Текст книги "Искалеченная судьба (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

20

ВАЛЕНТИНА

Я подпрыгиваю от неожиданности, когда слышу звуковой сигнал от ключа-карты Константина. Я была очень настроена на этот вечер: напитки были уже налиты, на обеденном столе горело множество свечей, а в комнате играла пластинка с нежной испанской гитарой. Весь последний час я думала о том, как всё пройдёт, и всё, к чему я смогла прийти, это глубокое желание отложить всё до завтрашнего вечера, до последнего момента.

Я хотела ещё раз заснуть рядом с ним и снова проснуться с ним утром. У меня болезненно сжалось сердце, и я глубоко вздохнула, увидев, что дверь начинает открываться. Я заставляла себя выглядеть и вести себя так, словно всё было в порядке. Я пыталась изобразить улыбку на губах и нежность в глазах, чтобы подойти к нему так, как сделала бы это в любую другую ночь.

В одной руке Константин держит бумажный пакет с едой навынос, и, кажется, это самое обычное дело, которое я когда-либо видела, чтобы он делал. Я поджимаю губы, чтобы сдержать улыбку, увидеть наследника Братвы с бумажным пакетом в руках, это совсем не то, что я ожидала.

Никогда раньше я не думала, что влиятельный человек, на которого я обращала внимание, может быть кем-то большим, чем просто имя на листе бумаги. Я не представляла, что он предпочитает лапшу или рис в китайской кухне, у него может быть любимый напиток и любимый ресторан. Наблюдать за Константином в таком состоянии, это поразительно по-домашнему.

– Я взял кое-что из нового заведения азиатской кухни, – говорит он, взвешивая пакет в руках, прежде чем остановиться и посмотреть на меня, а затем на комнату. – Я действительно мог бы привыкнуть к этому, – добавляет он через мгновение, его взгляд скользит по мне, пока он осматривает всё вокруг. – Свечи, музыка, моя прекрасная жена ждёт меня... – Он подходит ко мне, небрежно бросая свою ключ-карту на стойку, а затем протягивает руку, чтобы приподнять мой подбородок, и наклоняется, чтобы поцеловать меня.

Я закрываю глаза, наслаждаясь ощущением его губ на своих. Тепло, полнота, твёрдость, всё это чувствуется в его поцелуе, губы так мягко касаются моих, что нижняя часть оказывается между ними, идеально подходя для того, чтобы он мог взять их в рот, если захочет. Я чувствую, что он вот-вот сделает это, углубит поцелуй, но затем он отстраняется от меня, и в его глазах появляется голодный огонёк, когда он проходит мимо, чтобы поставить еду на стол.

– Не могла бы ты принести столовые приборы? – Спрашивает он, оглядываясь. – Я никогда не был большим поклонником палочек для еды, но на всякий случай захватил набор.

– Конечно, – отвечаю я спокойно, хотя в горле у меня пересохло, а сердце бешено колотится. Я иду к кухонному ящику и достаю оттуда два набора столового серебра. В руке я сжимаю ножи для стейка и беру по одному из каждого набора, пульс учащается, когда я смотрю на сверкающее лезвие.

Я не собираюсь делать это прямо сейчас. Не могу. Это слишком грязный и сложный способ убить его, который может привести к различным осложнениям. Пуля была бы быстрее. Яд был бы ещё лучше – бесшумный и простой… Но мне невыносима мысль о том, как Константин задыхается, как его горло сжимается, как он борется за последний вздох и смотрит на меня, медленно умирая, зная, что это я. Иногда я даже предпочитаю яд именно по этой причине. Но я не могу так с ним поступить.

Пуля – это лучший вариант. Или, если использовать нож, то только пока он спит. Я с глухим стуком ставлю столовое серебро на стол и осознаю, что мои руки слегка дрожат.

Константин бросает на меня быстрый взгляд.

– С тобой всё в порядке?

Я быстро киваю.

– Да, я в порядке. Просто...

Его глаза сужаются, и он одаривает меня озорной улыбкой.

– Думаешь о том, что мы делали прошлой ночью за этим столом?

