовались с большим успехом не только в сутрах санкхьи, которые позднее времени Мад-хавы (1350' г. после н. э.), но и в новых сочинениях. Всегда следует иметь в виду, что сутры, приписываемые Готаме и Канаде, предполагают продолжительное предшествующее им развитие философского мышления; вместо того чтобы рассматривать эти два направления философии как независимые, кажется гораздо более вероятным признать, что сначала существовало недифференцированное мышление – наполовину философское, наполовину народное, – относящееся к вещам, которые могут быть познаваемы – к падартхам (omne scibile) и к средствам приобретения такого знания, и что в позднейшее время из такого недифференцированного мышления выделились две системы – вайшешика и ньяя, соответствующие преобладанию или того или другого предмета. Конечно, в обеих этих системах много общего и поэтому понятно, что в позднейшее время они снова соединяются и трактуются как одна система, как мы видим в Шаптападартхи Шивидитьи (около 1400 г. н. э.), в Бхаше Паричачхеда с ее комментарием Муктвали, в Таркасанг-рахе, в Таркакаумуди, в Таркамрите и. д. Для практических целей, несомненно, было бы полезнее последовать их примеру и избежать, таким образом, необходимости говорить об одном и том же два раза. Могла существовать какая-нибудь древняя Тарка, похожая на существующую Таркасанграху; первая существовала до разветвления старой системы анвикшики, а вторая после слияния двух систем. Но все это только догадки и навсегда останутся только догадками, так что при настоящем состоянии наших знаний, опираясь по необходимости главным образом на существующие сутры как на авторитет, признанный в самой Индии, мы не можем излагать предмет исторически, а должны излагать.,, каждую систему отдельно, несмотря на неизбежность при этом повторений.

Очень усердный туземный ученый, Махадео Раджар Бода, во введении к изданной им Таркасанграхе обещает дать нечто вроде истории философии ньяи в Индии. Но, к несчастью, тот период в историческом развитии ньяи, который всего интереснее для нас – именно период, предшествовавший составлению сутр ньяи, остался незаполненным и им по той простой причине, что о ньяе до Готамы ничего неизвестно. ' Позднейший период, напротив, излагается у Бода прекрасно, и я могу отослать своих читателей к нему за подробными сведениями об этом предмете. Бода признает сутры Готамы и Канады относящимися к V или IV векам до н. э. и уверен, что вайшешика и даже санкхья как системы мышления предшествовали Будде, но при этом он не приводит никаких новых и достоверных доказательств.

ДИГНАГА

Даты – вообще слабая сторона истории индийской литературы, и потому для историка при современном состоянии наших знаний всякая дата, даже очень поздняя, была бы приятна. В недавнее время относить сутры Ка-пилы к XIV или даже к XV векам считалось бы настоящей ересью. Ведь даже Калидасу относили ко времени, много предшествовавшему началу нашей эры. Теперь же, кажется, все признают, что Калидаса в действительности жил в XVI веке, и эта дата Калидасы может помочь определению даты сутр Готамы, даты для нас важной, хотя ее могут и отвергать люди, воображающие, что ценность санскритской литературы зависит главным образом от ее глубокой древности. Я уже и раньше указывал[185]185
  ММ Индия, с 307


[Закрыть], что, по мнению туземных толкователей, Калидаса в одном стихе своей Мегхадуты[186]186
  См также Видьябхушана – JBTS, IV, ч III, IV


[Закрыть] намекает на логика Дигнагу. Можно поэтому предполагать, что этот Дигнага считается современником Калидасы. А Вачаспати Мишра в его Ньяя-варттика-татпарья-тике говорит, что Дигнага толковал афоризмы Готамы в еретическом или буддийском направлении, Уддьйотакара написал свой комментарий для опровержения его толкований и восстановления толкований Пакшиласвамина. Если Вачаспати Мишра прав, то мы можем отнести Дигнагу к V в. и признать ту же или несколько более раннюю дату сутр Готамы, объясняемых им и другими философами, последователями ньяи. Такая поздняя дата может казаться не особенно ценной, но все-таки, по моему мнению, и это что-нибудь да значит. Некоторые другие даты могут быть установлены при помощи того Дигнаги, как я пытался доказать в вышеупомянутом месте (Индия, ст. 307).