Мой желудок начинает сжиматься, но по другой причине. Несмотря на все противоречивые эмоции, которые бушуют во мне, одного этого взгляда и этих слов достаточно, чтобы моя кровь мгновенно закипела. Я чувствую, как моя кожа покалывает от осознания происходящего, а бёдра сжимаются при воспоминании о том, как он стоял на коленях передо мной за столом, его руки лежали на моих бёдрах, а рот нежно касался их.

– Да, – шепчу я, и он поворачивается ко мне, расставляя по столу контейнеры с едой на вынос, и наклоняется, чтобы снова поцеловать меня.

Не сегодня, проносится у меня в голове, когда его губы нежно касаются моих. Не сейчас, умоляет моё сердце, даже когда моя рука скользит по столу, и я ощущаю рукоятку ножа под кончиками пальцев. Пытаться убить его прямо сейчас было бы самой неразумной вещью, которую я могла бы совершить.

Моё сердце бешено колотится в груди. Константин, встав между моих ног, обхватывает ладонями моё лицо и углубляет поцелуй, забыв о еде в своём неутолимом желании. И я чувствую, как моё сердце разбивается на мелкие осколки, когда представляю себе ещё одну ночь, ещё один день ожидания, часы борьбы с судьбой, которая была предрешена в тот момент, когда Кейн передал мне это досье.

Если я чувствую к Константину нечто большее, чем просто благодарность за его доверие, то я, наверное, глупая. Он тоже был неправ, доверившись мне. И я больше не могу это терпеть.

Мои пальцы сжимают рукоятку ножа, пока его язык скользит по моим губам. Он наклоняется ко мне, обнимая одной рукой за талию, и я чувствую, как его плоть прижимается к моему бедру, длинная, твёрдая и толстая, готовая к моему прикосновению...

Я опускаю руку вниз, чтобы погладить его через брюки, и он стонет в ответ на мой поцелуй. И в этот момент я поднимаю руку с ножом, направляя острие ему в горло.

Он умрёт, прижавшись губами к моим губам, и всё, на что я могу надеяться, это лишь мгновение осознания того, что происходит, прежде чем его жизнь оборвётся.

Внезапно я чувствую, как его зубы впиваются в мою нижнюю губу, и в то же мгновение его рука отталкивает моё лицо. Его пальцы сжимают моё запястье, словно тиски, удерживая лезвие всего в нескольких миллиметрах от его горла.

Он отшатывается, и на долю секунды на его лице мелькают замешательство и ужас, когда он пытается вырвать у меня нож. Во мне словно что-то щелкает, пробуждается инстинкт убийцы, который я воспитывала в себе с детства. Я бросаюсь к нему, соскакивая со стола, и пытаюсь вонзить лезвие ему в шею, прежде чем он успеет отобрать у меня нож.

– София! Какого чёрта... – Он выкрикивает поток русских ругательств, отталкивая меня в сторону, пока мы оба пытаемся завладеть ножом. Мы оба врезаемся в стол, и он качается, съезжая в сторону, а еда рассыпается по его поверхности. Бокал с вином опрокидывается, и красная жидкость, похожая на кровь, разливается на деревянный пол.

– Ты не понимаешь, – выдыхаю я. – Этого никогда не было...

Его лицо бледнеет, когда до него, кажется, доходит, что происходит. Он вырывает нож, прижимая меня к столу, и лезвие приближается к моему горлу. Его глаза темнеют от ярости, челюсти сжаты, когда он смотрит на меня сверху вниз.

– Я должен был догадаться, – шепчет он, всё ещё сжимая мою руку, когда прижимает меня к столу, а нож медленно приближается к моей коже. – Я должен был понять с той самой ночи, когда тебе приснился кошмар. С тобой всегда что-то было не так...

– Со мной всё в порядке! – Кричу я, выгибаясь дугой и пытаясь отбиться от него. Необъяснимо, но я чувствую, как он всё ещё возбуждён, прижимаясь ко мне сквозь слои одежды, пока мы оба боремся за нож. – Я просто та, кем меня создали, Константин. И ничего больше.

– Ты права, – рычит он, отталкивая меня назад. – Ничего. Только лгунья и…

Я бью его коленом в пах, и он, застонав, падает вперёд. Я успеваю увернуться, но нож задевает моё горло сбоку, и я чувствую тёплую струйку крови на своей коже, когда бросаюсь прочь от него, пытаясь убежать. Если мне удастся добраться до верха, я смогу достать свой пистолет. Я больше не буду сопротивляться, я должна убить его сейчас, хочу я того или нет. Если я этого не сделаю, он убьёт меня.

Неважно, что я чувствую, как моё сердце разрывается на бегу, что мысль о том, что я увижу Константина мёртвым, с незрячими глазами, с жизнью, покинувшей его тело, кажется преступлением, которого никогда не совершали другие убийства. Теперь либо он, либо я, и если есть что-то, что Кейн привил мне больше всего на свете, так это инстинкт самосохранения, который превосходит всё остальное.

Константин стремительно бросается за мной, его рука ловит меня за лодыжку. Я тяжело падаю на деревянный пол, распластавшись на нём, и с такой силой ударяюсь подбородком, что слышу, как щёлкают зубы. Нож отлетает в сторону, вращаясь по полированной поверхности.

– Чёрта с два ты от меня убежишь, – рычит он, притягивая меня обратно к себе.

Я извиваюсь, брыкаюсь свободной ногой, попадая ему в плечо. Он кряхтит, но не отпускает, притягивая меня ближе. Я цепляюсь ногтями за пол, царапая дерево, пытаясь найти опору.

– Кто тебя послал? – Спрашивает он, переворачивая меня на спину. – На кого ты работаешь?

Я замахиваюсь, чтобы ударить его по лицу, но он перехватывает моё запястье и поднимает его над моей головой. Он наваливается на меня всем своим весом, тяжёлым и неподвижным. Из неглубокого пореза у меня на шее всё ещё сочится кровь, тёплая и липкая на коже.

Каким-то образом, несмотря на опасность ситуации, страх, гнев и боль, которые охватили меня при мысли о том, что я могу убить Константина, моё тело всё ещё реагирует на него. Ощущение его руки на моём запястье, тяжесть его тела, прижимающегося ко мне, и мощные бёдра, охватывающие мои, вызывают во мне дрожь желания. Моя кровь кипит, адреналин бурлит в венах, словно моя нервная система не может определиться, чего мы хотим: сражаться или трахаться. А может быть, и того, и другого. Я чувствую пульсацию между бёдер, в своей крови, отдельный пульс, который бьётся рядом с моим собственным сердцебиением и инстинктом самосохранения, который также пульсирует внутри меня.

– Кто это? Дженовезе? Слаковы? – Спрашивает он, его красивые, пронзительные голубые глаза становятся холодными и жестокими, а пальцы сжимают моё запястье. – Всё это с Элией было лишь для того, чтобы доказать, что ты лучше справляешься со своей работой? Она собиралась украсть твою добычу?

– Ты не понимаешь, о чём говоришь, – резко отвечаю я, пытаясь отстраниться от него. Вся нежность и привязанность исчезли с его лица, и я не осознавала, насколько сильно мне этого не хватает. Все эти годы я мечтала о том, чтобы кто-то действительно желал меня. Чтобы заботился обо мне не потому, что мог бы использовать меня, а потому, что я сама была ему дорога.

– Ты права, София, – он почти выплёвывает моё имя. – Вот почему ты собираешься мне всё объяснить. – Его холодные глаза скользят по моему лицу, оценивая меня. – Это ведь не твоё настоящее имя, не так ли? Это не оно.

Моя челюсть сжимается, и я молчу, глядя на него снизу вверх. Я стискиваю зубы, борясь с желанием сказать ему правду, как будто это могло бы стереть холодную ярость с его лица.

Этот мужчина, который, как я теперь понимаю, больше, чем когда-либо, скрывал свои чувства, был влюблён в меня. Возможно, я тоже влюбилась в него впервые в жизни.

Его глаза сузились ещё больше, а свободная рука потянулась к моему горлу. Он слегка коснулся большим пальцем раны, которую сам же и нанёс.

– Кто ты на самом деле? – Спросил он.