Более широкое изучение буддийской литературы, может быть, еще лучше уяснило бы хронологию позднейшей брахманской литературы, если только я прав, предполагая, что сначала последователи Будды не порывали полностью, как обыкновенно полагают, с литературными традициями брахманов. Совершенно понятно, почему буддисты из всех различных систем индийской философии обращали мало внимания на обе мимансы, так как обе эти системы занимались ведами, авторитет которых буддисты отвергали. Но решительно не было никакой причины, чтобы буддисты отказывались от изучения систем ньяи или вайшешики и даже санкхьи, хотя они и могли при этом делать некоторые оговорки, например, по поводу существования Ишвары, признаваемого последователями ньяи и отрицаемого Буддой. Мы знаем, что брахманы, буддисты и джайны одинаково приветствовались при дворе Харши (Индия, с. 307). Из китайских путешественников, вроде Сюань-цзана, мы знаем, что например, Васубандха раньше, чем сделаться буддистом, читал со своим учителем Винаябхадра (Сангхабхандра)[187]187
  См. также JBTS, 1896.


[Закрыть] не только книги восемнадцати буддийских школ, но и шесть философий тиртхьи, то есть, очевидно, шесть брахманских систем. Этот Васубандха уже в старости был учителем Сюань-цзана, путешествовавшего по Индии с 629 по 648 год. Поэтому в те времена уже должны были существовать все шесть систем индийской философии в форме сутр или в форме карик. У нас имеется, по крайней мере относительно одной системы, комментарий Пакшиласвамина (Ватсьяны) на сутры, которые нам известны: и мы знаем, что позже те же сутры объяснялись и буддистом Дигнагой. На это буддийское толкование нападал в VI в. брахман Уддьйотакара, а в начале VII в. буддист Дхармакиртти защищал Дигнагу[188]188
  Хотя еще не открыто ни одно из сочинений Дигнаги, Шри Сарат Чандра утверждает, что в библиотеке Великого Ламы имеется тибетский перевод его Ньяя-самуччаи (JBTS, 1896, ч. III).


[Закрыть] и писал критику Ньяя-варттики Уддьйотакары. В IX в. опять-таки буддист Дхармоттара защищал Дхармакиртти, а косвенно и толкование сутр ньяи Дигнагой, и только в X в. Вачаспа-ти Мишра окончательно восстановил брахманское направление ньяи в его Ньяя-варттика-татпарьятике. Это совпадает с периодом брахманской реакции и с общим упадком буддизма от VI в. до X в., тогда как возрождение ньяи идет от Гамгесы Упадшя, жившего в Митгиле в XIV в.

Благодаря трудам Сарат Чандра Даса и Сатиш Чандра Видьябхушаны мы в последнее время познакомились с очень интересными сутрами буддийских философских школ. Из четырех больших школ буддистов (мадхьямика, йогачара, саутрантйка и вайбхашика) первая (мадхьямика) известна нам теперь из Мадхьямика-вритти Чандра-киртти, и можно надеяться, что и другие философские трактаты (например, Ньяя-самуччая) сделаются доступными благодаря трудам этих неутомимых ученых.

Сутры или, вернее, карики школы мадхьямики, конечно, следует отличать от той системы мышления, которую они объясняют. Характерная черта этой системы шуньявада, то есть простой и чистый нигилизм. На него ссылаются и его опровергают сутры ньяи Готамы (IV, 37-40), санкхья-сутры Капилы (I, 43, 44) и веданта-сутры Бадараяны (II, 2, 28), причем Шанкара указывает ясно на учение, согласно которому мы знаем не объекты, а только восприятия их, и приписывает его Сугате (Будде). Автор Панчадаши называет по именам последователей мадхьямики как учителей всеобщего нигилизма (сар-вашунья).

Если Нагарджуна действительно был автором сутр мадхьямики, то они должны быть отнесены к I в. н. э., и его карики, объясняемые Чандракиртти, тогда были бы самым древним памятником систематической философии в Индии и требовали бы поэтому очень внимательного исследования. Хотя эта система, без сомнения, отличается от всех шести признанных философских систем, тем не менее она имеет и много общих с ними идей и даже терминов. Если она и учит о шуньятве, то есть пустоте мира, то ведь это, в конце концов, не особенно отлично от авидьи веданты и авивеки санкхьи; если она учит о пратитьятве всего, то это обозначает просто зависимость всего от чего-нибудь[189]189
  Пратитья в пратитья-самутпаде и тому подобных словах всего лучше перевести как зависимый или обусловленный. Например, сын есть сын (питирам пратитья), зависимый от отца, и отец невозможен без сына. Точно так же и все зависит от чего-нибудь другого.