Я снова начала извиваться, пытаясь вырваться из его хватки. Мы покатились по полу, натыкаясь на ножки стула. Он с грохотом опрокинулся, когда мы вцепились друг в друга. Я увидела, что контейнер с едой на вынос, опрокинулся, рис и крошечные розовые креветки рассыпались по полу. Темно-красный соус растёкся по дереву в нескольких дюймах от нас, как липкая кровь.

Дрожь пробежала по моему телу, когда я попыталась вырваться из его хватки. Я извивалась, пока не поднялась вверх, и вонзила зубы в его руку. Он отшатнулся с испуганным криком, и мне удалось освободиться. Я взмахнула рукой и нанесла сильный удар в челюсть, от которого его голова откинулась назад.

Все эти уроки бокса не прошли даром. Я не новичок в драках, но никогда ещё ставки не были так высоки, а риск проигрыша не представлялся настолько реальным. До этого я попадала в такие ситуации лишь дважды. В первый раз выстрел с близкого расстояния не достиг цели сразу, а во второй раз яд подействовал не сразу. Оба раза противник, с которым я сталкивалась, был ранен, замедлен и находился на грани жизни и смерти, пытаясь утянуть меня за собой в мир иной.

Константин же не таков. На короткий миг, когда я слышу, как щёлкают его зубы, и вижу, как сочится кровь из места, где он прикусил язык, мне кажется, что у меня есть преимущество. Я отползаю назад в поисках другого ножа или иного оружия, но Константин быстро приходит в себя и бросается вперёд с быстротой, которая кажется невероятной, учитывая его габариты.

Он вновь прижимает меня к полу, его колено оказывается между моих бёдер.

– Кто ты? – Снова спрашивает он, на этот раз успевая захватить оба моих запястья и с силой сжать их над моей головой своей огромной рукой.

Кто я? Моё сердце бешено колотится в груди. Кажется, именно это он хочет знать больше всего. Не о том, кто послал меня, не о том, на кого я работаю, не о том, кто желает его смерти, будь то Дженовезе, Слаковы или кто-то другой. Он желает узнать, кто я такая, кто я на самом деле, кем была та женщина, в которую, как ему казалось, он был влюблён всё это время.

Даже в этот момент это то, что он желает знать больше всего. Это словно удар кинжала в сердце, словно медленная смерть.

Я отчаянно пытаюсь вырваться из его хватки, чувствуя себя дикой и бессильной снова обрести свободу.

– Отпусти меня! – Умоляю я, глядя на него безумным взглядом. – Я успокоюсь, если ты меня отпустишь, и назову своего босса. – Но это ложь. Я знаю, что как только окажусь на свободе, то сразу же достану оружие, и ничто не заставит меня назвать Кейна, несмотря ни на что. Константин осознает это так же хорошо, как и я, и холодно улыбается, наблюдая за моей слабой попыткой привлечь его внимание.

– Ни за что, – отвечает он, и его глаза сверкают ледяным холодом. – Ни за что, пока ты не назовёшь мне своё настоящее имя и не расскажешь, кто тебя послал. И даже тогда... – Выражение его лица становится расчётливым. – Даже тогда мы докопаемся до сути того, что здесь происходит.

Я замечаю ещё один нож, лежащий на полу рядом с тем местом, где должен был сидеть Константин. Он всего в нескольких дюймах от меня, и если бы мне удалось хоть на мгновение освободиться, я бы могла дотянуться до него. Я перекатываюсь на бок, извиваясь, просовываю ногу между его ног и резко поднимаю колено, пытаясь снова ударить его в пах. Однако он предвидит это движение и переносит свой вес, чтобы заблокировать меня.

– Дважды это не сработает, – рычит он.

Воспользовавшись тем, что он на мгновение отвлёкся, я сильно выгибаю спину, используя вес своего тела и сцепленные руки, чтобы ударить его головой. От удара у меня перед глазами разбегаются звёзды, но удар приходится ему в подбородок с такой силой, что он на долю секунды ослабляет хватку.

Я высвобождаю одну руку и впиваюсь ногтями в его лицо, оставляя красные следы на его щеке. Он ругается на русском языке и снова хватает меня за запястье, но я уже откатываюсь в сторону и делаю выпад, пытаясь нащупать нож на полу.

Мои пальцы смыкаются на рукоятке как раз в тот момент, когда Константин врезается в меня сзади. Мы ударяемся в перевёрнутый стул, и он катится по полу. Нож уже у меня в руке, но его вес прижимает меня к земле, а одна из его рук сжимает моё запястье так сильно, что я чувствую, как мои кости скрежещут друг о друга.

– Брось его, – рычит он мне в ухо.

– Ты убьёшь меня, если я это сделаю, – выдыхаю я, пытаясь повернуть нож, несмотря на сильное давление на запястье. Боль пронзает мою руку, когда Константин применяет ещё больше силы, его хватка подобна железной.

– Кто ты? – Снова спрашивает он, обдавая горячим дыханием моё ухо. – Скажи мне!

Мне удаётся перекатиться на бок, нож оказывается зажатым между нами, и мы оба пытаемся удержать контроль. Он прижимает меня всем своим весом, и наши глаза встречаются. На долю секунды я вижу боль и предательство, скрытые под холодной яростью. Сердце Константина, которое всегда было скрыто за маской холодности и жестокости, начинает пробиваться наружу.

– Это не имеет значения, – шепчу я, пытаясь вырваться из-под него. – Ты не поймёшь. И ты будешь мучить меня. Убей меня. Всё кончено. Осталось только...

– Не испытывай меня, – рычит он, используя свой вес, чтобы сильнее прижать меня к полу. – Ты не знаешь меня, София. Очевидно, что ты никогда не знала. Так что постарайся быть чертовски честной, волчица.

Это прозвище, произнесённое его сердитым голосом с сильным акцентом, ощущается как ещё один удар по моему и без того кровоточащему сердцу.

На мгновение я задумалась о том, что было бы, если бы я была честна с ним. Если бы я рассказала ему всё, если бы обратилась к той его части, которая заботилась обо мне, возможно, это всё ещё было бы в нём. Однако, когда я вспоминаю Элию и выражение его лица во время нашего допроса, я понимаю, что не могу рассчитывать на это. Кровь стекала по её руке, соль попадала в рану. Он не знал её и не заботился о ней, но всё же...

Единственный человек в этом мире, которому я могу полностью доверять, это я сама. И прямо сейчас я – всё, что у меня есть.

Я отталкиваюсь локтем назад, ударяя его по рёбрам. Он кряхтит, но не ослабляет хватку. Вместо этого он перемещается, прижимая мою ногу к земле, а другой рукой хватает меня за волосы, больно запрокидывая мою голову назад. Я испускаю крик, полный боли и разочарования, всё ещё пытаясь удержать контроль над ножом между нами.

– Ты лгала мне с самого начала, – его голос звучит опасно низко. – Всё было обманом. Избранная невеста. Покорная жена. Все эти усилия, все эти попытки обольщения. Ты притворялась, что хочешь быть со мной. – Его хватка на моём запястье усиливается, заставляя меня вздрогнуть. – Хоть что-то из этого было правдой?

Я яростно извиваюсь, вкладывая в борьбу все свои силы. Их не так много, но страх – это мощный стимул. Когда человек стоит перед лицом смерти, он может совершить то, чего никогда бы не подумал. Мне удаётся вывести его из равновесия настолько, что мы оба перекатываемся, и на мгновение я оказываюсь сверху, прежде чем он снова переворачивает нас, прижимая меня к земле. На мгновение, когда я оказываюсь на нём, я вижу вспышку желания в его глазах и чувствую его твёрдость подо мной. Это тоже возбуждает его, и его тело борется между яростью и желанием.

Однако я больше не могу полагаться на это в своих интересах. Возможно, он и испытывает ко мне влечение, но это не остановит его. Он слишком умён и хорошо владеет собой, чтобы позволить этому помешать.

Прежде чем он успевает снова схватить меня за обе руки, я наношу удар свободной рукой, сжимая пальцы в кулак и ударяя его в висок. Он вздрагивает, но не ослабляет хватку, ударяя меня локтем с такой силой, что моя рука на мгновение немеет, хотя мне и удаётся не выпустить нож.

– Перестань сопротивляться мне, – приказывает он напряженным голосом. Но я думаю, что это не только от усилий. Что-то ещё, что-то более глубокое, делает это трудным для него. – Тебе не победить в этой борьбе.