[Закрыть]. Отличие, делаемое последователями мадхьямики между парамартхикой (реальным в высшем смысле) и самвриттикой (скрытым под завесой), почти то же самое, как и отличие в позднейшей веданте того, что действительно реально (реально реально – парамартхатах) от вьявахарики (феноменального или результата майи), иногда называемого и самвритти – завесы, закрывающей ниргуну брахмана или таду, и опять-таки не особенно отличается от того, что буддисты первоначально называли шунъей (пустой), потому что они полагали, что даже шунья – не вполне ничто. Некоторые из терминов, употребляемых последователями мадхьямики, – те же самые, с которыми мы познакомились в других системах. Например, духкха (страдание) делится на адхьятмику (внутреннее), адхибхаутику (внешнее) и адхидайвику (божественное или сверхъестественное). Мы встречаем пять восприятий цвета, вкуса, запаха, осязания и звука и их пять причин: свет, воду, землю, воздух и эфир; имеется также и та известная уже нам идея, что манас (ум) составляет шестое чувство. Специфика буддизма лишь в том, что для них ни объекты чувств, ни ощущения не предполагают лежащей в основе их субстанции или реальности.

Мы должны быть очень благодарны ученым Сарат Чандра Дасу и Шри Сатиш Чандра Видьябхушану за их работы в Тибете и ожидаем от них многих ценных вкладов, и в особенности переводов с тибетских переводов. Я более, чем когда-либо, сомневаюсь в том, что у буддийской философии больше, общего с санкхьей, чем с ньяей и вайшешикой. Основное положение санкхьи, как и саткарьявады, совершенно противоположно буддийскому мировоззрению.

БИБЛИОГРАФИЯ

В 1852 году я опубликовал свой первый вклад в изучение индийской философии в Zeitschrift der Deutschen Morgenländischen Gesellschaft. Но в этих статьях трактовалось о философии вайшешики и ньяи только на основании Таркасанграхи, а более настоятельные занятия, связанные с изданием Ригведы, помешали мне вовремя окончить то, что я уже приготовил для издания о других системах индийской философии. Правда, с этого времени появилось на свете много новых и важных материалов, в особенности благодаря опубликованию сутр вайшешики в Bibliotheca Indica благодаря полному их переводу Гугом в 1873 году и исследованиям европейских ученых, в особенности профессоров Дейссена и Гарбе; но я нахожу, что в моем старом отчете о философских системах Гота-мы и Канады, напечатанном в немецком журнале, и в моей статье об индийской логике, приложенной к сочинению архиепископа Томсона «Законы мышления», изменять приходится немногое. Индийская философия имеет то огромное преимущество, что каждое из ее положений излагается в сутрах с крайней точностью, так что не может быть почти никаких сомнений в том, что именно думали Канада или Готама о природе души, о реальности человеческого знания, об отношении между причиной и следствием, о значении создания и об отношениях между Богом (или Высшим существом) и человеком.

Поэтому совершенно понятно, что статьи, напечатанные так давно (1824), как статьи Кольбрука о ньяе, вайше-шике и других системах индийской философии, можно и теперь рекомендовать всем желающим получить достоверные сведения об индийской философии. Эти статьи иногда называли устарелыми, но есть большое различие между старым и устаревшим. Трудность дать отчет об этих системах европейскому читателю состоит гораздо более в решении о том, что без всякой потери может быть выпущено, так чтобы выделились выдающиеся стороны каждой системы, чем в повторении всех их положений.

Книги, по которым можно изучать системы ньяи и вайшешики людям, не знакомым с санскритским языком, кроме статей Кольбрука, следующие:

Баллантайн. Афоризмы философии ньяи (Гаутамы), по-санскритски и по-английски. Аллахабад, 1850 г. (Гау-тама то же, что и Готама, только вообще по молчаливому согласию Готама употребляется как имя философа, а Гаутама как имя Будды – оба, кажется, принадлежали к семье Гаутамов или Готамов – в рукописях не везде стоят одинаковые гласные).

Гуго (Gough). Афоризмы вайшешики (Канады). Бенарес, 1873.

Manilal Nabubhai Dvivedi, Tarka-Kaumadi (введение к принципам философии ньяии и вайшешики) Лаугакши Бхаскара. Бомбей,_и 1886 г. Тому же автору мы обязаны ценным изданием Йогасарасанграхи.

Виндишман. Uber das nyaya bhashya. Лейпциг.

Кешава Шастри. Ньяя даршана (с комментарием Ват-сьяяны в Pundit, 1877 неполная); см. также Bibliotheca Indica.

Махадео Раджар Вода. Таркасанграха Аннабхатты, с Дипикой автора и с Ньяя-бодхини Говардханы, приготовленная покойным Rao Bahadur Yasavanta Vasadeo Athalya и изданная с объяснительными и критическими примечаниями в Бомбее в 1897 году. Эту книгу я получил уже после того, как были написаны главы о ньяе и вайше-шике, но до их напечатания, так что я имел возможность воспользоваться некоторыми из приводимых в ней объяснений и критических замечаний.