Во мне вспыхивает столь необходимый гнев.

– Посмотрим, – бросаю я в ответ, выставляя колено между нами и создавая пространство, достаточное для того, чтобы вывернуть руку. Нож разрезает воздух, прорезая ткань его рубашки и задевая бок. Он шипит от боли, на мгновение ослабляя хватку. Я пользуюсь этим, яростно извиваюсь и вырываюсь.

Отползая в сторону, я сжимаю в руке нож, моё дыхание становится прерывистым. Константин поднимается на ноги, прижимая руку к кровоточащему боку, не сводя с меня глаз. Порез неглубокий, но красная полоска уже просочилась сквозь ткань его рубашки.

– Мне надоело играть в игры, – рычит он убийственно спокойным голосом. – Пять покушений на мою жизнь, София. Посмотрим, сможешь ли ты это сделать. – Его глаза прищуриваются, и я задаюсь вопросом, действительно ли он позволит мне. Сомневаюсь в этом.

Он испытывает меня. Но он не знает, насколько я хорошо подготовлена, и как сильно я стремлюсь к тому, что Кейн обещал мне все эти годы.

Я поднимаюсь на ноги, держа нож наготове. Чувствую, как дрожит всё внутри меня, но моя рука крепко сжимает нож, словно все те навыки, которым я научилась, управляют этим действием. Не я. Не та часть меня, которая содрогается при мысли об убийстве этого человека.

Я держу лезвие направленным на него, отступая назад, пока не упираюсь в край столешницы за собой. Я могла бы рассказать ему всё прямо сейчас. Могла бы сказать ему правду, а затем положить этому конец. Но я не могу произнести это вслух. Признаться, что с самого начала у меня был план покончить с ним.

Что всё это было ложью.

Не всё, шепчет тихий голосок в моей голове. Не всё.

– Сделай это, – бросает вызов Константин. – Закончи то, что начала.

Он делает ещё один шаг вперёд, и я крепче сжимаю нож. Я чувствую его странную тяжесть в руке, он кажется тяжелее, чем должен быть, как будто само лезвие сопротивляется тому, что я собираюсь сделать. Его лицо становится жёстким и бесстрашным, когда он медленно, но уверенно сокращает расстояние между нами. Я сильнее прижимаюсь спиной к краю стойки, как будто каждая клеточка моего существа сопротивляется этому последнему моменту между нами.

Он смотрит на меня с таким видом, словно знает что-то, чего не знаю я. Как будто ему известна какая-то скрытая часть меня, о которой я даже не подозреваю. Когда он приближается ко мне так близко, что кончик ножа упирается ему в грудь, я слышу его бормотание:

– Ты, должно быть, планировала это с самого начала, – говорит он, и в его голосе звучит всё то же понимание, словно он посвящён в тайну, к которой я не имею отношения. – Так почему же ты колеблешься, волчица?

Я встречаюсь взглядом с Константином. Когда-то его глаза смотрели на меня с нежностью, но теперь они потемнели от гнева, предательства и других чувств, которым я не могу найти названия. Моя рука сильно дрожит, и острие ножа оставляет маленькую дырочку в его рубашке прямо над сердцем. Всего лишь один быстрый удар… и всё будет кончено.

Но я не могу пошевелить рукой.

В этот момент Константин стремительно бросается вперёд, его рука с невероятной силой обхватывает моё запястье. Он резко поворачивает мою руку, и боль пронзает её. Нож со звоном падает на пол. Прежде чем я успеваю среагировать, он подсекает мои ноги, и мы оба падаем на пол. Удар от падения перехватывает моё дыхание.

Его вес придавил меня к полу, одна рука сжала оба моих запястья над головой, а другая выхватила нож. Я пыталась вырваться, охваченная инстинктом самосохранения, но он был слишком силен и тяжёл. Каждая клеточка моего тела наполнилась страхом, и я поняла, что это конец. Я осознала, что в этот момент Константин может убить меня... или сделать что-то ещё более ужасное.

– Кто ты? – Снова спросил он, прижимая лезвие к моему горлу.

Я замерла, ощущая, как холодный металл касается моей кожи. Его глаза впились в мои, ища что-то, возможно, правду или хотя бы проблеск той женщины, которую, как он думал, он знал. И есть одна истина, которую я не могу сдержать. Она словно рвётся наружу, и я не в силах подавить этот шёпот, как будто не вынесу, если умру, так и не открыв ему её.

Я бы всё отдала, чтобы услышать, как он произносит это хотя бы раз, даже если это произойдёт за мгновение до того, как он убьёт меня.

– Валентина, – шепчу я, и моё настоящее имя вырывается из меня, словно признание поражения, а голос дрожит.

Глаза Константина расширяются, и на мгновение давление ножа на моё горло ослабевает. Этого мгновения достаточно. Я резко поднимаю колено, ударяя его в живот. Он кряхтит, теряя равновесие, и я, используя инерцию, переворачиваю нас, вновь борясь за контроль над ножом.

Мы врезаемся в спинку дивана, нож оказывается между нами, и обе наши руки сжимают рукоятку. Его сила ошеломляет, его пальцы сжимают мои, когда он вырывает лезвие. Прежде чем я успеваю прийти в себя, он снова оказывается надо мной, колени прижимают мои бёдра, запястья вновь прижаты, а его рука с ножом прижимается к моему горлу.

– Валентина, – повторяет он, словно пробуя это имя на вкус. По моей спине пробегает дрожь, когда я слышу, как он произносит моё имя. В уголках глаз появляется жжение, но это не слёзы. В этот момент, из всех возможных, я не собираюсь плакать. Но, боже, как же приятно слышать моё имя в его устах, даже если его голос холоден как лёд. Меня охватывает жар, я жажду, чтобы он произнёс его по-другому. Я представляю, как он произносит его с жаром, его руки скользят по моей коже, и я издаю стон, когда он проникает в меня.

Его глаза впиваются в мои, словно ища что-то, и я вижу в них борьбу. Холодный, безжалостный, жестокий наследник Братвы колеблется, словно пробуя моё имя на вкус. Лезвие дрожит на моей коже. Я вызывающе смотрю на него, зная, что несмотря на то, что моё тело ноет от дюжины синяков, я не выиграю этот бой. Я ожидаю смертельного удара.

Но этого не происходит.

– Почему? – Спрашивает он хриплым от волнения голосом. – Что-нибудь из этого было настоящим?

Я не могу объяснить ему, почему. Даже сейчас я не в силах рассказать ему всю правду. Скрытность глубоко укоренилась во мне, она стала частью моей сущности, как и умение обращаться с ножом и пистолетом, как мои боевые навыки, как инстинкт выживания. Однако я могу поделиться с ним одной важной информацией.

– Да, – шепчу я. – Кое-что из этого было правдой.

Я вижу, как в глубине его глаз разгорается борьба, ярость противостоит чему-то более глубокому, чему-то, что он не желает признавать. Его рука сжимает нож, а затем разжимает его. Лезвие касается моей кожи, но тут же отступает.

– Я не могу, – шепчет он почти про себя.

Осознание этого поражает меня, словно удар молнии. Он не может убить меня, как и я не смогла причинить ему вред. Нож с глухим стуком падает на пол рядом с нами, когда он выпускает его из рук, всё ещё удерживая мои запястья над головой.

– Я должен перерезать тебе горло, – рычит он, его лицо всего в нескольких дюймах от моего, горячее дыхание обжигает мою щёку. – Я должен заставить тебя страдать за то, что ты сделала со мной. За твою ложь, за твоё предательство. Я должен заставить тебя рассказать мне всё, слово за словом, как ты это сделала с Элией. Тебе никогда не приходило в голову, что тебя может постигнуть та же участь, Валентина?

Снова моё имя на его губах. Меня пронзает боль, горячая и обжигающая, и, сама того не желая, я выгибаюсь под его весом, мои ноги прижимаются к его ногам, и я смотрю на него снизу вверх.

– Приходило, – шепчу я. – Каждое мгновение.

– Так почему же ты этого не сделала? – Его голубые глаза пристально и пронзительно смотрят на меня, и я вспоминаю, как впервые увидела его лицо, смотрящее на меня с фотографии в досье, и как эти глаза были первым, что покорило меня.

Тогда я поняла, что это была ошибка.

– Я не знаю, – шепчу я, и выражение его лица мрачнеет.

– Думаю, знаешь. – Он прижимается ко мне всем телом, и я чувствую, какой он твёрдый. Твёрдый, как железо, он зажат между моими бёдрами, нас разделяют лишь несколько тонких слоёв ткани. – Скажи мне, Валентина.

– Перестань произносить моё имя, – шепчу я, и в моём голосе звучат нотки отчаяния.

– Валентина. – Он выдыхает его хрипло, его голос скрежещет, как наждачная бумага по шёлку, когда он сжимает мои запястья одной рукой так сильно, что становится больно, а другую кладёт мне на бедро. Он начинает задирать моё платье, дюйм за дюймом, и я сдерживаю стон.

– Почему ты этого не сделала?

Я пытаюсь отвернуться, но он протягивает руку, хватает меня за подбородок и поворачивает моё лицо к себе, так что я вынуждена смотреть на него снизу вверх.

– Не отворачивайся от меня, волчица. Признай, что ты натворила. Почему, Валентина?

– Прекрати, – шепчу я, но мои бёдра непроизвольно изгибаются, когда он наклоняется и задирает мою юбку на бёдрах. Мы оба понимаем, что я не имею в виду «перестань прикасаться ко мне». Я хочу, чтобы он перестал произносить моё имя, не напоминал о том, что могло бы быть, и не заставлял меня чувствовать это сейчас, после всего, что произошло.

Его пальцы нежно скользят между моих бёдер, проникая под кружевные стринги, которые на мне. Я слышу сдавленный стон, вырывающийся из его горла, когда его пальцы нежно исследуют мои складки.

– Ты вся мокрая, волчица, – рычит он. – Борьба со мной заводит тебя?

Всё в тебе заводит меня. Я прикусываю язык, чтобы не позволить ему услышать эти слова. Он мрачно усмехается, его пальцы продолжают ласкать мою влажную кожу, и стон вырывается из-под моих стиснутых зубов.

– Ты хочешь меня, – бормочет он с удовлетворением в голосе. – Ты такая влажная для меня, Валентина. Ты вся истекаешь желанием. Ты бы кончила для меня, что бы я ни сделал.

Его большой палец касается моего набухшего клитора, и я задыхаюсь от нахлынувших ощущений. Его взгляд темнеет, и он вынимает пальцы из меня, сжимая ткань моих трусиков. Я издаю протестующий стон, несмотря ни на что, моё тело сжимается от боли, когда я чувствую, как он покидает меня.

Ухмылка искажает губы Константина, и он отдёргивает руку назад, к себе. Кружево на моих трусиках рвётся, и он срывает их с меня, комкая в кулаке, прежде чем отбросить в сторону. И затем, когда я смотрю на него с пугающей потребностью, он тянется за ножом, лежащим рядом со мной.

В груди всё сжимается от страха, когда я вижу, как он тянется к моей ноге. В его руке нож, и он переворачивает его, обхватив пальцами самый край рукояти там, где она соприкасается с лезвием. Он осторожно просовывает деревянную ручку между моими бёдрами, раздвигая их коленом.

– Раздвинь для меня свои ножки, волчица, – бормочет он низким и хрипловатым голосом. – Или ты можешь порезаться о лезвие, когда кончишь.

– Я... – мой рот приоткрывается, когда я осознаю, что он делает, и в тот момент, когда прохладное дерево касается горячей, скользкой плоти моих внутренних складок, он осторожно вводит в меня рукоятку ножа, и моё тело мгновенно сжимается вокруг неё, отчаянно желая быть заполненной, ожидая трения.

Он смеётся низким горловым смехом, мрачным и угрожающим.

– Ты хочешь, чтобы я остановился, Валентина?

– Не называй меня так, – шепчу я сдавленным голосом. – Не надо... – Он толкается сильнее, его большой палец находит мой ноющий клитор, пока он трахает меня рукояткой ножа, и стон срывается с моих приоткрытых губ.

– Как же мне тогда называть тебя? – Бормочет он. – Лгунья? Предательница? Жена?